Текст книги "У всякого леса свои бесы (СИ)"

Автор книги: Вадим Ечеистов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

   Так уж повелось, что человек вынужден хлеб свой в поте лица добывать, но сегодня этого пота было непривычно много даже для Олега, привыкшего к тяжёлой и монотонной работе в душном цеху. Даже за две смены возле станка, среди шуршания огромных приводных ремней, намотанных на валы главной паровой машины, он не выматывался так, как сегодня. Однако, голод, как известно, не тётка – пирогами не угостит. Заработанных денег едва хватало, чтобы заплатить за комнату, и обеспечить жене и дочери довольно скудное пропитание.

   Вот и решил Олег посадить тайком картошку. В заводской библиотеке вычитал, что особого ухода этот «корнеплод» – да, понравилось ему это словечко из книжки – не требует, а урожай даёт неплохой. Полянку в лесу Олег присмотрел ещё осенью, когда за грибами ходил. Лужайка хорошая и светлая была плотно укрыта зарослями колючего кустарника и переплетением корявых валежин. И это давало Олегу некоторую уверенность, что случайный человек вряд ли наткнётся на его делянку.

   Жители городов и сёл старались далеко в лес не заходить, и причин тому было немало. Однако, Олег был в таком положении, что нужды и голода боялся больше, чем волков и медведей. Его не пугал даже таинственный лесной народ, о котором ходило столько кошмарных легенд. А ведь страшными сказками о жителях сумрачной чащи матери издавна пугали непослушных детей. Да и взрослые нет-нет, а вздрагивали, слушая истории о похищении детей и молодых девушек, в неурочный час оказавшихся в лесу, или возле самой его кромки.

   Олег в сказки не верил, и над глупыми байками лишь посмеивался. Его сейчас занимало лишь одно – вскопать небольшой участок, и вырастить на нём знатный урожай картошки. Во всяком случае, он на это очень рассчитывал.

   Однако, чёрт возьми, до чего же это оказалось непросто! Подсохшая после снега трава спуталась в тугие бледно-жёлтые колтуны, и напоминала немытую, не ведавшую расчёски, голову его соседа-пьяницы. И ноги, и лопата путались в сухих стеблях, превращая несложную работу в невыносимое мучение. А многолетний дёрн, сотканный из тугих корешков, как бронёй сковал землю. Олегу приходилось с размаху всаживать стальной штык лопаты в грунт, но не всегда удавалось с первого удара разорвать цепкие щупальца корней.

   Олег сбросил взмокшую от пота куртку, и посмотрел на свои ладони, обещавшие в скором времени приютить целую семью кровавых мозолей. Ломило поясницу, кололо в боку, а сердце готово было выскочить из груди, но хуже всего было разочарование – ведь, за три часа тяжелейшей работы, Олег вскопал лишь узенькую полоску земли. Такую узкую, что отойди он на два шага в сторону – не смог бы увидеть её среди блёклых пучков прошлогодней травы.

   Олег смахнул с бровей крупные капли жгучего пота, и решил объявить самому себе небольшой перекур. Он размял кончиками пальцев туго набитую папироску, и ловким щелчком подбросив её, поймал губами. Пожалев, что никто не увидел такой удачный трюк, Олег чиркнул спичкой. Когда он, щуря глаза от едкого дымка, глянул на травяные космы сквозь маленький треугольник пламени, его аж тряхнуло – настолько замечательная идея внезапно родилась в голове. А что, если поручить расчистку участка огню? Мальчишкой Олег не раз с друзьями подпаливал сухую траву на пустыре за паровозным депо. Взрослые пугали их пожарами, но всегда удавалось затоптать огонь, если он начинал набирать ненужную силу.

   Ну, что ж – по-другому ему эту делянку не вскопать. Олег свернул в жгут пучок сухой травы, и подпалил его спичкой. Неуверенный огонёк мелко задрожал среди серых соломин, будто яркий мотылёк, запутавшийся в паучьих тенетах. Однако, пару секунд спустя, ком огня раздулся подобно нарыву, и, мгновенно лопнув, растёкся по сухому бурьяну. С тихим треском пламя уничтожало мёртвые стебли, оставляя круг из чёрной, обугленной земли, припорошенной благородной сединой пепла.

   Олег перешагнул через невысокий гребень огня и ступил в центр выжженного пятна, чтобы контролировать силу пламени, и, при случае, затоптать его сапогами. Кольцо стремительно расширялось, но причин для беспокойства Олег пока не видел – он знал, что успеет справиться с таким огнём. Внезапно, лёгкий ветерок утопил Олега в клубах едкого дыма, вынудив его зажмуриться и закрыть нос рукавом. А когда он снова смог видеть сквозь хлынувшие из глаз слёзы, то понял, что пламя стало слишком высоким и мощным, и пора с этим что-то делать.

   Олег бросился топтать огонь сапогами, но сухая трава, стоило сбить с неё пламя, вспыхивала вновь, и едва ли не ярче прежнего. На мгновение Олегу показалось, что его топтание лишь помогает огню разгораться сильнее. Внезапно, он ощутил сквозь грубую ткань брюк небывалый жар, и в ужасе отскочил в сторону, хлопая себя по бёдрам. Ему казалось, что он горит, но это была всего лишь волна раскалённого воздуха. Однако, Олег понял, что так просто с огнём справиться не удастся, и ему стало страшно.

   Схватив лопату, он попытался забросать пламя землёй, и ему это почти удалось, но кольцо огня стало слишком большим, а дёрн был слишком плотным, чтобы сделать возможной победу над всепожирающим пламенем. Языки огня колыхались в безумной пляске, расщепляя прошлогоднюю траву в прах. Клубы удушливого смрада вперемешку с волнами нестерпимого жара заставляли Олега метаться по выжженной земле, как обезумевшего зайца. Он пригибался к земле, чтобы не обжечь лицо потоками раскалённого воздуха, но чёрная пыль из-под ног тут же забивалась в нос, глаза и глотку, вызывая мучительные спазмы удушливой рвоты.

   Иногда Олег, охваченный неистовой паникой, понимал, что в любое мгновение может превратиться в груду обугленных костей, если ещё и кости останутся. Огонь полыхал уже сплошным кольцом, стеной, нет, высоченным частоколом, и уверенно подбирался к кромке леса. Олег почти ничего не видел – мешали слёзы, ручьём текущие из опалённых жаром глаз. Он мог различить лишь огромное оранжево-жёлтое пятно, обрамлённое в рамку из дочерна выжженной земли, и не менее чёрного дыма.

   Олег не знал, сколько прошло времени с того момента, как он решил поднести спичку к пучку сухой травы. Он не знал, сколько времени он скачет в кольце огня, как петух с отрубленной башкой. Он ничего уже не знал и не понимал, но когда земля внезапно ушла из-под ног, реальность тут же откликнулась привычным набором ощущений. Чувства вернулись, чтобы Олег в полной мере ощутил боль, когда его рёбра стали биться об угловатые камни, в то время как он кувырком скатывался в холодную яму.

   В какой-то момент Олег ударился головой, и тьма, бывшая полновластной хозяйкой в глубокой яме, проникла в его разум. Без сознания Олег распластался на каменной плите в глубине провала.

   Фиолетовый туман, подбитый суровыми нитями птичьих криков, клубился перед глазами Олега, и свистящим ветром вплетался в его волосы, расплёскиваясь чёрными каплями. Туман рассеялся, а Олег в блеске молний вырвался из грозовой тучи, и помчался навстречу земле. Под ним частой щёткой топорщился синевато-зелёный лес. Щетинки ёлок стремительно росли, угрожая сделать приземление Олега максимально жёстким. Вспышка молнии озарила мертвенно-бледным сиянием вершину вековой ели, указующим перстом грозящую Олегу. В последний момент он, как мог, сгруппировался, но с невероятной силой ударился грудью о дерево. Он застонал от боли, и, продолжив падение, рухнул на твёрдую плиту. Снова вспышка...

