Текст книги "Оборотни"

Автор книги: Уитли Страйбер (Стрибер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Потом они спрятались в туннель, где провели последние четыре ночи. По давно выработанной привычке они спали в начале ночи, когда большинство людей утихомиривалось. Днем их враг обретал силу, и они были начеку, покидая убежище только в случае крайней необходимости. Вечером выходили на охоту.

И это была традиция, пришедшая из глубины веков.

Перед сном вторая пара занялась любовью, одновременно – для забавы остальным и для продолжения рода. Затем отец и мать всех облизали, и стая заснула.

Спали они недолго. Обычай требовал, чтобы они пробуждались за час до зари. Но этой ночью им предстояло еще потрудиться, и вместо того, чтобы полностью использовать эти краткие часы для отдыха, они выскользнули из своего логова и помчались по молчаливым улицам.

Бекки ждала, пока телефон на том конце провода прозвонил раз, второй, третий. Наконец Уилсон снял трубку. Значит, он все же вернулся к себе.

– Д-д-а-а?

– Как дела? – спросила она.

– В порядке, мамочка.

– Ладно-ладно, не иронизируй. Обычный ночной контрольный звонок.

Он дал отбой. Ему пришло в голову совсем отключить телефон, но зачем?

Уилсон подождал пять минут, чтобы наверняка знать, что она больше не позвонит. Телефон молчал. Разумеется, его грубость взбесила ее. И она демонстративно уже не напомнит о себе сегодня.

Ну и прекрасно! Он прошел в свою комнату и открыл специальный кофр, который хранил в шкафу. В нем лежало всевозможное оружие, одно другого незаконнее – охотничье ружье со спиленным стволом, «WW-II» в превосходном состоянии и особенно «Ингрем М-II». Он вытащил этот автоматический пистолет из кобуры и достал пачку патронов. Затем, соблюдая большую осторожность, зарядил его. До чего же приятно было держать его в руке! Неоспоримо, по конструкции это был самый лучший автоматический пистолет: легкий, бесшумный, делавший до двадцати выстрелов в секунду. Его создали не для того, чтобы пугать, сдерживать или затруднять противника, а просто-напросто, чтобы эффективно его убивать. Одной пулей можно было снести человеку голову. Лучшее автоматическое оружие, которое когда-либо изобретал человек. Самое скоростное, самое смертоносное. Он открыл магазин и вставил обойму с дозвуковыми пулями 380. Пистолет стал тяжелее, но по-прежнему прекрасно отцентровывался в руке. Удобен в обращении. Точен. Невероятная для пистолета дальнобойность. Из него можно было поразить человека на расстоянии в 150 метров, а если тот бежал, снять его очередью.

Он положил пистолет на кровать и надел пальто, которое носил лишь изредка. Затем сунул М-II в специально подготовленный для него карман. Несмотря на размеры и вес М-II, заметить, что Уилсон вооружен, мог только очень внимательный наблюдатель. Опустив руку в карман, инспектор снял пистолет с предохранителя. Теперь достаточно было нажать на курок – и он опустошал всю обойму. Неплохо. Затем он надел старую помятую шляпу, которая не только отлично прикрывала голову, но и прекрасно скрывала лицо. После этого Уилсон обулся в черные, удивительно теплые, холщовые на веревочной подошве туфли. Перед этим он натянул на ноги две пары носков. Туфли отличались необыкновенной эластичностью даже на снегу. Их холст был насажен на полиуретан, и на подметках для лучшего сцепления с почвой сделана насечка. В такой обуви он мог передвигаться быстро и бесшумно. Она была очень удобна для теперешних морозных ночей. И, наконец, перчатки. Их тончайшая марроканская кожа ни в чем не стесняла при пользовании оружием.

И еще одна, последняя, предосторожность. Вытащив пистолет, он тщательно протер его. Даже полицейский со своим жетоном не может позволить себе болтаться по городу, оставив отпечатки пальцев на «Ингреме». В уставе на этот счет не говорилось ни слова. Но в этом просто не было необходимости. Для приобретения автоматического оружия требовалось специальное разрешение, для его ношения – еще одно. Более того, как полицейским, так и гражданским лицам запрещалось иметь его при себе в заряженном виде.

