Текст книги "Нехоженой тропой"
Автор книги: В. Баталов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Баталов В
Нехоженой тропой
В. БАТАЛОВ
НЕХОЖЕНОЙ ТРОПОЙ
Повесть
Перевел В. Муравьев
________________________________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ:
ДЯДЯ ИЛЬЯ ПРИЕХАЛ
СБОРЫ
ПО КАМЕ И ВЕСЛЯНЕ
ЕСТЬ ТАКОЕ ОЗЕРО
"СОН В РУКУ"
ЗАКОЛДОВАННЫЙ КРУГ
У КОСТРА
НЕХОЖЕНОЙ ТРОПОЙ
ВОТ И АДОВО ОЗЕРО!
В ОХОТНИЧЬЕЙ ИЗБУШКЕ
ВЕРТОЛЕТ
ЗДЕСЬ БУДЕТ КОРЧАГИНСК
________________________________________________________________
ДЯДЯ ИЛЬЯ ПРИЕХАЛ
Мальчик стоял у берега по колени в воде. Вокруг его ног шныряли юркие мальки, а изредка набегавшая волна касалась засученных штанин. Мальчик держал в руках длинное березовое удилище и не сводил глаз с белого поплавка – тонкого гусиного пера.
Поплавок шевельнулся, запрыгал и юркнул под воду. От него мелкой рябью разбежались круги. И когда над водой оставался только едва заметный острый кончик пера, мальчик резко взмахнул удилищем. Леска натянулась, и из воды, в брызгах, показался красноперый окунь. Рыбак снял окуня с крючка и положил в висевшую на боку полевую сумку. Потом он неторопливо нацепил на крючок красного червя, поплевал на него и снова закинул удочку.
– Дима, дядя Илья приехал! – послышалось с берега.
По тропинке к речке, размахивая руками, бежала девочка в коротком белом платье.
– Чего ты орешь, Татьяна, всю рыбу распугаешь, – проворчал мальчик себе под нос.
– Иди скорее, а то он уедет! – кричала девочка.
Хотя жаль было уходить с речки, когда клев только начался, но Диме очень хотелось повидать дядю, и он полез на берег, на ходу сматывая удочку.
Димин дядя, Илья Кузьмич Руднев, или, как его все называли попросту, Кузьмич, редко бывал в Гайнах. Он работал лесничим и жил за семьдесят пять километров отсюда, в лесном поселке Серебрянке. Кузьмич был заядлым охотником и рыболовом, а как он рассказывал о разных охотничьих приключениях, о звериных хитростях, рыбьих повадках – заслушаешься!
– Зашла я к вам, вижу, незнакомый человек, – говорила Таня, шагая рядом с Димой, – усы огромные и с завитушками на концах...
– Гвардейские, – вставил Дима.
– Ага, гвардейские... Сам высокий, у нас в Гайнах, пожалуй, нет ни одного такого высокого человека. Твой отец ему говорит: "Значит, спешишь, Илья..." Я сразу поняла, что это Кузьмич из Серебрянки. А он отвечает: "Жаль, что Димы нет дома". Тогда я говорю: "Я сейчас сбегаю за Димой, он на Желтом плесе окуней ловит". И побежала.
Дима и Таня перешли по мостику через бурлящий на дне оврага быстрый ручей и побежали по спускающейся под горку улице к Димкиному дому. Они остановились только возле крыльца. Дима поставил удочку, снял сумку с плеча, пригладил вихры...
– А брюки? – подсказала Таня.
Дима опустил безнадежно измятые штанины, попробовал разгладить их ладонями, поправил воротник и открыл дверь.
– А вот и Дмитрий Федорович! Ну-ка подойди поближе, племянничек, встретил Кузьмич мальчика. – Да ты скоро меня перерастешь.
Лесничий ласково потрепал Диму по русым, торчащим во все стороны волосам.
– Здравствуй, дядя Илья, ты на сколько дней приехал? А будешь сегодня опять про Серебрянку рассказывать? – спросил Дима.
– Нет, браток, на этот раз не придется нам с тобой договорить, ответил Кузьмич, подкручивая кончики усов. – Рассказать-то есть о чем, да надо ехать. Дело у меня одно важное.
Дима вздохнул: когда еще теперь приедет дядя Илья в Гайны?
– Не расстраивайся, браток, – вдруг сказал дядя, – хочешь, поедем со мной. На рыбалку сходим, про охоту расскажу. А красота у нас какая! Ну как, согласен?
Дима посмотрел на дядю: не шутит ли? Как будто нет.
Мальчик повеселел, но не отвечал ни слова, переводя взгляд с дяди на отца, развертывавшего у окна свежую газету. Дядя догадался, в чем дело: "Я-то, конечно, согласен, – говорили красноречивые взгляды племянника, – а вот отпустит ли отец..."
– Федор, – окликнул Кузьмич брата, – я хочу твоего сына к себе забрать. Как ты на это смотришь?
– Диму в гости? – переспросил отец и замолчал, раздумывая.
Он медленно, так медленно, что у Димы дыхание перехватило от нетерпения, свернул газету, положил на подоконник и лишь тогда заговорил снова:
– Что ж, пусть посмотрит ваши места. А то по географии получил четверку. Поездит – может быть, будет географию лучше знать, – улыбнулся отец.
У Димы радостно заблестели глаза:
– Дядя Илья, ты на моторке приехал?
– Да, на моторке.
Таня, молчаливо стоявшая в стороне, подошла к Диме сзади и легонько дернула его за рубашку. Дима понял, что ей тоже хочется в Серебрянку и она просит замолвить за нее словечко перед дядей.
– Ну куда тебе! – зашептал через плечо Дима. – Устанешь, заноешь: "К маме хочу..."
– Я не устану, – горячо зашептала в ответ девочка. – Помнишь, как на Черное ходили? Ведь тоже не близко...
– Вы о чем там шепчетесь? – спросил Кузьмич.
– Мы в одном классе с Таней учимся... – уклончиво ответил Дима дяде.
– Ну и что же? Она тоже хочет в Серебрянку?
– Ага...
– Можно и Таню взять, места в лодке хватит, – ответил дядя. – Так!
– Так! – хором ответили Дима и Таня.
– Тогда собирайтесь. Я сейчас схожу в контору лесхоза, а через два-три часа отчаливаем.
– На, путешественник, – сказал отец и, вынув из стола коробочку, подал ее Диме. – Очень нужная вещь в путешествиях.
Отец и Кузьмич вышли во двор. Через окно доносился их разговор.
– Ты, Илья, лучше меня знаешь окрестные леса, – говорил отец. Леспромхозу дали план по лесу для авиафанеры. Надо найти хороший бор и ставить там новый поселок. Только нет у нас нигде поблизости такого леса...
– Поблизости не найдешь, – ответил лесничий. – По-моему, подходящий лес должен быть где-нибудь в наших местах, возле Адова. Там нужно искать...
Отец с Кузьмичом скрылись за калиткой, и ребята не слышали их дальнейшего разговора.
– Дима, а что в коробочке? – спросила Таня.
– Не знаю.
– Тогда открывай скорей!
Дима открыл коробочку; в ней был новенький черный компас.
– Компас! – с восторгом воскликнул Дима. – С ним в любую глушь зайдешь и никогда не заблудишься!
СБОРЫ
Но медлить было некогда, нужно собираться. Дима вырвал из тетрадки чистый лист, отточил карандаш и стал записывать, что нужно взять с собой. Путешествие – не игра, тут необходимо все предусмотреть и ничего не забыть.
Прежде всего – ружье. Вот оно висит над Диминой кроватью, новенькое, блестящее. Отец подарил его Диме в прошлом году, и Дима только три раза ходил с ним прошлой осенью за Каму охотиться на уток.
В углу стоит бамбуковый спиннинг с алюминиевой катушкой. Его Дима сам сделал в школьной мастерской. Спиннинг тоже не мешает взять.
Потом в список попали компас, вещевой мешок, топорик, котелок, кружка и другие нужные в походе вещи.
– Плохо, что фотоаппарата у нас нет, – с сожалением вздохнула Таня. Какие бы мы снимки интересные сделали в Серебрянке!
– Это верно... – Дима почесал затылок. – Фотоаппарат нам необходим как воздух или, скажем, как ружье. Что же делать?
– У Афони-Профессора есть аппарат, – напомнила Таня.
– Правильно! Позовем с собой Афоню.
– А Кузьмич возьмет троих? – с сомнением спросила Таня. – И Афоня, может быть, не поедет...
– Дядя возьмет, – уверенно сказал Дима. – А Профессор не дурак, чтобы от своего счастья отказываться.
Дима подошел к отцовскому столу, покрутил ручку телефона, снял трубку.
– Алло! Мне квартиру диспетчера Лежнева.
Отец Афони диспетчер леспромхоза, а сам Афоня учится в одном классе с Димой и Таней. Он толстый, круглолицый, ходит медленно, говорит не спеша, к тому же носит очки. Кто-то из ребят прозвал его в четвертом классе Профессором, и с тех пор это прозвище прилипло к нему, как муха к меду.
– Соединяю с квартирой диспетчера, – ответила телефонистка.
– Алло!
Дима узнал по голосу Афоню:
– Афоня, здравствуй! Это я, Дима. Мы уезжаем через три часа.
– Кто уезжает? Куда?
– Мы, то есть я с Таней и дядей Ильей Кузьмичом. В Серебрянку.
– Доброго пути.
– Поедем с нами. Знаешь, какие снимки хорошие сделаешь!
Афоня не отвечал. Но Дима не клал трубку.
– Что он говорит? Не хочет ехать? Да? – спрашивала Таня.
– Молчит. Думает.
Наконец Дима снова услышал Афонин голос.
– Алло! Я согласен. Думаю, что такая поездка будет для меня полезна.
– Тогда дуй сейчас же ко мне на велосипеде.
Дима положил трубку.
– Профессор согласен, – сказал Дима. – Теперь пойдем спросим у твоей матери. Ведь она тебя не отпустит.
Таня жила через двор от Димы.
Когда ребята вошли в дом, Марфа Гавриловна, мать Тани, варила обед. С тряпкой в руке она стояла перед примусом. Из белой кастрюли кудрявыми струйками вырывался к потолку белый пар. Вкусно пахло луковым супом.
Таня кивнула Диме: начинай, мол, сразу.
– Тетя Марфа, мы к вам по делу, – несмело заговорил Дима.
– Небось опять надумали куда ехать? – вытирая мокрые руки о фартук, совсем нестрого сказала Марфа Гавриловна. – То на Черное озеро, то в колхоз, то на лесоучасток... Прямо непоседы какие-то.
"Как она догадалась, что мы собираемся ехать?" – удивился Дима и молчал, не зная, что ответить.
– Мы с Ильей Кузьмичом в Серебрянку, – вступила в разговор Таня. – На моторке. Пусти, мама...
– Туда на лодке, а оттуда пешком, – уже строже сказала Марфа Гавриловна, снимая с примуса кастрюлю. – Неблизкий свет, все ноги обобьете, пока дошагаете.
– Оттуда тоже на моторке или на катере, – неуверенно ответил Дима.
– Ну вот что, садитесь, пообедаем, а потом поговорим.
Марфа Гавриловна поставила на стол три тарелки, положила три ложки.
– Тетя Марфа, я уже обедал сегодня... – начал было отказываться Дима.
Но Таня быстро толкнула его в бок и зашептала на ухо:
– Садись. Мама не любит, когда отказываются.
Все сели за стол.
Опасения, что Марфа Гавриловна не пустит Таню, оказались напрасными. Она только строго-настрого наказала ей и Диме не зевать по сторонам, быть осторожными, велела Тане купить бинт, йод и другие медикаменты.
Вскоре прикатил на велосипеде Афоня:
– Едете?
– Едем, – ответил Дима. – Меня отец уже отпустил, Таню мать тоже.
– А моих родителей нет дома... Как же быть? – растерянно поглядел на ребят Афоня.
– Да-а... Как же быть? – повторил Дима.
– Придумал! – хлопнул себя по лбу Афоня. – Я им оставлю записку.
– Молодец, Профессор!
Афоня тут же написал записку: "Дорогие папа и мама! Я с ребятами и дядей Кузьмичом отправился в путешествие в Серебрянку. Обо мне не беспокойтесь. Афоня".
Афоня вскочил на велосипед и поехал за фотоаппаратом.
ПО КАМЕ И ВЕСЛЯНЕ
Когда Илья Кузьмич вернулся из конторы, ребята ждали его уже у крыльца, готовые к отплытию, в дорожной одежде и с рюкзаками за спиной.
– О-о, брат ты мой, да тут целая экспедиция! – воскликнул Илья Кузьмич. – Значит, все в порядке?
– Так точно! – отрапортовал Дима, вытянувшись по стойке "смирно". Экспедиция собралась в полном составе: начальник экспедиции – Дмитрий Руднев, медсестра и повар – Татьяна Зорина, фотокорреспондент – Афанасий Лежнев.
– Ну, раз фотокорреспондент, – ладно. Пошли на корабль.
– А как называется наш корабль? – спросила Таня.
Илья Кузьмич задумался.
– Назовем "Павка Корчагин", – предложил Дима.
– Правильно, – одобрил Илья Кузьмич. – Ну, корчагинцы, в путь!
Ребята сложили все свои вещи в носу лодки, уселись сами, и Кузьмич оттолкнулся веслом от берега.
Заработал мотор, и лодка сначала медленно, а потом быстрее и быстрее поплыла против течения, разрезая носом воду и оставляя за собой две длинные волны, с плеском набегающие на берега.
С каждой минутой Гайны уходили все дальше.
Уже совсем скрылись в зелени темные стены старых домов и сарайчиков, и только несколько новых срубов долго светились ярко-желтыми бревнами. Позади остался Желтый плес, где ребятам известен каждый камень, каждая ямка на дне. Поворот – и село пропало за лесом.
А потом пошли уже незнакомые места.
Навстречу плыли то высокие и обрывистые берега, то пологие и низкие, то покрытые коричневато-желтым песком, то заросшие высокой травой и густым ивняком. Прямые, как свечи, сосны, темные высокие ели вперемежку с кудрявыми березами и осинами сплошной зеленой стеной подступали к воде. То тут, то там, растопырив сучья и словно застыв в испуге, с обрывистых берегов свисали над рекой деревья.
Дима лежал, подложив под голову вещевой мешок, и смотрел вверх. Лодку приятно покачивало. Кажется, плыл бы так и плыл и день и ночь.
Диме не видно ни берегов, ни леса, а только небо, знойное летнее небо. Освещенные солнцем легкие белые облака – как небрежно растрепанные жидкие клочья ваты. Они бегут, спешат куда-то, как будто стараются обогнать друг друга. Вровень с ними черной точкой маячит неподвижный ястреб, и кажется, что он указывает путь.
Таня перегнулась через борт и рукой коснулась воды. Она видит то же небо, облака и глубокую синь, только отраженные в реке, точно в зеркале.
Афоня, прищурившись, внимательно поглядывает по сторонам, выбирает наиболее красивые пейзажи и держит наготове свой ФЭД. Он уже успел сделать несколько снимков.
Посередине реки, где глубже и где течение быстрее, извилистой беспорядочной лентой плывут бревна, толстые и тонкие, длинные и короткие. Летом лесозаготовители, вывозя лес к реке, не складывают его, как зимой, в штабеля, а сразу спускают на воду.
Илье Кузьмичу не раз приходилось проплывать здесь на своей лодке, и он хорошо знает реку. Обходя мели, лодка иногда пересекает сплавную ленту. Иной раз удается пройти, не задев бревен, иной раз они с грохотом прокатываются по дну, ныряют под воду, а затем всплывают с шумом и плеском.
Афоня поднес фотоаппарат к глазу, навел на резкость, щелкнул и закричал:
– Замечательный вид! Место слияния Камы и Весляны!
Дима и Таня подняли голову.
Картина была действительно замечательная: две реки, две красавицы сестры, Весляна и Кама, одинаковые здесь по ширине и полноводности, сливаются в одну величественную реку.
Лодка описала дугу и вошла в Весляну.
– А в Весляне течение быстрей, чем в Каме, – сказал Дима.
– И вода какая-то желтоватая, – добавила Таня.
– Это потому, – объяснил Илья Кузьмич, – что Весляна течет среди болот и размывает торфяные берега.
Вскоре впереди показалось устье какого-то впадающего в реку широкого ручья.
– Как называется эта речка? – спросила Таня.
– Это не речка, а прокоп, – ответил Илья Кузьмич. – Здесь Весляна делает в своем течении большую петлю – хобот, как ее у нас называют, и вот сплавщики, чтобы не гонять плоты кружным путем, бульдозерами прорыли напрямик канаву. В половодье эту канаву размыло еще больше, и теперь потекла Весляна по новому руслу.
Десятки километров остались позади. Леса, луга, поселки и снова леса...
Таня тронула Диму за плечо и, показывая вперед, тихо сказала:
– Смотри-ка...
Впереди, метрах в ста, по грудь в воде стояла лосиха и спокойно поводила по сторонам большой горбоносой головой.
– Совсем не боится, видно, привыкла к шуму. Ну, сейчас попадешь в мой объектив, – проговорил Афоня и поднес ФЭД к глазу.
Лодка все ближе подходила к лосихе. Вот до нее уже восемьдесят, шестьдесят, пятьдесят метров... Лосиха не уходила.
Дима вскинул ружье и прицелился.
– Не смей стрелять! – встревоженно крикнул Илья Кузьмич и, когда Дима опустил ружье на колени, добавил: – Лосей у нас не бьют.
Лодка приблизилась к лосихе метров на тридцать. Она оглянулась, не спеша вошла глубже, с силой оттолкнулась ногами от дна и, погрузившись в воду так, что сверху осталась одна голова, поплыла к противоположному берегу.
В это время из молодого осинника на берег выскочил маленький длинноногий лосенок. Споткнувшись и подняв фонтан брызг, он вбежал в воду и поплыл за лосихой. Быстрое течение сносило его вниз, к лодке.
– Дядя Илья, теленка на нас несет! – закричала Таня. – Он тонет!
Илья Кузьмич заглушил мотор. Лодка сразу сбавила скорость. Еще полминуты, и захлебывающийся, фыркающий лосенок поравнялся с ее бортом.
– Надо спасать малыша. А ну, ребята, тащи его в лодку! – распорядился Илья Кузьмич. – Раз-два, взяли!
Ребята уцепились за лосенка – кто за шею, кто за уши, Афоня схватился за хвост.
– Раз-два, взяли!
Но лосенок оказался не так-то легок.
– Еще, еще немного! – ободряюще приговаривал Илья Кузьмич, перехватывая лосенка за передние ноги. – Еще чуточку! Так, братцы, так. А теперь тащи его через борт.
Лосенок грузно свалился на дно лодки. Он тяжело дышал, озираясь вокруг круглыми, на выкате, испуганными глазами, и его вытянутые ноги судорожно дрожали.
– Дурной ты, лопоухий, – ласково проговорила Таня, гладя лосенка по бурой жесткой шерсти. – Не можешь по-настоящему плавать – не лезь в воду. Мал ты еще, чтобы такую речку переплывать...
Лосенка решили перевезти к матери, которая уже звала его где-то за кустами.
Илья Кузьмич, не включая мотора, на веслах подогнал лодку к берегу. Днище зашуршало по песку.
– Вставай, – подтолкнул Илья Кузьмич лосенка.
Тот согнул ноги, подтянул их под себя и неуверенно поднялся. Минуту постоял, словно проверяя, держат ли его ноги, а потом, подпрыгнув, ринулся бегом в прибрежные кусты на зов матери...
И снова застрекотал мотор, и поплыли мимо лесистые берега.
ЕСТЬ ТАКОЕ ОЗЕРО
Через полчаса на левом берегу показалось большое, пожалуй, не меньше, чем Гайны, село.
– Вот и Серебрянка, – сказал Илья Кузьмич, направляя лодку к берегу против стоявшего на возвышенности крайнего дома.
Из ворот вышла маленькая, полная женщина в голубом длинном, до земли, сарафане-дубасе и синем ситцевом платке. Она взглянула на подплывающую лодку, всплеснула руками и нараспев, окая, запричитала:
– Го-о-стечки приехали! Радости-то сколько!
Мелкими, суетливыми шажками она словно не сбежала, а скатилась под горку.
– Услыхала шум-то знакомый, ну, думаю, Кузьмич катит на своей каталке. Глянула в окно, вижу – не один едет, никак, Митеньку везет. Ой, как вырос-то... Как вырос!.. – Она обняла Диму, поцеловала в щеку, похлопала по спине и, повернувшись к Тане и Афоне, ласково спросила: – Это твои товарищи, Митенька?
– Да, мы в одном классе учимся. Это Таня, а это Афоня.
– Здравствуйте, милые мои... Уж как я рада!.. И чего ты, старый, не предупредил, что с гостями приедешь?..
– Сколько раз я тебе, Груша, сказывал, не называй ты меня стариком, с досадой отозвался Илья Кузьмич. – Какой я старик? А не предупредил времени не было.
Афоня тихонько хмыкнул. "Ну и прозвал же Кузьмич свою жену! – подумал он. – А ведь она и вправду похожа на грушу".
– Как зовут твою тетю? – тихо шепнул он Диме.
– Тетя Груша, – ответил Дима.
– Разве есть такое имя?
– Вообще-то ее зовут Агриппина Прокопьевна. Ведь и ты не Афоня, а Афанасий.
– Понятно. Только все равно смешно...
– Что же это я замешкалась-то! – спохватилась тетя Груша. – Пойдемте, милые, в дом. Проголодались небось в дороге-то, устали...
Ребята пошли в дом.
– Я сейчас, ребятишки, сейчас стол накрою, – суетилась хозяйка.
Ребята с интересом осматривались вокруг.
Дом у лесничего небольшой, изнутри он оклеен голубыми, уже выцветшими обоями, и по всем стенам висят плакаты – о повышении удоев, об охране лесов, о выращивании овощей, как в клубе. Два окна смотрят прямо на реку, два других выходят к лесу, а из окошка маленькой комнатки, которую тетя Груша называет служебным кабинетом Кузьмича, видно все село – улицы, лесопилку, клуб, швейную мастерскую, магазин...
Дима остановился перед большой висевшей между окон застекленной рамкой со множеством больших и маленьких фотографий. Среди фотографий он нашел и свою, и отца с матерью. Вот дядя Кузьмич, а этот парень в военной форме с сержантскими погонами, с орденами и медалями на груди – сын дяди Кузьмича и тети Груши, Иван. Он погиб на войне.
– Ну, идите за стол, – позвала тетя Груша.
Ребята ели так, что за ушами трещало. Тане больше всего понравился гусь с жареной картошкой, Дима не мог оторваться от соленых рыжиков, а Афоня нажимал на варенье.
– В смородиновом варенье много витаминов, поэтому оно очень полезно, – приговаривал Афоня, в пятый раз накладывая варенье в свое блюдечко.
– Кушайте, детки, кушайте на здоровье, – потчевала тетя Груша. Отведайте рыбки. В прошлое воскресенье Кузьмич полведра лещей принес.
Тетя Груша села напротив ребят и, подперев щеку рукой, ласково и печально глядела на Диму.
– Гляжу я на тебя, Митенька, – вздохнула тетя Груша, – и ровно Ванюшку вижу. И нос, как у него, чуть с горбинкой, и глаза карие да бойкие. – На глазах Агриппины Прокопьевны выступили слезы. – Тебя еще на свете не было, когда его на войне фашисты убили. Наводчиком он при пушке был. Писал он мне в письмах: "Скоро, мама, добьем фашистов, и вернусь домой". А потом пришла похоронка...
Илья Кузьмич обнял тетю Грушу за плечи и ласково сказал:
– Не плачь, мать...
Дима отвел глаза и вздохнул.
* * *
В кабинете Ильи Кузьмича висела большая, во всю стену, карта Пермской области. Ребята нашли на ней свои Гайны, потом нашли Серебрянку.
– Ребята, смотрите-ка, Адово озеро! – воскликнула Таня.
– Адово? – переспросил Дима.
– Да, Адово, – подтвердил Илья Кузьмич. – Есть в наших краях такое озеро. Большое озеро.
– Сколько в нем километров по окружности? – спросил Афоня.
– Точно-то никто не знает, уж больно в глухом месте оно находится, как будто нарочно спряталось, чтобы люди не добрались до него и не беспокоили. На том озере жил один человек, наш охотник дед Афанасий. Знаменитый был охотник – одних медведей шестьдесят восемь убил. Поставил он себе избушку, стрелял зверя, ловил рыбу, а как помер, осталась избушка пустая, и больше никто не решается туда ходить. Я тоже бывал там всего два раза.
– Дядя Илья, расскажи что-нибудь про это озеро.
Илья Кузьмич достал из кармана трубку, постучал ею по столу, вытряхнул пепел в жестяную баночку. Потом не спеша достал кисет, набил трубку и закурил. Облако белого дыма потянулось в открытое окно.
– Ладно, расскажу. Слушайте. Немало озер в нашем крае, но самое большое находится в тайге между Утьвой и Онылом. Старики говорят, что его сотворила нечистая сила, леший, значит. Потому-то к нему нет подступа – со всех сторон болота, и только на западном берегу есть небольшой кусок твердого берега. Никогда то озеро не бывает спокойным, днем и ночью бушуют на нем волны, а посредине такой водоворот, что, если подплыть к нему на лодке, вмиг утянет – и поминай как звали. А по ночам из озера выходят русалки...
– А вы их видели? – прервал Илью Кузьмича Афоня.
Илья Кузьмич улыбнулся:
– До седины дожил, весь свой век бродил по лесу, болотам да озерам, а вот видеть русалок или там лешего не случалось.
– Может быть, там не русалки, а водится кистеперая рыба целакантус, проговорил Афоня. – Та самая, про которую в книге "На лунных островах" написано. Она...
– Ладно, потом расскажешь про рыбу, – остановила Таня Афоню. – Не мешай дяде Илье...
– Ну, значит, так, – продолжал Илья Кузьмич. – Рассказывают люди про это озеро такую легенду.
В давние-давние времена жил в наших лесах Лесной царь, и была у него дочь-красавица. А в озере жил Водяной царь, и был у него сын. Задумал Водяной царь женить своего сына на дочери Лесного царя и послал к нему сватов.
Только сваты вернулись ни с чем. "Не отдам я свою дочь за сына Водяного царя, – сказал Лесной царь. – Она у меня в холе да в богатстве выросла, а у вашего Водяного всего добра – вода да ерши".
Разобиделся Водяной царь. "Не хочет добром дочь отдать – возьмем сами, – сказал он сыну. – Мало у нас добра, зато сила велика".
Однажды дочь Лесного царя гуляла по берегу озера, вдруг выскочил из воды сын Водяного царя, схватил ее и утащил на дно.
Пришел Лесной царь к озеру.
"Эй, отдайте мне дочь, а то плохо вам будет!" – закричал он.
Но тут в ответ ему забурлила вода в озере, заходила ходуном, поднялись волны до неба, разлетелись брызги на много верст кругом.
Испугался Лесной царь, отступил от озера.
"Не велико богатство у Водяного царя, зато велика у него сила", промолвил Лесной царь и вернулся в свои леса, а дочь его так и осталась жить в озере...
Только с тех пор бурлит озеро: так разгневался Водяной царь, что и теперь никак не успокоится.
– А почему же это озеро назвали Адовым? – спросила Таня.
– Об этом слышал я от людей такую историю. – Илья Кузьмич зажег потухшую трубку, затянулся и начал новый рассказ: – В старину узнали как-то люди, что в лесу есть большое озеро, на дне которого лежит бочка с золотом.
У многих тогда глаза разгорелись на такое богатство, да не каждому было по силам приняться за дело. На маленькой лодке-долбленке не выедешь: сразу перевернет, а построить большую лодку по средствам только богатею купцу или торговцу. Съехались к озеру богатеи со всех концов, нагнали людей ладьи строить. За одну ночь построили десятка два лодок, и рано утром выплыли на них богатеи на середину озера.
Стали они спорить, кому первому сеть закидывать. Один кричит: "Я первый прибежал к озеру!" Другой ему в ответ: "Я богаче тебя, значит, мне первому счастье пытать". А третий просто ругается: "Отойди, а то веслом стукну!"
Слово за слово, и началась драка. Вцепились богатеи друг другу в волосы, свалились в воду и утонули.
"Черт их к себе в ад утащил", – сказали люди, и с тех пор озеро стало называться Адовым...
За рассказами не заметили, как стемнело.
– Спать пора, – сказал Илья Кузьмич. – Хотите – на полатях устраивайтесь, хотите – тетя Груша постелит вам на полу.
– Мы на улице переспим, – ответил за всех Дима.
– На свежем воздухе полезней, – поддержал его Афоня.
– Раз полезней, лезьте на сеновал. Сейчас ночи теплые, не замерзнете, – проговорил Илья Кузьмич. – А завтра придумаем что-нибудь интересное.
"СОН В РУКУ"
По лестнице, сколоченной из березовых жердей, ребята влезли на темный сеновал и ощупью, спотыкаясь о чердачные балки, на четвереньках доползли до мягкого, пахучего сена.
– Здесь очень здорово, – бубнил себе под нос Афоня, копошась в сене, – очень здорово...
Он вытянулся и сразу уснул. Таня свернулась калачиком и тоже уснула.
А Дима лежал на спине, положив руки под голову, и смотрел вверх. Сквозь щели в крыше длинными полосами пробивался в сарай лунный свет. Понемногу глаза привыкли к темноте, и Дима увидел метрах в двух от себя насест и на нем силуэты спящих кур.
Было очень тихо. Откуда-то доносился еле слышный рокот далекого трактора; корова в хлеву лениво жевала свою жвачку; изредка тоненько похрюкивал во сне поросенок, и сонная курица щелкала клювом.
Дима старался себе представить, какое оно – Адово озеро. Он закрывал глаза, и перед ним вставал лес и волны, бегущие за кормой лодки...
На насесте послышался шорох, большой петух переступил с ноги на ногу, звучно захлопал крыльями и отчаянно, сначала с хрипотцой, а потом звонко-звонко закричал: "Ку-ка-ре-ку-у!"
От неожиданности Дима вздрогнул:
– Ты с ума спятил, Петька!
"Ку-ка-ре-ку-у!" – отозвался другой петух с соседского двора.
И покатилась по всему поселку торопливая петушиная перекличка.
Но Дима уже ничего не слышал, он спал, и снился ему сон. Как будто идет он, а под ногами у него упругий, пружинящий мох. Дима поднял голову и увидел вокруг глухую тайгу. Он пошел прямо через бурелом, через цепкий ельник, через какие-то овраги. Вокруг перелетали с ветки на ветку стаи тетеревов и рябчиков, их было много, как скворцов осенью. Меж сосен мелькнула быстрая тень волка, над красным малиновым кустом поднялся медведь, стороной пробежал олень, задевая ветви рогами. А Дима шел вперед и совсем не боялся.
