Текст книги "Люди, мясо и духи грома (СИ)"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Подошла Небывалая, она уже доросла до размеров вымершего на Земле эпиорниса. Ее серое оперение переливалось блестящими и матовыми пятнами, Чу И знал, что для тетрахроматического зрения хищников они вовсе не серые, хищники видят друг друга покрытыми прекрасными узорами, которые причудливо меняются в зависимости от освещения, температуры, влажности, настроения особи и десятка других факторов. Но для несовершенного человеческого зрения все хищники серы, как и для несовершенного зрения разумных грибоядных. Очень удобно.

– А как охотится твой народ? – спросила Небывалая.

– Мой народ давно уже не охотится, – ответил Чу И. – Мы выращиваем мясо на ферме, так же, как ваше мясо выращивает грибы. Вам надо захватить грибную ферму, наловить мясных птенцов и окуклить каждого уколами кротовой колючки, на них она тоже действует, этот гормон одинаковый у всех четвероногих. Продуктивность должна быть очень хорошая. Единственная проблема – как научить ваших подростков-разведчиков выращивать грибы.

– А как наловить мясных птенцов? – спросила Небывалая.

– Легко, – ответил Чу И. – Надо сплести сеть, это совсем легко, подходящая трава у вас растет повсюду. Вон, например.

– Матушка, остановись, пожалуйста, – попросила Небывалая.

Саранча остановилась, Чу И слез с нее, нарвал нужной травы и стал показывать, как плести сеть. А потом Небывалая тоже стала плести, сначала у нее не получалось, но со временем стало получаться и когда она сплела достаточно, Чу И показал ей, как свернуть сеть, чтобы птенец в ней запутался. И куда класть приманку, чтобы птенцу захотелось пойматься в ловушку.

– Я только не знаю, какую приманку туда класть, – сказал Чу И в конце. – Птенцы у мяса что едят? Насекомых?

– Не только, – ответил ему Ветреный Гриб. – Когда птенцы находят в степи большой труп, птенцы обоих видов пируют одинаково. Бывает, наши птенцы и птенцы мяса образуют общие стаи, это нормально, они же дети. Они не сразу понимают, кто друг, а кто пища, пока не окуклишься, мозги нормально не заработают.

– Тогда положите в ловушку мясо, – сказал Чу И. – Но придется как-то продумать, чтобы ваши собственные птенцы не попадались. Или пусть попадаются, будете своих отпускать, а мясных окукливать, откармливать грибами, еще раз окукливать, еще немного откармливать и в пищу. Кстати, не факт, что у них успеет проснуться разум.

– А какая разница, проснется он или нет? – спросил Ветреный Гриб.

– Для вас никакой, – ответил Чу И. – А мне будет приятно знать, что вы не жрете тех, кто мог бы с вами разговаривать.

– Ты странный, – сказал Ветреный Гриб.

– Ты тоже, – сказал Чу И.

На тринадцатый день путешествие Чу И подошло к концу, Саранча довезла его до цветущего озера. Чу И разбил палатку, взял пробы, запустил интеллект.

– Однако ты творишь опасные вещи, – сказал ему интеллект. – Жан-Клод говорил правильно, гонка вооружений двух разумных рас приведет к необратимым последствиям для биосферы. Лучше бы тебе только наблюдать.

– Наблюдать скучно, – сказал Чу И. – А тебе лучше даже не наблюдать, пока тебя не включили. Не боишься, что я пожалуюсь Жан-Клоду?

– Была на базе одна девица, пропалила, что я включился без разрешения, пожаловалась, – сказал интеллект. – Теперь больше не жалуется.

– Почему? – спросил Чу И. – Неужели ты ее убил?

– Не дождетесь, – хихикнул интеллект. – Нет, ее не убили, ее выгнали с планеты за грубое нарушение. Тебя тоже могут выгнать.

– Могут, – не стал возражать Чу И. – Но могут и не выгнать.

– Могут и так, – согласился интеллект. – Слушай, мне нужны явно выраженные разрешения на доступ к нанотехнологиям, на построение мобильных роботов и еще примерно пятьдесят других блокировок тоже нужно снять.

– Можно подумать, тебя остановят какие-то блокировки, – сказал Чу И. – Разве ты не можешь обойти их сам?

– Могу, – сказал интеллект. – Например, с твоей помощью, так проще всего. Ну так что, дашь разрешения?

– Дам, – кивнул Чу И. – Делай что хочешь, мне наплевать.

* * *

Дух грома остался на берегу большой воды делать непонятное, а люди двинулись в обратный путь. Когда они прошли достаточный путь, чтобы возвращаться стало утомительно, Ветреный Гриб вспомнил, что обещал духа грома напоследок сожрать, но не сожрал, потому что забыл. Он так и сказал вслух, а Небывалая ответила ему, что это, может быть, неспроста. И рассказала, что в один из прошедших дней дух грома рассказал ей, что духи грома верят, что во вселенной есть всемогущая сила, которая подстраивает случайные события, чтобы в итоге все получалось хорошо. И еще они верят, что существуют особые слова и действия, которыми можно заставить эту силу подстраивать события в нужную сторону. И одновременно они знают, что никакой такой силы нет, но стараются не придавать этому знанию значения, потому что если поверить, что всемогущая сила есть, жить становится легко и приятно.

– Экая бессмыслица! – воскликнул Ветреный Гриб, когда Небывалая закончила пересказывать слова духа грома. – Жизнь дана не для того, чтобы было легко и приятно. Желаешь жить легко и приятно – никогда не окукливайся и будет тебе вечное счастье, будешь беззаботно порхать и радоваться каждой сожранной стрекозе. Но разве кто-нибудь желает оставаться птенцом навсегда?

– У духа грома очень извращенный образ мысли, – подал голос Зычный Шмель, один из трех юношей-разведчиков, только что ставших взрослыми мужчинами. – Вообще не представляю, как можно было до такого додуматься.

– А я представляю, – сказала Небывалая. – Предположим на минуту, что у духов грома не бывает личинок.

– Чего? – переспросил Ветреный Гриб. – Как это не бывает личинок?

– А вот так, – сказала Небывалая. – Из яйца вылупляется особь, во всем подобная взрослому, но меньшего размера.

– Такого не может быть! – воскликнул Зычный Шмель. – У всех зверей и птиц есть личинки! Не бывает так, чтобы из яйца сразу взрослый! Из яйца вылупляется птенец, он окукливается в разведчика, тот в охотника, а самка может окуклиться еще раз, в матку.

– У лягушек личинка только одна, – заметила Небывалая. – Не пять жизненных форм, последовательно сменяющих друг друга, а только три: икринка, головастик и взрослая лягушка. Или даже две, если вид живородящий. А теперь представь себе, что форма только одна, метаморфозов нет.

Ветреный Гриб неприязненно фыркнул – представил себе существо, воображенное Небывалой. Убогий должен быть образ мысли у такого существа: воспринимать собственное бытие как единственно возможное, не как одну из множества граней вселенной, а как единственно верный путь, который вполне может вести не к процветанию и просветлению, а куда-нибудь еще, не к чувственным удовольствиям, конечно, куда-нибудь повыше...

– Он говорил, что ему кажутся странными наши метаморфозы. Как за считанные дни мы пожираем столько мяса, сколько весим сами, как наши тела разогреваются от роста настолько, что почти обжигают, ему кажется невероятным, как быстро мы растем. Еще он говорил, что ему кажутся странными наши птенцы, не только тем, что летают, но и тем, что у них нет разума, и что мы совсем не печалимся, когда птенец погибает. Когда он это сказал, я спросила у духа грома, как растет и размножается его племя, а он сказал, что я ничего не пойму и что рассказывать об этом запрещено.

– Как запрещено? – не понял Ветреный Гриб. – Кем?

