Текст книги "Фейерверк волшебства"

Автор книги: Вадим Гурангов

Соавторы: Владимир Долохов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

И любовь безграничную, и скорбь безграничную узнала она тогда. И поняла, что все горести идут от нелюбви, неверия в себя, как в Бога. Что неверие в свои силы – и есть неверие в божественное, в то, что внутри нас от века заложен источник, свеча. В одной старой притче говорилось, что Бог, желая побыть в уединении, искал место, где люди в последнюю очередь станут искать его. Бог нашел только одно такое место – сердце человека, и с тех пор Он именно там и находится.

Все это Даша описала для себя гораздо позже, а в момент перехода были только сильнейшие ощущения, перестройка всей ее сущности, причем, и на физическом уровне. Путешественница не знала, сколько времени прошло с момента, когда она начала свою трансформацию, но в какой-то момент девушку посетила здравая мысль: «А не галлюцинация ли все это?». И тут же ее буквально вышибло в привычный мир.

«Вынесло» с таким напором, что Даше показалось – сейчас она погрузится под землю. Тело неумолимо проваливалось вниз. Она думала, что это только игра ощущений, ведь танец завершился, и она стояла ровно, чувствуя равномерную пульсацию всего круга участников и невероятной силы волны, прокатывающиеся по спине майора. Даша сконцентрировалась на этих волнах, чтобы срезонировать и приобрести физическую твердость.

Однако едва майор отпустил ее ладонь, она тотчас рухнула спиной на траву. Никаких телесных неудобств не возникло, зато ощущение «провала» под землю было абсолютно реальным. Испугавшись, что не сможет «всплыть» на нормальный уровень, Даша рванулась навстречу светящимся своим соратникам. Села, отдышалась, встала – и с изумлением увидела, что лежит распластанная на траве, а Тараканов успокаивает кого-то, говоря, что космонавтка вернется сама. Эта фраза почему-то моментально успокоила и Дашу. Она огляделась вокруг.

Мир был таким же – и совершенно другим. Все предметы стали словно волновыми сгустками, яркоцветными, переливающимися, хотя и со слабо обозначенными границами. Необыкновенной красоты растения, существа летающие, ползающие и прямоходящие излучали каждый свою мелодию. Даша воспринимала не только поляну, а целую сферу примерно километров пять в радиусе. По какому-то наитию она опознала майора, связанного с ней его неуловимой поддерживающей мыслью. Потом путешественница заметила, как к ее телу, уже сидящему, подошла Юлька (Даша узнала её по фантастически развернутому, яркому сиянию) и спросила:

– Хорошо ли тебе?

Дашино тело ответило:

– Да! – и она снова оказалась в границах рук-ног-головы.

И тут началось. Тело девушки стало уверенно совершать незнакомые ей движения. Она полностью осознавала, что в любую минуту может остановиться, но решила не препятствовать происходящему. Даше стало любопытно: что ее тело хочет сделать, без участия головы в этом процессе? Тело удивило не только оставшихся к тому моменту майора, Вовку и Юльку, а прежде всего саму Дашу.

Таких выкрутасов от своей оболочки она просто не ожидала. Даша не успевала следить за всеми разворотами, перекатами, перегибами и стойками, которые она вытворяла. Акробатку охватывал безумный восторг и ужас одновременно. Тело последовательно производило сложные манипуляции, и, глядя на мелькающие перед лицом собственные пятки, локти и коленные чашечки, Даша думала только об одном – чтоб ничего не повредилось. Тараканов с майором известили ее позднее, что узнавали отдельные комплексы, как составные йоги и ушу.

С каждым движением девушку наполняла кипучая сила. Она осознавала, что может менять всё вокруг себя, что из ее пальцев исходят невидимые нити, управляющие миром. Темп движений возрастал, и вдруг всё остановилось. Сердце колотилось как безумное. Даша лежала на мокрой траве и ощущала через рубашку приятный холодок. Неожиданно она поймала чью-то мысль за затылком, бессловесную, но как всполох в голове: «Чуть не задавила, осторожнее!» И тут же увидела большого жука, отползающего от ее уха.

Даше стало и смешно, и диковато. «Вот и санитары скоро прибудут!» – подбодрила она себя и подумала, что хорошо бы подняться. В ответ тело подбросило себя на полметра вверх и установилось вертикально.

– Все, дорогие друзья, пора спать! – объявила «приземлившаяся космонавтка» и побрела к своему домику. Добравшись до кровати, она плюхнулась на нее и тут же уснула.

Проснувшись через некоторое время и открыв глаза, Даша увидела перед собой крупный сучок и трещинки на коре толстого древесного ствола.

– Перезагрузка! – скомандовала девушка голове, закрыла глаза и открыла их снова.

Перед ней все так же темнела большая сосна. Она осторожно глянула вниз. Под Дашей, метрах в двух от места, где она находилась, сверкала трава, освещенная луной, а в отдалении неподвижно сидели две белые фигуры.

– Вот и санитары! – обрадовалась Даша.

«Санитары» тоже обрадовались тому, что она их заметила. Подошли ближе и оказались Вовкой и Юлькой, разглядывающими древолазку с интересом ученых, поймавших снежного человека. Тут Даша и сама обратила внимание, что сидит в развилке сосны. Поза ее плохо поддавалась описанию.

Закинутые чуть вверх и под углом ноги устойчиво упирались в два расходящихся ствола, руки свободно свисали вдоль тела, спина влилась в третий ствол дерева, улавливая его могучее монотонное биение. Дашино тело было максимально расслаблено и неподвижно. Каким образом Даша оказалась на сосне, было для нее загадкой. Свидетелей ее вскарабкивания не оказалось, а возвращавшиеся последними от места зикров Тараканов с Юлькой заметили уже мирно дремлющую «белку».

Как только Дашина голова систематизировала все детали происходящего, сознание мгновенно выдало справку, что по деревьям она лазить не умеет даже теоретически, а стало быть, упасть ей следует неминуемо, да еще и ушибиться конкретно. Вовка, увидев кошмар в глазах девушки, протянул руки, чтобы помочь ей спуститься. Тут Даша и продемонстрировала, насколько неуклюжа, когда не наполнена силой и уверенностью. Худо-бедно Вовка изъял ее с развилки и усадил на бревнышко. Даша попробовала выпить минералки, но тут же поняла, что ощущает все химические элементы, составляющие её – вода показалась ей невыносимо густой и горькой.

Чувствуя полную невозможность удивляться хоть чему-нибудь, Даша снова отправилась на турбазу. По дороге она размышляла, как очутилась на дереве. Любопытство было настолько сильным, что, уже добравшись до домика, Даша решила снова забраться на ту же сосну и проверить свои ощущения.

Запев зикр, она неожиданно воплотилась в огромную крылатую собаку. Даша выбежала за ворота турбазы и отпустила тело, которое приобрело невероятную пластичность. Ее движения были уверенны и пружинисты. Она мчалась гигантскими прыжками по затемненной неровной дорожке, и ей не было разницы – бежать вперед лицом или вперед спиной.

Возле ограды спали собаки: Найда, рослая гладкошерстная палево-желтая псина, бабушка которой, видимо, согрешила с боксером, и лохматый двортерьер Рыжий.

Завидев Дашу, собаки вскочили и погнались за ней. В глазах Рыжего были страх и непонимание, и он с лаем и рычанием попытался напасть на девушку. Найда, напротив, отталкивала его, загораживая Дашу, и с восторгом кружила вокруг ее ног. Даша нисколько не испугалась оскаленной пасти и вытянула ладонь над головой Рыжего, который резко присмирел, заскулил и, припав к земле, отполз на несколько шагов.

Потом началось нечто невообразимое. Найда и Рыжий стали в бешеном темпе нарезать круги, центром которых была Даша. Собаки делали это безмолвно, с расширившимися глазами, словно впали в транс. Вскоре Найда упала на спину и приняла позу «рыбы», с которой началось движение Дашиного тела в медитации после зикров. Выгнутое тело собаки, опиравшееся об землю макушкой и копчиком, явно не было приспособлено к таким прогибам. Найду точно так же, как ранее Дашу, подбросило вверх, и собака мягко приземлилась на лапы. Выражение на умной морде было таким, словно Найда собиралась прочесть стихи или заголосить зикр. Рыжий принял самую покорную позу, поскуливая и преданно сверкая глазами. Неудержимая радость наполнила Дашу. Она отдала собакам мысленную команду: «За мной!» – и побежала к зикровой полянке. Впрочем, звать их не было нужды: добровольный эскорт молчаливо сопровождал ее во время пробежки, следуя чуть поодаль, словно за вожаком.

Бег доставлял безграничную радость Дашиному телу и заставлял смеяться от восторга. Она заметила, что видит в полумраке гораздо острее, чем раньше, а запахи стали очень отчетливы и совершенно осмысленны. Казалось, что тело стало огромным, а меж лопаток происходило движение мышц крыльев. Полуполёт привел девушку-собаку все к той же сосне.

Чуть прикасаясь к стволу, она посмотрела на ту развилку, где хотела бы оказаться. Тело послушно подтянулось вверх, ухватилось за что-то, незаметное глазу, и Даша попробовала принять позу, в которой ее обнаружили Тараканов с Юлькой. Это оказалось непросто, но постепенно она приладилась среди стволов, упираясь спиной в один из них. Найда и Рыжий легли на землю по обе стороны от девушки-собаки и затихли, сложив головы на вытянутые лапы и прислушиваясь к сторонним звукам. Даша чувствовала псов, как часть своего тела. Для проверки она мысленно скомандовала Найде подойти. Собака немедленно вскочила и с тревогой подбежала к сосне, встав на задние лапы. Так же беззвучно Даша успокоила собаку и попросила, чтобы путешественнице никто не мешал сидеть на дереве. Найда отправилась на прежнее место, и обе собаки замерли, как сторожа.

Даша расслабилась и начала впитывать ощущения. Она почувствовала сосну, как большой живой организм, в спину вдавилась грубая кора – и это было очень приятно. Даше показалось, что ее спина также покрывается корой, и токи движения ее крови и крови дерева (соков под корой) становятся синхронными. Очень быстрое движение жидкости и бесконечно медленное биение «сердца» дерева странным образом проникали в девушку. По свисавшим рукам прокатилась волна затихающей дрожи. Для того, что происходило с Дашиным энергетическим телом, лучше всего подходило слово «гармонизация». Всплески и рывки, вихри и разрывы потоков сглаживались, успокаивались. Через позвоночник заструилось очень тягучее, живительное тепло.

Человеческая сущность стала гораздо отчетливее, чем сущность крылатого существа-собаки. К исследовательнице вернулось привычное зрение, ощущение нормальных размеров тела, запахи стали не столь резкими, и накатило умиротворение и сонливость. Даша поняла, что сейчас заснет. И снова пришел страх, что во сне она может элементарно упасть с высоты. Почему-то эта мысль не задержалась и растворилась в тотальном спокойствии, излучаемом сосной. Чего было опасаться Даше, когда она составляла с деревом одно целое?

Волшебница погрузилась в приятную дрему. Той частью, которая еще была связана с собаками, Даша восприняла, что кто-то говорит о ней и направляется в ее сторону со стороны турбазы. Собаки оскалились и тихонько заурчали. Девушка попросила их пропустить людей, чтобы те помогли ей слезть с дерева. И тут же подумала, что вполне может сделать это сама, хотя голова снова включилась и упорно убеждала, что Даша не способна к таким движениям. Оттолкнувшись спиной от ставшего родным ствола, она плавно, но быстро, распрямила ноги и соскользнула вниз. Страх нагнал ее уже внизу, и неловко отпустив пальцы, Даша качнулась, впечатавшись щекой в кору и слегка содрав кожу. Боли не было, а только досада на мысли, помешавшие естественному течению событий.

Даша двинулась к приближавшимся людям, в которых узнала майора, индейца и Катю. Собаки сопровождали ее, радостно виляя хвостами, а Найда норовила потереться об ноги. Оказалось, майор забыл на полянке губную гармошку, на которой наяривал перед зикрами. Полуночники, засидевшиеся за чаем у дяди Миши, возвращались домой с турбазы и решили зайти за инструментом. Общими усилиями гармошка была материализована на самом видном месте – на пеньке, и волшебники пошли к себе на стоянку, а Даша отправилась на турбазу.

Спокойная и приятно опустошенная, она добралась до кровати и уснула уже по-настоящему.

Полет в Неизвестность. Тантра как она есть. Дракон

На следующую ночь волшебники решили опять устроить зикры. Днем индеец присмотрел заброшенный деревянный сарайчик, расположенный в лесу неподалеку от турбазы. В нем можно было укрыться от комаров, да и освещение имелось – тусклая лампочка, висевшая на проводе под потолком.

Вовка решил провести трехголосый зикр с очаровательной мелодией, который он скачал с сайта, посвященного суфийским танцам. Взявшись за руки, шестеро друзей образовали небольшой кружок. Слева от Вовки стояла Юлька, затем майор, Катя, индеец и Даша, державшая Тараканова за правую руку. Тараканов завелся моментально, голос его звучал подобно гигантской трубе. Они с Катей пели одну партию, Юлька с индейцем – вторую, и майор с Дашей – третью. Соответственно, каждый слышал свою партию и две другие, доносящиеся с разных сторон. Это создавало неописуемый эффект.

Все три партии сплетались в единое, живое и постоянно меняющееся многоголосье, которое зачаровывало и уносило в неведомые дали. Вовка ощущал, как звуковые волны, идущие от него и стоящей напротив Кати, встречаются, отражаются от их тел, накладываются друг на друга, резонансно усиливаясь, создавая сверхплотные потоки и завихряя пространство причудливым образом. Три потока висели внутри круга, переплетаясь, вибрируя и рождая дышащую Силой пирамиду с тремя боковыми гранями. Эта гудящая пирамида, уносящаяся своей вершиной в бесконечность, обрушивала на танцующих шквал энергии, которая прокатывалась в разных направлениях.

Вовки не стало, лишь крохотный кусочек сознания отслеживал ведение зикра. Тараканов превратился в проводника громадной нездешней Силы. Он стал знойным ветром, с несусветной скоростью несущим ладью танцоров по волнам безбрежного и бездонного океана энергии.

Тараканов чувствовал, когда нужно ускорить ритм, доводя до пика безумный экстаз, а когда сбавить громкость пения до едва слышного шепота, утончив Поток, окрасив его ангельской нежностью. Потом началась сплошная импровизация. Уже не придерживаясь оригинального текста зикра, Вовка вплетал новые мантры, чередовал их, взвинчивая темп и вновь затихая. Нечто таинственное несло его безо всяких усилий все дальше и дальше от знакомых берегов ПКМ. Круг танцоров летел над Бездной, и в этот раз Вовка не испытывал страха перед ее опаляющим дыханием. Незыблемое спокойствие и полное осознавание происходящего царило внутри него.

Бездна манила и звала к себе, но Вовка все-таки сделал усилие и остановил зикр, потому как не знал, готовы ли нырнуть в Бездну остальные танцоры. Глянув на часы, Тараканов убедился, что они танцевали полтора часа, хотя по его ощущениям прошло не более получаса.

Минут десять все стояли молча, блаженствуя от потоков, с бешеным напором прокатывающихся сквозь тела. Вовка дышал очень медленно, с задержками по несколько минут, с небывалой четкостью ощущая, как со вдохом прана тонкой струйкой втягивается в макушку, на задержке накачивается через позвоночник в копчик, стекает по ногам до пяток, а на выдохе поднимается вверх и вырывается из макушки могучим фонтаном.

Внезапно нечто с огромной силой надавило сзади на крестец, выгибая позвоночник вперед и приподымая таз. Потом очень медленно давление переместилось выше, в область поясницы, затем в грудной отдел, при этом таз опустился. Получилась упругая восходящая волна с большой амплитудой, плавно прогибающая позвоночник. Дыхание стало глубоким, волны накатывали чаще. Вскоре очередная волна с огромной частотой затрясла Вовкино тело, превратив его в сплошную вибрацию, после чего мощно вышла через голову, запрокинув ее далеко назад.

Уши заложило, голова мгновенно наполнилась громким шипением и потрескиванием. Было несколько страшновато осознавать, что такая знакомая и родная голова отсутствует напрочь. Вместо нее было безграничное пространство, состоящее из миллиардов мельчайших пузырьков энергии, лопающихся со звуком, отдаленно напоминающим шипение пузырьков в бокале шампанского. Тараканов с интересом созерцал происходящее. Через несколько минут шипение стихло, и Таракановская голова вновь обрела привычную форму и плотность.

Он медленно приоткрыл глаза и увидел, что Дашино тело тоже выгибается под напором энергии. Майор, Юлька и Катя слегка дрожали, а индейца бросало вперед-назад. Было видно, что космонавтки повылетали из тел. Вовка дождался, пока дрожь у них прекратится, и скомандовал:

– Потихоньку возвращаемся сюда. Сюда это означает на турбазу «Радуга». Медленно открываем глаза.

Зикроманов пошатывало от энергетической накачки, и Тараканов, чтобы гармонизировать Поток, уложил их на дощатый пол, головами в центр. Волшебники лежали на спине, соприкасаясь головами, и, прижав язык к нёбу, стали громко гудеть звук «Льльль». Это вызвало у Вовки сильнейшие вибрации в области головы, а потом загудело все тело и окружающее пространство. Вовкино тело растворилось, осталась лишь чистая вибрация, заполнившая собой весь мир.

Наконец гудение плавно затихло. Состояние было очень гармоничным. Тараканов почувствовал, как Поток вновь надавил на крестец и стал приподымать его тело. Оно прогибалось все больше и больше, встав на мостик. Теперь Вовка касался пола лишь затылком и кончиками пальцев ног. Чудовищной силы Поток продолжал подымать его, и казалось, что позвоночник вот-вот не выдержит и сломается. Однако Вовка всем своим телом знал, что никакой опасности нет. Он ясно понимал, что еще немного и оторвется от пола. Нужно только дать санкцию: «Взлетаю!» Но Тараканова остановила дурацкая мысль: «Сейчас взлечу, а что будет с остальными, с их крышами?»

Поток стал ослабевать, и Вовкино тело мягко опустилось на пол. Он приоткрыл глаза и обнаружил, что Даша тоже стоит в мостике. А через несколько секунд и тело майора резко выгнулось вверх, как от высоковольтного разряда.

Когда народ пришел в себя, Тараканов предложил встать. Все вставали медленно, с удивлением оглядывая друг друга и помещение. Когда майор попытался подняться, его неожиданно оторвало от пола и швырнуло по параболической траектории в угол сарайчика. Пролетев метра три, тот оказался пригвожденным к стенам, стоя с раскинутыми руками.

Вовка покачал головой:

– Серега, ну ты и крутой, оказывается!

Майор, отлипнув от угла и обалдело встряхнувшись, признался:

– Я вообще-то ушу шесть лет занимался. Из меня такой вулкан энергии бъет, что страх одолевает. Вот я и заливал водкой этот вулкан, чтобы заземлиться.

Тараканов хотел перейти к объятиям, но неугомонный майор затребовал еще один зикр. Вовка вспомнил буддийский танец «Ом Ахум Ваджра Гуру Падма Сиди Хум», блестяще проведенный Грегори. Танец необычный, партнеры длительное время смотрят в глаза друг другу, 64 раза пропевая мантру «Хум».

Всей компанией зикроманы быстро восстановили движения танца. Хоть он и не давал такого мощного потока, как зикры, но точку сборки сместил очень далеко.

Лица партнеров вдруг превратились в маски, ежесекудно меняющиеся, искаженные гримасами страха, смеха, удивления, экстаза, а то и вовсе фантастические. А потом Вовка стал проникать куда-то за эти маски.

Глаза тех, кто оказывался перед Таракановым, стали зияющими колодцами, тоннелями, уносящими в Бездну, над которой они парили в предыдущем зикре. С каждым кругом все меньше человеческого оставалось в этих глазах, все сильнее проступала сквозь них великая буддийская Пустота. Клочья ПКМ лениво трепетали на ветру Нагваля.

Зикроманов унесло так далеко, что Вовке стало не по себе. Воронка Пустоты продолжала затягивать, и возвращаться не хотелось. Тараканову приходилось напрягаться, чтобы вспомнить, кто он такой, как здесь оказался и что делают эти люди… Так вплотную приблизиться к Нагвалю ему еще не приходилось.

Встретившись в очередной раз с Дашей, Тараканов заметил, что глаза ее «поплыли», замерцали подобно картинке на экране монитора с низкой частотой синхронизации, и ее тело вот-вот упадет. Усилием воли он громко выдавил из себя: «Стоп!», – и все замерли.

Объятия были очень долгими. Обнимаясь с майором, Вовка почуял, что тело того было плотным и наэлектризованным, будто каждая клеточка напиталась энергией. Он излучал неукротимую силу льва, который знает свою силу. От Даши, наоборот, шел дивный поток тепла и нежности, она отдавала себя без остатка. Вовка ощутил влечение огромной силы, ответное желание отдать Даше всего себя.

Ошеломленный народ потихоньку стал расходиться.

Тараканов остался вдвоем с Дашей. Он ласково погладил ее по щеке, едва касаясь пальцами. От этого в сердце заклубилась невыразимая нежность. Они поцеловались, опустились на пол, скинули одежду и принялись неистово ласкать друг друга. Бешеные струи энергии растекались от Вовкиного сердца во все стороны. Даша прикрыла глаза и громко застонала. Тараканов вошел в нее, двигаясь сначала мягко, а потом все глубже и резче, пропуская через себя звенящий поток. Их тела сотрясали вибрации высокой частоты. Они растворились друг в друге, Вовка не понимал, где его тело, где Дашино. Он испытывал невыразимое наслаждение, сердце превратилось в пульсирующий любовью светящийся шар, окутывающий ласковым теплом их тела. Поток струился сквозь Вовку с Дашей, вызывая чувство невесомости.

Тараканов менял ритм, глубину проникновения, направление движений, переходя из одной позы в другую. Упругое Дашино тело выгибалось раз за разом, один оргазм следовал за другим, сливаясь в нескончаемую волну блаженства. Вовка удерживался от оргазма и, когда он подкатил совсем близко, вышел из Даши. Она из последних сил сдерживала себя, чтобы не потерять сознание и не вылететь из тела, желая усилить надвигающийся пик наслаждения.

Даша была сверху, и Тараканов, глубоко дыша, усиливая поток, направил его из своего нефритового стебля в лоно Даши. Вдыхая энергию, Вовка прогонял ее вниз по своему позвоночнику и, дрожа от экстаза, извергал в свою богиню. Затем Тараканов подымал энергию вверх по позвоночнику Даши и направлял из ее макушки в свою, замыкая поток в кольцо. Он играл праной, выпуская ее из сердца, из макушки, из живота. Поток достиг такой степени концентрации, что Вовка чувствовал его руками, струя энергии светилась в полутьме, вибрировала и гудела. Он пронзал Дашу плотной огненной струей от низа живота до макушки, откуда поток вылетал, рассыпаясь переливающимися брызгами и исчезая в звездном небе.

– Да ты весь светишься! – воскликнула Даша, открыв глаза.

– Я люблю тебя! – только и смог вымолвить Тараканов.

Приятная истома накатывала усиливающимися волнами, и когда она смыла Вовку водопадом счастья, он опять вошел в Дашу, и тела их содрогнулись от сильнейшего оргазма. Она потеряла сознание, голова свесилась набок, и Тараканов бережно уложил ее на куртки, покрывая тело нежными поцелуями.

Минут через десять космонавтка вернулась в тело, с трудом узнав Вовку и окружающую обстановку. Когда Даша окончательно пришла в себя, то, потрясенная силой любовного экстаза, она поведала Вовке о своих космических переживаниях:

– Мы стоим друг напротив друга. Молча. Я медлю взглянуть тебе в лицо, ибо знаю, что не смогу оторваться. И тревожно, и кровь холодеет, и «гусиная кожа» покрывает меня, и дыхание сбивается. Это как встать перед стеной и чувствовать, что сейчас ты пройдешь её насквозь. Головой не верить, и телом – сомневаться, но сердцем – знать безоговорочно.

Я зажмуриваюсь, смотрю на тебя через веки. Ты тёмен еще, не раскален, не распахнут, но в грудной клетке я вижу – первый раз! – большой изумрудный шар, что едва ли поместится в обеих моих ладонях. Он точно из плазмы, все время меняет форму, его рваные края выравниваются, изгибаются, светятся. От удивления открываю глаза и осознаю, что видела твое сердце. Проснувшееся, живое. Мы говорим одновременно – или мне кажется? – «я люблю тебя…»

Я люблю тебя. В этом вся штука. Я воспринимаю тебя так мучительно близким, что никакие расстояния не могут ослабить это взаимоосязание. И вот сейчас тебя можно коснуться рукой – но как я боюсь! – вдруг эта иллюзия единства душ рассеется игрою тел?

И я приникаю к тебе, сжимая зубы. Мне хочется спрятаться в каком-нибудь твоем закоулочке, и я запускаю руку в волосы, а губы – в губы. У меня так сильно кружится голова, что я стекаю на пол и тяну тебя за собой. Мне чудится, что мы сделаны из воска, из жадных лиан, которые свиваются в хаосе, совпадая мельчайшими выбоинами и выступами между собой.

Руки становятся пылающими, из ладоней выплескивается жар и плавит кожу на спине. Я не понимаю, что происходит. Я ласкаю себя меж лопатками? Да, твоею рукой, собирая покалывания в подушечках твоих пальцев, как в собственных. Сжимаю легчайше твою шею – и приходит желанное удушье. Все токи твоих мышц, биение жилок, искры по волоскам, стоящим дыбом, – все они зеркалятся во мне с пугающей молниеносностью.

Голова хочет анализа, терминов, ясности. Плоть хочет плоти. К черту мысли, я ныряю в ощущения, и дна в этой пропасти нет. Наши руки совершенно бесстыдны – они кропотливы, безостановочны, они захватывают и покоряют наши обнаженные владения. Вот, пробираясь сквозь шерсть на твоей груди, по подрагивающим мускулам живота и опять сквозь завитки и космы, пальцы победно смыкаются на живом, восстающем, набухающем клинке. И сей же миг обжигающе-сладкая волна раскатывается от ступней и выше – выше – выше – разливается вокруг пупка, и сводит все тело неукротимой судорогой, и позвоночник распрямляется со стеклянным хрустом до ломоты в затылке. И ты пресекаешь мой прерывистый вдох, ввинчиваясь губами умело, искусно, изощренно. Язык твой хитер и коварен, и касание зубов о зубы вызывает звенящий всплеск в макушке и отзыв каждой струны разметавшегося тела.

Лобок превращается в вершину вулкана, в чьих недрах уже вязко закручивается лава и разжижается плоть. Моя ладонь – вверх-вниз-вверх-вниз – заставляет тебя, как младенца, искать мою грудь, исступленно терзать мой сосок, извиваться, впиваться, изматывать. Я пытаюсь кричать, но чем мне? – внутри или снаружи? – как будто раскрылся гулкий тоннель абсолютной пустоты. Вакуум, но не воздух наполняет его.

Я хочу удержаться в падении, нахожу твой зрачок и открываю в нём продолжение тоннеля. Словно слова танца: «Стучись – и откроют тебе. Я – ДВЕРЬ». Я – дверь, и ты – дверь. Стучись, стучись, мое сердце, ибо мы только в начале пути. И сцепившись ладонями, переплетаясь ломкими пальцами, единым рывком, – мы распахиваем свои двери друг другу.

Господи, останови меня в этом безумии! Но Бог мой беспощаден и неумолим: я в мгновение воспринимаю тебя всего, целиком, безграничного, как и я, в дымящихся ароматах и клеточных пульсациях, в многокрасочных всполохах, в струящихся токах, в плоскостях и сферах, точечно и космически. Расширяющиеся галактики рвутся из крохотных островков прежнего «Я». Я силюсь сохранить форму привычной оболочки, собрать себя заново. Страх человеческий заставляет открыть глаза, и выдохнуть, и прекратить бесноватую скачку на твоей окаменевшей вершине. Но все уже бесполезно.

