Текст книги "Как Ингвар Херлофссон повстречал колдуна, похожего на Одина (СИ)"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Проскурин Вадим Геннадьевич
Как Ингвар Херлофссон повстречал колдуна, похожего на Одина

1

Колдуны поселились у подножия Ушбы-горы, в конце дороги, ведущей на летние пастбища, где Од Торфиннсдоттир нагуляла ребенка от Бальдура Одинссона, когда была сопливой девчонкой. Та дорога, как известно, у пастбищ не кончается, а ведет дальше к подножию Ушбы-горы, старики говорят, там есть волшебная дверь, которая в новолуние открывается, тогда из горы выходят тролли, они как раз и протоптали эту дорогу. Выйдя из горы, тролли танцуют, вопят дурными голосами и творят неведомые обряды, и никто не ходит в те места в новолуние, чтобы не попасть троллям под горячую руку. Впрочем, и в обычное время туда никто не ходит, потому что делать там нечего.

Колдун пришел в деревню на десятый день после весеннего равноденствия. На вид колдун был во всем подобен человеку, но имел четыре отличительных свойства: коротко стриг волосы, как трэль, необычно выговаривал слова, на запястье левой руки носил браслет с колдовскими рунами, постоянно меняющими очертания, а самое важное отличие было такое – штаны колдуна были сшиты из парусины, крашеной в цвет неба, точно такие штаны носила альвийка Линда, с которой сошелся Рорик Рагнарссон, когда ходил за врата холмов. Однажды Сигун Ормсдоттир перебрала пива и призналась подруге, что когда Рорик ложится с ней пьяный, он иной раз называет ее Линдой, а она обижается и иной раз начинает драться, а иной раз нет. Рорик говорил, что за вратами холмов такие штаны носят все, и мужики, и бабы, так что парусиновые штаны цвета неба – верный признак чего-то потустороннего.

Первым человеком, который встретил колдуна, был Олаф Гуннарссон. В прошлом его старший брат Торвальд водил дружину и воевал с Рагнаром Рорикссоном, отцом Рорика Рагнарссона, и однажды Рагнар победил Торвальда в поединке, и с тех пор Торвальд дружину не водил, а ходил в дружине Рагнара правой рукой, а Олаф, соответственно, ходил левой рукой. Когда Рагнара подстрелили полуденные гоблины с волосами как смола, воины собрались на тинг и многие кричали, чтобы теперь дружину водил Торвальд, и если бы Торвальд согласился, то так бы оно и вышло, но Торвальд не согласился, и дружину стал водить молодой Рорик Рагнарссон, Торвальд по-прежнему ходит его правой рукой, а Олаф – левой. Надо сказать, что у Олафа в тот год стали болеть ноги и с тех пор он каждый раз, когда выпьет, говорит, дескать, когда же меня заберут валькирии, надоело уже в Мидгарде. На охоту он ходить перестал, а когда ходит на рыбалку, то когда уходит за поворот дороги, вырезает себе посох и дальше идет с посохом, а когда возвращается, посох выбрасывает, потому что не хочет, чтобы в деревне видели, что у него болят ноги. А у Торвальда Гуннарссона ноги не болят, он сохранил здоровье и силу в полной мере.

В тот день, с которого начинается эта сага, Олаф шел не на рыбалку, а в предгорный лес, искать пчелиные гнезда. Он как раз подошел к повороту дороги и уже начал высматривать подходящее деревце для посоха, как вдруг глядь – колдун.

– Мир тебе, колдун! – поприветствовал Олаф колдуна.

Колдун от этого приветствия испугался, но дернулся только один раз, и Олаф сделал вывод, что колдун ему попался не из трусливых.

– И тебе мир, почтенный воин! – отозвался колдун. – Подскажи, будь любезен, далеко ли ближайшая деревня?

Вместо ответа Олаф поманил колдуна пальцем. Тот подошел, а пока подходил, положил руку на бедро, где из кожаного кошеля торчала колдовская штуковина, похожая на ту, которой альвийка Линда истребила гоблинский отряд за вратами холмов, но у альвийки та штуковина была покрупнее, а у колдуна совсем маленькая. Олаф подумал было, не стоит ли возмутиться, что колдуну сказали: "Мир тебе!", а он не доверяет, но решил не возмущаться.

Колдун заглянул за поворот, увидел деревню и сказал:

– О!

