Текст книги "От Лекока до Люпена (Предисловие)"

Автор книги: В. Балахонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Балахонов В Е
От Лекока до Люпена (Предисловие)

В.Е.Балахонов (д.ф.н.)

От Лекока до Люпена

(Предисловие)

Полицейский роман... Кто хотя бы раз в жизни не обращался к этому жанру литературы, нередко вслух выражая к нему высокомерное пренебрежение, но втайне зачитываясь подчас невероятными или даже нелепыми приключениями его героев! Люди вполне самостоятельные и не склонные во всем соглашаться с мнением тонких ценителей изящной словесности открыто признавались в том, что вместе с Шерлоком Холмсом, комиссаром Мегрэ или мисс Марпл пытались найти разгадку таинственных и страшных преступлений, примеривали на себя роли борцов за попранную справедливость, бесстрашных защитников оскорбленной добродетели. Среди этих достойных людей можно было бы назвать и выдающихся государственных деятелей, решавших судьбы целых народов, и знаменитых мужей науки, художников, музыкантов, поэтов и тех, кого мы иногда склонны величать "простым народом". Люди серьезные и легкомысленные, прошедшие суровую школу жизни или только вступающие в нее, они видели в гонимой и презираемой одними, превозносимой и почитаемой другими детективной прозе то способ уйти от серой и унылой повседневности, то источник знаний о скрытых сторонах жизни той или иной эпохи, повествование о людских страстях, пороках и добродетелях.

Кто только не ломал голову над романами о преступниках и о тех, кто призван – часто рискуя здоровьем и самой жизнью – охранять общество от покушений на установленный в нем порядок: психологи и социологи, медики и историки литературы, юристы и просто историки; будем признательны им – мы теперь многое знаем об этой законной ветви художественной литературы, признали за ней право на существование, знаем о том, как и при каких условиях она зарождалась, о ее предшественниках, о ее корифеях и эпигонах.

Таинственные приключения, мрачные преступления и просто загадки природы вроде славного Бермудского треугольника или летающих тарелок, за которыми нередко хотелось видеть чью-то злонамеренную или, напротив, благодетельную руку, всегда привлекали внимание человечества. О них думали, говорили, писали с незапамятных времен, и это, надо признать, весьма затрудняло решение вопроса о том, когда же, собственно говоря, на нашей планете появился детективный роман.

Вообще здесь, как и во многих других случаях, определение того, о чем мы рассуждаем, оказывается не столь уж простым делом. Практически мы не делаем различия между двумя не вполне тождественными понятиями: роман детективный и роман полицейский. Действительно, произведения о преступлении (или даже проступке, нарушающем общепринятые нормы поведения) и о поисках виновного – злодея или просто человека, нарушившего установленный порядок, – можно найти в литературах и давно ушедших в прошлое эпох, когда самих полицейских еще не было в помине.

Лишь с некоторой натяжкой можно было бы отнести к предшественникам подлинно детективной литературы так называемый готический или черный роман, весьма распространенный в Англии XVIII – начала XIX в.: "Замок Отранто" (1764) Г.Уолпола, "Удольфские тайны" (1794) А.Радклиф, "Монах" (1808) М.Г.Льюиса и знаменитый "Мельмот-скиталец" (1820) Г.Метьюрена. Вот уж где было вдоволь тайн и преступлений, в том числе и таких, для разгадки которых нужны были не столько проницательный ум и наблюдательность Шерлока Холмса или Лекока, героя романов Э.Габорио, сколько бесстрашие перед лицом таинственных инфернальных сил и жестокостью коварных злодеев.

В названных выше романах нет того, что позволило бы нам отнести их к жанру собственно детективных произведений. Мы упоминаем их авторов лишь потому, что они передали последующему поколению писателей некоторые устойчивые компоненты литературы о приключениях, столкновении могучих страстей и преступлениях, о беспримерных злодействах и о возвышающей душу готовности к самопожертвованию ради справедливости или великой любви. Это и ряд сюжетных схем и ходов, и готовые описания мест, особенно благоприятствующих совершению преступлений (старых замков, крепостных развалин с потайными ходами и жуткими подземельями), своеобразная живописность в изображении пейзажей и характеров и даже неповторимый пафос, обращенный к чувствам и уму потрясенного и растроганного читателя.

Не забудем и того, что один лишь, например, "Мельмот-скиталец" оказал огромное воздействие на современную ему европейскую, в том числе и русскую, литературу*. Его переводили на другие языки, ему подражали, следы его влияния мы обнаружим даже в некоторых произведениях, созданных через столетие после его появления на свет**.

______________

* Подробно об этом любознательный читатель может узнать из превосходной статьи акад. М.П.Алексеева в книге: Г.Р.Метьюрен. Мельмот-скиталец. Л., 1976, с. 563-674.

** Один из главных мотивов романа Г.Леру "Привидение в Оперном театре", о котором несколько слов будет сказано позже, на наш взгляд, прямо заимствован из романа Метьюрена.

При всех несомненных достоинствах произведений Г.Уолпола или А.Радклиф в них, однако, не было той главной фигуры – полицейского или хотя бы сыщика-любителя, "из любви к искусству" более или менее систематически и не без успеха занимающегося сыскным делом (того же Шерлока Холмса или Ш.Дюпена из рассказов Э.По), – которая становится как бы организующим стержнем всего произведения. Не было ее по той простой причине, что фигура сыщика-профессионала в реальной жизни, в общественной иерархии XVIII в. еще не занимала сколько-нибудь заметного места.

Существенно и другое. Внимание авторов готических романов практически не привлекала социальная проблематика: время социального исследования действительности, подлинно исторического подхода к ней еще не наступило. Необходимо было появление "Человеческой комедии" Бальзака для того, чтобы в литературе сместились многие акценты, место необыкновенных романтических персонажей заняли реальные, живые люди, место таинственных, исполненных мистики приключений – реальные, подчас не менее страшные драмы, происходящие с этими людьми в реальной же, а не рожденной слишком пылкой фантазией жизни.

Конечно, Бальзак многое унаследовал от готического романа, внимательным читателем которого он был. Это заметно не только в его "Прощенном Мельмоте", но и в "Истории тринадцати", в таких романах, как "Блеск и нищета куртизанок". Для нас, однако, более существенно то, что в его произведениях борьба Добра со Злом утратила свойственную большинству произведений готической литературы некую отвлеченность. Бальзак сделал важный для современной ему литературы шаг, обратившись к реальным фактам повседневной жизни, используя подлинные документы эпохи, воспоминания и дневники реально существовавших людей. Говоря об этом, чаще всего ссылаются на "Мемуары" Видока, от которых Бальзак отталкивался, создавая зловещий образ "Наполеона каторги", одновременно сыщика и преступника Вотрена.

Все же главным обстоятельством, которое способствовало появлению детективного романа в полном смысле слова, явился совершавшийся в литературе поворот к современности. События в готических романах, в произведениях на исторические темы, например в романах Вальтера Скотта, происходили почти всегда в более или менее отдаленном прошлом. Успех детективному роману в конечном счете принесло обращение именно к современному материалу, непосредственно затрагивающему читателя: с ним, этим читателем, могло произойти то, что происходит с героями литературного произведения, и это, естественно, вызывало соответствующие эмоции, особые переживания, ощущение подлинности происходящего в романе.

Усилению интереса читающей публики к преступлениям, совершаемым где-то рядом, в самой обыкновенной обстановке, людьми, которые, может быть, ежедневно встречаются нам на улице, а не на страницах романа, способствовала и пресса. В частности, основанная в 1825 г. "Судебная газета" систематически публиковала свидетельства очевидцев и участников уголовных дел, став тем самым неисчерпаемым источником для многих литературных произведений.

Поворот к современности вызвал в значительной части литературы и существенную смену персонажей, мест, в которых развивается действие. Писатели обратились к таким темам, к таким событиям, которых они раньше почти никогда не касались. Это были темы, непосредственно затрагивающие широкий круг новых читателей, принадлежавших не к образованной и состоятельной верхушке общества, но к рабочему и ремесленному люду, мелким чиновникам, получившим доступ к литературе благодаря общественным читальням, дешевым абонементам, мелким передвижным библиотекам, постепенному вместе с совершенствованием типографского дела удешевлению книг. Многие газеты, которые можно было практически бесплатно читать в недорогих парижских кафе, публиковали на своих страницах из номера в номер так называемые романы-фельетоны, адресованные в первую очередь именно этим новым читателям, стремясь удовлетворить их интересы и потребности.

Широкое распространение получили романы, которые историки литературы относят к числу так называемых "народных" (romans populaires). Создавали их писатели весьма различные как по таланту, так и по масштабам их творчества. В огромной массе подобной литературы можно найти произведения и просто развлекательные, и познавательные, и "воспитательные"; существовал некоторое время даже жанр романа "слезливого", рассчитанного на самого чувствительного и жалостливого читателя. Большая часть этих романов вполне заслуженно канула в Лету, и вспоминают о ней лишь самые дотошные специалисты по литературной продукции. Не забудем, однако, и того, что у истоков "народного романа" стояли и такие писатели, как автор "Парижских тайн" Э.Сю, который привел читателя на самое дно современной парижской жизни с ее нищетой и пороками. Вслед за этими тайнами появилось немало и других – лондонских, марсельских и т.п. "Народный роман" не чуждался и тем исторических; работал в этом русле и А.Дюма, вплетая в подлинные исторические события невероятные приключения выдуманных им героев. Советский читатель хорошо знает его книги о бесстрашных мушкетерах, гораздо меньше известна тетралогия Дюма, построенная на материале истории Франции последней трети XVIII в. ("Жозеф Бальзамо", "Ожерелье королевы", "Анж Питу", "Графиня де Шарни"), в которой большое место занимает и "детективный" элемент. К "историческим" романам следует отнести и знаменитого "Горбуна" П.Феваля, одного из корифеев "народной" литературы, сыгравшего заметную роль в создании классического французского полицейского романа.

Впрочем, не будем углубляться в историю этой литературы, хотя она и заслуживает самого серьезного внимания. Отметим только, что на протяжении XIX в. она принимала различные обличья, знала взлеты и падения читательского интереса, но никогда не исчезала совсем. Одним из признаков ее живучести была способность к самопародии, которая в значительной мере как бы нейтрализовала действие пародий, принадлежащих перу ее противников.

За десятилетия своего существования (а она жива до сих пор) "народная" литература претерпела эволюцию, заметно сдвигаясь вправо, обнаруживая "охранительные", консервативные тенденции.

Все сказанное выше имеет для нас здесь смысл лишь постольку, поскольку именно на периферии "народной" литературы развивался и французский полицейский роман, унаследовав многие ее особенности. Это тот самый роман, произведения трех "классиков" которого, Э.Габорио, Г.Леру и М.Леблана, представлены в предлагаемой читателю книге.

Французский детектив питался не только отечественными источниками. Главное в собственно полицейском романе – утвердившийся в поздней литературе тип героя, расследующего преступление, который пришел в Европу в почти законченном виде с далекого Американского континента. В 1856 г. Шарль Бодлер перевел несколько новелл американца Э.По, в том числе и "Убийство на улице Морг". По иронии судьбы (точнее – по воле автора) человеком, давшим разгадку чудовищного преступления, над которой бились лучшие умы парижской полиции, здесь стал человек штатский, так сказать любитель, Ш.Дюпен.

По мнению исследователей, именно новеллы Э.По заложили основы существующей и поныне детективной литературы. Скорее всего, дело обстоит именно так при всем том, что ни дедуктивный (логический, как он его называл) метод Дюпена, которым впоследствии будут пользоваться сыщики "всех времен и народов", ни описанное в "Убийстве на улице Морг" преступление, совершенное в замкнутом пространстве комнаты (нечто подобное уже было в романе А.Радклиф), не являлись изобретением американского писателя. Он сделал другое: в сравнительно небольших, но необыкновенно емких новеллах По установил классическую структуру детективного произведения: основные сведения о преступлении, информирующие читателя, действия официальной полиции, которые обычно не приводят к нужным результатам, а иногда и просто еще больше запутывают дело, вмешательство главного героя (им может быть и полицейский и сыщик-любитель), его действия и размышления и, наконец, объяснение тайны, разгадка поставленной в начале произведения проблемы.

Новеллы По ввели в литературу тип рассказчика-комментатора происходящих событий (например, доктор Ватсон у Конан Дойла); таким повествователем-летописцем (у Габорио, Леру, Леблана, Агаты Кристи и других) обычно становится человек недалекий, присутствие которого лишь подчеркивает ум и проницательность главного героя.

Исследованию материальных примет, оставленных преступником следов, наблюдательности французские сыщики учились и у другого американского писателя, Фенимора Купера, с его Кожаным Чулком, отчасти у Майн Рида. Были у европейских детективов и другие учителя, но о них говорить мы уже не будем.

Интерес к полицейскому роману с середины XIX в. никогда не увядал, он завоевывал все новых и новых почитателей. Французы переводили американских и английских авторов, американцы и англичане – французов, не отставали в этом увлечении и другие страны, в том числе и Россия. Особенной популярностью у нас пользовались произведения Габорио, признанного отца европейского детективного романа. Габорио читали многие русские писатели; читал его и А.Чехов, в письмах и произведениях которого имя автора "Преступления в Орсивале" и "Господина Лекока" встречается весьма часто. "Шведская спичка" Чехова – великолепная пародия на полицейский роман, один из героев которой, незадачливый помощник следователя Дюковский, "начитался Габорио".

Размышляя о современной литературе, Чехов говорил о том, как в России распространялись бездарные, но "страшные" романы об "убийствах, людоедстве, миллионных проигрышах, привидениях". "Страшна фабула, страшны лица, страшна логика и синтаксис, но знание жизни всего страшней". В этих словах немало справедливого, некоторые упреки могли бы быть адресованы и Габорио, но все же, думается, инвективы Чехова направлены не столько против французского писателя, сколько против его бесталанных подражателей в России вроде популярного в свое время А.Шкляревского.

Публикуемый здесь роман Габорио "Дело вдовы Леруж" позволит читателю вынести свое собственное суждение, мы же позволим себе сказать несколько слов о самом писателе.

Возможно, кому-нибудь творчество Габорио покажется несколько архаичным: стиль романов писателя отражает особенности жизни, чувствования, реакции на происходящие события людей середины прошлого века; в нем переплелись живописность, утрированные эмоции, декламационность, свойственные части романтической литературы предшествующего периода, и жесткость интонации, рассудочность и прозаичность современной Габорио реалистической литературы нравов. Внимание к детали, точность в передаче реалий эпохи в соединении с блестящим умением вести захватывающее повествование делают романы Габорио привлекательными и для читателя XX в. Многие произведения писателя переиздаются в наше время и постоянно находят широкую аудиторию. Творчеству Габорио посвящено немало статей и солидных исследований; так, всего несколько лет назад, в 1985 г., во Франции появился обширный труд Роже Боннио "Эмиль Габорио и рождение полицейского романа", в котором собран богатый материал, посвященный жизни и творчеству писателя.

Родился Габорио в 1832 г. в маленьком городе Сожоне на западе Франции. Детство его прошло в частых переездах: отца, мелкого чиновника провинциальной администрации, переводили из одного города в другой. Мальчику пришлось менять и учебные заведения, в которых он постигал премудрости школьной науки. Познакомился он и с Провансом, и с атлантическим побережьем Франции в районе города Ла-Рошели, но особенно сильные впечатления у него остались от старинных провинций Турени и Анжу, куда он охотно помещал персонажей своих книг. Превосходный край! Кто хоть раз посетил его, не забудет ни его мягкий благодатный климат, ни берега мирно текущей Луары, ни великолепные замки и аббатства, ни благоухающие розами сады.

Увы! Ни прекрасная природа, ни замечательное искусство зодчих эпохи Возрождения не в состоянии остановить преступную руку жестоких злодеев, которые и здесь вершат свои гнусные дела...

Во времена Габорио люди путешествовали в дилижансах, неспешность которых оставляла достаточно времени и для наблюдений над местными достопримечательностями, и для философских размышлений о свойствах человеческой природы, все еще далекой от совершенства. Это было большое преимущество перед нами, несущимися сломя голову в автомобилях, поездах, самолетах, преимущество, которым Габорио воспользовался в полной мере, изучая быт и нравы своих современников в разных уголках Франции. Военная служба, на которую он отправился досрочно, возможно соблазненный блеском гусарского мундира, ненадолго забросила Габорио в Алжир, но в своих художественных произведениях к африканским впечатлениям он практически никогда не возвращался.