Да, бьется подо мною любимое, знакомое, упругое тело, и пальцы по-прежнему спаяны в замок, и в скользких моих глубинах твоя головка пронзает неустанно сжимающийся проход в вечный тайник, рождая ненасытность маятника-метронома, и хрип в глотке, и потоки слез. Лампочка под потолком мерцает вкрадчиво, и тени водят на лице твоем колдовские хороводы. Но прямо поверх этой картинки, прямо из трехмерной здравой реальности накатывает, проступает, произрастает иная. Изо всех плоскостей прорезаются новые грани, изображение сарайчика дрожит и дергается, как на испорченном экране, полосы-молнии проскакивают во всех направлениях, и рушится, и распадается все сущее, как распадается сон, вспугнутый воем будильника. Как будто кто-то сокрушил витринное стекло нашего мира, и трещины разбежались по нему, и осколки посыпались со страшным грохотом, поражая испуганный разум.

Господи! Не оставь меня в этом безумии! И Бог мой мудр и милосерден: расслаивающееся мое сознание с невероятным напряжением вдруг схлопывается в однородную субстанцию и отсекает все видения разом. И тут же оказывается в плену физического, тягучего, животного наслаждения. Ногти впиваются в ягодицы, и губы мои находят плод запретный, и охватывают, и надвигаются, и втягивают бесповоротно, и горло заполняет сладость тела твоего, и невозможно дышать, но ты дышишь за нас двоих, и легкие твои горят до боли, и ребра твои трещат под ударами сердца. Всего, всего, всего тебя окутываю собой, и нежность, и страсть, и вожделение – все для тебя, все в тебе. Ты нависаешь, неотвратимый, и пронзаешь врата мои снова и снова меж распахнутых ног, и мне так блаженно, и остро, и сладко. Смех ли радости, крик ли, песнь ли – я слышу себя и свое эхо в тебе.

Но стоит прикрыть глаза, как опять ощущения множатся. Мой тоннель распускается вновь, и внезапно откуда-то с нижних пределов его с сумасшедшей скоростью, вибрируя, к небу взвивается ярко-желтый росток, через выгнутый мой позвоночник, пробивая насквозь все его звенья, как огненной спицей. Он подвластен мне, этот поток Силы, и я направляю его в твое неистовое тело через макушку, непрерывно и плавно, до самого копчика, где огнь вдруг развинчивается в невероятной мощи спираль, вихрь, и оба наших тела попадают в его сверкающую орбиту.

Я понимаю, что я – во всем, и все – во мне. Что одною моей любовью держится мир, что я и есть сама Любовь. Что мы, избравшие себе смертную, сменную, совершенную оболочку – по сути бесконечны, ибо в любви своей подобны Богу. Любовью созданы по образу его.

Аджна, просыпаясь, со жжением и гулом пронизывает волнами мой лоб и захлестывает разнобоем небесных мелодий. Я вижу тебя вытканным из густой звездной массы, искрящегося, прекрасного, и чувствую, что взлетаю – лечу! – парю в непонятном пространстве, где осталось только воспоминание о сомкнутых ладонях. Я возвращаюсь им навстречу, втекаю в них, и направляю мысль о треугольнике золотого свечения в наши слитые воедино навершия бедер, и позволяю свечению этому победно заполнить нас до краев и сверх краев. Мы становимся – Чистым Светом, ослепительным и беспредельным.

…Пульсар взрывается могуче, и взрывает нас изнутри, и взметается в вечность, и смешивает нас в одно целое, и отпускает, и утихает, и замирает, и погружает в истому, и приносит покой, и тишину, и умиротворение, и пронзительную благодарность друг к другу за сотворенное счастье.

Они лежали в обнимку, продолжая ласкать друг друга. Потом Вовка стал рассказывать свои ощущения от последнего танца, о том, как перед его глазами вместо знакомых лиц замелькали маски. Даша прервала его: