Текст книги "Семейка (СИ)"

Автор книги: Ульяна Каршева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– О, а я вас искала, – обрадовалась Алька. – Лизонька уснула – мы снова в библиотеку?

– Можно и туда.

– Игорь, у меня к вам вопрос.

– Какой?

– Вода ведь смывает информацию?

– Да.

– А если коридор промыть – или прочистить, например, той же метелью? Что будет?

– Не уверен, что получится хоть что-то, – покачал головой Игорь. – Заклятие въелось в материал коридора. Просто так его не вымоешь.

Они вошли в библиотеку и остановились перед следующим стеллажом.

– Бабуля спит? – задумчиво спросила девушка.

– Спит, – согласился домоправитель. – Вы хотели поговорить с ней?

– Нет, с вами. Мне казалось – бабуля всё знает, но она…

– Ангелика Феодоровна знает многое. Но сейчас она… – Игорь поискал слова выразить мысль. – Сейчас у неё слишком мало сил на то, чтобы убрать заклинание.

– А раньше она умела? – удивилась Алька.

– Да. Ангелика Феодоровна постоянно повторяет: если бы сыновья вовремя сообщили ей о том, из-за чего они поторопились продавать свои квартиры, она бы успела помочь им. Но прошло слишком много времени – и теперь всё зря.

Он стоял ближе к стеллажу, и Алька прикусила губу, поглядывая на него искоса. Она легкомысленная? Возникла странная идея – приворожить Игоря, сделать его своим женихом. Назло всем! Она представила, как Игорь будет привозить её к университету, а потом увозить домой. И, выходя из машины, она будет прощаться с ним, целуясь при всех, а потом он будет целовать её, встречая выходящей из здания вуза и сажая в машину.

Она представила себе лицо Семёна и почти беззвучно фыркнула.

Нет. Вдруг поняла, что ей не хочется задирать Семёна тем, что она, брошенная им, так шикарно ходит… ой, ездит на занятия!

Она так удивилась своему нежеланию, что засмотрелась на сосредоточенное лицо домоправителя: тот медленно листал взятую с полки книгу, внимательно приглядываясь к её страницам.

И тут её словно стукнуло.

С Семёном было легче. Она спокойно сидела рядом с ним на всех занятиях, спокойно общалась со всеми однокурсниками, как и он порой болтал и смеялся с девчонками… Но Игорь… Первая же мысль о том, что он будет общаться с кем-либо, кроме неё, Альки, привела её в негодование!

И прежние вопросы, с которыми она вроде уже распрощалась, вновь возникли перед ней. А умеет ли она вообще любить? Семён предал – но ведь и она быстро забыла о нём! Вон, стоит рядом с ней доказательство её неумения любить!

И тут она чуть склонила голову. А ведь они с братом размышляли по поводу Игоря! О том, что он вроде как слабый маг, а на деле – терра инкогнита! А если это он её, Альку, приворожил, пока она только прикидывала шансы на личную ворожбу?

Так. Кажется, надо найти не только книгу, которая убирает заклинание бурана, но и книгу, которая объясняет, как ведёт себя тот, которого приворожили. И надо бы посмотреть на себе эти признаки внушённого чувства. Если такая книга существует.

Чуть не психанув из-за всех этих сложностей, Алька грубо спросила:

– Вот всякие дурёхи женихов себе привораживают – говорят, это плохо. А если такое устраивают маги? Это ведь тоже насилие над личностью?

– Да, – ответил Игорь.

Кажется, его больше интересовала информация в книге, чем глупые вопросы о постороннем. Альке даже стыдно стало. Поэтому она вздохнула и пробормотала, не надеясь, что он услышит, слишком уж зацикленный на содержании страницы:

– И картины вы обещали показать, а тут эта метель из-за меня же…

– Вы же не первый и последний раз теперь здесь будете, – неожиданно ответил он, не отрываясь от книги. – Увидите ещё.

Она ещё с ехидцей хотела спросить, не в день ли отъезда он покажет своё творчество, как Игорь внезапно замер и посмотрел на входную дверь в библиотеку, будто ожидая, что после его взгляда она немедленно откроется. Но дверь не открылась, и всё же домоправитель всунул книгу на место и чуть ли не побежал к выходу, бросив Альке:

– Посмотрите тут без меня, пожалуйста, Алика!

«У-у… Бросил меня тут! Не хочу!» – обозлилась девушка и кинулась следом за ним. Вовремя успела заметить, как его голова быстро исчезает вниз на лестнице. «На первый этаж побежал?» – удивилась Алька, хватаясь за перила и тем самым помогая себе на бегу удержаться на лестничных ступенях и не свалиться. Но уже на второй лестнице затормозила, таращась и не веря глазам: входная дверь в корпус распахнулась, и в бешеном облаке взметнувшегося пара и сильного снежного ветра в прихожей начали появляться заснеженные же фигуры, укутанные так, что не разберёшь, кто там мужчина, а кто – женщина.

С последних ступеней к ним бросился Игорь, мгновенно пропав в той заварухе из снега и пара. Потом раздались мычащие звуки – Алька не сразу разобрала, что вошедшие говорят из-под накутанных на них вещей. И наконец вся суматоха закончилась после решительного хлопка дверью.

Снег принялся быстро и деловито опадать на пол, превращаясь в лужи неприятного вида, пар исчез, и Алька наконец разглядела Игоря. А увидев, чем он занимается, поспешила ему на помощь: он разматывал на неожиданных гостях шарфы, шали и прочее, что помогало идти в буране, и стряхивал с одежды снег и воду. Он оказался внимательным и более сообразительным, чем Алька. Завидя девушку, которая пыталась размотать заледеневшую огромную шаль, кажется, на Нонне Михайловне, крикнул:

– Алика, поставьте чай! Здесь мы сами справимся!

Она сочла его пожелание справедливым, размотав-таки мокрые и оттого тугие концы шали на женщине, и побежала к лестнице на второй этаж.

Пока суетилась на кухне, готовя чаепитие, первой в гостиную поднялась именно Нонна Михайловна. Встала в гостиной, растерянно оглядываясь. Дверь в кухню была открыта, так что Алька сразу позвала её:

– Нонна Михайловна! Идите сюда – обсушиться!

И сама пошла ей навстречу, вынося стопку полотенец.

Женщина поблагодарила её кивком и села на диван, где ночью спала Лизонька. Дышала Нонна Михайловна сипло и даже похрипывала, так что Алька смотреть не стала, управится ли она с полотенцами без неё, и бросилась назад, на кухню.

Когда в гостиную поднялись остальные, на столе уже стоял поднос с чашками, два заварника и на металлической подставке был водружён горячий, только вскипевший чайник. Кинув взгляд на часы, Алька кивнула себе: до обеда час с лишним. Значит, чай и впрямь не повредит – особенно людям, преодолевшим пусть небольшое расстояние, но в та-аких условиях! Да ей самой холодно стало, когда она время от времени скашивалась на пришедших, наливая чай по чашкам и исподтишка разглядывая покрасневшие от мороза носы и щёки, подрагивающие ладони, из-за которых стало страшно за чашки с чаем: руки дрогнут – чашки полетят на пол, а они ведь уже с горячей жидкостью! Не дай бог, обожгутся! А уж когда то ли гости, то ли новые постояльцы второго корпуса принялись за чаепитие… Опять Алька пожалела не то их, не то чашки – так колотили зубы замёрзших и края посуды!

Первым отогрелся Адриан Николаевич.

– Маменька спит? – вполголоса осведомился он, глядя на Игоря, который тоже взял себе чашку с чаем.

– Спит, – покивал Игорь, слегка обескураженный вторжением непрошеных гостей. – Адриан Николаевич, мы же договаривались, что вы перейдёте тогда, когда я к вам приду.

– Да ну! – раздражённо махнул рукой мужчина. – Эти клуши как начали визжать!.. (Нонна Михайловна хмуро покосилась, но промолчала.) Одной надо дочь увидеть и убедиться, что живая. Другой показалось что-то недалеко от коридора-переходника – такую истерику устроила, что легче было согласиться на поход в этот корпус.

Игорь тихо вздохнул и с тоской посмотрел себе под ноги и чуть дальше. Надо полагать – на тот самый коридор под ногами.

– Продукты, как я понимаю, вы с собой не прихватили, – констатировал он.

– Ты же ходишь по коридору – вот и принесёшь! – агрессивно огрызнулась Нонна Михайловна, и Алька, старавшаяся быть незаметной, враждебно подумала: «Ты больше всех орала о дочери, значит, а теперь – что? Даже не спросила, как она и где! Ещё и на Игоря вопишь!»

И постаралась забыть о том, что Нонна Михайловна пьёт уже третью чашку горячего чая, но руки у неё всё равно с трудом подчиняются ей и не трясутся.

За Аделаидой Степановной тоже любопытно было наблюдать: она хоть и сняла с себя все шарфы и шали, в гостиной оставалась в меховой шапке, а потому, хоть и посматривала кругом с каким-то нездоровым интересом, но сама выглядела жалко.

Первой отогрелась Нонна Михайловна.

– Когда и где будем располагаться? – строго глядя на домоправителя, спросила она.

– Обед через час, – сказал Игорь. – До него успеем определиться с помещениями.

А чего определяться, если на втором этаже оставались две свободные комнаты. Увы – не апартаменты, хотя Аделаида Степановна и пискнула что-то протестующее. Её муж, Владиславушка, тут же цыкнул на неё, и они вместе пошли заглянуть в одну из двух комнат, на которые указал домоправитель.

Нонна Михайловна осталась сидеть за столом, пока муж последовал за младшим братом и его женой. Алька принялась убирать лишнее со стола, подумывая про себя, что неплохо бы поставить чайник ещё раз: а вдруг кто-то не до конца согрелся?

Нонна Михайловна машинально следила за её руками, а потом, будто спохватившись, спросила:

– Мыть пойдёшь?

– Да, – с некоторым недоумением ответила Алька.

– Я с тобой, – безапелляционно сказала дама и встала из-за стола. – Хоть руки согрею, пока споласкиваю.

– А я думала… – растерянно проговорила девушка. – Вы разве не хотите заглянуть к Лизоньке?

– Чего к ней заглядывать, – проворчала Нонна Михайловна. – Дрыхнет небось. А было бы что опасное – наверное, нам бы сразу сказали. Так, где тут у вас кран?

Пришлось уступить дородной даме место у раковины. Причём уступить не только быстро, но и шустро, иначе бы габаритная Нонна Михайловна прижала Альку в уголок между раковиной и шкафом, откуда Алька бы вряд ли сумела потом выбраться.

Когда девушка пошла в гостиную за следующей порцией посуды со стола, она с удивлением размышляла о кратком эпизоде: «А ведь очень похоже на то! Она могла бы и специально это сделать! И выглядела так, будто очень хотела меня впихнуть в этот уголок и не выпускать. Почему?»

…Если бы Алька была прорицателем, который видит без карт, или человеком, который вообще умеет видеть сквозь предметы, она заметила бы, что Нонна Михайловна не позаботилась о продуктах, зато принесла с собой старинный фотоальбом.

Глава 16

Постороннему взгляду Нонна Михайловна представала солидной, но добродушной дамой. Она умела плавно двигаться и всегда спокойно разговаривать. Да, со стороны казалось, что её всегдашнее добродушие ничем не смутить. На редкие попытки поддразнить её или уколоть мелким, но обидным замечанием Нонна Михайловна только снисходительно улыбалась. Впрочем, она умела себя держать так, что насмешливые уколы чаще от одного только её взгляда замерзали на губах неудачливого насмешника. Аделаида Степановна, например, которая считала себя «той ещё язвой», побаивалась говорить ей колкости. Что, впрочем, не мешало Нонне Михайловне пренебрежительно звать её, про себя, конечно, Аделаидкой.

Выходя замуж за Адриана Николаевича, тогдашняя Нонна, затаив дыхание и порой чувствуя себя мещаночкой, мечтала о спокойной и благополучной жизни, когда дни гладко катятся один за другим, изредка взрываясь сияющим фейерверком – выходом в гости или в театр, путешествиями-поездками в другие города, а то и на море… Весь расчёт был на Адриана Николаевича – сына сильных и известных в своём кругу магов. Нонна Михайловна на всю жизнь запомнила своё потрясение, когда жених привёз её в «семейное гнездо». Громадный домина, в комнатах которого и коридорах можно заблудиться, поразил воображение девушки из обычной семьи учителей – из семьи, где внимание распределялось между четырьмя дочерями, а значит – достаток был так себе. А тут… Ещё она обомлела, узнав, что у них, молодой семьи, ещё и свои апартаменты всегда будут в этом доме.

Жизнь с мужем оказалась не настолько роскошной, как того ожидала Нонна Михайловна. Но сама она была непривередливой – сказалось воспитание в многодетной семье. Больше волновало то, что она поняла с самого начала замужества: родители мужа (особенно свекровь) не очень приняли её. Причина была понятной, но молодая женщина всё же ждала со стороны свекрови хотя бы симпатии …

Повезло, что встречались не слишком часто. И, в сущности, Нонна Михайловна была счастлива: она могла не работать, а заниматься домом и единственным ребёнком. Тем более – в череде будних дней пусть не слишком ярко, но всё же мелькали проблески тех фейерверков, о которых она мечтала. Несмотря на то что после рождения дочери жена невосстановимо раздалась вширь, Адриан Николаевич продолжил выводить её в театры; хоть и нечасто, но каждое лето они ездили на море – пусть не за границу, но Нонне Михайловне и того хватало.

Мужу она не говорила, но большие упования у неё были на дочь. Ударом по самолюбию стали бессердечные, безапелляционные слова свекрови:

– Абсолютная бездарь – эта ваша Лизонька!

И лишь годы спустя Нонна Михайловна могла бы возразить свекрови: «А в семье Владиславушки вообще детей нет!»

Не возразила даже сейчас. Страшилась старой ведьмы до ужаса.

Тем более… Было время, когда Нонна Михайловна, несмотря на мелкие неурядицы, ходила горделиво и уверенно думала о будущем. Но следующий звоночек – и земля под её ногами начала подрагивать, не давая стоять твёрдо. Сначала пришлось смириться с бездетностью дочери, на которую тоже возлагала свои не вполне уверенные чаяния, связанные с возможным внуком или внучкой. Затем с трудом пережила развод Лизоньки, узнав о причине – отсутствие детей. С ней-то вместе переживала, но старалась не показать, что разочарование зятя хорошо и даже до боли понимает…

Потом начались проблемы с квартирой дочери, о чём Лизонька, пусть и перепуганная, молчала до конца, – уже не звоночек, а дальний раскат грома. Гроза же разразилась через три года, когда вся их семья, словно сбившись кучкой в штормовую погоду, в очередной раз переехала в однокомнатную квартиру. Не успели в ней обжиться, как поняли: их выгонят и отсюда.

Счастьем стала ворчливая уступка свекрови, овдовевшей к тому времени и почти лишённой движения.

Ангелика Феодоровна позволила им жить в первом корпусе «семейного гнезда», отдав во владение семье старшего сына не только их старые апартаменты, но и весь второй этаж. Измученная ужасами недавнего пребывания в «нехороших» домах, Нонна Михайловна с трудом собрала себя из неожиданной развалины, в которую превратилась было. Во всяком случае, она прекратила нервно вздрагивать, едва ей чудилось, что прошлое вновь вползает на порог их апартаментов, ухмыляясь и угрожающе краснея жадными круглыми глазищами.

И, как только прекратила нервничать, прошлое прыгнуло в соединяющий два корпуса дома коридор. Прыгнуло мягко, как свалившийся с потолка паук, который для Нонны Михайловны являлся символом страха… Но никакое отчаяние от повторения страшной ситуации не сравнится с тем, что Нонна Михайловна узнала от дочери. Та однажды пришла к ней в спальню, когда мать готовилась отойти ко сну. И прошептала:

– Мама, это я пустила её в коридор…

– Кого? – удивилась та.

– Риелторшу, – прошептала Лизонька.

Нонна Михайловна смотрела на дочь – на опустившуюся с годами, заплывшую жиром – даже не пышнотелую, как сама она! – женщину. Разум отказывался воспринимать её слова, но изнутри выплыло гадливое чувство, которое медленно превращалось в нечто близкое к ненависти. Дочь? Дочь порвала в клочья спокойную жизнь в семейном гнезде?

В первый миг понимания, что именно сообщила ей Лизонька, ей захотелось немедленно рвануть с кровати и ударить дочь по лицу. Хорошо, что в руках были баночка с кремом и лопаточка-дозатор с уже набранным на неё кремом… Только и смогла, что резко встать.

Кажется, с эмоциями она не сумела совладать, – Лизонька резко отшатнулась от неё, жалобно округлив глаза. И тут же сморщилась в подступающем плаче.

– Я не хотела, мама!

– И… – Она начала фразу, но услышала свой скрипучий голос и откашлялась. – И зачем ты мне это сказала?

– Я не могу, мама… Ты же знаешь… – уже плаксиво объяснила дочь.

Знала Нонна Михайловна, чего не может дочь. Лизонька не умела хранить секреты. Они её мучали до тех пор, пока она не выпаливала о них любому, кто готов был слушать её. За тайну на двоих Лизонька уже не волновалась, словно передав её конкретному, по её мнению – достойному человеку. Она даже забывала о том, что её мучило. Но сейчас…

– Выйди, – тяжело, словно неуклюжий чугунный шар, вытолкнула губами Нонна Михайловна единственное слово.

Лизонька, всё ещё испуганная, но уже начинавшая успокаиваться, убежала из родительской спальни, а Нонна Михайловна шлёпнулась на кровать. Дочь больше не будет тревожиться из-за того страшного, что гонялось за ними по пятам несколько лет. Переложила свою ошибку на плечи матери… А теперь делать ей?

«Я не хочу повторять прошлое!» – внутренне визжала и рыдала Нонна Михайловна, пока сидела на кровати, отложив крем и закрыв лицо ладонями.

Но весь ужас был в том, что от них теперь ничего не зависело.

А потом в семейном гнезде появились близнецы. Совсем юные брат с сестрой. Такие… невинные, что Нонна Михайловна возненавидела их обоих с первого взгляда. Пока копошилась в себе, торопливо выясняя, почему вдруг она ополчилась на них, поняла: они именно чистые. Что это значило – объяснить даже себе не могла, поэтому перевела в грубое и противоречивое: близнецы вряд ли смогли навести на дом беду, как её дочь, а значит – они… плохие. И далее началось… Проверили девушку на кухне, зачем она приехала с братом в семейное гнездо, где оба сына Ангелики Феодоровны уже считали дом своим, – и на всякий случай её послали в коридор. А вдруг испугается – и уедет из семейного гнезда?

Но, когда муж объяснил, что эти дети сумеют очистить дом от скверны заклятия на умирание, когда она увидела в его глазах любопытство к близнецам и какое-то необычное чувство, близкое к тому, как родители смотрят на первенца, Нонна Михайловна схватилась за фотоальбомы, которые хранились в первом корпусе. Должны были! Должны близнецы обладать хоть каким-то сходством со старухой Ангеликой Феодоровной или с двумя её сыновьями! Перебрала самые старинные… И ахнула, открыв последний альбом. Её собственная свадьба. И рядом с ней, счастливой невестой, стоит не будущий муж, а тот мальчик – Алик!

Мысль первая – сын Адриана?!

Но сразу после выхода на пенсию Адриан Николаевич никуда не выходил из дома без своей подруги! Да и возраст…

Вот тут-то внутренне и заколотило Нонну Михайловну.

Никогда не считала себя ревнивой.

Но вторая мысль заставила её прийти в настоящее неистовство: он согрешил когда-то?! Когда они были ещё молоды?! Он изменил ей, которая всегда была верной ему и честной?! Она умирала от этой мысли несколько часов после неприятного открытия. И не выдержала. Устроила истерику с упоминанием дочери, о ночных приключениях которой ей рассказали, но не уверили, что та жива, вовлекла в истерику и Аделаидку. Затем Нонна Михайловна заставила мужчин не только продумать путь в буране, но и обеспечить достаточно безопасное продвижение от корпуса к корпусу.

О дочери она ни капельки не беспокоилась. Ну и что, что та чуть не замёрзла, убежав из дома? В какой-то степени, считала Нонна Михайловна, Лизоньку постигла кара за то, что пустила риелторшу в дом. В общем, сама виновата.

…Да, на улице бушевал буран. Термометр показывал несчастные минус четыре, то и дело переходящие в минус один, но буран сметал все представления о реальной температуре, в мгновение выдув из всех четверых тепло, а снег оказался таким липучим, что после нескольких шагов по двору Нонна Михайловна была готова сдаться и попросить мужчин вернуться. Но жгучая ревность продолжала пылать внутри. И, хотя женщина не представляла, как может отомстить близнецам, она страстно желала быть с ними рядом, а там уж – как бог на душу положит. И даже не задумывалась, почему жертвой её ревности должны стать близнецы, а не согрешивший муж, на которого она теперь не могла спокойно смотреть, а потому чаще отворачивалась, чтобы он не видел её перекошенных злобой губ и в ненависти сощуренных глаз.

Никогда не пакостила по мелочи. Да и вообще не пакостила.

Но ревность и злость заставляли придумывать такие уловки, что, осуществись они – Нонна Михайловна бы торжествовала, радуясь и им.

Но девчонку не удалось заставить стоять, скорчившись в неудобном кухонном уголке. Нонна Михайловна только злобно фыркнула и принялась за мытьё чашек, придумывая следующую проказу… Девчонка таскала посуду со стола, а женщина кривила губы, вспоминая уверения мужа, что эти близнецы помогут обезопасить коридор. Не верила она этим уверениям. И следующий эпизод доказал её правоту.

Девчонка что-то задержалась в гостиной, хотя Нонна Михайловна помнила, что на обеденном столе оставались ещё чашки.

Вытерев досуха руки, покрасневшие от горячей воды – бойлер работал на всю катушку, – недовольная, что приходится прерваться, женщина вышла из кухни и замерла у двери. Домоправитель стоял спиной к кухонной двери, а девчонка помогала ему надеть рюкзак. Неприятным (она сама почувствовала это) голосом женщина спросила:

– Что здесь происходит?

– Мы собираемся сходить в ваш корпус за продуктами! – звонко откликнулась девчонка, и домоправитель тоже обернулся на звук голоса.

– Почему не по коридору? – недовольно сказала она.

– Там такая ситуация, что и я уже не в силах проходить его, – вежливо объяснил домоправитель. – Простите, что забираю у вас Алику, но она пойдёт вместе со мной, чтобы набрать продуктов побольше и не ходить в буран несколько раз.

– Подождёшь? – спросила девчонка у домоправителя и побежала к лестнице.

На третий этаж – сообразила Нонна Михайловна. Пойти с нею? Вряд ли получится что-то устроить: если правильно поняла – девчонке нужно быстро накинуть на себя верхнюю одежду и тут же скатиться вниз, сюда, а потом уже и к выходу из корпуса.

Но следующее событие вообще выбило её из колеи.

Домоправитель склонился над стулом, чтобы взять с него ещё один рюкзак, поменьше, – видимо, собирался отдать его той девчонке, близняшке. Не успел расправить его – открылась дверь в гостиную с лестницы. И не девчонка появилась на пороге, а её брат, который держал за руку риелторшу! Врагиню всей семьи! И держал он её как-то так, что сразу стало ясно – они дружны. И в этот момент Нонна Михайловна поняла: не только риелторша, но и близнецы в сговоре, чтобы уничтожить всех их, старших, и захватить семейное гнездо в качестве добычи!

– Вы куда? – поинтересовался юноша.

– В другой корпус, за продуктами.

– Я с вами.

– Мы с вами, – тихо поправила риелторша, и Нонна Михайловна вытаращилась на неё, совершенно сбитая с толку.

Зато спустя минуту напряглась так, что готова была завопить изо всех сил: риелторша собирается их отравить! Она будет перебирать продукты из кухни во втором корпусе и подсыпать в них яду! Вот именно в этот момент Нонна Михайловна обозлилась на себя, что не позаботилась заставить мужчин принести сюда всё, что необходимо для пропитания, понадеявшись, что уж во втором-то корпусе еды будет вдосталь!

Кажется, домоправитель тоже не ожидал от риелторши помощи. Он так удивился, что не подумал скрыть своего чувства.

– А вы-то… зачем?

– Я здесь тоже застряла, – независимо сказала девчонка. – Должна же хоть чем-то оправдать своё присутствие здесь?

После такого заявления юноша-близнец уставился на неё с улыбкой, а Нонна Михайловна внезапно заметила то, что должна была заметить ещё раньше – как только эти двое появились на пороге гостиной: губы обоих оказались заметно вспухшими. Они целовались?!

Злоба уже рвалась вперёд – выплеснуться на обоих хотя бы словесно! И не только на обоих, но и на глупого домоправителя, который воспринял слова девчонки серьёзно и… положительно! Нонна Михайловна уже задыхалась от сильного чувства, собираясь выпалить нечто, что не понравится этим молодым, но скорым…

Но, переводя взгляд с одного на другого и вернувшись к глазам юноши-близнеца, она вдруг уставилась на него… Нет, не то чтобы уставилась, но оказалась не в силах отвести собственный взгляд. Она даже моргать не могла, глядя в эти спокойные глаза…

А в гостиной вдруг наступила такая тишина, что новый стук двери показался выстрелом из ружья: вздрогнули все. Краем глаза Нонна Михайловна заметила – в гостиной появилась ещё и сестра-близняшка. В отличие от неё самой, девчонка сразу догадалась, что в гостиной происходит нечто не то чтобы неприятное, но необычное. И застыла на месте, кажется пытаясь – не мешая никому, – узнать, что происходит.

А юноша всё ещё не спускал глаз с Нонны Михайловны. И, если сначала она испугалась чего-то неведомого, то под его взглядом, серьёзным, но в большей степени бесстрастным, она постепенно успокоилась так, что вскоре обмякла, забыв о личном злобном напряжении.

– А-а… – выговорила наконец, его сестра, вопросительно глядя на Нонну Михайловну, – вам принести на кухню остатки посуды, пока мы собираемся на выход?

– Да, милочка, принеси, – спокойно откликнулась Нонна Михайловна, слегка удивляясь себе, неожиданно миролюбивой.

И, бросив последний взгляд на милого юношу – брата девочки-близняшки, удалилась на кухню, не замечая, как зачастил дыханием домоправитель, глядя на Алика.

Когда она вернулась в гостиную, удивлённая, что грязной посуды больше не приносят, та пустовала, а скатерть на столе, давно протёртая, даже высохла. Постояв немного, машинально прислушиваясь к приглушённым голосам из закрытой комнаты, где сейчас сидели её муж и его младший брат с женой, она медленно вошла в комнату, определённую для Адриана Николаевича, а значит, и для неё. Чувствовала себя Нонна Михайловна странно. Недавнее оживление ощутимо перекатилось в усталость. Не стараясь разобраться, как именно – странно – она себя чувствует, она доплелась до первой увиденной кровати и свалилась на неё.

И наконец-то мгновенно сумела определить, как себя чувствует: её будто придавили сверху чем-то тяжёлым. Как будто вместо одеяла её укрыли большой пуховой периной, громоздкой и увесистой…

– Я – быстро! – торопливо сказала Алька брату, собирая последние чашки-ложки на небольшой поднос и благодарно кивая Игорю, который шагнул помочь. – А вы одевайтесь идите! Мы за вами!

Они побежали на третий этаж. Когда преодолевали последнюю лестницу, Белоснежка встревоженно спросила:

– Что ты с ней сделал?

– Понятия не имею, – весело отозвался Алик. – Просто мне хотелось, чтобы она не злилась. А то стоит – смотрит на нас и злится!

– На меня – смотрит, – задумчиво уточнила Валерия и быстро ушла в свою комнату.

Прихватив свою куртку, Алик терпеливо ожидал её в гостиной третьего этажа, раздумывая о недавнем эпизоде, когда старая женщина смотрела на них с ненавистью, а он мысленно уговаривал её: «Мы хорошие! Не надо злиться на нас! Вы же сами видите – мы и правда хорошие! И вам ничего не сделали!»

Когда девушка появилась со своим белым плащом-пуховиком, он хмыкнул:

– Думаешь – ты одна её разозлила? Она злится на всех на нас.

– С чего ты так решил?

– Просто. Поймал её взгляд.

– А ты… Ты просто захотел, чтобы она не злилась, – медленно, натягивая плащ, который ей подал за спиной Алик, проговорила Валерия. – И она перестала злиться.

– Она не маг, – напомнил он. – И она могла посчитать, что я на неё могу воздействовать. Поэтому перестала выказывать свою злость и сбеж… удалилась.

Последнее слово он произнёс, смеясь и не обращая внимания на пристальный взгляд Белоснежки, стоявшей перед зеркалом и смотревшей на его отражение. Впрочем, быстро оглядевшись, Алик быстро обнял её за талию, слегка примяв плащ, а потом уткнулся подбородком в её плечо так, чтобы они вместе смотрели в зеркало. И касались друг друга щекой.

– Что? – спросила Белоснежка, глядя на их обоих отражение.

– Мы неплохо выглядим в паре, – улыбаясь, сказал Алик. – Ты такая красивая и светлая, и я – такой скромный и тёмный.

– Скромный… – скептически пробормотала она. О собственной характеристике из его уст «светлая» промолчала, как будто и не слышала её. Но не удержалась и засмеялась, а потом со вздохом кивнула: – Нас ждут. Идём, что ли?

Он, с очевидным разочарованием убрав руки с её талии, выпрямился и кивнул в ответ.

– Идём.

Спускаясь по широким лестницам рядом с ней, он заметил, что Белоснежка поглядывает на него с еле уловимой тревогой, и велел себе запомнить выражение этих глаз, чтобы спросить потом у неё, почему изменился её обычный бесстрастный взгляд… он затруднялся определить, как именно она на него смотрела на него ранее. Казалось – дружески. «Если не влюблённо!» – скромно добавил он, посмеиваясь над собой. Но сейчас взгляд Белоснежки сменился на… ну, скажем, близкий к тому, что называется взволнованным. Или… насторожённым?

Вошли в гостиную второго этажа, и Алик наткнулся на такой же встревоженный взгляд Игоря, который помогал Альке надевать рюкзак. Алик вопросительно поднял брови, но домоправитель вздохнул и отвернулся, продолжая распрямлять на Алькиных плечах лямки рюкзака. «Что это они все таинственные такие?»

Но про таинственность пришлось забыть на первом этаже. Пока помощники Игоря с беспокойством вслушивались в вой и шуршание бурана за стенами прихожей, он достал из раздевалки старые вещи, которые и предложил им.

– Всё хранилось очень тщательно, так что не бойтесь надевать эти шарфы и палантины. Лучше закутаться хорошенько, чем потом простудиться.

Через пять минут в прихожей стоял здоровый хохот всех четверых: закутавшись в предложенные им вещи, как просил Игорь, будущие путешественники превратились в толстеньких тряпичных кукол из прошлого. Чуть не матрёшки.

– А мы сможем идти-то в таком виде? – нахохотавшись, спросила Алька у Игоря.

– Посмотрим на практике, – откликнулся тот, с улыбкой глядя на неё.

– Знаете, чего не хватает? – спросил отсмеявшийся Алик. – Очков для подводного плавания!

– Ну нет, – сразу открестилась от его предложения Алька. – Ты хоть немного думаешь своей головой? Представь, что будет, как только выйдешь из дома! Все стёкла залепит! Снег-то влажный!

Все снова с удовольствием засмеялись – видимо, представили себе это зрелище.

Но весёлые слова и шутки, которыми обменивались участники будущего сурового похода, вылетели из их голов с той секунды, как только начали открывать входную дверь в дом. Алик, вместе с Игорем, наваливался на эту дверь, но тугая сила снаружи давила на неё, не позволяя полностью открыть. А когда в мгновенных паузах бурана удавалось её всё же приоткрыть, в прихожую влетал яростный снежный вихрь.

Наконец, получилось толкнуть дверь вперёд в те бегучие секунды, когда ветер ринулся в другую сторону. На этот раз дверь будто выбили из их рук и распахнули так, что она ударилась о стену. Алик услышал, как Игорь снова прокричал, напоминая: