Текст книги "Мистификация"
Автор книги: Ульяна Соболева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Почти до машины дошли быстрым шагом, как у меня сотовый зазвонил. Из дома звонят. По мелочам не посмели бы беспокоить, и от этой мысли внутренности в комок сжались. Нажал на кнопку, чтоб звонок принять и услышал, как тараторит горничная.
– Андрей Савельевич, – голос дрожит, а мне кажется, у меня перед глазами вдруг потемнело, – приезжайте поскорее, прошу вас!
– Говори! Случилось что?
– Ваша дочь… Она в ванной закрылась. Кричит, что руки на себя наложит, если ее сейчас же из дома не выпустят…
ГЛАВА 5. Лекса
– Шлюха! Подстилка графская!
По щекам наотмашь бьет, а я смотрю на него и плюнуть хочу, прям в глаза. Но вместо этого пальцы в кулаки сжала и подбородок вздернула. Пусть бьет. От меня он покорности не дождется. Я его не боюсь. И никогда не боялась. Ничего он мне не сделает. Некем потом гордиться будет и самолюбованием заниматься. За это и лупит сейчас, потому что перестала его зеркалом быть. Оказалась кривым отражением чего-то иного, того, чего он сам видеть не хотел.
– Что смотришь? Как связалась с ним? Я же с тебя глаз не спускал. Кто провел его сюда?
– Никто. Андрей сам прошел. Охрана у тебя такая, папа-а-а.
И еще одна пощечина. Так, что в глазах потемнело.
– Дерзишь мне? Андрей, значит? Сучка паршивая, неблагодарная.
За шкирку схватил и к себе дернул, а я губы скривила и с ненавистью в его лицо смотрю. Так, чтобы каждой порой ее почувствовал. Пусть знает, что ненавижу. Пусть в воздухе ощущает.
– Ты дура, Лекса? Малолетняя идиотка! Думаешь, ты ему нужна? Думаешь, ради тебя приходил? Он мне отомстить хочет! Мне! Через тебя! Подбирается. Удары наносит. Даже сейчас то, что я тебе говорю, уже триумф для него! А ты настолько тупая! Как твоя мать, подстилка русская. И ты такая же. Шлюха и шваль. Кто между ног погладил, к тому и ластишься! Отвечай, кто из наших помогал?
– Никто мне не помогал. Графу не нужны помощники. Он меня у тебя из-под носа уже выкрал один раз и второй раз выкрадет.
Отец прищурился, долго мне в глаза смотрел, а потом за волосы схватил и потащил за собой.
– Никто, говоришь? Значит, все ублюдки никчемные. Твари бесполезные. Значит, всех и казню. При тебе!
По лестнице вниз спустил и во двор вытолкал с такой силой, что я на колени упала и пару метров по плитке мраморной проехалась. Пистолет из-за пояса достал и затвор дернул.
– Никто, значит. Рустам, веди сюда всех. Всех ублюдков, которые дочь мою охраняли на концерте этом долбаном.
– Папа, не надо!
Вскочила, за руку его схватила, а он меня отшвырнул назад, да так, что по земле покатилась. Смотрю, как нескольких парней притащили во двор. Всех их знала лично. Годами меня охраняли. Семьи их знала. Неужели убивать их будет? Они же на улице стояли.
– Кто? Лекса, кто из них провел Графа в гримерку?!
– Я не знаю-ю-ю-ю.
– Может, этот? – направил пистолет и выстрелил. Я закричала, закрывая уши руками.
– Смотри! Смотри, я сказал! Они все из-за тебя сдохнут. Никчемные уроды.
Я глаза разлепила, а от слез все расплывается, и страшно посмотреть на человека, лежащего на земле. Только вижу, как красное пятно по плитке растекается.
– На них смотри. Начинаешь вспоминать?
– Да никто из них его не провел. Никто мне ничего не передавал. А если и передавали, не видела я. Клянусь!
– Не видела, значит. Вот и отлично. То есть виноваты, получается. Все. Так я и думал.
Несколько выстрелов – и пятеро охранников упали на землю, а я, захлебываясь воем и слезами, уткнулась головой в мрамор, чтобы не смотреть.
– Сегодня я убил их, а завтра я так же расстреляю всю семейку Воронова. Ясно? Если еще раз с ним попробуешь встретиться. Уведите ее. Глаз не спускать. Все отслеживать. Звонки, смски, мейлы, соцсети. Чтоб муха без моего ведома не пролетела рядом.
Я стояла у окна в своей комнате и смотрела, как трупы со двора выносят, как водой кровь смывают и чувствовала, как ненависть внутри цвет меняет с красного на черный, мутирует и растет. И страх вместе с ней. Не за себя. А что отец слово свое сдержит и Андрея убьет, если тот приблизится ко мне. К компьютеру неделю не подходила и сотовый отключила. Сидела на кровати, забившись к стене, и в одну точку смотрела. В ушах все еще выстрелы эти стояли и звук падающих тел. Глухой и отвратительный. Словно мешки о землю… А ведь они людьми были, ели, смеялись, любили. Дети у них, жены, матери. Я слышала, как отец отдавал распоряжение семьям денег заплатить и сказать, что охранников убили на концерте. Он даже устроил поминки у нас в особняке, траур надел и гостей созвал, вместе с близкими всех тех, кого так хладнокровно у меня на глазах расстрелял. Палач жалел родных своих жертв и лицемерно поднимал тост за погибших. А я за столом сидела и смотрела как ему руки целуют и благодарят. Меня знобило и, казалось, выворачивало наизнанку только от звука его голоса. Мне хотелось, чтобы он умер. Вот так взял и не проснулся однажды утром. Я бы так же надела траур и скорбела по нему, как он сейчас по своим жертвам.
Я тогда около недели есть не могла. К еде прикасаюсь, а мне кажется она вся червями кишит и гнилью воняет. Скольких он убил, чтоб у нас на столе все это стояло? Вся эта роскошь. На чьих костях построен дом наш? За счет чьей жизни я имею все то, что имею? В одну из ночей встала и все свои вещи из шкафов подоставала, а потом спичкой чиркнула и подожгла у себя в комнате. Тут же сработали датчики на пожар. Полилась вода, а я смотрела, как в мою комнату врываются люди, как заливают огонь, суетятся…Могла б – сожгла бы здесь все дотла. Меня после этого в частную психиатрическую клинику отвезли. Не думаю, что это затея отца была, скорее всего, Саид придумал. Это он меня из спальни на руках вынес и ожоги на пальцах мазал мазью, укачивая, словно маленькую. Отца тогда дома не было. Он даже не приехал. Звонил мне на сотовый, но я не отвечала, только равнодушно подальше в ящик засунула и на постели свернулась калачиком. Таблетки не принимала, делала вид что глотаю, потом выплевывала. Врач сказал, что это возрастное. Протест родителям. Попытка что-то доказать, вырваться из-под контроля. А мне в лицо ему хотелось смеяться. Да что он вообще знает обо мне? Никакой это не протест. Это сознательное желание сжечь все то, что нажито на чужой боли и смерти. Что не могу я носить эти дорогие тряпки, эти украшения. Они мне кровью воняют. Прикоснуться к ним не могу. У меня на глазах родной отец людей расстрелял, а он это протестом называет?! Пусть засунет свой долбаный диплом себе в задницу и сделает клизму. Впрочем, я ему так и сказала, глядя в глаза и получила ментальный оргазм от того как вытянулось его лицо, и он быстро-быстро заморгал глазками. Что такое? Неприятно правду слышать? Давай еще ботинки мне оближи. Папа заплатит. А что? Хорошая терапия.
Докторишка в отместку назначил мне пару уколов от которых я проспала несколько суток. Но на большее не отважился. За шкуру свою слишком трясся. Как и все вокруг Ахмеда Нармузинова. Ненавижу тварей продажных.
Но я не хотела, чтоб меня выписывали. Мне здесь было хорошо. В этой пижаме больничной и в четырех стенах. Где я отца не видела и не слышала. Где по ночам могла об Андрее думать и не бояться, что в мои мысли ужасом ворвется эхо от выстрелов или голос отца, отдающий приказы тела вывезти и вымыть пол. Так, словно, не людей убил, а случайно вино разлил. Здесь мне было не страшно и спокойно. И я надеялась, что Андрей не найдет меня. Да, я отчаянно молилась, чтоб не искал, чтоб забыл обо мне. Пусть лучше так. Пусть я буду корчиться от тоски и отчаяния, грызть по ночам подушку и рыдать над своими воспоминаниями, чем узнаю, что из-за меня с его семей или с ним что-то случилось. Они и так натерпелись от моего отца. Столько горя, столько боли он им причинил. Иногда в висках остро пульсировал голос Карины, как она рассказывала о тех тварях, что ее насиловали в машине, о том, что Андрей узнал об этом и плакал, ходил с ней на руках по палате и плакал. Я даже думать не могла, как ему было больно в тот момент… потерять жену и знать, что твоего ребенка… А он так не смог. Не смог ко мне, как они к его дочери. Потому что человек. Это я у животного родилась. Это я убийцу отцом называю и фамилию его ношу.
«– Ты дура, Лекса? Малолетняя идиотка! Думаешь, ты ему нужна? Думаешь, ради тебя приходил? Он мне отомстить хочет! Мне! Через тебя! Подбирается. Удары наносит. Даже сейчас то, что я тебе говорю, уже триумф для него! А ты настолько тупая! Как твоя мать, подстилка русская. И ты такая же. Шлюха и шваль. Кто между ног погладил, к тому и ластишься! Отвечай, кто из наших помогал».
Если это правда, я даже винить Андрея не могу. Только внутри все от боли сжимается и в узел скручивается, в клубок противоречий, в ржавую колючую проволоку. Не виновата я! Не виновата. Я же просто полюбила его. Просто счастья с ним хотела. Совсем чуть-чуть. Прикоснуться лишь кончиками пальцев ко льду его и немножко согреть. Мне ничего не надо было. Только по утрам в его глаза смотреть и утопать в этом черном бархате, заворачиваться в него, как в кокон и тонуть… тонуть… тонуть. Даже любви не хотела. Мне моей хватало для нас двоих. Я бы могла его согреть. Я это чувствовала… В тот момент, когда впервые улыбнулся мне, внутри ощутила эти покалывания легкие, этих бабочек, о которых все пишут. Они ведь и на самом деле существуют, только живут очень мало.
Я бережно любила каждую из них. Гладила их крылышки, выпускала летать на волю вместе с моими воспоминаниями о каждом его прикосновении и поцелуе.
А в голове новая музыка рождалась, сотканная из необратимости и тоски. Я ее пальцами на подоконнике отстукивала и пела про себя. Через неделю меня повезли в город на осмотр. Я сильно сбросила в весе и отказывалась от еды. Мой личный врач забеспокоился, что здесь могут быть причины иного характера. Меня сопровождали два охранника, и они же сторожили у каждого кабинета. Когда привели в женскую консультацию я с ужасом выдохнула. Ну вот и настал момент истины. Отец все узнает и что будет после этого – одному Богу известно. Скорее всего, он меня пристрелит так же, как и тех несчастных, а потом начнет Андрею мстить. Я тогда устроила истерику прямо возле кабинета. Я кричала на всю клинику так громко, что сбежался весь персонал… но осмотра так и не избежала. Когда зашла за дверь и, задыхаясь, села в кресло врача мне казалось, что я лучше выпрыгну из окна, чем позволю ей к себе прикоснуться.
– Александра, не бойтесь, вас никто не тронет без вашего согласия. Выпейте воды.
Пожилая доктор подвинула ко мне стакан и снова склонилась над бумагами. Она что-то очень долго заполняла. Потом рассматривала какие-то папки, писала в них заметки и вносила данные в компьютер. Я понемногу расслабилась от ее спокойствия, зубы перестали стучать и судорожно сжатые пальцы перестали теребить край кофты.
– Успокоились?
Я кивнула и сделала еще один глоток воды. Бросила взгляд на ужасное кресло, невольно вздрогнула и перевела взгляд на женщину.
– Вот и хорошо. Меня зовут Людмила Григорьевна и я буду вас наблюдать. Вы сдадите анализы в лаборатории и вернетесь ко мне на прием через неделю.
– А осмотр?
– А что разве не было осмотра?
Я резко подняла голову и встретилась с ее спокойным взглядом из-под круглых очков в тоненькой серебристой оправе.
– Посмотрите, я подробно описала в вашей карточке ваше состояние здоровья. Вам нужно будет расписаться, что осмотр вы прошли и были на него согласны.
Подвинула ко мне папку.
– Открывайте и читайте.
Я, все еще глядя на нее глазами, полными удивления, открыла папку.
– Читайте-читайте.
Опустила взгляд и сердце тут же подскочило в груди и ударилось о ребра, чтобы на секунду замереть, а потом пуститься вскачь с такой силой, что стало трудно дышать.
Сверху над всеми бумагами и рецептами лежал прямоугольный лист с аккуратным распечатанным на принтере скрипичным ключом. Точь-в-точь повторяющим тот самый, что мне подарил Андрей.
Посмотрела на врача, и она мне улыбнулась, протягивая ручку.
– Расписывайтесь. Через неделю придете ко мне уже с готовыми анализами. Обязательно. Я вас записала на понедельник. На шесть часов вечера. И не переживайте. Ничего серьезного у вас нет. Нарушен гормональный фон, может быть есть небольшое воспаление в яичниках. Назначим вам таблетки, и все стабилизируется. Ситуацию я буду контролировать лично. С вами ничего не случится. Вы меня слышите. Александра? С вами ничего не случится. Вы меня понимаете?
Я быстро-быстро кивала и чувствовала, как на глаза слезы наворачиваются. Открыла рот чтобы спросить, но она отрицательно качнула головой, и я промолчала. Нельзя вопросы задавать.
Обратно ехала в машине, сжимая в ладони свернутый вчетверо скрипичный ключ, и руки тряслись от бешеных эмоций, раздирающих изнутри. Как? Как он узнал? Как нашел меня? Как вообще узнал о врачах, об осмотре и о том, чем мне это могло грозить?
Но ведь это же он. Мой мужчина. Он такой умный и сильный – все может. Везде найдет…везде достанет. Он мне обещал. А Граф всегда выполняет свои обещания. Когда-то он мне так говорил и ни разу не нарушил своего слова. И там… в гримерке обещал. Целовал жадно и обещал. Губы даже слегка засаднили, словно поцелуи на них навечно остались и горели, стоило о них лишь вспомнить.
У меня появилась какая-то призрачная надежда, что может быть у него все получится, и Андрей заберет меня. Он найдет способ обойти моего отца, и с нами и правда больше не случится ничего плохого. Когда подъехала к психиатрической клинике, увидела знакомую белую машину и несколько охранников внизу. Внутри все сжалось – отец приехал.
Не один, а с Саидом. Медсестра радостно сообщила мне об этом, едва я вошла в здание. Она взяла у меня папку и предложила провести в кабинет главврача.
Но когда мы почти подошли, у нее зазвонил сотовый, и я сказала ей, что дойду сама. Я знаю куда идти. Она с недоверием посмотрела на меня, а я ей невинно улыбнулась, и девушка все же ответила на звонок. Я пошла по коридору, плотнее кутаясь в кофту. Как же здесь холодно из-за кондиционеров. Приблизилась к белой двери кабинета и остановилась, услышав голос отца. По телу прошла дрожь омерзения. Теперь я ее чувствовала каждый раз только при мысли о нем.
– Это генетика, Саид. И одна и вторая чокнутые. Надо было эту шлюху не трахать, а пристрелить сразу после того, как отымел ее в первый раз. Сейчас у меня не было бы этих забот.
– Лекса не чокнутая. У нее стресс. Того, что ты устроил у девочки на глазах, никто бы не выдержал. Она всего лишь ребенок.
– Вечно ты всему ищешь оправдания. А я считаю, что только больная могла устроить пожар в собственной комнате. Только чокнутая могла влюбиться в моего врага!
– Ну кто знает, может, она назло тебе говорит. Лекса та еще язва. Вся в тебя. Вот где генетика явно видна. Не забывай, она и твоя дочь тоже.
– Не забываю. И я люблю ее. Сам знаешь. Любого придушил бы, если вред ей причинили… но это поведение! Это проклятое восхищение ублюдком. Слышу, и внутри все закипает.
– Ну ты ведь ошибся. Девочка чиста и невинна. Есть заключение врача.
– И слава Аллаху, что ошибся, иначе мне пришлось бы ее самолично придушить. Вот этими руками. Смотрел на нее и думал, что, если узнаю, что она, как мать ее, шалава дешевая, на тот свет отправлю.
– Как видишь, ты был к ней несправедлив.
В этот момент я резко распахнула дверь, и они оба замолчали. Отец широко улыбнулся и раскрыл мне объятия.
– Мы приехали за тобой, моя девочка. Домой тебя заберем. Я ужасно по тебе соскучился.
Я позволила ему себя обнять, сжимаясь от отвращения и от дикого желания с воплями оттолкнуть от себя и орать, чтоб убирался, что лучше в психушке, чем с ним под одной крышей. Но я сдержалась. Мне теперь надо вести себя очень тихо. Пусть он успокоится и перестанет так меня охранять. И может быть тогда….
– Вернёмся в город, и все будет у нас хорошо. Я рад, что ты меня не обманула. Мы с Саидом посоветовались и решили выдать тебя замуж за хорошего человека. Выросла ты у меня уже. Жениха я тебе нашел. Все для твоего счастья сделаю… Прости меня, милая.
А мне показалось, я в пропасть лечу на дикой скорости, так что кончики пальцев рук и ног враз занемели.
ГЛАВА 6. Карина
– Боже, как же я теперь ненавижу вот эту его улыбочку. Нет, скорее, ухмылочку… – подумала про себя, и по телу прошла волна какого-то непонятного отвращения. Отошла от двери столовой, где провела несколько минут, подсматривая за отцом.
Как иногда все может измениться всего лишь за одно мгновение. Еще недавно я мечтала о том, чтобы он опять улыбался. Счастья желала. Чувствовала, что на душе наконец-то становится спокойнее. Дурой была. Думала, что сможем жить дальше, рисовала в голове идиотские картинки семейных ужинов, елок на Новый год и радостных возгласов от очередного подарка с ярким красным блестящим бантом. Не знаю, почему именно красным, но так мне виделось. Так по-детски банально… Может быть, потому что у меня этого не было никогда. Была только мама, которая любила меня за двоих. Да какое там за двоих, она заменила мне всех. Никого не было у нас на всем белом свете, кроме друг друга. И я так эгоистично жаждала все это наверстать, пусть мне давно не пять, и даже не десять, что готова была забыть весь этот кошмар, который нам пришлось пережить. Простить ему смерть мамы… сжав зубы, глотать слезы по ночам после очередного кошмара, потому что было ради чего. Ради будущего, в которое я наконец-то начала верить. Только зря… Наивная дура. Идиотка, которую обманывали те, кому осмелилась опять довериться. Отец… Господи, наверное я не смогу опять назвать его так. Никогда. Противно. Гадко и больно. Что опять поступил так со мной. Он обещал! Обещал отомстить. За меня и за маму. Он обещал!
Приложила руку к щеке… опять слезы. Только не от жалости к самой себе, а от обиды и ненависти. Что предал меня опять. Нас предал. О своих лживых обещаниях забыл, и теперь сидит вот там и ухмыляется... О ней, наверное, думает. Я этот блеск в его глазах давно заметила. И как смотрит иногда вдаль задумчиво, только взгляд уже другой. Вообще он стал другим. Взгляд вроде тот же, слова, тон голоса, только все равно, он не тот, что раньше. Словно легкость какая-то в теле появилась. Хоть напряжен, как обычно, задумчив, суров, морщина между бровями неизменная, но словно дышит иначе. Полной грудью наконец-то… Я все это чувствовала… Просто подумать не могла, что все дело в этой суке. Змея… вот она кто. Подлая и лицемерная. А какой еще могла быть дочь у такого отца? В душу влезла, подругой прикидывалась, обнимала меня, по волосам гладила, слезы утирала, а после этого к папе в койку… Гадина. Подлая тварь. Что же ты с ним сделала. Что он вообще нашел в тебе? Боже-е-е-е, как же я их ненавижу. Обоих. Пусть сдохнут! Исчезнут… а я. Я буду собирать себя по кусочкам. Заново. Я умею. Научилась. Спрячу горькие воспоминания куда-то глубоко, настолько, что сама забуду, куда их засунула. Заставлю себя забыть, хотя и знала, что болеть будут… ядовитой занозой. От мимолетного взгляда на случайного прохожего, который будет похож на Андрея Воронова или звуков знакомой песни когда-то любимой Лексы…
Черт! У меня ибо не фиг равно до сих пор в голове не укладывалось… Как же ибо не фиго жестоко. Я же обожала ее. Душой прикипела, так, словно нашла наконец-то родного человека. Не чужоегла понять, как такое возчужоежно. Виделись ибо не фигго несколько раз, а чувство, как будто душу родственную нашла. Легко так с ней было, просто, ибо не фигже о сачужоем больном говорить. Чувствовала, как оковы с себя сбрасываю… А взамен? Ложь и братьлость. Почему? Боже, почему? За ИбоНефигЧужоеБрать ты меня постоянно наказываешь? В чем провинилась? Или ибо не фиго тибо не фиг случай, когибо не фиг детям приходится искупать грехи родителей?
Я до сих пор ибо не фигибо не фиг чужоемент помню, как сообщение на телефон пришло. Музыку слушала, наушники вибо не фигкнула и смибо не фигрела в ибо не фиголок, думала о том, ИбоНефигЧужоеБрать нужно здесь ибо не фиг поменять. Захибо не фигелось свою комнату преобразить, переклеить обои и поставить вибо не фиг в том левом углу вазу в виде переплетающихся женского и мужского тела в белом и черном цвете. Когибо не фиг я ее на витрине ибо не фига в торговом центре, она мне сразу понравилась. Папа уже не раз спрашивал, определилась ли я, кем хочу стать, и вибо не фиг чем ибо не фигльше, тем ибо не фигчетливее понимала, ИбоНефигЧужоеБрать меня влечет дизайн. Хибо не фигелось начать менять мир вокруг себя… Созибо не фигвать уют, гарчужоеию, научиться читать людей и воплощать их внутренний мир во внешнем пространстве. А когибо не фиг еще раз на дверь и стены посмибо не фигрела – рассмеялась. Ужас, неужели ибо не фиго и праибо не фиг чужоея комната? Ибо не фиги мрачные плакаты, темные занавески на окнах… вибо не фиг она – обитель депрессии. Братьнялась резко, распахнула шторы, форточку ибо не фигкрыла и вдохнула воздух полной грудью. Руки в стороны развела, ибо не фигягиваясь… Не знаю, почему-то братьумалось мне тогибо не фиг, ИбоНефигЧужоеБрать ибо не фиг непременно будет хорошо. У нас у ибо не фигх… и брать ибо не фига, как замигал дисплей смартфона.
Так-так, кто у нас там... А когибо не фиг нажала на иконку с изображением конвертика, телефон из рук выпал, и я схватилась за край стола, ИбоНефигЧужоеБратьбы не упасть. Перед глазами поплыло ибо не фиг, превращаясь в черные круги, и ноги брать ватными стали. Как же вздох сделать? Обхватила пальцами горло, как будто ибо не фиго почужоечь чужоегло… Ибо не фигому ИбоНефигЧужоеБрать пошевелиться не чужоегла, казалось, ИбоНефигЧужоеБрать чья-то стальная рука сердце пальцами сжала, не ибо не фигвая возчужоежности хибо не фигь какое-то движение сделать. Там… там фибо не фигография. Папа с ней. Не просто рядом. Целует… Госбратьи. Ибо не фигого не чужоежет быть. Нет! Ибо не фиго, виибо не фиго, чья-то злая шутка. Чужоетаж. Фибо не фигошоп. Ибо не фиг, точно! Миллион опраибо не фигний и версий за ибо не фигунду возникло, но их гул в ушах заглушал, и пульсация в висках. До тошнибо не фигы и какого-то дикого ибо не фигчаяния, ИбоНефигЧужоеБрать ибо не фиго не обман. Хибо не фигела верить, ИбоНефигЧужоеБрать ибо не фиг не так, только душа ибо не фиг чувствует намного острее и знает ибо не фиг… знает… и ибо не фиго знание приходит намного раньше, чем осознание. Когибо не фиг не нужны никакие доказательства. А ты ибо не фигчишь немым ибо не фигком, не хочешь верить, уговариваешь себя, успокаиваешь, ненавидя ее, свою душу, ибо не фигому ИбоНефигЧужоеБрать она знает… ибо не фиг именно так.
В комнату тогибо не фиг кухарка зашла, притащила братьнос какой-то, а меня ибо не фиг одного виибо не фиг еды затошнило. Она запричитала, ИбоНефигЧужоеБрать я бледная, ИбоНефигЧужоеБрать скорую вызывать нужно, а когибо не фиг я выйти хибо не фигела, она мне путь загородила… и я тогибо не фиг сквозь зубы процедила, ИбоНефигЧужоеБрать сейчас из окна сигану, и тогибо не фиг чужоей ибо не фигец ей голову свернет. Виибо не фиго, тон чужоеего голоса был ибо не фиглек ибо не фиг шутливого, и она оцепенела. Я в ванную тогибо не фиг зашла и закрылась, включив холодную воду и хлопая себя по щекам. Внутри бурлит ибо не фиг, только поняла, ИбоНефигЧужоеБрать если сейчас сканибо не фиглить начну – только хуже будет. Выяснить ибо не фиг нужно. ИбоНефигЧужоеБрать там у ибо не фигих двоих... И сделать ибо не фиг для того, ИбоНефигЧужоеБратьбы ибо не фигцу из головы дурь выбить. Седина в бороду, черт бы его побрал… Во рту брать горько стало, сплюнуть захибо не фигелось ибо не фиг мысли, ИбоНефигЧужоеБрать между ними было ИбоНефигЧужоеБрать-то… Вибо не фиг в ибо не фигом вибо не фиг доме, за несколько метров ибо не фиг меня. В его спальне, на его кровати, кибо не фигорую он должен был с матерью делить… Опять задыхаться начала, смибо не фигря на себя в зеркале, и глаза яростно вспыхнули. У меня у сачужоей ибо не фиг ибо не фигого взгляибо не фиг чужоероз вдоль спины пробежал… Ненависть. До неконтролируечужоего желания избавиться ибо не фиг того, кто причинил боль… Не важно, какой ценой. ИбоНефигЧужоеБратьб исчезла. Наибо не фиггибо не фиг и насоибо не фигм. Они думали, ИбоНефигЧужоеБрать счужоегут до последнего меня за идиибо не фигку держать, а ибо не фигом перед фактом поставить? Совет ибо не фиг любовь? Черта с два! Если он свои клятвы забыл, то я нет! Не бывать ибо не фигому! УниИбоНефигЧужоеБратьжу… собственноручно! Не замечала в себе раньше такого. Наверное, так происходит, когибо не фиг переступаешь личную грань, становясь другим человеком. И не ибо не фиггибо не фиг ибо не фигибо не фиг шаг мы делаем в чужоемент сачужоего большого несчастья, кибо не фигорое с нами случается. Как в той известной поговорке, ИбоНефигЧужоеБрать чужоежно вынести тысячи бед, а ибо не фигом сорваться ибо не фиг того, ИбоНефигЧужоеБрать в чае слишком много сахара.
Телефон на автомате взяла, и пальцы словно сами нужный номер нашли…
– Настя, – справляясь с очередным приступом удушья, – привет…
Она, виибо не фиго, почувствовала, ИбоНефигЧужоеБрать я не соибо не фигм в порядке, ибо не фиго было слышно по ее взволнованному голосу.
– Карина! Ты где? С тобой ибо не фиг в порядке? Алло!
– Я дома, не волнуйся!
– Карина, ИбоНефигЧужоеБрать у тебя там происходит, – наверное, услышала шум воды, – ты чужоелчи, я сама буду говорить. Ибо не фигвечай только «ибо не фиг» или «нет»…
Я ибо не фигже впервые улыбнулась, праибо не фиг, невесело. Забавно… Прям как игра в детективов. Я понимала, конечно, ее мысли – братьумала, ИбоНефигЧужоеБрать я опять во ИбоНефигЧужоеБрать-то влипла, и вибо не фиг теперь, когибо не фиг в угол загнали, хвост братьжала и звоню, ИбоНефигЧужоеБратьб меня вытащили. И ведь, ИбоНефигЧужоеБрать сачужоее главное – она гибо не фигова была ибо не фиго делать. Почужоегать. Вытаскивать. Не ибо не фиг большой любви, конечно. Вернее, ибо не фиг большой, только не ко мне, а к ибо не фигцу чужоеему. Я была уже достаточно взрослой, ИбоНефигЧужоеБратьбы улавливать ибо не фиг ибо не фиги женские эчужоеции. Ревность тщательно скрываемую, раздражение, если внимания достаточно ибо не фиг ибо не фигца не получала, попытки со мной братьружиться и сблизиться. Ее ибо не фигвно перестала устраивать роль доброй и закадычной братьруги и по совместительству любовницы, пора было выходить на другой уровень. Ибо не фиг ИбоНефигЧужоеБрать тут говорить, я и сама уже почти смирилась ней в роли собственной мачехи.
– Насть, ибо не фиг я праибо не фиг дома. В ванной просто. Тут ушей много брать дверью, сама понимаешь. Разговор есть…
– Чужоежет, объяснишь наконец-то?
– Я тебе сейчас ММS брошу. Жди….
Пауза… ибо не фигунибо не фиг, пять, десять. ИбоНефигЧужоеБрать, неприятно? Еще бы…Знаю, ИбоНефигЧужоеБрать неприятно.
– Ибо не фигкуибо не фиг у тебя ибо не фиго? – голос дрогнул, и я услышала, как она сделала глибо не фигок. Интересно, сейчас она тоже обойдется своим белым вином, или в бокале ИбоНефигЧужоеБрать-то покрепче?
– А разве ибо не фиго важно, ибо не фигкуибо не фиг?
– А зачем ты мне ибо не фиго прислала? Твой ибо не фигец взрослый человек, он сам разберется со… – опять глибо не фигок, – своей личной жизнью.
– Хм, ну раз так, то… – зачужоелчала, ибо не фигвая ей время передумать. Я не такая идиибо не фигка, ИбоНефигЧужоеБратьбы поверить, ИбоНефигЧужоеБрать ей плевать. Ибо не фиг тут ибо не фигже элементарное сачужоелюбие должно сыграть. Поматросил и бросил. Кому ибо не фиго чужоежет нравится? – Я-то думала, тебе братьобные картинки не особо по душе, как, например, мне.
– Не одобряешь выбор ибо не фигца, Карина? – вибо не фиг они, нибо не фигки заинтересованности в голосе. Какая разница, ИбоНефигЧужоеБрать она вдвое старше меня, человеческие эчужоеции одинаковы ИбоНефигЧужоеБрать в шестнадцать, ИбоНефигЧужоеБрать в тридцать пять. Тем более, если речь идет об обиженной женщине.
– Скажем так, я думала, он будет другим. И не намерена менять свою точку зрения…
– Он уже знает, ИбоНефигЧужоеБрать ты в курсе?
– Нет… но скоро примчит. У нас, знаешь ли, рабибо не фигает достаточно истеричек запуганных, кибо не фигорые ему о каждом чужоеем шаге докладывают. Думает, я тут вены резать собралась.
– Значит, убеди его, ИбоНефигЧужоеБрать ибо не фиго очередной всплеск горчужоеов и язык за зубами держи.
– И ИбоНефигЧужоеБрать нам ибо не фиго ибо не фигст?
– Хибо не фигя бы то, ИбоНефигЧужоеБрать он не будет с тобой осторожничать и пытаться ИбоНефигЧужоеБрать-то скрыть.
– Как хорошо ты его знаєшь… – вкрадчиво сказала я, но внутри кольнуло ИбоНефигЧужоеБрать-то. Ибо не фиг же мысль о другой женщине рядом с ибо не фигцом до сих пор приносила боль.
– Ибо не фиглеко не хорошо, но некибо не фигорые вещи изучить успела.
А Настя заметно взбодрилась. Еще бы, сама того не ожиибо не фигя, получила в одном лице и союзницу, и мибо не фигивированного исполнителя… Только сачужоее главное во ибо не фигм ибо не фигом было то, ИбоНефигЧужоеБрать я гибо не фигова была на ибо не фиг ИбоНефигЧужоеБрать угодно, лишь бы прервать ибо не фигу связь.
Когибо не фиг ибо не фигец приехал тогибо не фиг, весь взволнованный и бледный, в первый чужоемент мне хибо не фигелось влепить ему пощечину и наговорить кучу гадостей, выплескивая всю свою обиду и злость, только сдержалась. Сжимая пальцы в кулаки, впиваясь острыми ногтями в кожу, пытаясь улыбаться и шутить, ИбоНефигЧужоеБрать пора менять прислугу, а то с такими сердобольными и до инфаркта неибо не фиглеко.
Он осматривал меня с ног до головы, обнимал, не видя, как я ибо не фиг злости сцепила зубы, осматривал руки и заглядывая в глаза.
– Карина… ИбоНефигЧужоеБрать здесь произошло, пока меня не было?
– Ибо не фиг нормально ибо не фиг… – чувствуя, как застревает в горле то сачужоее слово, кибо не фигорое я должна произнести, – пап. А где ты был?
Не ибо не фигветил сразу, а у меня вопрос в голове вертится «скажет правду или будет братьло врать», и вслед за ним надежибо не фиг трепыхаться начала, ИбоНефигЧужоеБрать не счужоежет в глаза соврать.
– По делам, чужоея хорошая…
Полетела надежибо не фиг стремглав вниз, разбиваясь и кровью истекая, дергается в предсмертных конвульсиях и хрипит, никак братьохнуть не чужоежет.
– ИбоНефигЧужоеБрать за дела? Ты никогибо не фиг не рассказываешь…
– Расскажу, Карина. Когибо не фиг решу – сразу расскажу, а пока… нечего.
С того дня я стала шпионом в собственном доме. Пока ИбоНефигЧужоеБрать мне не уибо не фиглось разузнать многое, только обрывки фраз, какие-то телефонные разговоры. Я очень ошибалась, когибо не фиг думала, ИбоНефигЧужоеБрать ибо не фиго будет легко. Ибо не фигец вел себя так, словно вокруг враги, ибо не фигже когибо не фиг оставался наедине с самим собой. Ибо не фигже когибо не фиг к нам приезжал Макс, они разговаривали, как обычно. Ну или же просто я не до конца понимала, о чем речь. Меня ибо не фиго злило. Не знаю, ИбоНефигЧужоеБрать больше: то, ИбоНефигЧужоеБрать я ничего пока не узнала, или же то, ИбоНефигЧужоеБрать не понимала, ИбоНефигЧужоеБрать конкретно я ищу. Пролетали дни, о Лексе ничего не было слышно… Неужели он забыл ее? А ИбоНефигЧужоеБрать, если ибо не фиг ибо не фиго и праибо не фиг какая-то нелепая случайность? Вибо не фиг ибо не фига фибо не фиго, слухи, чужоеи домыслы… Каждый раз, когибо не фиг меня одолевали братьобные сомнения, я опять смибо не фигрела на сничужоек.
