Текст книги "Об аварии на Чернобыльской АЭС"

Автор книги: В. Легасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Еще сам саркофаг не сооружался но уже подступы к нему бетонировались, наиболее загрязненные участки на площадке – либо удалялись, либо бетонировались для того, что бы строители могли начинать работу по сооружению саркофага.

Когда на площадке появился товарищ ГУСЕВ, со своей командой, то уже основные проектные решения прорисовывались: уже было принято решение о том, что строительство саркофага поручить СУ 605 организации Министерства среднего машиностроения, и нужно было провести тщательную разведку внутренего состояния 4-го блока, в надежности сохранившихся его конструкций, для того, что бы проект мог опираться на какие-то экспериментальные, на какие-то проверенные данные.

И когда товарищ ВЕДЕРНИКОВ, со своей командой появился на площадке, он сменил ГУСЕВА, то в это время уже началось сооружение саркофага.

Причем, именно при товарище ВЕДЕРНИКОВЕ, с участием руководителя группы Института атомной энергии, товарища ТУТНОВА, было принято решение, облегчающее и темп и ход строительства саркофага, потому что первоначально по проекту предполагалось возводить

– 20 полностью бетонный купол над развалинами, но расчетные оценки показали, что время на сооружение саркофага может быть существенно сокращено, если бетонный купол, надежность которого ставилась под сомнение (выдержит ли конструкция его), будет заменена, так называемым, трубным накатом, то система трубы до последующей крыши, которая закрывала бы саркофаг от возможности пылеуноса радиоактивности и, в то же время, конечно, какое-то количество излучения через это верхнее покрытие саркофага уходило бы, но оно было бы сравнимым и, даже было бы меньшим чем суммарная активность от всего того что находилось на площадке.

Правильное решение было принято в период работы товарища ВЕДЕРНИКОВА. И так последовательно, так вырисовывалась структура организации работ.

Она сводилась к тому, что исследовательская группа Института атомной энергии, вместе со специалистами, должны были (группу Иинститута атомной энергии последовательно возглавляли различные специалисты такие как Юрий Васильевич СВИНЦЕВ, Анатолий Михайлович ПОЛЕВОЙ, ТУТНОВ, как я уже сказал, затем во главе этой группы стоял товарищ КУХАРКИН Николай Евгениевич. Очень большую работу проводили в тот период когда во главе этой группы находился товарищ ПОЛОГИХ Борис Григорьевич. Вот исследовательские группы, в составе которых, особенно большую работу провели КУЛАКОВ, БОРОВОЙ, например), и это было их основное назначение, тщательно исследовать помещения 4-го блока:

– во-первых, найти там топливо, определить как оно там распределено;

– во-вторых, ввести максимальное количество датчиков, которые могли бы характеризовать состояние 4-го блока.

Тут нужно отдать должное специалисту Института атомной энергии товарищу ШЕКАЛОВУ, а также специалистам из Украинского (Киевского) Института ядерных исследований, которые приложили огромные усилия для того что бы найти: правильные проходки, ввести необходимые датчики, протянуть к ним кабели.

Ну, скажем, что касается нейтронных датчиков, то ими занимался ЦНИИП Министерства среднего машиностроения. Его специалисты, под руководством товарища ЖЕРНОВА.

В общем, специалисты-исследователи, одна из задач для которых была: – оснастить 4-й блок всевозможными датчиками измерения гамма-полей; нейтронных полей, возможных; замера температуры; замера расхода воздуха; замера концентрации водорода, если бы он вдруг появился в системе и пр. Вот эти датчики размещались на различных объектах.

Это была, в общем, и опасная, и трудная физически работа, потому что нужно было каждый раз ходить в блок и искать наиболее подходящие участки для того что бы надежно диагностировать состояние 4-го блока. Это одна группа работ.

Одновременно проводились непрерывные видео и фотосъёмки помещений 4-го блока, которые позволяли проектантам выбирать правильно решения для того что бы последовательно сооружать сам сар

– 21 кофаг.

При этом проектная группа НИПИЭТа – Ленинградская проектная организация Министерства среднего машиностроения – работала непосредственно в Чернобыле, на площадке, и целый ряд проектных решений, хотя генеральный проект был разработан еще в Институте, но целый рад проектных решений принимался там, на ходу.

Тут просто совершенно огромную работу проводил товарищ КУРНОСОВ – главный инженер этого проекта и главный инженер института, когда каждый раз находил соответствующие решения когда возникала та или другая трудная ситуация.

А трудные ситуации были:

– попытка, скажем, подать бетонный раствор на одну из отметок оказалась неудачной потому что были достаточно большие щели через которые бетон проливался на нижние отметки. Нужно было придумать какие то способы удержания бетона на нужных отметках.

– не все опоры были достаточно надежными, поэтому приходилось их укреплять.

Вот такая дружная работа исследователей и проектантов привела, в конце концов, к тому, что сооружения оказались достаточно надежными.

Это была одна группа работ.

Вторую группу работ, в это время, вели специалисты-строители из Минэнерго, которые возводили временный поселок, временное жилье на поселке Зеленый мыс.

Там был заказан целый ряд сборных домиков финского производства, а так же советского производства. И для вахтовиков, которые должны были обеспечивать работу 1-го и 2-го блоков, был сооружен очень культурный поселок, со всеми, в общем говоря, удобствами: с местом для проживания, с магазинами, с культурными учреждениями.

Этот поселок был возведен буквально за несколько месяцев.

Вот за его сооружением постоянно наблюдал лично Борис Евдокимович ЩЕРБИНА, обращал внимание не только на то что бы было там место где людям было бы где выспаться после работы, но и на то, что бы там были цветы, что бы столовая работала не хуже чем в любых других точках Советского Союза, с тем что бы люди чувствовали себя комфортно.

Вот эти организации Минэнерго и занимались поселком в Зеленом мысу, а также сооружением целого ряда станций дезактивацией техники, которой, к тому времени, появилась уже на площадке достаточно много.

Сама Правительственная комиссия в это время уже перебралась. Работа проходила по прежнему в Чернобыле, в помещении районного комитета партии, бывшем, а место пребывания и место ночевки было перенесено на расстояние примерно 50 км от Чернобыля и там располагалось и руководство Правительственной комиссии и целый ряд специалистов которые приезжали для выполнения тех или иных работ.

Большая группа исследователей из разных учреждений Советского Союза, из Академии наук, из Института атомной энергии им. Кур

– 22 чатова (когда я говорю: Академии наук, например, я имею ввиду ГИОХИ, конечно, всю Украинскую Академию наук), вся эта группа исследователей занималась в это время детальной сёмкой радиоактивного загрязнения местности.

Причем использовались: как отборы проб, статистически достоверные, на местах, с последующим анализом в радиохимических лабораториях, которые были развернуты ранее в Чернобыле, а часть проб отправлялась в Институты – в радиоинститут, или Институт атомной энергии, так и вертолетные съемки гама-полей, которые с вертолетов могли наблюдаться. При этом эти съемки велись как по сумме гамма-излучения, так и снимался изотопный спектр гамма-излучения.

И были найдены таривиации между содержанием отдельных изотопов, по содержанию которых, относительно, можно было предвидеть содержание плутония, например, попавшего в окружающую среду.

При этом, конечно, и непосредственный подбор проб, на содержание плутония и других тяжелых альфа-активных элементов, велся непрерывно методом пробо-отбора, с тем, чтобы сопоставлять данные вертолетные с непосредственным пробо-отбором.

Обязанности были распределены таким образом, что все, что находилось вне 30 километровой зоны, вот все это, контролировалось – и с воздуха, и с земли – службами Госкомгидромета, которые возглавлял член-корреспондент Юрий Антонович ИЗРАЭЛЬ, который, я не знаю точно сколько времени провел в этом Чернобыле, который самое тщательное участие принимал: и в сборе данных, и в правильной их оценке, и в истории появления тех или иных пятен, загрязненных.

В общем, огромная работа была проведена, в итоге которой, вне 30-ти километровой зоны, появлялись все более и более точные карты, которые говорили о степени загрязнения различных территорий.

Ну, в этой 30-ти километровой зоне речь шла в основном о загрязнении главным образом цезием, потому что возникло несколько цезиевых пятен (вот в картах они будут приводиться) и цезиевые карты начали формироваться в период с начала аварии по 20 мая, после чего формирование их прекратилось.

Соответствующим образом, по существующим санитарным правилам, были приняты решения, в соответствии с которыми были установлены предельные значения, которые допускали проживание людей в загрязненных территориях теми или иными изотопами и, в соответствии с этими правилами, уже местные власти поступали: отселяли людей или оставляли их жить, переводя на привозное питание, или объявляли зону достаточно свободной для проживания и использования земель.

В это же время Госагропром и специалисты Минсредмаша так же проводили анализ различных сельскохозяйственных культур, определяли степень их загрязнённости, вели наблюдение за лесами, полями вокруг Чернобыльской станции – вне 30-ти километровой зоны и внутри неё.

Что касается самой 30-ти километровой зоны, то она была

– 23 предметом заботы специалистов Минатомэнерго, специалистов Курчатовского Института, Радиевого института и специалистов Украинской Академии наук.

В сентябре месяце закончилась работа сменных составов Правительственной комиссии. Была вся работа возложена на пересмотренный состав первой Правительственной комиссии (это которую возглавлял Борис Евдокимович ЩЕРБИНА), утвержден её новый состав.

И уже впоследствии, начиная с сентября и далее за всю работу на площадке Чернобыльской станции и в пораженной зоне, вообще, отвечала эта Правительственная комиссия. Она принимала все решения, рассматривала все проекты, все замечания и вела всю работу.

Последовательность проведения операций состояла в следующем. Вот где-то к сентябрю, в основном была закончена эвакуация населения и население было размещено в новых поселках. Часть персонала станции получила квартиры в городе Киеве, некоторые в городе Чернигове. В общем такие бытовые, человеческие проблемы были решены.

Было принято решение строить город Славутич, потому что с самого начала было ясно, что вахтовый метод может быть применен только как временный метод работы на атомной станции.

Поэтому начал проектироваться новый город Славутич, который заменил бы город Припять, как постоянный город проживания энергетиков.

Августовско-сентябрьский период был периодом активной подготовки к пуску 1-го и 2-го блоков ЧАЭС. Этот пуск был успешно осуществлен. Причем, перед тем как пускать эти блоки, весь комплекс разработанных специалистами мероприятий, дополнительно повышающих безопасность этого типа станций, был осуществлен и проверен.

Причем на 1-м блоке – частично, а на 2-м блоке – в полном объёме. Это была такая, как бы основная, задача того периода времени.

Параллельно с подготовкой к пуску 1-го и 2-го блоков, с осуществлением пусковых операций, шла работа по сооружению саркофага. Первоначальный срок его сооружения был где-то конец сентября, но целый ряд естественно возникших препятствий помешали выполнить эту работу в срок. Но, я повторю, потому, что все время возникали какие-то непредвиденные обстоятельства:

– то были слишком широкие щели, которые не могли удержать бетон, бетон не затвердевал и невозможно было установить опоры, на которые потом располагались бы соответствующие конструкции;

– то возникали проблемы подбора таких материалов (ими занимались, кстати, то же Киевские специалисты, в конце-концов они то же были использованы), которые закрывали бы щели в элементах трубного наката;

– нужно было сделать проект принудительной вентиляционной системы саркофага, чтобы в том случае, когда не хватало бы естественной вентиляции, можно было бы отводить тепло, включением принудительной.

Вот все эти вопросы постепенно, в ходе проектирования реша

– 24 лись и уточнялись в ходе сооружения саркофага 4-го блока.

Его сооружение, это целая эпопея.

Повторяю, что проектные группы работали прямо на месте. Работа велась с помощью двух кранов, производства Федеративной Республики Германии, фирмы "Демах". Вот с этих кранов шла основная работа, но много таких отделочных работ, работ которые позволяли бы повысить надежность саркофага, конечно, приходилось делать вручную и с применением различных робото-технических устройств.

Но оказалось, как я уже говорил, что робото-технические устройства, все которые мы имели: свои собственные и те что были закуплены за рубежом, – практически оказались непригодными для работы в тех условиях.

Скажем, если роботы имели достаточно надежную электронику, то они не могли преодолевать препятствия, связанные с большим количество разрушений зданий 4-го блока и останавливались. По этой причине не могли быть использованы. Если, скажем, в руки исследователей попадали роботы, удачные по проходимости, в самых трудных таких ситуациях, то электроника в высоких гама-полях отказывала и роботы то же останавливались.