Почесал затылок и спросил:

– Скажи, почтенный воин, а не продают ли в той деревне пригожих рабынь?

Олаф расхохотался. Он сначала подумал, что колдун пошутил, это ведь отличная шутка – в деревне продают рабынь, да еще пригожих, ха-ха-ха! А потом понял, что у колдунов все устроено иначе и он тупо не понимает как, и вообще, не подобает воину смеяться на чужими обычаями, вспомнить хотя бы Хамилькара из Картахены, который наставил рога Торфинну Гному, вполне достойный был муж, пирует сейчас со своим картахенским Одином, а рассказывал такие нелепые вещи, вспомнить хотя бы нужники, это ж надо придумать – гадить каждый день в одно место, пока не вырастет куча больше муравейника, ха-ха-ха!

Короче говоря, Олаф понял, что ведет себя невежливо, перестал смеяться и ответил так:

– Нет, почтенный колдун, в деревне не продают рабынь, тем более пригожих. Не знаю, как принято в стране, откуда ты родом, а у нас рабынь продают только в Трондхейме, и не каждый день, а только когда какой-нибудь тан вернется из удачного похода. А в обычные дни не продают.

– А когда тан вернется из похода? – спросил колдун.

– А кто ж знает? – пожал плечами Олаф. – Как вернется, так и вернется. А что, тебе рабыни нужны?

Оказалось, что колдуны нужны не просто рабыни, а наложницы, и лучше всего малолетние, у которых сиськи не выросли, и которые на вид как мальчики. Мальчики, впрочем, тоже годятся.

– А ты для себя покупаешь? – спросил Олаф.

Колдун ответил, что да, но ответ прозвучал неуверенно, и Олаф понял, что колдун не рабовладелец, а купец. Потом Олаф спросил, чем колдун будет расплачиваться, и колдун ответил, что на словах это не объяснишь, надо показывать.

– Так за чем стало дело! – воскликнул Олаф. – Веди и показывай!

Колдун от этих слов смутился и Олаф заподозрил неладное, но колдун махнул рукой, помянул какого-то своего колдунского бога и произнес странные слова, из которых можно было понять, что этот колдун в своей стране и так вне закона, так что нет большой разницы, сколько запретов нарушать. После этого колдун произнес заклинание и призвал волшебную птицу, они с Олафом сели ей в брюхо и полетели к Ушбе-горе. Олаф сначала побоялся лезть птице в брюхо, подумал, что измажется в крови и дерьме, но оказалось, что у птицы в брюхе нет ни крови, ни дерьма, а есть роскошная мягкая скамейка и окна из волшебного камня, прозрачного, как бычий пузырь. Колдун приказал птице, она полетела, Олаф потом говорил, что ничуть не испугался, но было видно, что на самом деле он испугался, просто не признается.

Короче, прилетели они к Ушбе-горе, а там колдуны огородили участок и выстроили большой дом. Олаф, как его увидел, сразу вспомнил дом Бальдура Одинссона, торчащий другим концом в Асгард, и понял, почему этот колдун вне закона – овладел асовским волшебством без спроса, и когда асы узнают, покарают так, что мало не покажется. На минуту Олаф даже заколебался, не стоит ли ему распрощаться с колдуном и пойти прочь, но потом подумал, что так будет малодушно. Если ты покупаешь на ярмарке, например, топор у разбойника, ты же не расспрашиваешь продавца, у кого он этот топор отобрал и какие законы при том нарушил. От века положено, что если кто-то честно купил добытое кражей или разбоем, то на покупателе нет вины, и если купленное украдено хоть у самого Тора Одинссона, это проблемы Тора Одинссона, пусть в другой раз лучше стережет свое добро.

Колдун провел Олафа внутрь дома и стал показывать чудеса. Начал колдун с волшебных картинок, они были красивы, но однообразны и быстро утомили. Колдун предлагал Олафу поуправлять картинками самому, но Олаф отказался. Тогда колдун показал самоцветы, но они были такие огромные, что любому дураку ясно, что они сотворены колдовством и счастья не принесут. Олаф так и сказал, колдун от этого огорчился и сказал, что не знает, чем торговать с Мидгардом. А потом вдруг обрадовался и сказал:

– А давай я тебя угощу добрым вином!

Олаф заподозрил неладное и потребовал, чтобы колдун первым отпил из кубка. Но вино оказалось настоящим, очень крепким и очень сладким, Олафу понравилось, он попросил налить в бурдюк, а колдун дал целую флягу, драгоценную, из заморского стекла, и спросил, сколько таких фляг дадут в Трондхейме за наложницу.

– Да штук десять, наверное, – ответил Олаф.

Надо сказать, что крепкое вино ударило ему в голову, из-за этого он не сразу понял вопрос и ответил неправильно, он имел в виду, что за одну флягу дадут десять наложниц, а вслух сказал, что дадут десять фляг за наложницу. Но колдун все равно обрадовался и сказал, что такая торговля ему по нраву. И когда Олаф понял, что происходит, он сказал, что в Трондхейм за наложницами ехать незачем, он их сам наловит сколько надо по десять фляг за штуку, но ни флягой меньше. На том и договорились, и стали ждать лета, когда придет благоприятное время для похода.

2

В деревне, о которой сложена эта сага, жил молодой рыбак по имени Ингвар Херлофссон, сын Херлофа Селедки. Про его отца говорили, что тот в юности был дружен с нынешним таном, и в тот вечер, когда Рорик Рагнарссон вошел во врата холмов и сошелся там с альвийкой Линдой, в доспех его облачал именно Херлоф. Но когда Рорик вырос, дружба у них с Херлофом разладилась, и теперь Херлоф ходил не с Рориковой дружиной, а на лодке за сельдью. И сын его тоже ходил за сельдью, иногда с отцом, а иногда сам. В день, о котором сложена эта сага, Ингвар пошел за сельдью сам.

Повествуя о том походе, одни рассказчики говорят, что улов Ингвара был богат, а другие говорят, что он поймал только один старый кувшин, из которого вышел волшебный дым, обругал Ингвара человечьим голосом и рассеялся. Но это сага не о том, что Ингвар поймал, а о том, кого он встретил. А встретил он Одина.

Один был одет в волшебный плащ из чего-то неведомого, похожего на русалочью кожу, на ногах у него были парусиновые штаны цвета неба, как у альвов и колдунов, а на голове шляпа с широкими полями, из под которой торчали седые волосы. Поверх глаз Один надел шоры из черных самоцветов в костяной оправе, крашеной в черное, человеку сквозь такие шоры ничего не разглядеть, но Один видит все, он же бог.

Поравнявшись с Одином, Ингвар вежливо кивнул и приостановился на случай, если бог пожелает побеседовать. Будь Ингвар полуденным гоблином с волосами как сажа, он бы поклонился до земли или вообще пал ниц, но норманны таких вещей не делают никому, будь он хоть десять раз бог. Кивнул, обратился почтительно, и достаточно.

– Мир тебе, отец дружин! – почтительно произнес Ингвар.

– Привет, воин, – отозвался Один. – Знакома ли тебе дева по имени Вигдис Рорикссдоттир? Она вроде раньше жила где-то поблизости?

– Конечно, знакома! – воскликнул Ингвар. – Ее отец – Рорик Рагнарссон, тан нашей деревни. Вигдис пропала в прошлом месяце, вышла к фьорду погулять, налетела метель, ее искали и не нашли, тетя Сигун очень горевала. А что?

– Она не умерла, – сказал Один. – Колдуны, что живут под Ушбой-горой, одурманили ее магией, взяли в рабство и сделали наложницей.

Ингвар нахмурился, рука сама собой легла на рукоять топора. Но в следующее мгновение чело Ингвара разгладилось.

– Я понял, ты меня проверяешь, поверю ли я хуле на возлюбленную! – восклинул Ингвар. – Так вот, я не верю! Знай, отец дружин, что пока Вигдис не ушла в метель, я ее любил, и она меня тоже любила, и ничто не стояло между нами, кроме воли ее отца! Так Вигдис Рорикссдоттир не из тех дев, что сдаются в рабство! Скорее корабли начнут плавать под водой, чем Вигдис начнет торговать своей женственностью! Ха! Хотел бы я взглянуть на того, кто решится ее купить! Она сильная как валькирия, и храбрая, она зарежет любого, кто на нее покусится, в то же мгновение, как ей развяжут руки! Хотя погоди... Ее так и не развязали?

– Нет, телесно она свободна, – сказал Один. – Но ее разум опутан черной магией. Каждый день ей подносят колдовское зелье, подобное вину, но сильнее. И еще ей дают играть в колдовские игры, которые туманят разум и насылают порчу на бессмертную душу. А в промежутках ее заставляют творить непотребство, и она творит его радостно, потому что забыла, что такое хорошо и что такое плохо.

– Прости, отец дружин, я тебе не верю, – сказал Ингвар. – Вигдис не такова.

– Теперь Вигдис такова, – возразил Один. – Гляди.

Он достал из-под плаща волшебный камень, похожий на зеркало, сотворил пальцами волшебный жест, камень засветился колдовским светом и на его поверхности нарисовалась Вигдис, маленькая, плоская, голая и... гм... Ингвару она говорила, что такого не делает, дескать, противно, а тут не противно, аж причмокивает, а муж-то с ней... да это же гоблин! И с другого конца что-то шевелится... тоже гоблин...

– Теперь ты мне веришь? – спросил Один.

Ингвар пожал плечами и ничего не ответил.

– Ладно, как хочешь, – сказал Один и щелкнул пальцами, голая Вигдис исчезла с поверхности камня. – Хочешь – верь, не хочешь – не верь, дело твое. Я дам тебе три ключа, делай с ними, что пожелаешь. Можешь выбросить, а можешь позвать товарищей и завоевать обитель колдунов, выбор за тобой.

Один убрал волшебный камень, достал три гадательные кости и протянул Ингвару.

– Это не ключи, – сказал Ингвар. – Это гадательные кости.

– Это ключи, – возразил Один. – Просто они не похожи на ключи, потому что волшебные. Они открывают врата крепости колдунов. Надо подойти к наружным вратам, перед владельцем ключа они откроются сами. Внутри будет длинный коридор, а в конце другие врата, они тоже откроются сами. Пусть один воин с ключом встанет у первых врат, другой у вторых, а третий на середине коридора. Тогда появится сквозной проход, и в крепость колдунов сможет зайти вся дружина. А там ты уже сам увидишь, солгал я про Вигдис или нет.

Ингвар протянул руку и сгреб все три кости в ладонь.

– Благодарю тебя, отец дружин, – сказал он. – Сдается мне, ты не солгал, ибо те, кто лгут, говорят иначе, чем ты. Но даже если ты лжешь, немало чести разграбить обитель колдунов, выпить драгоценного вина, сколько влезет, а что не влезет, продать в Трондхейме! Чем бы эта история ни кончилась, о ней сложат прекрасную сагу!

Один скривился и плюнул на землю.

– Как же, драгоценное, – сказал он и плюнул еще раз. – Обычная крепленка. Ладно, бывай.

– Погоди! – воскликнул Ингвар. – Дай мне волшебный камень! А то мне никто не поверит, скажут, дескать, мухоморов объелся...

– А ты сделай, чтобы поверили, – посоветовал Один. – Камень не дам.

Развернулся и ушел. Ингвар проводил его взглядом и пошел своей дорогой.

Надо сказать, что после того случая, когда колдун рассказал Олафу Гуннарссону, что в поселении колдунов хранится много драгоценного вина в драгоценных флягах, Олаф рассказал о том брату Торвальду, а тот сначала хотел воевать колдунов вдвоем с братом, но засомневался, достанет удачи на двоих, передумал и рассказал о колдуньем богатстве Рорику Рагнарссону. Тот позвал дружину, они пришли к Ушбе-горе, облачились в доспехи, Рорик подошел к воротам и стал кричать, что пусть колдуны выносят дань, а то война. Рорику ответил зычный колдовской голос, что дани не будет и пусть Рорик идет своей дорогой, пока цел. Рорик закричал, что колдовство зычного голоса ему ведомо, надо просто орать в волшебный рог, и пусть они таким колдовством детей пугают, а его пусть не пугают, и если прямо сейчас никто не выйдет на честный бой, то он сломает ворота и дальше пусть боги рассудят. Рорику никто не ответил, и он, выждав положенное время, стал ломать ворота, но сломал только собственный топор. А потом за воротами загремело, любимый конь Рорика пал замертво, а зычный голос сказал, что следующим падет Рорик. Рорик понял, что крепость колдунов неприступна, и отступил.

