Текст книги "Повесть о райской жизни"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

12

Лена была права, Костя Бейцалов так и не вернулся. На следующее утро я обнаружил УАЗик припаркованным у парадного подъезда дворца. Гурии уже успели обвесить крышу гирляндами цветов.

Я не стал заходить во дворец, я просто немного посмотрел на него из кабины «шевроле», а потом, когда гурии обратили на меня внимание и направились по мою душу целой делегацией, я развернулся и уехал.

Не знаю, почему я отправился в эту поездку на машине. Гораздо проще было воспользоваться магией и долететь до места назначения по воздуху, но мне не хотелось пользоваться магией. Мне хотелось почувствовать себя обычным человеком, нежданно-негаданно очутившимся в самом настоящем раю, только без мертвых праведников. Кстати, а почему это в раю нет мертвых праведников?

Я вспомнил кое-что из того, что Головастик рассказывала о параллельных мирах, и поспешно отбросил опасную мысль. Недавно открытый мир строится большей частью на основе веры создателя, но не только. В формировании мира принимают участие все разумные субъекты, находящиеся в нем. Если я поверю, что в раю есть праведники, они тут обязательно появятся. И то, что Головастик летала к краю мира и не видела никаких праведников, не будет иметь никакого значения. Обнаружится, например, летающий остров в форме облака или подземный город или дыра какая-нибудь в другое измерение… Нет, об этом лучше не думать, а то еще накаркаю…

Путь к краю мира занял три с половиной часа, по истечении которых я увидел перед собой еловую рощицу, стоящую в чистом поле вопреки всем законам биологии. Вот, значит, как оно вышло. Нет у рая никакой границы, он просто закольцован в четвертом измерении. Изящно.

Сам не зная, зачем, я направил машину на заросшую лесную дорогу, ведущую в обычный мир. Съезжу-ка я в гости к Зине, посидим, винца попьем, новости посмотрим по телевизору. Интересно, Головастик все-таки кинула клич среди журналистов или только грозилась в сердцах?

В просвете между деревьями замаячила узкая и разбитая бетонка. Я уже почти подъехал к ней, как вдруг увидел, что дорога перегорожена черным глазастым «мерседесом» с дипломатическими номерами. Не иначе, «Моссад» подсуетился.

Я вырулил на дорогу, подъехал к «мерседесу» вплотную и нажал на гудок. Из «мерседеса» вышел мужчина лет тридцати, светловолосый, голубоглазый и совсем не похожий на еврея. Он подошел к водительской двери моего джипа и сделал недвусмысленный жест, требующий опустить стекло. Слишком наглый жест по моему разумению.

Я еще раз нажал на гудок, воткнул пониженную передачу, слегка придавил педаль газа и джип медленно пополз вперед. Светловолосый мужчина разом растерял всю свою наглость и замахал руками почти что панически. Он что-то кричал, но я ничего не слышал – его голос заглушал Фредди Меркьюри, оглушительно призывающий замочить всех огров на много километров вокруг.

Я остановил джип только тогда, когда до борта «мерседеса» осталось сантиметров десять. Я выключил музыку, опустил стекло и миролюбиво спросил незнакомца:

– Чего разорался?

Незнакомец пытливо вгляделся в мое лицо, едва заметно кивнул и сказал:

– Здравствуйте, Сергей. Нам надо поговорить.

– Это вам надо поговорить, – уточнил я. – Мне с вами говорить не о чем.

У «мерседеса» открылась задняя дверца и оттуда выбрался мой старый знакомый Натан.

– Здравствуйте, Сергей, – поприветствовал он меня.

И обратился к своему коллеге:

– Иди в машину, Мордехай. С этим… гм… человеком надо по-другому разговаривать.

Блондин Мордехай пожал плечами и отошел в сторону, но в машину не сел, а нервно закурил в сторонке.

– Извините, – сказал Натан. – Он еще не верит в то, что я рассказал. Он говорит, что поверит только тогда, когда увидит рай своими глазами.

– А в чем проблема? – спросил я. – Вон проход, езжайте туда и все увидите. Только на «мерседесе» туда не проехать, тут внедорожник нужен.

