Текст книги "Говорящий с ветром"

Автор книги: Урсула Цейч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Знаю, Дерата, вы бы охотно сделали еще больше, – сказал он. – Вообще-то вы как великая воительница не имеете здесь достойных вас дел. Мы должны ежедневно благодарить в молитвах Нитхальфа, Мастера Битвы, за то, что прислал нам вас.

– Скорее наоборот, господин, – тихо ответила Дерата. – Для меня было огромным счастьем найти здесь такой прием. Я только расплачиваюсь за свои грехи.

– Знаю, что здесь вы прячетесь и что в груди своей носите мрачную тайну, – откровенно сказал Дарвин. – Мы с вами никогда об этом не говорили…

– И прошу вас не начинать этого разговора сейчас, – быстро прервала его Дерата. – Вы должны понять: обсуждать это я не могу.

– Дерата, – мягко возразил он, – я говорю совсем о другом. Вы серьезно полагаете, будто я не знаю, что вы шейкан? Я вас узнал сразу, когда снежная буря загнала одинокую всадницу к нам. Вам не скрыть, кто вы и откуда. Я уверен, что все остальные знают о вашем происхождении. Наверное, это и есть причина их неприятия.

Дерата сглотнула.

– Пожалуйста, не говорите ничего Горену, – сухо произнесла она. – Ему и так трудно. Не хочу, чтобы им пренебрегали из-за того, что он шейкан. Он должен расти как нормальный человек, я не теряю надежды, что однажды его признают…

– Люди не любят открыто говорить о том, чего боятся. А я очень люблю Горена, я бы никогда по собственной воле не причинил ему боль. Но мне бы хотелось сделать для него больше.

– Больше? – с удивлением переспросила Дерата.

– Дерата, – сказал он тихим голосом, – разве вы не знаете о моих чувствах к вам?

Она подняла руку:

– Прошу вас, остановитесь, не надо об этом.

Она обошла стол и опустилась перед Дарвином на колено. Схватила его за руку. Поцеловала и прижала к своему опущенному лбу.

– Вы мой господин. Поверьте, я чту вас каждой частичкой моего сердца и служу вам верой и правдой, хотя это и не характерно для шейканов. Но я изгой, я сама установила себе кодекс чести. Я знаю, что между нами существует… особая связь, благодарю вас за симпатию, с которой вы ко мне относитесь. Но простите, я готова на близость ко мне одного-единственного мужчины, и это мой сын. В ту ночь, когда я покинула свой народ, я дала себе клятву, нарушить которую не могу… да и не хочу.

– Я так мечтаю сделать вас счастливой, – грустно сказал он. – Вы достойная женщина и заслуживаете лучшей доли. Я бы хотел слышать ваш смех и смех вашего сына, он слишком серьезен для своего возраста. Знаю, что уже не молод, но вы и ваш сын внесли в мою жизнь столько радости. С вашей стороны это был бы крошечный шажок, он принес бы вам уважение и почитание и обеспечил будущее. Вы сделаете меня счастливым и никогда об этом не пожалеете.

– Вы человек мира, а я воин, – воскликнула она. – А наследство, существующее в моем сыне, однажды заставит его покинуть этот край, и это не будет страшным несчастьем для Лирайна. Моя история не похожа на вашу, господин. Разрешите мне и дальше служить вам ради вашего душевного спокойствия.

– Это ваше решение, Дерата. Но вы не можете убегать и прятаться вечно, да и клятву свою вы наверняка дали от обиды, нельзя же наказывать себя всю жизнь. Вы молодая красивая женщина, здоровая и образованная. Ваша жизнь не закончена, она еще вся впереди.

Дерата поднялась:

– Моя жизнь давно закончилась, благородный господин. А у сына пусть все будет по-другому. – Она слегка поклонилась. – С вашего позволения, я пойду.

– Конечно, капитан. Час поздний. Встретимся завтра. – Дарвин Среброволосый склонился над свитком и начал читать, как будто ничего не произошло.

Весна разошлась вовсю. Солнце растопило остатки снега, на деревьях появились первые листочки, уставшие от молчания птицы запели на разные голоса.