Ингвар наблюдал эти события издали, его в поход не взяли, потому что когда тан идет в поход, он берет с собой только дружину, ведь если брать в поход всех подряд, то и добычу придется делить на всех подряд, а это несправедливо. Вот если чужой тан идет походом на родную деревню, тогда свой тан берет с собой всех, потому что в оборонительном бою вся добыча – броня да оружие, а она по-любому достается тому, кто завалил соперника, так что простым землепашцам ничего не достается, и это справедливо.

Игнвар пришел домой, положил сеть в положенное место и пошел в танов дом. Когда он входил в ворота, из них как раз выходил Торвальд Гуннарссон.

– Мир тебе, храбрый Торвальд! – поприветствовал Ингвар храброго воина.

– И тебе мир, пацан, – отозвался Торвальд. – Куда собрался?

Ингвар сделал важное лицо и ответил с достоинством:

– Есть дело к тану.

Торвальд остановился и посмотрел на Ингвара удивленно. И сказал:

– Говори мне, а то стража все равно не пропустит.

Ингвар подумал и решил, что в словах Торвальда нет ничего, кроме правды. И сказал:

– Я знаю, как открыть врата крепости колдунов.

– Как? – спросил Торвальд.

– Скажу только тану, – ответил Ингвар.

Он подумал, что вряд ли из его задумки выйдет что-нибудь дельное. Ибо Торвальд либо стукнет его по голове, либо просто пожмет плечами и пойдет своей дорогой, а стража действительно не пропустит Ингвара на танов двор, как же он раньше не подумал...

Торвальд пожал плечами и сказал:

– Ладно, пойдем.

Они вошли на двор, поднялись на крыльцо, вошли в сени и дальше в горницу. Тан лежал на лавке, плевал в потолок и наблюдал, как слюни капают с потолка на пол. Увидев гостей, он перестал лежать и сел.

– Что такое? – спросил Рорик.

– У пацана к тебе дело, – сказал Торвальд.

– Я знаю, как открыть ворота крепости колдунов, – сказал Ингвар.

– Как? – спросил Рорик.

– Сначала пообещай награду, – потребовал Ингвар.

– Какую награду? – спросил Рорик.

– Пообещай мне то, что у тебя есть и о чем ты не знаешь, – сказал Ингвар.

Рорик и Торвальд переглянулись.

– Не понял, – сказал Рорик. – Ты как бы намекаешь, что Сигун...

Ингвар вспомнил сагу, которую вспомнил Рорик, и покраснел, как свекла. Он понял, что зря произнес свою просьбу такими словами. Ох, как он сейчас огребет...

– Ни на что я не намекаю, – быстро сказал Ингвар. – Просто я шел с рыбалки, а навстречу мне вышел Один и кое-что сказал. Так что я знаю, что у тебя есть кое-что, у чем ты не знаешь...

Торвальд вдруг щелкнул пальцами и воскликнул:

– Вигдис жива!

Ингвар вздрогнул и все поняли, что Торвальд угадал. Рорик улыбнулся и сказал:

– Если Торвальд прав, и я пообещаю то, что ты просишь, то Вигдис ты не получишь, потому что я теперь знаю, что она у меня есть.

– Я отменяю просьбу, – быстро сказал Ингвар. – Я прошу у тебя руки Вигдис как награду за то, что я тебе скажу.

– А Вигдис-то согласится? – спросил Рорик.

– Я что, похож на дурака? – удивился Ингвар. – Тот, кто сосватает ее насильно, навряд ли переживет брачную ночь. Если она передумает, я отменю свою просьбу, я ведь хочу пировать в Вальхалле, а не прозябать там, где прозябают те, кого убила женщина.

– Разумная речь, – кивнул Рорик. – Однако не маловато ли чести выдать дочь за рыбака?

– Так выдай за воина, – пожал плечами Ингвар. – За чем дело стало?

– А ты ведаешь воинское мастерство? – спросил Рорик.

– Конечно, – ответил Ингвар. – Меч держат за ту сторону, где рукоять.

Рорик и Торвальд переглянулись и расхохотались.

– А твоему зятю палец в рот не клади, – сказал Торвальд.

– Это мы еще поглядим, кто чей зять, – буркнул Рорик. – Давай, зять, выкладывай.

– Сначала поклянись, – сказал Ингвар.

– Клянусь, – сказал Рорик.

Ингвар подумал было, не потребовать ли полной клятвы по всем правилам, и решил, что не стоит.

– Клятва услышана, – сказал Ингвар. – Вот.