– Знаю, – вздохнул Натан. – Вы не поверите, но во всем посольстве нет ни одного внедорожника.

– А какие проблемы «ниву» купить?

Натан снова вздохнул.

– Знаете, какая в посольстве бюрократия? – сказал он. – Я их едва-едва убедил сюда съездить, посмотреть на все своими глазами.

– Это ваша проблема, – заявил я. – Ничем не могу помочь. Дайте мне проехать.

– Конечно, дадим, – сказал Натан. – Но вы позволите занять еще чуть-чуть вашего времени?

– Только быстро.

– У меня всего один вопрос. Между нами возможно сотрудничество? У нас есть что-нибудь, что мы можем вам предложить?

Я пожал плечами.

– Не знаю, – сказал я. – Может, и есть. А что, завербовать хотите?

Натан быстро-быстро замахал руками.

– Да что вы! – воскликнул он. – Какая тут вербовка… Мне бы хотелось просто поговорить, может, вы захотите поделиться какими-нибудь знаниями, ученика возьмете…

– Я сам еще ученик, – отрезал я. – И мне нет дела до ваших людских заморочек. Мир не так плох, чтобы его переделывать. Потому что когда мир начинают переделывать, он всегда становится еще хуже.

– Точно подмечено, – кивнул Натан. – Но в определенных обстоятельствах…

– Сейчас нет таких обстоятельств, – заявил я. – Прощайте. И уберите машину с дороги, пока я ее не снес.

Через минуту «мерседес» стоял на обочине, а мой «шевроле» медленно тошнил по разбитой бетонке, подпрыгивая на ухабах. Мягкая внедорожная подвеска почти не помогала.

13

Я позвонил Зине и узнал, что она вторую неделю отдыхает с Сашей на Канарах. Она начала говорить, что немедленно вернется в Москву, раз есть необходимость, потому что…

– Нет необходимости, – остановил ее я. – Я просто так хотел к тебе заехать, чаю попить. Отдыхай спокойно, ничего важного не случилось.

До Москвы я не доехал. Я свернул с трассы, зарулил в первый попавшийся городок, нашел центральный рынок и закупился продуктами на неделю вперед. Чтобы не получилось, что я ездил впустую.

Подойдя к машине, я заметил, что малолетние оборванцы цыганистого вида, ошивающиеся около рынка, смотрят на меня как-то подозрительно. Наверное, пытались отодрать с капота шильдик в форме горизонтального креста, да не смогли, потому что он у меня заговоренный.

Я закинул пакеты со жратвой в багажник, сел за руль и неспешно поехал обратно в рай. Впрочем, неспешно я ехал недолго. На хвосте сразу нарисовалась зеленая тонированная «девятка», которая явно хотела меня обогнать, да все не решалась. Я вздохнул и надавил на газ. Раз уж сел в большой джип, надо соответствовать образу, а то неприлично как-то получается…

Я смотрел на дорогу, в магнитоле играли Queen, а я рассеянно размышлял, на кой хрен я сюда поперся. Неужели только затем, чтобы повстречаться с двумя евреями, перекинуться парой слов с Натаном и тут же послать его подальше, наслаждаясь собственной крутизной? По всему выходит, что так. Но от таких глупостей мне уже давно пора избавляться. Если упиваться собственной крутизной по любому поводу, так недолго и вторым Бомжом стать.

Правильно писали Стругацкие – трудно быть богом. Чем я был занят, пока вел обычную человеческую жизнь? Крутился, как белка в колесе, изо всех сил старался выжить в хищных джунглях, которые правильно называются «человеческое общество». Бегал по горам с автоматом, мотался на «газели» по подмосковным дорогам, зарабатывал деньги… да и все, пожалуй, ни на что другое времени просто не оставалось. И мечты мои были приземленными и убогими. Обрасти нужными связями, взять кредит в банке и открыть свою фирму. Встретить обалденно красивую девушку и замечательно поиметь ее всеми возможными способами. Помолиться кому-нибудь, чтобы случилось чудо и все кавказцы в один момент исчезли из бизнеса. А если говорить о более высоких материях, то самая возвышенная моя мечта была о том, чтобы в Чечне кончилась война, а всех террористов и боевиков казнили бы максимально жестоким способом.