После окончания военной службы будущий писатель перебрался в Париж, без которого успехов в литературе и искусстве не мыслил ни один честолюбивый провинциал. Университетские занятия медициной и юридическими науками оказались непродолжительными; ни врачом, ни юристом Габорио не стал, хотя некоторое время исполнял обязанности помощника клерка в одной нотариальной конторе. Впрочем, и не очень обширные знания, почерпнутые на студенческой скамье, впоследствии весьма пригодились автору полицейских романов.

Мечтам добиться материального благополучия на деловом поприще, свойственным многим молодым людям, не суждено было осуществиться: как и его любимый писатель Бальзак, пытавшийся разбогатеть на издательской ниве, Габорио тоже пробовал заняться серьезным делом – не то производством, не то продажей железнодорожных шпал. Как и Бальзак – неудачно.

С конца 50-х годов Габорио целиком посвятил себя журналистской и литературной деятельности. До самой смерти он работал в нескольких провинциальных и парижских газетах, вел театральную и судебную хронику, не чуждался вопросов международной политики. Уже первые его заметки (иногда написанные в стихах!) в "Ля Верите", "Тентамаре", "Пятисантимовой газете" и других изданиях пользовались успехом у читателей. Габорио писал обо всем понемногу; он выступал против злоупотреблений рекламой, против беспорядков в кафе, в частности – неумеренных чаевых и продажи там абсента, вредной для здоровья полынной водки, против невежественных врачей, богатых прожигателей жизни и беспринципных карьеристов. Он писал о парижских консьержках, о литературных и художественных салонах, под его пером оживали картины французской жизни времен Второй империи с ее блеском и нищетой.

За первыми стихами Габорио, относящимися к 1857 г., и первым романом, которые остались незамеченными, последовали произведения с заметным автобиографическим элементом. Это были своеобразные романы-очерки, созданные на основе воспоминаний о пребывании на военной службе и в конторе нотариуса и отличавшиеся необыкновенной точностью в изображении провинциальной жизни. В своих книгах Габорио разрабатывал самые разнообразные темы, в том числе историю прессы, жизнь духовенства и военных. В том, что он интересовался и жизнью королевских любовниц – от средневековья до начала XIX в., – не следует видеть нечто легкомысленное: в то же время, что и Габорио, подобными темами занимались такие почтенные писатели, как братья Гонкуры; их перу принадлежит, в частности, историческая книга о мадам Дюбарри, любовнице Людовика XV, или изданный в 1862 г. труд под названием "Женщины в XVIII в.". Это были книги о нравах общества в определенный период французской истории. Заметим только, что и Габорио и Гонкуры интересовались жизнью не только великосветских дам, но и судьбами молодых работниц, условия существования которых выгоняли их на панель.

С годами мастерство Габорио-романиста совершенствовалось, хотя блестящим стилистом он так и не стал (впрочем, он мог утешаться тем, что за многие стилистические погрешности критиковали и великого Бальзака). Габорио был внимательным читателем своих предшественников и современников. Не прошло для него бесследно чтение романов Стендаля, произведений реалиста Шанфлери, описывавшего провинциальный быт, романов Радклиф, Купера. Большое значение имело знакомство с новеллами Э.По, влияние которого на Габорио бесспорно. И все же следует с самого начала сказать: кое-что позаимствовав у американского писателя, Габорио – автор полицейских романов пошел собственной дорогой, развивая многое из сложившихся до него традиций французской национальной литературы. Существенно то, что писал он не новеллы, а обширные романы с большим количеством персонажей, "вставленных" в широкий контекст реальной жизни. Подобно Бальзаку, он обращался к людям самых разных социальных слоев, пытаясь показать их связь и взаимозависимость.

Исследователи творчества Э.По подчеркивали, что криминалистика как наука, в те годы еще только складывающаяся, его не интересовала. То, что он описывал в "Убийстве на улице Морг" или в "Тайне Мари Роже", были почти изолированные от всей остальной жизни случаи, достойные изучения сами по себе. У Габорио преступление – результат нескольких определяющих его условий, событий, в которые оказываются замешанными десятки людей.