   Олег открыл глаза, задыхаясь после сильного удара в грудь. Вокруг снова была полнейшая темнота, и Олег понял, что увиденное было лишь иллюзией – результатом отравления дымом и потери сознания после падения в яму. Но грудь сильно болела, и дыхание было напрочь сбито. Олег пытался стоном оживить дыхание, и это почти удалось, когда над самым ухом жутко прохрипело:

   ― Эй, ты кто такой? Извини, я тут в темноте на тебя наступил, кажись. Дык, ты сам виноват – чё разлёгся, как на матрасе. Нашёл, где спать.

   Невидимый хрипун изрядно перепугал Олега. И не то, чтобы он был такой пугливый, а просто возымел действие эффект неожиданности. Ведь, самый отчаянный храбрец вздрогнет, если к нему подкрасться и прокричать над ухом. А тут ещё и тьма беспросветная, да и стресс, связанный с жутким пожаром. Однако, неожиданный испуг помог Олегу продышаться, и, громко прокашлявшись, он подал голос:

   ― Да, ладно – ты же не назло.

   ― Ну, да. А ты откуда здесь?

   ― Я то? Из Москвы.

   ― Ха, тут все из Москвы. С какой станции? ― незнакомец, помимо хрипотцы, обладал ещё непривычным набором интонаций. Олег, конечно, понимал сказанное, но не мог при этом избавиться от ощущения, что к нему обращается иностранец, наспех заучивший по словарю несколько русских фраз. Олег окончательно пришёл в себя после пережитого падения, обморока и удара под дых, но вопрос его слегка озадачил.

   ― Станция? А что мне станция – я живу в квартале от паровозного депо.

   ― Не слыхал про такое. Дык, я всей Москвы и не знаю. А говоришь ты немного не по-нашенски. Будто не местный. Чё там, наверху, творится, не знаешь?

   ― Похоже, пожар. Всё горит – страшное дело.

   ― Ясно. Надо сообщить в академию – будет работёнка для заклинателей дождя. Ч-чёрт, да загоришься ты сегодня, или нет, ― после этих слов подемелье озарилось тусклой вспышкой от снопа искр, потом ещё, и ещё, пока, наконец не затеплился слабый огонёк на комочке пакли. С помощью могучих лёгких незнакомец довольно быстро раздул огонёк, и запалил смоляной факел. Крепкого сложения парень, с косматой головой, толстой шеей и выпученными, как у стрекозы, глазами смотрел на Олега, как неуч из ремесленного училища на паровой экскаватор.

   ― Чё то, я тебя не видал на празднике умыкания девок у воды. А, впрочем, какая мне разница – ты же москвич. Значит, порядок. Иди за мной, а то в темноте ноги переломаешь. Заметь, я не спрашиваю, как ты здесь оказался, ― на этих словах парень остановился, обернулся и пристально посмотрел в глаза Олегу, давая понять, что на самом деле его очень интересует этот вопрос. Олег призадумался ненадолго, и, пожав плечами, сказал:

   ― Ловушки на зайцев проверяли, я от своих отбился, и забрёл, чёрт знает куда. А тут пожар. Хорошо, что в эту пещеру свалился, а то давно изжарился бы, как поросёнок с каштанами.

   Собеседник Олега одобрительно кивнул и мечтательно закатил глаза.

   ― М-м-м, чё то я жрать захотел. Пошли скорее.

   И Олег последовал за незнакомцем, гадая, за каким чёртом тому понадобилось из Москвы в эти пещеры переезжать. Или он не боится Лесного народа? Хотя, такого испугаешь...

   Путь в мраке пещеры оказался неожиданно долгим. Для начала пришлось ещё больше углубиться в сырое нутро подземелья, а потом петлять по холодным тоннелям до изнеможения. Наконец, когда Олег, после перенесённых за день потрясений и усталости уже едва переставлял ноги, вдали показался бледный огонёк. Детина с факелом зашагал бодрей, и уцепившись за рукав, потянул за собой Олега. Вскоре они вошли в огромный зал, освещённый десятками масляных светильников.

   В зале было много народа, и каждый был чем-то занят, потому никто даже бровью не повёл, когда в зал вошли двое мужчин с факелом. Здоровяк выловил какого-то юнца с беличьим хвостом на поясе, и повелительно прохрипел:

   ― Слышь, парень, сгоняй к старшему заклинателю, скажи: Николай из разведки вернулся. А мы здесь пока отдохнём.