Дерата начала учить Горена, который от природы был достаточно ловким. На скачках он уже обгонял лучших наездников. Быстрее ветра носился он по полям на Златострелом, раньше признававшем только Дерату. А скачки здесь проходили в весьма трудных условиях, потому что Лирайн находился в лесу. Свободного пространства здесь было не так много, как на севере, где до самого ущелья Истины простирались огромные степи. Но Дерата, дабы усложнить задачу, нашла не просто просеку, а участок с препятствиями. Чтобы удерживать скорость на поворотах, лошадям приходилось демонстрировать необыкновенное умение и четкость шага.

У Горена имелось преимущество перед взрослыми мужчинами: он был меньше и легче их, кроме того, он словно родился в седле. Да и Златострелый с жеребячьего возраста привык к тесным проходам Шейкура. При солнечном свете, когда он летел со своим маленьким наездником между стволами деревьев, потом разворачивался и галопом несся по узким улочкам, Златострелый был похож на блестящий золотой луч. Никто не мог тягаться с этой парой.

Горен узнал, что такое зависть проигравших. Но и получил что-то вроде признания. То тот, то другой мужчина, смеясь, хлопал его по плечу, когда скачки заканчивались, и Златострелый набрасывался на причитавшиеся ему яблоки и морковку.

– Такие лошади на свете редкость, – сказал Мугдар, заместитель Дераты. – Уверен, на Златострелом мог бы победить любой.

– Не исключено, – ответила Дерата. – Вот этими руками я впервые взнуздала Златострелого и сама его учила. Он четко знает, что делать. Именно об этом и идет речь: вы должны срастись с конем, чтобы он спокойно нес вас по полю боя, а не летел вперед сломя голову. Так что продолжайте тренироваться.

– А что получит тот, кто победит Златострелого? – спросил мужчина напряженным голосом.

Дерата задумалась:

– Я поговорю с Дарвином Среброволосым. Но не обольщайся, Мугдар, тебе это не удастся, пока Златострелый молод и силен.

Но желание достичь большего могло оказаться прекрасным стимулом, и Дерата это понимала. Она поговорила с правителем, и он действительно назначил награду – целый золотой адлер. На него можно было купить хорошие доспехи или небольшое имение, то есть появилась материальная заинтересованность показать выдающиеся успехи.

– Мама, мы же не сможем ничего выиграть, – критически заметил Горен.

– Почему? – возразила она. – Гораздо больше, чем нам может дать все золото Фиары, мой принц Любознайка.

Мальчик так не считал и несколько дней сам с собой спорил, потому что тоже хотел выиграть золотой адлер. Но как это сделать? Теперь он старался изо всех сил, чтобы Златострелый не проиграл. Потому что не хотел никому отдать победу, не говоря уж о золотой монете.

Однажды он услышал, как внутри него чей-то голос прошептал:

«Никогда не старайся получить пользы больше необходимой и смотри, чтобы ты всегда был на шаг впереди остальных».

Он обернулся.

– Гм?

«Эй, да слушай же. Я давно с тобой говорю, а ты не обращаешь на меня внимания».

«Я думал, что мне кажется».

«Ничего не кажется. Я тебе помогу, сам увидишь. Ты меня услышишь, когда я тебе понадоблюсь».

«Э!» – мысленно крикнул Горен, но ответом ему было молчание. Он смущенно и несколько испуганно сморщил лоб. Теперь он еще и голоса слышит! Наверное, слишком часто бывает один, потому и начал разговаривать сам с собой. Как ненормальные старики, которых он видел на улице. Он посчитал их сумасшедшими, но теперь понял: они общаются сами с собой, так как других собеседников у них нет.

Он снова выиграл скачки. Но за это его никто не похвалил. Похоже, остались одни завистники. Всем хотелось получить золото, и все мрачно смотрели в сторону, как только появлялся Горен.

Он снова был одинок.

– Вот так, мама. Я все-таки проиграл, – со злостью пробурчал он себе под нос, обтирая Златострелого.

«Ты получишь в десять раз больше», – прошептал тот же голос, вернувшийся неожиданно и без приглашения. Хотя это мог быть просто его собственный ответ, ведь ему так хотелось, чтобы однажды все изменилось к лучшему.

Златострелый без всяких церемоний заставил его вернуться в реальность, дав ему тем самым понять, что требует внимания. Горен вздохнул и сосредоточился на жеребце.

У Горена почти не было времени чувствовать себя одиноким. Он то работал, то занимался с матерью. Сейчас он изучал оружие. Сначала, естественно, только деревянное, потому что главным в данный момент было научить мальчика правильно использовать собственное тело. Он должен был стать быстрым и юрким, зазубрить последовательность шагов и привыкнуть таскать тяжести. В один жаркий летний день Дерата потребовала, чтобы Горен отнес два полных ведра воды от колодца к поилке на первых фалангах пальцев. Не разрешалось ни опустить груз на землю, ни пролить ни капли, в противном случае полагалось повернуть и начать все сначала.

Это задание довело Горена до предела страданий. Чем медленнее он двигался, тем больше воды проливал, приходилось поворачивать и набирать снова. Указание Дераты было однозначным: упражнение может считаться законченным, если будет осуществлено безупречно, тогда он сможет поесть и, главное, поспать.

Сначала Горен считал, что это очень легко и он справится с первого раза. Но пальцы у него были еще детские, жилы, несмотря на постоянное лазанье по стенам, недостаточно крепкие. Попытка перемещать груз с пальца на палец ни к чему не привела, это оказалось его первым уроком. Устав, он попытался ухватить ручку другими пальцами, но ведро при этом закачалось и пролились первые капли.

– Плавность, – предупредила его Дерата, стоявшая рядом, скрестив руки. – В данном случае это главное. Каждый палец должен уметь ровно столько, сколько и все остальные. Если ты начнешь раскачиваться и сосредоточишься на распределении веса, вода тут же придет в движение. Любая попытка ее выровнять только ухудшит ситуацию. Так что следи за тем, чтобы движения оставались плавными и равномерными: набери воду, согни пальцы, возьми ручки, подними ведра и иди быстрым, но четким шагом. Тогда моментально доберешься до поилки, выльешь воду и освободишься на весь день.

Шагов было двадцать пять. Горен сосчитал их заранее. Смешное расстояние, так ему казалось вначале.

Теперь поилка отодвинулась на непреодолимое расстояние. Сделать больше двенадцати шагов никак не получалось. С каждым разом дистанция и отчаяние росли.

Когда в полдень мать вернулась после обычного объезда (он только что пролил полведра), он посмотрел на нее с мольбой.

– Я еще маленький и слабый, – вырвалось у него. – Я пытался, пытался не меньше ста раз, мама, у меня просто не получается!

– Тогда стань взрослым, – спокойно ответила она. – И сделай еще девятьсот попыток. Пытайся, пока не получится.

– Но с каждым разом становится все труднее.

– Значит, кое-чему ты уже научился. Продолжай.

В эту минуту Горен ненавидел мать. Сильно ненавидел. Он дотащился до колодца, набрал ведро воды и вылил на себя. А потом стал жадно пить. Хорошо хоть воды было достаточно, пустой желудок давно жалобно урчал. Мама отправилась обедать к правителю. Обычно Горен ел в конюшне то, что она приносила ему с собой. Но сегодня, видимо, придется обойтись без еды. Ему нужно справиться с заданием.

Но задание было сложным. Невыполнимым.

«Но ведь половину пути ты можешь нести ведра всей рукой», – прошептал внутри Горена тот самый, теперь уже хорошо знакомый голос. Он приходил и уходил когда хотел, повлиять на него не было никакой возможности. Чаще всего мальчик не вслушивался в его болтовню, потому что не желал быть похожим на странного старика.

Но сказанное сегодня было столь издевательски-привлекательным, что он весь превратился во внимание.

«Ведь часть пути ты уже и так прошел, следовательно, никакое это не жульничество. К тому же все равно никто не видит. А потом ты по всем правилам пройдешь оставшуюся часть пути, так что все по-честному!»

Горен был готов согласиться. Наверняка никто не заметит, к тому же все равно это просто урок. В следующий раз он наберется сил и все сделает лучше.

А потом он представил себе направленные на него глаза матери и тяжело вздохнул.

– Нет, – тихо сказал он самому себе. – Она сразу заметит. От нее ничего никогда не скроешь. Она самая хорошая, не хочу, чтобы она расстроилась.

«Дурак», – засмеялся внутренний голос.

«Отстань, – подумал Горен. – Я смогу. Я тебе докажу. Или себе, если я все-таки говорю сам с собой. Я докажу кому бы то ни было».

Был уже вечер. Солнце направилось спать к себе за горизонт, далеко за лес и Зибенбург, к побережью континента, туда, где начиналось море Безвременья, чтобы, в конце концов, нырнуть в туман и за кроваво-красными полосами спрятать границу между водой и небом. А потом ночь укроет Фиару черным покрывалом.

Так долго возиться Горен не хотел. Он дошел до предела своих сил, лицо его было измазано пылью и слезами. Он все чаще спотыкался, икроножные мышцы дрожали, пальцы побелели, внутренняя их сторона потрескалась и кровоточила. Но у него и в мыслях не было сдаваться. Лучше уж умереть.

Мать подошла еще раз, изучила следы в пыли. И ушла, не сказав ни слова. На ее лице ничего не отразилось. Наверное, сын ее разочаровал, ведь ему уже девять лет, на два года больше, чем было ей, когда она сдавала экзамен.

«Скоро ты сломаешься», – ликовал внутренний голос.

Мальчик заскрипел зубами. «Ни за что». Он снова набрал воды и отправился в путь.

Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать.

И тут вдруг он буквально впал в транс, ему казалось, что он как птица парит в воздухе. Он больше не чувствовал ни рук, ни ног. Спускающийся с неба гигантский огненный шар накрыл его своим пылающим нимбом, легкий вечерний ветерок обдавал холодным воздухом, кажется, даже слегка подталкивал его вперед.

Восемнадцать. Девятнадцать. Двадцать.

Здесь земля все еще оставалась девственно-чистой: ни следов маленьких измученных ног, ни темных отпечатков воды. Поилка выросла перед ним словно божественный маяк: сияющая в мягком сумеречном свете цель.

«Я справлюсь», – понял Горен. Пора. Он больше не думал, он только действовал, выполнял порученное дело, осталась только цель и больше ничего. Все стало единым: его тело, ведра, вода в них. Может быть, он доберется на коленях, но это не играет никакой роли, если он не опустит ведра и не прольет ни капли. А этого он не сделает, теперь уже нет.

Двадцать два. Двадцать три.

Глаза Горена стали влажными от счастья. Сейчас все получится.

И в этот момент его толкнули в бок.

Сначала Горен даже не понял, что произошло. Он пролетел по воздуху, ведра упали, вся вода вылилась, а сам он повалился в грязь, прокатился еще чуть-чуть и остановился, перестав даже дышать.

Его как парализовало. Не способный мыслить, он выпрямился и заметил над собой Захария. Сзади стояла вся его банда, улюлюкала и гримасничала.

– Оп-па, – сказал племянник правителя, широко ухмыляясь. Во рту у него не хватало нескольких зубов.

– Горен Безотцовщина тако-о-о-о-ой неловкий! – крикнул другой парень. – Всегда готов споткнуться на ровном месте, вот дурак! Посмотрите-ка на него! Лучше отправить его в свинарник, там ему самое место!

Горен медленно поднялся на ноги. Ему не хватало слов. В толпе он заметил маленькую Хелим с ее длинными огненно-рыжими косичками. Он думал, что ее светлый голос вот-вот перекроет все остальные, но, как ни странно, этого не произошло.

Она даже не улыбалась. Просто стояла и смотрела.

Горен схватился за ручки ведер, повернулся и пошел к колодцу.

«Нельзя им спускать», – прошептал внутренний голос.

Но он его не интересовал. Казалось, в нем все умерло, больше он уже ничего не чувствовал. Он пойдет к колодцу, наберет воды и снова отправится в путь, даже если для этого понадобится целая ночь или вся жизнь. Он уже так много сделал, он сможет все повторить. Он им докажет, как раз потому, что они в него не верят.

– Ты еще не въехал, Горен Безотцовщина? – Захарий подошел и слегка пнул его в бок. – Такие задания мать дает тебе не для того, чтобы ты стал большим и сильным, а потому, что хочет, чтобы ты ей не мешал спокойно прыгать в койку к моему дяде!

– Это неправда, – сказал Горен сквозь стиснутые зубы.

– Конечно правда, всем вокруг известно! – издевался более взрослый мальчик. – Как ты считаешь, почему вас здесь терпят? Больше ведь вы ни на что не годитесь…

Хватит. Многолетние унижения, насмешки и издевательства скопились в пустом желудке Горена и превратились в горячий сгусток ярости. Он опустил на землю оба ведра и повернулся к Захарию.

Старший мальчишка, который собирался сказать еще какую-нибудь гадость, закрыл рот. И сделал шаг назад. Он явно все правильно прочитал на лице Горена. Но далеко убежать не успел. Руки Горена мгновенно рванулись вперед, его покрытые кровью пальцы сомкнулись на горле Захария, сжались и швырнули парня в пыль, тот, кряхтя и извиваясь, попытался высвободиться, но Горен сел на него сверху и продолжал давить до тех пор, пока лицо Захария, который слепо молотил вокруг себя руками, не посинело.

«Убей его, – прошипел внутренний голос. – Так, правильно, смотри, как он елозит, он ведь словно воск у тебя в руках, он больше уже никогда не будет тебя унижать! Давай!»

Другие ребята заметили, что положение стало критическим, заорали и бросились к противникам, но их опередил другой человек.

Вдруг Горен почувствовал, как чьи-то крепкие руки схватили его и оттащили от Захария. Его подбросило вверх, и он уставился в непонимающее, перекошенное гневом лицо своей матеря.

– Горен! – крикнула она.

Захарий со свистом всасывал воздух, кашлял и хрипел. Два приятеля помогли ему подняться.

Лицо Горена было пустым, пусто было и у него внутри. Скопившийся в животе гнев испарился. Он посмотрел мимо матери и тихо сказал:

– Он тебя оскорбил. Сказал, что ты непорядочная женщина. И получил по заслугам.

Мать отпустила мальчика.

– Отведите Захария в замок, – сказала она его приятелям, которые поддерживали своего предводителя с обеих сторон. – Отведите его к дяде и поставьте в известность целительницу. Я сейчас приду.

Испуганные ребятишки подчинились. Большая часть банды давно разбежалась.

Дерата открыла рот, но Горен отвернулся. Схватил оба ведра и направился к колодцу.

– Поговорим позже, – сказала с трудом сдерживающаяся Дерата и пошла за мальчишками к замку.

Когда Горен набирал ведро, к нему подошла Хелим. Он не обратил на нее внимания.

– Захарий поступил очень гадко, – сказала она. – Лучше бы сам тренировался целый день, чем постоянно говорить мерзости.

Горен молча набирал второе ведро. Но Хелим еще не закончила:

– Он ревнует, потому что его дядя любит тебя, вот почему он все время несет всякую гадкую чушь. А то, что он сказал про твою маму, это неправда. Это всем известно. Так клеветать на человека нельзя.

Горен поставил на землю второе полное ведро. А потом посмотрел на Хелим:

– Мне нужно наполнить поилку.

Он видел, как она разглядывает его израненные руки. Да и все остальное наверняка выглядело не лучше. Ему было стыдно за свой внешний вид, но это ничего не меняло в его задании. Он взял ручки, как велела мать, поднял ведра и отправился в путь.

Хелим шла рядом.

– Горен, – прошептала она, – смотри.

Он невольно покосился на нее. Она слегка согнула колени, выпрямила спину и плавно переставляла ноги, не двигая корпусом, руки же держала прямо.

Он повторил за ней, и это помогло. Конечно, так он бы не смог пройти целую милю, но двадцать пять шагов до поилки все-таки одолел.

– Хорошо, – сказала Хелим, – а я ухожу.

Горен вылил оба ведра в поилку. Пока текла вода, текли и слезы, которые орошали ту самую цель, которой он, наконец, достиг.

Услышав шаги матери, Горен спрятался в соломе. Но на его поиски ей понадобилось времени не больше, чем соколу на поимку голубя. Она схватила его за рубаху и вытащила из соломы.

– У тебя получилось, – сказала она. Это было утверждение, а не вопрос.

Горен кивнул. На улице уже стемнело, и мягкая ночная прохлада уменьшила бушевавший в нем жар. Ладони горели, двигаться он практически не мог. Кое-как привел одежду в порядок, но чувствовал себя больным и жалким. И не ощущал восторга от достижения цели.

– Сегодня ты многому научился, – продолжала мать. – Убедился, что у тебя есть воля. Определил границы своих возможностей. И понял, что, если хочешь преодолеть самого себя, нужно прислушиваться к чужим советам. Теперь ты знаешь, что должен внимательно выслушать полученное тобой задание, понял, от чего следует отказаться, а чего можно добиться хитростью, но не прибегая к обману.

Горен поднял голову. От пыли и слез глаза у него покраснели и распухли.

Дерата поставила перед ним корзину, от которой аппетитно пахло жареным цыпленком, свежим хлебом и яблоками.

