Текст книги "Гены - убийцы"

Автор книги: Уоррен Мэрфи

Соавторы: Ричард Сэпир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Миссис Тьюмалти стала обладательницей сногсшибательной новости. Она не собиралась расставаться с ней прямо в Саут-энде, растрезвонив все через забор ради удовольствия миссис Гроган или миссис Флагерти. Ее путь лежал в Норт-энд. Если считать Бостон американским плавильным котлом национальностей, то это котел со множеством внутренних перегородок, как Европа с ее границами. В Саут-энде проживают ирландцы, в Норт-энде – итальянцы, в Роксбери – негры. Перемешивание обеспечивается только благодаря судебным решениям о сквозных автобусных маршрутах и происходит вопреки воле жителей. Миссис Тьюмалти быстро шагала по Норт-энду, морщась от странных запахов еды и косясь на вывески с длинными именами, оканчивающимися на гласные. Воображение подсказывало ей, что за витринами вовсю занимаются сексом. В сумках и внутренних карманах встречных ей чудились кинжалы. У нее на глазах люди отчаяно жестикулировали. По глубокому убеждению миссис Тьюмалти, итальяшек можно было отличить от евреев только по именам. Да это и не нужно. С точки зрения миссис Тьюмалти, страну заполонили неамериканцы. К ним она относила и протестантов-янки, в которых тоже усматривала мало истинно американского. Имелись у нее жалобы и на католическую церковь, где было слишком много итальяшек. Священники-итальянцы всегда казались ей ненастоящими. По разумению миссис Тьюмалти, терпимость и взаимопонимание заключались в том, чтобы удостоить беседой людей, чьи родители приехали из Корка или Майо, не лучших среди графств Ирландии, даже если это давалось ей через силу. Ведь родители этих людей – ей это доподлинно известно – держали на кухне кур! Когда всех сковал ужас перед людоедами, когда пошли разговоры об изменениях в человеческом организме из-за хромосом или еще чего-то, миссис Тьюмалти сразу смекнула, что телевидение водит всех за нос. Иностранцы всегда так поступают! Разве не об этом она всегда твердила? Иностранцы с крючковатыми носами. Смуглые иностранцы. Даже светловолосые шведы – самые отъявленные дегенераты, каких только носит земля. Однако непобедимый соблазн выманил миссис Тьюмалти из окружения достойных соседей по Саут-энду и заставил ступить на враждебную территорию. Прошел слух, что кое-какая информация может принести немалые денежки. Слухи – вот единственное, что свободно перемещалось среди разных народностей, населяющих Бостон. Слухи о том, что сообщившему о месте, где спрятан украденный сейф, назначена награда. Слухи, будто счастливчик, купивший розовый "линкольн-континентал" последней модели, огребет пять тысяч долларов. Слухи, будто за информацию о скрывающемся убийце местного ростовщика обещано пятьсот долларов. Слухи служили в Бостоне тем барабаном-тамтамом, который сплачивал разрозненные племена, населившие город. В тот день по Бостону пронесся слух, что обещана уйма денег за раненного мужчину, тяжело раненного, почти как жертва человека-людоеда, доктора Шийлы Файнберг – еще одной иностранки. Насчет этого раненого миссис Тьюмалти было известно все. Накануне тщедушный старикан-китаец притащил в ее дом молодого окровавленного мужчину. Сделал он это как-то странно: глядя на китаезу, трудно было себе представить, чтобы у него хватило силенок приподнять с земли крупную картофелину, однако раненого он нес на плече, как младенца, небрежно поддерживая рукой. Раненый стонал. На старом китайце была смешная одежда. Он сказал миссис Тьюмалти, что увидел на ее двери объявление о сдаче квартиры. Миссис Тьюмалги сказала, что ей не нужны неприятности, но старый китаец с несколькими седыми волосками вместо бороды все равно добился своего. Конечно, он хорошо заплатил, причем вперед, однако вскоре он занялся своими сильно пахнущими травами. Тут-то и коренилось самое странное. Раненый был при смерти, когда его приволок к ней этот иностранец. Вечером он не мог произнести внятно и двух слов. К утру у него открылись глаза. Его рана заживала гораздо быстрее, чем у нормального человека. Миссис Тьюмалти осведомилась, не занимаются ли в ее доме черной магией. Однако слишком настаивать не решилась: жильцы с последнего этажа хорошо ей заплатили. Правда, вонь оттуда шла нестерпимая. Она увеличила цену, сославшись на необходимость впоследствии чистить занавески и прочее, чтобы вывести запах. Не проходило дня, чтобы она не пыталась заглянуть в квартиру, но старому китайцу неизменно удавалось загородить ей обзор. Впрочем, она заметила там пузырящиеся горшки. Она знала, что в квартире происходит нечто странное, потому что видела, что представляла собой шея раненого в первый день. Когда китаец нес его по ступенькам, как спящего ребенка, это была не шея, а сплошное кровавое месиво. Спустя два дня ей удалось снова увидеть его шею – теперь на ней виднелся разве что старый ожог. Миссис Тьюмалти знала, что так быстро раны не заживают. Она упорно подслушивала у дверей. Сперва ей просто хотелось узнать, что там происходит, потому что вокруг только и говорят, что об извращениях и безумном сексе. Китаец чаще всего пользовался какой-то своей абракадаброй, но иногда переходил на обычный, цивилизованный английский язык. Она подслушала, как он говорил раненому, что его сердце должно делать одно, селезенка другое, печень третье, как будто человек в состоянии подчинить организм своей воле. Была фраза, которую он повторял все время: "Боль никогда не убивает. Она – признак жизни". Очень странно! Раненый отвечал, и китаец опять переходил на свой китайский. Может статься, ее раненый и есть тот самый человек, за которого, судя по слухам, сулят такой большой выкуп? Именно этот вопрос задала Беатрис Мэри-Эллен Тьюмалти иностранцу с черными иностранными усиками. Для встречи с ним она и явилась в этот проклятый итальянский квартал. Во время разговора она изо всех сил прижимала к животу сумочку. Кто знает, на какие сексуальные безумства способны эти мужчины, когда их собственные женщины после двадцати становятся жирными и усатыми? Самой миссис Тьюмалти было уже пятьдесят три, и для нее не составляло секрета, что и она с возрастом не похудела, но в свое время она была красоткой, и следы былого сохранились до сих пор. – Миссис Тьюмалти,– сказал человек, ради которого она забралась в Норт-энд,– вы сослужили самой себе добрую службу. Думаю, это тот самый человек, из-за которого город потерял покой. Мы надеемся, что вы не станете распространяться об этом другим. Он извлек из кармана толстую пачку двадцатидолларовых банкнот. "Святые угодники!" – подумала миссис Тьюмалти. Усатый отделил от пачки первую купюру. У миссис Тьюмалти разгорелись глаза. Две, три, четыре, пять... Купюры были такие новенькие, свеженькие, так ладно ложились одна на другую! Рука снова принялась отсчитывать купюры. Шесть, семь, восемь, девять, десять. Неужели он никогда не остановится? У миссис Тьюмалти помутилось в глазах от восторга. Когда на столе перед ней выросла стопка из двадцати хрустящих купюр, она испустила радостный вопль. – А теперь окажите нам небольшую услугу,– сказал усатый. – Все, что угодно!– пообещала миссис Тьюмалти, пребывавшая в расслабленном состоянии теперь, когда свежие хрустящие купюры перекочевали в ее сумочку. – Прошу вас, наведайтесь вот по этому адресу. Там вы повстречаетесь с Джеймсом Галлаханом из Федерального бюро расследований. Вам ничего не угрожает. Просто расскажите ему то же самое, что рассказали мне. – Непременно,– ответила она, в порыве благодарности вскочила со стула и поцеловала усатому руку, поскольку ей было известно, что у итальянцев так принято. Словно он кардинал или еще почище. Она догадывалась, что для своего народа этот человек все равно, что кардинал. Лидер общины, уважаемый гражданин, которому она выказывает должное почтение. Охрана прервала акт поклонения руке. Уходя, миссис Тьюмалти поклялась благодетелю в вечной преданности. Так судьба свела ее с Сальваторе Бензини, по прозвищу "Бензин". Прозвищем он был обязан не только фамилии, но и тому обстоятельству, что любил устранять несправедливость и разрешать споры с помощью бензина. Он выливал его и поджигал. Иногда он поступал так с постройками, иногда – с людьми, отказывающимися от сотрудничества. Впрочем, таким он был в молодости. Теперь ему редко приходилось подносить к кому-либо спичку или плескать бензином в салон машины. Теперь он стал разумным, уважаемым человеком. Он позвонил в местное отделение ФБР, Джеймсу Галлахану. Он отлично знал, что телефон прослушивается. Ему доносили, что прослушивается любая контора ФБР. Кроме того, осторожность подсказывала ему, что эти люди записывают голоса звонящих. – Так,– начал Сал Бензини разговор.– Мы нашли того, кто тебе нужен. Может, теперь немного ослабишь хватку? – Ты уверен, что это он? – У тебя скоро будет посетительница. Не знаю, у скольких человек в Бостоне разорвали за последнюю неделю животы и глотки, но этому парню здорово досталось, Галлахан. Так что теперь уйди с нашей дороги, о'кей? – Если это он, то так и будет. Но мне нужно еще кое-что. – Господи, Галлахан, что это с тобой творится? Мы не нарушали федеральных законов, а ты все равно с нас не слезаешь. Брось, Джим. Хорошенького понемножку. – Еще одна просьба. Совсем маленькая. – Какая?– спросил Бензини по кличке "Бензин". – Ты знаешь Жирдяя Тони? – Конечно, знаю. Кто же не знает Жирдяя Тони! – Позади Альфред-стрит на Джамайка-Плейнс есть большой двор. Пришли его туда завтра в четыре утра. – В четыре утра? Жирдяя Тони? – Его. Парня с жирком,– подтвердил Джим Галлахан. – Ладно, только Жирдяй Тони ничего не знает. Он просто на подхвате. Он ни с кем не связан. – Все равно пришли. – Идет. Бензини повесил трубку и пожал плечами. "С жирком"? Так, кажется, говорят про бифштексы. Впрочем, какая разница? Весь мир сошел с ума. Хорошо хоть, что Норт-энд остается прежним. Здесь все пока в своем уме. А остальные съехали с катушек. Сегодня ФБР подавай сведения об ученой-еврейке, которая, по их мнению, ест людей. Назавтра они ничего не хотят знать. А ведь он лично звонил Галлахану, чтобы убедить его перестать разыскивать одного человека, а искать по меньшей мере четверых-пятерых. Это безумие с выгрызанием животов – дело рук (и зубов) нескольких человек. Слишком в разных концах города это происходило, и слишком близко по времени. Его версия – не меньше 4-5 человек. А что ответили эти психи из ФБР? Да они слушать об этом не захотели, не сойти ему с места! Сегодня подавай им все, завтра – ничего. А потом давай ищи парня с разодранной глоткой... Или гони Жирдяя Тони в 4 утра на Джамайка-Плейнс. Джиму это все равно, что заказать ужин в ресторане. "Мы так много работаем на федеральные власти, что впору получать за это зарплату",– говаривал Сал Бензини, хотя ему было вовсе не смешно. Нужного ей человека миссис Тьюмалти увидела за рулем машины. Она и не думала беспокоиться за свою безопасность. Это была степенная, достойная черная машина, а управлял ей никто иной, как человек по фамилии Галлахан, а его все знают: его мать происходила из Керри, лучшего графства во всей Ирландии, хотя в отце было что-то от уроженца Корка. Но нельзя же ожидать от одного человека сразу всех достоинств! Всем известно, что он проработал в ФБР много лет и достиг видного поста, из чего следует, что даже безбожники-протестанты, заправляющие в стране, не могут удержать внизу славного потомка выходцев из Керри. – Только мы едем не в отделение ФБР. – Дорогой мой, куда бы мы ни ехали, с сыном женщины из графства Керри я чувствую себя совершенно спокойно. О, вы просто не знаете, что творится в Бостоне из-за этих иностранцев! Даже в моем доме их уже двое. Один – китаец. А я сдаю ему квартиру, беру у него деньги. Он бы поступил со мной так же или еще хуже, если бы я попала в Китай, верно? – Конечно,– ответил Джим Галлахан. Он уже чувствовал запах жирного пряного соуса. Он узнал ее домашний адрес и получил полные объяснения насчет квартиры на верхнем этаже: куда выходят окна, где стоит кровать с раненым, что за дома вокруг и насколько шумный у нее район. – Шум есть – от выходцев из Майо,– сказала она, имея в виду графство, не идущее ни в какое сравнение с графством Керри. Славный ирландский парень действительно привез ее не в отделение ФБР, а на какой-то старый склад, где даже средь бела дня царил сумрак. Она поежилась, по коже у нее побежали мурашки. Он и впрямь облизывается или у него на губах лихорадка? На складе она увидала людей, которые явно не имели отношения к федеральным властям. Она почувствовала себя первой христианкой, брошенной на глазах у публики на римскую арену. Наверное, здесь все страдают лихорадкой... Пахло на складе странно, совсем как в хлеву в Керри. Она посмотрела на Галлахана, ища у него поддержки. Он беседовал с блондинкой с умопомрачительными грудями, в постыдном обтягивающем платье черно-желтой расцветки, напялить которое могла только еврейка. Видимо, с ней недавно произошел несчастный случай, потому что правая сторона ее лица была перевязана бинтом. Миссис Тьюмалти прислушалась к негромким разговорам обступивших ее людей. Когда она разобралась, о чем идет речь, у нес отлегло от сердца. Разве люди, обсуждающие обеденное меню, могут представлять опасность? – Что Галлахан привез на обед?– спросил кто-то. – Похоже, ирландское рагу,– был ответ. – Все лучше, чем вчерашняя кошерная еда. – А мне нравятся французы. Во французах есть тонкость? – Только после ванны.... – Значит, французами тебе придется довольствоваться только два раза в год. – А мне ежедневно подавай темное мясо. – Оно ничем не сочнее белого... – Нет ничего лучше грудки белой англо-саксонки, протестантки – БАСП. Миссис Тьюмалти улыбалась. Она никогда не слышала про блюдо "грудка БАСП", но не сомневалась, что это вкуснятина в растопленном масле, без чеснока, из тех, что превращают человека в сексуального маньяка, если лакомиться ими регулярно. Потом она увидела, как агент Галлахан отвесил женщине с роскошными формами поклон. Это был обыкновенный поклон, но в конце он подобострастно подставил ей шею. Она удивилась такой покорности со стороны парня из Керри с ясными голубыми глазами, чей перебитый нос свидетельствовал, что его обладатель не отступал в свое время даже перед увесистым кулаком. Он направился к ней, остальные встали кругом. Миссис Тьюмалти не сомневалась, что перед ней переодетые агенты, потому что у агентов в телепередаче об ограблении банка африканцами тоже были лучезарные башмаки, аккуратные костюмы и желтые плащи, а агенты в реальной жизни одеваются точно так же, как по телевизору. Парень из Керри положил руку ей на плечо. Он улыбнулся, и миссис Тьюмалти улыбнулась ему в ответ. Парень из Керри опустил голову. Боже правый, что он делает? Миссис Тьюмалти почувствовала у себя на груди его жесткие губы. Нет, парни из Керри так себя не ведут. Скорее, перед ней развратник-иностранец в гриме. Внезапно ее пронзила страшная боль. Колени подогнулись, дыхание прервалось. Ее рвали на части, но она как бы наблюдала за этим со стороны. У нее было такое чувство, словно она спускается в огромную черную пещеру, заходит все глубже, в кромешную тьму. Это походило на ту тьму, из которой она вышла очень, очень давно. До нее донесся голос ее матери: мать наказывала ей не задерживаться... В пещере она видела сон. Ей снилось, что она покидает собственное тело. Над ее телом стоял парень из Керри с испачканным кровью лицом; все остальные тоже насыщались ее старым, усталым телом, и лица у них были в крови, как у каннибалов. Блондинка с грудями присоединилась к едокам. Миссис Тьюмалти возвращалась домой, к маме. "Тут будут только люди из Керри?– спросила она мать.– Нет, дорогая, всякие.– Вот и хорошо,– сказала миссис Тьюмалти во сне". Теперь, когда утратила значение плоть, происхождение добрых людей, с которыми ей предстояло встретиться, тоже не имело никакого значения. Они будут просто добрыми людьми. Все остальное было отныне неважно. Когда лакомые кусочки ее тела были объедены до костей, кости вылизаны, а остальное – связки и сухожилия – брошено в зеленый мусорный бак, Шийла Файнберг обратилась к своей стае, занятой облизыванием морд. – Джим нашел нужного мне самца человека. Я рожу от него, и наш вид возвысится благодаря гибридизации. Этот мужчина – лучший в своем виде, он даже сильнее нас. Джим его нашел. Однако поймать его будет нелегким делом. – А мы его съедим? Ну, когда ты получишь его сперму? Вопрос был задан бухгалтером из крупной страховой компании, который сейчас обсасывал ноготь. Чужой. – Возможно,– ответила Шийла.– Но он – лучший среди людей. Даже поймать его будет очень непросто. Галлахана осенило. – Вдруг он – не просто человек? Вдруг он получен в результате эксперимента, как ты? Шийла покачала головой. – Нет. Я в курсе всех экспериментов. Такого никто никогда не делал. – А в другой стране?– не унимался Галлахан.– Вдруг его сделали коммунисты, а он сбежал? – Нет. Мы – единственные в своем роде. На какое-то время на складе воцарилась печаль. Души присутствующих остались непоколебленными, однако до них словно донеслось эхо того, чего не будет никогда. Все молчали. – Эй, друзья!– вспомнил Галлахан.– В четыре утра во дворе на Альфредстрит нас ждет итальянский ужин. Парня зовут Жирдяй Тони. Уж очень хорош, с жирком! Сообщение было встречено одобрительным смехом. Шийла сказала, что четыре часа утра – самое правильное время для охоты на человека. -А как насчет китайца?– спросил бухгалтер. Это вызвало новые шутки: откуда он – из Кантона или из Шанхая, ведь это разные китайские кухни. Однако Шийла, у которой было больше, чем у остальных, опыта как у особи нового вида, уловила в себе сильнейшее из чувств, доступных зверю. Этим чувством был страх. Инстинкт подсказывал Шийле, что человек, тонкокожее существо с дряблыми мускулами, человек прямоходящий, отличающийся медлительностью, живущий стаями и занимающийся строительством именно для того, чтобы оградить свою худосочность, стал властелином мира не по случайности, а благодаря своему превосходству. Да, Шийла могла напасть со своей стаей на отдельную особь, но отдельные особи всегда подвержены нападению. Разве самки человека не слабее самцов? И дети до пятнадцати лет. Человек, переваливший через сорокалетний рубеж, начинает утрачивать даже прежнюю силу. Однако люди правят миром, а звери сидят в клетках, чем доставляют удовольствие зевакам. Нет, старик опасен. Все не так просто, как кажется Галлахану. По какой-то причине – Шийла объясняла это инстинктом, унаследованным от тигра-людоеда,– она опасалась тщедушного старичка-азиата даже больше, чем молодого мужчину. Галлахан передал слова съеденной Тьюмалти о том, что азиат очень стар. Однако он запросто поднял молодого по лестнице. Когда она думала о старике, ее охватывал страх, похожий на отдаленный рокот барабанов и еще какой-то шум. После трансформации она не видела снов. Однако на складе, пока все ждали начала охоты в квартире миссис Тьюмалти, ей приснился сон, хотя она не засыпала. Это походило на галлюцинацию. В ней были запахи и звуки. В конце длинной-предлинной долины стоял человечек, казавшийся лакомой добычей. Однако он не был таковым. Он был спокойнее тех, кого они задрали. Он был самым совершенным из всех людей, посланным своим видом, чтобы покончить с Шийлой и ее породой. Китайский обед? И думать забудьте! Она все еще надеялась, что стае удастся сохранить одного из двоих хоть молодого, хоть старого – на развод. Однако она не исключала, что им придется отказаться от такой роскоши. В квартире на верхнем этаже дома миссис Тьюмалти Чиун хлопнул Римо по руке. Темнело. Три вечера подряд Чиун наводил в комнате какай-то хитрый порядок. – Не расчесывай раны,– сказал Чиун. – Значит, я вообще не должен к себе прикасаться. Здорово мне досталось! – Царапины! А болит потому, что заживает. Мертвые не ведают боли, в отличие от живых. Чиун снова шлепнул пациента по руке. – Чешется! – Отвратительно!– скривился Чиун.– Стыд-позор! Римо знал, что Чиун имеет в виду не то, что у него чешутся раны. Последние семь часов, те есть все время с тех пор, как у Римо восстановилась способность соображать и верно понимать звуки и слова, Чиун без устали твердил ему, какой это позор для человека, имеющего отношение к Синанджу,– получить этакую трепку. По словам Чиуна, ему самому было непонятно, зачем он так старается поставить Римо на ноги. – Чтобы ты опять меня опозорил? Знаешь ли ты, что едва не позволил себя убить? Тебе это известно? Мы не теряли Мастера на протяжении девятисот лет? Тебе все равно, что будет с моей репутацией? Римо пытался возразить, что столкнулся с небывалым противником, однако Чиун ничего не хотел слышать. – Ты хотел погибнуть? Хотел сыграть со мной злую шутку? Почему? Я скажу тебе, почему... – Но, папочка...– слабо отбивался Римо. – Тихо,– оборвал его Чиун.– Ты хотел так поступить со мной из-за моего снисходительного характера. Я согласился расстаться с центрифугой, которую мечтал привезти домой, в Синанджу, как образец волшебства белых. Раз я согласился, причем с готовностью, ты вообразил, что можешь умереть и тем нанести мне сокрушительный удар. Кому какое дело? Пускай ласковый, щедрый, любящий, достойный глупец Чиун войдет в историю как "Тот, кто потерял ученика". – Но... – Я проявлял излишнюю снисходительность. Излишнее благородство. Я был готов отдать все без остатка. А взамен получаю беспечное отношение к плодам своих усилий. А все почему, почему? Потому, что я слишком щедр. Выражаясь твоим языком, я – слабохарактерный человек. Безвольный! Славный Чиун, ласковый Чиун, милый Чиун! А окружающий мир только того и ждет, чтобы воспользоваться его мягкотелостью. Чиун в очередной раз шлепнул Римо по руке, готовившейся расчесывать рану, и умолк. Римо знал, что гнев разобрал Чиуна только после того, как он, Римо, пришел в сознание и смог говорить. Он помнил ласковые, утешительные речи, доносившиеся до него в бреду, пока Чиун лечил его травами. Его спасли самые умелые руки из всех, способных убивать или исцелять. Западным докторам было неведомо то, что знали в Синанджу: убивает не столько сама рана, сколько внезапность ее нанесения или множественность ран. Человеческий организм обладает способностью к самовосстановлению. Одна болезнь или повреждение одного органа устраняется самим организмом, если у него хватает времени, чтобы отреагировать. Лезвие, проникающее в мозг, убивает. Однако если это проникновение займет целый год, то мозг успеет образовать вокруг лезвия оболочку, он примет лезвие, попытается либо отторгнуть его, либо сжиться с посторонним телом. Если чудесному человеческому организму приходится отзываться на травму слишком быстро, то дело обстоит худо. С двумя вторжениями одновременно организм тоже не справится. Вот почему вскрытия показывают то, что Синанджу известно и без них: для того, чтобы умереть, человек должен получить множественные ранения или поражения нескольких органов. Это знание лежало в основе медицины Синанджу. Лечение состояло в том, чтобы позволить организму справляться со своими бедами по очереди. На это был нацелен каждый сеанс массажа, каждый травяной отвар. Чиун, пользуясь помощью Римо, когда тот приходил в сознание, лечил сначала одно, а потом принимался за другое. Великая тайна лечения людей заключается в том, что выздоравливают не сами люди, а их тела. Хорошее лекарство и операция просто мобилизует человеческий организм, чтобы он сделал то, на что запрограммирован: помог самому себе. Благодаря натренированной за долгие годы нервной системе тело Римо справилось с этой задачей лучше, чем это вышло бы у любого другого человека на земле, за исключением самого Чиуна, правящего Мастера Синанджу. Поэтому Римо выжил. Однако наступала ночь, а с ней – опасность. Римо задавал себе вопрос: к чему так тщательно готовится Чиун?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Жирдяй Тони получил отсрочку приговора: вместо него Шийла Файнберг и ее тигриное племя решили сперва приняться в четыре утра за Римо и Чиуна. Пропахшая отбросами улица в бостонском Саут-энде была мертвенно тиха. Шийла и ее стая целый час бесшумно бродили вокруг дома миссис Тьюмадти, неуклонно сжимая кольцо. В квартире на верхнем этаже Римо с любопытством наблюдал за приготовлениями Чиуна. Хитроумный азиат оторвал от кухонной табуретки деревянное днище и вручную разломал его на четыре одинаковые дощечки. Потом он воткнул в середину каждой дощечки по кухонному ножу и подвесил дощечки на веревочках в каждом из четырех окон квартиры, так, чтобы острие ножа касалось стекла. В холле перед дверью в квартиру Чиун высыпал на пол коробочку черного молотого перца. Римо накрыл голову подушкой. – Очень интересно,– донеслось из-под подушки.– Но почему бы нам просто не сбежать? – Потому что тогда мы столкнемся с ними нос к носу. Если они нападут первыми, то мы будем знать, откуда происходит угроза и в каком направлении спасаться. – Слишком много возни из-за противника, который, по твоим же словам, не стоит уважения,– сказал Римо.– Их появление в твоих интересах, иначе тебе придется держать ответ за весь этот бардак перед миссис Гихулиган... или как там кличут эту ирландскую мегеру. – Они обязательно появятся,– заверил его Чиун, сидевший рядом с кроватью на стуле с прямой спинкой.– Они уже сейчас под окнами. Разве ты не слышишь? Римо помотал годовой. – Как медленно ты поправляешься! И как быстро теряешь чутье и сноровку! Они здесь. Они находятся здесь уже час. Скоро они нападут. Он вытянул руку с длинными ногтями и потрогал горло Римо. Западные врачи называют это "проверкой пульса"; Чиун называл это "прислушаться к часам жизни". По примеру Римо он тоже покачал головой. – Будем ждать. Римо закрыл глаза. Наконец-то до него дошло. Если бы Чиун хотел просто спастись, он бы мог исчезнуть в любой момент. Но он боялся, что не прорвется через тигров Шийлы Файнберг, имея в качестве дополнительного багажа Римо. Поэтому он остался с Римо, уступил людям-тиграм привилегию напасть первыми, рискуя жизнью и надеясь, что хитроумный маневр позволит ему унести ноги. Вместе с Римо. Выживание было сутью искусства Синанджу, однако истинное искусство требует целеустремленности. Выжить и при этом спасти чемодан – гораздо труднее. В случае, если вспыхнет сражение, Римо будет не более полезен Чиуну, чем такой чемодан. Внезапно Римо отчаянно захотелось покурить. Это было не просто воспоминание об оставшейся далеко в прошлом привычке, а болезненная тяга, от которой пересохло во рту. Он потряс головой, чтобы прийти в себя, а потом дотронулся до руки Чиуна. Старик взглянул на него. – Спасибо,– сказал Римо. Двоим единственным на земле Мастерам Синанджу не требовалось много слов. Чиун сказал: – Обойдемся без сантиментов. Что бы ни утверждала легенда, эти ночные тигры скоро узнают, что их ждут не беспомощные бараны. – Легенда? Какая еще легенда?– спросил Римо, прищурившись. – В другой раз. А пока прекрати болтовню. Они приближаются. Внизу доктор Шийла Файнберг, бакалавр естественных наук, магистр, почесала за левым ухом и хищным шепотом отдала последнее приказание: – Молодого оставить на развод. Если падет старый, не пожирайте его тут же. Если останки найдут, у нас будет еще больше неприятностей. Не жрать его прямо здесь! Сохраните мне молодого! Повинуясь ее кивку, от стаи отделился мужчина. Его задача заключалась в том, чтобы отрезать жертвам единственный путь к отступлению. Остальные шестеро стали медленно приближаться к дому. Не дожидаясь команды, они, повинуясь инстинкту, разбились на три пары и принялись тщательно принюхиваться. Если не считать глухого урчания, исторгаемого их глотками, они издавали не больше шума, чем уносимые ветерком кленовые листья. Двое начали карабкаться по задней пожарной лестнице, еще двое – по передней. Шийла Файнберг, сопровождаемая еще одной женщиной, сорвала с двери замок и стала подниматься по лестнице. Чиун прикрыл ладонью рот Римо. Через минуту он опять позволил ему дышать. – Их шестеро,– сказал он.– Поднимайся, надо готовиться к бегству. Римо поднялся. В ту же секунду его голову обручем сдавила адская боль. Горло и живот, заживая после ран, нанесенных Шийлой Файнберг, казались кровавыми сгустками страдания, которому не дает прорваться тонкая оболочка кожи. Он слегка пошатнулся и глубоко задышал, когда Чиун легонько подтолкнул его в угол комнаты, поближе к окошку, выходящему на пожарную лестницу. Чиун быстро зажег три свечки, поставил их в центре комнаты и погасил свет. – Зачем тебе свечи, Чиун?– спросил Римо. -Тсс! Они стали ждать. Ждать пришлось недолго. Миссис Марджери Биллингем, председатель благотворительного комитета римско-католического храма Святого Алоиза, была сорокалетней женщиной, которую на протяжении последнего десятилетия беспокоили следующие проблемы, в порядке убывания: беспутство мужа, морщины вокруг глаз и лишние десять фунтов собственного веса. Теперь морщины пропали, а лишние десять фунтов были побеждены новой сугубо мясной диетой. Муж ее больше не беспокоил: если он опять что-нибудь выкинет, она его попросту съест. Миссис Марджери Биллингем ворвалась в комнату первой. Она разбила стекло бокового окна и издала победный рык, похожий на рев лесного пожара. Однако этот звук сразу перешел в визг: приготовленный Чиуном нож проткнул ей грудь и, не встретив на пути залегавшего здесь когда-то жирка, сразу достиг сердца. На ее животный скулеж, возвещающий о смерти, ответило рычание из двери и заднего окна. Из-за входной двери раздалось громкое чихание. Чиун зашел Римо за спину и взял его за руку. В разбитом боковом окне возник второй силуэт. Рука Чиуна в синем рукаве кимоно схватила незваного гостя за горло. Он переместил женщину в комнату, словно она была легче комка бумаги, предназначенного для мусорной корзины. Женщина приземлилась на все четыре конечности, как кошка. Она с шипением повернулась к Римо и Чиуну, но тут ее тело спохватилось, что из горла хлещет кровь, и покатилось по полу, опрокидывая свечи одну за другой. Горячий воск закапал на старую газету, и пропитавшаяся воском бумага вспыхнула ярким пламенем. В ту же секунду Чиун подтолкнул Римо к провалу окна. – Наверх!– приказал он. Римо полез по железным ступенькам на крышу. Чиун задержался в окне, прикрывая бегство Римо. Входная дверь распахнулась, и в комнате очутилась Шийла Файнберг. В то же мгновение открылось заднее окно, и на пол спрыгнули еще двое с искаженными злобой лицами и оскаленными зубами. Их зловещий вид усугубляло пламя, быстро распространявшееся по комнате. За спиной Шийлы Файнберг появилась еще одна женщина. Все четверо приросли к месту. Пожар, начавшийся на полу, перекинулся на простыню, а оттуда на клок ваты, пропитанный пальмовым маслом, которым Чиун промывал раны Римо. Сухие обои позади кровати занялись мгновенно. Комнату озарило ослепительное пламя с багровыми, желтыми и синими сполохами. Четверка людейтигров шагнула было вперед, в направлении Чиуна, то есть к собственной гибели, однако жар пламени задержал их. Чиун полез по лестнице следом за Римо. У него за спиной бушевал пожар, уже обдававший жаром улицу. Перемахнув через деревянное ограждение крыши, Чиун посмотрел вниз и увидел языки пламени, выбивающиеся из только что покинутого им окна. До его слуха и до слуха близкого к обмороку Римо донеслось огорченное кошачье мяуканье. Римо отдувался, как толстяк, которого заставили таскать тяжести. – Они не последуют за нами,– сказал ему Чиун.– Мы переберемся на соседнее здание, а потом слезем с крыши. Ты способен двигаться, сынок?спросил он почти ласково. – Показывай дорогу,– откликнулся Римо с бодрой уверенностью, каковой на самом деле не испытывал. Болели ноги от стремительного карабканья по лестнице, руки еще не отошли после напряжения, потребовавшегося, чтобы перевалиться через ограждение. В животе было такое чувство, словно по нему весь день долбили молотками, раны опять набухли кровью. Оставалось надеяться, что это здание и соседнее расположены рядом друг с другом. Если расстояние окажется больше одного шага, то для него это будет непреодолимая пропасть. Расстояние оказалось равным одному шагу. Чиун перешагнул на соседнюю крышу первым и уже повернулся, чтобы подать Римо руку, но не стал подавать руки, а замер. Его взгляд был устремлен в дальний угол крыши, туда, где царила непроглядная темень. Римо посмотрел туда же и тоже увидел опасность. Им нечего было делать на соседней крыше, потому что по ней перемещались две светлые точки. Это были глаза. Кошачьи глаза. Чиун поднял руки. Синие рукава кимоно упали и повисли по бокам. Две точки быстро перемещались. Когда они поднялись над крышей, это означало, что человек-тигр выпрямился. Напрягая зрение, можно было различить его силуэт на фоне ночного неба. Издав звук, сочетавший торжествующий смех и радостное мурлыканье, он устремился к людям. Джеймс Галлахан, заместитель начальника бостонского управления Федерального бюро расследований, сказал Чиуну: – Из тебя получится ужин. Он медленно приближался к середине крыши, двигаясь бесшумно, несмотря на изрядный вес. Чиун прирос к месту. Руки его остались поднятыми, словно так он мог лучше уберечь Римо. – Если ты – не человек, значит, ты – меньше, чем человек,– негромко проговорил Чиун.– Оставь нас, тварь. – Я оставлю после вас одни кости,– сказал Галлахан и рассмеялся во все горло. И бросился на Чиуна. Животная хитрость подсказала ему, что старый азиат уклонится, и тогда он, проскочив мимо, перепрыгнет на крышу соседнего дома и схватит молодого врага, чтобы использовать его как прикрытие и как заложника. Но Чиун не уклонился. Руки в кимоно замелькали, как лопасти ветряной мельницы в бурю. Вытянутая рука Галлахана громко треснула, не выдержав соприкосновения с тонкой, костлявой рукой Чиуна. Галлахан отпрянул, взревел и снова ринулся на врага. Он собирался опрокинуть его здоровой рукой, а потом впиться ему в глотку острыми зубами... Из-за спины Римо доносился рев набирающего силу пожара. В узкую щель между домами вырвался из окошка язык пламени. Галлахан уже почти настиг Чиуна. Его правая рука была вытянута вперед, пальцы скрючены, словно он владел кунг-фу. Казалось, еще мгновение – и он придавит щуплого Чиуна своим весом. Потом раздалось негромкое похрустывание. Римо знал, что с таким звуком ломаются пальцы. Чиун отодвинулся, и тело Галлахана, увлекаемое инерцией, оказалось на самом краю крыши. Римо успел заметить, что рот Галлахана остался разинутым, словно он все еще готов был вонзить зубы в жертву. Римо поймал себя на странном чувстве. Он стал Мастером Синанджу, способным решать участь людей, однако остался цивилизованным человеком и в качестве такового оказался лицом к лицу с врагом, равным по кровожадности последнему исчадию джунглей. Новое для Римо чувство именовалось страхом. Однако подумать об этом хорошенько он не успел. Прежде чем тело Галлахана ударилось об асфальт внизу, Чиун помог Римо перебраться на следующую крышу. Издалека послышались сирены пожарных машин. Этот звук замер вдали, когда такси уносило их к городской окраине. Прижавшись к жесткой спинке сиденья, Римо зажмурился. Чиун напряженно оглядывался, словно боялся увидеть через заднее стекло стаю диких зверей, пустившихся в погоню за такси номер 2763-В, пятьдесят центов за первые полмили, пятнадцать за каждые последующие четыреста ярдов. Если не пользоваться групповым тарифом. Чуть позже Чиун осторожно положил Римо на кровать в номере мотеля и сообщил: – Опасность миновала. – Не так уж они страшны, Чиун. Ты с ними запросто справился,– сказал Римо. Чиун печально покачал головой. – Они тигры, но еще не взрослые. Вот когда они возмужают, нам будет, чего бояться. Но это неважно: нас здесь уже не будет. Римо повернул голову, и этого движения было достаточно, чтобы дала о себе знать боль в его порванном горле. – Где же мы будем? – Не здесь,– повторил Чиун, как будто это было исчерпывающим объяснением. – Это я уже слышал. – Нам пора уезжать. Мы сделали все, что могли, для этой вашей -конституции, а теперь нам пора заняться собственными делами. – Чиун, это тоже наше дело. Если эти люди... эти твари будут так ужасны, когда возмужают, как ты предрекаешь, то их надо остановить прямо сейчас. Иначе мы нище не будем чувствовать себя в безопасности. Выражение лица Чиуна убедило Римо, что тому нечем опровергнуть его логику. Однако Чиун упрямо повторил: – Мы уезжаем. – Погоди. Наверное, это связано с легендой? – Тебе надо отдыхать. – Сперва я хочу послушать легенду. – Почему, когда я хочу, чтобы ты вник в древнюю мудрость Синанджу, почитал старинные тексты, впитал историю, ты не обращаешь на меня внимания, а теперь пристаешь ко мне с тупыми вопросами о какой-то ерунде, о легенде? – Легенда – ерунда?– удивился Римо. – Подозреваю, что ты не уймешься, пока я не удовлетворю твое дурацкое любопытство. – Ловлю тебя на слове, папочка. Подавай свою легенду! – Как хочешь. Но учти, легенды подобны старым картам. Им не всегда можно доверять. Мир меняется. – А Синанджу живет вечно,– сказал Римо.-Легенда! Чиун вздохнул. – Это одна из наших наименее важных легенд, поскольку касается она ни на что не годных людей. – Значит, меня,– сказал Римо. Чиун кивнул. – Иногда ты схватываешь прямо на лету. Это всегда удивляет меня. – Не тяни, Чиун. – Ладно.– Он невнятно забубнил что-то по-корейски. – По-английски? – Легенды, рассказываемые по-английски, теряют всю прелесть. – А когда я слушаю их по-корейски, то до меня не доходит смысл. Пожалуйста, расскажи по-английски. – Только за твое "пожалуйста". Как тебе известно, ты – Шива, разрушитель-Дестроер. – Я еще не решил, верить этому или нет,– сказал Римо. – Понятно. Но я говорил, что легенда глупая и не стоит того, чтобы тратить на нее время. – А ты попробуй. – Тогда лежи тихо и не перебивай. Чья это легенда, в конце концов? Ты – Шива, Дестроер, воплощение бога разрушения. – Точно,– согласился Римо.– Никто иной, как Шива. Это я. Чиун бросил на него взгляд, от которого покоробилось бы пуленепробиваемое стекло. Римо прикрыл глаза. – Ты не всегда был Шивой. Рассказывают о Мастере Синанджу, мудром, добром, мягком человеке... – То есть о тебе. – Мягком и добром, чьей добротой все пользуются. Он находит среди белых варваров человека, который побывал в царстве мертвых. Это создание мертвый ночной тигр, которого воскрешает Мастер Синанджу. – Когда я заделался богом? Самое мое любимое место! – Только после того, как Мастер Синанджу поделился с тобой своей мудростью, ты стал Шивой. Но вообще это – всего лишь легенда. Римо, "умерший" на поддельном электрическом стуле, будучи обвиненным в убийстве, которого не совершал, был воскрешен для работы на КЮРЕ в качестве человека, которого никогда не существовало. Он кивнул. – Легенда гласит, что ты еще раньше прошел через смерть и теперь можешь быть предан смерти только...– Чиун осекся. – Только кем, Чиун?– спросил Римо. – В этой части легенда звучит туманно.– Чиун пожал плечами.– Только подобными мне или тебе. Превозмогая боль в животе, Римо повернулся на бок, чтобы посмотреть на Чиуна в упор. – Что еще за чертовщина? Подобными тебе и мне? То есть белым или желтым? Получается, что меня могут укокошить две трети землян. – Не совсем так,– возразил Чиун.– Легенда звучит более конкретно. – Тогда переходи к конкретике. В каком смысле "подобными мне или тебе"? – Подобные мне – это уроженцы деревни Синанджу. Даже самый ничтожный выходец из моей скромной деревни, появись у него такая возможность, может лишить тебя жизни. Это надо учитывать, поскольку ты стал таким, каким стал. – Авторский комментарий... Ладно, а кто такие "подобные мне"? Бывшие полицейские, ложно обвиненные в убийстве? Государственные служащие? Любой житель города Ньюарка, штат Нью-Джерси? Кто такие "мне подобные"? – Не они,– сказал Чиун. – Тогда кто? – Напрасно ты ищешь среди людей. Легенда гласит, что даже Шива должен соблюдать осторожность, когда оказывается в джунглях, где прячутся другие ночные тигры. – И ты считаешь, что эта доктор Файнберг со своей бандой вампиров?.. – Пока они детеныши, Римо. Но мне не хотелось бы, чтобы ты оставался здесь, когда они подрастут. – Чиун, это самая дурацкая белиберда из всего, что мне когда-либо доводилось слышать! – Я рад, что ты так это воспринимаешь, Римо. Когда ты немного поправишься, мы переедем туда, где сможем обсудить это подробнее. Подальше отсюда. Римо внезапно охватила такая усталость, что он не нашел сил ответить. Он закрыл глаза и заснул. Последняя посетившая его мысль относилась не к Шийле Файнберг с ее стаей, а к сигарете: ему опять зверски хотелось курить. Сигарета без фильтра, полная разъедающих легкие смол и убийственного никотина...