   Юноша молча кивнул и скрылся среди снующих туда-сюда обитателей пещеры. Однако, не успели Олег с Николаем присесть на лавку, чтобы дать отдых натруженным ногам, как появился встревоженный старик в мешковатом одеянии. Было заметно, с каким нетерпением он ожидал вестей с поверхности. Николай, кряхтя поднялся со скамьи.

   ― Ну чё, дед Аркадий – пожар в лесу полыхает. Сильный огонь, очень сильный. Вон, Олег, чуть не сгорел заживо.

   Старик на воробьиный манер склонил голову, и с недоверием спросил:

   ― Олег? И откуда же ты будешь?

   ― Из Москвы. Я ему уже всё сказал – и откуда пришёл, и зачем, ― указал он на Николая. Тот кивнул.

   ― Точно. С какого-то паровозного депо, говорит. А правда, смешно он слова выговаривает? Я раньше таких не встречал, и разговоров таких не слушал.

   Дед Аркадий ещё пристальней пригляделся к Олегу. Тому стало не по себе – казалось, старик прекрасно знал, кто повинен в лесном пожаре. Но дед отвёл глаза в сторону, и устало проворчал:

   ― С других постов докладают, что огонь вовсю продвигается. Ветер поднялся, как назло.

   Николай вновь захрипел:

   ― Так, надо дождь вызывать, а то без леса останемся. Я слышал, нас лесными людьми называют. А как леса не станет, кто мы тогда будем – горелые люди?

   Олег едва слышно ойкнул, про себя подумав: «Елки-моталки – лесные люди! Так вот куда я попал». Этого его «Ой» почти никто не услышал. Почти... Разве что дед Аркадий тут же повернулся, и стал буравить глазами переносицу Олега. При этом он не оставил без ответа и замечание Николая.

   ― Да, дождь нужен. Но на такой огонь нужен очень сильный дождь, а, значит, и обряд потребуется по высшей категории. Жертва нужна богатая: или тридцать зайцев, три кабана и лось, или... Вместо всего этого зверья можно человека в жертву принести. Так даже лучше будет. Я бы предложил кого не жалко – например, чужака с грязного города. Вот его, ― и старик заклинатель ткнул пальцем в сторону Олега. Тот попытался возразить, и попробовал встать с лавки, но дед Аркадий кивнул куда-то за спину Олега, и, в ту же секунду, сильнейший удар обрушился на затылок парня. Казалось, этот удар вышиб душу Олега из тела, и та, выскочив через глазницы, растеклась в чёрной луже беспамятства.

   Очнулся Олег в тесной каморке, привязанный к широкому столу. Затылок жутко саднило, болела голова. Комната насквозь провоняла палёным волосом и свернувшейся кровью.

   ― Очухался? ― над Олегом стоял дед Аркадий с коптилкой в левой руке.

   ― Башку приподыми, «Москвич».

   Олег, сам не понимая зачем, превозмогая боль, приподнял голову. Старик приложил к ране на затылке влажную тряпицу, сочащуюся приятной прохладой. Стало немного легче, и Олег, наконец, решил поговорить с заклинателем, полагая, что наедине тот сможет больше поведать интересных подробностей. Олег не желал становиться жертвой, пусть и был виноват в катастрофе, но ещё больше он не хотел оставаться в неведении. Стать бездумным жертвенным барашком совершенно не входило в его планы.

   ― Послушайте, как вас там, Аркадий. Я ничего не понимаю. Дождь, жертвоприношение, лесные люди... Я, вообще, здесь случайно оказался.

   ― Случайностей не бывает, поверь моему опыту, ― вздохнул старец, и добавил:

   ― А если и бывают, то ты оказался не в том месте, и не в то время.

   ― Но это невозможно. Я до сегодняшнего дня считал, что Лесные жители – это выдумка, детская страшилка. И почему меня – в жертву? Что я вам сделал?

   ― А почему нет? Жертва нужна, чтобы вызвать дождь и спасти лес от огня. Не знаю как, но это всегда помогает. А своих-то людей жалко – мы ведь все, так или иначе, родственники друг другу.

