Текст книги "Настя 2 (СИ)"

Автор книги: В. Журин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Твари, всех перережу. Никого не забуду, жизнь положу, но каждый голова отрежу. Собаки, все собаки. Никого не прощу про всех узнаю. Кто в другой место сбежит жить все одно найду.

Ревел разъяренным зверем, голый мужчина.

Меж тем, Седой с Галой расположившись по бокам от переломанного тела Насти, позвали ошарашенную Викторию.

– Посмотри, что с матерью?

Выбравшись на просьбу из своего угла, женщина, неосознанно ступая на цыпочках, подошла к лежащей на куртке Суке. Начав осмотр, она явственно почувствовала, что в этом куске мяса, практически нет жизни. Собравшись, она, подняв голову и твердо посмотрев в глаза Седому, огласила свой вердикт.

– Она до утра не доживет. Вообще непонятно почему она еще жива. У нее помимо переломов всего, разрывы внутренних органов.

И на напряженные взгляды своих сокамерников, тяжело вдохнув, проговорила.

– Без шансов.

Гала, недовольно зыркнула на нее своим мертвячьим взглядом, словно это она виновата, что этой женщине жить осталось всего ничего, после приподняла голову Насти и попыталась что-то засунуть ей в рот, проговорив негромко своим противным свистящим голосом.

– Ну это мы еще посмотрим кто кого переживет.

От ее попытки что-то просунуть в рот, лежащей мертвым кулем на полу Насте, та засипела. После чего, квазуха, громко просипела на всю камеру.

– Детки, вода нужна, а то не протолкну.

Все присутствующие уставились на раскрытую ладонь Галы. На ней лежала белая жемчужина, поблескивая в слабом свете камерного фонаря, вмонтированного в бетон над входной дверью. Виктория, смотрела на это диво Улья на огромной ладони квазухи с расширенными глазами. Она до этого видела жемчуг, трижды, один раз даже большую красную. Но это, это легенда. Меж тем, голый Чех не раздумывая подскочил к лежащей на полу Насте и буркнув со своим акцентом…

– Сейчас сделаю.

Вцепился себе в руку зубами, раздирая плоть по живому. Седой, осторожно приподняв голову женщины придерживал ту, Гала, своим когтем пропихивала жемчужину в глотку Насте, а голый Чех, стоя на четвереньках, заливал ей в рот свою кровь, стекающую алой струйкой по волосатой руке. Когда все было законченно, Гала, оторвав добротную полосу от своей нательной рубахи, перебинтовала рану, плотно перетянув прокушенную руку Чеха.

– Валить надо отсюда. В натуре, мы куму точно живыми не нужны. Утром за язык потянут и запоем соловьями. Значит до утра нет смысла с нами возиться. Кумекаю за тему что к полночи нас жмурить придут. Жмет в натуре время как ботинки пальцы натирая.

Высказал в слух свои размышления Седой, посверкивая своими фиксами в слабом свете камерной лампы.

– Так значит правду толпа кричала про муров.

Обреченно проговорила Виктория из своего угла. Мужчина, тяжело вздохнув, обнял продрогшую женщину и прижав к себе, виновато просипел.

– Душа моя, в тех криках правды на грошик медный если уж покопаться в нашем дерьме ручонками голыми так с головой золотом засыпит.

Затем, глубоко вдохнув аромат волос, прижавшейся к нему женщины, добавил.

– В натуре лада моя, полный фаршмак.

Глава 6

Комиссар как всегда гладко выбритый, заложив руки за спину, придерживал большими пальцами, широкий армейский ремень плотно обтягивающий фигуру мужчины, стоя на вытяжку перед главой стаба Дедом, выслушивал от того полный разнос по поводу своей деятельности на посту главы безопасности поселения.

– Что, заигрался? Начал думать, что самый умный и хитрожопый можешь всех вокруг пальца обвести. А другие щи лаптем могут только хлебать. Нас всех с твоей девкой, ушибленной на голову подвели под монастырь как, слепых котят в ведро с водой покидали осталось только пузыри пускать да мяукать жалобливо. Сейчас потяни от нее ниточку и все, не усидим задницей на креслах мягких. Да оно и насрать на это, тут другая загвоздка. Пролюбим стаб, так Пророк не то что прибьет, проклянет, вот тогда и выть будем, милостью смерть выпрашивая. У тебя тяму умного не хватило не держать ее в стабе или народ прибывший просеивать на мелко. Теперь и вариантов то всего два, но с какими продолжениями, мать твою ети через коромысло.

Наконец, Дед, явно выговорившись, сдвинув кустистые брови почти вместе, вперил свой колючий взгляд в лицо безопасника. Затем, видя, что тот не отводит глаз от его пронизывающего взгляда, недовольно, по-стариковски засопев, продолжил говорить, сменив тон.

– Вот что значится я думаю тебе надо сделать, милок. Во-первых, это девку свою с ее гавриками освободить. Организуй ей побег из застенков наших, если сможешь. Ну а если ни как, так сразу делай вариант номер два. И смотри тогда, что бы все наглухо получилось без подобных выкрутасов. Туда до общей кучи приплюсуй и врачиху нашу стабовскую и эту, как ее, Таньку добавь. Что заморгал глазьями, самому сожалетельно, диво красивая баба да ладная вся, но дело то, важнее будет чем плотские помыслы. Опосля сразу бегом на кластеры к мужу ейному. Там с Гномом сговоритесь и Академика тоже упокоите. А то, он по возращению, как узнает, что тут надеялось, такую бузу поднимет что мало всем не покажется. А если сбежит из стаба, то вообще пиши пропало, житья от него не будет всю округу тварями затерзает. Ступай Комиссар и помни, не за живот чей среди нас, речь идет, а за великий храм и веру нашу духовную.

Бар, после сегодняшнего происшествия уже прибрали, расставили столы, замыли кровь все как всегда, только музыканты не играют на небольшой сцене с краю зала, да нигде не видно хозяйки, Татьяны. Ну оно и понятно нечего ей здесь пока делать от греха подальше, женщина она не глупая. Тада, войдя в помещение, сразу пробежал внимательным взглядом по компаниям, сидящими за столиками, выискивая подходящую. Наконец, заприметив то что нужно он, захватив с собой по пути припасенный из подсобки стул, без разрешения подсел к намеченной группе, явных новичков в мире Улья. Недавно сбившихся в рейдерскую группу.

– Здорово бродяги.

Проговорил он, поднимая могучую руку в верх и звонко щелкая пальцами, подзывая к столику официантку и делая заказ. Молодежь его сразу узнала и напряженно косясь, начала неуверенно здороваться.

– И тебе здорово.

Посыпались настороженные приветствия с разных концов стола.

– Вижу вы уже в курсе что произошло сегодня. Теряет хватку Комиссар. Просмотрел такую тварь под боком. И ведь знаете мужики что самое обидное? Они нашего брата на ливер резали да внешникам через муров продавали, а потом на эти деньги веселились всласть, жрали и пили в три горла, чурка их, так тот вообще из борделя не вылазил, по три девки сразу брал на всю ночь. Насколько я по секрету проведал у своего патрона они даже жемчуг умудрялись втихушку покупать. Все на крови вашей, рейдерской. А теперь что, за все совершенное просто удавят их завтра и все. Где справедливость я вас бродяги спрашиваю?

Подошедшая официантка, ловко остановившись возле их столика, начала сгружать с расписанного причудливыми завитушками разноса, заказ Тада не забыв по окончании кокетливо поправить белый фартучек перед лицом телохранителя начальника безопасности стаба. Три литровые бутылки запотевшей водки, закуски, нарезки на разный лад, при этом, женщина, не переставала мило улыбалась восседавшему горой среди молодежи телохранителю начальника безопасности стаба.

Руса, неспешно зайдя в бордель, окинул оценивающим взглядом стойку с мило улыбающейся ему мамочкой, Полиной.

– Какими судьбами к нам? Уж кто-кто, а ты гость редкий в нашем заведении.

Проворковала женщина, продолжая приветливо улыбаться гостю, демонстрируя ровные, белоснежные зубки и милые ямочки на щечках.

– Рад бы чаще, да все некогда, служба. Хоть сегодня в волю оторваться. Слышала, наверное, босс мой, прошляпил под носом у себя подстилку муровскую, Настьку Суку. Так что пока его Дед дрючит во все дыры у меня выходной появился. Как говорится гулять так гулять. Душа горит и праздника просит, аж через край.

Говорил Руса, кривя перед Полиной довольное от мук выбора лицо, разглядывая построившихся перед ним практически голых проституток, прикрытых лишь маленькими, замысловатыми тряпичными лоскутами, которые язык не повернется назвать одеждой. Затем, явно решившись, он махнул рукой и указал сразу на троих.

– Давай вот этих троих красоток, на всю ночь. И что бы мне не суетиться, отрываться буду у себя.

Полина, довольно хмыкнув, проговорила

– С собой дороже будет.

Снова махнув рукой, мужчина ответил.

– Один раз живем.

После чего из привычного всем местным, тряпочного мешочка кошелька, перед мамочкой высыпал на стойку горку гороха.

В половине двенадцатого ночи в караульное помещение тюрьмы стаба, ввалился пьяный в хлам Руса в сопровождении троих проституток, которые были едва трезвее своего клиента, но умудрялись при этом шуметь и горланить на все помещение, обсуждая между собой непростые взаимоотношения в их трудовом коллективе в публичном доме.

– Здорово бойцы. У вас наручники есть?

Спросил он у двоих ошарашенных караульных, уставившихся не столько на него, сколько на доступных при наличии гороха женщин. Наконец, старший караула, боец по имени Слон, опасливо озираясь на вход, ответил.

– Слышь Руса, если сюда кто из начальства нагрянет, то нам всем не до наручников будет. Сами в камеры угодим.

Пьяно раскачиваясь на ногах, телохранитель начальника безопасности стаба, притянув к себе одну из девиц, вложил ей в руку горошину. После чего, указал ей на пол перед ним. Проститутка, ловко, неуловимым движением фокусника, спрятала доп. плату и рухнула на колени перед мужчиной, сноровисто расстёгивая у него ширинку. Наконец, выудив наружу мужское достоинство Руса она, под улюлюканье своих коллег по цеху принялась делать минет, глубоко, на показ заглатывая член до раздувающегося горла. Караульные, опешив от происходящего даже перестали возмущаться.

– Не робей народ, вон, подруги простаивают. Присоединяйтесь пока дядя Руса добрый. А насчет начальства так им не до проверок нынче там такое сейчас творится.

Ошарашенные предложением бойцы только и смогли выдавить из себя.

– Так у нас бабла то нету.

– Что с вас взять, детвора, угощаю.

Проговорил довольный Руса, закатывая глаза на показ от трудов стоящей на коленях перед ним девицы, заглатывающей его достоинство и перегораживая своей мощной фигурой, стоящий на столе монитор с изображением камер слежения за территорией тюрьмы.

Виктория, прижавшись к Седому, выглядывая из-за его плеча, разглядывала лежащую на подстеленной камуфляжной куртке, Настю. Почему она еще жива-задавала женщина раз за разом себе вопрос, так не может быть это вопреки любой логики и науки. У этой переломанной дамы полно крови в брюшине от разорванных внутренних органов с этим не живут. Нет, она конечно понимает, что это не в старом мире. Там эту даму и до камеры бы в таком состоянии не донесли. Работая в местной больнице, она насмотрелась многого, рваных, стреляных, растерзанных, но там везде был шанс, потому как без шанса до больницы никого не доносили. А здесь случай без вариантов. Но вот, в очередной момент, перебинтованная с ног до головы тушка человека, чуть дернувшись от боли, делает легкий вдох. Вздрогнувший Седой, уловивший легкий шум за дверьми камеры отвлек ее от наблюдения за Настей.

– В натуре, походу братва по наши души чешут. Вот только ломятся как стадо баранов, топают и гомонят не по теме, фраера.