А теперь вдруг оказывается, что все, о чем я мечтал – сущие пустяки. Открыть фирму – раз плюнуть, надо всего лишь сходить в банк в облике вампира, а потом сходить к бандитам в том же облике (чтобы не убили) и попросить отмыть бабки. Хочется девушку – добро пожаловать к гуриям. Убрать кавказцев из бизнеса чуть сложнее, но если поднапрячься, тоже можно. Заглянуть в облике вампира на коллективную попойку милицейских генералов и объяснить доходчиво, что к чему… Или, еще проще, попросить Головастика, чтобы она взмахнула руками и сказала: «Рекс-пекс-пекс, сдохните, хачи, с особой жестокостью». Да и самому, полагаю, не так уж трудно выучиться этой магии.

Только не хочется мне больше ничего этого. Просто неинтересно. Открыть фирму – а зачем мне фирма? Ну, поимею я кучу денег – а куда их тратить? Казино я не люблю, квартира, шестисотый «мерседес» – зачем? Мне и в раю неплохо, в нашем с Леной бревенчатом шалаше.

А что касается возвышенных мечтаний, подумав, понимаешь, что не все так просто. Если вдуматься, кавказцы в своей массе не такие плохие люди, кое-чему и нам, русским, у них не грех поучиться. Трезвости, гостеприимству, семейным ценностям… Швали, конечно, среди них тоже хватает, но всех разом судить никак нельзя. И вообще, какая разница – русский, американец, чечен?… Для нас, бессмертных, все на одно лицо.

Что-то странное со мной происходит. Но если верить Четырехглазому, то все как раз нормально. Он говорил, что человек, достигший максимального просветления, не сразу привыкает к своей новой роли в круговращении бытия. А когда привыкает, дальнейшее зависит только от личных качеств бывшего человека. Каждый борется с божественной скукой по-своему. Бомж все время пытается облагодетельствовать остальное человечество, генерирует всякие идеи, одна бредовее другой, и с маниакальным упорством воплощает их в жизнь. Головастик просто развлекается – то книги пишет, то музыку сочиняет, то магической наукой увлекается, а то вдруг встретит на Земле интересного человека, да и проживет с ним рядом обычную человеческую жизнь. А потом еще что-нибудь интересное придумает.

А Четырехглазый, по-моему, вообще потерял человеческий облик за тысячелетия божественной жизни. Сидит себе в параллельном мире среди непонятных фиолетовых цветов и… черт его знает, что он там делает. Точно можно сказать только одно – в человеческие дела он почти не лезет, он даже в конец света вмешиваться не стал. Я его спросил однажды, почему, а он и говорит: «Если миру суждено погибнуть и возродиться, то кто я такой, чтобы вставать на пути дао?» И не поймешь, серьезно он говорит или иронизирует. Надо будет зайти к нему как-нибудь, получить очередную порцию божественного загруза. Тебе, говорил Четырехглазый, надо определиться, выбрать аватар из человеческой мифологии, будешь молитвы слушать, найдешь дело по душе… Гуру хренов… А если я не хочу нечего слышать, если я хочу просто жить? Понимаю, что это теперь уже невозможно, но ведь хочется же! И что со всем этим делать – черт его знает.

14

Лупоглазый «мерседес» стоял на обочине точно напротив входа в рай и необратимо нарушал своим присутствием чары, отводящие посторонний взгляд от точки перехода. Основной принцип этих чар состоит в том, что человек смотрит на зачарованное место, думает, что там нет ничего интересного, и отводит взгляд. Но это действует только тогда, когда в зачарованном месте действительно нет ничего интересного, хотя бы на первый взгляд. «Мерседес» с дипломатическим номером, припаркованный на обочине разбитой лесной дороги, убивает чары в момент.

Некоторое время я размышлял, не подцепить ли еврейскую машину лебедкой и не оттащить ли в сторону. В конце концов, она проезд загораживает. Не то чтобы совсем загораживает, объехать ее можно, но так парковаться совсем уж неприлично. Или обойдутся предупреждением на первый раз? Пожалуй, обойдутся.