   Олег попытался встать, но верёвки больно стянули запястья и щиколотки – привязали его на совесть. Поняв, что вырваться не получится, он решил прояснить ещё один запутанный вопрос:

   ― А вот ещё... Почему этот здоровяк, Николай, сказал, что он москвич? Его-то вы в жертву не приносите, хоть он и с моего города.

   Старик неожиданно расхохотался, да так самозабвенно, что под конец зашёлся в приступе кашля. Отдышавшись и утерев выступившие на глаза слёзы, дед Аркадий вымолвил:

   ― У-у-х, рассмешил! Да я Кольку с пелёнок знаю, а москвич он, да и все мы, потому что вот это и есть Москва. Настоящая Москва, ― и заклинатель взмахнул руками, будто желая охватить ими все окрестные тоннели и залы.

   ― То есть, как это? А я тогда где живу? ― изумился коренной москвич Олег. Старик выразительно моргнул, давая понять, что удивление Олега принимает, как должное.

   ― Да, ты выслушай, парень – всё поймёшь. Давно, очень-очень давно в этих тоннелях было светло и многолюдно. Под землёй стремительно раскатывали поезда. И не те чудовища, что теперь, чадя чёрным дымом и утопая в клубах пара, едва волокут пару десятков вагонов, а чистые, мощные, быстрые. А на поверхности высились огромные дома, макушкой подпиравшие небо, в которых жили и работали люди, и количество их не поддавалось никакому разумному счёту. Город, а это была настоящая Москва, напоминал муравейник, где по дорогам бегали жуки-автомобили. Не в пример теперешним парокатам, те, прежние машины, были лёгкими и быстрыми.

   Для этих машин требовалось много дорог, и, чтобы построить одну из них, однажды было решено срубить лес. В веках сохранилось его название – «Химкинский». Но у леса нашлись защитники. Эти люди пытались убедить власти города, что нельзя уничтожать лес – с лесом надо жить в мире. Но власти не желали прислушиваться к словам защитников Химкинского леса. Напротив, их избивали, подвергали гонениям, лишали свободы по ложным обвинениям. В итоге, люди ожесточились, отчаялись, и стали действовать решительнее. В день, когда в очередной раз нож бульдозера был занесён над сосновой порослью, боевые дружины защитников леса подорвали в разных частях города «грязные бомбы».

   Вскоре смертоносная радиация насквозь пропитала город. Часть жителей погибла, часть покинула город, а кое-кто остался в обширных подземельях Москвы. Те, кто бежал из города, вскоре основали новый, сохранив прежнее название «Москва», но то не была Москва – получилась лишь жалкая подделка древней столицы. Настоящая Москва погибла, и лишь в её подземном чреве теплилась живая душа города, хранимая нашими предками.

   Но и на поверхности смерть и безмолвие царили не так уж долго – спустя всего десять лет на безлюдных улицах шумела молодая лесная поросль. А по прошествии пятидесяти лет, уже вряд ли кто сказал бы, что там, где мохнатые облака ласкают макушки высоких сосен, полвека назад бурлил огромный мегаполис.

   Настоящие москвичи не покинули руины города – они прятались под землёй, пока излучение не ослабло. Потом они научились жить в гармонии с лесом, и стали настоящими «людьми леса», как любят называть нас малохольные горожане. И жить в согласии с лесом они завещали своим детям и внукам. А те создали особый свод законов и ритуалов, который хранится кастой жрецов-заклинателей, к которым принадлежу и я, ― дед Аркадий прервал свой рассказ, чтобы перевести дух. Ничего не поделаешь – почтенный возраст, он и у парового котла дышать полной грудью мешает, и в лесу.

   Олег не упустил случая вставить свои «пять копеек»:

   ― Красивая сказка, но не очень правдоподобная.

