Текст книги "Мертвая тишина"

Автор книги: Ульяна Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Пробарабанил пальцами по корешкам книг. Старший сын, а я был уверен, что это именно его комната, явно был развит разносторонне: самые разные жанры, от классики до современной литературы. Открыл верхний ящик книжного шкафа и увидел фотографии. И на всех – мы вдвоём. Вот он, совсем маленький, сидит на мне верхом, а я лежу на зеленом газоне. Он весело хохочет, настолько заразительно, что кажется, и солнечные лучи смеются вместе с ним.

Дьявол, кто же такая эта Марианна, что, женившись на ней, я получил перстень? И почему перстень оказался дома в то время, как обручальное кольцо было на мне? Столько вопросов самому себе, что от них начинает раскалываться голова.

На другом фото мальчику уже лет двенадцать, он стоит, иронично вскинув бровь и сложив руки на груди, и я вздрагиваю, потому что снова вижу в нём самого себя. Что я испытываю, общаясь с ним? Гордость? Радость? Будучи человеком, никогда не задумывался о детях. Пока Анна не забеременела. А до этого просто некогда было – приходилось выживать здесь и сейчас, а не думать о будущем.

О том, каково это быть отцом, впервые задумался, уже утратив возможность им стать. Как, впрочем, и бывает в нашей жизни. Только потеряв, мы действительно начинаем ценить то, что имели.

Достал все фотографии из ящика и начал расставлять их на полке. Кем бы я ни был, сколько лет жизни ни стерлись бы из памяти, я не хотел оставаться воспоминанием в ящике книжного шкафа собственно сына.

Покинул его комнату и спустился по лестнице вниз. Поймал за руку того немолодого слугу, который целовал мне руку.

– Генри?

– Да, господин, – он усердно закивал головой, пряча странную улыбку за усами.

– Проводи меня в мой кабинет.

Он удивленно вскинул брови, но коротко кивнул и, приглашающе махнув рукой, припустил впереди меня, слегка подворачивая правую ногу.

Остановился возле темной двери с круглой чёрной ручкой и, отойдя в сторону, вдруг схватил меня за рукав рубашки и начал причитать:

– Господин, я так рад…Мы так рады. Господин, мы ведь уже все…, – смахнул пальцем выступившую слезу, – а госпожа не верила. Мы видели. Моя Сара мне показывала. Они все верили, а она нет. Выгоняла соболезнующих. Отключила телефон, чтобы никто не звонил.

– Зачем она отключила телефон? – я осторожно высвободил свою руку, думая о том, что болтливые слуги в доме – это катастрофа. Хотя сейчас мне это было на руку.

– Они все звонили и соболезновали. А она, – его голос дрогнул, сделался восхищённым, – она им всем говорила, что вы живы, и что она не собирается тратить время на их глупые разговоры.

– А почему твоя госпожа не верила?

– Я всегда говорил Саре, что между вами божественная связь. Что госпожа чувствует вас на расстоянии, а вы её. Так и получилось, господин. Так и получилось!

Он снова радостно заулыбался, а я сдержанно кивнул ему и махнул рукой, отпуская.

Интересно, значит, меня заживо похоронили все мои знакомые, и только Марианна верила в то, что я не умер. Но почему? По ее словам, меня не было целый месяц. Тридцать дней я не выходил на связь ни с кем, и они решили, что меня больше нет.

Так она сказала мне в машине по дороге домой.

«– Скажи…Расскажи, что с тобой случилось, Ник? Почему тебя так долго не было? Где ты был?

– А сколько меня не было, куколка?

– Месяц, – её голос задрожал, и она еще сильнее стиснула пальцы, – чёртов месяц, день за днем, час за часом я ждала от тебя хотя бы одного слова. Хотя бы простого «я жив»…, – отвернулась, пряча слёзы, выступившие на глазах.

– Ошибаешься, девочка, – я склонился к ней, обхватывая ладонью побелевшие пальчики, – меня не было гораздо дольше. Так я, по крайней мере, чувствую.

– Сколько? – выдавила из себя, не убирая руку, и я улыбнулся, поглаживая большим пальцем её ладонь.

– Минимум, лет сорок или шестьдесят. Я не могу сказать точно. Но то, что вижу на улицах сейчас, изменилось явно не за десять или даже за двадцать лет.

– Но что произошло с тобой? – она резко подняла ко мне лицо, – С какого момента ты помнишь себя?

– Я не знаю. Я помню, как очнулся в зловонной подворотне, из которой валил такой смрад, что тянуло выблевать свои же кишки. Вот только, – сам не заметил, как стиснул маленькую руку, вспоминая, – я не мог сделать даже этого. Я не мог пошевелиться. Даже моргнуть. Я лежал живым трупом, – она громко и рвано выдохнула, и я убрал свою руку, – чёртову уйму времени и слушал, что происходит вокруг меня. Мне повезло, что в том районе такие узкие улицы и высокие здания с навесными крышами на первых этажах, что туда даже свет не пробивался. Первым, что я увидел, открыв глаза, была жирная серая крыса с облезшей на боках шерстью».

При воспоминании о том, как вгрызался клыками в подобную тварь, затошнило, и я потянулся к портсигару, стоявшему на тёмном дубовом столе. Достал сигару и, покрутив её в пальцах, поднёс к носу, вдыхая запах. То, что доктор прописал. Лучшее лекарство от амнезии, мать вашу!

Повернулся к бару, на котором стояла бутылка виски и стакан.

– Что ж, Николас, в этом доме есть практически всё, что нужно тебе для счастья: виски, сигары и сногсшибательная женщина. А еще на твоём пальце красуется перстень, о котором ты мечтал сотни лет…Какой же твари на этот раз ты перешёл дорогу, что тебя попытались лишить не просто жизни, но и памяти обо всей этой роскоши?

Впрочем, в случае со мной вопрос был риторическим. Легче сказать, кому я нравился, чем перечислять имена тех, кто меня ненавидел. Язык можно было бы сломать.

На мгновение мелькнула мысль, что моим несостоявшимся убийцей вполне могла бы быть та же Марианна. Супруга Николаса Мокану, которого звали не иначе как Зверь. Разве нужна большая причина для того, чтобы желать ему смерти? Навряд ли. Вспомнилась её реакция в клубе. Сосредоточился, пытаясь определить, чего больше было в ней: испуга или радости. Но нет, слишком искренними мне показались её поцелуи и слёзы. А ещё я вспомнил её боль. Как ощутил её, будто свою. Будто это у меня сердце кто-то схватил ледяными пальцами и резко дёрнул вниз, обрывая с корнями.

«Я всегда говорил Саре, что между вами божественная связь. Что госпожа чувствует вас на расстоянии, а вы её».

Все мои связи с Богом заканчивались на выкриках шлюх, исступленно взывающих ко Всевышнему в то время, как я их трахал. И о чём говорил слуга, я понятия не имел, но на хорошо разыгранный спектакль сегодняшний день не походил. Да и смысла никакого не было в подобной постановке.

На отполированной поверхности стола ни пылинки – слуги неплохо сработали, учитывая, что еще час назад все они считали меня мёртвым. Значит, знали, что скоро спущусь сюда. Что же, в этом доме мне не только были рады, но и изучили все мои привычки. Кем же ты стал, Мокану? Кто-нибудь ответит мне на этот вопрос так, чтобы не порождать цепочку других?

На столе лежало устройство, я такое видел у одной из своих жертв в номере, она называла его «ноутбук», кажется. Сказала, что это такой компьютер. Включала на нём музыку для стриптиза. Правда, я тогда был всё же больше увлечён этой маленькой дрянью в платье из рыболовной сетки и её грациозными движениями.

Открыл крышку устройства и в нетерпении забарабанил пальцами. Я смутно помнил, что нужно делать дальше. Вспомнилось, как после секса и плотного завтрака с куколкой, а, вернее, самой же куколкой, наугад тыкал пальцами во все кнопки, проклиная сам себя, пока не выключил его окончательно.

Нужно было для начала заставить её обучить себя работе с ноутбуком, а потом осушить. Пришлось вызывать уборку номера, и уже загипнотизированная горничная, услужливо показала мне, как включается и как работает эта штука. Я тогда просидел до самого вечера в интернете, заходя на все подряд сайты. Да-да, моя милая горничная оказалась весьма полезным учителем. Полезным, сексуальным и довольно вкусным, между прочим.

Но вот мой собственный ноутбук сейчас требовал какой-то пароль, и я понятия не имел, что тот Николас Мокану, о котором мне все сегодня рассказывают, мог вбить в строку. Я пробовал все варианты, которые приходили в голову: от имени матери, которое оказалось слишком коротким, до «СдохниВоронов», но ни один не подходил. Отпил виски, вбивая теперь уже, скорее, по инерции «Сиськи4размер» и «Моканусексмашин», когда голову посетила идея. Достал из кармана браслет и усмехнулся, глядя на него. Судя по всему, неизвестный мне Ник вполне мог использовать какую-нибудь ванильно-сентиментальную смесь в качестве пароля. Набрал «Ябудулюбитьтебявечно». Безрезультатно. Было бы слишком просто, правда, Мокану?

Не знаю, каким образом, но видимо, мышечная память всё же сильнее образной…Я даже не успел подумать…Просто представил, как бы мог произнести эту фразу…если бы мог произнести подобную чушь вовсе. Мне показалось, что она звучала бы естественно только на румынском.

«Tevoiiubipentrutotdeauna»… И вуаля – Ник, ты гений! До тошноты, омерзительно сентиментальный, но гений! Поднял бокал за собственное здоровье и интеллект, мысленно пожелав себе долгих веков жизни и крепкой памяти, и едва не подавился, увидев фотографию Марианны на заставке рабочего стола.

Эта женщина однозначно меня регулярно опаивала колдовскими зельями, иначе я всё это объяснить не мог. Потому что всё это было не про меня и не обо мне. Слуги, плачущие не от страха, а от радости, украшения с признаниями любви, фотографии…и дети. Самое главное – дети, которых я на этих фотографиях целовал, обнимал, играл с ними.

Я думал, что неспособен на это. Точнее, я знал, что неспособен. Пять сотен лет я был кровожадной тварью, делившей мир только на тьму и свет. Тварью, которая видела чёрное даже на белом, с извращёнными понятиями добра и зла. Из остальной палитры я предпочитал только цвет крови. Только ему позволялось окрашивать яркими алыми пятнами мой холст. Всё предельно понятно лично для меня. Есть я и есть враги. Все остальные. Абсолютно все. Потому что каждый из тех, кто сегодня мне улыбается, завтра будет смеяться, вонзая мне нож в спину. Я не навязывал своё мнение никому, и в то же время считал идиотами всех тех, кто верил в добро, доверие, судьбу, любовь и другие бредни, созданные для слабаков. Для тех, кто надеется на прощение и взаимопонимание, на справедливость и благородство…Я же привык надеяться только на себя.

Я слишком часто видел подлость, прикрытую тем самым благородством, и распущенность, спрятанную за ширмой благочестия, чтобы верить в светлое. Только мрак. Он честнее. В нём ты всегда готов к нападению и предательству со всех сторон, вооружённый и оскалившийся.

Я не хотел сейчас смотреть фотографии, несмотря на то, что видел папку с ними. Слишком много вопросов породили те, что я уже видел, и мне следовало сначала получить ответы по ним. Щёлкнул на значок браузера и снова потянулся за бутылкой, чтобы наполнить бокал, когда заметил одну из новостей над поисковой строкой: «Сумасшедшая жена олигарха устроила представление на похоронах мужа». Зашёл по ссылке и зашипел, увидев кадр с Марианной в красном облегающем платье и с бокалом в руке.

«Жена олигарха Н. Мокану сорвала похороны собственного мужа. Смотреть видео».

Ещё щелчок мышкой, и я ощущаю, как зашевелились от странного ужаса волосы на затылке. Не каждый день читаешь про собственные похороны. А потом ужас сменился удивлением, и откровенной злостью, пока смотрел, как моя маленькая хрупкая жена стояла в окружении целой стаи хищников, голодных, злых, чёрных, с маской непонимания и жалости на лице они осуждали её наряд, осуждали бокал в руке и то, как она скинула мой портрет с крышки гроба на землю. Звука на видео не было, кадры плясали, видимо, съёмка велась подпольно, но я видел отчаяние на лице Марианны. Отчаянную решимость, я бы сказал. Такая миниатюрная и в то же время сильная. Сильнее них всех. Она не просто сорвала церемонию, она выгоняла всех этих шакалов, пришедших не скорбеть, а злорадствовать. Я знал это, потому что видел слишком много знакомых лиц. Тех, кто мог только ненавидеть меня, но никак не оплакивать. И дети…чёрт, я видел слёзы на лицах своих детей. Единственные, показавшиеся искренними, и сердце защемило от той боли, что отражалась в их глазах. Наверное, так и выглядит искреннее горе. Оно проступает слезами ребенка над телом родителя. Я смотрел на них и содрогался, так как видел на их лицах свою смерть. Не в гробе, не в фотографии, перевязанной траурной лентой…И, черт подери, внутри снова разливалось тепло от осознания, что кому-то моя жизнь всё же не была безразлична.

Марианна швыряла в толпу венки, а я еле сдерживался от того, чтобы не броситься сейчас наверх к ней, не прижать к себе, стирая поцелуями те слёзы, что видел сейчас на видео.

А потом камера выхватила потрясённое лицо Влада, который прижимал к себе мою жену, пока та рыдала у него на плече. В груди зародилось рычание и появилось желание откинуть его от неё, чтобы не смог касаться моей женщины своими грязными лапами. Что вообще этот ублюдок делал на моих похоронах? Пришёл убедиться в своей победе?

Сжал в руке бокал так сильно, что он лопнул в ладони. Самое смешное – Воронов никогда не воевал со мной. Войну вёл всегда я один. Так что, это, скорее, дань его королевским обязанностям. Если моя жена утверждает, что я стал одним из львов, князем Братства и королём Европейского клана, то королю волей-неволей пришлось присутствовать на этой церемонии.

В этот момент в дверь постучали.

– Заходите, – крикнул, доставая из кармана платок и вытирая руки.

– Господин, – в кабинет уверенным шагом вошёл Зорич. Так, будто не раз и не два бывал здесь. Остановился напротив стола, абсолютно безучастно оглядев осколки бокала на полу.

– Мы же договаривались на вечер, если мне не изменяет память, – сказал и тихо чертыхнулся собственным словам.

Ищейка сделал вид, что не заметил, и коротко кивнул.

– Да, господин. Но мне нужно было обсудить с госпожой кое-какие вопросы.

– С Марианной?

– Да, господин.

– То есть ты приехал пораньше, чтобы решить какие-то дела с моей женой в то время, как я находился тут?

Зорич прищурился, начиная понимать, что мне не понравились его слова. А мне чертовски не понравилось, что какой-то «лайка» может приходить к моей жене без моего ведома.

– Вы сами в свое время приказали мне обсуждать все возникшие деловые вопросы именно с ней.

– Я полагаю, что незадолго до моей мнимой смерти?

– Нет, – он пожал плечами, всё так же безучастно глядя мне в глаза, – задолго до нее. Более пяти лет назад, господин.

Я сжал руки в кулаки, желая ударить этого выродка и сбить с него эту невозмутимость.

– И что именно ты обсуждал с моей женой, Зорич?

– Как вы, наверняка, догадываетесь, вашу смерть и чудесное воскрешение.

Ну же, прояви хоть каплю чувств, ублюдок. Никогда не ненавидел его абсолютно безразличное выражение лица так, как в эту минуту. Наоборот, мне всегда оно было на руку. Иногда оно могло смениться страхом – в моменты, когда наши дела шли не так хорошо, как мы планировали. И Зорич знал, что я не пощажу его, несмотря на всю уникальность его роли в наших операциях.

Но сейчас хотелось смахнуть это равнодушие с его лица кулаками.

– Я жду подробностей, Серафим. И ты, как никто другой, знаешь, что я не люблю ждать.

Он снова лишь кивнул и заговорил:

– Мы нашли все спрятанные вами трупы и вашу ДНК на каждом из них. Как вы понимаете, охотники не могли остаться в стороне от такого количества человеческих жертв и уже предъявили госпоже ультиматум: либо она находит убийцу, либо они обращаются к нейтралам.

– Ну что же, она его нашла, – вскинул руки в стороны, – проблема решена, так ведь?

– Мы полагаем, что они захотят лично разобраться с ним, господин.

– Хорошо, – я медленно выдохнул и шагнул к нему, – ты хочешь сказать, Зорич, что ты, – еще один шаг, – обсуждал вопросы моей безопасности за моей же спиной? – обошёл стол и остановился напротив него, – И с кем, твою мать? С женщиной?

Вцепился в его горло ладонью, вонзая когти в шею.

А этот ублюдок лишь расхохотался, захрипев.

– С женщиной, которая вытащила вашу задницу из самого Ада, – я ослабил хватку, чтобы этот придурок мог говорить громче, и он, откашлявшись, продолжил, – с женщиной, которая вела все ваши дела на протяжении пяти лет, пока вас не было, – серб усмехнулся уголком губ, будто припас напоследок нечто мощное, – с женщиной, которая в одиночку убила демона, поставившего на колени весь ваш клан. Демона, которого не смогли убить в свое время даже вы… Асмодея.

Я машинально опустил свою руку и засмеялся, откинув голову назад. А потом резко замолчал, поняв, что он не шутит. Чертов ищейка не шутит. И теперь уже в его глазах затаился смех, который он всё же догадался спрятать, опустив взгляд в пол.

– Расскажи мне о ней, Зорич. Расскажи мне всё, что ты знаешь о моей жене и обо мне.

Я прошел к бару и достал два бокала, приглашающим жестом указав ему на стул напротив своего кресла.

ГЛАВА 8

Мы просидели с ищейкой до утра, и после того, как он уехал, я направился наверх, правда, перед этим зашёл на кухню, которую обнаружил по запаху. Интересно, зачем вампирам кухня вообще? Кормить смертных слуг? Слишком шикарно всё обставлено для прислуги. Видимо, у нас часто бывают видные смертные деятели. Как только вошёл в помещение, все работники в белых халатах и черных фартуках остановились и замолчали, смиренно опустив головы.

– Ты,– поманил к себе пальцем шатенку с приличным бюстом, явно человека, – я проголодался.

– Господин, – вперед выступил всё тот же Генри, – я покажу вам...я приготовил уже для вас еду. Пройдёмте со мной.

Полоснул по нему замораживающим взглядом, и он осёкся.

– Я сказал, что она покажет мне, где я могу пообедать.

Подхватил под локоть девушку и потащил за собой.

От нее вкусно пахло. Юностью и кровью. Я люблю смешивать эти ароматы у себя во рту. Выпивать до последней капли не только кровь, но и молодость.

– Господин, – девица остановилась и очаровательно улыбнулась, и я подумал о том, что неплохо было бы перед трапезой, немного развлечься с ней, – позвольте, я буду идти впереди.

Она томно вздохнула, и я сцепил зубы, когда её соблазнительная грудь колыхнулась в вырезе халата. Всё чертова Марианна! Возбудила так, что я, словно пацан, реагирую на каждую самку. Именно самку, потому что смертная призывно провела языком по пухлым губам и, дождавшись моего молчаливого кивка, виляя бёдрами, пошла впереди меня вниз, куда-то в подвал.

– Господин...Николас, – прошептала на выдохе, жеманно развернувшись ко мне лицом и касаясь своей грудью, когда я остановился вслед за ней возле какой-то холодильной камеры, – вот ваша..., – снова обводит язычком губы, и я улыбаюсь, видя призывный блеск её глаз, – еда.

Всё как всегда – даже немного скучно. Никакой интриги, никакой игры. Сучка течёт, откровенно предлагая себя, и единственная неизвестная в этом уравнении – захочу ли я, чтобы моя новоиспечённая жёнушка унюхала на мне запах секса с этой шлюшкой? Задумался и понял, что не хочу – мне еще многое предстоит узнать именно от неё. И потом, куда интереснее охотиться за сильной жертвой, той, которая не даётся в руки так просто. Именно такая и ждала меня наверху.

Тем временем служанка изящным движением руки открыла холодильник, и я засмеялся, увидев аккуратно сложенные пакеты с кровью.

– Вот это, – ткнул пальцем в один из них, – ты предлагаешь мне выпить эти полуфабрикаты?

– Да, – она растерянно захлопала ресницами, – вы всегда питались этим...

– Мусором? Детка, – притянул девушку к себе и лизнул её щёку, – я никогда не питался отбросами в пакетах. – стиснул руками за талию, вжимая её в стену. Провёл языком по учащённо забившейся жилке на шее и скривился – никогда не любил сладкие духи, – Ты разве не слышала, сейчас все за здоровый образ жизни и…натуральную еду? – оскалился, вонзая в неё клыки, удерживая ладонями, пока она дрожала в моих руках, сначала от возбуждения, а после, уже поняв, что не выберется живой, стараясь оттолкнуть меня от себя.

Закончив с девкой, вытер рот платком и, бросив его на ее лицо, поднялся вверх. Снова заглянул на кухню и подозвал к себе Генри.

– Приберите там в подвале. И сегодня никого к нам не пускать.

Взбежал вверх по лестнице, чувствуя, как закипает в венах кровь от мысли о том, что снова увижу Марианну.

Есть женщины на один раз, и неважно, чем он кончится – её смертью или оргазмом, лишь бы тебе было хорошо. А есть такие, каждая встреча с которыми вызывает не удовлетворение, а болезненное желание новой встречи. И сейчас я стоял перед дверью комнаты, в которой была именно такая женщина. Постучал в неё.

– Невежливо так надолго оставлять гостей одних, Марианна.

***

Я его шаги услышала еще до того, как их действительно стало слышно. Я ждала, что он придет сам. Так правильно дать ему это время прийти в себя, осмотреться в доме... и самому захотеть увидеть меня. Конечно, не потому что хотел именно этого, а, скорее, за очередными ответами, которые я ему обещала. Когда мне будет нечего рассказывать, придет ли он ко мне вот так непринужденно? И снова дикий страх, что я не справлюсь, что он никогда не полюбит меня так, как любил раньше. А мне будет мало всего остального, невероятно мало иметь несчастный клочок земли после того, как имел целую Вселенную.

Поправила юбку и блузку, застегнутую на все пуговицы и при этом подчеркивающую каждый изгиб тела. Я все утро выбирала одежду. Переодеваясь снова и снова. Потому что отчаянно хотелось увидеть мужской блеск в его глазах, и в тот же момент именно сейчас эта реакция была для меня самой ненавистной. Так как не выделяла меня из серой массы всех тех, кто сходил по нему с ума.

Выдохнула и распахнула дверь.

– Доброе утро, Ник. – на секунду перехватило дыхание от его взгляда, от присутствия, от близости и еще одного осознания – ЖИВОЙ! Здесь! Со мной!

Невольно улыбнулась ему, задыхаясь от счастья и сжимая до хруста пальцы, потому что так сильно захотелось обнять его, вот такого слегка заросшего, со взъерошенными волосами, в моей любимой синей рубашке с распахнутым воротом. Подавила порыв чудовищным усилием воли.

– Ты не гость в этом доме и свое одиночество ты мог прервать в любое время, что ты, впрочем, и сделал.

А потом я почувствовала этот запах...запах человеческой крови. Запах женщины и человеческой крови. Опустила взгляд на воротник рубашки, на котором виднелось очень аккуратное маленькое темное пятнышко. Медленно подняла взгляд и посмотрела ему прямо в глаза, чувствуя, как сердце бьется где-то в висках. От понимания и от того, как потянуло обратно в пропасть, окунуло в его прежний мрак. Словно везде внезапно выключился свет, и я стою в кромешной темноте с широко открытыми глазами.

– Я смотрю, ты уже даже позавтракал?

***

Какая всё же она красивая. Дьявол! А я ведь позабыл, насколько она яркая, за эти часы, проведённые с ищейкой. Настолько, что дух захватывает и хочется зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Да, девочка, ты всё правильно поняла. Только не до конца, так ведь? И, наверняка, захочешь узнать больше. Если только всё это правда – твоя сказка про нереальную любовь ко мне.

Зашёл в комнату, не дожидаясь приглашения, стиснув ладони в кулаки, когда ненароком коснулся её груди рукой.

– Можно сказать, перекусил на ходу. Правда, это всё же лучше, чем то дерьмо, что предлагали мне. Ты реально питаешься этой гадостью?

***

Я очень медленно выдохнула, стараясь держать себя в руках...Он другой. Не помнит. Не виноват. И тут же ярость как хлыстом по нервам – это ничего не меняет. Его неведение ничего не меняет в глазах тех, кто живёт под одной с нами крышей. Только не здесь. Господи! Только не в нашем доме! И не смогла сдержаться, резко повернулась к нему:

– Ник, я понимаю, что ты не помнишь последние несколько десятков лет, – смотрю прямо в глаза и чувствую, как пересыхает в горле от этого наглого взгляда, и сердце сжимается от гнева, от мысли, что где-то в доме сейчас валяется бездыханный труп одной из прислуги, – но даже, если опустить, что ты привык жить по своим законам...Зачем нарушать наши в собственном доме? Зачем..., – я не могла подобрать нужного слова, а мне хотелось его выпалить..., – зачем разводить грязь там, где ты живешь? Это не трущобы и не подворотни Лондона, это не твое логово, где ты убивал смертных и бессмертных пачками – ЭТО ТВОЙ ДОМ. Люди, которые здесь работают, доверяют нам!

***

– Если это действительно МОЙ дом, – я склонился к ней, усмехнувшись той злости, которой светились ее глаза, – если я действительно хозяин в нём, – смотрит, прищурившись, а мне впиться в её напряжённые губы поцелуем хочется, чтобы не о жалких смертных думала, а о том, что я могу сделать с ней, – значит, здесь должны быть установлены МОИ правила.

Обхватил ладонью её запястье, снова удивившись про себя тому, какая хрупкая у нее рука.

– Значит, я могу есть в своём доме ту еду, которую люблю.

Поднёс её руку к своим губам и царапнул зубами запястье, тихо зарычав от вкуса её кожи.

– Мы хищники, Марианна. К чему это лицемерие в нашем собственном доме?

***

Этот взгляд...как же я ненавижу его сейчас и люблю одновременно. Люблю до какой-то отчаянной одержимости, а у меня в голове те картинки, где он с другими…Снова и снова. Меня лихорадит от приступа панической ревности и одновременно бессильной ярости.

И в то же время от этой унизительной его власти надо мной. Потому что держит за руку, а у меня кожа дымится в месте прикосновения сильных пальцев, а когда поднес мою руку к губам, я в изнеможении закрыла глаза, и перед ними все поплыло, как от наркотического яда. Этот голодный рык, и я полетела в пропасть на такой скорости, что дух захватило.

И тут же распахнула глаза, накрыв его руку своей, судорожно сглотнув, а в горле так же сухо, и, кажется, я смогу дышать, только если жадно найду губами его губы. Смогу дышать только его дыханием. Какая разница, сколько их было там, в его прошлом до меня? Ведь я для него не существовала. Еще сутки назад меня просто не было. Они могли кричать под ним от наслаждения или в агонии ужаса, надрывая горло, но ни одна из них не сможет заглушить беззвучный шепот моего сердца...и он его услышит через все другие голоса, увидит в моих глазах. Должен услышать и увидеть.

– Ты уже установил правила и в этом доме, и в этом городе, и в своем клане. Идем, я хочу показать тебе...Не здесь.

Взяла за руку, выводя из комнаты. В кабинете в папках все бумаги, которые подписаны им лично. Им и предводителями других кланов.

– Я хочу показать тебе, какие правила установил именно ты.

***

Пока шёл за ней, думал о том, почему её реакция на меня вызывает не усмешку, не удовлетворение, не триумф, а одержимое желание большего. Шагнуть еще дальше. Не глядя под ноги – только в её глаза. И по хрен, где мы упадём, только бы вот так же видеть ту же самую одержимость по ту сторону отражения её глаз.

Чёртов Мокану! Что за задачку ты мне подкинул в виде нашей жены?

Чем дольше нахожусь рядом с этой женщиной, тем глубже нырнуть в неё хочется. Так, чтобы с головой. И задыхаться от нехватки воздуха под накатывающими волнами. Никогда море не любил, а сейчас до самого конца хочется. Чтобы дна рукой коснуться мог. И плевать я хотел, сколько толщ воды над головой!

Когда зашли в кабинет, пододвинул ей стул и начал разливать виски по бокалам. Потянулся к портсигару и вздёрнул бровь, заметив её взгляд.

– Закуришь?

***

Усмехнулась, когда предложил закурить, но сигару не взяла.

– Правило номер один – ты не разрешаешь мне курить. – бросила взгляд на бокал, – и пить виски тоже. Поэтому нет. Не закурю. Я уважаю твои правила.

От его удивленного взгляда снова потянуло рассмеяться, но в тот же момент было не до смеха. Словно я рядом с моим Ником и все же с настолько чужим, что от холода стынут пальцы. Я подошла к шкафу и потянулась за папками. Достала одну из них и бросила на стол.

– Здесь свод законов за последние двадцать лет. Самые первые бумаги, которые вы составляли с Самуилом, когда тебе была передана власть над братством, и последние, где ты стал Королем Европейского клана.

Обернулась к нему.

– Ты ведь не знаешь самого главного, Ник. Тебя приняли в семью. Самуил Мокану...мой дед, признал тебя своим сыном.

***

Схватил её за руку и притянул к себе так, что она нависла надо мной. Марианна охнула, но сейчас мне была абсолютно безразлична её боль.

– Кто твой дед, ты сказала? – Прошипел ей в лицо, чувствуя, как зашумело в висках и снова загудело в голове. Мне показалось. Мне должно было показаться это.

***

Я была готова к этой реакции, и все равно сердце гулко забилось в горле.

– Самуил Мокану – мой дед, а Влад Воронов – мой отец. Еще незадолго до моего появления тебя приняли в семью, Ник. Ты стал одним из Черных Львов.

Я не пыталась освободиться, я просто смотрела ему в глаза и медленно перехватила его запястье, потому что резонансом почувствовала, как Ника накрыло...Невольно провела большим пальцем по его ладони. Успокаивая. Как всегда, когда чувствовала, что он нервничает.

– Ты уже давно не предводитель Гиен. Ты – князь всего Братства и король Европейского клана. Твой отец дал тебе это право.

***

Она снова не лгала, но сейчас...сейчас я, блядь, хотел её лжи. Хотел видеть, что обманывает, но чуял, каждое слово – правда. Отчаянно некрасивая, уродливая правда, от которой внутренности узлом скручиваются и позывы к рвоте появляются. Нет на дне сиреневого взгляда мерзких щупалец лжи. Отпустил её руку и залпом опрокинул в себя виски, отворачиваясь от неё и думая. В голове по-прежнему гудело так, что боль отдавала в зубы.

Признал, значит, старый чёрт. Проявил своё гребаное благородство – пожалел ублюдка – сына, которого веками не замечал, которого держал возле себя, будто пса цепного, изредка обглоданные кости ему кидая, чтобы и к другим не ушёл, и сытым не был. Голодный пёс – злой пёс. Сделает, что прикажет хозяин, лишь бы кормил.

А потом узнал, что и не пса столетиями палкой гнал, а собственного сына? Вину решил титулами искупить всемогущий король? И вот уже не жалкий предводитель Гиен, а князь Братства, король Европейского клана. То, о чём грезил всю жизнь, вдруг таким незначительным показалось. Богатство всё это, статус. Ненастоящим. Бутафорским, отдающим противным резиновым привкусом.

Твою маааать...почему я не помню ни слова из разговора с ним? Почему не помню, каким стал его взгляд, когда узнал всё? Почему не смакую минуту своего триумфа? Проклятье! Я шёл к нему сотни лет, и теперь у меня даже не осталось воспоминания об этой ничтожной победе.

И вдруг как обухом по голове – дочь Влада. Моя жена – дочь Влада. Дочь моего, чёрт бы его побрал, брата! Развернулся к ней, жадно рассматривая уже другими глазами, выискивая его черты в ней. Сжимая ладони в кулаки от желания встряхнуть её, заставить говорить без этих пауз, без деликатности, чёрт бы ее побрал. Она мне время свыкнуться с этой мыслью даёт, а меня накрывает от понимания, что она – моя кровь.