Я объехал «мерседес», проехал ельник насквозь, выехал на райские пажити, забрался на вершину ближайшего холма и огляделся вокруг. Натана с Мордехаем нигде не было. Куда они подевались, хотел бы я знать? Впрочем, какое мне дело? Захотят – объявятся.

Они объявились очень скоро и в самом неожиданном месте. На моей кухне.

– Упорные вы ребята, – сказал я, проморгавшись и окончательно убедившись, что это не глюк. – Всю дорогу пешком протопали?

Натан мрачно кивнул. Мордехай довольно улыбнулся.

– Не так уж далеко, – сказал он. – Километров десять всего.

Натан злобно посмотрел на коллегу, но промолчал.

– Сергей, чаю будешь? – спросила Лена.

Я немного подумал и ответил:

– Лучше пива.

И стал загружать продукты в холодильник.

– Помнится, кто-то говорил, что не хочет дурманить себе мозги, – заметила Лена.

– Пивом мозги не одурманишь, – возразил я.

В комнате воцарилась тишина.

– Если стесняетесь говорить в моем присутствии, то я могу выйти, – сказал я.

– Да что вы! – воскликнул Натан. – Пожалуй, нам уже пора…

– Только пришли и уже пора? – удивилась Лена. – Вы Сергея испугались? Его не надо пугаться, он не злой. Да и куда вы пойдете? Скоро уже стемнеет. Лучше здесь переночуйте, кровать у нас, правда, только одна, но есть большой надувной матрас. Ночи здесь теплые, не замерзнете. Сергей, достань мне тоже пива, пожалуйста.

Я достал из холодильника сразу четыре бутылки.

– Пиво – это кошерно? – спросил я, обращаясь к Натану.

– Кошерно, – кивнул он. – Если слово «кошерно» еще имеет смысл в свете последних событий. Тот, кого вы называете Бомжом – это тот самый, кто передал Моисею десять заповедей?

– А я-то откуда знаю? – пожал я плечами. – Я тогда еще не родился. Можете Головастика спросить.

– Я бы хотел с ней поговорить, – сказал Натан. – Вы можете вызвать ее сюда?

– Кто я такой, чтобы ее вызывать? Она для меня примерно как для вас премьер-министр.

– Извините, – сказал Натан. – Об этом я не подумал. Но я не могу молиться Тиаммат или тем более Баалу!

– Ваши проблемы.

– Да, конечно, – кивнул Натан, отхлебнул пива и вдруг спросил: – Каково это – быть всемогущим?

– Не знаю, – ответил я. – Я не всемогущ.

– Разве это не вопрос времени?

– Нет, – я покачал головой. – Абсолютное всемогущество невозможно. Сможет ли всемогущий сотворить камень, который сам не сможет поднять?

Натан улыбнулся.

– Это очень старый парадокс, – сказал он. – Он разрешается очень просто – бог может сотворить такой камень, но никогда не станет этого делать.

– Почему? – спросил я. – Потому что он боится узнать, что из этого выйдет?

– Можно и так сказать. Кстати, когда мы к вам шли, мы видели много коровьих скелетов…

– Это Бомж лопухнулся, – пояснил я. – Он населил рай всякой скотиной, но не учел, что коров надо регулярно доить, иначе они погибают от мастита.

– Погодите! – воскликнул Натан. – Вы хотите сказать, что рай сотворен совсем недавно?!

– Не сотворен, а открыт, – уточнил я. – Понимаете, все в мире относительно. Когда в мире нет наблюдателя, нет смысла говорить, существует он или нет. А вот когда наблюдатель появляется, мир открывается и начинает существовать уже не абстрактно, а реально. В него можно войти, его можно пощупать, за его развитием можно наблюдать. Наблюдатель и мир начинают взаимодействовать, влиять друг на друга, они подчиняются законам друг друга… Если хотите, спросите Головастика, она знает больше.

– Можно нескромный вопрос? – спросил Натан. – Почему вы впустили нас в рай? Разве рай не закрыт для посещений людьми?

– Рай не закрыт и не открыт, – ответил я. – Он не подчиняется никаким внешним законам и правилам. Сейчас в нем живем только мы с Леной, мы и устанавливаем правила посещения.

– А… гм… Головастик?

– Если ей не понравится, как мы распоряжаемся этим миром, она появится и выскажет нам свое фи. А то и переделает все по-своему.

– А… гм…

– Бомж? Он не вмешивается в нашу жизнь. Теоретически, он может это сделать, но не будет, потому что не хочется ссориться с Головастиком. В магическом отношении Головастик чуть-чуть сильнее его.

Натан нервно передернул плечами и отпил еще немного пива.

– Знаете, – сказал он, – у меня такое чувство, будто я попал в какой-то дурной сон. Рай, Головастик, эээ… Бомж…

– Знакомое чувство, – улыбнулся я. – Я в свое время тоже испытывал нечто подобное. Только у меня все происходило более драматично.

– Куда уж драматичнее, – хмыкнул Натан.

Неожиданно в разговор вмешалась Лена.

– Хватит ходить вокруг да около, – заявила она. – Вы сюда пришли, чтобы задать конкретные вопросы и получить конкретные ответы. Вот и задавайте их.

Натан и Мордехай подняли головы и уставились на Лену то ли как удавы на кролика, то ли как кролики на удава, сразу и не разберешь.

– А ответы будут? – спросил Мордехай.

– Не хочу никого обидеть или показаться назойливым… – начал Натан, но Лена остановила его движением руки.

– Ответы будут, – сказала она. – Ответ первый. Бог одновременно является и не является истинным богом, а Головастик одновременно является и не является истинным Сатаной. Ответ на этот вопрос зависит только от точки зрения спрашивающего. Если бог для вас – бородатый старец на облаке…

– Ну что вы, право! – воскликнул Натан. – Это очень примитивная трактовка…

– А какая трактовка не примитивная? Кто для вас бог? Исторический персонаж, явившийся Моисею в огненном кусте и устроивший семь египетских казней? Или символ силы, власти, любви и бог знает чего еще?

Натан хитро усмехнулся и сказал:

– Если бы я мог познать бога, я бы сейчас не здесь сидел. Но я понял ваш ответ. Он, к сожалению, ничего не объясняет, но ожидать другого было бы наивно.

– В том-то и дело, – сказала Лена. – Никто никогда не объяснит тебе ничего…

Я не удержался и продолжил невольную цитату:

– А когда ты спрашиваешь о причинах, они говорят, что ты сам по себе, продолжай забивать голову выдумками.

– Не выдумками, а ложью, – поправил меня Мордехай.

Это меня удивило.

– Не думал, что вы слушаете Оззи Осборна, – признался я.

– Я много кого слушаю, – буркнул Мордехай. – Простите… гм… Лена… Вы позволите называть вас просто Леной?

– Конечно, – кивнула Лена. – Вы правы, я читаю ваши мысли. И не только ваши, но и любого человека. Но не Сергея – он уже не совсем человек. А я – все еще да. Давайте я лучше отвечу на второй вопрос. Нейтрально.

– Что нейтрально? – спросил я.

– Он спросил, как мы относимся к тому, что человечество узнает о боге и рае, – пояснила Лена. – Лично я отношусь к этому нейтрально.

– Боюсь, Лена лукавит, – сказал я. – Или ты уже все обдумала и решила?

Лена помотала головой.

– Потому я и отношусь к этому нейтрально, – сказала она. – Ты же сам говорил: если не знаешь, что делать – не делай ничего.

– А у вас нет никакого интереса… – начал спрашивать Натан, но Лена не дала ему договорить.

– Нет, – сказала она. – У нас – нет. У моего хозяина есть, а у нас – нет. Лично я еще не решила, будет от этого какая-то польза или нет.

– Но…

– Никаких но. Я знаю, о чем вы думаете, но последствия от нашего вмешательства могут быть очень неприятными…

– Ну почему же? – спросил Натан. – Если люди получат убедительные доказательства, что наш бог и арабский аллах суть одно и то же…

– Какие люди? – перебил его я. – Террористы, что ли? Да им если сам пророк Мухаммед велит открытым текстом прекратить джихад, они объявят его шайтаном и все продолжится по-старому.

– А если он не просто велит? Если он явит чудо?

– Про парадокс теодицеи слышали? – спросил я. – Он ведь не на пустом месте появился. Если боги на каждом шагу станут вмешиваться в дела мира, думаете, будет лучше?

При слове «боги» Натан поморщился, но быстро овладел собой.

– Не обязательно на каждом шагу, – сказал он. – Достаточно… гм… точечного вмешательства.

– Оно и так уже происходит, не одну тысячу лет уже. Просто люди этого не замечают и хорошо, что не замечают. Там, где боги появляются в мире слишком часто, распространяется религиозный фанатизм… вы ведь не считаете, что фанатизм – это хорошо?

Натан ехидно улыбнулся и ответил:

– Это зависит только от точки зрения. Если фанатизм для вас – когда человек ходит в синагогу так часто, как предписано богом, тогда это хорошо. А если человек начинает считать людей, исповедующих другую веру, низшими существами…

– И это говорит представитель богоизбранного народа, – перебила его Лена. – Странно слышать такие слова от главного раввина ашкеназов.

Натан недовольно поморщился.

– Давайте не будем играть словами, – сказал он.

– Вот именно, – кивнула Лена. – Давайте не будем играть словами. Давайте не будем говорить, что правильный фанатизм – это хорошо, а неправильный фанатизм – плохо. Я знаю, чего вы хотите. Вы хотите, чтобы добрый боженька явился на землю, отделил агнцев от козлищ, агнцев похвалил, козлищ наказал и тогда во всем мире воцарится тишь и благодать. Правильно?

– Ну…

– Неправильно! Если будет так, человечество превратится в стадо домашних животных. Какая может быть свобода воли, когда бог следит за каждым шагом каждого и когда малейшая ошибка приводит к наказанию?

– Свобода воли – это искушение, – заявил Натан. – А вернее, испытание, которое должен пройти человек, желающий попасть в рай после смерти.

– Вы верите в рай после смерти? – удивился я.

– А вы нет? – столь же удивленно переспросил Натан. – Вы живете в раю и не верите в него?

– Я поверю в загробную жизнь только тогда, когда вот в эту вот дверь постучится мертвый праведник, – заявил я. – Вы хоть одного праведника в раю видели?

– Рай большой.

– Меньше ста километров в диаметре. Я проехал его на джипе из конца в конец и не встретил ни одного праведника. Мир, в котором мы находимся, только похож на рай. Бомж пытался открыть тот самый рай, о котором говорится в библии, но Бомж не слишком хорошо умеет работать с параллельными пространствами.

– А вы? – спросил вдруг Мордехай. – Вы сможете открыть настоящий рай?

– Я вообще не владею этой магией, – отрезал я. – А если бы и владел – не открыл бы ни за что. Не имею ни малейшего желания повстречаться лицом к лицу с толпой давно умерших людей. Это, в конце концов, негуманно. Человек, проживший достойную жизнь, имеет право на отдых.

– Сатанист, – буркнула Лена.

– Да никакой я не сатанист! – воскликнул я. – Сатанист – тот, кто поклоняется Сатане, а я ему не поклоняюсь.

– Ей, – поправила меня Лена.

– Нет, не ей, – возразил я. – Головастик – не Сатана, а Бомж – не Бог из библии. Это просто маска, которая за сотни лет становится привычной и прирастает к душе.

– В том-то и дело, что прирастает, – вздохнула Лена. – У Головастика она настолько уже приросла, что ее можно смело называть Сатаной и не бояться погрешить против истины.

– Против истины нельзя погрешить, – заметил я. – Понятие греха придумано Бомжом, в реальной жизни греха нет.

– То есть, по-вашему, все дозволено? – оживился Натан.

– Ну что вы, право! – воскликнул я, передразнивая одну из предыдущих его реплик. – Это очень примитивная трактовка. Каждому дозволено ровно столько, сколько он дозволяет себе сам.

– То есть, если вы дозволяете себе убивать своих ближних…

– Я никого не убиваю без веских причин.

– А что есть веская причина? То, что мы сейчас спорим, не является веской причиной убить меня?

– Нет. Если вы совсем меня достанете, я выгоню вас из дома, но убивать не буду.

– Только не забудь спросить мое мнение, – подала голос Лена. – Это ведь наш общий дом.

– Конечно, – сказал я. – Извини. Если ты со мной не согласишься, я не буду их выгонять, я уйду сам. А ты считаешь, он говорит правильные вещи?

Лена пожала плечами:

– Как сказать… Я вижу в его мыслях, что он действительно верит в то, что говорит. Твои мысли я прочесть не могу, но раньше, когда могла, я видела, что ты тоже веришь в то, о чем говоришь. Ты неплохой человек, несмотря на все свои грехи, которые ты отказываешься признавать…

– Я не отказываюсь их признавать! – воскликнул я. – Хочешь, я перечислю дюжину своих ошибок за последний год? Серьезных ошибок, из-за которых погибли люди.

– Грех – это не ошибка, – серьезно сказала Лена. – Грех – это состояние души. Такое состояние души, при котором ты творишь зло походя, не задумываясь, просто потому, что тебе этого захотелось.

– Я никогда такого не делал.

– Ты – не делал. Но другие…

– А кто говорит о других? Я никого не агитирую в свою веру. Если кому-то мало ответственности перед самим собой, пусть выдумает себе бога, который видит все и за каждый грех делает а-та-та по попке.

– Вы утрируете, – поморщился Натан.

– Да, утрирую, – согласился я. – Но лишь для того, чтобы смысл моих слов стал понятен. Я не возражаю, когда люди молятся или постятся, пожалуйста, сколько угодно. Если в этом есть польза – пожалуйста. Я не запрещаю верить в бога, это все равно что запретить безногому пользоваться инвалидной коляской. Но когда в такую коляску садится здоровый человек, это вызывает недоумение.

– Себя вы считаете здоровым человеком? – спросил Натан.

Я пожал плечами.

– Не знаю, – сказал я. – Я надеюсь, что здоров. По крайней мере, я давно уже не падал.

– Зато до этого повалялся отменно, – заметила Лена.

Я промолчал. А что тут скажешь? Даже если я отрицаю понятие греха, от совести все равно никуда не уйдешь. Немного утешает то, что на протяжении всей своей зимней одиссеи совсем уж явных ошибок я не делал, и что большую часть времени я фактически был куклой в руках Головастика…

Да, был куклой в руках Головастика. Она может сколько угодно говорить, что не вмешивается в сознание людей напрямую, но разница между прямым вмешательством и искусным манипулированием не так уж велика. Все боги одинаковы – люди для них всего лишь фигурки на шахматной доске, каким бы избитым ни было это сравнение. И я скоро сам стану таким же, если уже не стал. Это закономерно – когда регулярно общаешься с людьми вроде капитана Бейцалова, трудно удержаться от брезгливости, а когда чувство брезгливости становится привычным, ты перестаешь относиться с уважением и к другим людям. Конечно, не все люди подобны Бейцалову, но исключения лишь подтверждают правило. А я ведь еще молитв ничьих не слышал… Может, потому я и не хочу выбирать себе аватар?

Мои мысли прервал стук в дверь.

– Это еще кто? – пробормотала Лена и вдруг побледнела так, что напомнила мне мое собственное отражение в зеркале после того, как Лена зарезала меня маникюрными ножницами.

– Что такое? – вскинулся я.

– Сходи, открой, – тихо произнесла Лена и как-то вся съежилась.

Я встал и пошел к двери. Мордехай вдруг засунул руку за пазуху и извлек оттуда маленький аккуратный пистолетик.

– В раю действует огнестрельное оружие? – спросил он.

– Понятия не имею, – ответил я. – Ни разу не пробовал.

– Не надо оружия, – с усилием произнесла Лена. – Он не опасен.

Стук повторился.

– Да кто же это такой, в конце-то концов?! – воскликнул я.

– Открой дверь, – сказала Лена и отвернулась.

Ее заметно трясло.

– Не заперто! – крикнул я. – Входите!

– Он не понимает по-русски, – прокомментировала Лена. – Сейчас я передам ему мысленный импульс.

В прихожей послышались шаги, дверь открылась и гость вошел в комнату. Это был невысокий, худощавый, но очень жилистый смуглый мужчина лет примерно шестидесяти. Национальность гостя не вызывала сомнений – еврей. Одет он был в древнегреческую тунику грязно-белого цвета (в голове мелькнула нелепая мысль: «тайдом» бы его), тощие и очень волосатые ноги были обуты в кожаные сандалии с металлическими бляхами на ремешках. Голова незнакомца была лысой, а лицо утопало в курчавой седой бороде. Ни дать ни взять, постаревший Шамиль Басаев. Туника гостя была перепоясана широким ремнем офицерского образца, с левой стороны к ремню был подвешен здоровенный кинжал в кожаных ножнах.

Гость слегка поклонился и что-то сказал на иврите.

Натан ответил. Они перекинулись еще несколькими фразами, после чего незнакомец вдруг отступил на шаг и положил руку на рукоять кинжала. Они с Натаном вступили в оживленную беседу, при этом злобный взгляд незнакомца не отрывался от моего лица. Это начало меня раздражать.

– Что это за чудо в перьях? – обратился я к Лене.

Лена вздрогнула и сказала:

– Саул из Тарса.

– И что?

Лена посмотрела на меня помертвевшим взглядом и сказала:

– Это тот самый Саул.

И тут до меня начало доходить.

– Натан! – позвал я. – Это действительно тот самый Саул?

Натан посмотрел на меня каким-то пустым взглядом и молча кивнул.

Неожиданно для самого себя я рассмеялся. Все присутствующие непонимающе уставились на меня.

– Скажите-ка мне, Натан, – спросил я, – по дороге сюда вы с Мордехаем кого-нибудь встретили?

– Нет, – ответил Натан. – А что?

– Спросите его, откуда он взялся, – посоветовал я.

Натан и Саул обменялись несколькими фразами, после чего Натан сказал:

– Он не понимает. Он считает, что умер несколько минут назад.

Я глубоко вдохнул, выдохнул и сказал:

– Могло быть и хуже. Если этот праведник единственный…

Тут мне пришла в голову дельная мысль.

– Лена, ты можешь прочитать его мысли? – спросил я.

– С ума сошел? – ответила Лена вопросом на вопрос. – Залезть в душу апостола…

– Это не апостол, – отрезал я. – Это создание параллельного мира, порожденное нашими дурацкими мыслями. Натан, Мордехай, пока вы сюда шли, вы искали глазами мертвых праведников?

Натан посмотрел на меня, как на несмышленого младенца, и сказал:

– Молодой человек, вы путаете иудейский рай с христианским. Тора ничего не говорит о том, что происходит в раю до страшного суда. Нам известно только одно – когда настанет час, все жившие будут воскрешены во плоти и займут свое место в раю или аду в зависимости от приговора.

Я присвистнул.

– Тогда получается, что суд начался, – заметил я.

– Не говори ерунду, – перебила меня Лена. – А то еще накаркаешь. Натан и Мордехай здесь ни при чем, Саула вернули к жизни мои мысли.

– Не только, – возразил я. – Пару часов назад я думал, почему в раю нет праведников. Я даже придумал три сценария, откуда они могут взяться…

– Идиот, – прокомментировала Лена.

– Извини, – сказал я. – Но я не такой уж и идиот. Во-первых, я думал об этом, находясь за пределами рая, а во-вторых, я сразу перестал об этом думать, когда сообразил, к чему эти мысли могут привести. И про апостола Павла я совсем не думал, я вообще про него ничего не знаю, кроме того, что они с Петром родились в один день.

Натан нервно хихикнул.

– Их дни рождения неизвестны, – сказал он. – Христиане посвятили им один и тот же день только потому, что… Лена, может, лучше вы расскажете?

Лена помотала головой.

– Я не знаю, почему Петра и Павла празднуют в один день, – сказала она. – Я никогда об этом не задумывалась.

– Тут довольно интересная история, – сказал Натан. – И довольно скользкая, для христиан, конечно. Понимаете ли, при жизни Петр и Павел сильно не ладили между собой. Да-да, не ладили, я знаю, о чем говорю. Я хоть и не христианин, но я прочел весь новый завет и не один раз. Почитайте послания Петра, там есть одно место, в котором он говорит о Павле… как бы это сказать помягче… он его очень резко критикует. Когда разрозненные и противоречащие друг другу раннехристианские легенды слились в единый апокриф…