Прохрипел он в тишине камеры. А дальше, началось то, что до зубовного скрежета раздражало Викторию это как она окрестила сие действие, переглядки. Эти быстрые, молчаливые взгляды друг на друга за которыми следуют действия, которых ты не понимаешь. Как же это раздражает, указывая на то, что ты среди них, но не с ними. Седой, зараза такая, ну дай срок, выберемся отсюда ну или если выберемся.

Тем временем, Чех с Галой, подхватив с пола Настю быстро переложили ее к стене и рассредоточившись по разным сторонам от входной двери, замерли без движения. Седой, грубо сдвинув от себя в сторону Викторию, состроив презрительную гримасу на лице, посверкивая фиксами в слабом тюремном свете, вольготно расселся напротив входа в камеру. Дверь со скрежетом распахнулась и в полумрак арестантского помещения вбежали пьяные рейдеры, бравурно и пафосно выкрикивая.

– Что твари не ждали?

На что смотрящий на них с презрением Седой, криво ухмыляясь, прохрипел.

– Да нет, в натуре, ждали.

А дальше, Виктория, зажмурив один глаз от ужаса смотрела как закружилась круговерть драки насмерть. Это не показная удаль не желание, доминировать на показ окружающим и даже не стремление выиграть. Здесь засчитывается только победа, победа любой ценой. Вот кто-то из вбежавших в полумрак камеры, завыл на высокой ноте, закрыв лицо рукой где из пустых глазниц полилась темная кровь. А хруст сворачиваемых позвонков прошелся тупым тесаком по нутру замершей в углу женщины. Чех, увернувшись от ножа нападавшего на него, перехватив того под подбородок, словно бездушную куклу со всего маха приложил противника головой о стену. После чего, тот сполз по ней, марая ее вперемешку алой кровью и светлыми мозгами. Грязно, подло, по-звериному в пол минуты времени и растерзанные молодые мужчины, валяются на окровавленном полу камеры, а в помещение, держа всех на прицеле автомата, мягко по кошачьи, входит Тада. Окинув взглядом перебитых молодых рейдеров, изломанными куклами лежащих на холодном полу он хмыкнув спросил.

– Все целы?

– Ну типа того.

Просипел Седой.

– Тогда на выход и побыстрей.

Едва трясущаяся от пережитого Виктория, переступила высокий порог тюремной камеры как чуть не споткнулась о лежащие на полу в коридоре трупы, прикрыв глаза и задавив в себе визг она стараясь держаться поближе к Седому, высоко поднимая ноги рванула вперед, стремясь побыстрее миновать изломанные тела. Заметивший ее реакцию на убитых, Тада, хмыкнув прокомментировал.

– Скучно было ждать вот и поспособствовал.

Спешно миновав сырое нутро подземного хода, беглецы оказались в небольшой ложбинке, где, расположившись на траве их ждал Комиссар с большим баулом да перепуганная Татьяна, одетая в неподходящий для кластеров деловой костюм и беспокойно крутящая головой по сторонам.

– Здравствуйте товарищи.

Негромко проговорил безопасник, вставая в полный рост.

– Рад что удалось вызволить вас.

Затем, окинув взглядом голого Чеха, мужчина указал на баул.

– Здесь одежда для вашего бойца и небольшой продовольственный припас для вас. Сразу предупрежу, оружие до нашего с Тадом отхода не заряжать. А то натворите с горяча.

Окинув наметанным взглядом принесенное для них оружие, Седой хмыкнув, произнес.

– Ну да, в натуре с тремя калашами мы много навоем.

Пока Чех, подхватив камуфляж и нож из баула, отойдя чуть в сторону одевался, остальные члены группы, распотрошив принесенное Комиссаром добро, распределяли кому что нести. Наконец, взгляд Седого уперся сперва в растерянную, стоящую с опущенными плечами Татьяну, а затем в присевшую рядом с ним Викторию.

– Слышь начальник, а у тебя что по конторе вашей экономия расписана на десять лет вперед? Нашим женщинам в своем наряде по кластерам чапать. Так это для них форшмаком вылезет. Ладно шмотье, а вот в натуре босолапти у них ни о чем.