Уилсон положил М-II в карман и некоторое время неподвижно стоял посередине комнаты. Кажется, предусмотрено все. Можно и в путь. У него была мысль принять также и ванну, чтобы избавиться от собственного запаха, но он отказался от этой затеи. Его единственным козырем был М-II, а также то обстоятельство, что те, на встречу с кем он теперь шел, не привыкли выступать в роли дичи. Во всяком случае, он надеялся на это. Уилсону казалось, что ход его размышлений безупречен: охотник на оленя не ожидает, что тот может внезапно обрушиться на него, как лев не ожидает нападения со стороны газели.

Уилсон должен был начать действовать, чтобы жила Бекки. Именно она имела право на жизнь – своей молодостью и пышущим здоровьем. А он мог пойти и на определенный риск. Впрочем, риск был громадный.

Внезапно при мысли, что эти монстры могут с ним расправиться, у него по всему телу пошли мурашки. Но их с Бекки загнали в тупик, и, если они хотели, чтобы им помогли, надо было любой ценой достать образец, который послужил бы неопровержимым доказательством. И тогда Андервуд будет вынужден предоставить в их распоряжение необходимые полицейские силы.

Следовательно, выбора у него не было. «И все же,– вдруг подумал он,– так хочется жить, невзирая на возраст! Впрочем, что об этом думать, если все равно я уже иду туда».

Снегопад усилился. Это было ни к чему, так как затрудняло видимость ему, но ни в чем не мешало их нюху. Зато будет заглушать звук его шагов.

Он сунул руку в карман и положил указательный палец на спусковой крючок М-II. Если разобраться, то, в сущности, это было гнусное оружие, разработанное для борьбы с партизанами и для вылазок такого рода, когда требуется уничтожить все, что движется. И тем не менее оно придавало Уилсону уверенность. Оно было идеальным для охоты на его дичь. Пули «Ингрема» могли свалить наповал великана и разнести на куски животное массой в 50 килограммов.

Он задумался, как застать своего врага врасплох. Уилсон считал более вероятным, что эти твари нападут сначала на Бекки, поскольку она была моложе, сильнее и, значит, опаснее для них. Он же, неуклюжий, старый, больной, будет их второй мишенью. Его предположение основывалось на том, что ради слежки за ней они преодолели гораздо большие расстояния.

Ясное дело, они следили и за ним. Но реже. Например, прошлой ночью они пробрались в подвал, отдушину в котором он нарочно оставил на ночь приоткрытой. Позже он обнаружил на покрытом пылью полу подвала две группы отпечатков лап, которые никак невозможно было спутать со следами от обуви. В ту ночь они поднимались по лестнице вплоть до его двери. На дверном замке остались царапины – они пытались открыть его своими когтями.

Но Бекки их интересовала в первую очередь. Он был почти уверен в этом. Внезапно Уилсон подумал, – а что если он ошибается? Если они сейчас идут за ним?.. Ну что ж, тем лучше.

В этот поздний час он шел по пустынным улицам, засунув руку в карман пальто и судорожно сжимая М-II. Несмотря на то, что Уилсон был отлично вооружен, он все равно шел по краю тротуара, избегая темных закоулков, дверных проемов и пожарных лестниц. Он частенько останавливался и оглядывался. Всего раз ему попался прохожий, тут же поглощенный круговертью снежинок,– смутный силуэт, закутанный с головы до ног.

Добравшись до Восьмой авеню с ее огнями, он почувствовал себя значительно спокойнее. Свет неоновых ламп, машины и более многочисленные прохожие отодвигали опасность. Тем не менее он счел более безопасным сесть в автобус, чем ловить такси. Пришлось ждать с десяток минут. Он поднялся в автобус и доехал до остановки западной части Сентрал Парка. Осталось лишь пересечь парк, чтобы добраться до квартала, где жила Бекки. Аппер Ист Сайд… Ну и что из того, что ему хотелось бы здесь жить… Сначала он намеревался пройти до ее дома пешком. Но, подумав, пришел к выводу, что это было слишком рискованно. Зимой парк был совершенно пустынен.

