Текст книги "Ожерелье планет Эйкумены.Том 1"
Автор книги: Урсула Кребер Ле Гуин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 41 страниц)
Медленно, шурша подолами юбок по каменному полу, Властительница Замка, мать Могиена, Хальдре, шла через высокий зал. Ее темная кожа с годами потемнела еще больше, когда-то золотые волосы стали белыми. И все равно красота, отличавшая женщин ее рода, не покинула Хальдре. Роканнон поклонился и приветствовал ее так, как того требовал этикет:
– Привет Повелительнице Халлана, дочери Дурхала, Хальдре Золотоволосой!
– Привет Роканнону, нашему гостю. – И она посмотрела на него сверху вниз спокойным взглядом. Как большинство женщин ангья и все мужчины этого народа, она была выше Роканнона. – Расскажи, почему отправляешься ты на юг.
Она неторопливо прохаживалась по залу, и он прохаживался рядом с ней. От темных гобеленов, свисавших с высоких стен, воздух казался тоже темным, а балки потолка – черными, и только под этим потолком были узкие окна, через которые наискосок вниз падал в зал холодный утренний свет.
– Я отправляюсь на поиски врагов, Повелительница.
– А что будет, когда ты их найдешь?
– Я надеюсь войти в их… замок и через их… машину, передающую вести, рассказать Союзу, что враги здесь, на этой планете. Она стала их убежищем, и очень маловероятно, что Союз сам сможет их найти: ведь миров так же много, как песчинок на морском берегу.
Но найти врагов нужно во что бы то ни стало. Они и так уже причинили вашей планете много зла и причинят еще больше другим планетам.
Хальдре кивнула.
– Верно ли, что ты хочешь отправиться в путь налегке, взять с собой всего несколько человек?
– Да, Повелительница. Путь долог, и придется переправиться через море. И сила врагов так велика, что противопоставить ей я могу только хитрость.
– Одной хитрости мало, Повелитель Звезд, – сказала старая женщина. – Я пошлю с тобой четырех верных ольгьо, если четырех тебе достаточно, двух крылатых коней с поклажей и шесть под седлом и дам серебра – на случай, если варвары в чужих странах потребуют платы за ночлег для тебя и моего сына Могиена.
– Могиен отправится со мной вместе? Из всех твоих даров, Повелительница, этот – самый дорогой!
Она задержала на нем свой печальный, но твердый взгляд.
– Я рада, что он приятен тебе, Повелитель Звезд. – И она снова медленно пошла с ним рядом. – Могиен жаждет отправиться с тобой вместе, ведь он любит тебя, да и приключения любит, и ты, великий властитель, идущий навстречу большой опасности, тоже жаждешь, чтобы с тобой отправился он. Поэтому, считаю я, так и должно быть. Но прошу тебя сейчас, сегодняшним ранним утром в Большом Зале, запомнить мои слова и не бояться упреков от меня, когда ты возвратишься: я не верю, что Могиен с тобой вернется.
– Но ведь он должен унаследовать Халлан, Повелительница!
Она шла и молчала; в конце зала, под потемневшим от времени гобеленом, на котором золотоволосые ангья дрались с крылатыми великанами, повернула назад и наконец заговорила снова:
– Халлан унаследуют другие властители. – Ее спокойный голос был полон холодной горечи. – Вы, Повелители Звезд, снова среди нас, снова приносите нам свои обычаи и войны. Реохан превратился в прах; долго ли простоит Халлан? Сама планета наша теперь стала всего лишь песчинкой на берегу ночи. Все меняется сейчас, но в одном я не сомневаюсь по-прежнему: над моим родом нависла черная тень. Моя мать, которую ты знал, впала в безумие и заблудилась в лесу; отец мой погиб в бою, муж стал жертвой предательства; и когда у меня родился сын и я радовалась его рождению, дух мой скорбел, предчувствуя, что жизнь сына будет короткой Сам он об этом не скорбит: ведь он ангья, он носит два меча. Но моя доля мрака в том, чтобы одной править приходящим в упадок родовым владением, жить, жить и пережить их всех… – Она помолчала. – Тебе, чтобы выкупить свою жизнь или право идти вперед, понадобится больше сокровищ, чем у меня есть. Возьми вот это. Тебе я вручаю это, Роканнон, не Могиену. Для тебя мрака в этой драгоценности нет: разве не твоей была она когда-то в городе по ту сторону ночи? Для нас же она обернулась лишь тенью и бременем. Прими ее снова, Повелитель Звезд; используй ее, если будет нужно, как выкуп или как подарок.
