Текст книги "Моя история"

Автор книги: Ури Геллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 10. Любовь

Может быть, эти странные силы и тот дискомфорт, который я ощущал, когда люди мне не верили, заставляли меня отдаляться временами от всех, стараться побыть наедине с собой, искать приключения там, где меня еще никто не знал, и таким образом познавать окружающий мир.

Один из друзей моих родителей – венгерский пианист купил автомобиль «МЖ» и захотел испытать его, прокатиться по горным дорогам. Он взял меня с собой. И когда мы остановились немного отдохнуть в дороге, я решил пройтись пешком по окрестным горам. Спустя несколько минут я был остановлен резким окриком и увидел, что мне в лоб направлено дуло винтовки. Оказалось, я нечаянно забрел в секретный лагерь группы партизан ЕОКА под предводительством некоего Гриваса. На Кипре ходила масса самых неправдоподобных легенд об этом человеке. А за его голову было обещано крупное вознаграждение. Британцы тщетно пытались разыскать его убежище.

Меня вначале допросил охранник, а потом отвели к самому Гривасу. Он обратил внимание на то, что я говорю на афинском диалекте совсем не так, как говорят киприоты, и спросил меня, кто я и откуда тут взялся?

Я ответил, что я израильтянин.

«У меня есть друзья в Израиле, – сказал он. – Тебе известно, что произошло в Израиле. Ты знаешь, что Израиль получил полную независимость?» Затем он свирепо взглянул на меня и спросил: «Ты считаешь, что мы правы?»

Я заметил, что Израиль вел точно такую же борьбу с британцами, и рассказал о своем отце, который сражался в рядах Хаганах.

Он знал о деятельности Хаганах. Мы с ним еще немного поговорили, и он вдруг неожиданно тепло со мной распрощался. Только тогда я успокоился. Помню, как бежал с горы изо всех сил и обнаружил нашего друга возле автомобиля. Он был очень взволнован. «Куда ты запропастился?» – спросил он. Я ответил: «Ты все равно никогда не поверишь, с кем я сейчас повстречался».

Я рассказал ему, и он действительно не поверил, утверждая, что я все выдумал. Я не стал с ним спорить, потому что история и в самом деле была необыкновенной. Но больше всего меня занимает вопрос, как удалось мне так запросто наткнуться на секретный лагерь, где скрывалась ЕОКА. И иногда я не без душевного трепета вспоминаю, как близко стоял тогда к смерти.

Как всякий обыкновенный парень, я вечно искал себе приключения. Кипр – это остров, и море меня всегда словно магнитом притягивало. Оно вокруг Кипра очень красивое. Я по-настоящему влюбился в него. Оно было настолько прозрачным, что можно бросить монету в воду на глубину в восемь метров и увидеть ее на дне. Я научился плавать с трубкой и очень быстро стал фанатиком подводного плавания. А если учесть, как я уже сказал, что вокруг Кипра вода кристально чистая и в ней все абсолютно видно – разные морские животные и растения, то можете себе представить, какой новый, богатый и прекрасный мир открылся мне.

По субботам и воскресеньям я собирал вещи и вместе с Джокером отправлялся на автобусную остановку. Автобусы были старые, настоящие развалюхи, на которых перевозили свиней, кур, прочую живность, ну и людей заодно. Ходили они в Кирению – портовый город по ту сторону гор. За Киренией были изумительные пляжи, с чистым белым песком, практически заброшенные. Я делал пересадку на другой автобус, направляющийся в какую-нибудь дальнюю деревню, и, когда видел из окошка дорогу, ведущую к пляжу, обычно просил водителя высадить нас с Джохером. На пляже я ел сэндвичи, возился с Джокером, а потом одевал маску и трубку и часами плавал, нырял до тех пор, пока спина не становилась черной от солнца, в то время как живот по-прежнему оставался белого цвета. Люди смеялись, когда видели меня, – таким ярким был контраст.

Однажды на пляже я случайно повстречал арабского парня, продавшего мне свой акваланг с запасом воздуха на 45 минут. Я с трудом наскреб нужное количество денег, хотя он согласился продать его очень дешево. В Кирении был маленький магазинчик, где я мог заправлять акваланг и оттуда уже отправлялся на пляж. Может быть, это и не самое умное занятие – нырять в одиночестве, но мне не было до этого дела. Я думал только о новых приключениях, погружаясь раз за разом в эту кристально чистую воду и всем существом ощущая ту прекрасную тишину и красоту совершенно другого мира. Я находил места, где крутые скалы встречались в неравной схватке с океаном. И каждый раз, когда я видел, что происходит под водой, мне хотелось уплывать еще глубже, еще дальше. Я мечтал найти какой-нибудь затопленный корабль или даже, может быть, какие-то сокровища. Конечно, ничего, кроме рыб и ракушек, я не находил, но мне все равно очень нравился сам поиск. Я знал, что под водой нужно быть очень осторожным, и внимательно следил за временем. Старался резко не всплывать на поверхность и никогда не нырял, когда море было неспокойным. Пожалуй, несколько самых лучших мгновений моей жизни были проведены под водой.

Кипр – земля удивительных контрастов. С одной стороны тебя окружает море, а с другой – высокие горы, такие, как Олимп, Тродос, на вершинах которых лежит снег и зимой там даже можно кататься на лыжах. Я никогда не занимался горными лыжами, но очень любил просто ходить в горы, когда там шел снег, и каждый раз открывал для себя что-то новое.

Когда мне было около шестнадцати, со мной начали происходить некоторые вещи, которые происходят, наверное, с каждым подростком. Я тогда еще не мог себе представить, что мои мистические силы станут такой огромной частью моей жизни или что они могут быть интересны и важны для науки. В то время я наслаждался самыми обычными радостями жизни, самыми примитивными развлечениями. В тот год я почувствовал особенный вкус американской жизни. На Кипре был Американский клуб, принадлежащий военной базе, и один из моих друзей позвал меня туда с собой. Вы даже не можете себе представить, какое на меня это произвело впечатление. Магазин «ПХ» был просто как дивный сон. Казалось, у американцев есть абсолютно все, что им хочется: любая обувь, одежда, какие хочешь карандаши, ручки, огромный надувной бассейн, напиток «Севен-Ап», сосиски, гамбургеры, жареная кукуруза – словом, все самые нужные в мире вещи.

Это было мое первое заочное знакомство с Америкой, и я просто с ума сошел. Мне очень нравились спортивные майки, в которых ходили ребята, и их баскетбольные тренировочные кеды. Баскетбольные мячи были самые настоящие новенькие Вилсоны, а бейсбольные перчатки сделаны из настоящей кожи. Везде сновали американские машины. Жизнь казалась необыкновенно свободной. Мороженое и бутерброды с сосисками стоили всего несколько центов, сущие пустяки. Везде играла музыка, и ты мог выбрать послушать любую песню – от Рея Чарльза до Шуби Чеккера.

Это была сказочная земля, страна чудес. Все из Америки казалось мне высшим классом. Я попросил моих друзей достать мне американскую майку и голубые джинсы, потому что сам не мог покупать в магазине «ПХ». Потом меня научили играть в бейсбол, и я стал членом команды. И так как я был левшой, для меня специально заказали бейсбольную перчатку на левую руку прямо из Америки. Представьте себе мою радость, когда перчатка наконец пришла по почте. Я себя постоянно спрашивал: если все это так, то что же, интересно, происходит в самой Америке?

Друзья меня часто приглашали в Американский клуб, и хотя я не мог стать его членом, но ходил с ними туда при любой возможности. Я вступил в бейсбольную команду под названием «Бароны» и два раза в неделю отправлялся на велосипеде в английскую школу, где проходили наши тренировки. У одного из тренеров была дочь Пэтти, которая часто приходила наблюдать за нами. Она была блондинкой, не очень высокой, но стройной и очень симпатичной. Я заметил, что она часто смотрела на меня, а я украдкой поглядывал на нее. Когда я стоял в центре поля с лаптой, мне всегда хотелось хорошо ударить по мячу, специально для нее. Когда мне в игре что-то удавалось, я обязательно оглядывался в ее сторону и чувствовал себя особенно гордым, если видел, что она это заметила. Но я был довольно робким и всегда стеснялся заговорить с ней первым. И вдруг однажды она сама подошла ко мне на поле и сказала, что ей нравится, как я играю. А потом добавила: «Ты что сегодня вечером делаешь? Может, сходим вместе в кино в Американском клубе?» Я, естественно, только об этом и мечтал, был, наверное, в этот момент самым счастливым парнем, которого только можно было найти.

На велосипеде я помчался домой переодеваться, а потом обратно в Американский клуб, где договорился встретиться с ней. Она была в шортах, да и я тоже – там не нужно было как-то особенно одеваться. Я не помню, о чем был фильм, но, кажется, в нем снимался Алан Ладд. Когда мы вошли в кинотеатр, все места были уже заняты, и поэтому нам пришлось сидеть на подоконнике. В каких-то особенно интересных местах фильма она доверчиво опускала свою руку мне на ногу. Осмелев, я ее обнял и вдруг понял, что влюблен. Это было прекрасное чувство.

Мы виделись очень часто. Она жила довольно далеко от Никосии, но отец почти каждый день привозил ее к Американскому клубу. Она не только была симпатичной, но еще очень красиво плавала и потрясающе танцевала. Мы с ней все время танцевали, и нашей любимой песней была «Конверт, запечатанный поцелуем». Мы без конца целовались очень наивно, по-детски. Лопали гамбургеры, играли в кегельбан в клубе. Мне все это казалось очень романтичным и интересным. Встречались мы где-то около года, два или три раза в неделю, и проводили вместе практически все свободное время. Любовь – это было для меня что-то совершенно новое.

А потом у меня возникли осложнения. Мне, конечно, уже не раз приходилось испытывать противоречивые чувства, но тут я не знал совершенно, как себя вести. На соседней с нашей гостиницей улице жила девочка по имени Хелена. Она была гречанка, но хорошо говорила по-английски, потому что ее семья какое-то время жила в Америке. Она была полной противоположностью Пэтти. Смуглая, темноволосая, яркая и привлекательная, но в то же время мягкая и интеллигентная девушка. Я несколько раз видел Хелену в ее садике или когда она заходила в свой дом. Но мы с ней никогда не встречались, и я не знал, как с ней познакомиться. Однажды она была в своем садике, а я играл с Джокером возле гостиницы, кидал мяч, чтобы он за ним бегал и приносил обратно. Когда я увидел Хелену, то нарочно кинул мяч слишком сильно, чтобы он перелетел через ограду и попал в ее садик. Я перепрыгнул на ее сторону и извинился за то, что нечаянно попал мячом в ее садик. Так мы и познакомились. Она мне очень нравилась. С ней было интересно разговаривать. В ней было что-то мистическое, и в то же время она всегда оставалась приветливой, спокойной и кроткой. У меня был маленький проигрыватель, и мы вместе слушали музыку, читали газеты, обсуждали положение на Кипре и другие события, которые происходили в мире. Она не ходила в Американский клуб, но часто рассказывала мне о своем путешествии в Америку. О больших автомобилях, об огромных небоскребах и городах. Америка для нас обоих – и для нее, и для меня – была какой-то мифической страной.

Вскоре я понял, что влюблен и в Хелену, и в Пэтти. Я не знал, как мне быть. С Пэтти мы в основном целовались, дальше этого не заходило. Я и не пытался. С Хеленой мне гораздо труднее было сдерживаться, постепенно я осмелел, но ей всегда удавалось останавливать меня.

Где-то через год Пэтти уехала обратно в Америку. Я больше никогда ее не видел и ничего не слышал о ней. Таким образом, моя дилемма была решена.

В школе миссис Агротис продолжала интересоваться моей магнетической силой. Ей особенно нравились телепатические эксперименты. Она закладывала бумажки с написанными цифрами в конверты и просила, чтобы я угадывал. Она, пожалуй, была единственным человеком, которому я мог рассказывать все, что со мной происходило, во всех деталях, потому что она этим искренне интересовалась и никогда не смеялась надо мной.

Никто из нас за время учебы в школе не превратился в ангелов. Годы шли, и мы всегда немножко хулиганили, иногда совсем по-детски. Нам здорово везло, что нас не ловили тогда, когда мы проделывали особенно смешные шутки. Сейчас я совершенно по-другому смотрю на многие наши шалости. Возле школы было огромное поле, заваленное старой испорченной военной аппаратурой. Поломанные бронетранспортеры, военные машины, отдельные части самолетов, разбитые танки и куча другого металлического хлама. Все это было огорожено колючей проволокой и надежно охранялось собаками. Мы ломали голову, как бы туда залезть и что-нибудь интересное стащить. И наконец, нам удалось достать несколько пар плоскогубцев и началось наше большое опасное приключение. Мы нашли такое место, где не было охранников и собак и которое мы могли вскрыть, чтобы проползти. Попав на ту сторону, мы снова связали проволоку так, чтобы никто не заметил. Мы все хотели доказать друг другу, что уже не дети, что ничего не боимся, что сам черт нам не брат. Обнаружив старый железнодорожный кран, мы почему-то были уверены, что в нем обязательно должен быть какой-то клад. Мы забрались, открыли дверь крана и увидели, что там сложены старые пыльные ящики с пивом. Даже не задумываясь, как туда попало пиво, испорченное оно было или свежее, мы все выпили по-нескольку бутылочек, надеясь опьянеть. Но никому это не удалось. Потом мы перенесли остатки пива в пещеры, достали несколько пачек сигарет и продолжали доказывать друг другу, что мы уже взрослые. Мы спорили, кто сможет больше выпить пива и выкурить сигарет.

В общем-то, честно говоря, я всегда ненавидел алкоголь и табак. Я и сейчас почти совсем не пью и не курю, да и раньше этим не увлекался. Одно время пытался, правда, курить трубку, но и это мне не особенно понравилось.

Наша гостиница находилась рядом с израильским консульством в Никосии. Бизнес наш шел плохо, потому что вокруг были постоянные сражения, вечерний комендантский час, и все же к нам иногда заезжали израильские гости. Однажды к нам приехал незнакомый мужчина из Израиля, который сказал, что услышал о нашей гостинице от кого-то на родине. Он остановился у нас на какое-то время, а через полтора месяца, уезжая, сказал, что будет присылать к нам своих друзей из Израиля. Так оно и вышло. Вскоре от него приехало несколько человек, которые останавливались на неделю, на две, а потом уезжали.

Одним из них был Джоаф Шаххам. Это был сильный, крепкого сложения мужчина лет тридцати. Он сказал нам, что занимается археологией, но я сейчас точно не помню, чем именно. Мы с ним подружились. Он хорошо знал дзюдо и предлагал обучить меня. Я, конечно, согласился.

Я коллекционировал марки и обратил внимание, что к нему идут письма со всех сторон света, особенно из разных арабских стран, из Южной Америки – словом, отовсюду. На них были очень красивые марки, и я просил Джоафа, чтобы он их мне отдавал. Он сказал, что не может этого сделать, но обязательно достанет для меня другие. И спустя некоторое время действительно привез красивый альбом с замечательными и довольно редкими марками. Мне было очень приятно, я был ему благодарен. Но задумался: неужели не проще отдавать мне те марки, которые уже были?

Может быть, на меня определенное влияние оказали многочисленные фильмы о шпионах, которых я насмотрелся. Кроме того, пока он учил меня дзюдо, я видел на своем экране какие-то очень странные картинки. То мне казалось, что Джоаф стреляет по мишени из пистолета, то – работает со всякими секретными документами и бумагами. А главное – меня очень удивляло, что то, чем он занимался на Кипре, никак не связано с археологией.

Так получилось, что моя комната в гостинице находилась возле самого чердака и прямо над комнатой, где жил Джоаф. Очень часто я залезал на чердак и искал там сову, потому что был уверен, что она живет там и издает разные непонятные звуки. Мне, разумеется, хотелось на нее взглянуть.

И вот однажды мне почудилось, что я услышал сову, и поэтому я полез на чердак проверить, что там происходит. Я захватил с собой фонарик. Но вдруг услышал какие-то голоса из комнаты Джоафа. У нас на чердаке было полно всяких электрических проводов, и один из них проходил через дырочку в полу в комнату, находящуюся под чердаком. Если немного его отодвинуть, то можно было увидеть, что происходит в нижней комнате. Так я и сделал. Заглянув вниз, я увидел Джоафа и его гостя, пожилого египтянина, который только что приехал к нам в гостиницу из Израиля. У них на столе были разложены самые разные бумаги, книжки, фотокамеры, вспышка. Некоторые из бумаг, насколько мне удалось разглядеть, были на арабском. Мне не удалось расслышать все, что они говорили, но речь шла о египетской армии, о каких-то радиопосланиях. Упоминался Хартум и какие-то другие вещи, которые свидетельствовали о том, что они работали в пользу Израиля. Я испугался и разнервничался. Мне было не по себе от того, что я узнал такой большой секрет. Я как-то инстинктивно понял, что никому нельзя об этом сказать, даже маме. Но и хранить эту тайну в себе я не мог. Я не знал, что делать. Мне нравился Джоаф. Я хотел любой ценой помочь ему и решил с ним все-таки поделиться. Как-то мы с ним остались в садике наедине, я посмотрел ему прямо в глаза и, не мудрствуя лукаво, сказал: «Вы же израильский шпион, не так ли?» И перечислил некоторые вещи, которые слышал. Я заметил, как он был взволнован. Он на секунду замер, а потом спросил: «Откуда ты все это знаешь?» Я честно признался, что слышал его разговоры и наблюдал за ним через чердачную щель. Тогда он сказал: «Послушай, то, что я делаю, нужно Израилю. Очень опасно нам с тобой говорить на эту тему. Меня могут поймать, и у тебя будут большие неприятности. Я знаю многое, но тебе больше ничего не могу сказать. Придется тебе поверить мне на слово: то, что я делаю – это правильно».

Я ему пообещал, что буду молчать и хранить его тайну. И тогда впервые за наше долгое знакомство я решил поделиться с ним своей тайной. Я сказал, что знал очень многое о его деятельности еще до того, как услышал разговор с чердака. Он, естественно, не поверил. Поэтому я попросил его задумать какую-нибудь цифру. Он задумал, а я отгадал ее. После этого он загадал сразу четыре цифры. И опять я ответил правильно. Ну и, наконец, я попросил, чтобы он сконцентрировал все внимание на своих часах. Через какое-то мгновение стрелки часов резко передвинулись вперед. Он изумленно воскликнул: «Ури, как ты сделал этот фокус?» Я ему объяснил, что это не фокус и что я могу повторить его в любое время. Он задумался на мгновение, а потом сказал: «Ури, пойдем-ка пройдемся. Мне нужно с тобой поговорить». Когда мы шли, я ему признался, что тоже хотел бы работать на израильское правительство. Он ответил, что я еще молод и мне нужно прежде всего закончить школу, потом, когда мне станет 18 лет, пойти в израильскую армию. А в конце разговора он сказал: «Но, ты можешь мне помочь». Я был счастлив и чувствовал себя настоящим разведчиком. Джоаф сказал, что ему скоро придется уехать, но на его имя по-прежнему будет приходить много писем с арабскими марками и почтовыми штемпелями. Я должен был в его отсутствие отвозить их на велосипеде в израильское консульство и передавать человеку, которого он мне назвал. Настоящее разведпоручение, единственное, чего мне теперь не хватало, – это зашифрованного имени.

Я получал письма, складывал их в простой конверт, заклеивал и на велосипеде отвозил в консульство. Мне поручение Джоафа очень нравилось еще потому, что об этом не должна была знать ни одна живая душа. Все это придавало моим поездкам ореол таинственности и значительности.

Иногда я надевал на куртку маленький значок, голубой с желтым. Значок принадлежал моему отцу, он получил его за службу в армии. На Кипре никто не знал, что он означает. А я его носил потому, что он напоминал отца, которого мне очень не хватало. Мы часто писали друг другу, но за все годы, пока я жил на Кипре, я только два раза навещал его в Израиле. Мы по-прежнему оставались близкими людьми. Как-то раз он сам приехал навестить меня на Кипре, остановился в нашей гостинице и прожил больше недели. К тому времени мама и отец были уже в хороших отношениях.

Так вот однажды, когда я привез секретный пакет в консульство, на мне оказался этот значок. Вдруг мужчина, которому я передал почту, спросил у меня: «Что это там у тебя?» – «Ничего особенного. Просто значок, который мой отец получил в израильской армии. Он сержант в танковых войсках». Мужчина заинтересовался и стал расспрашивать, как зовут моего отца и в какой части он служил. Я решил, что им просто понадобилось проверить и перепроверить до последней детали все сведения обо мне.

Когда мой отец вернулся с Кипра в Израиль, то написал в письме, что с ним произошли очень странные вещи. За время, пока он отсутствовал, дом буквально был перевернут вверх ногами. Все шкафы были обысканы, вещи валялись в полном беспорядке, но ничего не было украдено. Я понял, что израильская секретная служба его проверяла, и скорее всего по моей вине. Но я не мог ему ни о чем рассказать.

Я несколько раз видел Джоафа, пока работал по его поручению курьером. Он мне сказал, что собирается жениться на девушке по имени Тамми, и однажды привел ее познакомиться со мной. Он интересовался моими планами на будущее, предлагал во всем свою помощь. И еще сказал мне, что когда я закончу службу в армии, то обязательно должен буду его найти и сообщить, не раздумал ли работать на секретную службу.

В те дни я ел как лошадь и здорово прибавил в весе. Даже начал немного толстеть, хотя постоянно играл в баскетбол, который в это время был моим любимым видом спорта. Я тренировался на открытых площадках, куда ездил вместе с Джокером. Занимался часами и постепенно разработал хороший бросок. Особенно мне нравилось, когда мяч сначала попадал в кольцо и некоторое время катался по его ободу, а потом обязательно падал внутрь, если этого очень-очень хотелось. Я долго думал, что это было просто везение. А теперь задумываюсь, только ли везение это было?

Появилось у меня и еще одно увлечение – я скопил немного денег и купил себе велосипед с моторчиком, прикрепленным к заднему колесу. Теперь мне стало значительно легче ездить в школу и я больше не уставал, поднимаясь на самые крутые горки. Я уже подумывал о том, чтобы приобрести мотороллер, и научил Джокера ездить вместе со мной на нижней раме между моими коленями.

Чем больше я взрослел, тем заметнее становилось, что я порой действую необдуманно, импульсивно. Когда возникали какие-то проблемы, я норовил идти через все преграды напролом. Скажем, когда умер мой отчим, одна большая гостиница взяла у нас напрокат пианино. Шли месяцы, но мы не получили от нее никаких денег. Вся беда заключалась в том, что гостиница находилась в турецком квартале, где шли особенно ожесточенные бои. Мама даже сказала, что нужно просто забыть про это пианино, потому что оно находится по другую сторону баррикад, там постоянно стреляют и вообще весь турецкий квартал охраняется войсками ООН. «Ни один шофер из греческого района не поедет туда, потому что не захочет получить пулю в лоб, – добавила она, – поэтому, боюсь, невозможно вернуть наше пианино». Тогда я сказал: «Послушай, мама, поручи это дело мне».

Я нашел документы, подтверждающие, что пианино взято у нас напрокат, и пошел в греческую полицию, которая находилась почти на границе с турецким кварталом. Там мне сказали, что ничем не могут помочь. Тогда я направился в штаб ООН, который находился неподалеку. Дежурному офицеру объяснил, что наше пианино находится в гостинице в турецком квартале и что мне необходим вооруженный конвой, чтобы вывезти его оттуда. Вы себе можете представить такую наглость?! Я сам себе удивлялся. Я показал ему все бумаги, но он заявил, что это невозможно и если я настаиваю, то мне придется говорить с его начальством, хотя он абсолютно уверен, что это ничего не даст. Я спросил: «А к кому мне обратиться?» Он назвал мне фамилию какого-то полковника, но тот был занят и отделался от меня, сказав, что ничего не сможет организовать. Я поблагодарил его и пошел на второй этаж. Там был целый ряд дверей, на которых было написано: майор такой-то, генерал такой-то, полковник такой-то. Я выбрал одну из дверей, где было написано: «полковник…», постучал и зашел. Я понял, что нужно сразу же идти в наступление. Поэтому, сказав полковнику про пианино, добавил: «И вообще, для чего тогда ООН? Это наше пианино и стоит оно сто фунтов. У нас его взяла гостиница напрокат и уже несколько месяцев нам не платит. И нам необходимо срочно получить деньги или хотя бы вернуть инструмент. Вы нам сможете помочь?» И откуда только во мне взялось столько уверенности и настойчивости? Полковник был настолько поражен, что даже рассмеялся. Я ему, похоже, понравился. Он спросил, сколько мне лет. Я ответил, что мне скоро 17. Объяснил, что мой отчим умер и что нам очень нужны деньги. В конце концов он сказал: «Ладно, посмотрим, что мы можем для тебя сделать. У тебя есть телефон?» Я продиктовал ему наш номер, и он обещал, что позвонит.

Где-то через три дня он действительно позвонил и сказал, что четыре машины направляются под охраной в турецкий квартал. Потом спросил: «Одной машины хватит, чтобы довести пианино?» Я ответил, что вполне достаточно, и поблагодарил его за помощь.

Никогда не забуду тот день: мне разрешили ехать вместе с конвоем за пианино. Было четыре машины, броневик и полутанк. Мы ехали очень медленно, выезжая в турецкую часть Никосии через баррикады, через заминированную территорию, ворота и колючую проволоку. Везде валялись разбитые бутылки, мешки с песком лежали на подоконниках, и над ними торчали дула автоматов. Мы все же добрались до гостиницы и пошли к администратору, которому я показал бумаги и сказал, что мы уже много месяцев не получаем денег за пианино. После чего заявил, что немедленно требую денег за пианино. Он ответил, что не может дать мне денег – у него их просто нет. Я сказал: «Хорошо, Бог с ними, с деньгами. Я заберу пианино». Он не знал, как на это реагировать. Но, увидев за моей спиной вооруженный конвой с броневиком, полутанком и машинами, наконец выдавил из себя: «О'кей». Мы вытащили пианино и повезли его обратно в нашу гостиницу. А вскоре очень выгодно его продали.

Через некоторое время после этой истории у нас в гостинице поселились две сестры-танцовщицы из большого варьете, которое, не боясь комендантского часа и непрекращающейся стрельбы, все же продолжало выступать на Кипре. Звали их Ева и Ингрид. Мне очень понравилась Ева – у нее были короткие темные волосы, модная французская стрижка, от нее всегда так прекрасно пахло духами. Однажды вечером, когда мама куда-то ушла, Ева вернулась в гостиницу слегка навеселе. Я сидел, смотрел телевизор, и она ко мне присоединилась. Было очень жарко, и она пила пиво, а потом вдруг сказала, что ей душно и она пойдет к себе в комнату и оденет купальник. С трудом поднявшись, она, покачиваясь, пошла в сторону своей комнаты. Через некоторое время я услышал, что она зовет меня через закрытую дверь. Я встал, постучался к ней в дверь и вошел. Она стояла в мини-купальнике и, сказав, что ей очень трудно самой застегнуть верхнюю часть купальника, попросила меня помочь ей. Я чувствовал себя очень неловко, и у меня сильно забилось сердце. Подойдя к ней ближе, я попытался сообразить, как это лучше сделать. Но она вдруг резко развернулась и, сорвав с себя верхнюю часть купальника, обняла меня и притянула к себе. Потом упала на кровать, увлекая меня за собой. Сердце мое вот-вот готово было выскочить из груди. Я, правда, пытался сделать вид, что мне все это не в новинку, но все мои познания ограничивались тем, что я видел в кинофильмах. Разумеется, я был очень неуклюжим. Позже она извинилась передо мной, а я попросил ее, чтобы она только не говорила об этом моей маме. Став мужчиной, я все еще продолжал рассуждать как мальчишка.