Он достал из рукава три гадальные кости, одну убрал назад, а две выложил на стол.

– Это волшебные ключи, – сказал Ингвар. – Отец дружин сказал, нужно три воина, чтобы каждый взял по ключу. Когда владелец ключа подойдет к колдовским вратам, они откроются, за ними будет коридор, владелец второго ключа остановится на середине, а владелец третьего ключа дойдет до конца, тогда вторые врата тоже откроются и можно будет войти в крепость.

– Что с Вигдис? – спросил Рорик.

– Она в крепости, в плену, колдуны ее околдовали... Я не понял, если честно, надо сходить и посмотреть.

– Расскажи про Одина подробнее, – потребовал Рорик.

Ингвар пересказал всю свою встречу с богом от начала до конца. Воины выслушали его, не перебивая, а когда Ингвар закончил, Торвальд воскликнул:

– Сдается мне, это такой же Один, как я... гм... – он не смог подобрать подходящего сравнения и осекся.

– Может, и так, – кивнул Рорик. – А может, и не так. А какое нам дело?

– И то верно, – согласился Торвальд. – Кого возьмем третьим?

– Его и возьмем, – сказал Рорик. – Если то был действительно Один, лучше так, чем иначе.

– Пойдем на двор, – сказал Торвальд Ингвару. – Хочу посмотреть на тебя в деле.

Следующие полчаса Торвальд избивал Ингвара сначала палкой, а потом просто так, голыми руками. Ингвар старался изо все сил, но ни разу не смог достать соперника, а отроки-ученики смеялись и показывали пальцами, Ингвар сначала злился, а потом ему стало все равно. Наконец, Торвальд перестал драться, отошел на два шага и провозгласил на весь двор:

– Годен!

Ингвару показалось, что он ослышался.

– Чего? – переспросил Ингвар.

– Годен, – ответил Торвальд. И добавил: – Дерешься ты как говно, но воля к победе есть, а это главное. Эй, Сигмунд! Выдай пацану щит и меч!

3

– Вика, перестань чесаться! – строго сказала Ньота. – Опять будешь вся в пятнах.

– Да ну, ерунда, – отмахнулась Вигдис. – Рашид тональным кремом намажет, будет окей.

– Тональный крем для кожи не полезен, – сказала Ньота.

– Героин тоже ширять не полезно, – сказала Вигдис и засмеялась.

– Если ширять, то ширять вовремя, – подала голос Райли. – Тебя кумарит, ширнись уже, невозможно смотреть, сама чесаться начинаю, глядя на тебя!

– Сейчас свинарник закончу и ширнусь, – сказала Вигдис.

Она играла в веселую ферму на большом настольном моноблоке. Моноблок стоял на большом столе, который все называли письменным, хотя за ним никто никогда ничего не писал, за ним раньше вообще не сидели, пока Вигдис не подсела на быдлоигрушки, что неудивительно, она ведь дикарка, компьютеров раньше и в глаза не видела. Обычно девушки тусовались за другим столом, низким и с мягкими креслами вокруг. Сейчас в одном кресле сидела Ньота и делала педикюр, а в другом сидела Райли и курила косяк. В отличие от большинства девушек, Райли серьезно относилась к здоровью, каждое утро проплывала милю в бассейне, потом выкуривала косяк, а второй только после съемок или на сон грядущий, если в этот день съемок нет. А опиаты не ширяла вообще.

Райли докурила, встала, подошла к доске объявлений, стала читать.

– О, девчата, приколитесь! – воскликнула она вдруг. – Мы сегодня все трое снимаемся, все вместе.

– Вика, ширнись уже, – посоветовала Ньота. – Расчешешься до лишаев, а я не хочу твои болячки облизывать. А почему втроем? Аскер говорил, он вроде хотел педо снимать.

– А оно и будет педо, – сказала Райли. – С древнеарабским мальчиком. Там по сценарию он то ли джинна вызвал, то ли гашиша курнул, короче, исполнение желаний и мы как бы гурии.

– Я такое уже видела, – сказала Ньота. – А прикольно такое снять с викингским мальчиком.

– Не прикольно, – возразила Вигдис. – Они шибанутые на всю голову, слушаются только танов, да и то через раз.

Она встала, подошла к шкафичку, достала наркоманский набор со шприцом, жгутом и все прочим, начала бодяжить.

– Все равно надо Аскеру предложить, – сказала Райли. – Вика будет валькирия, я буду Фрея...

– Из тебя Фрея как из говна стрела! – перебила ее Вигдис. – Не злословь на богиню, вобью зубы в глотку, чтобы хавальник не разевала на кого не положено!

Девушки засмеялись, но не очень весело и немного напряженно. Вика – девчонка нормальная, не злая, но какая дикая... Ньоту, как в первый раз увидела, приняла за демоницу и порывалась зарезать, порезала одного охранника, не Рашида, другого, он потом уволился. Настоящая валькирия! Райли тогда чуть косяк не проглотила с перепугу. Хорошо, что варвары легко подсаживаются на дурь, а то бы весь мир уже поработили с такой целеустремленностью. А так вштырил дозу, открыл игровое облако, и все, девочка готова на все.

Вигдис ширнулась, сняла жгут, положила назад, шприц выбросила в урну. Села на диванчик, Ньота подсела к ней, обняла.

– Поди прочь, черный демон, – пробормотала Вигдис.

– Я люблю тебя, Вика, – сказала Ньота и поцеловала в губы.

В этих словах не было ничего особенного, она всем так говорит, у нее с головой проблемы, какой-то нетяжелый диагноз, Аскер однажды проболтался под кайфом, рассказал, какой именно, только Райли не запомнила название. Запомнила только то, что на Ньоту не действует ни трава, ни кислота, зато она ловит нечеловеческий кайф от любви во всех формах, включая мазохизм и романтику.

Вигдис не ответила на поцелуй, так и сидела, как дохлая рыба. Это потому, что только что ширнулась, в другое время она бы Ньоте наваляла, да и не подошла бы Ньота к ней в другое время, эти древние норманны – такие гомофобы... Страшно подумать, какими они были без наркотиков.

– Вика, а ты не жалеешь, что к нам пришла? – спросила ее Райли.

– Ты что, сдурела? – отозвалась Вигдис. – Чего тут жалеть? Я у вас в сортир гадить научилась, в Мидгарде такого нет, не придумали. Пристраиваешься над обрывом и понеслось... Пиво дрянное, ширева никакого, играть только в салочки да прятки, каждый вечер за прялкой... К чертям такую жизнь!

– Ты вроде говорила, тебе с бабами противно? – спросила Райли.

Вигдис пожала плечами.

– Да вроде нет, – сказала она. – Когда вштыришься, ничего не противно. Эти наркотики – такая отличная вещь! Ньота, бедненькая... – она протянула руку и погладила Ньоту по голове, как собачонку, та зажмурилась от удовольствия.

– Да ладно, мне и так хорошо, – сказала Ньота.

– Ты, небось, была одна трезвая во всем Детройте, – сказала Райли и засмеялась.

Ньота задумалась.

– Да нет, вроде не одна, – сказала она наконец.

Вигдис сбросила руку Ньоты со своего плеча.

– Отстань, ты не на съемках, – сказала она. – Все, покайфовала и хватит, пора фермой заняться.

– Ах, – сказала Ньота. – А я только-только...

Бамбуковая штора, заменяющая дверь, зашевелилась, в комнату вошел Али, сел на диван рядом с Ньотой, но не вплотную, а поодаль. Вигдис увидела его отражение в экране и вздрогнула. Никак не может привыкнуть к разнообразию человечества, до сих пор боится негров и арабов, говорит, что они больше похожи на демонов, чем на людей. Если бы она в первый свой день увидела не Ньоту, а это брутальное чудовище... Да ничего бы, скорее всего, не было, людская психика пластична...

– У тебя опять, – сказала Ньота.

– Да ну? – удивилась Райли. – Ах да, опять... А что, так заметно?

– Очень, – сказала Ньота. – Ты когда думаешь о чем-то умном, у тебя такое лицо...

– Да ладно, лицо как лицо, – пожала плечами Райли. – Может, еще курнуть?

– Нет, не поможет, – покачала головой Ньота. – Возвращайся в свой университет, дописывай диссертацию. Мне без тебя будет скучно.

– Мне без тебя тоже, – сказала Райли. – Может, все-таки пойдешь ко мне секретаршей?

– Нет, не люблю, – сказала Ньота. – Сидеть на попе ровно с утра до вечера, чего, типа, изволите... Нет, это не для меня.

– Как знаешь, – сказала Райли. – Али, а ты сегодня снимаешься?

– Да, я буду джинном, – кивнул Али.

– А там разве гомо тоже будет? – заинтересовалась Ньота.

– Не уверен, – сказал Али. – Если и будет, то чуть-чуть, на большой эпизод я не подписывался. Приколитесь, Аскер живого звукорежиссера выписал из настоящего мира!

– А, вот откуда эти звуки, – подала голос Вигдис.

– Какие звуки? – удивилась Ньота. – Я ничего не слышу.

– А ты наушники чаще надевай, – сказала Вигдис. – Глухая тетеря. У входа кто-то шебуршится.

– Ты снаружи слышишь? – спросил Али. – Прямо сквозь стены?

– Нет, не сквозь стены, – возразила Вигдис. – Вошли внутрь, сюда идут.

– Пойду, посмотрю, кто там идет, – сказала Ньота, встала и вышла из комнаты.

4

На колдунов вышли втроем: Рорик Рагнарссон, Торвальд Гуннарссон и Ингвар Херлофссон. Рорик был весел, Торвальд невозмутим, а Ингвар напуган, хоть и не подавал вида. Дело в том, что Ингвар рассчитывал, что тан поведет в поход всю дружину, но Рорик рассудил иначе, он сказал так:

– Раз отец дружин дал тебе три кости, значит, он полагает, трех воинов будет достаточно. Раз он дал кости тебе, значит, один из них – ты. Ты встретил не кого-нибудь, а Торвальда, потому вторым быть ему, а я, стало быть, третий. Так что идем втроем, не тебе нарушать божье знамение, не мне и не Торвальду.

Ингвар открыл рот и чуть было не ляпнул: "А если колдуны нас одолеют?", но вовремя закрыл рот. Потому что тан в лучшем случае ответит: "Тем больше чести нас ждет в Вальхалле", а в худшем даст в зубы моржовой варежкой.

– Чего ртом клацаешь? – спросил пацана Торвальд.

– Хотел кое-что сказать, но передумал, – ответил Ингвар.

– Почему передумал? – спросил Торвальд. – Струсил?

– Вроде нет, – ответил Ингвар. Демонстративно пощупал штаны сзади и продолжил: – Нет, точно не струсил. Сдается мне, трусить в моем положении неуместно. Чем бы ни закончился наш поход, о нем сложат прекрасную сагу, и будут ли ее петь в Мидгарде или только в Вальхалле – невелика разница.

– Хорошо сказал, – кивнул Рорик. – А ты сам стихосложением балуешься?

– Не балуюсь, – сказал Ингвар. – Меда поэзии Один мне не дал.

– Зря ты его не попросил, – сказал Торвальд.

– Может, и зря, – не стал возражать Ингвар. – А все же я думаю, и так неплохо вышло, что я его встретил.

– Не сглазь, – сказал Рорик. – Лучше об этом вообще не говорить, пока дело не доделаем.

Все это время у Ингвара на языке вертелся один вопрос, и он понял, что если не задаст его сейчас, другого случая не представится.

– А у них внутри какая система обороны? – спросил Ингвар. – Вот пройдем мы ворота, коридор и вторые ворота, что дальше?

– Понятия не имею, – пожал плечами Рорик. – Мне важно одно – отец дружин верит, что одолеть колдунов нам по силам, а остальное несущественно.

– А если мы ошибаемся? – спросил Ингвар. – Или если он пошутил? Или это был не Один, а, например, Локи в личине Одина?

Торвальд расхохотался и с размаху хлопнул Ингвара ладонью по спине, довольно больно.

– Я гляжу, с пацаном все в порядке! – воскликнул он. – А то померещилось мне, идет рядом с нами бесстрашный Зигфрид, а мы рядом с ним щенки!

– Ага, мне тоже померещилось, – улыбнулся Рорик.

Ингвар насупился. Торвальд рассмеялся еще раз и сказал:

– Не тревожься, пацан, все в порядке. В первом бою и обосраться не зазорно!

И рассмеялся в третий раз.

– Однако мне любопытно, – сказал Ингвар. – Неужели колдуны полагаются только на заколдованные врата? Неужели у них нет живой стражи? Мы идем напрямую, не скрываемся, нас любой страж разглядит задолго, они там выпить и протрезветь успеют, пока мы дойдем и облачимся.