Текст книги "Биография Георгия Ивановича Гурджиева"

Автор книги: В. Алексахин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Алексахин В
Биография Георгия Ивановича Гурджиева

В.Алексахин

Биография Георгия Ивановича Гурджиева

ТРОПОЮ ГИЛЬГАМЕША

Загадочное появление Гурджиева на небосклоне исторических перипетий XX века – особый феномен, сопоставимый, возможно, с такими экстравагантными проводниками эзотерических влияний на человечество, как Апполоний Тианский, живший в I веке н.э., прослывший магом-чудотворцем и обучавшийся на Востоке, в Индии и других странах. Или, например, – Иоганн Фауст (1480-1540), владевший тайнами магии и послуживший прототипом для героя бессмертной поэмы Гете. Некоторые исследователи жизни Георгия Ивановича Гурджиева (1877-1949) сравнивают его с Калиостро (Джузеппе Бальзамо), с удивительным "бессмертным" Сен-Жерменом (появился в Европе в 1735 г., умер – в 1784 г.), которого Елена Блаватская причисляла к "великим тибетским мастерам".

Интересно отметить, что Гурджиев произвел в России более сильный "фурор", чем граф Сен-Жермен во времена Екатерины II, так как действовал скрытно и крайне эффективно, – может быть, более эффективно, чем многие из нас способны понять и оценить... Бросается в глаза закономерность: в периоды кризисов и катаклизмов на исторической арене появляются индивидуумы, которые создают особые школы и группы людей, способные двигать человеческую духовность в направлении, перпендикулярном обычному течению времени.

Именно Гурджиев донес до своих учеников тайну судьбоносных промежутков исторического времени: "В жизни человечества бывают периоды, когда массы народа начинают непоправимо уничтожать и разрушать все то, что создавалось веками и тысячелетиями культуры. Эти периоды, в общем, совпадают с началом упадка культуры и цивилизации; такие периоды массового сумасшествия, нередко совпадающие с геологическими катаклизмами, изменениями климата и тому подобными явлениями планетарного характера, освобождают огромное количество знания. Это, в свою очередь, вызывает необходимость в работе по собиранию знания, которое иначе будет утеряно. Таким образом, работа по собиранию рассеянной материи знания часто совпадает с началом разрушения и крушения культур и цивилизаций" . Кроме Фауста, Сен-Жермена и Апполония Тианского уместно упомянуть и другую, почти мифическую фигуру, имеющую прямое отношение к Гурджиеву. Речь идет о Гильгамеше, герое самого древнего эпоса, известного истории культур, -герое, который отправился в путь за далекое море, чтобы достать "цветок как терн", дающий бессмертие. Именно такой цветок бессмертия (который в сказках и преданиях превратился в "аленький цветочек") Гильгамеш пожелал принести своему народу...

Откуда возникла эта ассоциативная, на первый взгляд, – не более чем ассоциативная? – связь: Гурджиев, легендарный учитель эзотерической школы "четвертого пути", живший в XX веке, и – с другой стороны – Гильгамеш, живший в конце XXVII – начале XXVI веков до н.э. (!) в городе Урук в Шумере. Согласно современным научным данным, Гильгамеш был реальной исторической фигурой, пятым правителем I династии Урука. После смерти он был обожествлен, после чего его имя встречается в "царском списке" III династии Ура, где он превращается в мифического царя– героя. Уже со 2-го тысячелетия до н.э. Гильгамеш рассматривался как судья в загробном мире, защитник людей от демонов ("защитник людей" – примечательный термин, к которому мы еще вернемся). Самая ранняя из версий аккадского эпоса о Гильгамеше (3-2-е тысячелетие до н.э.) приписывается урукскому заклинателю Синликеуннинни это поэма "О все видавшем", одно из самых выдающихся поэтических произведений древневосточной литературы . Со своим другом Энкиду Гильгамеш совершает множество подвигов (древнеиндийский вариант: Рама и Ха-нуман). Но Энкиду умирает, – Гильгамеш, потрясенный смертью друга-побратима, убегает в пустыню, где впервые осознает, что и он, Гильгамеш, "великий царь", является смертным, является ничтожной пылью в глазах вечности: ...

Как же смолчу я, как успокоюсь? Друг мой любимый стал землею, Энкиду, друг мой любимый, стал землею, прахом! Так, как и он, не паду ли и я, Чтобы не встать никогда, во веки веков?..

Гильгамеш отправляется путем Шамаша, божества Солнца, сквозь горы, уходящие за горизонт, в подземелья, попадает в чудесный сад, переправляется через "воды смерти" на остров, где обитает Ут-напишти, единственный человек из людей, который обрел бессмертие. Ут-напишти (аналогбиблейского Ноя, спасшегося от потопа) рассказывает Гильгамешу историю всемирного потопа, после которого остался только он, Ной-Ут-напишти, так как совет богов решил даровать ему "вечную жизнь". По просьбе жены Ут-напишти шумерский Ной на прощанье раскрывает Гильгамешу тайну "цветка вечной молодости".

ЦВЕТОК САМОВСПОМИНАНИЯ

Гильгамеш отправляется в путешествие и с большим трудом достает этот "цветок вечности". Но ему не удается воспользоваться магией цветка: пока он купался, цветок утащила змея, которая сразу сбросила кожу и помолодела, обретая новая жизнь. Гильгамеш возвращается в Урук, утешаясь созерцанием неприступности стен вокруг города... Что значит все это на тайном языке символов? В конце повествования о Гильгамеше подчеркивается мысль о том, что единственное доступное для человека – это память о его славных делах, точнее – воспоминание о собственных успехах и поражениях, мгновения "само-воспоминания", которые человек уносит с собой в измерение Вечности. Именно эта идея – одна из основных в школе "Четвертого пути", хотя она может иметь различные аспекты понимания на уровне культурных традиций и мистических интерпретаций. Идея "самовоспоминания" появляется позднее в античности, в диалогах Платона, в афоризмах Эзопа и Сократа, в изречении Дельфийского оракула "Познай самого себя" и т.д.

Идея самовоспоминания – важнейшая практическая идея системы Гурджиева и его последователей . В завуалированном виде ее можно найти в различных мистических школах Востока и Запада. Например, в XIII главе "Бхагавадгиты", которая названа "Йога распознавания между Полем и Познающим Поле", т.е. "различение", "разделение внимания" между созерцаемым и созерцателем: "Те, кто очами мудрости прозревают разницу между Полем и Познающим Поле и освобождение существ от Пракрити (материальности мира), те идут к Высшему".

Однако ясное изложение принципа "разделения внимания" на русском языке современный искатель истин может обнаружить в книге Петра Успенского "В поисках чудесного": "– Никто из вас не заметил самой важной вещи, на которую я обратил ваше внимание, – сказал он. – Иначе говоря, никто из вас не заметил, что вы не помните себя (эти слова он особо подчеркнул). Вы не чувствуете себя, вы не осознаете себя. В вас "что-то наблюдает" – совершенно так же, как "что-то говорит", "думает", "смеется". Вы не чувствуете: "Я наблюдаю", "Я замечаю", "Я вижу". У вас по-прежнему что-то "заметно", "видно"... Чтобы по настоящему наблюдать себя, человек в первую очередь должен помнить себя (эти слова он опять подчеркнул). Старайтесь вспомнить себя, когда вы наблюдаете за собой, и позднее расскажите мне о результатах. Только те результаты будут иметь какую-то ценность, которые сопровождаются вспоминанием себя. Иначе вы сами не существуете в своих наблюдениях. А чего стоят в таком случае все ваши наблюдения?.. Все, что сказал Гурджиев, все, что я продумал сам, особенно то, что показали мне попытки вспомнить себя, вскоре убедило меня в том, что столкнулся с совершенно новой проблемой, на которую не обратили пока внимания ни наука, ни философия".

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ

Гурджиев родился в городе Александрополе (ныне город Гюмри, территория Армении) в 1877 году, когда эта местность входила в состав Российской империи. Буквально "Александр" – "защитник людей", "Александрополь" – "город защитника людей"... Это на греческом языке повторяет один из титулов легендарного Гильгамеша.

"Гюрджи" – по-турецки "грузин", житель Кавказа. Фамилию Гюрджиев или Гюрджян носят многие греки, переселившиеся из Грузии и других областей по ту сторону гор Кавказа на территорию Армении. По сей день существует обширная колония греков в районе озера Халка (юг Грузии). Мать Гурджиева – армянка, отец – малоазийский грек. Уже в раннем детстве отец, большой знаток сказаний и песен древности, спел Георгию историю о гильгамеше. Позднее Гурджиев прочел содержание этой песни в одном из научных журналов, где были опубликованы данные археологических раскопок – клинописные таблицы, найденные в Ниневии. Этот факт убедил Гурджиева в том, что существует "устная традиция", независимая от официальной науки, которая сохраняется не хуже официальных письмен и таблиц и делает более правильные акценты на содержательных аспектах знаний. Яркие примеры подобного рода – певец древнегреческих сказаний Гомер, славянский Боян, автор "Слона о полку Игореве" и др.

Ряд экстраординарных событий и влияний, произошедших с Гурджиевым в детстве и юности, послужили отправным толчком для его путешествий и странствий "в поисках чудесного". Сам Гурджиев упоминает влияние со стороны отца, бабки, первых учителей, среди которых был русский священник, декан кафедрального собора отец Бош. Как отмечает Гурджиев в книге "Встречи с замечательными людьми", декан Бош был незаурядным человеком, увлекался наукой (химией, астрономией, археологией, историей культур), занимался музыкой, играл на скрипке, сочинял священные песнопения, многие из которых стали популярны в России. Гурджиев пишет, что присутствовал при сочинении некоторых из них – таких как "О, Ты, Всемогущий Бог", "Мирный Свет", "Слава Тебе" и др. Именно Бош взялся быть попечителем в деле образования молодого Гурджиева. Гурджиев приводит основные принципы отца Боша, которые тот сформулировал для юноши: "Для того чтобы в ответственном возрасте (для мужчин – между 20-м и 23-м годами, для женщин – между 15-м и 19-м годами) человек мог быть действительно человеком,а не паразитом, его образование должно неизменно основываться на следующих десяти принципах:

Вера в получение наказания за неповиновение.

Надежда получения награды только за заслугу.

Любовь к Богу, но безразличие к святым.

Угрызение совести за дурное обращение с животными.

Страх огорчать родителей и учителей.

Неотвращение к червям, змеям и мышам.

Радость довольствоваться только тем, что имеешь.

Печаль от потери доброжелательности других.

Терпеливая выносливость к боли и холоду.

Старание рано зарабатывать свой хлеб."

Гурджиев восклицает: "К моему великому огорчению, мне не пришлось застать последние дни этого достойного и замечательного человека, чтобы отдать ему последний долг земной жизни, моему незабвенному учителю, моему второму отцу... Покойся с миром, дорогой Учитель! Я не знаю, оправдал ли я и оправдываю ли ваши мечты, но заповеди, которые вы мне дали, я ни разу не нарушил за всю мою жизнь".Другим человеком, "замечательно" повлиявшим на Гурджиева, был Богачевский, отец Эвлисий, окончивший свои дни помощником наместника монастыря Ессейского братства, находящегося вблизи Мертвого моря. Согласно преданию, в этом братстве "Иисус Христос получил благословление на свое подвижничество" (современные данные подтверждают тесную связь первых общин Иисуса с Кумранскими школами эзотерического иудаизма). "Я встретил Богачевского первый раз, когда он был молодым человеком и, окончив курс в русской богословской семинарии, ожидал рукоположения в священство и был дьяконом в военном соборе в Карее".

Богачевский обладал уникальным знанием различения субъективной и объективной морали: "Объективная мораль, – говорил он, – установлена жизнью и заповедями, данными нам самим Господом Богом через его пророков, она становится основанием для формирования в человеке того, что называется совестью. И этой совестью объективная мораль, в свою очередь, поддерживается. Объективная мораль никогда не изменяется – она может только расширяться с течением времени. Что касается субъективной морали, она изобретена человеком и потому является относительным понятием, различаясь для разных людей и разных мест и находясь в зависимости от субъективного понимания добра и зла, господствующего в данный период". Будущий отец Эвлисий наказал Гурджиеву жить и действовать согласно внутреннему убеждению, не следуя ухищрениям "общепринятых условностей": "Вы должны знать не то, что ваше ближайшее окружение считает хорошим или плохим, а действовать в жизни, как ваша совесть приказывает вам. Неоспоримая совесть всегда будет знать больше, чем все книги и учителя вместе взятые. Но пока, до того, как сформируется ваша собственная совесть, живите согласно заповеди нашего учителя Иисуса Христа: "Не делайте другим то, чего вы не хотели, чтобы они делали вам". В этот период Гурджиев весьма серьезно заинтересовался сверхъестественными явлениями, но даже погрузившись в книги и общаясь с учеными, он не мог найти ответы на многие необъяснимые вещи, очевидцем которых ему случалось быть. Он стал искать ответы в области религии: "Я посещал различные монастыри и повидал людей, о чьей набожности я слышал, читал Священное писание и жития святых и был даже в течение трех месяцев прислужником известного отца Евплампия в монастыре Санаин. Также я совершил паломничества к большинству святых мест различных вер в Закавказье". На его глазах произошло исцеление паралитика на горе Дхаджур, где находился монастырь с чудотворной гробницей святого. Другой феномен – действие молебна с иконами и хоругвями для испрошения дождя в период сильной засухи. Третий пример – спасение обреченной девушки необычным путем: к свекрови больной во сне явилась Мариар Ана (азербайджанская Дева Мария) и приказала собрать розовые ягоды, сварить их в молоке и дать выпить девушке.

В эти годы Гурджиев сблизился с армянским юношей, которого позднее назовет в своих мемуарах "Мистер Иск" или "капитан Погосян". Обсуждая многие проблемы, они пришли к выводу, что существует "тайное знание", известное людям с древности, но к настоящему времени утерянное и забытое. Потеряв всякую надежду найти что-либо в современных источниках, Гурджиев и Погосян погрузились в изучение древней литературы. Они поселились среди руин древней армянской столицы Ани и однажды случайно (??) наткнулись на засыпанную монашескую келью, где обнаружили "в угловой нише груду пергаментов с письменами"...

ТАЙНОЕ БРАТСТВО "САРМУНГ"

Благодаря изучению свитков, стало известно: братство (эрнос) "Сармунг" существовало близ города Синаруш, но ранее находилось "в долине Изрумин, недалеко от города Нивеси. Выяснилось, что город Мосул, близ которого находилась прежняя столица Ассирии Ниневия, в VII в. назывался "Нивеси"...

Погосян и Гурджиев встретили описание братства "Сармунг" в печатном издании старинной мистической книги "Меркхават". Они решили найти следы пребывания этой школы между озером Урмия и Курдистаном, в трех днях пути от Мосула. Преодолевая множество трудностей и опасностей, друзья случайно обнаружили "тайную карту древнего Египта" у одного из местных священников. Им удалось снять копию с карты, – они направились в Египет. Но Погосян решил остаться на корабле, следующим курсом на Александрию. Позднее, получив образование в Ливерпуле, он стал квалифицированным инженером– механиком. Погосян был одним из тех, кто научил Гурджиева многому, в особенности умению сознательно делать вещи, достигать поставленных целей. После 1908 года Погосян стал бизнесменом и превратился в одного из самых богатых людей на Земле. "Он был прав, когда сказал, что несознательная работа всегда теряется. Он действительно работал сознательно и добросовестно день и ночь, как вол, всю свою жизнь, во всех обстоятельствах и при всяких условиях".

Дальнейшие приключения Гурджиева, его встречи с удивительными людьми, разделившими с ним трудности поисков и усилий, можно найти в книге "Встречи с замечательными людьми" (Абрам Елов, Юрий Любоведский, Еким Бей, Петр Карпенко, профессор Скридлов и др.). В конце концов, Гурджиев нашел то, что он искал, хотя за это ему пришлось заплатить многим... Успенский пишет в книге "В поисках чудесного": "О школах, о том, где он нашел знание, которым, без сомнения, обладал, он говорил мало и всегда как-то вскользь. Он упоминал тибетские монастыри, Читрал, гору Афон, школы суфиев в Персии, Бухаре и Восточном Туркестане, а также дервишей различных орденов; но обо всем этом говорилось очень неопределенно". Во главе группы "Искатели истины" в возрасте 22-х лет Гурджиев отправляется в экспедицию по странам Востока (Индия, Афганистан, Персия, Туркестан, Египет, Тибет, страны Ближнего Востока). Некоторое время он обучается в системе, связанной с суфийским орденом Накшбанди. В Бухаре он встречается с членом Сармунгского братства монастыри которого находятся в неприступных горах Средей Азии (на территории Афганистана). Здесь Гурджиев собирает воедино и синтезирует все, что он приобрел за годы обучения и странствий.

ГУРДЖИЕВ В РОССИИ

В 1912 г. Гурджиев появляется в Москве и Петербурге, выступая с лекциями и создавая группы людей, заинтересованных в работе над собой. Весной 1915 г. Гурджиев встречается с Успенским, который к тому времени уже объездил многие страны мира, был в Индии, в Египте, наблюдал воочию Сфинкса, Тадж Махал и Собор Парижской Богоматери. Успенский увлекался теософией, оккультизмом; он уже написал брошюру об Арканах таро и резюмировал свои изыскания в книге "TETRIUM ORGANUM". Позднее, уже в наше время Раджниш (Ошо) назовет эту книгу третьей по значимости после "Органона" Аристотеля и "Нового органона" Фрэнсиса Бэкона... Впоследствии Гурджиев признался Успенскому, что эти книги обратили внимание Гурджиева к личности Успенского, и вовлечение его в школу Гурджиева было заранее продумано и запланировано.

Русское общество в период первой мировой войны уже было пронизано исканиями мистических движений, школ и кружков, салонов и философских обществ. Экзотический восток стал приоткрывать свои вуали перед взором русских интеллигентов, мечтателей, поэтов-символистов. До встречи с Гурджиевым Успенский по-своему формировал свое мировоззрение. Он осознавал себя творцом "новой модели Вселенной": мир представляется многомерным, а мистицизм – "познанием расширенным сознанием" того ноуменального мира "вещей в себе", о котором говорили философы и мистики различных времен и культур. Его развитие было "стремительным и вполне в духе прекрасного начала века", как отмечает Аркадий Ровнер. В 13 лет он интересовался снами и психологией; в 16-открыл для себя Ницше, задумался серьезно над идеей "сверхчеловека"; в 18 лет он стал писать статьи и книги, пришел к исчерпанности рационализма и сделал шаги в поисках "неведомого знания". В 29 лет он увлекся идеей "четвертого измерения", которая могла обосновать всякое "чудесное", исходя из математических моделей многомерного мира и перехода от обычного времени к измерению "вечности".

Школы, которые находил Успенский на Востоке, требовали разрыва с культурой Запада, – но Успенский верил в разум и интеллектуальную свободу, которой оставался чужд аморфный мистицизм Востока. Экстазы медитаций он сравнивал с "прелестью" необычных состояний, которые посещают аскетов и монахов и хорошо известны старцам эзотерического христианства (последователям Григория Паламы, исихастам) и описаны в "...". В полной растерянности от неудачи своих поисков за границей, Успенский неожиданно для себя столкнулся с самым загадочным, пожалуй, из людей нашего столетия. В лице Гурджиева Успенский встретился с совершенно новой формой мышления. Система, которую он стал жадно изучать с помощью "человека с лицом индийского раджи или арабского шейха", оказалась способной сплавить, воссоединить все знание, которое было ему известно, включая религиозные, философские, оккультные и научные формы и принципы. Теперь он мог избавиться от чувства досады, испытанного при чтении Е.П.Блаватской, Анни Безант, Чарлза Летбиттера, Папюса и новомодных писателей "от йоги" профанических волн начала века.

Гурджиев за короткий срок дал такую мощную энергию знания, которая обрушилась на интеллектуальную остроту Успенского подобно лавине водопада. Целая сеть новых понятий, структур и практических упражнений ломала иллюзорные стереотипы обыденных, хотя и квазинаучных, представлений о мире, человеке и высших влияниях. Гурджиев обратил его внимание на трагический разрыв в европейском мире "сущности" (внутренний человек) и "личности" (внешний человек, "персона", "маска", "имитатор", "приспособленец к окружающей среде). Сущность остается у взрослого человека, воспитанного в мире фальши и подражания, на уровне шестилетнего ребенка, в то время как личность его – множество мелких "я", спрессованных в рой или легион противоречивых мотивов и желаний, – гипертрофированно увеличивается, подчиняя сущность, превращая ее в раба, в "золушку". Идея развития сущности человека, – переход на третью ступень, на которую не вступают обычные люди, – предстала перед учениками Гурджиева, как вполне конкретная и реально ощутимая задача. Гурджиев, в отличие от многих других, не просто нечто утверждал или провозглашал, – он давал ясные упражнения и методы, позволяющие изменить себя, совершить скачок в направлении роста сущности. Сущность можно сравнить с забитым "гадким утенком", который не подозревает, что может стать "лебедем"...

Каждая из идей, – которая всегда в Системе "Четвертого пути" сопровождалась практическим аспектом понимания, была направлена на живого человека (познание мира соотносилось с познанием человека и наоборот), могла послужить темой для создания какой-либо новой философской системы, которыми был наполнен спекулятивно-образованный Запад. Перечислим лишь несколько из таких идей, образующих взаимосвязанное и согласованное целое: идея "разделения внимания" и "самовспоминания"; идея "четырех состояний": сон; бодрствование; третье состояние, "самовспоминание"; четвертое состояние сознания, "объективное сознание", трансцендентное "озарение"; идея множества "я"; идея оппозиции "личности" и "сущности"; идея масштаба, включенности одних уровней бытия в другие, более "вечные" и "свободные"; идея Луча творения и иерархии миров во Вселенной; идея закона "трех сил" и "семи нот" (принцип триады и октавы); идея механичности людей, потери "самих себя"; идея ненаблюдаемости и скрытности "третьей силы"; идея четырех центров-умов, функционирующих в органической машине человека и др.

Для усвоения идей и принципов школы "Четвертого пути" существовал специальный язык, который был утрачен когда-то очень давно, во времена строительства Вавилонской башни и так называемого переселения и смешения "народов" и культурных языков. Гурджиев утверждал, что осталось три проекции, три модификации единого "универсального языка": первая модификация – "на первом из них можно говорить и писать, оставаясь в пределах своего собственного языка, с той лишь разницей, что когда люди разговаривают на своем обычном языке, они не понимают друг друга, а на этом, ином языке понимают" (в другой раз он назвал такой язык "философией" и сопоставил его с первым внутренним кругом, "эзотерическим" слоем внутреннего человечества, указывая на Индию, где сохранилась эта форма изложения и общения); вторая модификация – "во втором языке письмо одинаково для всех народов, как, скажем, цифры или математические обозначения; но люди все еще говорят на своих собственных языках; однако каждый из них понимает другого, хотя бы этот другой говорил на незнакомом языке" (иначе – это "наука", "мезотерический" слой внутреннего человечества, исторически такой язык сохранился в Египте, на Ближнем Востоке); третий язык один и тот же для всех, как письменный, так и разговорный; на этом уровне различия между языками совершенно исчезают" (это "практика", "эзотерический", ядерный слой внутреннего человечества, этот "язык" сохранился в Средней Азии, Туркестане, Месопотамии). "Внешнее человечество" – вне стен того "града" или "крепости", который построил, возможно, еще Гилгамеш, когда создавал принципы эзотерических основ бытия, методов совершенствования, достижения бессмертия, приближения к божественному уровню.

Такое подразделение "языков" было известно, по всей видимости, Моисею, Пифагору, Платону, адептам каббалы, суфизма, эзотерического христианства и другим мистическим учениям, в основе которых можно проследить скрытый код Тетрады или Тетраграмматона – способа расчленения единого Логоса-Смысла на ступени или стадии постепенного соединения знания и бытия. Попытку сделать этот код более доступным для западной культуры предпринял Данте Алигьери, хотя его теория четырех смыслов (совпадающая с символикой Филона, Оригена, каббалы, суфийских мастеров и гностиков) осталась непонятой и неразработанной европейской традицией.

Новый период жизни Успенского начинается после революции 1917 года, когда по приглашению Гурджиева он приехал в Александрополь, а затем в Ессентуки, где поселился в доме на Пантелеймоновской улице. В это место постепенно съезжались другие ученики Гурджиева, образуя сплоченную группу, целиком отдававшуюся работе, общению. И обучению. Ложились спать поздно, вставали рано, с восходом солнца: "За шесть лет не наговорились столько, сколько мы наговорились за эти шесть недель". В самый разгар мировой и гражданских войн, среди террора и многочисленных банд, в Ессентуках, незаметно от влияний планетарных пожаров и кровопролитий, шла интенсивная, кропотливая работа по созданию пробужденного сознания... Такая особенность свойство эзотерической школы, которая должна уметь извлекать "пользу" из любой ситуации, какой бы она ни была. Гурджиев продемонстрировал своим ученикам не на словах, а на деле, что он умеет и как он умеет делать в самой безвыходной и критической, на первый взгляд, обстановке. Он мог бы подписаться под афоризмом, восходящим к Лао-цзы: "Чем хуже – тем лучше". Если для Успенского события 1917 года в России казались лишь "массовым безумием", то для Гурджиева они были побудительным мотивов и условием настоящей практики. Ведь Гурджиев всегда был "за" экстремальные ситуации, когда требуются "сверх-усилия", без которых реальное преобразование себя невозможно: "Школы настоятельно необходимы... человек чересчур ленив... он боится сделать себе что-либо неприятное. Самостоятельно он никогда не достигнет необходимой интенсивности".

Когда в Ессентуках появились красные, Гурджиев представил новым властям свою группу как ученых, разыскивающих местонахождение золота в горах Кавказа. Он предложил план: официально снарядить экспедицию (якобы) для поисков и вывоза золота. Был собран реквизит из Кисловодска, Минеральных Вод, близлежащих станций: лошади, телеги, спирт для научных нужд, провианты, -хотя Успенский решил не участвовать в "переходе Гурджиева через Кавказ". Он вскоре узнал, что группа добралась до Сочи, откуда прибыла в Тифлис: у всех участников исторического "перехода" этот опыт стал чуть ли не самым ярким мистическим впечатлением и открытием "второго дыхания", преодолением своей механичности.

Летом 1919 года Успенский получил письмо от Гурджиева, приглашающего его в Тифлис для работы в новом "Институте гармонического развития человека"... В это время Успенский находится в состоянии неприятия личности Гурджиева. Принимая всю систему "Четвертого пути", он уже оценивал экстраординарную резкость и "неинтеллигентность" Гурджиева негативно, как "загрязненный источник". Существуют разные точки зрения по поводу конфликта между ними. Одна из них состоит в том, что Гурджиева не интересовали интеллектуальные построения Успенского, его старания дать всему свое определение и правильную формулировку, – Успенскому была предложена традиционная для Востока формула безусловной преданности учителю, без каких-либо уверток и своеволия. Но Успенский попытался сохранить свою независимость – он даже начал вести кружки по собственному плану летом и осенью 1919 года в Екатеринодаре, Ростове и Новороссийске.

В январе 1920 года Успенский вместе с семьей (жена Софья Григорьевна и годовалый сын Леонид) покинул Россию и морем перебрался в Константинополь. Здесь, – среди турецких солдат, союзнических армий, десятков тысяч русских беженцев, – живя в маленькой комнате, он давал уроки английского языка и одновременно формировал свою группу, читая лекции по психологии и знакомя людей с системой "Четвертого пути". Здесь он встретился с молодым англичанином по фамилии Беннет, который напишет об Успенском, Гурджиеве и идеях этой школы около 44 книг, до сих пор, не переведенных на русский язык, выдержавших многочисленные издания во всем мире: "Творческое мышление", "Глубочайший человек", "Драматическая Вселенная" (в 4-х тт.), "Первая свобода", "Гурджиев: очень большая Загадка", "Гурджиев: Делание Нового мира", "Азарт: риск реализации", "Как мы делаем вещи: роль внимания в духовной жизни", "Образ Бога в Работе", "Интернациональная Академия Сознательного Образования", "Есть ли "жизнь" на Земле?", "Мастера Истины", "Нужды общества Новой эпохи", "Секретные влияния: духовные действия в человеческой жизни" и др.

В Константинополе Успенский читает лекции в "Русском Маяке" для эмигрантов из России. В 1920 г. сюда прибывает Гурджиев со своими учениками, старыми и новыми. Центральным местом в работе Гурджиева становится специальный балет, в которым ученикам предоставлена тренировка выполнения "противоестественных" движений, создающих такие усилия и нагрузки на мышцы и нервную систему, которые в обычных условиях, в механической жизни, невозможны. Балет оказывался формой самопознания, ведущего к раскрытию высших форм сознания, пробуждению высших центров. Успенский вспоминал об этом "интересном времени" с особой теплотой: они с Гурджиевым вместе ходили к дервишам ордена "Мевлеви"; Гурджиев объяснял, что верчение дервишей вокруг собственной оси было основано на ритмическом счете для развития мозга. "Мне особенно запомнилась одна такая ночь. Мы переводили одну из песен дервишей для "Борьбы магов". Я увидел Гурджиева– художника, Гурджиева-поэта, которых он тщательно скрывал в себе, иногда повторяя их потихоньку про себя, а затем переводил их мне на русский язык. Через какие-нибудь четверть часа я был погребен под формами, символами и ассоциациями; тогда он говорил: "Ну вот, а теперь сделайте из этого одну строчку!". Я и не пытался найти ритм или создать какую-то меру; это было совершенно невозможно. Гурджиев продолжал работу; и еще через четверть часа говорил: "Это другая строчка". Мы просидели до самого утра. Дело происходило на улице Кумбарачи, неподалеку от бывшего русского консульства. Наконец город начал пробуждаться. Кажется, я остановился на пятой строчке. Никакими усилиями нельзя было заставить мой мозг продолжать работу. Гурджиев смеялся; однако и он устал и не мог работать дальше. Стихотворение так и осталось незаконченным..."