Поэтому многие могли видеть, и вот здесь в тексте мы приводим картинку с одиноко стоящими роботами на крышах зданий.

Вот там пытались использовать роботы для того, что бы загрязненные поверхности крыш здания, в котором располагались 3-й и 4-й блоки, а также крышу реактора, очистить от радиоактивных загрязнений. Так пытались применить роботы, но в общем-то большой удачи это не приносило.

Наиболее удобные технические средства были созданы специалистами НИКИМта. Эта организация, директором которой был ЮРЧЕНКО Юрий Фёдорович. Он сам большое количество времени провел на площадке. Под его руководством и создавалась техника, испытывалась и использовалась.

Ну, собственно-то техника какая? Обычная. Обычные бульдозеры и скреперы, но усиленные свинцовыми листами, чтобы внутри этой техники защищался человек. И вот на такого рода устройствах основные работы дезактивационного характера (в наиболее трудных местах) и были произведены.

Воинские подразделения занимались в основном дезактивацией больших площадей на территории станции и внутри зданий этой станции. Работали они очень добросовестно, с высокой скоростью и высокой отдачей. Конечно, во времени все менялось: и наше представление, и способы работы.

Хорошо помню эпизод, когда мы с генералом КУНЦЕВИЧЕМ приехали в город Припять. Казалось, что произвести дезактивацию этого города практически будет невозможно, потому что куда не сунешься везде уровни радиации довольно высокие, скажем 700-800 милирентген в час, вот такого масштаба мощностью дозы мы обнаружили приборами. Но сделали мы одну операцию: откололи куски облицовки од

– 25 ного из зданий и увезли из из Припяти в Чернобыль.

И оказалось, что там эта облицовка давала 800 рентген в час, а здесь не более 10 миллирентген в час. Ясно было, что источники загрязнения не носили массовый характер, были локальные источники загрязнения в городе Припяти, которые создавали такой общий фон, создающий картину невозможности очистки этого города.

Когда разобрались с этим, когда наиболее активные изотопы уже распались, в основном, то где-то в августе-сентябре началась очень активная работа, проводимая силами военных организаций, по дезактивации города Припяти. И город Припять был существенно очищен от загрязнения (примерно в тот же самый период, когда заканчивалось сооружение саркофага).

Сооружая саркофаг (он еще сооружается) мы решали проблему как закрывать щели. Были приняты решения: азбестовые мешки, заполненные полиэтиленовой крошкой, опускать в соответствующие растворы, которые давали бы вспенивание и этими мешками были закрыты все щели на крыше саркофага.

Но еще не закончились работы по саркофагу, как уже начались работы по проверке состояния оборудования 3-го блока, по положению дел с ним. Возник вопрос, что делать с 5-м и 6-м блоком. Вот какие вопросы возникали.

К октябрю 1986 года сложилась очень четкая ситуация по распределению работ:

– УС 605 Министерства среднего машиностроения завершал сооружение саркофага, который потом получил название "Укрытие";

– строители Министерства энергетики занимались возведением вахтового поселка в Зелёном мысу и некоторыми работами, связанными с созданием станции дезактивацией внутри 30-ти километровой зоны и некоторыми работами на территории самой станции;

– Минатомэнерго вело работы по подготовке к пуску 1-го и 2-го блока и уже потихоньку начинали влезать в 3-й блок, в оценку его состояния;

– воинские подразделения, вместе с организациями Минсредмаша вели очистку крыш здания, в котором расположены были 3-й и 4-й блоки Чернобыльской АЭС;

– воинскими же подразделениями продолжалась дезактивация тех жилых посёлков, которые входили в 30-ти километровую зону;

– исследовательская группа, как я уже сказал, разделила свои задачи на: изучение всего того, что осталось в 4-м блоке; поиск топлива; и на максимальное насыщение его диагностической аппаратурой.

Диагностическая аппаратура вводилась снизу 4-го блока. Из барбатерных помещений вводились диагностирующие элементы через просверленные боковые стенки, ведущие в помещение реакторного зала и основная масса диагностирующей аппаратуры была введена сверху, навешана на специальных фалах в помещении реакторного зала.

Другая группа исследователей, в это же время, занималась иной задачей, а именно: определением миграции радионуклидов внутри 30-ти километровой зоны и вне её.

– 26

Интересовал вопрос: на какие глубины проникают радионуклиды, выпавшие на поверхности; как они задерживаются; испытывались различные приемы искусственного задержания радионуклидов на поверхностях; решались проблемы защиты реки Припять от попадания в неё радиоактивных элементов; осуществлялись мероприятия по недопущению загрязнения подпочвенных вод радионуклидами.

Ну вот, в последней области мепроприятия были довольно простые. Было сооружено около 150 скважин, причем скважины были как диагностические, так и рабочие. Диагностические скважины постоянно работали и мерили (определяли) радиоактивность подпочвенных вод и, в случае необходимости, могли бы включаться рабочие скважины, откачивающие загрязнённую воду.

Но, к счастью, за весь период работы, до сегодняшнего дня, все диагностические скважины показали, что подпочвенная вода всегда была чистая и ни разу не приходилось включать откачные скважины.

Проводился комплекс исследований в пруду-охладителе, рядом с Чернобыльской АЭС, где определялось состояние радиоактивности воды, илов, и очень много внимания было уделено состоянию самой реки Припять, Киевскому водохранилищу.

Ну, в общем, довольно быстро было обнаружено, что сами воды не имеют большой загрязненности, а илы были поражены и концентрация радиоактивных элементов в илах, например, в пруду-охладителе, достигала 10 в минус 5-й степени кюри,

(конец стороны "В", кассеты N 3, часть 6)

Текст соответствует аудиозаписи:

Следователи следственной группы Генеральной прокуратуры Российской Федерации старший советник юстиции xxxxxxxxxxxx юрист 1-го класса xxxxxxxxxxxxxxx

академик Легасов В.А.

(текст на кассете N 4)

Ну, в общем, довольно быстро было обнаружено, что сами воды не имеют большой загрязненности, а илы были поражены и концентрация радиоактивных элементов в илах, например, в пруду-охладителе, достигала 10 в минус 5-й степени кюри, в то время как содержание радиоактивности в воде не превышало 10 в минус 8 – в минус 9 кюри на литр.

Это были такие максимальные цифры.

Было сооружено большое количество дамб, плотин, назначение которых было – задержать загрязнённый мусор, листву, все, что поверхностно воду загрязняло, с тем, что бы вдоль Припяти и дальше по Днепру радиоактивность не распространялась.

Все эти работы проводились Министерством водного хозяйства Советского Союза и Министерством водного хозяйства Украины.

Проводились в удивительно сжатые сроки.

Плотины проектировались и тут же строились, но и это сопровождались все время исследовательскими работами, причем в тело плотин вводились циолиты (циолиты – специально доставленные из Армении и Грузии, обладавшие высокой сорбционной способностью) для того, что бы можно было все микрочастицы и все компоненты радиоактивных элементов, содержащихся в воде, задержать и не допустить их дальнейшего продвижения.

По состоянию на сегодняшний день, можно сказать, что цель эта была достигнута.

Примерно в то же самое время, когда Правительственная комиссия была уже сформирована как окончательная, с Брисом Евдокимовичем ЩЕРБИНОЙ во главе, и каких-то подмен и замен больше не существовало, примерно в это же время, по решению Правительства в Академии наук был создан Координационный Совет по Чернобыльской проблеме, во главе с Анатолием Петровичем АЛЕКСАНДРОВЫМ, ну, я был назначен его первым заместителем и в состав входили руководители основных ведомств, которые были связаны с проведением работ вокруг Чернобыля, и так же наиболее крупные специалисты, такие как, скажем, академик СОКОЛОВ, академик МИХАЛЕВИЧ и академик ТРЕФИЛОВ, которые были связаны с конкретными работами, экологического или технического характера, связанного с ликвидацией последствий аварии.

Нужно сказать, что когда работа приняла такой организованный характер, когда усилия были распределены между различными ведомствами и различными кураторами, то, конечно, порядка и ясности стало гораздо больше, чем в первые дни, когда чрезвычайные задачи решались, но не вся работа, конечно, шла гладко.

Например, состояние загрязнения крыш зданий 3-го и 4-го блоков, перемеривалось многократно, причем получались довольно разные цифры и разные результаты: – от сногсшибательно высоких до, сравнительно умеренных цифр. Поэтому неоднократно приходилось и мне самому, и специалистам-военным, которые в это время разверну

– 2 ли, очень удачно, в городе Овруч, исследовательский Центр, который позволял бы большому контингенту военных специалистов вести работы по дезактивации, по измерению, в общем, все работы которые поручались военным, вести осознанно.

Этот Центр проводил тот же очень большую работу по измерению состояния радиоактивности, по выносам радиоактивности, по ветровому переносу, по динамике состояния различных территорий и внес свой большой вклад в научно-исследовательском и практическом плане во все те работы, которые проводились в Чернобыле.

Причем нелегко решались задачи.

Например, недалеко от атомной станции был сильно загрязнен (до нескольких рентген в час первоначальная мощность излучения была), большой участок леса, который получил название "Рыжий лес".

Вот судьба этого леса.

Вносились различные предложения:

первое – не трогать его и оставить в том виде в котором он есть с его активностью, считая что как-то природа сама переработает все, то есть хвоя, наиболее зараженная, опадет, после этого хвою можно будет собрать и захоронить, а стволы деревьев, сучья все это будет оставаться довольно чистым;

второе предложение было, наоборот – сжечь весь этот лес и даже эксперименты проводились по сжиганию фрагментов этого загрязненного леса, но эти эксперименты показали, что все таки с продуктами горения уходит достаточно большое количество радиоактивности.

В конце-концов было принято решение – спилить часть леса, оттранспортировать его, захоронить, а оставшуюся площадку просто превратить в могильник, закрыть ее, что и было осуществелено.

И воздействие радиоактивное этого "Рыжего леса" на город и прилегающую территорию резко уменьшилось после проведения этих операций.

Очень большая дискуссия возникла по, так называемому, камтоновскому эффекту. Потому что, когда начали готовиться к пуску 3-го блока, а первоначально его хотели пускать где-то следом за 1-м и 2-м блоками, то радиационная обстановка внутри здания 3-го блока (внутри его помещения, особенно в машинном зале) не позволяла вести всерьез даже ревизионных работ.

Первое предположение было, что это есть внутренее загрязнение здания. После проведения дезактивации уровень активности в этом помещении снизился, но всё равно оставался высоким, достигая десятков, а иногда и сотен миллирентген в час в отдельных точках, а в единичных местах – до рентгена в час доходила мощность дозы излучения, в этом машинном зале.

Тогда было высказано первоначальное предположение, что источником такой высокой активности является крыша 3-го блока, на которой осталось много рассыпанного топлива, и вот это обстоятельство мешало создать приемлемую радиационную обстановку, потому, что более 600 помещений 3-го блока были вычищены, вымыты, а радиационная обстановка в машзале всё-равно оставалась достаточно высокой.

Начали проводить, с использованием калиматора специальных конструкций, различные измерения, которые показали, что наличие активности на крышах является не единственным источником, влияющим на радиационную обстановку 3-го блока, что все таки соседство четвертого блока, за счет камптоновского эффекта (переизлучения и отражения части гамма-лучей, выходящих через крышу 4-го блока), что вот это излучение было основным источником повышенного радиационного фона в машзале 3-го блока.

Сколько было на эту тему дискуссий, сколько было экспедиций, сколько было измерений – и, все таки, в конце-концов, оказалось, что основным источником загрязнения являются те загрязнения которые находились на крыше 3-го блока. Это было главное, хотя конечно, какую то толику, на уровне 10 милирентген в час, вот такого масштаба и меньше даже чем даже 10 милирентген в час, носило и рассеянное камтоновское излучение, идущее от 4-го блока.

Поэтому было принято решение полностью сменить крышу 3-го блока, поставить новую, с соответствующими защитными устройствами, которые позволили бы продолжить необходимые работы и вовремя запустить 3-й блок Чернобыльской АЭС.

Примерно в это же время, когда решалась судьба 3-го блока (ну в связи с такой обстановкой срок пуска его с летнего периода времени, на который она намечался, сдвинулся на осенний), очень остро стал обсуждаться вопрос о необходимости проведения пусконаладочных работ на 5-м и 6-м блоках.

Эти блоки находились в совершенно разном состоянии готовности:

– 5-й блок имел высокую готовность и, практически мог быть за несколько месяцев после дезактивации завершен и пущен в эксплуатацию.

– ну, а 6-й блок был в начальной стадии.

Дискуссии были большие. Общественность протестовала против того, чтобы продолжали строительство 5-го и 6-го блоков и они входили в строй потому, что это казалось им уж чересчур большие мощности – 6 гегаватт на одной площадке. Тем более находящихся в ненормальных радиационных условиях. Энергетические потребности Украины диктовали необходимость введения все новых и новых мощностей.

Вопрос этот обсуждался и на Правительственной комиссии и выносился на более высокие уровни, и в конечном счете решено было вопрос этот отложить и, в ближайшие 1987 год, возможно и в 1988 году, никаких строительных работ на 5-м и 6-м блоках не вести.

Все силы дезактиваторщиков бросить на полное приведение в норму 3-го блока, а так же на очистку стройбазы. На территории была строительная база, на которой были расположены механизмы, материалы, необходимые для сооружения 5-го и 6-го блоков. Эта база была достаточно загрязнённой. И вот для того, чтобы спасти достаточно большое количество дорогого оборудования там размещенного, был сооружен специальный цех на Чернобыльской атомной станции – цех дезактивации.

И вот этот цех начал последовательно дезактивировать наиболее ценное оборудование и отправлять его в различные точки Советского Союза для практического использования.

В тот же самый период, когда начались активные работы по дезактивации и подготовке к пуску 3-го блока, в этот же период времени по-настоящему начали разворачивать работы уже не по проектированию, а по строительству города Славутича.

Причем темп сооружения этого города все время увеличивался и это имело большой смысл потому, что после, примерно 4-5-месячной эксплуатации в вахтовом режиме 1-го и 2-го блоков, стало ясно, что психологически и физически, даже, это тяжелая работа, когда, пусть и с длинными перерывами на отдых, но по 10-12 часов операторы должны находиться за пультом управления, – проблема длительной оторванности от семьи, работа в необычных условиях – все это создавало такие проблемы, что становилось очевидным, что вахтовый метод, в данном случае, конечно, является не оптимальным.

Он был вынужденным, сыграл большую роль в течении того периода времени, когда им пользовались, но базироваться на нем, как на основном методе работы стало совершенно ясно, что это невозможно.

Поэтому темп сооружения города Славутич, как основного городка энергетиков, он резко усилился.

Вот, скажем, Борис Евдокимович ЩЕРБИНА, вот так на моей памяти, чуть ли не ежемесячно, совершал такие специальные вояжи для того, что бы контролировать, следить за тем как идет сооружение города Славутич, как идет оснащение, насыщение его оборудованием, – в общем этот вопрос постоянно находился под его контролем. Впрочем, как и все остальные вопросы, связанные с этой Чернобыльской аварией.

Уже где-то в середине 1987 года, вот в это лето 1987 года, наконец-то появились роботы, сделанные руками нашими, советскими. Скажем, роботы, созданные в Институте атомной энергии имени Курчатова. Это роботы-разведчики, которые мы не могли своевременно получить ни от куда, ни из какой страны мира. Вот сами мы сделали роботы-разведчики, которые в самых сложных геометрических условиях, в условиях завалов, высоких радиационных полей, могли продвигаться, практически на любые расстояния, управляемым образом, и производить радиационную и термическую разведку обстановки, выдавать необходимую информацию.

Эти роботы сыграли и большую роль уже сегодня потому, что с их помощью было обнаружено много интересов по вопросам, связанным с характером и последствиями аварии. Но я не уверен, что они принесут еще больше информации.

Другая идея которую я неоднократно высказывал и просил исполнить (она пока до сих пор не исполнена) – это идея, связанная с созданием летающих роботов, т.е. авиамоделей радиоуправляемых, которые несли бы на себе датчики. Датчики как радиационных

– 5 полей, датчики с помощью которых можно было бы измерять состав газа над различными точками Чернобыльской АЭС. Ну, с тем, что бы не использовать ни... (запись стёрта)