В романах Габорио действует реальный розыскной и следственный аппарат – полицейские и следователи, обвинители и защитники; ставятся актуальные и сегодня юридические проблемы. В "Деле вдовы Леруж" это и вопрос о роли суда присяжных, которые помогают избежать судебных ошибок, и вопрос о судебных ошибках вообще (писатель полностью на стороне тех, кто "предпочтут отпустить на свободу три десятка злодеев, лишь бы не осудить одного невиновного"), и до сих пор не решенный полностью вопрос о случаях, когда ответственность преступника ограниченна. Эта проблема, зафиксированная в статье 64 французского уголовного кодекса*, привлекла особенное внимание Ж.Сименона – не только в его романах, но и в публицистических выступлениях. Возмущение Габорио вызывает недостаточная техническая оснащенность полиции: "Хотя существует фотография, электрический телеграф, имеются тысячи возможностей, неизвестных раньше, они не используются".

______________

* Статья эта гласит: "Преступление не имеет места в случае, если подсудимый действовал в состоянии невменяемости или под влиянием силы, которой он был не в состоянии воспротивиться".

Романы "Дело вдовы Леруж" и "Преступление в Орсивале" появились почти одновременно в 1866 г.* С этого времени французские исследователи и отсчитывают историю французского полицейского романа.

______________

* Чтобы быть совершенно точным, отметим, что "Дело вдовы Леруж" публиковалось в виде романа-фельетона еще в 1865 г. в газете "Ле Пэи".

Уже в этих произведениях Габорио следует сформулированному им принципу: "Роль читателя состоит в том, чтобы установить убийцу, роль автора – в том, чтобы сбить читателя с правильного пути". Однако если бы все искусство романиста заключалось только в этом, вряд ли полицейские романы принесли бы Габорио европейскую славу.

Время действия в "Преступлении в Орсивале" и в "Деле вдовы Леруж" с самого начала совершенно точно определено автором: события происходят в начале 60-х годов. Тут не просто указание на современность, но и установление исторического контекста, многие особенности, обстоятельства которого были хорошо знакомы читателю середины века и придавали повествованию подчеркнутую достоверность.

Впечатление достоверности, подлинности описываемых событий усиливают и точные указания на место действия. Преступление, совершенное в "Деле вдовы Леруж", произошло в окрестностях Буживаля, селения, хорошо знакомого парижанам. По субботам и воскресеньям и тогда, и в наши дни на живописный берег Сены приезжали и приезжают отдыхающие горожане. С описания усадьбы графа де Тремореля, также расположенной неподалеку от Парижа, начинается действие и в романе "Преступление в Орсивале".

Подобно Бальзаку, Габорио "прописывает" своих парижских героев "Дела вдовы Леруж" в местах, где им и положено быть в соответствии с их социальным положением: богатый особняк графа де Коммарена расположен в аристократическом предместье Сен-Жермен, маркиза д'Арланж живет в центре города недалеко от Дома Инвалидов, ушедший на покой сыщик Табаре – вблизи вокзала Сен-Лазар, откуда рукой подать до рабочих кварталов, следователь Дабюрон – на левом, "интеллектуальном", берегу Сены, любовница Ноэля Жерди Жюльетта Шафур – на улице Фобур-Монмартр, где живет немало женщин сомнительного поведения. Значение таких подробностей, конечно, часто ускользает от читателя-нефранцуза, но для соотечественников Габорио они были весьма существенны.

Возможно, от Бальзака в романах Габорио и неожиданные, почти никогда не повторяющиеся в полицейских романах пространные рассуждения автора и его героев о роли и месте современного дворянства, буржуазии, крестьян, о взаимоотношениях в обществе различных составляющих его классов и социальных групп не вообще, а в специфической обстановке Второй империи. Выразительны портреты графа де Коммарена, потерявшей представление о времени вздорной маркизы д'Арланж, сыщика Табаре, ростовщика Клержо, следователя Дабюрона. Стремясь преодолеть неподвижность, заданность персонажей приключенческих романов "народной" литературы, Габорио наделяет своих героев их предысторией, во многом объясняющей их поведение, придает им способность изменяться в ходе действия, некоторой противоречивостью между их внешним обликом, поступками, рассчитанными на реакцию других людей, и их подлинной сущностью. Правда, в этом есть и некий хитрый умысел автора, желание "обмануть" читателя, подсунуть ему ложную версию, заставить подозревать в совершенном преступлении то одного, то другого персонажа.

Характеризуя участников происходящих событий, Габорио использует иронию, например по отношению к Клержо или маркизе д'Арланж, прямые инвективы, сатиру и юмор (так, блестящий аристократ граф де Коммарен у него "на любое противоречие реагировал, как племенной жеребец на укус слепня").

Со знанием дела, опять-таки следуя Бальзаку, описывает Габорио кварталы Парижа, аристократические и буржуазные интерьеры, государственные учреждения и светские салоны. Рассказывая о кругах парижской жизни, Бальзак называл их адом, который "когда-нибудь, вероятно, обретет своего Данте"; словно повторяя создателя "Человеческой комедии", Габорио взывает к великому итальянскому поэту ("понадобился бы новый Данте"), когда отправляет читателя в парижский Дворец правосудия, галерею которого он описывал также "по-бальзаковски": "Это своего рода кулисы Дворца правосудия, зловещего театра, где разыгрываются самые реальные драмы, замешенные на настоящей крови".

Есть в "Деле вдовы Леруж" и в последующих романах Габорио неправдоподобные "случайности", неоправданные повороты в событиях; иногда, говоря об общих для нескольких произведений персонажах в одном романе, он забывает об этом в другом, впадая в заметные и для не очень искушенного взгляда противоречия. Все это большей частью не мешает увлекательному развитию сюжета, мастерскому умению Габорио нарочно запутывать читателя.

Важное достижение Габорио-романиста – создание им образов полицейских, получивших продолжение в целой галерее сыщиков, которые стали любимыми героями не только читателей, но и самих их авторов: Шерлок Холмс у Конан Дойла, мисс Марпл и Эркюль Пуаро у Агаты Кристи, Рультабийль – у Леру и т.д. У Габорио это сначала Табаре (в "Деле вдовы Леруж"), в последующих романах – Лекок. Образы эти разработаны писателем особенно тщательно; поданы они в особенно выгодном свете по сравнению с их незадачливыми коллегами, полицейскими и следователями, иногда – со слишком бойкими журналистами, высказывающими самые нелепые догадки и предположения. Не беда, что сами наши герои хвастливы, тщеславны, хотя и прикрывают подчас эти свои человеческие слабости ложной скромностью и показным самоуничижением.

К Табаре, к Лекоку официальные инстанции обращаются тогда, когда дело уже окончательно запутано и все глупости в отношении личности предполагаемого преступника уже высказаны.

Табаре мы застаем в конце его карьеры; когда-то в молодости он читал мемуары знаменитых сыщиков и в его сознании сложился образцовый тип такого человека, "ангела-хранителя", который помогает посрамлению злодейства и торжеству добродетели. Он, как и Лекок, может ошибаться (ошибки эти бывают чреваты драматическими последствиями), но лишь для того, чтобы затем с блеском опровергнуть самого себя и предложить единственно правильное решение. Действует он в соответствии с дедуктивным методом, позволяющим ему в кратчайший срок определить предполагаемого убийцу, которого он, разумеется, и в глаза не видел: "Человек этот еще молод, роста немного выше среднего, изящно одетый. В тот вечер на нем был цилиндр, в руках зонтик; он курил гаванские сигары, причем с мундштуком". Нужно ли добавлять, что Табаре был неподкупно честен, мудр и великодушен при всей своей невзрачной внешности?

Младший коллега и ученик Табаре, известный под фамилией Лекок, в "Деле вдовы Леруж" появляется лишь эпизодически, да и то с не очень лестной характеристикой: "бывший правонарушитель, великий пройдоха". Из других романов мы узнаем, что Лекок, оставшись сиротой, вел далеко не добродетельный образ жизни, предаваясь азартным играм, но затем исправился и стал полицейским. Лекок наделен многими необходимыми для настоящего сыщика качествами. Он – превосходный актер, умеющий мгновенно надеть маску, до неузнаваемости изменить свой внешний вид. Его отличают необыкновенная наблюдательность, незаурядная физическая сила, умение проникнуть в психологию преступника; его принцип: "Из сотрудника сыскной полиции я перевоплощаюсь в этого человека со всеми его особенностями".