Хальдре расстегнула у себя на шее золотое ожерелье с большим синим камнем, стоившее жизни ее матери, сняла его и протянула Роканнону. Он взял его, почти с ужасом слыша приглушенный холодный стук золотых звеньев, и поднял взгляд С высоты своего роста Хальдре смотрела прямо на него, и ее голубые глаза в прозрачной темноте зала тоже казались темными.
– А теперь бери с собой моего сына, Повелитель Звезд, и следуй своим путем. Да погибнут твои враги, не оставив сыновей!
Полосатый конь, верхом на котором сидел Роканнон, несколько раз взмахнул крыльями, и далеко внизу остались пламя факелов, дым, снующие тени, голоса, суета и шум. Всего лишь пятнышко неяркого света на уходящих вдаль темных холмах, Халлан остался позади; широко раскинутые, почти невидимые во мраке крылья поднимались и опускались, и в лицо Роканнона бил встречный ветер. Восток позади начал светлеть, и ярко сияла Большая Звезда, предвестница восхода, до которого, однако, было еще далеко. И день, и ночь, и утро, и вечер был величественно неторопливы на этой планете, которой, чтобы повернуться вокруг своей оси, нужно было тридцать часов. И медленной была также поступь сезонов: сейчас начиналось весеннее равноденствие, и предстояли четыреста дней весны и лета.
– О нас будут петь песни в высоких замках, – сказал Кьо со своего седла за спиной у Роканнона. – Будут петь о том, как Скиталец и его спутники во тьме неслись по небу на юг перед началом весны…
Кьо хохотнул. Словно рулон серого шелка, расписанный холмами и цветущими равнинами Ангьена, развертывался под ними; пейзажи становились все ярче и наконец вспыхнули яркими красками и резкими тенями: на горизонте царственно поднялось дневное светило.
В полдень они спустились отдохнуть часа два на берегу реки, текущей на юго-запад, к морю, вдоль русла которой они следовали; позже, когда уже начало смеркаться, они спустились снова, на этот раз к небольшому замку, стоявшему на вершине холма, как все замки ангья; холм этот огибала та же река. Владелец и жители замка встретили их радушно. Хозяева с трудом удерживались от вопросов: верхом на крылатых конях, вместе с наследником Халлана и четырьмя ольгьо, путешествовали фииа (такого еще никогда не бывало) и кто-то говоривший со странным акцентом, одетый как ангья, но без мечей, и бледнолицый, как ольгьо. Вообще-то, любовные связи между представителями этих двух каст, ангья и ольгьо, были куда многочисленнее, чем большинство ангья готово было признать; ты сплошь и рядом встречал светлокожих воинов и золотоволосых слуг. Ну а с этим другом наследника Халлана было уж совсем непонятно. Сам же Роканнон, не желая, чтобы о его присутствии стало известно всем на планете, молчал, а их гостеприимный хозяин не осмеливался задавать вопросы наследнику Халлана; и если в конце концов хозяину и довелось узнать, кто был его странный гость, то лишь из песен, в которых годы спустя тот был воспет.
Так же, в полете над изумительной красоты горами и долинами, провели семь путников и следующий день. Переночевали они в деревне ольгьо у реки, а на третий день оказались в местах, новых даже для Могиена. Река, широкой дугой поворачивавшая здесь к югу, теперь растекалась по заводям и старицам, холмы уступили место просторам равнин, а небо над горизонтом поблескивало как затуманенное зеркало. К концу дня они увидели белый утес, на вершине которого стоял замок; дальше тянулись лагуны, перемежаемые серыми песками, а еще дальше расстилался морской простор.
С седла Роканнон опустился усталый, ломило спину, а в голове от ветра и движения все звенело; и когда он снова посмотрел на замок, то подумал, что из всех виденных им твердынь ангья эта – самая жалкая. К бокам пострадавшей от времени приземистой крепости жались, как мокрые цыплята под крылья к курице, две кучки хижин; из кривых узких улочек на путешественников пялили глаза местные ольгьо, почему-то бледные и коренастые.
– Похоже, что они здесь перемешались с «людьми глины», – сказал Могиен. – Вот ворота; замок этот, если ветер не отнес нас куда-то в сторону, называется Толен. Эй, властители Толена, у ваших ворот гости!