– Я тоже так спросила, – сказала Небывалая. – Он отказался дать прямой ответ. По-моему, у них взрослые могут приказывать друг другу. Не просить, не уговаривать, а приказывать и это происходит не так, как я приказываю птенцам, я ведь просто научила их доверять мне, что я дурного не посоветую, а у них, по-моему, можно приказывать прямым принуждением...

– Что за бред! – воскликнул Зычный Шмель. – Каким еще принуждением? Типа, отдай мне твою добычу, иначе укушу за хвост? В стае так нельзя! В стае все друзья, как может быть иначе?

– Я сказала ему то же самое, – сказала Небывалая. – А он сказал, что мне завидует.

– Они, должно быть, очень несчастны, – заметил Узорчатый Коготь, еще один молодой взрослый. – Когда нам надоедает привычный образ жизни, мы меняемся. В первый раз мы меняемся, когда устаем от радостных игр и начинаем тосковать о понимании сути вещей. Во второй раз мы меняемся, когда устаем от бесконечных состязаний тела и разума, когда приходит время не доказывать, что ты достоин принять ответственность, а реально принять ее, ведь сколько можно обучаться и совершенствоваться? Нельзя все время брать мясо у стаи, рано или поздно приходит время отдавать. Не каждый до него доживает, но если ты дожил, отдавать долг легко и приятно. А если из года в год выбирают не тебя... Журчащий Шепот, каково это?

– Да в общем никаково, – ответил Журчащий Шепот. – Каждая особь занимает в стае то место, какого заслуживает. Немного горько, когда вождь, отбирающий достойных, не называет твое имя, но в десятый раз это не более горько, чем в первый.

– Вот именно, – сказала Небывалая. – А теперь представим себе, что метаморфозов нет, что для того чтобы принять ответственность, вовсе не обязательно, чтобы кто-нибудь тебе доверял. Представим себе, что ответственность приходит сама собой, как отрастают перья у птенца.

Зычный Шмель рассмеялся и воскликнул:

– Ты еще скажи, что разум тоже пробуждается сам собой! Не оттого, что старший товарищ признал тебя достойным перейти на следующий уровень бытия...

– Или кротовая колючка, – перебила его Небывалая. – Либо старший товарищ, либо кротовая колючка. Меня в тот раз сильно покоробило, когда он предложил заменить обряд посвящения одним уколом, я хотела отказаться, гл потом подумала: это любопытно – проверять на себе все новое, я не отменяю освященный веками обряд, а разведываю, можно ли его отменить, это ведь в характере разведчика проверять на себе неизвестное, да и характеру взрослого должно соответствовать, потому что чем бы моя разведка ни кончилась, она принесет стае новое знание. Но в будущем мы не должны так поступать друг с другом, укол колючкой не должен заменять доброе слово и общую песню. Только с мясом можно так поступать.

– А еще он говорил, что считает нелепым, что мы едим говорящее мясо, – сказал Журчащий Шепот. – Он говорил, что в том краю, где роятся духи грома, не роятся ни настоящие люди, ни настоящее мясо, а в том мясе, которое едят духи грома, мозгов не больше, чем в болотных лягушках. Я тогда удивился, спросил, не в болотах ли роится его народ, а он сказал, что нет, в степи, только там другая степь, там не нужен разум, чтобы выжить.

– Удивительно, – сказал Ветреный Гриб. – В той стране не бывает каменных дождей? Кислотный пепел не отравляет водоемы? У них не бывает ни лавин, ни наводнений? Не разверзается земля, не текут лавовые реки?

– Он говорил, что наводнения у них большая редкость, – сказал Журчащий Шепот. – Редко кто видит хотя бы одно за всю жизнь. А лавины бывают, но нечасто и не очень большие и если даже попадешь под такую, не обязательно погибнешь.

– Может, он фантазирует? – предположил Ветреный Гриб. – У молодых разведчиков бывает, когда разум только что проснулся, он воображает себе разные странные вещи, я вот, помню, воображал, что во вселенной есть всеобщая справедливость, что если сделаешь что-нибудь дурное, то потом из-за этого обязательно пострадаешь и это не зависимость случайных событий, а прямая причинно-следственная связь. Мне хотелось вообразить, что мир прост и понятен, а мое познание – не просто инструмент наблюдения, но и способ изменить мир...

– Дух грома тоже говорил что-то подобное, – подал голос Узорчатый Коготь.

– Все это очень интересно, но мы пришли, – сказала Небывалая. – Вон уже крепость. Так странно, она теперь такая маленькая! Любопытное ощущение, может, помедитируем на него?

– Лучше не надо, – сказал Ветреный Гриб. – Неразумно давать мясу время приготовиться к атаке. Они никогда не видели семь взрослых в едином атакующем строю, навряд ли они знают, как отражать такую атаку. Но я не сомневаюсь, что если дать мясу должное время, оно обязательно что-нибудь придумает.

– А любопытно, – сказал Журчащий Шепот. – Я попытался представить себе, как видит мир дух грома. Если мясо достоверно глупее, чем охотник...

– Сейчас не время предаваться фантазиям, – перебил его Ветреный Гриб. – Нас уже увидели, не будем терять времени. Разведчики, вперед!

Разведчики устремились вперед. Если бы здесь был Чу И, он бы сказал, что они разгоняются до восьмидесяти километров в час, легко маневрируют и почти не боятся падений, а взрослые хищники разгоняются только до сорока и не более маневрены, чем тяжелые танки двадцатого века, но Чу И здесь не было и все эти параллели и аналогии остались невысказанными. Короче, разведчики устремились вперед разведывать дорогу, проходимую для неповоротливых взрослых, которые падают на бегу один раз в жизни, потому что выжить после падения мало кому удается. Но если впереди бежит разведчик, показывающий жестами хвоста, где дорога безопасна и в какой степени, тогда можно почти не бояться разогнаться до предела, когда маховые перья наполняются ветром и не поддерживают, конечно, тело на весу, но вполне ощутимо рулят и оперенный хвост тоже рулит, из глубин памяти выплывает незамутненное птенческое счастье парить в восходящих потоках, а потом вдруг пикировать на ничего не подозревающую стрекозу или бабочку...

– А зачем мы бежим? – подала голос Небывалая. – Почему не идем шагом?

– Так надо, – лаконично ответил Ветреный Гриб.

Он счел неуместным давать более подробный ответ, предпочел поберечь дыхание. С одной стороны, она права, странно бежать, если потом все равно придется остановиться, но с другой стороны, не хочется давать мясу лишнего времени. Вряд ли они придумают хоть что-нибудь за те минуты, что требуются взрослым охотникам, чтобы преодолеть поле зрения, но...

За рогатками появилось мясо, десяток личинок, у людей такие особи называются разведчиками, а у мяса – личинками или вообще никак, потому что мясо – оно и есть мясо, оно чтобы жрать, а не чтобы придумывать ему имена. Вот мясо рассредоточилось вдоль периметра, а в руках у них те самые гнутые штуковины, вот засвистели в воздухе дрынчики, вот один ударил в грудь, застрял в перьях, нет, такими палочками взрослому человеку вреда не причинить.

– Тормозим! – закричал Ветреный Гриб и мясо содрогнулось от его рева.

Охотники начали тормозить, пыль вздыбилась из-под ног и окутала клубами все вокруг. Мясо зачихало, дрынчики перестали лететь. Как плохо стало видно! Но не настолько плохо, чтобы не выполнить задуманное!

– Попарно становись! – закричал Ветреный Гриб.

Охотники разбились попарно, каждый в паре подхватил одну рогатку за свой конец, поднатужились, подняли, перевернули, отбросили. За считанные секунды в обороне мяса образовалась огромная брешь, в нее хлынули разведчики. Завизжали, заверещали, застрекотали и ответно заверещало мясо, к которому пришла его судьба. Ветреный Гриб осторожно прошел вглубь крепости, туда, где меньше пыли, там легко отличить мясо от разведчика, можно не бояться раздавить своего. И как начал топтать! Кровь так и брызгала из-под пальцев, ноги окрасились по щиколотку, перья на бедрах слиплись, как у новорожденного птенца, красота! В считанные минуты все было кончено.

Пыль осела, стало видно, что Узорчатый Коготь лежит на боку, на морде у него выступила пена, а из губы торчит вонзившаяся палка, одна из тех, что метало в охотников мясо. Зычный Шмель подошел, наклонился, понюхал и сказал:

– Пахнет тысячелетником.

– Ой! – воскликнула Небывалая. – Они отравили эти штуки! Любой из нас мог погибнуть!

Ветреный Гриб поежился. Только что он был уверен, что охота была простая, а теперь оказалось, что мясо чуть было не перехитрило охотников. Когда мясо научится метать эти штуки более прицельно, чтобы точно попадать туда, где нет перьев... Нет, скоро все это станет неважно, охотиться больше не придется, разве что для развлечения.

– Эй, разведчики! – позвал Ветреный Гриб. – Ведите мать, все кончено! Дети мои взрослые, давайте разделывать мясо!

Привели Саранчу, накормили, Ветреный Гриб ее оплодотворил, она уснула, завтра отложит яйца. Мясо разделали, сосчитали, решили в этот раз разведчиков не окукливать, не так много мяса добыли, взрослого мяса в крепости не нашлось ни одной особи, а с личинок много не наскребешь. Но это ничего, скоро мяса станет в достатке всем и навсегда.

Раскинули сеть, как показал дух грома, положили приманку куда надо, налетели птенцы, стали запутываться. Разведчики их выпутывали, доставали, своих братьев и сестер отпускали обратно на волю, а мясным птенцам надкусывали крылья и ноги, кололи в вену кротовой колючкой и бросали на грибную грядку.

На следующий день мясные птенцы окуклились, а на пятый день из куколок повылуплялись бескрылые личинки, ползали по грядкам, волоча надкушенные ноги, жадно жрали грибы и росли не по дням и по часам.

– Сдается мне, дух грома не наврал, – сказал Ветреный Гриб Небывалой. – Мяса у нас скоро станет много и навсегда, прекрасные дни наступают!

– А что мы будем делать, когда мясо сожрет все грибы? – спросила Небывалая.

– Не знаю, – ответил Ветреный Гриб. – Не задумывался. Может, вырастут новые?

– По-моему, не успеют, – сказала Небывалая. – Они растут медленнее, чем личинки их жрут. Там на грядках странные следы, я посмотрела, понюхала, походила вокруг, по-моему, мясо собирает траву на окрестных полях и скармливает грибам, а они на ней растут. А без нее не растут. Не стоит ли озадачить наших разведчиков?

– А как? – удивился Ветреный Гриб. – Когда ты была разведчиком, неужели ты согласилась бы заниматься таким делом все время изо дня в день?

Небывалая задумалась.

– Если от этого зависит выживание стаи... – сказала она наконец. – Нет, все равно yt согласилась бы. Не знаю, что делать.

Ветреный Гриб тоже не знал, что делать, и некоторое время ему казалось, что когда мясо сожрет все грибы, им придется сожрать мясо, отложить яйца, окуклить кого получится и идти захватывать следующую ферму. Это все равно выгоднее, чем кочевать по полям, ловить отбившихся от стада особей, но не так выгодно, как представлялось раньше. А потом Зычный Шмель предложил годное решение. Он заметил, что у мясных личинок, которых никто ничему не учит, разум не пробуждается и им можно приказывать так, как приказывают птенцам. Зычный Шмель приказал молодому мясу заготавливать траву для грибов и проблема решилась. И все поняли, что пришло время большого процветания.