Прождав, как ему показалось, целый час, он наконец увидел подходивший автобус. Тот медленно полз сквозь все более сгущавшуюся пелену снега. Уилсон поднялся в него, с удовольствием окунувшись в царившее внутри тепло. Он несколько расслабился, но все равно ни разу так и не вынул руку из кармана.

Сойдя с автобуса, он сразу же заметил дом Бекки. Стал считать балконы. Так, она оставила свет зажженным. Умно сделано. Как разозлилась бы она, узнай, что он пришел сюда, не предупредив ее. Но иначе он поступить не мог. Если уж бессмысленно рисковать, то надо делать это в одиночку.

Он пошел к проходу, где, по его расчетам, эти твари должны были собираться накануне. Разумеется, снег уже скрыл все их следы. Но рано или поздно они сюда вернутся. И если у них действительно так развито обоняние, как предполагал Фергюсон, то они учуют его задолго до того, как увидят. Тогда, ну что же… пусть приходят! Он слегка выдвинул М-II из кармана, затем опустился на корточки за мусорным баком и стал ждать.

Час ночи. Подвывал северный ветер. Два часа. Вьюжило. Уилсон размял онемевшие ноги, энергично потер нос, при слушался к биению сердца. К трем пятнадцати его стало клонить ко сну. Для бодрости он крепко ущипнул себя за щеку. Затем все успокоилось. Снегопад прекратился. Он невольно вздрогнул. Надо же: заснул! Который теперь час? Четыре часа двадцать минут. До чего надоело. А впереди еще целый час… Но на той стороне улицы, напротив прохода, стояли они – шестеро и прямо на свету. Ничего более леденящего душу и ужасного он никогда в своей жизни не видел. Уилсон весь напрягся и, не шевелясь, пристально разглядывал их.

Это были крупные звери. Их можно было принять за волков. Однако шерсть у них была темно-коричневого цвета, а голова держалась на гораздо более длинной, чем у тех, шее. Длинные остроконечные уши были направлены в его сторону. Он почти физически ощущал, как они выслушивают его. Какой-то участок мозга истерично требовал: «Боже! Да стреляй же, стреляй!» Но он не мог шевельнуть и пальцем, словно окаменел. А твари стояли, и из-под выступавших вперед бровей остро сверкали их серые глаза. Они выглядели как убийцы, но… какие-то безмятежные, просветленные. Их отвислое подобие губ казалось до странности чувственным. В их мордах не было ничего человеческого, но явственно проступали ум и сообразительность. Несомненно, их внешность похлеще тигриной, беспощаднее и более невосприимчива к контакту.

«СТРЕЛЯЙ!»

Он неспешно, как при замедленной съемке, вытащил оружие. Осторожно взял их на мушку, но… они мгновенно исчезли.

Никаких следов их пребывания, даже снег не скрипнул. Ничего! Они просто РАСТАЯЛИ! Черт побери, он даже и подумать не мог, что они настолько быстры! И тогда уж он рванул с места в карьер – что было сил. Как безумный, он выскочил на середину заснеженной улицы. Он чувствовал себя старым, совсем старым. Задыхаясь от напряжения, он бросился к освещенному окну. Это был ночной бар. Он ворвался вовнутрь.

– Эй, приятель, ну и напугал же ты меня!

– Извините, извините! Я… мне холодно. У тебя есть кофе?

– А как же, сейчас сделаю. Ты что это мчался как угорелый, свою задницу спасал? Неприятности, старина?

– Я хотел согреться. Всего лишь.

Бармен поставил на стойку кофе. Но из рук его не выпускал.

– А у тебя найдутся 50 центов, папаша? Плата вперед.

– Ах, да… Ну конечно.

Уилсон заплатил, взял обжигающе горячую чашку, поднес к губам и сделал глоток.

«Господи! Я ОСТАЛСЯ ЖИВ! Я ведь на удивление быстро выхватил этот проклятый пистолет! Секундой позже они бы бросились на меня, ну и шуточки! Есть над чем позубоскалить…»

Даже если и показалось ему в тот момент, что он замешкался, на самом деле пистолет он выхватил практически мгновенно. Достаточно быстро, чтобы спасти свою шкуру. Но они отреагировали с необыкновенной быстротой. Он сделал еще глоток кофе, заметив, как сильно дрожит его рука. Надо остановить это. Когда-то давно он научился справляться с тем особым чувством, которое возникает, когда чудом избежишь смерти. Потом он свыкся с ним. Но сейчас надо было обязательно применить ту систему восстановления самообладания, которой еще в сороковые годы научил его, тогда еще салагу, первый напарник.

«Успокойся,– настойчиво внушал себе Уилсон.– У тебя просто разыгралось воображение. Ты в шоковом состоянии. А ну, господин полицейский, встряхнитесь! Расправьте плечи, расслабьте живот, разомкните губы, глубоко вдохните… раз… два, ни о чем не думайте. От всего отвлекитесь».

Он снова глотнул кофе. И только сейчас заметил, что тот был крепким и без сахара.

– Эй, я же заказал кофе послабее, а этот совсем не то.

– Тебе сейчас, кореш, нужен крепкий кофе. Выпей сначала этот, а второй я сделаю послабее.

– Спасибо, доктор, но я не пьян.

Бармен тихо рассмеялся, потом посмотрел Уилсону в глаза.

– Я этого не говорил. Ты просто подыхаешь с перепугу. Давненько не видел, чтобы кто-то так струхнул. Может быть, кофе встряхнет тебя, приятель.

– Я уже в норме и хочу кофе послабее. Этот не лезет в горло.

– Не беспокойся. Раз у тебя есть деньжата, я тебе сделаю его хоть на вертеле, только пожелай. Я тебя не подначиваю, но не говори, что ты не можешь его выпить.

– Почему это, черт подери! За кого ты, лопух, меня принимаешь? Я же сказал: кофе послабее. И не хочу пить твое пойло.

– Полегче, приятель, лучше взгляни на свою чашку.

Она была пуста. Он даже не заметил, как осушил ее! Уилсон замолчал и вновь погрузился в свои мысли. Нет, это просто поразительно. Они почти растворились в воздухе, хотя он смутно видел метнувшиеся прочь тени. Внезапно он подумал, что если они так молниеносно перемещаются, то они могли бы наброситься на него еще до того, как он сообразил, что происходит.

Почему же они не сделали этого? По каким-то непонятным причинам они не тронули его старые кости. Может быть, М-II и придавал ему уверенности, но оказалось, что он никуда не годился. Абсолютно. И конечно, их испугало не то, как быстро он его выхватил. Значит, причина в том… что-то похожее, хотя и не совсем, на смутное воспоминание пробудилось в его сознании. Он уже почти догадался, почему они скрылись. Но потом мелькнувшая было мысль ускользнула… «Ну и дерьмо!»

– Вы в состоянии покинуть бар, господин?

– Нет!

– Вы видите, что у нас нет столиков. Это ночное заведение. Сюда приходят, чтобы выпить, а затем уходят. Таково правило.

– А если я останусь?

– Ну что же, оставайтесь. Но у меня такое впечатление, что вы несете с собой беду, что она по пятам следует за вами.

Уилсон какое-то время колебался: уйти или предъявить свою бляху полицейского. Пока что улица для него не была самым безопасным местом. А то, что их остановило, могло и не повториться. И он вытащил свой жетон.

– Полиция,– сказал он нейтральным голосом,– Я останусь.

– Мне так и показалось.

– У вас есть что-нибудь вроде задней комнаты, уголка, где я мог бы прилечь? Я очень устал, попал в мерзкую передрягу.

– Вынужден поверить вам, судя по виду, с которым вы ворвались сюда. Есть кладовка. Там удобно – достаточно много места и тепло. Время от времени я и сам не прочь там вздремнуть.

Он провел Уилсона в комнатушку с низким потолком, похоже, сарайчик, пристроенный к задней стене здания из песчаника, где размещался бар. На окнах были решетки, а двери запирались на три засова. Очень неплохо, уютно, надежно и прекрасно подходит для того, чтобы дождаться здесь того часа, когда день выбросит на улицы толпы прохожих. Тогда он сможет спокойно покинуть это пристанище. Устраиваясь поудобнее, он подумал о том, какое тяжкое он потерпел поражение. Это внушало ужас. Они были сильнее его, и намного, в этом не оставалось никаких сомнений. Удивительно динамичные, наделенные разумом, они полностью владели ситуацией. И если он все еще жив, то лишь по единственной причине: они почему-то сами захотели этого.

Едва закрыв глаза, он увидел их вновь: пристальный, алчный взгляд, жестокая красота их облика… и он вспомнил свой рассказ Бекки о сохатом и волках. Любопытно, что тогда чувствовал выбившийся из сил старый лось, глядя на этих лесных волков? Была то любовь или же настолько оглушающий страх, что он перерос в нее?

Когда они учуяли, кто прятался в проходе, то откровенно возликовали. Он пришел сюда, чтобы защитить свою самку. Все точно так, как сказал им Отец. Тот очень хорошо знал людей, он умел различать в запахах оттенки, в которых молодежь еще разбиралась с трудом. Это он понял, что раскрывший их старик любил самку, с которой работал. Тогда Отец сказал им: «Настанет момент, когда мы сможем напасть на обоих сразу, потому что самец попытается защитить свою подругу». Отец выбрал место и время.

Они пошли туда и обнаружили его. Спящим! Вторая пара уже подготовилась к атаке, пересекла улицу. Они уже спружинили к прыжку, когда человек поднял голову и взглянул на них. Они оцепенели, почувствовав пистолет в его взмокшей руке. Решение далось нелегко. Но Мать немедленно приказала: «Уходим, слишком рискованно! Прикончим его в другой раз».

Стая бежала по улицам. Они добрались до развалин дома, где пережидали день. Одна и та же навязчивая идея заставляла биться их сердца в едином ритме: эти люди знают о них и до сих пор не уничтожены. С восходом солнца они разнесут новость повсюду и пробудят тот страх, о котором говорится в старинных легендах. Тогда их собственная, да и будущих поколений, жизнь среди людей станет трудной и опасной.

Особенно встревожилась вторая пара, которая весной ждала прибавления семейства, поскольку в этом случае они его не хотели.

Нет, они не боялись отдельных людей или даже групп. Но бесчисленные человеческие толпы в конце концов сумеют одолеть или, по меньшей мере, вынудить их вести жизнь затравленных зверей, а такое существование недостойно свободных созданий. Когда они осторожно пробирались по опустевшим улицам, их мучило лишь одно желание: убить этих двоих, убить как можно скорее. Едва возвратясь в логово, они заговорили об этом между собой. Разговор получился оживленным и долгим. Он взбудоражил их до дрожи, до безумной жажды крови, всех, кроме Отца, который сказал: «Мы все равно выиграли. Он скоро сдастся сам: как все пожилые люди, он хочет смерти».

Уилсон открыл глаза. Снаружи проникал серо-желтоватый свет. Равномерное потрескивание стекла означало, что снова пошел снег.

– Господи, кто это?

Над ним склонился толстяк в серых штанах и белой рубашке. Он был лыс, с чертами лица, отмеченными печатью давней и неутоленной жадности.

– Я коп. Зовут Уилсон.

– О Всевышний!.. И зачем ты пустил это ничтожество, Фредди? Сейчас же выставь отсюда этого мерзавца! Он же явный пройдоха!

– Он мне предъявил свою бляху, старина. Не буду же я выбрасывать полицейского за дверь.

– Любой дурак может купить такой жетон с рук на Сорок второй улице. Вытолкай этого кретина взашей, говорю тебе.

– Остынь, прелесть моя. Я уйду сам. Спасибо тебе, Фредди, от имени нью-йоркской полиции.

Уилсон удостоился презрительной улыбки со стороны белого и полного отвращения взгляда, брошенного на него чернокожим. Спать в кладовке – довольно необычное занятие для копа. Но ему было в высшей степени наплевать на это.

Улица все еще была дьявольски пустынной. И заснеженной – слой сантиметров в 14-20. Настоящая метель. Он снова направился к дому Бекки. Но резко остановился на полпути. Молнией пронзила мысль: они пришли сюда, заранее зная, что застанут его. Это же были ОХОТНИКИ, черт побери, и они отлично разбирались в психологии своих жертв. Фантастика! Они прекрасно понимали, что он вернется. Вероятно, кто-то из них на его месте поступил бы точно так же: в первую очередь побеспокоился о безопасности любимой.

Стоп, не время сейчас думать об этом. Пока что он голоден и ему холодно. Он с трудом дотащился до станции метро на Лексингтон-авеню, намереваясь поехать в штаб-квартиру. На часах было 6:30. «Мерит-бар» уже к этому времени открыт, и он прекрасно позавтракает. Но он ощутил тяжесть М-II. В полиции не принято отмечать свой приход на работу с заряженным М-II в кармане. Сначала надо добраться домой и сменить его на табельное оружие.

Выйдя из подземки, он добрался до своего дома и вошел на этот раз через главный вход. Сняв пальто с М-II в кармане, он надел другое, в котором находился 38-й калибр. И все. Учитывая, насколько основательно была забаррикадирована комната, не стоило беспокоиться, что какой-нибудь ворюга завладеет пистолетом да и вообще чем-либо в его квартире.

Он прошел по чинным и хорошо освещенным коридорам штаб-квартиры до небольшого кабинета, который занимал вместе с Нефф. Открыв дверь, он от удивления округлил глаза.

У него сидел Эванс.

– Хэлло, док! Я что, задолжал вам денег?

Но Эванс не был расположен цапаться с Уилсоном.

– Еще одна жертва,– сказал он просто.

– Что там такое?

Эванс посмотрел на него.

– Вызовите Нефф. Скажите ей, чтобы она присоединилась к нам на месте происшествия.

– Что-то новенькое? – спросил Уилсон, набирая номер.

– Навалом.

– Почему же вы не вызвали Нефф сами?

– Вы ее начальник. Сначала попытался разыскать вас. Поскольку никто не подходил к телефону, то пришел сюда. Я подумал, что вы все равно придете на работу.

– Если это так срочно, доктор, вам следовало бы, не найдя меня, вызвать Нефф.

– Я срочными делами не занимаюсь. Это не мое дело. Меня приглашают тогда, когда поезд уже ушел.

Бекки свернула на углу 79-й улицы и Западной части Сентрал Парка. Теперь она находилась на территории 20-го участка. Еще издали она заметила «мигалки», обозначавшие мрачное место сбора официальных машин. Она пристроилась в хвост машины с рацией.

– Я инспектор Нефф,– представилась она лейтенанту, стоявшему на посту на месте преступления.

– Какое-то чудное убийство,– воскликнул тот.– Час назад парни из криминалки обнаружили эту скамью, залитую кровью. Сделали анализ, и, оказалось, что это почти наверняка не кровь животного, точнее 1-я группа с отрицательным резус-фактором. Но нигде никакого трупа. Не нашли ровным счетом ничего.

– Почему вы считаете, что это преступление?

– Доказательств достаточно. Во-первых, много крови; неважно, кто это был, но он мертв. Во-вторых, по следам видно, что тело поднимали на стену.

Она стала рассматривать заметные на глаз отпечатки следов вдоль стены. Падавший с момента происшествия снег не смог их скрыть целиком.

– Кстати, инспектор Нефф, если это не секрет, почему вы сюда примчались?

– Видите ли, мой коллега и я работаем по специальному заданию. Мы расследуем кое-что по сходным признакам. Как только судебно-медицинский эксперт обнаруживает это сходство, он вызывает нас.

– Вы подчиняетесь медэксперту?

– Нет, непосредственно комиссару.

Он не выпячивал своего звания, но Бекки чувствовала, что ему хотелось подразнить ее. Но теперь лейтенант отошел, сконфуженно улыбаясь.

– Лейтенант,– позвала его Нефф,– кроме крови, вы ничего другого не обнаружили? Ни одежды, ни тела, ничего?

– Не спешите, Бекки,– раздался за ее спиной голос.

Это был Эванс, а с ним Уилсон. Сойдясь вместе, они стали переговариваться, простреливаемые полными любопытства взглядами ребят из 20-го округа.

– Есть и еще кое-что, – шерстинки,– сообщил Эванс.

– Он обнаружил несколько штук, приклеившихся к пятнам крови.

– Верно. Позвольте представить вам моего личного переводчика инспектора Уилсона. Я нашел их…

– Они идентичны тем, что подобраны на месте убийства Ди Фалько.

Эванс нахмурился.

– Эй, Уилсон. Будьте откровенны. Они соответствуют всем тем, что отыскивали после каждого из известных вам преступлений.

– Они чертовски прожорливы, если оставляют после себя только кровь,– заметила Бекки.

– Да нет. Неужели вы не понимаете, что произошло? То, что не сожрали, они спрятали. Они поняли, что мы их обнаружили, и пытаются теперь нам помешать. Они очень хитры.

– Это уж точно,– поддержал Уилсон.

Бекки заметила, что он рассеян, небрит, а лицо имеет землистый оттенок. Спал ли он сегодня? По внешнему виду этого не скажешь. Он прокашлялся.

– Ищут ли ваши люди труп? – спросил Уилсон стоявшего рядом с ним лейтенанта.

– А как же. Судя по некоторым признакам, что-то явно волокли по земле, но снег скрыл большинство следов. Утверждать что-то наверняка мы не можем.

Бекки жестом предложила им поговорить наедине. Уилсон и Эванс последовали за ней в машину.

– Здесь теплее и над душой не стоит этот болтун,– пояснила она.

Эванс заговорил первым.

– По всей видимости, они прятались за стеной, когда кто-то сел на скамью. По состоянию крови можно предположить, что это произошло пять-шесть часов назад. Они, видимо, перепрыгнули через стену, очень быстро убили свою жертву, а затем уволокли с собой труп.

– Боже! Ну а одежда?

– Вот это и надо раскопать. Заодно, кстати, и кости. Не так уж много мест, где их можно спрятать.

– Как насчет озера?

– Потому что оно почти полностью затянулось льдом? Было бы удивительно, если бы они додумались сделать полынью. Это ЧЕРЕСЧУР умно!

– Надо найти одежду, любой след…

– Все это так. Но где искать? Этот проклятый снег все подмораживает…

– Найдены шерстинки. Для меня этого достаточно. Они были здесь прошлой ночью и кого-то загрызли. Я убежден в этом. Это были они. Их шерсть уникальна, как неповторим отпечаток пальца.

– Итак, они активно убивают. Это неудивительно со стороны хищников.

– Гуманоидных хищников,– поправила Бекки.

Уилсон расхохотался.

– По тому, что видел я, трудно считать их гуманоидами.

– А что ты видел?

– Их.

Бекки и медик пристально взглянули на него.

– Вы их видели? – с трудом выговаривая слова, переспросил Эванс.

– Чего ты болтаешь? – воскликнула Бекки.

– Я видел шестерых у твоего дома. Я поджидал их там. Уж очень хотелось добыть образец для Фергюсона. – Он вздохнул. – Несчастье в том, что они обладают мгновенной реакцией. Я прозевал их, опоздав на какую-то секунду. И счастливчик, остался жив.

Бекки была потрясена. Она смотрела на его усталое лицо, на покрасневшие, утомленные глаза. Он дежурил у дома, чтобы защитить ее! Ну что за старый кретин-романтик! На миг показалось, что ей приоткрылся новый Уилсон, полный загадок, о котором она даже не подозревала и которого увидела только сейчас. Она бы с радостью его расцеловала.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Прочитанное одновременно и устрашило и возбудило Карла Фергюсона. На какое-то время он забылся, затем, очнувшись, опустился на землю. Его снова обступила прозаическая реальность главного читального зала Публичной Библиотеки Нью-Йорка. Справа какая-то студентка-замухрышка щелкала жевательной резинкой. Его сосед слева, очень старый, с трудом переводивший дыхание человек, листал издание столь же ветхое, как и кожа на его лице. Над столами поднимался приглушенный шум: скрип перьев о бумагу, кашель, вздохи. Тихие голоса дежурных, называвших номера на другом конце зала, напоминали жужжание.

В библиотеке был собран один из лучших в мире фондов. Читателям не разрешалось брать книги на дом и иметь свободный доступ к стеллажам. Именно поэтому Фергюсон сумел отыскать здесь совершенно уникальное издание, так его напугавшее. То, что он прочитал, было слишком ужасно, слишком фантастично. И, тем не менее, это было написано черным по белому.

«В Нормандии,– в третий раз перечитал он,– бытуют предания о фантастических существах, которых называли „люпенами“ или „либенами“. Целые ночи напролет они без умолку тараторят, рассказывая всякого рода глупости на своем, никому не известном языке. Они собираются у сельских кладбищ и скорбно воют на луну. Трусливые и боязливые, они исчезают при малейшем шуме шагов или чьего-то голоса, даже если те доносятся издалека. Однако в ряде районов они принадлежат к роду оборотней и отличаются такой свирепостью, что, как говорят, вырывают могилы и гложут кости несчастных, преданных земле».

Старая история, о которой говорил еще Монтегю Саммерс в своем классическом труде «Оборотни». Автор утверждал, что рассказы о них составляют часть фольклора и что все это – сплетни, годные лишь на то, чтобы запугивать доверчивые души. Но Саммерс ошибался, поскольку в этих старых легендах говорилась чистая правда, за исключением одного момента: раньше считали, что раз оборотни были такими умными и хитрыми, то, значит, на самом деле речь шла о людях, оборачивавшихся животными. Вот в этом-то и была ошибка: в действительности оборотни – это совершенно самостоятельный вид наделенных разумом существ. И в течение тысячелетий они жили среди нас, а мы об этом и не догадывались. Удивительные создания! Не хуже пришельцев на Земле.

Во всех преданиях и легендах за последние несколько сотен лет без конца повторяется миф об оборотнях. Но затем совершенно неожиданно где-то во второй половине XIX века он бесследно исчезает.

Никаких больше легенд об оборотнях.

Ничего на эту тему. Почему? Для Фергюсона ответ был предельно простым: оборотни, которых человечество так долго травило, нашли наконец способ исчезнуть с его глаз. Они изобрели безупречную систему собственной защиты: им достало хитрости сообразить, что нечего бояться людей, если они будут отбирать среди них только слабых и одиноких. И оборотни стали жить среди нас, питаться человечиной и никто – кроме тех, кому уже не представится случай рассказать об этом – и не подозревал об их существовании. В общем, они стали чем-то вроде живых привидений. Этакие вездесущие невидимки.

К концу XIX века во всем мире наблюдался демографический взрыв и одновременное усиление нищеты и бедности. Значительное число людей, отторгаемых современным им обществом, стало их добычей. И они ушли в тень.

Нет сомнения, что увеличение числа оборотней происходило примерно пропорционально населению Земли. Фергюсон представил себе, как они сотнями, тысячами рыскают по крупным городским центрам планеты в поисках своих жертв; изредка их видят то в одном, то в другом месте, но они держатся в стороне от всех благодаря колоссально развившимся чувствам обоняния и слуха. Это совершенно жуткие твари, но зато какая необыкновенная возможность для науки, а значит, и для него, изучить другой образ мышления, может быть, даже войти с ними в контакт!

В самом деле, в книге Саммерса встречаются поразительные вещи: там постоянно намекается на общение между оборотнями и людьми. «Два дворянина с наступлением ночи отправилась погулять в лес. Внезапно они вышли на опушку лесной поляны и увидели перед собой хорошо им знакомого старого дровосека, окружённого стаей оборотней. Их вожаком был крупный серый зверь, который, подойдя к человеку, дал приласкать себя. После этого дровосек затянул что-то монотонное и протяжное и удалился в лес. За ним последовали и его друзья».

Простенькая история, но чертовски интересная, если ее сопоставить с информацией, полученной им от двух инспекторов. Было очевидно, что все эти упоминавшиеся знаки и своеобразное пение – попытки имитировать язык оборотней с целью наладить общение с ними. Но почему отдельные люди когда-то сотрудничали с этими тварями?