Ни единого звука не раздавалось из замка.
– Ветер раскачивает ворота Толена, – сказал Кьо.
И в самом деле, ворота из окованного бронзой дерева, повисшие на петлях, качались в холодном морском ветре, продувавшем селение насквозь. Острием меча Могиен толкнул створку внутрь. За ней была тьма, где захлопали испуганно чьи-то крылья; пахнуло сыростью.
– Властители Толена не встретили гостей, – сказал Могиен. – Что ж, Яхан, спроси этих уродов, где мы можем переночевать.
Молодой ольгьо повернулся к кучке местных жителей, стоявших поодаль, и заговорил. Какой-то старик, набравшись духу, отделился от толпы, боком, то и дело кланяясь, заковылял вперед и обратился почтительно к Яхану. Говорил старик на диалекте ольгьо, который Роканнон не очень хорошо знал; однако он понял: старик твердит, что им некуда поселить «педана» – это слово Роканнону известно не было. К Яхану присоединился другой слуга Могиена, высокий Рахо; он, в отличие от Ахана, говорил угрожающе, но старик только приседал кособочась, кланялся и бормотал; и наконец вперед решительными шагами вышел Могиен. Кодекс поведения ангья запрещал ему разговаривать со слугами другого властителя, и он просто обнажил один меч, поднял его, и меч засверкал в холодном, отраженном водами моря свете. Старик только развел руками, повернулся и с воплем скрылся, шаркая, в одной из улочек, где с каждым мгновением становилось все темнее. Путники последовали за ним; сложенные крылья их коней задевали краями низкие камышовые крыши по обе стороны проулка.
– Яхан, что означает это слово?
Молодой ольгьо, вообще добросердечный и открытый, сейчас, похоже, испытывал неловкость.
– Педан, Повелитель, это… э-э… тот, кто ходит среди людей.
Роканнон кивнул, хотя, конечно, рад был бы узнать точнее, о чем идет речь. Прежде, когда он был еще не союзником, а исследователем этого вида разумной жизни, он тщетно пытался обнаружить у них какую-нибудь религию; складывалось впечатление, что никаких религиозных верований у них нет вообще. При этом они были очень суеверны. Верили в колдовство, одушевляли явления природы, однако богов у них не было. И вот наконец встретилось слово, указывающее как будто на веру в сверхъестественное! Ему даже не пришло в голову, что, употребляя это слово, местные жители имели в виду его, Роканнона.
Три развалюхи понадобилось, чтобы разместить семерых путников, а крылатых коней пришлось привязать снаружи, потому что ни одна хижина в селении их не вместила бы. Распушив мех, чтобы защититься от холодного морского ветра, животные сбились потеснее. Полосатый конь Роканнона начал, царапая стену хижины, то ли выть, то ли мяукать и успокоился лишь, когда вышел Кьо и почесал ему за ушами.
– Для него, бедняги, худшее впереди, – сказал Могиен, сидя рядом с Роканноном у очага, устроенного в углублении посреди пола. – Крылатые боятся воды.
– Ты сказал в Халлане, что через море они не полетят, а у местных жителей нет лодок, на которых можно было бы переправить наших коней. Как же нам быть?
– Рисунок нашей страны у тебя с собой? – спросил Могиен.
Географических карт у ангья не было, и те, что оказались в «Путеводителе», с первого же раза, когда он их увидел, поразили воображение Могиена. Роканнон извлек книгу из старой кожаной сумки, сопровождавшей его во всех путешествиях; сейчас в ней хранилось то немногое, что осталось у него после гибели корабля: «Путеводитель», блокноты, одежда, лазерный пистолет, походная аптечка, рация, дорожные шахматы с Земли и потрепанный томик хайнской поэзии. Сперва он держал в сумке и ожерелье с сапфиром, но накануне вечером, ощутив вдруг тревогу при мысли о необычайной ценности ожерелья, сшил из мягкой кожи местного зверька, называемого барило, чехольчик, надел его на подвеску с сапфиром, крепко зашил и надел ожерелье себе на шею, под рубашку: теперь подвеска выглядела как амулет, а потерялась бы лишь с его головой.
Длинным и твердым указательным пальцем Могиен обвел контуры обоих западных континентов там, где они ближе всего один к другому: самый юг Ангьена с его двумя глубокими заливами и широким полуостровом между ними, вытянутым еще дальше на юг, а по ту сторону пролива – северную оконечность Юго-Западного Континента (Могиен называл его «Фьерн»).