Комиссар, даже немного смутился от такого чересчур прямого высказывания о его промашке. Тада же, сразу начал смещаться в сторону, взяв на всякий случай Седого на прицел. Вот только упущенный на мгновение из вида Чех, оказался за спиной у телохранителя начальника безопасности стаба, приняв того в свои стальные объятия и уперев нож до капель крови в горло он проговорил негромко, со своим характерным акцентом.

– Ты эта, в брата мне стволом не тычь.

И удерживая Тада, плавным движением забрал у того оружие.

– Так это, лучше будет.

Комиссар, тем временем не обращая внимание на произошедшее с его телохранителем подошел сперва к Татьяне и извинившись отломал с ее туфлей каблуки затем, повторил процедуру с обувью Виктории.

– Так сказать чем могу. Все в спешке делалось как говорится галопом по Европам. Поэтому и упустили этот момент. На какое-то время это поможет ну а дальше сами. Не маленькие, справитесь. И еще, по утру за вами из стаба будет отправлена погоня по всем правилам поиска, думаю соберется немало добровольцев. В этом аспекте я вам ничем не смогу помочь, учтите.

На дневку группа расположилась практически вплотную к полу сгоревшей деревне с огромным коровником, раскинувшимся на просторной территории в несколько рядов. Из которого периодически раздавались леденящие душу рыки и вой жертв, явно сообщая всей округе что кормовая база занята и любой вторгнувшийся будет съеден. Седой с Чехом и Галой, постоянно показывали усталым женщинам палец возле губ. Что означало режим полной тишины. Затем, Чех после пары переглядок между Галой и Седым подошел к измученной Татьяне и не принимая возражений, стянул с нее развалившиеся туфли без каблуков. После их осмотра он снова переглянулся с Седым. Тот в ответ кивнув головой, стащил обувь с Виктории и протянул ее Чеху. Оставшись без обуви, перевазюканная в глине овражка, измученная переходом, усталая Татьяна, почувствовала себя маленькой, голой и беззащитной. Присев возле лежащей на подстилке перебинтованной Насти, она беззвучно заплакала, ругая этот мир и до самых глубин души, жалея себя. Рука, легшая ей на колено, едва не заставила женщину закричать от неожиданности. Дернувшись она встретилась взглядом со смотрящей на нее с низу Настей. Той явно было очень тяжело и больно, но она, выдавив из себя улыбку, подмигнула подруге. Аккуратно, стараясь не нашуметь, Татьяна, переместившись на колени положила свою голову на грудь Насте. Жива, слава всему что есть в Улье. Теперь она не одна в этом враждебном мире на кластерах, рядом близкий, родной человек. Сильная рука, схватившая ее за отворот костюма, сдернула с груди едва сдерживающий хрип боли женщины. Негодующий Седой, зажав одной рукой ей рот другой крутил пальцем у виска. Придвинувшаяся вплотную квазуха, показала ей жестами что давить на лежащую Настю нельзя.

Ну и пусть ругаются она даже согласна что виновата, поступив не подумав, но ничего, ее зебра полосатая жива, а значит жизнь налаживается.

Чех заявился ближе к вечеру, притащив здоровенный рюкзак. Довольно устроившись перед смотрящими на него с любопытством женщинами, он молча начал доставать из принесенного рюкзака добытые им вещи, от вида которых те, по рачьи выпучили глаза. Два видавших виды камуфляжа афганка, рабочие ботинки с потертыми носками, моток тряпок под портянки и пара небольших древних рюкзаков, с которыми в давние времена кто-то хаживал в погреб за картошкой. Несколько стеклянных банок с соленьями, отдельно трех литровая банка с вареньем, десятка полтора пачек лапши и в довершении, большой холщовый мешок с сухарями. После чего, снова начались ненавистные Викторией переглядки между Чехом, Седым, Галой и внимательно наблюдавшей за всем с низу Настей. Вот как им все понятно, просто бесят. Наконец не выдержав, женщина схватила небольшую ветку с края овражка и расчистив небольшую площадку земли требовательно указала на нее Седому. Тот, спокойно пожав плечами забрал из ее руки ветку и принялся писать на импровизированной доске.

В натуре, по округе нас шманают три группы. Одна военная стабовская и две из добровольных сук. Сюда к деревне соваться близко очкуют здесь на скотинке две элиты харчатся. Так что шкериться нам здесь не меньше недели. Со жратвой проблема это все что Чеху удалось затарить. Так что в натуре, типа блокада у нас.

Затерев ладошкой написанное, Виктория принялась яростно писать свою речь.

За неделю я тут сойду с ума ты совсем обалдел. Надо быстрее уходить отсюда. Нас же твари сожрут…

Ее писанину прервала крепкая оплеуха от наблюдавшей за всем Татьяны. После чего, та, забрала палку писалку из руки опешившей Виктории и вывела на импровизированной доске, поставив точку жирную.

Сколько надо столько и будешь здесь сидеть. Нашлась звезда пленительного счастья. Ты еще лапшу сухую с вареньем не жрала. Не хочешь жить так вперед на коровник. Нечего истерики закатывать. Сейчас в обновки наряжаться и молча выть.

После чего, повернувшись к Седому, ткнула пальчиком в ботинки, а затем в лежащие возле них портянки. В миг, удивленно замирая от своего действия. Она впервые осознала, что проговорила молча и ее поняли.

Глава 7

Спешно вошедший без стука в кабинет Лиса, Депутат, наступив на лежащий на полу ковер, начищенными до зеркального блеска лакированными туфлями, поправив на плечах деловой костюм скривил лицо как от дольки съеденного лимона. Сидевший за столом хозяин кабинета, оторвавшись от прочтения разложенных на нем ровными стопочками по категориям, рапортов и донесений, нетерпеливо спросил безопасника.

– Договорился?

– Лысый и Бобер наотрез отказались брать заказ, даже три больших красных их не убедили. Нет, они по сожалели о упущенной выгоде, сделали расстроенные лица и как под копирку сослались на срочные незавершенные дела, сволочи. Мол, как только освободимся так сразу и возьмемся со всем рвением и прилежанием за поимку клиентки. Одно ясно, заказ на эту тварь они не возьмут ни за какие награды поскольку не первый год в Улье и понимают кто есть кто и, кто за кем стоит, политика дело грязное и неблагодарно. Да еще и муженёк ее на тормозах ничего не спустит. Им потом только из региона бежать если смогут конечно. Вот ведь тварь, как она умудрилась выжить, когда ее весь бар в пол втаптывал, да еще и народу накрошила, четверо убитых, а вот порезанных и переломанных больше десятка. Я подумал, что попытка не пытка и подрядил тройку рейдерских групп из молодняка. У них опыта не много, зато желание заполучить большую красную в случае удачи, бьется через край.

Лис, внимательно выслушавший своего безопасника, недовольно хмыкнул.

– Не жалко молодняк? При Суке ее бойцы им эти преследователи на один зуб. Хотя соглашусь, что и на старуху бывает проруха. И еще, сбежав из Мирного эти твари не могли далеко уйти. У них на руках две бестолковки женского пола и тяжело раненная Сука. По моим прикидкам от стаба они отошли километров на двадцать-двадцать пять и спрятались в подготовленную лежку. Думается у них такая должна быть не одна. Ты пока подряженные тобой группы не ушли, очерти им места засад вот по этим точкам.

Встав из-за стола, Лис подошел к большой, цветастой карте региона, висевшей на стене и ткнув в нее, обозначил координаты для рейдеров.

– Какой никакой, но шанс. Ты что таращишься как рак? А, Коровник тебя смущает. А вот я, наоборот, в первую очередь на него смотрю.

Нервно сглотнувший Депутат, явно осознававший перспективы нахождения в таком месте только и смог выдавить из себя.

– Так там элита постоянно откармливается. Кто в своем уме вообще к этой кормушке близко подойдет.

Слегка улыбнувшийся Лис, пристально глядя на карту, в район обведенного красным карандашом с надписью Коровник, две-три элиты, явно про себя что-то осознав, негромко проговорил.

– Так-то в своем уме. А от этих, можно ожидать всего, даже такого. Ты погоди, лучше вот что, все три группы туда подряди. Да не выпучивай на меня глаза. На сам кластер пусть не лезут, а то их там просто сожрут, пускай они пасут тех, кто оттуда попытается выбраться. И цену подними, за живую Суку три большие красные как Лысому с Бобром предлагал. Пускай чувствуют себя матерыми бродягами все одно смертники. Жаль нашим воякам не сунуться туда из Мирного сразу засекут, только людей из-за этой твари потеряем. А баба эта нам нужна позарез и именно живая. Уж мы с ней расстарались бы она у нас запела бы соловьем и канарейкой сразу в один голос. Тогда Комиссару с Дедом хана сразу пришла бы. А Депутат?

Затем, внезапно потеряв над собой самообладание, Лис повернувшись к своему столу со всего маха бахнул по нему раскрытой ладонью, раскидывая разложенные на нем бумаги, осенними листьями слетевшие со стола.

– Вот ведь гадство какое Депутат. Вроде раз и взял как волка затравленного, а в реальности, руки коротки.

Затем, постояв молча и явно беря себе в руки, Лис проговорил.

– Вот еще что Депутат, самое главное. Отправь в обход кластеров Мирного две разведгруппы их задача перекрыть подходы к базе муров. Думается мне перебьют сучьи детки подряженный тобой молодняк, вздохнут полной грудью, сбрасывая напряжение, поверив, что всех обхитрили и отправятся именно туда. Пусть группы попытаются их перехватить если эти твари раньше себе подмогу с базы не вызовут. Тогда нечего понапрасну людьми разбрасываться, разрешаю отход. У нас теперь опытные бойцы в чести. После нашей попытки откусить их кластеры, Комиссар с Дедом так просто не отстанут, не те это люди.

Татьяна с помогающей ей Галой из принесенного Чехом, ржавого, эмалированного ведра, мыла куском старого полотенца лежащую и злящуюся до зубовного скрежета Настю. Поскольку она только-только начала принимать полу сидячие положение и все еще не могла ходить и обслуживать себя. Соответственно туалет осуществлялся по месту ее лежанки в подкопанное под ней углубление. Татьяна, куском кровельного железа все так же добытым Чехом, убирала из-под подруги, обновляла землю и обмывала раздетую с низу по пояс Настю. Прошло всего трое суток с момента их нахождения здесь, а женщине уже казалось, что за плечами вечность напряженного ожидания, скрутившая нервы в натянутую струну, вибрирующую от постоянных диких рыков и истошного воя, поедаемого живьем скота в множественных строениях коровника. Где-то глубоко в душе она была рада что ей есть чем заняться. Вон, у Виктории сегодня утром от этого сидения без дела, началась истерика. Врачиха, словно обезумив в какой-то момент соскочила и рванув на край обрывчика, попытавшись убежать от них и заорать в голос. Благо Седой, внимательно приглядывал за своей женщиной и в молниеносном рывке он успел ее перехватить и бесцеремонно заткнув рот, связать. Вон, теперь она лежит в другом конце овражка, изображая из себя пойманного зверя и бросает на них, по ее мнению, волчьи взгляды, овечка не стриженная, дура баба. Если бы не Седой, то по-хорошему прибить бы ее. Все проблем для всех меньше, а еды больше. Проклятая сухая лапша с вареньем, прилипающая к намертво к небу, и та, по горсточке три раза в день. Все что из консервов и сухих концентратов им передал Комиссар, уходит на кормежку Насти у нее видите ли регенерация сейчас усиленная идет. Вот пусть на лапшичке с приторно сладким вареньем бы и по регенерировала, лошадь полосатая. В следующий момент, Татьяна, устыдившись своих мыслей, покраснела до кончиков ушей. Стараясь не пересечься взглядом с внимательно смотрящей на нее Настей, она переключилась в своих мыслях на другое. Насколько им с Викторией плохо и не комфортно в этом ожидании выздоровления ее подруги, настолько хорошо и благостно остальным членам их группы. Такое чувство что они в этом небольшом овражке, дома. Седой, уютно развалившись на своем месте по пол дня читает принесенные ему в вылазках Чехом разодранные, облезлые томики книг, сосредоточенно делая на полях страниц свои пометки карандашом. А когда украдкой она прочитала название томика в расписанных татуировками руках, то ее удивлению не было предела. Затертыми, еле видными буквами было выведено-И. В. Сталин История ВКПБ, 1938 года издания.

Гала, практически постоянно все дни проводила на оборудованном посту наблюдения на верху оврага, отслеживая перемещения элиты между ангарами коровника и их потасовки между собой в желании урвать для себя дополнительный отсек строения, а в свободное время если не затачивала свои когти на руках подобранным по дороге сюда камушком, то сноровисто и без малейших признаков брезгливости, помогала Татьяне в уходе за Настей. Так же квазуха, заведовала их едовыми запасами. И ведь зараза такая тушёнку и остальные консервы с пачками концентратов эта мертвячая манда держала отдельно от ненавистных макарон с вареньем. Припрятала где-то наверху и самолично приносила для кормежки Насти. Так же она следила за порядком в овражке, постоянно убирая за всеми и грозя когтистым пальцем членам группы за малейший оставленный мусор или сдвинутые, по ее мнению, неправильно ветки.

Чех же, практически все ночное время лазал вокруг их лагеря по пустующим деревням с их частично выгоревшими домами, напоминавшим своим видом пейзаж оставленный за собой наступающей армией вермахта, а беззвучно заявившись под утро, словно приведение, выставив добытые им трофеи, ведра, одеяла, одежда и прочая хозяйственная необходимость, перекинувшись несколькими жестами с Седым и Галой, отчего то довольный как кот объевшийся сметаной, расчесав свою рыжую бороду смарадеренным в вылазках гребешком, заваливался спать.

Наверное, это неизбежная закономерность что у Виктории случился нервный срыв. Женщина по наблюдениям Татьяны все время пребывания в этом убежище была ничем не занята. Она только обреченно сидела на своей, заботливо сооруженной Седым подстилке и смотрела перед собой в одну точку. Явно тяжело переживая все случившееся с ней, раз за разом прогоняя эти события в душе и ища только ей нужный ответ за все тягости, свалившиеся на нее. Отвлекалась она на раздаваемую Галой еду. От вспомнившегося рациона у Татьяны ком встал в горле. Да на гигиенические процедуры, регулярно проводимые квазухой. Вот и все. Жалко бабенку как бы от такого сидения в плену у своих же в этом овраге у нее с головой ничего не случилось. Вот ведь Академик с Настей, балаболки сказочные, столько романтических рассказов про свои походы по миру Улья. Природа, разные замысловатые несуразности, красоты перезагрузки, воздух свободы от давящих стен стаба, а в реальности, сырость оврага, ужасная еда, старая одежда с чужого плеча не по размеру да вонь из общей выгребной ямы как не старается ее пересыпать набранной на верху листвой квазуха.

Настя, поддерживаемая Галой и Татьяной, раздувая ноздри и морща лицо в гримасу, шаг за шагом, двигалась по их убежищу. Каждый проделанный метр пути, разливался болью по всему телу заставляя вздрагивать от пульсирующих прострелов. Но она упорно двигалась по овражку, стараясь про себя считать свои шаги. Получалось уже сто пятьдесят третий шаг. Женщины с сочувствием смотрели на ее потуги. Что она может на это сказать? Возможно квазуха и поймет ее устремления, а вот Татьяна, навряд ли. Как можно объяснить ей, что ходить очень больно, а вот не ходить, еще больнее. Все это время, что пришлось лежать обездвиженной куклой, Настя до истерического визга боялась того, что несмотря на легендарную силу белого жемчуга она не сможет встать. Это значит прощай все, кластеры, рейды, мир Улья. Прощай семья, нет Академик ее не бросит в это она верит свято, но она в семье не одна и та другая, несмотря на то, что они подруги, заберет на себя основное время мужа, его трепетное тепло, его душу и его ласки. А она превратится в бесполезное существо, которое ближайшее окружение будет только жалеть. Нет, ей будут говорить, стыдливо опуская глаза что она еще может быть поправится и встанет на ноги, а сами, выйдя от нее, тяжело вздохнув, будут чувствовать, что их ложь оправдана для поддержания бесполезного существования. Ее, бесполезного существования.