Текст книги "У Финского залива"

Автор книги: Вадим Гарднер

ИЗ СБОРНИКА «СТИХОТВОРЕНИЯ» (СПб., 1908)

 
Люблю я шум прохладного прилива,
И пену волн и ветра дикий вой;
Громады туч несутся горделиво,
Волна бежит и в камень бьет крутой.
 
 
Поклон дерев люблю, песок зыбливый,
И острый след, оставленный волной,
И грома треск, блеск молньи торопливый,
Поток дождя с его густою мглой —
 
 
И корни ольх, поднятые водою,
И качку лайб то носом, то кормою,
Люблю твой гул, живительный прибой!
 
 
Ты мне мила, суровая природа
Финляндии, страны моей родной —
Сосна, гранит, на море непогода.
 

Метсакюля. Финляндия

 
Облака синечерного тона,
Ветер быстрый и пенистый вал;
Под свинцом гробовым небосклона
Снежнорунный пловец пролетал.
А за ним легкокрылая стая,
Словно белые бабочки зим,
В блестках солнца, гребла, пролетая
Высоко над заливом седым.
Волны гневались, с громом бияся,
Об песок, заливая его,
С диким бешенством к берегу мчася,
Как народ на врага своего.
Как в пустыне подъемлются гривы
Разъяренных, ревущих царей,
Так вздымалися кудри спесиво
У властителей водных степей.
 

 
Золото томное, золото лунное,
Сколько ты будишь таинственных грёз!
Лаской лелеешь ты сердце подлунное,
Сердце застывшее, в жизни мороз.
 
 
Золото лунное, золото нежное!
В мир музыкальной, небесной мечты,
В области синие, в царство безбрежное
Думы уносишь воздушные ты.
 
 
Месяц серебряный, месяц недремлющий,
Светлый властитель бессонных ночей,
Страстию жгучею сердце объемлющий,
Шепот подъемлющий сладких речей!
 
 
Месяц серебряный, месяц торжественный,
Мир облекающий мглой голубой,
Месяц с улыбкою кроткой, божественной,
В душу вселяешь ты дивный покой.
 

 
Золотые березки блистают,
Солнце осени чудно светит,
И тяжелые горести тают,
И весельем сознанье горит.
И мне радостно так, что не знаю, —
Есть ли радости выше, светлей,
Я глубины сердец понимаю,
Утешаю скорбящих людей.
Постигаю я в миг необъятный,
Чем прекрасно земное бытье,
И не давит туман непонятный,
Что окутывал сердце мое,
И мне кажется, все в Божьем свете
Устрояется Мудрой Рукой,
И восторженный Зодчий в совете
Совещается с каждой душой.
 

 
Бедный, старый день любви!
Он промчался звуком нежным;
В этом сердце безмятежном
Нет бушующей крови.
Больше нет и замираний,
Сладких чувств и белых дум;
Нет таинственных свиданий,
Нет и плачущих страданий,
Все один тоскливый шум.
И березы не ласкают
Мягкой зеленью своей,
Волны моря не лобзают
Сладкой музыкой речей.
Свежесть утра не лелеет,
Только щеки холодит;
Зорька милая алеет,
Солнце греет, ветер веет,
Но души не шевелит.
 

 
Не требуйте рассудочной работы
От золотых надежд поэзии святой!
Пусть полон буду я задумчивой дремоты,
И пусть сольется дух с небесной бирюзой!
Пусть мысль моя порой струною оборвется…
Кипучих полон дум, без связи ледяной,
Пусть стражду я порой, и сердце разорвется,
Исполненное вдруг тоскою неземной.
Но требуйте души отзывчивой, горячей,
Чтоб жар в груди пылал и сердце больно жег,
Чтоб ветер всколыхнул туман воды стоячей,
Чтоб пошлости людской стал призрак поперек.
 

 
Сила жизни – в настроеньях,
Сила – в сердце, не в уме;
Сила – в пламенных моленьях,
Слабость – в умственной тюрьме.
Сила – в Боге, сила – в чувстве,
Сила – в воле и в любви,
Сила – в облачном искусстве,
Сила – в трепетной крови.
Сила – в музыке и в пеньи,
Сила – в сказочных стихах,
Сила – в бурном вдохновеньи,
Сила – в жизненных речах.
Есть и в нас живая сила,
Есть и в нас живой огонь,
И не все уже могила,
Только сердце звуком тронь.
Из груди польются звуки
И разбудят сонный ум
И рассеют тучи скуки
И заглушат буден шум.
Если сердце утомилось —
Утомление пройдет,
А несчастие приснилось —
Сон тяжелый отпадет.
Речь простая нас взволнует,
Если много в ней души,
Волны жизни вновь взбушует
В жутко замершей тиши.
 

 
Зачем же мы кровь неповинную льем,
Невинность, и слезы, и смех продаем?
И в пропасть не падаем, в высь не летим,
По ровной и пыльной дороге катим?
Уж если и Бога, и совесть забыть,
Так лучше подпочвенным демоном быть!
Он – гордый безумец, он – страсти король.
Его поражает всеведенья боль;
Он знает и небо, и землю, и ад,
Нетленную мудрость и страсти распад.
Он тушит горящие свечи любви
Из зависти в черной, змеиной крови.
Красавец он мрачный, пленитель сердец,
Он – узник, страдалец, но носит венец…
Страдание свято, и праведный Бог
И демона примет в свой звездный чертог,
Его обласкает и к лону прижмет,
Навеки его от него же спасет.
 

 
Настурций радостных оранжевая пена
Под окнами блестит на ложе цветника,
Куда осенний ветр, веселиям измена,
Бесстрастный утренник пришлет издалека.
Полярный иней свой примчит свирепый север,
Огнями белыми природу обожжет —
Потрескается гриб, и мед утратит клевер,
Окаменеет путь, потухнет огород.
Червонцы по земле беспечно разроняет
Годов безумный мот, кустарник оголит,
И утром хрусталем болото забросает,
И вздуется залив и берег наводнит.
И гром соленых вод, увенчанных кудрями,
Тараном бешеным ударит вал камней,
Забрызжет искрами над мертвыми скалами
Под зеленью небес и прутьями дождей.
 

 
Погоди! Спокойствие возможно
Тут, на лоне дремлющей природы;
И, как дым, исчезнет все, что ложно
Здесь, в тиши безлюдья и свободы.
Хоть ноябрь, а травка зеленеет
По холма бугорчатому скату,
Солнышко за ветками яснеет.
Манит вновь к мечтания возврату.
И чернеют елок пирамиды,
А меж них прозрачно золотится
Свежий воздух; он ручьем струится —
Забываешь горе и обиды,
Сплетен зуд и гнусные обманы,
В чьих сетях и опытного ловят, —
Совести мучительные раны,
Дальних, что вблизи нас славословят;
И прямые улицы столицы,
Где лишь редко не кривят душою,
И дома – высокие гробницы,
Иль больницы, схожие с тюрьмою.
Забываешь и наряд крикливый
Розы, смятой на пиру разврата,
И кокетство страсти шаловливой,
Ложный пурпур дряхлого заката.
 

 
Забудем мы все: и горячие думы
О том, чтобы лучше на свете жилось;
Забудем мы жизни тоскливые шумы,
Забудем мы все, что в душе пронеслось.
Забудем страдания, горя пучины,
Стремления к цели вперед и вперед;
Забудем мы гладкие жизни равнины
И все, что нам душу мертвит и гнетет.
Забудем людские, холодные речи,
Призывы к палящим и бурным страстям,
И старые, теплые, милые встречи,
Забудем соблазны удушливых ям.
Не нужно нам горя, не нужно рыданий,
Ни пенистых чувств, ни удил волевых;
Не нужно фантазии дерзостных зданий;
Ни скромности нежной цветов полевых.
Наскучили все эти розы и грезы,
Наскучил мне жизни убийственный звук,
И греющий смех, и прохладные слезы,
Наскучил луны выразительный круг.
Тосклива тоска, и тоскливо веселье
В наш дряхлый и дряблый и высохший век;
Тоскливо угарное жизни похмелье,
Тосклив венценосный босяк – человек.
…………………………………………………………………
 
 
А все же страшна эта смерть роковая,
Что с выцветшей жизнью разлукой грозит;
А все ж дорога эта сила живая,
Что радость и горе нам людям дарит.
 

 
Живу на севере я с южною душою,
Безумно-страстною и солнцами залитой;
А дни свои влачу, полярной пеленою
Снегов и вечных льдов бесстрастия покрытый.
Но под венцами льда кипящею змеею,
Весь в пене и в парах, бежит поток сердитый —
То буря и огонь фантазии прекрасной,
Веселой, искристой и юношески страстной.
 

***

 
Моим ли ярким снам пророчески не сбыться?
Ужель не видеть мне Италии лазурной?
Под небом Анжело мечтой не позабыться
Под вечер, блещущий парчей златопурпурной?
Мне ль в снеговой юрте, в меху, в дыму ютиться
В мороза скрыл и хруст, или мятелъю бурной, —
Мне с кровью красною ликующих южан,
По ярости судьбы – сыну студеных стран.
 

ИЗ СБОРНИКА ОТ ЖИЗНИ К ЖИЗНИ (М.: Альциона, 1912)

 
Уж зеленью одеты
Лужайки у церквей;
Сердца весной согреты,
Щедротою лучей.
 
 
И пенят пароходы
Каналы и Неву;
Отсвечивают воды
Дневную синеву.
 
 
Всему поэт эфира
И жизнь, и блеск дарит;
На каске кирасира
Звездою он горит.
 
 
И маленькие солнца
Играют на реке…
О, дай собрать все блестки
Вблизи и вдалеке!
 
 
Из этих искор жгучих,
Пронзающих эфир,
Создам в мечтах могучих
Многовенечный мир.
 
 
И тем, кто знал гоненье,
И тем, кто здесь скорбел,
Пошлю я в утешенье
Поток из звездных стрел.
Из сердца излученье —
Апостольский удел.
 

 
Длиннее дни, и завтра уж апрель.
Я пережил и скуку и сомненья,
Но скоро ты, весенняя свирель,
Заманишь вновь на праздник обновленья.
 
 
Я тосковал. Пусть новая весна
Мне принесет неведомую радость,
И жизнь, свежа, утехами красна,
Напомнит мне потерянную младость;
 
 
Напомнит мне далекую любовь,
И мой восторг, и тысячи мечтаний,
И, может быть, зажжет мне сердце вновь
Былым огнем и жаждою лобзаний.
 

 
Пусть рвется в мир с обрывов скал душевных
Святой экстаз, – серебряный каскад,
Клокочущий и в радугах полдневных,
В огнях звезды, чей сказочен закат.
 
 
Я жить хочу для Пасхи колокольной,
Для гомона раскрывшейся весны;
Я жажду гроз, и радости престольной,
И белых грив взбесившейся волны.
 
 
Всплывут, нырнут гранитные тюлени,
Шестом корму от мели оттолкнут;
Я ж на песке отдамся сладкой лени,
И чешуи у берега плеснут.
 
 
Я травки жду и Троицы в березках,
И утренних прохладных паутин,
Бальзама смол, листвы в кристальных слезках,
И бабочек над крыльями куртин.
 
 
Довольно шуб! Довольно снов медвежьих! —
По скатам крыш воркуют про любовь.
Художница, с палитрой красок свежих,
Весна спешит, как трепетная кровь.
 

 
Наложена была печать молчанья
На ясный стих, но сорвана она;
Суровый пост сменили пированья;
Кольцом огня душа обрамлена.
 
 
Как синий день, светлы мои желанья.
Греми, сверкай, веселая струна!
Уж близок час небесного венчанья;
Под куполом тревога и весна.
 
 
Весна, и страсть, и дымка голубая,
И каждый лист своей весне кадит;
И я парю, о времени не зная,
И мир со мной в одну молитву слит;
А солнце, жизнь повсюду зажигая,
Вонзаясь в мир, ликует и блестит.
 

 
Сквозь поле синих волн я вижу кругозор,
Где солнечных оков серебряные звенья,
Сверкая, движутся; блистательный узор
То разорвется вдруг, то снова и в мгновенье
Соединится в цепь… Качается простор.
Весь в искрах, он горит, как яркие каменья;
Тут вёсла рыбака алмазы загребают,
Там чистым золотом ветрила отливают.
 
 
Затишье на море… Колеса громовые
Катятся в облаках… Прислушалась земля.
В огнистой бахроме, как горы снеговые,
Белеет остров туч… вот вспыхнула змея
Лиловой молнии… отгулы грозовые.
Лес не шелохнется… И знойная струя
Внезапно вас обдаст, как будто из теплицы;
И вьются, каркая, пророческие птицы.
 
 
Прошли гроза и дождь, и море просветлело;
Торопятся стада веселых беляков;
Во мраке дальних туч сиянье заблестело…
О, краски нежные! О, гамма всех цветов!
Еще второй венец, и ярче засинела
Небесным индиго корона облаков;
В брильянтовых серьгах прибрежная листва,
Сквозь зелень свежую сияет синева.
 

 
Арестантские халаты,
С ними шашки наголо…
Небо серо, небо скучно,
Льются слезы на стекло.
 
 
Ветер воет, кружит листья
На панелях близ садов,
Кружит с пылью, кружит с сором
Серебро сухих листов.
 
 
Оголенные деревья
Гнутся, плачут и трещат;
Жалко им, что потеряли
Изумрудный свой наряд.
 
 
Так прекрасно было в весну,
После свежего дождя
Разливать благоуханье,
Даже старцев молодя.
 
 
Здесь шептались, признавались;
Билось сердце, била кровь;
Распускалися листочки,
Распускалася любовь.
 
 
Под кленами, под дубами
И под сенью тополей
Сребролистных, шелестящих
Сколько грезило людей!
 
 
А теперь навис угрюмо
Серый, влажный, мутный мрак.
День унылый, день тоскливый,
Как докучливый тик-так.
 

 
Смотри, вдоль тучи той засеребрились птицы;
Мерцает стая их, над озером летя.
Уж скоро журавлей отлетные станицы
Надолго уплывут в далекие края.
 
 
И стужа близится, и скука туч ненастных.
Над шляпками грибов желтеет лист берез;
Срывается иной. Рябина в бусах красных,
И Серпень косит вновь свой палевый овес.
 

 
Туча угрюмая, туча седая!
Чувства тоскливые, дума невластная;
Дрогнет ли в сердце струна золотая.
Песня раздастся ли вечно-прекрасная?
 
 
Осень со стонами, осень больная!
Клены окрасила бледность лиловая.
Лес шелестящий вокруг обнажая,
Золотом сыплется осень суровая.
 

 
Глубокий сон вокруг… Вот медный купол блещет…
Меж синих вспышек мглы все гуще снег валит,
И дальний колокол тревогою трепещет,
От вести сладостной спокойствие дрожит.
 
 
Евангелье земле – рождественский сочельник,
Мерцаешь тайной ты суровым декабрем;
В подставках крестовин мертвозеленый ельник;
Деревья в комнатах осыплют серебром.
 
 
Торжественно, тепло вокруг свечей зажженных,
И личики детей, как елочка, светлы;
А в окнах блеск огней, чудесно отраженных…
Светло! И взрослые, как дети, веселы.
 

 
Свой мир, свой собственный!.. Какое восхищенье!
В душе своя печаль и память о былом;
Приветы зелени… затишье… дуновенье…
Мелькание зарниц, и отдаленный гром.
 
 
Тревожно, и тепло, и душно пред грозою,
И ждешь, и воздух ждет, и все напряжено…
Взовьется молнья… гром ударит над водою…
И сердце упадет, огнем потрясено.
 
 
И у тебя, поэт, пред мигом озаренья
На сердце душный ад, но светел звук струны;
Возникнут облака, и грянет вдохновенье,
И мысли низойдут с незримой крутизны.
 

 
Я тих, как лес кругом, как воздух недвижимый;
Он даже слишком тих; не так, как пред грозой,
А по-осеннему, со сдержанной тоской,
Любезной северу, но мной невыносимой.
 
 
Я голосом своим нарушу тишину,
И не поддамся я природе онемелой;
И подниму меж мхов я волны песни смелой;
И струны возвратят мне красную весну.
 

 
Песни вечны, песни властны
Сердце сердца зажигать,
Если чувства бурно-страстны,
Если в них, как утро, ясны
Высь и Божья благодать.
 
 
Если слов живые звенья —
Отзвук радостной зари.
Если облак дерзновенья,
Если молнья исступленья
Собираются внутри.
 
 
О, тогда в забвеньи славном
Сердце мира ощути!
Тайну в явном,
В малом, в главном
Светлым взором охвати!
 

 
Дымных сумерек печали,
Нежной грусти тишина,
То, что чувства отгадали, —
Чем мечта покорена, —
То, что смутно и минутно,
Что отчалит, будто сны,
Держит властью странной страсти,
Веет вечностью волны;
Дышит зыбким переливом,
Блещет вспышками зари,
Нежит в творчестве игривом, —
Это знают знахари.
 

 
Поэт, не унывай! Он твой – огонь молений,
Твои они – мечты, и волны облаков,
И серп со звездами, и сладость вдохновений,
И девственный рассвет, и пурпур вечеров.
 
 
Твоя она – тоска по небесам небес.
Тебе ль не созерцать в святом уединеньи?
Тебе ль неведомо коленопреклоненье
Пред светлой тишиной мистических завес?
 

 
Я лишь в преддверии Святого
В смущеньи трепетном стою.
Ни к жертве сердце не готово,
Ни к неземному бытию.
 
 
Но мгла души уже невластна
Закрыть от взора Божий нимб;
Стремлюсь восторженно и страстно
На кафолический Олимп.
 
 
Я был из тех, кто в век Пирпонта
Державу трёстов презирал,
Кто не менял на церковь Конта
Свой всенебесный идеал.
 
 
Прости, Господь, мои дерзанья
И облеки в огонь и в свет,
Дабы во славу мирозданья
Вооружился твой поэт!
 

 
Много мгновений прошло, чудесных и сердце пленявших,
Много излилось любви, много живительных слез.
 
 
Время стремится, бежит к неведомой разуму дали. —
Вечно таинственный бег капель бессонной реки.
 
 
Часто так близок, мне мнится, предел совершенства и правды,
Мир голубой и светил яркая, дивная ткань.
 
 
Часто ночною порой, когда по небесному полю
Плавает месяц, и туч легкий проносится дым,
 
 
Блещет Медведицы ковш, и звезда полярная светит,
Думаю я о красе новых, неведомых дней.
 
 
Божие царство приидет, и будем мы снова, как дети,
Станем счастливее их, много отравы испив.
 
 
Опыта горький напиток никем напрасно не пьется,
Каждая мука в себе семя блаженства таит.
 

 
Жди! С высот, где крыльев стая
Веет в снежных облаках,
Речь раздастся грозовая,
Мощь родящая в сердцах.
 
 
Есть сокрытые до срока
Силы в высях вольных душ;
Челны – накрест волнам рока
К ясным граням тихих суш.
 
 
К новым странам львиной страстью
Встречный ветер обратим!
Верой, чудом, чистой властью
Бури норов укротим.
 
 
Нам, хоругвь из мук воздвигшим,
Мир без таинств глух и пуст.
Явны нам, тщету постигшим,
Крест и жажда скорбных Уст.
 

 
Я жду и жду Тебя, мое Спасенье,
И – весть любви с волшебной высоты!
Мне жизнь не в жизнь бел яркого крещенья…
Без новых сил воскресшей Красоты.
 
 
Мне бег часов, и всякое движенье,
Покой души, и сила тишины,
И даже гнев, и даже вдохновенье
Без Истины, без Бога не нужны.
 

 
Вот блестит она, звездочка милая
Трепетунья родная моя.
Небо бледное, сосны задумчивы
И спокоен и радостен я.
 
 
Вот дрожит она, милая звездочка,
Мой серебряный венчик любви,
Дней былых вспоминание теплое,
Задремавшие чувства мои!
 
 
Колокольчики слышатся дальние,
Легкий ветер в окошко подул,
Думы, будто листочки колышатся,
А рассудок глубоко заснул.
 
 
И напев из груди выливается,
Словно плещет болтливый ручей;
И так близко, так близко минувшее,
И так хочется думать о ней.
 

 
Когда таинственное око
В моей засветит голове,
Как буду видеть я высоко
В крестодержавной синеве.
 
 
В сиянии тройного взора
Исторгну Слово из ножен,
В час светлооблачный фавора,
Как Илия, преображен.
 
 
Но сколько сил пойдет на битву
Со сладострастием земным;
Я к синеве несу молитву,
Стремяся к радостям иным.
 
 
Я не со святостью земною,
Но я с нечестием борюсь;
Живу небренною весною;
На изумруд ее молюсь.
 
 
Когда таинственное око
В моей засветит голове,
Как буду видеть я высоко
В крестодержавной синеве.
 
 
В сиянии тройного взора
Исторгну Слово из ножен,
В час ослепительный фавора,
Как Илия, преображен.
 
 
Молю, чтоб лирною струною
Сердца я мог заворожить
И перекатною волною,
Как гром, величье пробудить;
 
 
Чтоб просто, девственно-прекрасно
Такой тайник я распахнул,
Так молвил искренно и властно,
Чтоб каждый в душу заглянул.
 
 
Тогда бы вдруг, как в озаренья,
Мы цепи сбросили с себя,
В каком-то праведном гореньи
И как бы взоры углубя.
 
 
Ведь есть целительные силы,
И не чужда нам благодать.
И людям, людям ли могилы,
Как избавительницы, ждать?
 
 
А слово? Что такое слово?
Ведь это ты, ведь это я.
В нем все старо, в нем все и ново,
Ведь это звуки бытия.
 
 
А если так, то эта сила;
А сила двигала, влекла;
Она сходила, возносила;
Она куда-то привела.
 
 
Нас мучит темное «куда-то»,
Нас мучит вечное «зачем»;
Но слово исстари крылато,
И Разум властвует над всем.
 
 
Он водит нами и в тумане;
И что нам ночи слепоты,
Когда в далеком, вещем плане
Все, все продуманы черты?
 

 
Бери, поэт, любую тему
И все умей запечатлеть!
Пиши балладу иль поэму,
Чтоб души радовать и греть!
 
 
Воспой в лирическом восторге
Прирост Дианиных рогов,
Найди Меркурия на торге,
Везде отыскивай богов!
 
 
И все, что в воздухе мелькает —
Кривые, блестки и круги
Пускай широкий стих включает
В свои воздушные шаги.
 
 
Куплет, быстрей секундной стрелки,
Минуя цифры, обернись!
Ты, пара рифм, беги в горелки!
Не отставай, не поскользнись!
 
 
Нельзя дремать в двадцатом веке;
Проснулся даже Тегеран,
И бес дерзанья в человеке
Направил ввысь аэроплан.
 
 
И жизнь теперь – сплошная гонка,
И сонный ванька не в чести.
Прощайте вы, кукушка, конка!
А ты, трамвай, несись, блести!
 

 
Я вспомнил: пруд, туман и вечер бездыханный,
– Лягушек голоса сквозь пар и тишину;
– Кусты акации, жасмин благоуханный;
– В бассейне у дворца июньскую луну;
 
 
– Усадьбы барские со скотными дворами;
– Объезд лугов, полей, верхом на беговых,
И парк с аллеями в узорах теневых
С бальзамом тополя и с древними дубами.
 
 
Вот предки в париках во флигеле уютном,
Откуда даль видна за лентою реки,
– Ракиты, лилии в своем забвеньи смутном,
Тот путь, где таяли французские полки.
 
 
Тургеневская Русь! – Раздолье полевое,
Изгибы пристяжных, поклоны мужика,
Попы, телеги, пыль и версты большака,
Несметный строй копён и пенье луговое.
 

Вячеславу Иванову

 
В чувствах, взявших все от моря,
И от ветра, и от волн,
И от радости, от горя,
И от тех, кто страсти полн, —
В этом пламени и дрожи,
В этой буре ледяной
Светит яркий светоч Божий
Необъятной шириной.
В сладком, светлом упоеньи
Я дышу, дышу Тобой,
Неземное, Провиденье,
Неразлучное со мной.
Сумрак синий, звездный трепет,
Ласки ночи, жгучий лепет, —
Все пронизано Тобой.
Там, где мысли тихо вьются,
Где созвучья раздаются, —
Там прозрачный Разум Твой.
 
 
Нет пределов для прозренья,
Нет границ для красоты,
Если ты, о вдохновенье,
Осеняешь нам мечты!
Луч из царственного неба,
Кони солнечного Феба,
Нежный говор древних рун,
Злом разгневанный Перун
Кудри дыбом подымают,
Сердце вихрем окружают, —
Диким пиром бурных струн.
Алчут страсти ввысь взметнуться
Ищет сердце развернуться
И вместить в себе сердца.
Сердце страждет, сердце жаждет
Искор с Божьего венца.
 

Посвящается Иос. Иос. Кенигу

 
Я свой старый пыл, не погасший ныне,
Не оставлю ввек. Мне милы размеры,
Звучных рифм чреда, и услада страсти
В миг исступленья.
 
 
Я – поэт всегда. Не мирится проза
Ни с мечтой моей, ни с лазурным чувством,
Ни с огнем любви в светоносном сердце,
С ярким безумьем.
 
 
Мне милы – цветы, и заря, и брызги,
Изумрудный ветр, листопад плачевный,
Стон и треск стволов и дождей потоки
С туч мимолетных.
 
 
Мне алмаз снегов, и волшебный иней,
И мятелей пыль, и мороза хрусты,
И могильных зим голубые сказки
Счастье приносят.
 
 
Мне в зыбях пути переливов лунных,
Среброзарных звезд отдаленный шепот
И Венеры блеск в зеркалах струистых
Сны навевают.
 
 
Мне игра Камен, Музагет огнистый,
Амброзийный сон с высоты венчанной,
И Паллады щит, и шелом героя
Радостно блещут.
 
 
Мне повозок гром, бранной пыли тучи,
Андромахи плач пред разлукой страшной,
И Патрокла труп на костре багряном
Сердце тревожат.
 
 
Пенит путь ладья на пурпурном море,
Гневно мстит Нептун нечестивцам дерзким,
Стреловержец Зевс за быков закланных
Молньей карает.
 
 
О, милы вы мне, старины сказанья,
Ветра нежный гимн меж столпов развалин,
Где венком сплелись красота и мудрость,
В области дивных.