   ― Дурак ты, парень! Сказка – это история, которую вам в школах преподают. А то, что я рассказал – истина. Нельзя бороться с лесом – с ним надо ладить, и тогда тебе не страшен ни голод, ни холод, ни полицейские дирижабли. Лес – он всё помнит и понимает. За добро отблагодарит, и за зло строго спросит. Это, кстати, и ваши правители понимают, потому к нам особо не суются. А вот торговлю с нами ведут на нейтральной территории. Вымениваем дары леса, и удивительные материалы, оставшиеся от старой Москвы, на оружие, сахар, муку и прочие припасы. Дела эти ведутся, правда, в тайне от простых людей, вроде тебя. И правильно – надо ведь кем-то детей, да девок молодых пугать, чтобы вели себя пристойно, ― старик рассмеялся. А вот Олегу было не до смеха, и он, заметив, как развеселился заклинатель, вновь попытался уговорить его:

   ― Дед Аркадий, отпусти меня. Клянусь, тут же про вас забуду. Слова никому не скажу о лесных людях.

   В ответ раздался притворно-горестный вздох:

   ― И рад бы, Олежка – парень-то ты неплохой. Но, увы, не могу. Наверху бушует страшный пожар, и надо что-то делать. Если мы принесём тебя в жертву, то вызовем дождь, который погасит огонь. Лес будет спасён, а значит, будет жить и старая, настоящая Москва.

   ― Но это же бред – как может вызвать дождь убийство человека?

   Старец пожал плечами.

   ― Порой, я и сам сомневаюсь, что это действует. Но каждый раз я отбрасываю сомнения, и всегда убеждаюсь, что ритуальное убийство, в самом деле, помогает, да ещё как. И потом, не важно, верю я в силу жертвы, или не верю. Важно, что верят они, ― дед Аркадий распахнул дверь, за которой в нетерпении переминались с ноги на ногу несколько крепких мужчин.

   ― Всё, ребята, времени нет – тащите его наверх. Пора!

   Олег плохо помнил, как его тащили по коридорам, тоннелям и галереям. Из ступора его вывел запах гари, яркий свет и крики десятков лесных жителей. Посреди небольшой лужайки пугающе изготовилась страшная конструкция: к вершинам двух молодых сосен были привязаны верёвки. По шесть крепких мужчин тянули за каждую из верёвок, сгибая стволы деревьев.

   Олег, хоть и не был специалистом в кровавом ремесле палача, сразу догадался, какая кошмарная участь его ожидает. И он совершенно не желал оказаться разодранным на куски, которые будут долго болтаться на соснах на потеху воронью и личинкам-трупоедам. Олег окинул взглядом конвоиров, за руки тянувших его в центр полянки. Крики сородичей, собравшихся на жертвоприношение, действовали на крепких, но неопытных парней, как сильнейшее дурное зелье. Их трясло от возбуждения и гордости за выпавшую честь вести жертву на заклание. Оказавшись в центре всеобщего внимания, парни, похоже, были на пике счастья.

   По выражению их лиц и дрожи пальцев, Олег сделал вывод, что конвоиры находятся на грани исступления, и едва не парят над землёй от осознания собственной избранности и силы. Олег понял, что парни, тянущие его за рукава, абсолютно уверенны, что жертва находится в их абсолютной власти. Он решил воспользоваться этим, и, резко подтянув колено правой ноги к животу, ударил пяткой в свод стопы одного из конвойных, вложив в удар всю свою силу и ненависть.

   Ступавший с задранным к небу носом стражник тут же скривился лицом, и заорал, заглушая собравшуюся публику. Олег вырвал свою руку из ослабшей ладони конвоира, и, крутанувшись на пятках, всем телом навалился на второго парня, и вместе с ним рухнул на землю. Так как противник Олега был не готов к такому повороту, его падение было сокрушительным, и заставило отпустить рукав жертвы.

   Олег сам не ожидал от себя такой стремительности и ловкости, но теперь его тело работало подобно хорошо смазанному паровому двигателю. Поднявшись с земли, он одним прыжком преодолел расстояние до группы мужчин, занятых сгибанием дерева, и, кувырнувшись, подкатился им под ноги. Мужики повалились, как вымокшие под осенним дождём снопы. Из пятерых лишь один умудрился не разжать ладоней, плотно ухвативших натянутую, как струна, верёвку. И это стало его роковой ошибкой – ствол сосны, не удерживаемый более весом шести крупных мужиков, разогнулся калёной пружиной, и принялся бросать живой маятник из стороны в сторону. Стоявшие стеной лесные жители, с нетерпением ожидавшие кровавой жертвы лесу, бросились на землю, чтобы их не покалечило болтавшимся на верёвке, и отчаянно вопящим, телом.

   Олег, пнув кого-то на прощание, пробежал по спинам «настоящих москвичей», и юркнул в густой кустарник. Защищая лицо от хлёстких веток, Олег бежал, не разбирая пути. Ему некогда было выбирать верное направление – он ведь не знал даже, в какой части леса его вытащили из подземного города. Единственным его желанием было убежать как можно дальше от жаждущих жертвенной крови лесных людей.

   Кустарник сменился тёмным осинником, в котором глубокие сырые рвы сменялись буграми с почти отвесными склонами. Олег петлял по ложбинкам, взбирался на закоряженные горки, и скатывался в низинки, забыв об усталости, и думая лишь о том, как уйти от преследования. Когда сил уже почти не осталось, вдали, среди тёмной листвы мелькнул яркий свет. Это могло означать лишь одно – скоро Олег выйдет на открытое пространство. И, забыв о боли в измученных бегом ногах и резких уколах в боку, он прибавил шаг, желая поскорее узнать, что там, впереди – дорога, деревенская окраина, речной берег, или обычная лесная лужайка.

   Выбравшись из густой лесной тени, Олег облегчённо выдохнул, заметив посреди широкой просеки высокую насыпь, увенчанную стальным хребтом железнодорожных рельсов. Цивилизация где-то рядом, но где? Олег решил присесть на тёплую шпалу, и передохнуть несколько минут. И всё то недолгое время, что он пытался восстановить дыхание и выровнять бешеный ритм, повинуясь которому измученное сердце толкало кровь по жилам, его мучил один вопрос: в какую сторону ему следует идти, чтобы оказаться в Москве?

   Отдохнув немного, Олег двинулся в выбранном наугад направлении, здраво рассудив, что рельсы рано или поздно выведут его, если не к Москве, то к другому городу точно. Неизвестно по какой причине, но после сумеречного леса, с его небольшими пятачками лужаек, открытое пространство железнодорожной просеки внушило Олегу чувство некоторой защищённости. Он уже не бежал по рельсам, да это было и довольно сложно, а просто шёл быстрым шагом.

   По его подсчётам минуло около часа, как он вышел из леса, когда вдали послышался паровозный гудок. Олег ободрился, надеясь вскочить на подножку какого-нибудь вагона, и ускорить своё возвращение в привычный мир, который, невзирая на бедность, казался ему теперь воплощённым раем. Однако, в тот же миг его благостные мечтания были прерваны одним странным происшествием.

   Он заметил, как из-за поворота показалась необычная кавалькада, состоящая из четырёх мужчин. Они бежали вдоль железнодорожной линии, приближаясь к Олегу. Один был далеко впереди остальных, которые бежали плотной группой. Олег решил уже, что бегут за ним, и прибавил шаг, но, присмотревшись, понял, что бегущие не обращают на него ни малейшего внимания. Трое незнакомцев настойчиво пытались догнать четвёртого, того, что уже приближался к Олегу.

   Олег подумал, что надо бы помочь беглецу отбиться от преследователей – сам ведь только что был в подобной ситуации. Но червь трусости, сидящий глубоко в душе каждого человека, прошипел: «Не лезь, не твоё дело – сами разберутся. Ты ведь не знаешь, что сделал этот, четвёртый. Подумай о себе». Мужчина, который убегал, похоже, и не рассчитывал на чью-то помощь, и продолжил бег, даже не взглянув на Олега. Преследователи так же не удостоили его своим вниманием.

   Но всё резко изменилось, стоило Олегу оказаться между убегавшим и догоняющими – всё их внимание резко переключилось на него. Все четверо устремились к Олегу, зажимая его, как в клещи, и он с опозданием понял, что весь этот спектакль был всего лишь отвлекающим маневром, целью которого была поимка сбежавшей ритуальной жертвы. Мгновение он растерянно стоял на месте – ему казалось, что он оказался в кошмарном сне, где весь мир жаждет его крови. Но эта растерянность быстро прошла. Не на шутку перепугавшись, Олег принялся метаться между полосками рельсов, и, улучив момент, бросился по откосу прочь от преследователей. Едва не столкнувшись с тем, что минуту назад изображал беглеца, Олег быстро пригнулся, и ткнул врага головой в живот. Ойкнув, тот покатился с насыпи, хватаясь за живот. Однако, оставалось ещё трое, и они уже наступали на пятки Олегу.

   Внезапно, раздался оглушительный рёв паровозного гудка, прозвучавший совсем рядом. Олег спрыгнул на склон насыпи, уступая дорогу тяжёлой машине. Сквозь грохот металла он едва расслышал крик:

   ― Давай руку, парень. Давай, быстро запрыгивай.

   Олег с трудом рассмотрел в клубах плотного пара протянутую ему ладонь. Разбежавшись, он уцепился за руку, и вскочил на подножку паровоза. Мужчина в форме помощника машиниста крикнул в сторону кабины:

   ― Серёга, жми!

   Со стороны кабины послышался лязг рычагов, и паровоз, пустив струю горячего пара в лица преследователям, стал стремительно набирать ход. Олег, не в силах сказать ни слова, с благодарностью кивнул и пожал руку своему спасителю. Тот, по-доброму ухмыльнулся, и похлопал Олега по плечу.

   ― Ещё чуть-чуть, и они бы тебя догнали. Ладно, ладно, не благодари – люди должны помогать друг другу. А иначе во что мы превратимся? Мы, кстати, товарняк в Москву гоним. Тебя как – Москва устроит?

   Олег закивал с утроенной силой, давая понять, что лучше и быть не могло, и Москва в качестве конечного пункта поездки его устраивает идеально. Мужики, управлявшие паровозом, и бросавшие уголь в топку, не стали расспрашивать Олега о происшествии, за что он был им очень благодарен. Ведь вся ситуация давила на него, как мельничный жёрнов. С одной стороны, он чувствовал вину за невольный поджог леса, с другой же, истово ненавидел представителей лесного народа, кичащихся званием «настоящий москвич», и вознамерившихся лишить его жизни.

   Ещё раз поблагодарив благодетелей с вымазанными угольной пылью лицами, Олег сошёл на платформе у самого паровозного депо – так ему было ближе до дома. Потолкавшись на перроне среди суетливых горожан, Олег добрался до ступеней, ведущих на площадь. Однако, после событий в лесу, он вздрагивал даже от собственной тени, а потому очень быстро заметил сутулого мужичка, в вытянутом свитере. Странный человек следовал за Олегом буквально по пятам, но, поймав прямой взгляд, начинал суетиться и делать вид, что внимательно читает старые афиши на стенах.

   Олег уже стал подозревать, что человек следит за ним, но у самого выхода на площадь коротышка прибавил шаг, и скрылся за палаткой газетчика. Олег попытался выбросить из головы нелепые подозрения, но, видимо, поторопился. В центре площади он заметил двух полицейских, у одного из которых на рукаве повис сутулый человечек. Он что-то объяснял стражам порядка, тыча пальцем в сторону Олега.

   Червь тревоги намертво присосался внутри, вытягивая остатки едва появившейся надежды на удачное завершение сегодняшнего дня. Помня, что полицейские, как звери, прекрасно чувствуют страх, Олег постарался напустить на себя вид расслабленный и уверенный. Так он и пошёл прочь с площади, стараясь поскорее добраться до тёмных подворотен родного района, где можно было уйти от любых преследователей. Однако...

   ― Эй, гражданин, остановитесь, пожалуйста. Стой, кому говорят!

   Олег, напустив на себя вид искреннего недопонимания и невинной послушности закону, обернулся, и ровным голосом поинтересовался:

   ― Простите, это вы мне?

   ― Тебе, тебе. Нет, ребята, ну вы совсем охамели. Договорились же, мы к вам не лезем, вы – в город не суётесь. Знаешь, сколько стоит дрезину до леса гнать и обратно? ― широкоплечий полисмен ловко защёлкнул на руках Олега наручники. Тот, не успев даже среагировать, смог лишь невнятно пробормотать: