Текст книги "Отшельник"
Автор книги: Ульяна Соболева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Набрал опять начальника службы безопасности, нужно было хоть что-то узнать. Сам не смог проконтролировать, как Макс вернулся, но сопровождение всегда работает.
– Русый, Макс когда вернулся, один был?
– Андрей Савельевич, мы его вели уже на пути из аэропорта. Охрана его и он в машине были.
– И все?
– Да, Максим и трое людей его…
– А Дарина?
– Точно не было. Мы вели их до самого дома, пока в ворота не въехали…
– Хорошо, до связи.
Дьявол! Неужели правду говорит? Неужели я до сих пор пытаюсь найти ей оправдание? Такие вещи не придумаешь. Их, наоборот, спрятать хочется, чтобы не увидел никто и не узнал, что тебя выставили полным идиотом. Наивным. Зверя, от которого весь криминалитет шарахается, обычная девка вокруг пальца обвела, с руки кормила, пока время подставить не пришло. Не мог лгать... Не об этом. Плевать, что под кайфом…
Откинул голову назад, сжимая пальцами виски. Пульсируют, до боли, а в легких словно воздуха не осталось. Завтра отца хоронить, прощаться, в последний путь отправить по-семейному, а от семьи этой не осталось ничерта. Мысль закралась – подлая такая, недостойная, что хорошо, что умер.. Не видит всего этого, покой наконец обрел. Успел еще застать нас всех… счастливыми, что ли? Прощенье попросить и дождаться того же. Сыновей обрел, семью. Не под проклятия на тот мир ушел, а в мире и спокойствии. Только это-то и стало началом конца.
***
На похороны съехалось несколько сотен лживых и лицемерных тварей, чтобы насладиться чужим горем. Смаковать чужую скорбь и отчаяние. Обменятся наигранными улыбками и рукопожатиями. Слетелись, коршуны. Высматривают, чем поживиться. Кого сдвинуть, кого убрать и что урвать. Злорадно шепчутся прямо за нашими спинами, что жена Макса не приехала. То ли синяки прячет, то ли хвостом вильнула и бросила Зверя. Испытывают наше терпение. Намеренно. Издевательски ударяя в одну и ту же цель. Наносить удары, зная, что пока все мы находимся у могилы отца, их не тронут. Потому что слабость нельзя показывать. Никогда. Тут, на кладбище, каждый ублюдок ощущал эту циничную неприкосновенность, потому что тот, кто сорвется – проиграет.
А после похорон мы с братом разъехались в разные стороны, сухо попрощавшись. Словно не было последних нескольких лет, словно не братья уже. Чужие. Он замкнулся в себе, избегая разговоров, вопросов, отмахиваясь от попыток поддержать. Даже глаза свои прячет под солнцезащитными очками.
Каждый по-своему переживает свое горе, справляется с болью и находит способ, как существовать дальше. Он не тот уже. Словно часть от него отрезали.
Присматривать за ним надо, с наркотой чтоб завязал. Хреново ему, понимаю, только в гроб себя загонит за несколько месяцев. А пока что нужно связаться с Ахмедом… Нутром чую, что есть тут что-то, чего я не знаю. Слишком много недостающих элементов в этой картине. Только решение действовать позволяло сейчас держаться. В этой истории не может быть такой точки…
ГЛАВА 12
Я открыла глаза от того, что меня били по щекам. Не больно, но довольно чувствительно. Вскочила на постели, прижимая к себе простыню и глядя расширенными глазами на ненавистную рожу Бакита, от вида которой тошнило и все скручивалось в узел. Если бы я могла ее разодрать в кровь, я бы это сделала. И сделаю когда-нибудь.
Тяжело дыша смотрела на него и чувствовала сильную боль в висках, как и там, в трюме, когда очнулась после сильной дозы снотворного. Кажется, и сейчас мне вкололи нечто подобное, потому что меня мутило и в горле дико пересохло. Я помнила, как меня сняли с веревок и сделали укол в вену. С ужасом прислушивалась к собственному телу, но кроме жжения и боли от ударов хлыстом ничего не беспокоило. Меня не тронули. Я чувствовала кожей, на подсознательном уровне. Этот ублюдок не занимался со мной сексом. Если он вообще способен им заниматься.
Тогда почему я голая и в его постели, к горлу подступила тошнота от одной мысли, что он ко мне прикасался, пока я спала, но Бакит ухмыльнулся и швырнул мне ту одежду, в которой меня похитили. Она провоняла гнилостным запахом трюма и рыбы, которую в нем перевозили. По коже медленно поползли мурашки… Что это? Неужели? О, Боже! Так быстро?! Неужели меня нашли?
– Раздумываешь, трогал ли я тебя этой ночью, пока ты спала? Нет. Не трогал. Я не люблю трупы – я люблю орущих и дергающихся сучек. Да и поверь – это совершенно не имеет никакого значения. Одевайся. За тобой приехали.
Все. Он мог больше ничего не говорить. Или наоборот – он мог говорить все что угодно, но, когда я услышала это «за тобой приехали», я перестала что-либо соображать. Я поняла, кто. Сразу поняла по взгляду проклятого азиата, по его презрительной ухмылке и, да, по страху в его глазах. Я видела его там, на самом дне. Легкая тень ужаса, которую мог вызвать в этом монстре только другой монстр. Слишком похожий на него самого, но более сильный и опасный. И этим монстром мог быть только мой муж… либо мой брат. А скорее всего они оба и вместе. И я не могла в это поверить. Боялась, что разочаруюсь и сойду с ума, если это не так. От одной мысли, что Макс здесь, где-то рядом, совсем близко, мне становилось больно дышать, и я словно летела в пропасть на огромной скорости, так быстро, что свистело в ушах и ломило все тело.
Я натянула через голову свитер, не обращая внимания на боль в израненной спине. Какая к черту боль, если Максим здесь? Моя анестезия, моя сила, моя стена. Все перестало иметь значение. Даже то, что Бакит смотрел, как я одеваюсь. Мне стало наплевать на его присутствие. Ведь за мной приехали. А значит – ему недолго осталось. Совсем не долго. Когда я буду в безопасном месте, он пожалеет о каждой секунде, которую я провела здесь, о каждом ударе, о каждом слове, что сказал мне. Ему отомстят за меня, и так жестоко отомстят, что он будет мечтать о смерти. Мой муж умеет быть лютым извергом, если кто-то его сильно разозлит…
Когда я лихорадочно застегивала змейку на сапогах, то вдруг, приподняв голову, увидела, как азиат улыбается, он буквально излучал какое-то ненормальное удовольствие… Даже страх испарился из взгляда его узких глаз, пристально меня разглядывающих, как будто впервые увидел.
От сомнений стиснуло горло… А что, если это не Макс приехал? Что, если этот ублюдок что-то задумал? Какое-то низкое издевательство? Он способен на любую подлость. Я не должна рано радоваться. Должна быть готова ко всему.
– Торопишься, птичка, ручки дрожат? Я бы на твоем месте так не торопился.
Не спросишь, кто за тобой приехал или настолько уверена в нем? М-м-м? Знаешь кто здесь, да?
Я выпрямилась и, все так же тяжело дыша, посмотрела Бакиту прямо в глаза:
– Знаю. Я могу сомневаться в ком угодно, но только не в нем. И тебе не советую.
Но улыбка с его лица не исчезла, несмотря на угрозу, и мне стало не по себе.
– Правильно, птичка, не сомневайся. Идем, хватит прихорашиваться, ты и так у нас красивая.
Опустил взгляд к моей шее и снова посмотрел в лицо, ухмыляясь, а я вспомнила, как эта мразь засасывала мою кожу и лизала мой подбородок, когда я висела на веревках и мечтала сдохнуть раньше, чем он меня испачкает своими прикосновениями еще больше.
– Может, останешься? Я бы повоевал за тебя со Зверем… А? Не хочешь дать нам шанс, девочка? Нам же было так хорошо вместе.
– У тебя он есть, этот шанс. Шанс прямо сейчас бежать так далеко, чтобы Зверь никогда не смог тебя найти.
– Кто знает… может, тебе стоило бы бежать так же далеко. Счастливой дороги, птичка. Я надеюсь, ты не пожалеешь, что выбрала не меня.
– Да пошел ты! Начинай молиться, Бакит. С той минуты, когда моей жизни не будет угрожать опасность – твоя упадет в цене ниже плинтуса.
– Ты тоже молись, девочка… кто сказал, что твоя жизнь с этой минуты стоит дороже моей? Только, возможно, ты меняешь один ад на другой…
– Не льсти себе. Это не ад. Здесь у тебя. Это так, грязный притон и больной извращенец во главе него.
– Конечно, не ад… Ад у тебя только начинается. Бакит всегда знает, что говорит. Я приготовил для тебя много сюрпризов… но получишь ты их не от меня, а от того, в ком ты так уверена. Запомни, сучка, в этой жизни нельзя быть уверенной ни в ком. Даже в своем отражении.
Сказал вполне серьезно, чуть прищурившись.
– Мне жаль тебя.
И меня передернуло от мрачного предчувствия, что эта тварь все же что-то задумала.
– Себя пожалей. Недолго тебе осталось.
Он не пошел за мной следом, меня вывели его молчаливые псы, подхватив под руки с обеих сторон. А мне хотелось броситься, сломя голову, вперед, а внутри клокотал пожар, безумие, бешеный восторг. Я снова забыла о проклятом Баките, я предвкушала свободу и встречу с Максимом. Я ее буквально видела перед глазами в мельчайших деталях.
А потом я потеряла способность дышать и даже крикнуть. Как во сне, когда открываешь рот и не издаешь ни звука. Я увидела Максима. Он стоял возле машины и смотрел на меня. Не двигаясь, словно сам превратился в камень. Только взгляд, продирающийся сквозь кожу к самому сердцу. Макс быстро надел очки, а мне захотелось побежать к нему, но я не смогла, у меня ноги не слушались. Как ватные. Занемели. Меня просто парализовало, а по щекам покатились слезы. Градом. От счастья, что он здесь. Что забрал меня. Разве могло быть иначе? Это же мой Максим. Мой муж. Мой безумец. Он бы меня нашел даже в пекле. Для него нет ничего невозможного. Такой бледный, худой… в темных солнцезащитных очках, а я его взгляд чувствую кожей… Но хочется содрать очки и захлебнуться в синеве, потеряться в ней, раствориться и сойти с ума от того, что он рядом.
Я все же набрала в легкие побольше воздуха и хотела крикнуть, но в этот момент Макс махнул своим людям рукой и сел в машину. Я еще не понимала, что происходит, глядя, как отъезжает его автомобиль, как, скрипя покрышками, разворачивается, чтобы уехать прочь, а меня подхватывает под руки Фима и ведет к другой машине. С облегчением увидела знакомые лица и радостно вздохнула полной грудью. Запах свободы, он пьянит, он сводит с ума.
Все! Все кончено! Этот кошмар. Так быстро и так невыносимо долго. Макс просто сильно торопился, нужно покинуть это место как можно быстрее, я думала что угодно, ища оправдание тому, что он не бросился ко мне, не сдавил в объятиях до хруста…
– Фима! Куда Максим поехал? Почему я не с ним в машине? Что-то происходит? Это какая-то стратегия?
– Вам лучше помолчать, – спокойно заметил Фима. – Помолчать и следовать с нами. Садитесь в машину.
На «вы»?! Он со мной на «вы»?! С каких пор?!
– Что происходит? Нам угрожает опасность?
Но мне никто не ответил. Телохранители, к которым уже давно привыкла еще в своем доме, расположились в джипе так, что я оказалась посередине. Словно под строгой охраной, а Ефим сел вперед рядом с водителем. Наверное, тут слишком опасно. Наверное, нас могут преследовать, Макс что-то натворил, чтобы вытащить меня отсюда. Да! Он мог! Все что угодно мог, лишь бы забрать меня и вернуть домой. Мо-о-о-ой Зверь.
Воздух! Свежий воздух! Свобода! Я увижу его очень скоро. Мы же полетим на самолете и обязательно будем вместе. Господи! Я с ума сойду, когда почувствую его так близко! И сердце снова застучало в горле.
Я знала, что он заберет меня, знала. Но что у них за лица, как на похоронах? Почему никто не рад меня видеть? И медленно вдоль позвоночника холодом – предчувствие….
– Фима, что-то случилось, да? Там дома… там что-то произошло?
Ефим молчал и упрямо смотрел вперед.
– Фима, черт подери, почему ты мочишь? Эй! Остановите машину, мы уже достаточно проехали, я хочу пересесть к мужу. Я вижу, он впереди. Скажи водителю – пусть остановит.
Они продолжали молча смотреть вперед, а у меня снова поднималась волна паники внутри, необъяснимой тревоги
– Я сказала, остановите, не то я сама выйду отсюда. Дайте мне позвонить Максу. СЕЙЧАС! – внутри нарастала ярость. Мне кажется, я начала срываться после всего, что случилось. Я больше не могла держать себя в руках, у меня сил не осталось. Я хотела только одного – обнять Максима и понять, что я не сплю, почувствовать себя в безопасности и плакать… долго плакать у него на груди, пока он укачивает меня, как маленькую на руках. Я до ломоты в пальцах захотела прикоснуться к нему, до истерического желания сделать это немедленно.
Попыталась дернуть за ручку двери, но Фима уверенно отбросил мою руку. И я заметила, что из кармана его пиджака выглядывают наручники и медленно перевела взгляд на его лицо.
– Куда мы едем?! Мне все это не нравится. Куда мы едем, Фима? Какого черта ты молчишь и говоришь со мной этим официальным тоном?!
Мне казалось, у меня начинается истерика. Словно кошмар продолжается и ничего не закончилось. Если бы я не видела Макса, я бы решила, что меня везут не домой, а что это очередная выходка Бакита или его чокнутого психопата-брата.
– Успокойтесь, у нас указание не разговаривать с вами и не отвечать на ваши вопросы. Нам вообще дан приказ надеть на вас наручники. Так что не вынуждайте нас. Мы бы не хотели…
– Дан приказ! Наручники! Кто дал вам такой приказ?! Это бред! Что за чушь вы несете! Кто дал приказ?
– Зверь приказал.
Я истерически засмеялась, я смеялась долго и так громко, что даже водитель обернулся.
Фима протянул мне бутылку с водой и молча уставился вперед. Но я швырнула ее на пол, меня начало лихорадить от какого-то дикого предчувствия. От ощущения давящей тяжести из-за их поведения и молчания. И я вдруг поняла, что это не шутка. Они не меня охраняют, они меня сопровождают куда-то, чтоб это Я не сбежала. Это я пленница. Ничего, я приеду в аэропорт и устрою ему истерику, я буду трясти его за шиворот и орать, выть, рыдать… потому что все это время я держалась, и мне плохо. Мне так плохо сейчас. Я хочу, чтобы он был рядом, чтобы обнял меня. Мне было страшно, и я просто хочу, чтобы обнял… почувствовать его запах, и…
Но я его не увидела. Ни в аэропорту, ни в самолете. Это потом я уже поняла, что мы летели разными рейсами и меня провели через паспортный контроль под чужими документами. Какая же я идиотка была тогда. Даже не возмущалась. Я все еще верила, что это нужно для моей же безопасности.
Моя эйфория после прилета домой испарялась по мере того, как я понимала, что меня везут не к нащему дому. Что мы едем куда-то в другое место, по незнакомой трассе.
На каждый мой вопрос ответом было молчание. Меня игнорировали. И когда я попыталась снова дернуть ручку машины, меня впечатали в сиденье:
– Мне дали приказ не церемониться с вами, а надо будети – и... применить силу.
– И что? Ударишь меня? Этот приказ тоже дал тебе мой муж? Ты вообще в своем уме?
– Именно он. Не вынуждайте меня им воспользоваться. Давайте доедем до места назначения, а дальше можете истерить, сколько хотите. Я выполняю свою работу.
Мне казалось, я погружаюсь в какой-то новый кошмар. Нет, я все еще сплю на судне у Бакита, и мне вкололи не снотворное, какую-то дрянь, вызывающую весь этот бред. Макс приказал меня ударить? Не церемониться со мной? Да что это за чушь! Он бы скорее им руки поотрывал… Только я почему-то думала одно, а глаза видели совсем другое – Ефим, который стиснул челюсти до хруста и второй охранник, чье имя я забыла напрочь, вели себя со мной совсем не как со своей хозяйкой, у которой они работают… Они вели себя со мной, как с кем-то ничтожным и омерзительным. Кем-то, с кем можно обращаться как со швалью.
Машина заехала в лесопосадку, а затем выехала к одиноко стоящему особняку. Когда я его увидела, то снова обо всем забыла, вскрикнула от радости и на глаза навернулись слезы. Нет… это таки розыгрыш. Макс просто немного меня пугает после моего исчезновения… А сам готовил мне очередной сюрприз. Чтобы мы после разлуки остались наедине.
Только я даже предположить не могла, что меня привезли в фешенебельную тюрьму. В персональный ад за белым забором. В Ад с небольшим озером, запорошенным снегом, с безумно красивым садом. В ад без единого средства связи, зарешеченными окнами и оградой под током.
В доме было поразительно тихо. То ли слуги избегали меня, то ли он совершенно пустой. Ефим шел за мной по пятам, как собака, пока я оглядывалась по сторонам в этом огромном и пустом здании, где веяло могильным холодом. Полупустые комнаты, кое-где закрытые секторы и запах краски.
– Вы останетесь здесь до дальнейших распоряжений Зверя. Охрана меняется каждый день. Ограда под током и на окнах решетки. Дом охраняется, как крепость. Никто не заезжает и не въезжает без моего ведома. Так что даже не думайте отсюда бежать. В радиусе нескольких километров нас окружает лесополоса.
Фима начал меня раздражать, и я в ярости набросилась на него. В дикой жажде вцепиться ему в лицо. В невозмутимую физиономию.
– Бежать? От кого? Что это значит, Фима? Я ничего не понимаю. Что все это значит?
– Вы теперь будете жить здесь до дальнейших распоряжений Максима Савельевича... – повторил он, как заезженная пластинка.
– Жить здесь? Ты с ума сошел? Это насмешка, это издевательство? Как здесь жить, здесь же мертвая зона. Дом в стадии ремонта. Здесь поблизости ни души. Это заточение? Мы в двадцать первом веке! А-а-а-а-а, – я медленно кивала головой, чувствуя, как у меня сдают нервы. – Это не Макс… нет, не Макс. Это вы сами! Вы меня похитили, да? Вы меня увезли, чтобы его шантажировать? Да он сгноит вас. Он вас всех… – я не понимала, что плачу, что меня трясет, как в лихорадке.
Фима посмотрел мне в глаза, и я увидела в его взгляде сожаление. Это меня он сейчас жалеет? Меня?
– Где мой муж? Где он? Почему он не приехал сюда вместе с нами? Ты можешь мне объяснить? Где мой брат? Они приедут? Кто-нибудь приедет сюда? Где Макс? Я хочу немедленно его видеть! СЕЙЧАС! Я хочу видеть его сейчас! Позвони ему! При мне позвони!
Он отвел взгляд, не выдерживая моей истерики, а мне уже было все равно. Я начала потихоньку сходить с ума.
– Нет, не приедут. Сюда никто не приедет, Дарина Александровна. Максим Савельевич поговорит с вами, когда сочтет нужным. Скажите спасибо, что вы вообще живы. Я бы свернул вам шею на его месте или прирезал еще там, на судне, и скинул в море… но это не мое дело. Не мое…
Я ничего не понимала, только хлопала глазами и чувствовала, как внутри поднимается паника, такое мерзкое чувство, когда ты еще не знаешь, что именно происходит, но точно знаешь, что случилось что-то ужасное. Что-то, что тебя сломает, распотрошит на осколки, смешает с грязью.
– Свернул шею?! Ты что несешь вообще?!За что?
Он, похоже, потерял терпение и вдруг резко склонился ко мне.
– Тебе ли не знать?! Нам все известно. Ни к чему притворяться. Зверь поступил с тобой более, чем гуманно после всего, что ты сделала.
А что я сделала? Томилась в аду? Терпела пытки Бакита? Что я сделала?
– Фима-а-а, – я вцепилась в его руку дрожащими пальцами.
– Что происходит, скажи мне, я умоляю тебя. Мы же были близки. Вспомни… мы играли в шахматы и выбирали тебе собаку. И… Фима-а-а.
– Ты сука. Вот ты кто. Продажная подлая сука. И я бы на месте Зверя закопал тебя живьем где-нибудь в лесу.
Он просто сошел с ума. Да, он чокнутый псих, который меня выкрал, и теперь будет шантажировать Макса. Либо я сошла с ума окончательно.
– Ты не на месте Зверя. Ты его пес. Его ручная собачка. Он скажет «фас» – и ты выполнишь… Либо ты решил ему за что-то отомстить. Он узнает и…
Ефим вдруг развернулся на пятках и просто ушел, а я так и осталась стоять в пустом коридоре, между распахнутыми дверьми, ведущими в такие же пустые комнаты. Когда наконец зашла в одну из них более или менее обставленную мебелью – я вдруг обнаружила в шкафу свои вещи. Аккуратно разложенные по полкам. И мне стало плохо… я разрыдалась, судорожно цепляясь пальцами за платья, висящие на вешалках и стягивая их вниз за собой на пол.
***
Я в который раз ходила по пустым комнатам поместья и с ужасом понимала, что да, меня здесь заперли. Этот дом – моя тюрьма. Смотрела на стены затуманенным взглядом. Мне казалось, что я схожу с ума. Нет, не просто схожу с ума, а превратилась в сгусток боли, от которой ослепла и оглохла, от которой каждая клеточка моего тела болела настолько невыносимо, что я не могла даже вздохнуть. Я просто бродила по коридорам. Часами. У меня шумело в голове, и я не отдавала себе отчет в том, что снова и снова прохожу по незнакомым пустым комнатам, мои шаги эхом отдаются под высокими сводами и застывают где–то очень высоко, теряются под потолками. Я их слышу, а биение своего сердца – нет.
***
Или же Макс в чем-то меня подозревает, и это единственное, что приходило мне на ум. Ничего, я подожду. Я умею ждать. Он придет. Обязательно придет и поговорит со мной, иначе и быть не может, и я все расскажу ему, я буду рыдать у него на груди, а он станет баюкать меня, как когда-то. Носить на руках и тихо шептать на ушко, что я его малышка, а потом будет целовать мои шрамы и долго любить меня на нашей постели. Это просто дурной сон. Он не мог со мной так. С кем угодно, но не со мной. Я же его девочка, его маленькая и сладкая девочка.
Но я горько ошибалась. Макс не приехал ко мне ни в этот вечер, ни на утро. Я нервничала, и с каждым часом все больше и больше. Так и не смогла заснуть. Закрывала глаза и видела то рожу Бакита, то ту изнасилованную девушку, ползающую, как слепая, по полу на четвереньках. Утром я уже была близка к истерике. Вместо Макса опять приехал Фима, и я видела, что ему не нравится находиться здесь со мной. Он смотрит на меня с плохо скрываемой ненавистью. Словно знает что-то, чего не знаю я.
Бросилась к нему и начала умолять, чтобы он дал мне поговорить с мужем. Просто посмотреть ему в глаза. Но Фима сказал, что Макс не желает меня видеть. Я снова и снова бродила по дому, словно зверь, запертый в клетке. Только сейчас я понимаю, что это были самые лучшие мои часы в этом доме, дни, когда я ничего не знала. Дни, когда я только молча ждала, когда мне дадут увидеть Максима.
На второй день своего заточения я уже не выдерживала и кричала, меня била истерика, я швыряла посуду, стучала в двери, разбивала окна с витыми решетками. Я не верила никому из них. В тот момент не верила, что меня здесь заперли по приказу моего мужа. Я требовала выпустить, умоляла, обещала деньги, просила позвонить моему брату, Фаине, Карине в конце концов. Я с надеждой заглядывала в глаза охранников и просто молила сделать хоть один звонок ЕМУ. Чтобы он забрал меня, приехал и нашел меня. Как это было всегда. Но мне просто сухо отвечали "не велено". Я кидалась на них с кулаками, я орала, но ко мне относились еще учтивей, чем в моем собственном доме. Слуги боялись на меня смотреть, а охрана стойко вынесла еще одни сутки моих криков и истерик. Мне неизменно приносили попить, поесть. В этом проклятом доме не было ни одного телефона или компьютера. Я была уверена, что меня похитили, хотя и видела все те же знакомые лица охранников. Но это они же и подстроили. Конечно, они. Макс заплатит за меня и заберет отсюда. Когда найдет – они все сдохнут. Все до единого. Каждый из них. Я в это верила. Наивная глупая дурочка.
И я его увидела, но лишь спустя три дня. За это время мне казалось, что я уже окончательно обезумела от неизвестности и бессонницы. О нет, я ошибалась, это были лишь зачатки безумия, которые меня ожидали. Паутина только начала оплетать мои ноги, поднимаясь все выше и выше… скоро она обмотается вокруг моего горла и задушит меня насмерть.
Я никогда не забуду тот день, когда Макс приехал ко мне. Моя жизнь в этот момент изменилась до неузнаваемости. Я сама в этот день стала другим человеком. Нет, я ошибалась. Я повзрослела не тогда, когда полюбила его и даже не тогда, когда увидела его с другой женщиной или потеряла с ним девственность. Я повзрослела в этом доме… когда поняла, что по-прежнему никогда не будет и что мой собственный муж станет моим палачом.
Но в самом начале, когда заметила его машину из окна, я силой впилась в решетку, прижимаясь к ней лицом, забывая об этих нескончаемых днях, когда грызла ногти до крови и плакала в пустых комнатах от отчаяния и страха. Мне казалось, что я просто упаду от слабости, когда увижу Максима вблизи. Нет, не наброшусь на него, и не буду бить его, царапать, орать, а просто сползу к его ногам от изнеможения и тоски. Но вместо этого я просто вдруг перестала чувствовать свое сердце. Увидела его и поняла, что оно не бьется… потому что мой муж… он показался мне совершенно чужим человеком. Когда я, сломя голову, бежала вниз по лестнице, к нему, он уже стоял в полупустом кабинете и пил виски, глядя не на меня, а в окно, и я почувствовала, как внутри что-то оборвалось и стало невыносимо больно даже моргнуть. Я ощутила, как между нами разверзлась пропасть. Она невидимая…но я ее вижу. Я даже вижу, как из-под моих ног вниз летят камни, и я вот-вот сорвусь, чтобы там, на дне, разбиться насмерть. И мне вдруг привиделось, что когда я буду умирать, истекая кровью, Макс будет смотреть сверху и хохотать…
В эту секунду я поняла, что и Фима, и все, кто меня окружали, говорили правду – это ОН запер меня здесь. Это он забрал меня из Стамбула и привез в эту тюрьму.
Он, и никто другой. Потому что все они смертельно его боялись. Все до единого. Никто бы и не посмел меня тронуть. Никто, кроме самого Зверя.
– Что происходит… Максим…? – тихо спросила я, и мне показалось, что он вздрогнул от звука моего голоса, тишина стала казаться зловеще оглушительной, застучало в висках, разрывая барабанные перепонки от напряжения. – Где ты был все это время, любимый? Почему не приехал ко мне?
Говорю, а у самой по щекам слезы катятся и от боли в глазах рябит, потому что хочу броситься к нему и обнять сзади до хруста, заорать, что я скучала, что мне было страшно. Где он был эти три дня? Я же спать не могла, я же выплакала все глаза и ободрала ногти до мяса. Почему он бросил меня здесь одну? Он что больше не любит меня? Я даже не представляла, что именно в этот момент та самая паутина обвилась вокруг моего горла и постепенно начнет меня душить, распарывая кожу… пока не обмотает мое сердце и не выжмет его до последней капли крови.
И вдруг он резко распахнул окно настежь. Ледяной воздух ворвался в помещение, я хлебнула его широко раскрытым ртом, словно понимая, что больше дышать, как прежде, уже не смогу никогда… Им дышать… У нас отныне нет общего дыхания. Мы дышим по разные стороны пропасти. И, может, с его стороны и есть кислород, а у меня только угарный газ, и совсем скоро я просто задохнусь.
– Смертью воняет, – наконец заговорил он… голос глухой, хриплый, а у меня. внутри защемило, словно начала замерзать... я в нем пустоту ощутила, – чувствуешь, Дарина? Здесь воняет твоей ложью и твоей смертью.
И он обернулся ко мне.
ГЛАВА 13
Когда я посмотрела ему в глаза, я, кажется, даже пошатнулась. Мертвая пустота. Выжженная пустыня, а не глаза. И в тот же момент слишком тяжело в них смотреть. У него всегда был невыносимый взгляд, но сейчас он убивал меня этим взглядом. Не похож на себя. Словно впервые вижу этого человека. Он изменился за эти дни так, что мне казалось, наша пропасть длиной не в какие-то дни, а в десятилетия. Кажется, у него на висках поблескивает седина, или это тусклый свет так падает на волосы. И еще мне казалось, что он пьян. Его зрачки сухо блестели на осунувшемся лице с многодневной щетиной, и одет слишком небрежно. Я буквально физически ощутила, как ему сейчас плохо. Волной. Отдачей. Он выглядел так, словно несколько дней беспробудно пил. Под глазами мешки с синяками, и все костяшки на руках сбиты до мяса. Что-то случилось, пока меня не было… что-то помимо моего исчезновения. Что-то страшное... И это что-то изменило моего мужчину до неузнаваемости. Он сломан и безумен. Никогда я еще не видела, насколько человек может быть не в себе, как в эту минуту, и я вдруг поняла, почему его назвали Зверем… Вот за это. За то, что рядом с ним становилось страшно шелохнуться, он излучал запах смерти сам… Мне тоже завоняло ею в эту секунду. Нашей смертью.
Я сделала несколько шагов к нему и остановилась так близко, что теперь чувствовала, как от него разит алкоголем и отчаяньем.
Снова посмотрела в глаза и почувствовала, как сердце пропустило несколько ударов. Стиснул челюсти и только дышит часто, ноздри раздуваются, и взгляд все тяжелее и тяжелее, а меня прогибает под ним, прессует и давит к полу. Провела пальцами по его скулам. Молчит, просто смотрит в глаза, и напряжение отдает в голове потрескиванием электричества.
– Сколько ночей ты не спал?
– Не помню, – говорит одними губами и смотрит исподлобья, словно внутри него происходит какая-то борьба, известная только ему.
– Что-то случилось?
– Случилось.
Я рывком обняла его за шею. Чувствуя, как задыхаюсь, как невыносимо быстро бьется сердце и заходится в немом крике. Не обнимает в ответ. Каменный. Напряженный настолько, что я это напряжение ощущаю даже кончиками волос.
– Расскажи мне. Поговори со мной. Пожалуйста.
Руки хаотично гладят его волосы, путаются в шевелюре. Конечно, что-то случилось, поэтому он не приезжал. Может быть, даже ради моего блага… ради нас и… Я почувствовала этот взрыв всем телом, за секунду до того, как он сжал мои руки до хруста в костях и резко отодрал от себя.
– Ты спрашиваешь, что случилось, Дарина? А мне хочется разбить тебе голову о стену за этот вопрос! – я невольно отшатнулась, потому что в его глазах произошел этот взрыв так же мгновенно, как и в поведении. Они заполыхали жгучей ненавистью, от которой стало невозможно дышать, от которой все внутри скрутило в узел и разорвалось на ошметки. – Но я отвечу тебе. Ты случилась. Ты все эти дни подыхала внутри меня, но так пока и не сдохла. Ты ужасно живучая сука. Мне больно, пока ты подыхаешь… Мне так больно, Дарина. Я на части разваливаюсь, а ты… ты все еще живая. Вот здесь живая!
Прижал мои руки к своей груди, выламывая, причиняя адскую боль. Я попыталась освободиться, но он сжал мои запястья сильнее и дернул меня к себе. Слова бессвязные и похожие на бред. И я не пойму, что он говорит, я только сама рассыпаюсь на части. Вместе с ним.
–. Кто ты такая? Кто? Что за суку я пригрел рядом с собой? Кого я подобрал там, на дороге? Кто ты, мать твою?
Я смотрела на него расширенными глазами, не понимая, чувствуя только, как внутри вместе с испугом продолжает разливаться то самое онемение, и в груди дерет, как ржавыми крючьями. Дырявит сердце. Пробивает насквозь.
– Твоя малышка, – прошептала я, – твоя.
– Нет…– очень близко к моему лицу, щекой по моей щеке скользит, – ты его сука, его шваль и его шлюха. Смотрю на тебя и не понимаю, как я мог быть таким слепцом? Чем ты взяла меня? Чем ты вгрызлась мне в мозги?
– Мне больно, – так же тихо, пытаясь выдернуть руки. Он усмехнулся, но глаза улыбка не тронула, а у меня перед глазами потемнело от его мрачной и страшной красоты. Все черты лица заострились, стали четкими. Хищные черты. Он излучает опасность. Она кипятком обжигает мне легкие.