– Я горжусь тобой, сынок. Завтра можешь отдохнуть.

В горле у Горена пересохло. Если бы он сказал хоть слово, он бы заревел. Он смертельно устал, так что не мог полностью насладиться радостью от первой похвалы матери.

А еще знал, что дальше последует кое-что еще, связанное с Захарием.

И попал в точку.

– Если, конечно, – продолжала Дерата, – Дарвин Среброволосый разрешит нам остаться, а не прогонит из города как шелудивых псов, потому что ты напал на его племянника. Услышав о драке, отец Захария пришел в негодование и потребовал для тебя самого сурового наказания.

– Которого не последует, – раздался голос правителя Лирайна у нее за спиной, и Горен сжался. Глаза у него расширились, потому что он увидел Захария, которого Дарвин Среброволосый тащил перед собой, держа за шиворот.

– Давай, – велел он. – Извиняйся.

Удивленный Горен выпрямился. Он слышал тяжелое дыхание Дераты, спина ее напряглась:

– Господин, мой сын…

– Я говорю не о Горене, – нетерпеливо прервал ее Дарвин Среброволосый. – Захарий.

Он ущипнул племянника за щеку, и его глаза от боли наполнились слезами. Было видно, насколько унизителен для него этот разговор. Дрожащими губами он пробормотал:

– Мне… мне очень жаль, Горен Безот… в смысле, Горен. Я не это имел в виду, и… и… я извиняюсь и перед вами, капитан. То, что я сказал… – голос его превратился в каркающий шепот, половину звуков он проглатывал, – было… гнусно…

– Так, – проговорил наместник. – А теперь убирайся к отцу и плачь ему в жилетку, но если я еще раз услышу, как ты издеваешься над Гореном, я дам его матери указание больше вас не разнимать, понял?

Он грозно посмотрел на Захария, который вмиг растерял все величие и чванство.

– Да, господин, – прошептал он и бросился бежать.

Дарвин Среброволосый повернулся к матери и сыну:

– Дерата, я не хочу, чтобы вы наказывали сына за то, что он вступился за вашу честь. Конечно, это серьезный проступок, и я придумаю для него штрафные работы, которые помогут направить его энергию в другое русло. Но на этом мы и остановимся.

Дерата слегка наклонила голову:

– Как вам угодно, господин.

– Ладно. – Он подошел к Горену: – Покажи пальцы.

Горен неуверенно покосился на мать и поднял руки. И вздрогнул, когда Дарвин Среброволосый перевернул их ладонями вверх.

– Вид ужасный, – заявил он. – Я пришлю целительницу, она смажет их мазью и наложит повязки. На два дня ты освобождаешься от работ в конюшне: тебе все равно не поднять и щепки. В один прекрасный день твои руки смогут вершить великие дела, так что не стоит портить их раньше времени.

– Спасибо, господин, – ответила вместо Горена Дерата.

– Но это не значит, что он будет предаваться лени, – ответил Дарвин. – Завтра утром, мальчик, пойдешь к магистру Альтару. Он просил выделить ему помощника, чтобы навести порядок в его кабинете и рассортировать рукописи. – Он повернулся к Дерате: – У мальчика большие способности. Их нужно развивать! Как только он вырастет, я найду им применение.

Когда наместник ушел, Горен тихонько спросил:

– Мама, почему люди так говорят? Почему они нас избегают?

– Так что же они говорят, если не считать тех глупостей, которые несет Захарий? – Голос Дераты звучал на удивление устало.

– Что мы здесь прячемся, – ответил Горен. – Что у тебя есть какая-то тайна, связанная со мной. Я сам должен во всем разобраться?

Дерата посмотрела на него и резко сказала:

– Для таких вещей ты еще недостаточно взрослый. Наслаждайся детством, оно очень быстро закончится, и не обращай внимания на глупые слухи. Не всегда за поступками скрываются какие-то секреты. Самое важное я всегда тебе рассказываю, этого вполне достаточно. – Она показала на корзину. – Ешь и ложись спать. Я посмотрю, где целительница.

Горен не знал, что хуже: боль или голод. Он схватил цыпленка и, словно волчонок, набросился на мясо, рвал его, так что кости летели в разные стороны, и жадно заглатывал куски.

А потом, сытый, откинулся на солому; глаза у него слипались. Он засыпал, и в нем уснули все мысли, кроме одной, последней.

Ладно. Мама, все еще не готова говорить о прошлом. Так что и он, в свою очередь, ничего не расскажет ей о внутреннем голосе, который явно принадлежит не ему.

Когда Горен проснулся, солнце уже давно встало, а ладони его были перевязаны. В этот момент в конюшню неуклюжей походкой вошел маленький худой человечек в широких одеждах и направился к Горену, уперев руки в бока.

– Нет слов! – сварливо начал он. – Спит среди бела дня, словно летучая мышь! Ты что, забыл, что сегодня должен был прийти ко мне?

– Должен был? – ошарашено повторил Горен и потряс головой, так что солома полетела во все стороны.

– Разумеется! Я магистр Альтар, ясно? Алхимик и учитель, и я слишком занят, чтобы тратить время на всякие бытовые проблемы. Мне обещали, что с сегодняшнего дня у меня будет помощник, который позаботится о порядке и чистоте.

– О, – испугался Горен, – простите.

– Непонятно, что в тебе нашел Дарвин Среброволосый, с чего вдруг он выбрал именно тебя, – прокаркал старик с всклокоченными длинными седыми волосами. На узком крючковатом носу примостились очки, за которыми поблескивали голубые глаза под седыми кустистыми бровями. – Но меня такое положение дел устраивает, ведь я не должен платить тебе из своего кармана. Ну, давай же, вот так!

Горен вскочил. Вообще-то ему следовало бы умыться, да и поесть он был бы не прочь. Но не решился спорить с человечком, который, похоже, имел привычку быстро выходить из себя.

– Да, господин.

– Да, мастер, – проворчал магистр Альтар. – Конечно, первым делом наведешь у меня порядок, уберешь пыль. Скажу тебе по секрету, ее там собралось довольно много. Если будешь слушаться, вести себя прилично и станешь делать все, что я скажу, если не начнешь спорить, окажешься прилежным и аккуратным, то мы прекрасно поладим друг с другом, вот так.

Один вопрос задать Горен все-таки осмелился:

– А как долго это будет длиться, мастер?

– Гм?

– Ну, уборка и все такое?

– О мальчик, скажем так, это долгосрочная работа, сам увидишь. – Старик захихикал. – Боюсь, пока не повзрослеешь, да и потом тоже, потому что, думаю, в тебе без толку бурлят хмель и солод, и когда-нибудь из них можно будет приготовить добрую кружку пенящегося пива, как говорится. Вообще-то сам я не считаю, что ты соответствуешь всем требованиям. Но ситуация меня вполне устраивает: я получаю послушного слугу, которому не плачу, вот так.

Таким образом, на Горена Безотцовщину свалилась дополнительная работа. Теперь ему приходилось распределять время между конюшней, занятиями и службой у магистра Альтара.

Он понял, что работа действительно растянется на годы, как только увидел «кабинет»: многоэтажную башню в конце крытой галереи. Слой пыли толщиной в метр и везде грязь, мусор, объедки, рассыпающиеся стены, покореженная мебель, истлевшие ковры. А еще на каждом этаже рукописи, таблички с рунами, книги, целые стопки книг до потолка. А между ними столы со странными алхимическими приборами, банки, бутылки, миски, котлы – все свалено в одну кучу. Такого беспорядка Горен не видел ни разу в жизни. Он не понял, как магистр Альтар вообще может здесь работать и даже заниматься магическими искусствами. И прежде всего, было неясно, с чего вдруг придворный алхимик вздумал начать уборку именно сейчас. (Это он вскоре выяснил. По всей видимости, Дарвин Среброволосый назначил своему алхимику срок: если тот не наведет порядок, то будет уволен со службы.)

Магистр Альтар с удовольствием наблюдал за пришедшим в ужас Гореном, все эмоции которого были написаны на лице:

– Ну что, малыш, справишься?

– Конечно, – ответил Горен. – Но если вы хотите, чтобы я сортировал ваши рукописи, то для начала я должен научиться читать.

Старик возмущенно фыркнул, из глаз посыпались голубоватые искры.

– Катись! – заревел он, схватился за украшенный затейливым рисунком волшебный посох и опустил его на плечо Горена. – Принимайся за дело, лентяй!

«Будем надеяться, что годы пролетят быстро, – подумал Горен, вздохнул и взялся за веник. Плечо у него побаливало, ушибленное место вздулось. – Ясно одно: это старый капризный козел!»