Текст книги "Лезвие"
Автор книги: Ульяна Соболева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Я? – он засмеялся. – Конечно, нет. Я в офисе и физически не могу за тобой следить.
– Не делай из меня дуру, Андрей. За мной следят твои люди? Ты прослушиваешь мои разговоры?
На секунду воцарилась тишина.
– Я просто пытаюсь тебя уберечь.
– Бред. Ты пытаешься от меня что-то скрыть. Вы все пытаетесь от меня что-то скрыть. И это не мои выдумки. Я чувствую!
– Даша!
– Не надо. Не хочу, чтоб ты снова говорил со мной, как с больным ребенком. Я не твоя дочь. Я взрослый человек, и у меня стойкое ощущение, что со мной играют в какую-то игру.
– Все что ни делается – делается ради тебя и на благо нашей семьи.
– Это ответ робота, а не человека.
Я вышвырнула сотовый в окно и надавила на педаль газа. В этот момент меня занесло. Машину вышвырнуло на обочину. Прочесав все кусты вдоль трассы, она вылетела между деревьями и стала на месте. Я не успела испугаться. Просто оцепенела. Смотрела на потрескавшееся стекло и разбитое зеркало и видела свое расколотое на куски отражение. Кое-где этих самых кусков не хватало. Вот так и со мной. Моя жизнь выглядит именно так – куски зеркала с чужим отражением.
В этот момент раздался треск. Кто-то разбил стекло сбоку, и послышался мужской голос:
– Вы целы?
Я резко обернулась и так и застыла с расширенными от удивления глазами. Я его узнала… а он меня нет.
– Я… цела. Машина… машина, не знаю.
Продолжая рассматривать. Мир тесен, либо все в этой жизни происходит не случайно. Я совсем недавно только думала о нем, и вот он здесь собственной персоной. Димка Плетнев. Мое первое детское увлечение. И на бандита он совсем не похож.
– Дайте руку, я помогу вам выбраться.
Божеее, а он сильно изменился. Вообще на себя не похож. Из худощавого паренька стал здоровенным мужиком с залысинами и опрятным чисто выбритым лицом. Тот его шарм, от которого кружилась голова и подгибались коленки, куда-то подевался.
– Дим! Ты меня не узнал?
Он все еще держал меня за руку и свел темные брови на переносице. Глаза зеленые все такие же яркие.
– Мы… мы разве с вами знакомы?
И тут я рассмеялась, потянулась вперед, и когда стала на ногу, ощутила боль в лодыжке и ухватилась за его плечо.
– О. МОЙ. БОГ! – его глаза округлились. – ОХРЕНЕТЬ! Дашкаааа!
Я киваю и смеюсь, понимая, что подвернула ногу.
– Охренеть, ну ты даешь. Никогда б не узнал… Твою ж.
***
Мы сидели в кафе неподалеку от места аварии, и Димка не спускал с меня восторженного взгляда, а мне и Димкой его теперь странно называть. Он уже совсем не мальчик. А сам без пяти минут полковник. Женился на Наташке, но пару лет назад они развелись. Тесть давно умер. А он вот уже дослужился до подполковника, начальник отдела в одном из крутых районов столицы.
Оказывается, ехал на встречу с сокурсниками за город и ехал следом за моей машиной. Когда увидел, как я вылетела в кусты, бросился на помощь.
– Твою машину отвезут эвакуатором сразу в мастерскую. Сегодня же все исправят. Ни в какие протоколы это не занесут.
– Спасибоооо, – я отпила апельсинового сока и посмотрела на мужчину, – значит, уже нет песен под гитару, районных драк и пива из взломанных киосков?
Он усмехнулся.
– Ну почему, гитара очень даже есть. Вот сегодня думали оторваться и под шашлычки зажечь, как раньше. А вот с драками теперь проблемы – не положено по статусу. Как же ты изменилась. Всегда симпатичной была, а сейчас… блин. Смотрю и слов нет. Замужем, наверное, и дети? Таких красивых свободными никогда не оставляют.
– А вот и нет. Я совершенно свободна. Ну, по крайней мере, я так помню.
– Что значит, ты так помнишь?
В этот момент к кафе подъехал тот самый черный джип, и заметил его скорее Дима, чем я. Потому что его брови опять сошлись на переносице, и он даже весь как-то вытянулся. Я проследила за его взглядом и резко обернулась. Тут же вздрогнула – из машины вылез Макс. Снял очки и швырнул на сиденье, внимательно глядя сначала на меня, потом на Диму. Внутри резко взметнулась волна ярости – так значит, это он на джипе за мной повсюду таскался?!
Максим, не торопясь, тяжёлой поступью поднялся по ступеням, не сводя с Плетнева давящего и мрачного взгляда. Тот весь подобрался и убрал руки со стола. Макс отодвинул стул и, не спрашивая разрешения, уселся между мной и Димой. Сбоку. Так, что теперь каждый из нас был по правую и левую сторону от него.
– Что произошло? – спросил именно у Плетнева, на меня даже не посмотрел, словно разговор не обо мне, и я совершенно пустое место. Я опять отметила про себя эту дикую и давящую энергию, которую он излучал и подавлял собеседника. Я видела, что Плетнев занервничал. У него на лбу выступили очень маленькие блестки пота. Словно он знает, с кем говорит, и боится. На фоне Максима Димка казался каким-то хилым, полноватым и… и жалким. Вдруг исчез весь пафос, с каким он сообщал мне о своих достижениях по службе.
– Эй, крошка, мне эспрессо двойной и без сахара. И… и рюмку коньяка, – повернулся к Диме, – ну, я весь во внимании. Что случилось, где машина?
– Я не на службе, Максим Савельевич, я проезжал мимо, увидел авто в кустах. Решил помочь.
– Какая нынче полиция – само благородство. Как в кино. А ты по номеркам пробил – надо помогать или нет? Или, и правда, бескорыстно?
Я переводила взгляд с одного на другого.
– Не надо так, Максим. Он мне помог и…
– Молчать!
Нет, не крикнул. Совсем нет. Проговорил отчетливо и вкрадчиво. С угрозой. Так и не взглянув на меня. Продолжая смотреть именно на Диму, и я не понимала, что сейчас происходит, только напряжение в воздухе не просто потрескивало, а уже воняло гарью. Я невольно замолчала.
– Протокол не завели, машину увезли в мастерскую. Готова будет сегодня… и нет, номера я не пробивал. Можете считать это благородством.
– Да ну. Я сейчас чуть не прослезился. А потом ты решил напоить и накормить потерпевшую?
– Максим, мы…
– Молчать!
Теперь уже прикрикнул, и я сорвалась.
– Да ты что о себе возомнил? Ты кто такой?
Очень медленно повернулся ко мне, и я судорожно сглотнула раскаленный воздух.
– Мог бы сначала спросить – не пострадала ли я? И поблагодарить Диму… он…
– Диму? – теперь Макс смотрел уже исподлобья, и на губах появилась ухмылка, похожая на оскал, – всего лишь апельсиновый сок заказал и подполковник полиции теперь просто Дима?
– Мы… эээ… мы были знакомы. Учились вместе когда-то.
Резко повернулся к Плетневу.
– Неужели? Как мир тесен.
Потянулся к карману куртки, и я увидела, как резко побледнел Дима. Я потом пойму почему. Пока что я все еще была дурочкой, которая ничего не знала. Максим вытащил бумажник, отлистал несколько долларовых купюр и положил перед Димой.
– Спасибо за беспокойство о моей… о моей родственнице. Можешь идти. В мастерскую позвони и скажи, что за машиной мой человек приедет. Иди, Дима. Работать пора. Бандитов сажать.
Просвистел всем известную мелодию из старого фильма о милиции.
– Не зря ж мы тебе налоги платим. Иди-иди.
Плетнев поднялся со стула, оглянулся на официантку.
– Не переживай – я оплачу. Иди.
– Приятно было тебя увидеть, Даша.
– И мне, Дим. Я позвоню.
Взгляд на руку Максима на столе, на сжавшиеся в этот момент в кулак пальцы. Мне вдруг стало тесно и неуютно. На улице. Не в помещении. Просто тесно и душно. Я подняла взгляд на Макса и снова поразилась насколько яркая у него внешность. И я видела. А точнее, чувствовала, что он зол. Очень сильно зол. И я понять не могла, какое право он имел на эту злость.
– Зачем отключила звонки?
– Я просто вышвырнула телефон, чтоб вы не следили за мной.
Нагло посмотрела в его невыносимо синие глаза, и сердце опять бешено заколотилось где-то в горле. Какие же красивые у него глаза. Безумные, дикие, совершенно невыносимые глаза. Но на мои слова его чувственные, порочные губы изогнулись по краям в самоуверенной усмешке.
– Мы совершенно не простые люди, малыш. Мы можем найти кого угодно и когда угодно. Из-под земли достать, если надо. Ты в следующий раз просто скажи – где ты, и все. Облегчи себе жизнь и нам.
– Вы следили за мной, вы прослушивали мои звонки, вы наверняка взломали мои переписки. Это… это отвратительно. Зачем Андрей так поступил со мной?
– Это не твой брат, – Максим пристально смотрел мне в глаза.
– И кто же это тогда? Тайные спецслужбы?
– Ну почти спецслужбы. Не льсти им. Они, конечно, могут взять у меня уроки... Это сделал я. Я приказал следить за тобой. Ради твоей же безопасности.
Теперь усмехнулась я.
– Я еще раз спрашиваю – кто ты такой, чтоб следить за мной, лезть в мою жизнь и вообще считать, что ты имеешь на это право? Я вообще тебя никогда не видела. Ты мне никто. Родственник со стороны брата. Вот и держи дистанцию. Если я захочу с тобой пообщаться, я тебе об этом сообщу.
Я думала, что удар достигнет цели, что сейчас он психанет и уйдет. Оставит в меня в покое. Я ошиблась. Лицо Макса оставалось совершенно бесстрастным. Только глаза потемнели на несколько тонов, и взгляд снова сделался тяжелым, как свинцовая гиря. Напряжение опять начало нарастать, и я впилась пальцами в стакан с соком.
– Запомни, малыш, только я решаю с кем, когда и почему мне держать дистанцию, и на каком расстоянии. И если я захочу сократить ее до миллиметра, никто мне не сможет помешать…, – вкрадчиво, так вкрадчиво, что теперь я начала покрываться мурашками. А ведь он не говорил ничего такого, ничего особенного, – как и наоборот, увеличить его до сотни тысяч километров.
– Последнее меня бы устроило намного больше. Это никак нельзя устроить прямо сейчас?
Все, что он говорил, звучало одновременно зловеще и как-то… черт. Возбуждающе. Именно это слово приходило на ум. Я боялась его. Где-то на подсознательном уровне. И это был очень странный страх. Я словно знала, что он может причинить мне зло… но не в том смысле, в котором все его воспринимают. Мне казалось, он может вытащить мою душу и сжечь ее на костре. Он походил мне на дьявола. Вот с кем я могла сравнить этого человека.
– Прямо сейчас я могу тебе устроить лишь поездку домой в моей машине.
– Я сама доберусь домой.
– Т-ц-ц-ц, мы, кажется, уже определились, что меня твое мнение не волнует. Да, я подонок, который просто перекинет тебя через плечо и увезет насильно. Мы ведь не станем устраивать здесь спектакль… наша родная полиция тебе не поможет. В этом ты уже тоже убедилась.
Прищелкнул языком. А меня прострелило током. Охренительно красивый мерзавец. Каждое слово выворачивает по-своему. Невозможно с ним разговаривать. Он обескураживает, мгновенно загоняя в угол.
– Ты когда-нибудь слышал о том, что в семье обычно царит доверие? Или я все же наивная дура?
– Я бы с удовольствием тебя огорчил, признав, что ты права в последнем, – и мне захотелось его ударить, – но, да, в семье принято друг другу доверять. Это у меня проблемы. Я не доверяю никому, малыш. Даже себе. Поехали.
– Я никуда с тобой не поеду!
– Та ладно… только не говори мне, что это милая уловка, чтоб тебя подняли на ручки?
Он закурил, пропуская меня впереди себя, сопровождая к своей машине. Я снова припала на левую ногу, хватаясь невольно за его руку, и тихо застонала от боли. В этот момент он отшвырнул сигарету и подхватил меня на руки.
– Могла просто попросить.
– Ты мерзавец!
– Это самый милый комплимент.
В этот момент я почувствовала запах… тот самый, который оставался на моей одежде. Почти на всей моей одежде. Запах, будоражащий во мне каждую эмоцию, каждый нерв. Сейчас настолько сконцентрированный он заставил с наслаждением втянуть его и прикрыть глаза от удовольствия. Сердце забилось намного быстрее, и я невольно сжала его шею сильнее.
– Не бойся, я тебя не уроню, маленькая.
Встретилась с ним взглядом, все еще потрясенная вдыхала этот сумасшедший аромат, не могла даже думать о том, что он принадлежал именно Максу, и легко, неуловимо был везде в моих вещах. Словно… я пропахла этим мужчиной, как пахнут тем, кто мог быть настолько близок ко мне… чтобы…
– Ты так смотришь на меня… как дьявола увидела.
И мне показалось, что он точно знал, о чем я думаю – на его губах… невозможно красивых губах, опять появилась эта улыбка. Он и есть дьявол. Потому что от этого порочного изгиба и такой невероятной близости к моим губам я вдруг забыла, что надо сделать вдох, и получился всхлип. Рука на моей талии дрогнула, и я попыталась отстраниться, а Макс продолжал смотреть на меня так, словно он знает обо мне такое… что мне ужасно не понравится. Но больше всего меня напрягала реакция на этого мужчину. Он до смерти меня пугал своим странным и эксцентричным поведением и одновременно с этим вызывал восхищение своей наглой мощью. Даже когда вот так говорил с Димой… и это неправильно! И эта красота, от которой больно дышать. Жестокая, вызывающе яркая. И рядом с ним наэлектризовываешься до предела, до точки невозврата, когда кажется, сейчас все взлетит на воздух от одного его слова или прикосновения. Самое отвратительное – а ведь он знал об этом. Самоуверенный мерзавец, опасный хищник, прекрасно осведомленный о каждом из своих достоинств и возможностях, совершенно не сомневающийся в том, как на него реагируют женщины. Я вдруг подумала, что мне нужно держаться от него как можно дальше самой. Макс очень опасный тип. Мне ведь совсем не показалось – он не смотрел на меня, как на родственницу. Ни разу.
Мне вдруг стало не по себе: «А что, если между нами что-то было?»
И тут же с каким-то едким разочарованием: «Может, у меня к нему… но не у него к мне. Такие, как он, по таким, как я, могут лишь пройтись грязной подошвой и растереть… а может, так и произошло?».
В этот момент Максим усадил меня на переднее пассажирское сиденье и сам захлопнул дверцу машины. Грубость и галантность – противоречивое сочетание. В этом странном человеке слишком много противоречий.
ГЛАВА 6. Дарина
– Куда мы едем? Это не дорога домой!
Стараясь не поднимать на него взгляд. Я вообще не могла видеть его лицо. Оно мне слишком нравилось, чтоб на него смотреть. Мне сразу казалось, что он видит это у меня на лбу. Увидит, что едва я только поднимаю на него взгляд, то начинаю пялиться, как идиотка. И я упорно смотрела в окно, пока не поняла, что в сторону города мы не свернули.
– Куда мы едем?
– Мы катаемся, – невозмутимо ответил и включил музыку. Конечно, я ее слышала. Даже больше – у меня возникло впечатление, что я ее слышала в этой машине.
– И зачем мы катаемся? Я, может быть, совершенно не планировала какие-то прогулки. Мне надо домой.
– Разве ты куда-то торопишься?
– Да.
– Спешишь закрыться в своей унылой клетке и отгородиться от мира и от прошлого, жалея себя?
Я резко повернулась, и, если б можно было, я бы прожгла в этом засранце дыру насквозь. Хам. Да что он знает обо мне. Возомнил невесть что о своей персоне.
– Это не твое дело. Я вообще не понимаю, почему именно ты так упорно вмешиваешься в мою жизнь. Так назойливо и тошнотворно.
Теперь я посмотрела на его профиль, и у меня заболело в груди. Чееерт! Ну почему он настолько красив, что рядом с ним я начинаю ужасно нервничать и не могу разговаривать спокойно. Я думала, Макс разозлится или вспылит, но он чуть прищурился, вглядываясь в дорогу, и сильнее сжал руль.
– Всегда любил твою прямолинейность и честность, но никогда не думал, что мне захочется, чтобы ты хотя бы один раз солгала или смолчала.
Прозвучало очень грустно, и мне вдруг перехотелось язвить и снова стало не по себе. Захотелось сбежать.
– А катаемся мы, потому что я хочу помочь тебе все вспомнить… малыш.
Слово «малыш» от произнес по слогам и протянул последнюю букву.
Меня ни на секунду не обрадовало его желание помочь. Наоборот, мне меньше всего хотелось получить помощь от этого хищника, который совершенно не похож на кого-то, кто хоть что-то в этой жизни делает бескорыстно. У него здесь свой интерес. Какой? Я не уверена, что хочу об этом знать.
– Я и так справлюсь. Без посторонней помощи.
Едва уловимо вздрогнул, и мне показалось, что я слышу, как хрустят его суставы на пальцах, впившихся в руль.
– Вези меня домой, Максим. Мне не хочется прогулок, я устала.
– Я всего лишь хотел отвезти тебя в то место, где ты бывала последнее время почти каждый день. Наши воспоминания ведут себя весьма непредсказуемо и иногда появляются от незначительного щелчка: запах, звук, прикосновение… Я могу открыть для тебя завесу твоего прошлого. Никто кроме меня и не думает с тобой возиться, малыш. Они уповают на докторов и на время. А я люблю уповать только на себя. Я дам твоей памяти столько мелких деталей, что, возможно, она прогнется под моей настойчивостью и сдастся, как любая капризная особа женского пола. И ей…, – он окатил меня взглядом, от которого внутри все затрепыхалось и стало тяжело дышать, – ей это понравится, я клянусь.
Страстно говорит, заразительно, увлекая словами и тембром, заставляя видеть все сказанное кадрами… и вместо капризной и сдающейся памяти я вдруг увидела сдающуюся себя в его объятиях. Тело пронизало словно током, и я даже вздрогнула.
А внутри поднималась непреодолимая волна любопытства и пугающее осознание того, что он, и правда, много обо мне знает. И это «клянусь»… словно он пообещал мне совсем иное.
– Значит так, мелкая, либо ты соглашаешься, либо я к такой-то матери разворачиваю машину и сиди дома с книжкой. Может, когда-нибудь антидепрессанты, или чем там тебя пихает твой врач, сделают из тебя овоща или наркоманку. А я уеду, и на хер бы мне оно было надо тебя уламывать.
Я резко обернулась и увидела в его синих глазах искорку триумфа. Подлец даже не сомневался, что я соглашусь. Потому что он прав, черт его раздери.
– Как ты красиво говоришь, Максим. Допустим…
– Повтори, – он вдруг резко оборвал меня.
– Что повторить? – не поняла я.
– Имя мое повтори.
– Максииииим. Так?
– Да, именно так, – отвернулся и вдавил педаль газа сильнее. С ним определенно что-то не так. Как будто под его кожей тротил, и фитиль давно подожжен, но что-то сдерживает его от взрыва.
– Допустим, ты решил поиграть в родственника, побыть милым и помочь мне. Я только не пойму. А какая разница? Какая в этом выгода лично тебе?
Ухмыльнулся. Да, именно ухмыльнулся. Как-то зло и цинично.
– Ты совершенно не считаешь меня милым и правильно делаешь. Тебя совершенно не подводит твоя великолепная интуиция, малыш. Я именно такой, каким ты меня чувствуешь.
Чувствую? А ведь я, и правда, его чувствую. Каким? До боли красивым, наглым, сексуальным зверем. Опасным зверем. И я по-прежнему старалась лишний раз не смотреть в его мрачно-синие глаза, настолько насыщенные, что, казалось, нет такого цвета в природе. И в то же время на нем отпечаток цинизма, порока и разврата, в которые тянет и в то же время становится страшно, что может утопить с камнем на шее.
– Знаешь, Даша. Я действительно мало кому помогаю в этой жизни. Таких людей можно пересчитать на пальцах. И это именно тот случай, когда я действительно хочу помочь… Скорее, не тебе, а себе.
Резко повернулся ко мне, и я увидела собственное отражение в его зрачках. Себя с растерянным взглядом и нервно сжатыми «замочком» пальцами обеих рук. Какая же мрачная у него красота и энергия, подавляющая волю, завораживающая и пугающая своей глубиной бездна порока.
И я внезапно спросила, сама не веря в то, что это возможно:
– Ты хочешь сказать, что я дорога тебе, потому что мы дружили?
В этот момент он захохотал, я даже вздрогнула от неожиданности. Его смех звучал оскорбительно, потому что он смеялся надо мной. Смеялся заливисто, запрокинув голову, и мне захотелось его ударить.
– О неееет, – перестал смеяться очень резко и пристально посмотрел мне в глаза, словно гипнотизируя и заставляя отодвинуться назад к окну, – мы никогда с тобой не дружили.
Каждое его слово имело проклятый тройной подтекст, я не могла понять, что он имеет в виду. Мне с ним рядом неуютно и очень страшно, и в тот же момент как-то притягательно и по-темному завораживающе хорошо. Потому что такие мужчины, как Макс, никогда бы не обратили внимание на такую, как я. Я и не смела бы мечтать приблизиться… а он… он заставлял меня чувствовать это глубокое томление, и никто и никогда на меня вот так не смотрел из мужчин.
Мне ужасно хотелось сказать, что я передумала, и пусть везет меня домой. Но я боялась, что тогда мне никто не захочет помочь.
– Хорошо. Не имеет значения, кем мы были в прошлом. Сейчас ты хочешь помочь, и, знаешь, я думаю, я приму твою помощь. Но у меня есть одна просьба. Личная. Очень важная для меня.
Его аккуратная широкая бровь взлетела вверх:
– И какая же?
– Прекрати называть меня малышом и разговаривать со мной, как с больным ребенком.
– Это уже две просьбы, а не одна. Так что из этого тебе не нравится больше?
– Не говори мне «малыш»
Его улыбка, от которой у меня дрожало все внутри, исчезла, и лицо стало каменным. Словно я не попросила его, а взяла и ударила. Чертов псих. Я всего лишь попросила не называть меня так фамильярно. Хотя мне нравилась его мрачность намного больше, чем когда он надо мной насмехался.
– Просьба отклоняется, ма-лыыы-шш!
Мерзавец! Я задохнулась, а он снова расхохотался и сделал музыку громче.
– Ну и черт с тобой, называй, как хочешь.
– Зачем мне черт, когда я сам дьявол?
– Да, наверное, ты прав.
– Я всегда прав.
Перекрикивая музыку и открывая окно на ходу. В его машине было уютно. Мне нравился запах сигарет и его парфюма, нравился цвет сидений и деревянный домовенок на витой веревке с моей стороны. Я тронула его, и он покачнулся – забавный. Я бы повесила такого и в своей машине. Мама говорила мне, что домовые – хранители очага. И мне вдруг показалось, что я уже не один раз сидела в этой машине, слушала вот эту самую музыку и трогала этого домового. Так странно. Максим отрицал, что мы дружили. Это, кстати, вполне себе похоже на правду. Я могла его ненавидеть. Наверное. Странно только одно – почему лишь он хочет, чтоб я все вспомнила? Может, я знаю какую-то важную для него тайну? Украдкой бросила на него взгляд. Макс как раз прикурил сигарету, и я только сейчас заметила на правой руке обручальное кольцо. Хм. Он женат? Так странно, никто мне ничего о нем не рассказывал, ни Фаина, ни Карина, ни Андрей. О нем словно избегали говорить, как о паршивой овце в стаде. Может, он и есть паршивая овца. Я бы не удивилась. Точнее, опасный волчара. И какой может быть его жена? Почему-то мысль о том, что у него есть женщина, вызвала дискомфорт и раздражение.
– Так куда мы едем, Максим?
Он не ответил, резко склонился ко мне, и снова почувствовала этот запах, головокружительный, сводящий с ума, я не удержалась и сделала глубокий вдох. Макс пристегнул меня ремнем безопасности и откинулся обратно на сиденье, вдавил педаль газа сильнее, и машина рванула вперед.
Черт, он действительно чокнутый псих и машину водит, как самый реальный маньяк-самоубийца. Я невольно схватилась за поручень и вжалась спиной в сиденье.
– А раньше ты любила скорость, – крикнул он и высунул руку в окно со своей стороны, словно пытаясь поймать воздух. И мне вдруг подумалось, что такой, как он, и правда, может это сделать. Сжать его в кулаке и держать столько, сколько ему вздумается. А ведь он не врет – мне действительно, оказывается, нравится скорость.
– Ощущение свободы и адреналин.
Он открыл окно с моей стороны, и я также высунула кисть, хватая воздушный поток.
– Далеко не высовывай, – скорее, на автомате и взял губами сигарету из пачки.
Да, мне безумно нравилась скорость и музыка… Вот эта музыка.
Давай навсегда…
Хочешь попробовать это время в кредит.
Давай один раз навсегда.
Ведь, знаешь, время быстро пролетит.
Условные рефлексы, нам в метре с тобой не тесно.
Контрасты в условном месте, пустяк, лишь бы все честно.
Давай оставим навсегда внутри
То, что не своими силами мы в чувства привели.
Пускай останутся все шансы на ошибки.
От начала до конца все прошито самой крепкой ниткой.
Быть с тобой до конца.
Меньше слов, взгляд в глаза.
Мы хотим получить ответ,
Но его между нами нет.
Быть с тобой до конца.
Меньше слов, взгляд в глаза,
Чтоб из них ни одна слеза…
(с) T-Killah – Давай навсегда (& Мари Краймбрери)
Он подпевал некоторым словам, а я не удержалась и жадно рассматривала его, пока он вдруг потерял ко мне интерес. Наверное, вот так смотрят на какое-то невероятно опасное животное, затаив дыхание и понимая, что такая красота убивает, и она задумана природой, чтобы манить жертву. Он безупречен. Его черты лица. И вместе с тем все равно мужественные. Мой взгляд скользил по его профилю, скулам, сильной шее, мочке уха, по линии полных и четко очерченных порочных губ. Маленькая горбинка на носу – был сломан. Но даже это не портило идеальности, и этот подбородок со щетиной, по которой до боли в пальцах захотелось провести тыльной стороной ладони, и дыхание перехватило. Я чуть не всхлипнула, ведь рука сама потянулась… как будто… как будто я уже это делала – трогала его лицо. В вороте черной рубашки, небрежно расстегнутой на груди, было видно его смуглую кожу, выпуклые мышцы и золотую цепочку… на мой взгляд, слишком тонкую для мужчины. Под тканью обрисовывался силуэт кулона… и это не крест. Как зачарованная не могла отвести взгляд, понимая, что такая красота… она отталкивает и притягивает с дьявольской силой. Мне кажется, каждая из его женщин сходила по нему с ума. А он мог заполучить любую. Это такой тип мужчин. Пожиратель душ. Он вряд ли довольствовался только телами. Настоящий дьявол.
И он прекрасно об этом знает, чем раздражает до потери пульса и в то же время сводит с ума… потому что хочется понять, каково это – нравиться такому мужчине. И этот его умопомрачительный, хрипловатый голос… не хуже, чем у того, кто поет эту песню… Мурашки по коже.
Давай, чтоб между нами свет не мог перегорать.
Давай нас под прицел, чтоб не смогли с тобою выбирать.
Там, где я – будешь ты, слова на фото посты.
Тобой так сильно простыл, давай залатаем мосты.
Нет ничего постоянней, чем время.
Моим уставшим глазам ты не зря же поверила.
Все контакты проверены, между нами есть связь.
Давай один раз навсегда, чтобы связь не оборвалась.
Быть с тобой до конца,
Меньше слов, взгляд в глаза,
Мы хотим получить ответ,
Но его между нами нет,
Быть с тобой до конца,
Меньше слов, взгляд в глаза,
Чтоб из них не одна слеза…
Давай навсегда (давай навсегда), ну а вдруг повезет в этот раз.
Буду твоя звезда (моя звезда), и всю жизнь буду верная, как сейчас.
Давай навсегда (давай навсегда), ну а вдруг повезет в этот раз.
И всегда буду верная, верная.
(с) T-Killah – Давай навсегда (& Мари Краймбрери)
– Давай навсегда… давай навсегда, ну а вдруг повезет в этот раз. И всегда буду верная, верная… – и резко повернулся ко мне, а я судорожно сглотнула, потому что его глаза блестели неестественным лихорадочным блеском, и словно мне это спел… и вдруг опять противоречиво усмехнулся, – ты решила просверлить во мне отверстия, малыш?
Свернул на проселочную дорогу. А я отвела взгляд и вдруг поняла, что меня держало, как магнитом, а сейчас отпустило, и осталась легкая дрожь в теле.
– Я пыталась хоть что-то вспомнить. Извини.
– Ты не умеешь лгать. Признайся, что рассматривала меня.
– Еще чего! Тоже мне. Ты самоуверенный нахал.
– Оооо, это нежнейший комплимент. Да ладно, расслабься. Меня всегда рассматривают женщины. Я привык.
Какой же он мерзавец. Поразительный мерзавец, сексуальный мерзавец, умопомрачительный мерзавец. О божеееее. Я, правда, это думаю?
Он закурил, и я откинулась на спинку сиденья.
– Дашь и мне сигарету.
– Да щазззз. Мелкая. Когда-то много лет назад мы с тобой договорились, что ты при мне не куришь.
– Да ладно… и я послушалась?
– Конечно.
– Чего это? Тоже мне, большой и страшный серый волк.
– О, дааа. Все верно. Ты меня боялась, маленькая Красная Шапочка.
Он снова смеялся, но уже иначе и очень заразительно. В его синих глазах плясал миллион сумасшедших чертей, и это настроение передалось и мне. Я вдруг подумала, что остро реагирую на малейшую смену его настроения и вторю ему совершенно невольно. И эта проклятая улыбочка. Ее нужно запретить законом. На нее нужно наложить штраф.
– Запрещал мне курить, а сам куришь. При мне. Быть пассивным курильщиком – это также опасно.
Продолжает смеяться, но сигарету выкинул в окно.
– Рядом со мной, Даша, тебя ждет намного больше опасностей, чем сигаретный дым.
Выпустил кольца дыма в другую сторону, а я во все глаза смотрела на его губы и думала о том, что это непередаваемо эротично… невыносимо эротично. Эти губы и дым… И тут же отвернулась. А ведь у меня был парень. И кто это был? Почему он не звонит и не приезжает? Почему мне никто о нем не рассказывает? Кто взял мою девственность? Я кого-то любила?
– Мы приехали, – сказал Максим и затормозил у небольшого здания, обнесенного забором, из-за которого слышался собачий лай, а над воротами было написано «Подари Жизнь». Частный приют для домашних животных.
– Вот куда ты ездила почти каждый день.
И вышел из машины.
ГЛАВА 7. Дарина
Я трепала между ушей то огромную черную немецкую овчарку, то рыжую. Они счастливо виляли хвостами и прыгали на меня, облизывая мне лицо, повизгивая, как раненые поросята. Они меня узнали, а я нет. И вначале, когда открыли вольер и на меня понёсся этот огромный медведь с бархатной черной шерстью, а за ним выскочила вторая овчарка, вывалив язык и поскуливая, я оторопела.
– Это Демон и Молли. Их нашли в канализационном люке. Ты ездила с бригадой спасателей, и их доставали оттуда при тебе.
Я гладила лоснящуюся черную голову, а второй рукой – рыжую и жмурилась, когда Дем вылизывал мое лицо и покусывал мне скулу от счастья.
– Им было месяца три или четыре. Перебитые лапы, сломанная челюсть у него и перебитый хребет у нее, не стоячие уши у обоих. Ты хотела забрать их к… к себе домой после карантина и прививок. Но… попала в аварию. Они тебя обожают. Вот что значит собачья преданность. Не забыли… тебя.
И выдохнул, я подняла голову и посмотрела на Макса. Совсем не похожие на него грустные нотки в голосе.
– Они прелесть. Великолепный пес. Да, ты красавец. Ты просто красавец. А ты лисааа, ты, Молька, лисааа. Самая настоящая рыжая лисичка. Неее, ненене, не надо меня вылизывать.
Макс рассказывал мне о животных, которые содержались в приюте, а я шла следом за ним, скармливая Демону и Молли кусочки несладкого печенья, и думала о том, откуда он все это знает. Каким-то дьявольским образом этот человек словно постоянно находился рядом со мной. Пока я с тяжелым сердцем проходила мимо клеток и вольеров, у Макса зазвонил сотовый, и он отошел в сторону. Но я все равно краем уха его слышала.
– Послушай! Мне плевать, каким способом ты получишь правдивые ответы. Как по мне, так порежь на лоскуты его маму, бабушку и даже его собаку. Мне надо знать всего две вещи – где и когда! Где и когда! И я хочу знать это сегодня, иначе на ленточки я порежу тебя и скормлю твои яйца уличным псам.