– Мы вот здесь, – сказал Роканнон и положил рыбий позвонок, оставшийся после ужина, на конец полуострова.
– А здесь, если верить этим трусливым дурням, которые питаются рыбой, находится замок Пленот. – И Могиен, положив на полдюйма к востоку от первого позвонка другой, задержал на нем взгляд. – Точь-в-точь как башня, когда смотришь на нее сверху. Как только вернусь в Халлан, разошлю во все стороны сто человек на крылатых конях: пусть посмотрят хорошенько сверху на весь Ангьен, и по их рисункам мы высечем на плоском камне его полное изображение. В Пленоте должны быть большие лодки Толена, но также и собственные, пленотские. Между небогатыми властителями этих двух замков была распря, вот почему по Толену гуляет ветер и в нем царит тьма. Так тот старик сказал Яхану.
– Пленот одолжит нам лодки?
– Пленот ничего нам не одолжит. Властитель Пленота – «заблудший».
В сложном кодексе отношений ангья это означало владетеля, которого остальные владетели поставили вне закона, отщепенца, не признающего правил гостеприимства и воздаяния за совершенные добро или зло.
– У него только два крылатых коня, – добавил Могиен, снимая на ночь с себя портупею. – А замок его, говорят, из дерева.
Следующим утром они уже летели, подгоняемые ветром, к этому деревянному замку, и один из стражей замка увидел их почти в тот же миг, когда сами они увидели башню. Тут же оба крылатых коня Пленота взлетели и начали описывать вокруг башни круги; подлетев еще ближе, путешественники увидели, что из бойниц высовываются фигурки с луками в руках. «Заблудший» если и ждал кого-нибудь, то уж, во всяком случае, не друзей. Пленот был совсем невелик, оказался даже непригляднее Толена, домишек ольгьо у его стен не было, а стоял он на груде черных валунов; но как ни убог он был на вид, Роканнон вовсе не разделял уверенности Могиена в том, что шестеро воинов смогут овладеть этим замком. Роканнон проверил, надежно ли пристегнуты к седлу ремнями его бедра, и крепче сжал в руке длинное копье, которое ему дал Могиен.
А тот, уже далеко впереди на своем черном коне, поднял копье и издал боевой клич. Конь Роканнона опустил голову и изо всех сил заработал полосатыми черно-серыми крыльями. Они стремительно двигались вверх-вниз, вверх-вниз; длинное и широкое, но легкое тело было напряжено и вибрировало от ударов могучего сердца. Ветер свистел у Роканнона в ушах, и казалось, что башня Пленота и камышовая крыша замка мчатся навстречу – вместе с двумя всадниками на крылатых конях, описывающих круги вокруг башни и то и дело встающих в воздухе на дыбы. Роканнон прильнул грудью к спине коня; копье он держал горизонтально, изготовленным к бою. Ощущение счастья, первобытный восторг волной поднимались в нем; ему казалось, что несется он верхом на ветре, и время от времени из уст его вырывался радостный смех. Все ближе, ближе покачивающаяся ритмично (покачивался его конь) башня с ее крылатыми стражами; и внезапно Могиен, издав пронзительный вопль, бросил копье, и оно серебристой стрелой пронеслось по воздуху. Острие так сильно ударило одного из двух всадников в защищенную латами грудь, что его откинуло в седле назад; ремни, удерживавшие его бедра, разорвались, и он, перелетев через круп, начал медленно, как казалось со стороны, падать на беззвучно кипящие в прибрежных камнях буруны. Могиен же, пронесшись мимо оставшегося без всадника коня, схватился со вторым стражем башни, но с ним вступил в ближний бой, пытаясь поразить противника мечом; тот, отбивая удары, искал мгновенья, когда сможет вонзить в Могиена копье.
Неподалеку кружили четыре бело-серых коня с сидящими на них «среднерослыми» Халлана; готовые помочь, если будет нужно, своему властителю, они, однако, не вмешивались в поединок, а только летали вокруг на высоте как раз достаточной, чтобы стрелы лучников, стреляющих из бойниц, не могли пробить кожаные набрюшники их коней. Но внезапно все четверо, издав тот же пронзительный, леденящий душу боевой клич, ринулись к участникам поединка. Несколько мгновений в воздухе висел огромный шевелящийся шар из белых крыльев и сверкающей стали. Потом из этого шара выпала человеческая фигура, ударилась о покатую крышу замка и соскользнула с нее на камни возле стены.
Роканнон только теперь понял, почему вмешались в поединок «среднерослые» Халлана: страж замка, нарушив правила единоборства, ударил не всадника, а коня. Сейчас конь Могиена со своим седоком, выбиваясь из сил, медленно летел в глубь суши, к дюнам, и на его черном крыле расплывалось багровое пятно крови. Халланские ольгьо стремительно пронеслись мимо Роканнона: они гнались за конями стражей замка, оставшимися без всадников, а кони эти, кружа, норовили вернуться в безопасность своих конюшен. Роканнон, не дав им спуститься, отогнал этих коней в сторону. Он увидел, как Рахо, бросив веревку с петлей, поймал одного из них, и в тот же миг Роканнон подпрыгнул в седле: что-то ужалило его в икру ноги. И без того взбудораженный конь Роканнона испугался; Роканнон натянул поводок, и тогда конь изогнул спину и впервые с тех пор, как Роканнон на него сел, встал в воздухе на дыбы. Вокруг перевернутым, снизу вверх, дождем взлетели стрелы. Мимо со смехом и криками опять промчались «среднерослые» Халлана и с ними Могиен, теперь на желтом коне с обезумевшим взглядом. Конь Роканнона сразу успокоился и полетел за ними следом.
– Лови, Повелитель Звезд! – услышал Роканнон крик Яхана.
Прямо на Роканнона летела комета с черным хвостом. Вытянув руку, Роканнон поймал ее; оказалось, что это зажженный смоляной факел, и вместе с остальными Роканнон начал кружить вокруг башни, пытаясь поджечь камышовую крышу и деревянные балки.
– В левой ноге у тебя стрела! – крикнул, проносясь мимо Роканнона, Могиен.
Роканнон, засмеявшись в ответ, ловко зашвырнул факел в бойницу, из которой высовывался лучник.
– Какая меткость! – воскликнул Могиен, с размаху опустился вместе с конем на крышу и снова взлетел, но уже из языков пламени.
Опять вернулись с дюн Яхан и Рахо, в руках у них были новые охапки зажженных факелов, и оба теперь бросали их повсюду, где только видели что-нибудь камышовое или деревянное. Из башни уже вылетал с ревом и рассыпался фонтан искр, и кони, разъяренные постоянными осаживаньями и жалящими то и дело сквозь мех стрелами, бросались, издавая леденящий душу полурык-полурев, вниз, на крыши замка. Дождь стрел, летевших снизу, прервался, и вдруг в открытый двор перед замком, семеня, выбежал изнутри человек; на голове у него было что-то вроде перевернутой деревянной салатницы, а в руках нечто такое, что Роканнон принял сперва за зеркало – пока не разглядел, что это наполненная водой большая чаша. Потянув резко за поводья желтого коня, все еще пытавшегося вернуться в конюшню, Могиен пролетел над появившимся человеком и прокричал:
– Говори скорей! Мои люди зажигают новые факелы!
– Какого владения ты Повелитель?
– Халлана!
– Повелитель Пленота просит времени потушить пожары!
– Даю – в обмен на жизни и сокровища жителей Толена!
– Пусть будет так! – крикнул пленотец и, по-прежнему держа в поднятых руках наполненную водой чашу, такими же мелкими шажками, как до этого, побежал назад в замок.
Нападавшие улетели к дюнам и оттуда увидели, как жители, выбежав из замка, стали по цепочке передавать в ведрах от моря к замку воды. Башня сгорела, но стены зала уцелели. Всего гасили пожар десятка два людей, среди них было несколько женщин. Когда пожар потушили, из ворот вышла маленькая процессия, проследовала по косе к берегу и стала подниматься на дюны. Впереди шел высокий и худой человек с коричневой кожей и огненными волосами ангья, за ним двое воинов, по-прежнему в деревянных, похожих на салатницы шлемах, а позади них – шесть мужчин и женщин, одетых в лохмотья и оробело поглядывавших по сторонам. Когда процессия подошла к дюнам, высокий человек поднял глиняную чашу с водой, которую держал в руках, и сказал:
– Я Огорен, Повелитель Пленота.
– Я Могиен, наследник Халлана.
– Жизни толенцев принадлежат отныне тебе, Повелитель. – И владетель Пленота кивком показал на оборванных людей, шедших последними. – А сокровищ в Толене не было никогда.
– Были две большие лодки, «заблудший».
– Когда дракон летит с севера, он видит все, – с нескрываемой досадой сказал властитель Пленота. – Лодки Толена принадлежат тебе.
– А ты, когда лодки эти окажутся у пристани Толена, получишь назад своих крылатых коней, – пообещал великодушно Могиен.
– Как зовут второго властителя, победившего меня? – спросил Огорен, с любопытством глядя на Роканнона: у того, хотя на нем были доспехи из бронзы и другое, что носят воины ангья, не было ни одного меча.
Могиен тоже посмотрел на своего друга, и Роканнон ответил первым же словом, какое пришло ему на ум, тем прозвищем, которое ему дал Кьо:
– Скиталец.
Огорен снова посмотрел на него с любопытством, потом поклонился обоим и сказал:
– Чаша полна, Повелители.
– Да не прольется вода и не нарушится договор! – отозвался Могиен.
Огорен повернулся и зашагал со своими двумя воинами к дотлевающему замку; на своих бывших пленников, стоявших, сбившись в кучку, на дюне, он даже не взглянул. Могиен же сказал им только:
– Отведите моего коня к себе домой, у него ранено крыло.
И, снова сев на желтого, взятого у пленотцев, взлетел на нем вверх. Роканнон, оглянувшись на людей в лохмотьях, начавших нелегкий путь домой, в разоренный Толен, последовал за Могиеном.
До этого сразу после боя на дюне он выдернул из левой ноги застрявшую в ней стрелу. Боли она почти не причиняла, и выдернул он ее, не подумав, что на наконечнике могут быть зазубрины; они, однако, там оказались. Ангья не пользовались ядами, он знал это точно; но всегда возможно заражение крови. Видя, как отважны его спутники, он постеснялся надеть перед боем свой надежно защищающий почти от всего на свете и почти невидимый герметитовый костюм. И вот, располагая броней, которая защищает даже от лазерного пистолета, он может умереть от царапины.
Роканнон был уже в одной из хижин Толена, когда старший по возрасту из четырех халланских ольгьо, неторопливый и широкоплечий Иот, вошел туда и, став на колени, безмолвно, осторожно обмыл и перевязал его рану. Вошел в хижину и Могиен, еще не снявший доспехов; благодаря шлему с гребнем казалось, что он в десять футов ростом, а благодаря широкому жесткому наплечнику под плащом – что он пяти футов в плечах. Вслед за Могиеном вошел Кьо, рядом с ангья и ольгьо похожий на молчаливого ребенка. Потом пришли Яхан, Рахо и юный Биен, и когда все сели на корточки вокруг углубления посредине хижины, в котором был очаг, Яхан наполнил семь оправленных в серебро чаш, и Могиен их пустил по кругу. Теперь Роканнону стало лучше. Могиен спросил о его ране, и от этого Роканнону стало еще лучше. Они снова выпили васкана; из полумрака улочки в дверной проем заглядывали и тут же исчезали восхищенные и испуганные лица толенцев. Роканнон готов был сейчас обнять весь мир. Начали есть и выпили еще, а потом в этой полной дыма лачуге, где из-за запахов жареной рыбы, жира, которым смазывают сбрую, и пота трудно было дышать, встал Яхан; в руках он держал бронзовую лиру с серебряными струнами, и он запел. Запел он про Дурхольде из Халлана, освободившего у топей Борна пленников Корхальта во времена Красного Властителя; и когда пропел родословную каждого воина, участвовавшего в той битве, и воспел каждый нанесенный ими удар, он тут же запел об освобождении толенцев и сожжении Пленота, о факеле Скитальца, пылающем под дождем стрел, о том, как метко попало в цель копье, брошенное против ветра Могиеном, наследником Халлана, – так же метко, как попало в цель в давно прошедшие дни не знавшее промаха копье Хендина. Настроение у Роканнона было приподнятое, река песни уносила его с собой, и он чувствовал, что кровь, пролившаяся из его раны, неразрывными узами связала его с этой планетой, до которой он добрался через пучины ночи и которой до этого он был чужим. Но временами он замечал, что рядом с ним маленький фииа, совсем другой, нежели он, и фииа этот сейчас молчит и улыбается.