Текст книги "Повелитель земного предела (Крестный сын Мерлина - 1)"

Автор книги: Уорнер Мунн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Мы продолжали наш путь в тумане, уходя все дальше от моря, и сколько мы могли слышать, за спиной нашей журчал тот мелодичный приятный смех, от которого кровь стыла в жилах.

СПЯЩИЙ И ПРОВИДЕЦ

Нет нужды, мой Император, утомлять тебя сухим подробным описанием всех наших разговоров, мыслей и действий в последующие дни. Не за тем я пишу тебе. Скажу только, что несколько ночей мы тайно пробирались по вражеской территории, подбирая в дороге отставших от войска солдат. Наконец численность нашего отряда выросла до сорока человек, и мы смогли идти открыто при свете дня Путь наш лежал к родной провинции Артура, Лайонессу, ибо король часто выражал желание быть похороненным в его родном селении Авалоне. В пути мы дважды вступали в бой с бродячими отрядами саксов. Но неподалеку от Лайонесса нам повстречались обезумевшие от ужаса беженцы, спасающиеся от угрозы, более страшной, чем морские разбойники – от самого моря! Ибо, по их словам, плодородная и многолюдная провинция Лайонесс накануне рокового сражения на поле Камлан погрузилась в море!

Да, шестьдесят селений и деревень – в том числе и Авалон Артура – с церквями, домами и веем населением лежали под водой, и ничто не напоминало об их существовании, кроме нескольких вершин холмов, видневшихся над поверхностью мутного желтого моря.

– Ты думаешь, это Вивиана? – спросил я Мерлина.

Он молча кивнул, а девять его бардов ответствовали "Увы!" голосами, торжественными, как звон затонувших колоколов.

Мы поспешили сквозь густой лес и вышли к заросшей кустарником низине, куда прибывающей водой вынесло трупы людей, коров и множество дохлой рыбы, убитой подводными взрывами, которые сопровождали потоп.

Мерлин вел нас к какой-то намеченной им цели, мы двигались следом: впереди шли девять бардов, за ними я, ведя под уздцы коня с телом Артура бездыханным и пожелтевшим, но теплым и гибким, – а замыкали шествие легионеры, которые признали во мне военачальника, хотя лишь двое из них принадлежали моей центурии, остальных же я видел впервые.

Из леса мы вышли к огромной белой скале и, взобравшись на нее, устроили привал. Долго смотрели мы на затопленную землю, погубленную колдовством и злобой, и следили за тем, как поднимается вода, отрезая нас от внешнего мира. Мерлин же сидел поодаль, погруженный в раздумья о будущем.

С началом отлива мы спустились вниз, оставив провидца наедине со спящим королем. На опушке рокового леса мы разбили лагерь и ждали – три дня. Все это время над вершиной горы висело густое черное облако, не похожее ни на туман, ни на дым, которое даже под яростными порывами ветра оставалось неподвижным, – и те из нас, кто отличался острым слухом, утверждали, что слышат доносящееся из тучи бормотание на некоем незнакомом наречии. Также, согласно их заверениям, они слышали, как разнообразные невидимые существа проносятся над нами в воздухе и спешно устремляются к вершине горы, переговариваясь между собой в пути.

Что же касается меня, то я ничего такого не слышал – и по моему мнению, шумы эти свидетельствовали всего лишь о действии вулканических сил, все еще продолжавшемся в районе затопленной провинции.

Наконец Мерлин спустился к нам, и облако исчезло – как сам Артур, и слава, и честь его царствования. Где упокоился король с зажатым в руке славным мечом Калибурном, Мерлин не сказал; сказал лишь, что место это безопасное, и там никто не найдет Артура до тех пор, пока не придет время его пробуждения.

Так не волнуйся же о спасителе Британии, о, мой Император! Ибо Мерлин-мудрец уверил меня, что в один прекрасный день Артур восстанет ото сна! И будет великая война, примут в ней участие все племена, имеющие хоть каплю британской крови. Тогда проснется Артур, возвестит о себе и поразит Калибурном врагов Британии. И окончится война, и вечный мир воцарится на всей земле!

Так сказал нам Мерлин. И поведал также, что написал все это неподвластными времени кимрийскими, огамическими и латинскими письменами на стенах обители Артура, и закрыл вход в нее искусно подогнанным к отверстию камнем, на коем начертал:

"Здесь покоится Артур. Король в прошлом и король в будущем".

Но, о, Император! – если сейчас Британия вновь занята римскими легионами" то, дабы ни у кого не возникло соблазна разыскать сию тайную обитель и проникнуть в нее, предупреждаю: Мерлин поставил там стражей. Артур не может и не должен пробудиться прежде назначенного срока. Об этом заботятся стражи. Это не люди: они никогда не спят и не отдыхают, не едят и не пьют, не устают, ничего не забывают и никогда не умирают! Они должны следить за тем, чтобы печать на входе в пещеру оставалась нерушимой. Берегись! Стражи опасны и будут ждать, как повелел им Мерлин, пробуждения Артура – наступит ли оно через тысячу лет или через три тысячи. Не знаю, да и не наше это дело. Но там они, Хранители – Стражи!

На следующее утро мы вновь двинулись в путь, направляясь вдоль берега на запад, и спустя некоторое время достигли последней границы Британской земли, дальше за которой простирался лишь бескрайний океан. Здесь, на самом краю высокого скалистого обрыва покоился огромный валун, так хитро уравновешенный, что его легко можно было покачнуть прикосновением руки – но и множество быков не смогло бы сдвинуть камень с места. Впрочем, при желании его можно было приподнять при помощи разнообразных рычагов.

Из-под своих одеяний Мерлин извлек заранее приготовленную бронзовую табличку, содержащую повествование обо всем, что с нами случилось, наставления для входящего в Королевские покои и предупреждение для опрометчивых.

Снова мы оставили провидца одного; снова сгустилось над скалой черное облако, и издалека мы узрели чудо, не поддающееся объяснению. Огромный тяжелый валун поднялся в воздух на высоту человеческого роста!

Эта работа, едва ли посильная Титану, была произведена бесшумно и с очевидной легкостью. Насколько мы могли судить, Мерлин просто дотронулся до валуна – и тот взмыл вверх.

Наклонившись, Мерлин положил пластинку под камень, и тот опустился на место, дабы надежно хранить тайну до того времени, которое Мерлин по возвращении к нам описал следующим образом.

– Когда наступит миг пробуждения Артура, содрогнется земля, качающийся камень рухнет с обрыва, и Лайонесс поднимется из моря. Тогда, согласно моему видению, люди найдут спрятанное мной послание, прочитают его, постигнут и повинуются моим указаниям. Когда же затопленные ныне земли станут достаточно плодородными для того, чтобы в Авалоне вновь зацвели яблони, то порой цветения яблонь люди войдут в покои спящего, разбудят его, не страшась Стражей, – и век мира наступит на земле.

Тебе, мой Император, все это может показаться фантастическим, но ты бы ни на минуту не усомнился в словах старца, когда бы слышал их собственными ушами. Ты можешь подумать, что Мерлин был колдуном и действительно, временами мудрец прибегал к колдовству (как будет видно дальше), но страшился этого чрезвычайно. Христианские убеждения Мерлина боролись с его друидическими знаниями, и он чувствовал, что применение черной магии чревато для него адским пламенем.

Мерлин был наследником всего утерянного знания древних, и колдовство его большей частью состояло из ловких трюков, имеющих совершенно естественные объяснения – просто скрытый механизм этих чудес оставался тайной для толпы. Мир поседел от старости и забыл многое.

И вот, завершив нашу миссию, мы решили, что пришла пора позаботиться и о собственном благополучии. Мы собрали совет для обсуждения дальнейших действий – и тут мнения наши разошлись.

Некоторые предлагали уйти глубоко в горы, собрать вокруг себя других спасшихся воинов и, восстановив силы, продолжать борьбу за свободу. Этот план выдвинул сэр Бедвир, и многие согласились с ним – но я возражал. Мне казалось более разумным погрузиться на корабль и отплыть в Арморику в расчете найти там соплеменников, которые проводили бы нас к Риму.

– Впоследствии можно будет снарядить карательную экспедицию, подобную той, что приходила из Галлии, – продолжал я. – Безусловно, Британия представляет слишком большую ценность для Империи, чтобы так легко отказаться от нее...

И наконец Мерлин пресек наш спор.

– Ты, сэр Бедвир, и ты, центурион, думаете только о возвращении Британии, но поверьте мне: оно невозможно. Сама Империя умирает, центр власти смещается на восток. Британия была утрачена для целого поколения, и единственная надежда на восстановление римско-британского господства погибла, когда предательство и заговор привели нас на поле Камлан. Та же участь ожидает и Галлию: скоро и она будет навсегда потеряна для Рима.

Сейчас Британия принадлежит сильнейшим – и будет поделена между ними. Нам же остается бежать, и не в Рим, силы которого иссякают, но в другую страну, известную по рассказам древних.

Представьте теперь, что далеко за западным океаном лежит страна, не известная ютам, англам, саксам и скандинавам; земля, во времена отдаленные известная Риму, но ныне забытая всеми, кроме ученых мужей. Разве не стоит посетить ее, исследовать – возможно, покорить и основать на ней для нас, бедных изгнанников новый дом, новые владения, в которые Рим сможет послать свои флотилии с переселенцами, если натиск варваров станет слишком сильным? В существовании этой страны я уверен.

Во-первых, говорят, тиренские моряки поставляли Иудейскому царю Соломону драгоценные металлы из рудников той земли. Греческий поэт Гомер упоминает о лежащих за океаном западных землях, где, согласно утверждению Плиния, обитают западные эфиопы. Платон сообщает о затонувшем континенте, называемом Атлантидой, – но в данном случае речь идет не о нем, ибо Анаксагор также говорит о лежащей за океаном огромной части света – сухой и незатопленной.

Историк Теопомп рассказывает о неких меропийцах и населенном ими материке, находящемся за западным океаном и превосходящем размерами весь известный нам мир. А Аристотель утверждает, что карфагенские мореплаватели открыли этот континент и осели в южной его части, но их Сенат запретил кому-либо отправляться туда и перебил всех поселенцев, дабы сохранить знание об этой земле втайне – ибо карфагеняне желали, чтобы страна сия оставалась для них убежищем, если на республику падет какое-нибудь бедствие. Но они потеряли свой морской флот во время Пунических войн.

Стаций Себозий называет эту землю "Двумя Гесперидами" и говорит, что достичь ее можно за сорок два дня морского путешествия. Требуются ли вам более убедительные доказательства, чем все вышеизложенные?

– Но это нелепо! – фыркнул сэр Бедвир. – Во всей Британии не сыщется судна, оснащенного для подобного путешествия! Для нас гораздо лучше было бы пополнить свои ряды, восстановить силы и вновь ударить по саксам.

– Ты забыл о "Придвене". Дромон Артура стоит в безопасности у Иска Силлурума. Впрочем, может быть, саксы захватили и сожгли этот город. Но если мы найдем "Придвен" в целости и сохранности, поплывешь ли ты с нами?

– Только не я, – решительно ответил сэр Бедвир. – Я родился и умру в Британии. Как?! Осмелюсь ли я пуститься в плавание на корабле, отягощенном металлом до такой степени, что легчайшее дуновение ветерка может перевернуть его? Пусть меня убьет сталь – но не олово.

И сэр Бедвир поведал нам, что корнуоллские рудокопы подарили Артуру огромное количество олова для отделки корабля, и Император обшил "Придвен" оловянными листами, полагая, что такая броня защитит от зажигательных снарядов и предотвратит обрастание корпуса морскими ракушками. Вот поэтому "Придвен" и сверкал столь ярко, что многие называли его "Стеклянным домом".

– Страхи твои необоснованны. Вещая душа моя говорит мне: я и все, кто поплывет со мной, увидят те земли – и они могут оказаться теми самыми Островами Блаженных, о которых вы слышали еще сидя на коленях матерей. А почему бы и нет? Мудрый географ Страбон верил в них. Неужели мы посчитаем его выдумщиком? Вероятно, меропийцы уже путешествовали на восток и открыли для себя Европу, ибо выдающийся историк Корнелий Непот утверждает, что Квинт Метелий Целер в бытность свою проконсулом в Галлии в шестьдесят третьем году до рождества Христова получил в дар от короля Ботавии неких загадочных чужестранцев. Они сообщили, что плыли от своих земель через океан строго на восток до тех пор, пока не высадились на побережье Бельгики.

Возможно, именно это и вдохновило Сенеку сто тридцатью годами позже пророчествовать в своей трагедии "Медея" следующее:

"Спустя века настанет эпоха, когда океан ослабит свои узы, и огромный континент станет досягаемым для нас, и откроются нам новые земли. Тогда Фула не будет больше самой отдаленной страной, известной в мире".

С этого пророчества прошло четыреста пятьдесят лет. Если мы поплывем на запад и откроем некую землю, то уже не сможем назвать себя первыми, ибо мы всего лишь отправимся по следам тех, кто шел здесь раньше, и ведь они путешествовали на менее надежных судах, чем наши.

Рыбаки из Арморики, родственный нам народ, на своих утлых скорлупках ежегодно ходили в простирающиеся к северу от этих земель промысловые воды. А менее чем сто лет назад Мэлдун из Ибернии и семнадцать его товарищей были унесены в море в хрупких плетеных и обтянутых кожей челнах и, говорят, достигли огромного острова, где росли чудесные орехи с белыми как снег ядрами.

Так что, видите сами, западные земли существуют и достичь их можно. Более того, даже в наше время некий Брандон, монах из Керри – тот самый, что недавно основал монастырь в Клонферте, – был там не один раз, но дважды! А он не располагал таким большим военным кораблем, как "Придвен", и путешествовал на обыкновенном торговом судне, обшитом толстыми шкурами. Брандону и его людям потребовалось сорок дней (почти столько, сколько говорил Стаций Себозий), чтобы достичь таинственной страны.

Итак, кто из вас отправится со мной и покажет себя настоящим мужчиной?

– Я согласен! Чего нам ждать здесь? Смерти? Рабства? Вырождения? Давайте же все вместе отправимся на поиски этого земного рая, земли Тир-нан-ог, страны Хай Брэзил, Остров Счастья и Блаженства!

Так вскричал я в порыве воодушевления.

Потом, конечно, между нами разгорелся спор, высказывались доводы "за" и "против", и в конце концов отряд разделился. Многие, боясь морских чудовищ, демонов и прочих химер, предпочли остаться и, избрав сэра Бедвира своим военачальником, направились к диким горам – мне неизвестно, погибли ли они, не успев скрыться среди холмов, или ведут с тех пор тайную жизнь изгнанников.

Мы же купили в маленьком порту обтянутые шкурами рыбачьи лодки и, держась берега, проплыли через мутные воды потопа, затем вышли в более чистые и, наконец, не встретив по пути ни одного саксонского корабля, достигли Иска Силлурума. К великой нашей радости, издалека увидели мы сверкающие борта "Придвена" и золотой блеск стража – гения Иски, стоящего на высоком столбе, – все это говорило о том, что мы вступаем в свободную и дружелюбную провинцию.

Итак, мы нашли его, маленький кусочек свободной земли, ограниченный четырьмя городами: Аква Сулисом, Кориниумом, Глевием и Гобанием; крохотный островок свободы в море варваров – и как же не хотелось нам покидать безопасный порт Иска для путешествия по ужасному морю Тьмы!

И все-таки месяцем позже мы покинули его. Сто воинов, не считая полной команды матросов и тридцати саксов, чьи сильные спины, по нашему мнению, могли оказаться полезными при полном безветрии. Это были заключенные, приговоренные к смерти, и мы взяли их, дабы восполнить нехватку гребцов. Было бы лучше, если бы их оставили умереть под топором.

Итак, мы повернулись спиной к Британии, чтобы никогда больше не увидеть ее.

МАЛЕНЬКИЙ КОРАБЛЬ И ВЕЛИКОЕ МОРЕ

Я не хотел бы утомлять тебя, Повелитель, скучным отчетом о нашем плавании, но хочу остановить твое внимание на наиболее важном.

Когда твой флот из военных и исследовательских судов будет готов к отплытию, обеспечь его большими запасами провизии – ибо море обширно.

Пусть твои моряки, отойдя за пределы видимости берега, держатся лицом к заходящему солнцу – и они найдут землю, ожидающую твоего владычества.

Если шторм собьет корабли с курса, то после приблизительно сорока дней движения на запад нужно повернуть на север или на юг и плыть вдоль побережья земли, называемой местными жителями Алата, и скоро твои моряки найдут – как нашли мы – широкий залив, в который впадает величественная река.

Пусть они отыщут эту реку, ибо в устье ее лежит укрепленный город, а в нем твоих людей ожидают проводники, которые доведут их до моей столицы.

Запаситесь водой как следует. В ней сокрыта сама жизнь, ибо море столь обширно, что наш корабль носило по волнам почти два месяца, и, когда бы не обилие дождливых дней, мы бы едва ли выжили, хотя четыре раза высаживались на разных островах и наполняли водой фляги, ведра, кувшины и даже, чашки перед тем, как покинуть гостеприимные берега для дальнейшего похода на запад.

Несмотря на трудности, мы, римские британцы, не ссорились между собой, но уже на десятый день путешествия познакомились с норовом своих рабов.

Сначала мы разместили всех саксов на скамьях для гребцов по левому борту, полагая, что работа единой командой против команды свободных людей пробудит в них дух соперничества и будет способствовать лучшему взаимопониманию между нами. Пусть они были нашими врагами – мы уважали их как доблестных воинов и надеялись с выгодой для себя использовать их сильные спины. Но саксы были мрачны, озлоблены и гребли недобросовестно: погружали весла в воду с опозданием и препятствовали движению корабля вперед всеми возможными способами.

Тогда мы разделили их на две группы по пятнадцать человек и посадили через одного со свободными гребцами. Эта система – с использованием кнута работала лучше. Хотя саксы по-прежнему оставались угрюмыми и злобными, но при хорошей и плохой погоде "Придвен" равно продвигался вперед – иногда под парусами, иногда на веслах – неуклонно стремясь на запад. И в "вороньем гнезде" постоянно находился впередсмотрящий, ибо к этому времени даже Мерлин не знал точно, сколько еще придется ждать появления земли.

На десятый день перед восходом солнца отчаявшиеся, истосковавшиеся по родине саксы выступили против нас единственным оставшимся у них способом, предпочитая смерть вечному рабству.

Пронзительный вопль разбудил меня, дверь в каюту с треском распахнулась и в нее с криком "Пожар!" ворвался Марк, сын моей сестры. Я вскочил и, без оружия, в ночном платье, выскочил наружу.

На нижней палубе горел настил под скамьями для гребцов. Огонь быстро распространялся вдоль бортов, пожирая кожаную обшивку вокруг отверстий для весел, и поднимался высоко в небо, бросая на паруса алые отблески.

Огонь вспыхнул не в одном месте, а сразу в нескольких, но языки пламени стремительно побежали навстречу друг другу и мгновенно слились в огромный ревущий костер. Матросы спешно образовывали пожарную команду, и скоро в огонь вылилось первое ведро воды. Но за тушением пожара я не следил.

Передо мной предстало зрелище куда более впечатляющее: поведение потерявших надежду, отчаявшихся людей, столь отважное и решительное, что я просто не в силах описать его должным образом. На одной из скамей по середине левого борта трое рабов были объяты пламенем!

Двое из них уже задохнулись в дыму и умерли – или находились при смерти, – ибо головы их бессильно свесились на грудь и длинные волосы полыхали. Третий же, заметив мой потрясенный взгляд, дико торжествующе расхохотался в предсмертных муках и ударил себя в грудь обуглившейся и покрытой волдырями рукой.

Потом он запел! Никогда не забыть мне этой картины, запаха горелого мяса, яростного треска огня и той ужасной неистовой песни:

Скот умрет, цари умрут,

Все умрут – и мы умрем.

Но вовеки не умрет

Слава доблестных героев!

Глаза его закрылись, и я решил, что сакс потерял сознание. Но внезапно он вскинул голову и вскричал (то был радостный клич, вдохновляющий, как зов трубы):

– Смелее, друзья! Отправимся же к Одину, как подобает мужчинам! – И скатился со скамьи в огонь, бездыханный.

О боги! Как отчаянно дрались саксы, когда мы пытались потушить устроенный ими пожар. Изо дня в день выливали они выдаваемое им с пищей масло на настил, пока оно не пропитало все доски, – наконец все было готово, тогда один из закованных в цепи рабов передал товарищам тлеющие угли от находящегося поблизости факела, и когда у каждого сакса в руках оказался раскаленный уголь, они подожгли настил!

Рабы отчаянно пытались помешать нам потушить огонь, надеясь, что все мы сгорим. Но в конце концов нам удалось согнать оставшихся в живых саксов на корме и взять их под стражу – причем не все они были в состоянии идти туда на своих ногах: их несли на руках товарищи, те, что не были до полусмерти избиты дубинками.

Естественно, когда пожар потушили, мы, объятые яростью, вряд ли могли проявить к мятежникам милосердие.

– За борт их! – хором кричали люди, тесно обступив рабов. Но вдруг вперед вышел Мерлин.

– Послушайте, что я вам всем скажу, – мягко вмешался он. – Саксы, погиб ли ваш вождь?

– Я Вульфгар Железное Брюхо, и я жив, – прорычал желтобородый великан, проталкиваясь вперед.

– И я, брат его, Гутлак, тоже жив, – эхом отозвался другой, должно быть близнец вождя, выступая вслед за братом. – Говори с нами обоими, старик, и мы выслушаем тебя.

– Во-первых, – начал Мерлин, – ответственность за это странствие лежит на мне. Зная ограниченность своих сил и не имея опыта морских путешествий, до сих пор я не вмешивался в дела, касающиеся жизни и работы на корабле. Но сейчас я не могу видеть, как люди – достаточно смелые, чтобы искать свободы в мучительной смерти, и достаточно отважные, чтобы спокойно наблюдать за страданиями своих соплеменников и за подползающим к ним самим смертоносным пламенем – принимают бессмысленную смерть, лишая корабль почти трех десятков столь бесстрашных душ. Саксы, отныне вы свободные люди!

По толпе прошел беспокойный ропот. В своем ли Мерлин уме?

Саксы недоверчиво переглядывались. Правильно ли они поняли старца?

– Вы свободны, – повторил Мерлин. – Но на определенных условиях. Само собой, мы не можем повернуть назад, а цель путешествия, вероятно, неизвестна вам. Мы совершаем поход к окраине мира в поисках новых земель, известных нам по свидетельствам древних. Никто не может сказать, что ожидает нас там и вернемся ли мы когда-нибудь на родину. Зная, что позади остаются лишь руины, смерть и несчастное будущее, мы двинулись на запад туда, где наша вера разместила Страну Блаженных. Возможно, мы найдем ее. И, весьма вероятно, не найдем.

Саксы! Я прошу вас стать в наши ряды, чтобы вместе с нами попытать счастья, вместе с нами переносить голод и жажду и преодолеть таящиеся в чужой земле опасности ради радости открытия и приключений. Короче, я готов считать всех вас своими братьями. Саксы! Ответите вы мне "да" или "нет"?

Саксы посовещались между собой приглушенными голосами. Потом Гутлак с братом ударили по рукам, и глаза их засверкали на покрытых копотью лицах.

– Какую дивную историю принесем мы домой, Вульфгар!

– Полагайся на нас, как на свободных людей, находящихся под твоим началом, Вилас.

Собрание стало расходиться, и я последовал за Мерлином в его каюту.

– Во имя божье, в своем ли ты уме? Разве ты не понимаешь, что теперь слухи об открытых на западе землях достигнут и саксов? И эти пираты тут же бросятся разорять новые колонии Рима!

Мерлин покачал головой.

– Не беспокойся о пустяках, Варрон. Никто из них никогда не увидит родины. Это уже обреченные люди.

Я в изумлении уставился на мудреца. Временами Мерлин просто пугал меня.

– Тебе что-то известно? А как же мы сами? Останемся ли в живых мы?

– Я знаю больше, чем ты думаешь, но меньше, чем мне хотелось бы. Я могу предвидеть многое, но не все, далеко не все. В будущем скрыты тайны, не доступные ни мне, ни любому другому человеку, и все известные мне сведения могут оказаться неполными или неважными – ибо будущее непостоянно и подвержено изменениям. Но не беспокойся о том, что саксонские пираты разорят римские поселения на земле Брандона: этого никогда не будет.

Тогда я поверил ему, и теперь знаю, что слова его были истинны.

Итак, мы упорно шли вперед сквозь шторма столь сильные, что кипящие валы с легкостью перекатывались через фальшборт. Мы познали тягость безостановочного движения сквозь мир, сплошь состоящий из воды, на неустойчивом, неповоротливом корабле, едва слушающемся рулевого. Мы изведали отчаянье из-за сломанных весел и разорванных парусов и горечь при виде матросов, скорее мертвых, нежели живых – измученных бессонницей и борьбой с бушующей стихией; матросов, которые, несмотря на слабость, откачивали воду без передышки, дабы очередная водяная гора, обрушившись на палубу, не завершила дела и не отослала всех нас к Нептуну.

Но Мерлин не давал нам упасть духом и разувериться в своем предводителе. И даже когда казалось, что нам суждено путешествовать до седых волос, мы продолжали наш трудный путь через великую Реку Океан.

Наконец ветра перестали дуть, даже легкой зыби не появлялось больше на глади воды – настало время "спустить весла и грести", чем мы и занимались целую изнурительную неделю. Но никто из нас не впал в отчаяние, ибо Мерлин сказал, что Брандон достиг этого места и миновал его целым и невредимым, хотя плавучие водоросли и затрудняли движение корабля. Следовательно, мы находились на верном пути. Сердца наши вновь исполнились надеждой, но внезапно на море спустился густой туман, и три дня мы не видели ни солнца, ни звезд – и наш капитан едва не лишился рассудка от беспокойства и страха.

Тогда Мерлин порылся в своих вещах и достал полую железную рыбку, которую с величайшей осторожностью – словно вещь необычайной ценности опустил в ведро с водой.

Рыбка моментально повернулась вокруг своей оси и указала носом на юг, а хвостом на север, будто была живой и разумной. Наш капитан долго не решался смотреть на нее: он мало доверял Мерлину и, полагаю, сомневался в существовании каких-либо земель, кроме уже известных ему.

– Запомни, достойный путешественник, – сказал Мерлин, – боковые плавники рыбки указывают на запад и на восток – и ориентируйся по ним. Следи за тем, чтобы эта рыбка не потерялась, ибо я ценю ее гораздо выше, чем ты думаешь: вещь эту подарил мне один желтокожий странник, который с ее помощью пересек широкие степи Скифии и прибыл на остров Самофракию, где мы с ним и встретились.

И не страшись грядущих дней. Брандон писал, что за морем Безветрия, лежит прекрасный остров, населенный мудрыми людьми, – среди них мы сможем найти пристанище.

Мы продолжали грести. Солнце и звезды снова показались на небе. Наши запасы пищи иссякли. Мы наполняли желудки водой до отказа и вновь налегали на весла, находя в словах Мерлина слабое утешение, пока наконец в один прекрасный день не задул ветер и не подхватил наш корабль – и тогда все мы упали на колени и вознесли благодарность разнообразным богам – христианским и языческим, – ибо мало у кого из нас к этому времени остались еще силы ворочать веслами.

Повторяю, Повелитель, возьмите большие запасы продовольствия – иначе твои люди окажутся в том же состоянии, в каком к этому времени оказались мы, всерьез споря, должен ли кто-нибудь из нас, бедных голодающих, умереть, дабы стать пищей для остальных. Мерлин уберег нас от греха. В этой бескрайней водной пустыне он нашел для нас пропитание!

Здесь я должен заметить, что за все долгое странствие мы не встречали никаких морских чудовищ, о которых так много говорится в легендах, хотя и наблюдали разные странные явления, наполнявшие нас ужасом.

Однажды ночью побелевший от страха впередсмотрящий с пронзительными воплями скатился с мачты и начал кричать, что море горит и всем нам пришел конец. Мы поспешили убедиться в его словах собственными глазами и с ужасом обнаружили, что все море вокруг действительно светится и мерцает. Но то не был огонь, мой Император! – и сверкание это не причинило нам вреда, хотя объяснить сию тайну я не в силах.

Во время путешествия следует ожидать встреч со странными явлениями. Не все странное опасно и кто, кроме трусов, откажется от великого приключения только из боязни загадочного и необъяснимого?

Свечение воды мы сочли за некое предзнаменование, но оно не было таковым, а если и было, то только добрым, ибо ничего дурного с нами не случилось. Не страшись, Повелитель, этой обычной для здешних вод странности и при встрече с ней со спокойным сердцем продолжай путь далее. Мы миновали светящееся море без приключений.

Мы видели дельфинов и более крупных рыб тоже – но ни одна из них и отдаленно не напоминала размерами невероятную рыбу Джаскони, описанную Брандоном, как величайшая в мире. Согласно рассказу монаха, он и его люди отмечали на спине этого чудовища праздник Воскресения, и все полагали, что находятся на острове до тех пор, пока не развели костер, – и остров вдруг погрузился в воду, оставив путешественников барахтаться в открытом море!

Я почитаю это за детские сказки. Не верь им. Таких огромных рыб мы не встречали, хотя некоторое время нас сопровождали очень большие существа, которые резвились вокруг корабля, выпуская из ноздрей высокие фонтаны воды и пены при дыхании. Они не причинили нам вреда и проявляли по отношению к "Придвену" лишь любопытство, хотя существа таких размеров и веса в ярости могут оказаться крайне опасными. На этот случай предостерегаю тебя!

Позже мы познакомились с рыбами другой разновидности, расположенными к человеку чрезвычайно дурно. Вот как это произошло.

Киньял'х, один из храбрейших наших людей (хоть и чистый кимриец без примеси римской крови), был сильно ранен во время схватки с мятежниками. Пока у нас оставалась пища, он еще жил, медленно теряя силы. День ото дня ему становилось все хуже, и наконец, когда рацион стал совсем скуден, он умер.

Мы погребли его единственно возможным для нас образом. Кимрийские товарищи оплакали покойного, полосуя себя ножами. Мерлин приготовил тело к погребению и начертал на саване не только христианский крест, но и изображение золотого серпа, рядом с которым приколол веточку смелы – это символы древней друидической веры, до сих пор не истребленной полностью среди темных твердынь Камбрийских холмов.

Мы сбросили приготовленное к загробной жизни тело за борт и стали свидетелями ужасного зрелища. Едва труп коснулся воды, как разъяренная рыба выпрыгнула из моря, вся в хлопьях пены, набросилась на него и разорвала на кусочки с помощью мгновенно подоспевших сородичей.

Нескольких людоедок мы поразили дротиками, но скоро бросили это занятие, так как убитые рыбы молниеносно пожирались товарками, и на запах крови собирались новые хищницы и следовали за кораблем. Они плыли за нами несколько дней, пока мы (как я писал) не обессилели от голода окончательно. Тогда-то к нам на помощь пришел Мерлин.