Но вот перед ним открылось безбрежное море, по которому катились шумные волны с белой пеной на высоких гребнях.
"Это Адово озеро", – подумал Дима.
Он прыгнул в долбленку, качавшуюся у берега, и поплыл.
Огромная волна подняла лодку выше деревьев. Тут из зеленой глубины выплыл Водяной царь. Он грозно взглянул на Диму, тряхнул длинной зеленой бородой и строго спросил:
"Ты зачем явился в мои владения? Или не знаешь, что человеку заказаны пути к Адову озеру? Убирайся отсюда подобру-поздорову, пока цел".
Оглянулся Дима вокруг и увидел с гребня волны, что на другом берегу стоит высокий светлый сосновый бор.
Схватил Водяной царь Диму за ногу...
– Эй, соня, вставай! – дергала Таня Диму за ногу. – До обеда, что ли, собираешься спать?..
Дима открыл глаза. На сеновале было совсем светло. В чердачное окно сияло солнце.
– Ну и сон же я видел! – потягиваясь, проговорил Дима. – Про Адово озеро...
– Любопытный, должно быть, водоем, судя по рассказам Кузьмича, рассудительно сказал Афоня. – Там, наверное, можно сделать интересные снимки.
– Что снимки! Ведь дядя Илья говорил, что как раз там есть такой сосновый бор, какой нужен леспромхозу. Помнишь, Таня?
– Помню, – ответила девочка.
– Может быть, нам посчастливится, и мы найдем его. Вот все удивятся, когда мы придем к директору леспромхоза и скажем: "Товарищ директор, мы нашли авиафанерный лес!" – Дима оглянулся и, понизив голос, заговорщически зашептал: – Давайте сегодня же махнем на Адово? Ну решайте, корчагинцы!
– Заблудимся, – поежился Афоня. – Дорогу туда мы не знаем, карты нет...
– Карту я срисую с дядиной, а компас у нас есть. Идем, а?
Таня, соглашаясь, кивнула головой.
– А ты, Профессор?
– Надо подумать...
– Ты подумай, какие снимки принесешь в школу...
– Ладно, идем, – решительно махнул рукой Афоня.
– Молодец. Дай руку. – Дима взял Афонину руку и крепко ее пожал. Только идти-то ведь далеко.
– Хоть на край света, – бодро ответил Афоня.
– А хныкать не будешь?
– Не буду.
– Клянешься?
– Провалиться мне на этом месте.
– Нет, ты давай клянись по-настоящему: я, Афоня-Профессор, клянусь, что пройду столько километров, сколько надо, и, что бы ни случилось в пути, никто не услышит от меня жалоб.
Афоня повторил слова клятвы и добавил:
– А вы с Таней тоже поклянитесь.
– Мы тоже клянемся...
В сенях протяжно скрипнула дверь.
– Митенька, детки, идите, милые, скорее завтракать. Я для вас блинков да шанег настряпала. Кузьмич-то чуть свет по службе куда-то ушел, обещал после обеда вернуться... "Пусть, сказал, гости наши без меня не скучают, в лес либо на речку сходят..."
– Мы сейчас, тетя Груша, – отозвался за всех Дима. – Только сбегаем на речку, умоемся.
– Что такое сон? – рассуждал Афоня, спускаясь по тропинке вслед за Димой и Таней к речке. – Человек спит и видит сон. Вот Диме море приснилось, а сейчас мы все решили снарядить экспедицию на Адово озеро. Не приснился бы сон, может быть, не снарядили бы. Вот такой сон, когда он сбывается, называется "сон в руку".
Снова ребята достали свои рюкзаки. Дима перерисовал с дядиной карты на отдельный листок план местности, от Весляны до верховий Утьвы, надписал все речки и ручейки, только лес да речки и ручейки лежат на пути к Адову озеру и ни одного села, ни одной деревушки.
– Никак, вы куда собираетесь? – спросила тетя Груша, увидев, что ребята складывают в мешки консервы, хлеб, сахар.
– Мы, тетя Груша, в поход пойдем на два дня, в лесу и заночуем, ответил Дима.
– И то, – сказала тетя Груша, – у костра переспите, а с зорькой грибов насбираете, малины. Самое лучшее время утречком, пока солнышко не печет: тогда и гриб крепче, и ягода сочнее. А не заблудитесь в лесу-то?
