Текст книги "Мой ответ - нет"

Автор книги: Уильям Уилки Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Возьмем разные года, – предложил Моррис. – Вы, кажется, сказали мне, что рассматриваете газеты тысяча восемьсот семьдесят шестого?

– Да.

– Очень хорошо. А я возьму следующий год. Вы потом другой. И так далее.

– Вы очень добры, – ответила Эмили, – хотела бы немного изменить ваш план.

– Каким образом? – спросил он довольно резко.

– Если вы оставите мне пять лет от семьдесят шестого до восемьдесят первого и возьмете предыдущие годы, вы лучше поможете мне.

Он выказал упорство – для нее непонятное.

– Прежде начнем с моего плана, – настаивал он. – Пока вы будете просматривать семьдесят шестой, позвольте мне заняться семьдесят седьмым. Если после этого вы предпочтете свой план, я исполню его с удовольствием. Решено?

– Не будет решено, пока я не пойму, для чего вам нужен именно семьдесят седьмой год, – спокойно ответила она, – мне кажется, что у вас есть какая-то цель.

Она говорила со своей обычной прямотой. Албан смутился.

– Почему вы так думаете? – спросил он.

– Потому, что если у меня была бы какая-нибудь цель, я непременно добивалась бы ее так, как вы.

– Мисс Эмили, вы не соглашаетесь?

– Я полагаюсь на вас – и покоряюсь, – неожиданно ответила Эмили.

Если бы Моррис не был так глубоко заинтересован в исполнении своего сострадательного замысла, внезапная покорность Эмили внушила бы ему недоверие. Теперь же желание Албана оградить девушку от страшной правды довело его до неосторожности.

Боясь, чтобы Эмили не передумала, он извинился, сказав, что немедленно должен оставить ее.

– Увидимся завтра в читальне!

И поспешил уйти.

«Почему именно семьдесят седьмой год?» – подумала Эмили.

Впечатлительный темперамент побудил ее поскорее разрешить сомнение. Она пошла в Музей на другое утро, решившись рано или поздно просмотреть тот самый том, до которого Албан старался ее не допустить.

Два дня они занимались вместе по его плану, сидя за противоположными столами, Эмили старалась ничем не возбудить подозрения Морриса. На третий день Эмили не пришла.

Не занемогла ли она?

Нет! Она была в библиотеке в Сити, и просматривала «Таймс» за 1877 год!

Глава XXIV
Мистер Рук

Первый день Эмили в библиотеке в Сити пропал даром.

Она начала читать наудачу номера, не имея никакого определенного понятия о том, чего ищет. Сознавая ошибку, в которую ее привело ее же нетерпение, она не знала, как поправить ложный шаг, сделанный ею. Ей оставалось или отказаться от надежды сделать какое-нибудь открытие, или постараться узнать, какие причины руководят Албаном.

Как разрешить проблему? Вопрос волновал Эмили весь вечер и не давал заснуть. Она вскочила в постели, когда ей пришло в голову, что, говоря о несчастье, заставившем мистера и миссис Рук закрыть гостиницу, Сесилия упомянула о следствии над телом убитого. Эмили слышала, что о таких вещах печатают в газетах. Не осталось ли какого-нибудь известия о миссис Рук, когда в газетах печатали о следствии в Зиланде? Не узнал ли об этом Албан? И не в этом ли заключается причина его непонятного упрямства?

Эмили вернулась в библиотеку на следующее утро с определенной идеей о том, что она должна искать. Сесилия не могла назвать число, в которое было сделано преступление, а сказала просто «осенью». Следовательно, поиски в газетах надо было начинать с сентября.

Труды ее были вознаграждены уже к вечеру. Эмили прочла заметку с чрезвычайным вниманием.

«Когда присяжные осмотрели тело и надворное строение, где было совершено убийство, был позван первый свидетель, мистер Бенджамин Рук, хозяин гостиницы „Рука об руку“».

Он показал, что вечером, в субботу, 30 сентября 1877 г., два господина явились в его гостиницу, при обстоятельствах, особенно возбудивших его внимание.

Младший был невысокого роста и белокур. Он нес сумку, как путешествующий пешком; обращение его было приятное, и он положительно был хорош собой. Спутник его был старше, выше ростом и черноволос, он опирался на руку спутника и казался истощенным. Во всех отношениях они ни в чем не походили друг на друга. Младший незнакомец (кроме небольших бакенбард) был гладко обрит, у старшего была отпущена борода. Не зная их имен, трактирщик называл их, при допросе коронера, господином белокурым и господином черноволосым.

Был дождь, когда они пришли в гостиницу.

Белокурый господин обратился к трактирщику со следующим заявлением: он был испуган, увидев черноволосого господина (совершенно незнакомого ему), лежащего возле самой деревни на траве у дороги – насколько он мог судить, в обмороке. Имея с собой фляжку с бренди, он привел в чувство незнакомца и довел его до гостиницы.

Это заявление подтвердил земледелец, который в то время шел в деревню.

Черноволосый господин объяснил, что случилось с ним. Он полагал, что слишком долго голодал, позавтракав рано в это утро, он ничего не ел до тех пор и мог приписать свой обморок только этой причине. Он не был склонен к обморокам. Какая причина привела его в Зиланд он не упомянул. Он не имел намерения остаться в гостинице, только хотел немного передохнуть и желал нанять экипаж, который отвез бы его на железную дорогу.

Белокурый господин, видя признаки дурной погоды, пожелал переночевать в гостинице мистера Рука, и намеревался продолжать свое пешеходное путешествие на следующий день.

Трактирщик мог только предложить своим посетителям ужин; но во всем остальном, он ничего не мог сделать для них. Посетители его маленькой гостиницы никогда не нуждались в экипаже, если бы даже он имел средства держать экипаж; а спальни все были заняты, включая комнату, занимаемую им и его женой. Дело в том, что поблизости, два дня тому назад, открылась выставка земледельческих орудий и в следующий понедельник намечалось публичное состязание между соперничающими машинами. Не только гостиница «Рука об руку» была занята, но даже и гостиницы в ближайшем городке не могли удовлетворить всех желающих.

Господа посмотрели друг на друга и решили, что остается только быстро поужинать и дойти до станции железной дороги – расстояние от пяти до шести миль, – чтобы поспеть к последнему поезду.

Пока приготовляли ужин, дождь перестал на время. Черноволосый господин спросил дорогу в почтовую контору и пошел один.

Он вернулся через десять минут и сел за ужин вместе со своим спутником. Ни трактирщик, ни кто другой в общей зале не приметили никакой перемены в нем по возвращении. Это был серьезный и степенный человек, и (в отличие от своего спутника) говорил мало.

Когда настала темнота, начался проливной дождь, и небо было черное.

Молния испугала господ, когда они подошли посмотреть в окно: бушевала гроза.

Они наотрез отказались покидать гостиницу. Возле кухни, сообщаясь с нею дверью, было надворное строение, не то чулан, не то кладовая. В числе хлама там стояла старая кровать, на которой мог ночевать один из этих господ. Тюфяк на полу можно было положить для другого. Прибавив стол и таз вместо туалета, мистер Рук мог предложить помещение своим гостям.

Путешественники согласились занять эту наскоро приготовленную спальню.

Был десятый час вечера. Гроза прошла, но дождь продолжал лить. Вскоре после одиннадцати, посетители гостиницы разошлись. Оба путешественника немножко поспорили из-за того, кто ляжет на кровать. Белокурый господин прекратил спор, предложив своим приятным тоном бросить жребий, и проиграл. Черноволосый господин первый вошел в комнату; его товарищ последовал за ним через некоторое время.

Заперев ту дверь, которая выходила на двор, мистер Рук запер и другую дверь, замок и запоры которой находились со стороны кухни. Потом он запер дверь гостиницы и ставни нижних окон. Вернувшись в кухню, он приметил, что было без десяти минут двенадцать. Вскоре после этого он и жена его легли спать.

Ночью ничто не потревожило мистера Рука.

Без четверти семь на следующее утро он встал; жена его еще спала. Ему поручили разбудить этих господ рано; и он постучался в их дверь. Не получая ответа после повторенного стука, он отворил дверь и вошел.

По свидетельству очевидцев в этом месте своего показания, свидетель изнемог от своих воспоминаний.

– Дайте мне минуту, господа, – обратился он к присяжным, – я ужасно испугался и, кажется, всю жизнь от этого не оправлюсь.

Коронер помог ему вопросом:

– Что вы увидели, когда отворили дверь?

Мистер Рук ответил:

– Я увидел черноволосого господина, распростертым на кровати – мертвым, с ужасной раной в горле. Я увидел возле него бритву, запачканную кровью. Дверь во двор была отворена настежь, другого путешественника – я говорю о господине белокуром, с сумкой, – нигде не было видно.

– Что вы сделали после этих открытий?

– Я разбудил слугу и послал его к констеблю, который жил возле нас, а сам побежал за доктором, дом которого находился на другом конце нашей деревни. Доктор послал своего грума верхом в город, в полицейскую контору. Когда я вернулся в гостиницу, констебль был уже там и полиция взяла это дело в свои руки.

– Вы ничего более не имеете сказать нам?

– Ничего.

Глава XXV
Продолжение следствия

Полицейские власти не нашли ни малейших следов какого-либо покушения. Золотые часы с цепочкой убитого были найдены под его изголовьем. Рассмотрев его одежду, в кошельке нашли деньги, а в рубашке и в манжетах были оставлены золотые пуговицы, но бумажник (который видели свидетели еще не допрошенные) исчез. Визитных карточек и писем не нашли. Только на белье была метка «Д. Б.» В гостиницу он не принес с собой никакой поклажи. Нельзя было найти ничего, что повело бы к открытию его имени или цели, которая привела его в эту местность.

Результат осмотра усилил подозрения полиции против исчезнувшего белокурого господина.

Он, должно быть, унес с собой свою сумку, когда бежал, но, вероятно, слишком спешил – и забыл свой бритвенный прибор, упавший между столом и стеной. Этот прибор состоял из двух отделений: в одном была бритва, а другое было пустым. Запачканная кровью бритва как раз подходила ко второму отделению; и на обеих бритвах было вырезано название бельгийского города Льеж. Выслушав описание подозреваемого от трактирщика, трактирщицы и слуги, посмотрев на бороду и усы убитого, до которых несколько лет уже не дотрагивалась бритва, власти не могли сомневаться, что бритвы принадлежали тому, кто явился в гостиницу с сумкой на спине.

Потом осмотрели двери. На грязной земле, вплоть до стены, были найдены следы. Но дорогу по другую сторону стены недавно замостили, и на камнях след беглеца исчез. Со следов сняли мерку; употребили все другие способы, чтобы найти убийцу. Лондонской полиции дали знать по телеграфу.

Приглашенный доктор описал одну личную особенность, которую он приметил при осмотре тела, которая могла привести к открытию личности убитого.

Причину смерти доктор объяснил в двух словах. Внутренняя гортанная жила была прорезана насквозь с такой силой, что подобную рану не могла сделать рука умершего, если предположить самоубийство. Никаких других повреждений, никаких признаков болезни не было найдено на теле. Единственная причина смерти было кровоизлияние. И единственная особенность, привлекавшая внимание, была найдена во рту. Два передних зуба в верхней челюсти были вставные. Они были так прекрасно сделаны, и так походили на зубы натуральные по форме и цвету, что доктор догадался об этом только потому, что случайно дотронулся пальцем до внутренней стороны гуммиластика.

Допросили трактирщицу. Миссис Рук, отвечая на вопросы, предоставила важные сведения относительно пропавшего бумажника.

Уходя на покой, оба господина расплатились по счету, намереваясь оставить гостиницу рано утром. Путешественник с сумкой заплатил за себя деньгами. Другой несчастный господин посмотрел в свой кошелек и нашел в нем только шиллинг и шесть пенсов. Он спросил миссис Рук, может ли она разменять ему банковский билет. Она обещала, если только билет будет не на очень значительную сумму. Он раскрыл свой бумажник (который свидетельница описала подробно) и высыпал все из него на стол. Поискав между билетами английского банка, то в одном отделении бумажника, то в другом, он нашел билет в пять фунтов стерлингов. Он расплатился им и получил сдачи от миссис Рук, ее муж в это время занимался с другими посетителями. Она приметила между банковскими билетами, высыпанными на стол, письмо в конверте, исписанную бумажку и несколько карточек, похожих на визитные. Когда она принесла ему сдачи, он все это спрятал и уже закрывал бумажник. Она видела, как он положил его в грудной карман сюртука.

Спутник, который привел его в гостиницу, все время сидел на противоположной стороне стола. Он сделал замечание, когда увидел банковские билеты:

– Спрячьте эти деньги, не искушайте такого бедного человека, как я!

Это было сказано со смехом, в виде шутки.

Миссис Рук не приметила ничего больше в этот вечер; спала крепко, как обыкновенно, и проснулась, когда ее муж постучался в дверь, согласно приказанию, данному этими господами.

Три посетителя в общей зале подтвердили показания миссис Рук. Это были люди почтенные и хорошо известные в этой части Гемпшира. Кроме них в гостинице было двое приезжих. Они назвали коронеру своих хозяев, известных владельцев заводов в Шефильде и Вольвергамитоне, этого свидетельства было достаточно.

Последний позванный свидетель был деревенский лавочник, содержавший почтовую контору. Он сообщил следующее: вечером черноволосый бородатый господин вошел в лавку и спросил письмо, адресованное Д. Б. в Зиланд. Письмо было получено с утренней почтой и тотчас подано спрашивавшему. Он подошел ближе к лампе на прилавке, распечатал письмо и прочел. Оно, должно быть, было коротко, потому что он кончил чтение в одну минуту. Он как будто задумался над ним; потом повернулся к двери лавки. В его лице и обращении ничего не было примечательного. Свидетель сделал замечание о погоде, и этот господин сказал: «Да, кажется ночь будет нехороша», – и ушел.

Показание почтмейстера было важно в одном отношении: оно объяснило причину, которая привела покойного в Зиланд. Письмо было адресовано Д. Б. и, по всей вероятности, было тем самым письмом, которое миссис Рук видела между билетами, высыпанными из бумажника на стол.

Допросы были кончены, и следствие отложено в надежде получить еще какие-нибудь улики.

Взяв следующий номер газеты, Эмили прочла, что убитого узнал один свидетель из Лондона. Так был допрошен некий Генри Форс, камердинер. Он прочел показания доктора, и думая, что может узнать личность покойного, приехал в Зиланд. Свидетель рассказал, что десять дней тому назад, будучи без места, он явился по объявлению в гостиницу Тресси в Лондоне в шесть часов вечера, спросил мистера Джеймса Брауна, и видел этого господина только несколько минут. У мистера Брауна в это время был какой-то его знакомый. Взглянув на аттестаты камердинера, Браун сказал:

– Сегодня мне некогда с вами говорить. Приходите сюда завтра утром в девять часов.

Господин, который был при этом, засмеялся и сказал:

– Вы будете еще в постели!

Мистер Браун ответил:

– Он может войти ко мне в спальню и показать, как он исполняет свои обязанности.

В девять часов на другое утро свидетель постучал в дверь. Сонный голос сказал: «Войдите». Он вошел. Туалет был с левой стороны, а кровать (с задернутыми занавесями) с правой. Он увидел на туалете стакан с водой, а в воде два вставных зуба. Мистер Браун вскочил на постели – яростно на него взглянул – разругал, как тот смел войти в комнату – и велел ему убираться. Свидетель, не привыкший к такому обращению, конечно, пришел в негодование и тотчас ушел – но успел увидеть, что Браун вставил свои зубы. Было ясно, что этот господин сердится на то, что его вставные зубы увидел человек посторонний.

Закончив это показание, свидетель осмотрел труп. Он тотчас узнал Джеймса Брауна.

В ответ на вопросы, Форс объявил, что ничего не знает о родных покойного. После того, как с ним так невежливо обошлись, он жаловался хозяину гостиницы на грубое обращение, встреченное им, и спросил, не знаком ли мистер Тресси с мистером Джеймсом Брауном. Мистер Тресси совсем не знал своего постояльца. По справкам в книге гостиницы оказалось, что мистер Браун должен был уехать в этот же день.

Последняя принятая предосторожность состояла в том, что с трупа сняли фотографию, перед тем как заколотили гроб.

В тот же день присяжные вынесли приговор: «Умышленное убийство, сделанное каким-то неизвестным человеком или неизвестными людьми».

Двумя днями позднее, Эмили нашла последнее указание на это преступление, извлеченное из столбцов «Южной Гемпширской Газеты».

Из заметки следовало, что родственник убитого, прочтя об отложенном следствии, явился вместе с каким-то доктором, видел фотографию и объявил, что показание Генри Форса верно.

Было заявлено, что покойный мистер Джеймс Браун был безрассудно щекотлив насчет своих вставных зубов, и что единственный член его семьи, знавший о них, теперь предъявляет права на его тело.

Права эти были доказаны к удовольствию властей, и тело увезли по железной дороге. Ничего более не узнали об убийстве. Объявление, предлагавшее награду, и описание примет подозреваемого не помогли розыскам.

С тех пор ничего не появлялось в газетах о преступлении, сделанном в гостинице «Рука об руку».

Эмили закрыла том переплетенных газет, которые пересматривала, и поблагодарила библиотекаря.

Новая читательница заинтересовала этого господина. Приметив, как внимательно рассматривает она номера, он поглядывал на нее время от времени, размышляя – хорошие или дурные известия отыскивает она. Эмили читала пристально и постоянно; но не удовлетворила его любопытства. Когда она ушла, в ее поведении не произошло никаких перемен; она казалась спокойна, задумчива – и больше ничего.

Библиотекарь посмеялся над своей собственной глупостью. Оттого, что наружность незнакомки привлекла его внимание, он вообразил, что в библиотеку ее привели какие-нибудь романтические обстоятельства.

Разумеется, он не знал того, что эти несколько дней покорная и любящая дочь следила за страшной историей смерти своего убитого отца, принимая ее за историю человека постороннего, – потому что она верила тетке, близорукое сострадание которой обмануло ее.

Глава XXVI
Ссора

Служанка встретила Эмили, когда та вернулась в коттедж, с лукавой улыбкой.

– Он опять здесь, мисс; ждет, чтобы видеть вас.

Она отворила дверь гостиной и показала на Албана Морриса, по-прежнему неугомонно ходившего по комнате взад и вперед.

– Когда я не нашел вас в Музее, я боялся, не занемогли ли вы, – сказал он. – Следует ли мне уйти, когда мое беспокойство опровергнуто? Уйти ли мне теперь?

– Вам надо сесть, мистер Моррис, и выслушать, что я скажу. После вашего последнего посещения я, должно быть, почувствовала силу примера. По крайней мере, я, так же, как и вы, возымела подозрения. Я старалась подтвердить их – и не успела.

Он остановился, взявшись рукою за стул.

– Можете вы угадать, чем я занималась эти два дня? – продолжала Эмили. – Нет – даже ваша проницательность не может это сделать. Я усиленно занималась, в другой читальне, рассматривала номера тех же самых газет, которые вы рассматривали в Британском Музее. Вот мое признание – а теперь мы напьемся чаю.

Она подошла к камину позвонить в колокольчик – и не заметила, какое действие произвели на Албана эти небрежно произнесенные слова. Он был поражен, как громом.

– Да, – продолжала она, – я читала отчет о следствии. Если я не знаю ничего другого, то знаю, по крайней мере, что не убийство в гостинице вы стараетесь скрыть от меня. Не бойтесь за сохранение вашей тайны! Я слишком обескуражена и искать более не стану.

Служанка перебила их, явившись на зов, Албан опять был спасен. Эмили отдала приказание с прежней веселостью своих школьных дней.

– Чаю, как можно скорее, и подайте свежий кекс. Вы, мистер Моррис, вероятно, как мужчина, кексов не любите?

Он был взволнован.

– Я только одно люблю больше кексов, – сказал он, – прямое объяснение.

Его тон привел Эмили в недоумение.

– Разве в моих словах вам показалось что-нибудь обидное? Конечно, вы можете извинить любопытство девушки! О, вы получите объяснение – и мало того, вы получите его безусловно! – Она сдержала слово. – Если вы желаете знать, как я нашла библиотеку, – сказала она, – я должна просить вас обратиться к поверенному по делам моей тетки. Он живет в Сити – и я написала ему, чтобы он помог мне. Я не нахожу, что напрасно потеряла время. Мистер Моррис, мы обязаны извиниться перед миссис Рук.

Албан удивился, когда услышал это.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил он.

Чай принесли, прежде чем Эмили успела ответить. Она налила чашки и вздохнула, смотря на кекс.

– Где ты, Сесилия.

Она подала кусок кекса Албану.

– Мы оба поступили очень нехорошо с миссис Рук, – продолжала Эмили. – Я могу извинить вас. Да и я продолжала бы подозревать ее, если бы не газеты. Думаю, поведение бедной женщины напрасно оскорбило нас. В то время я была слишком взволнована, чтобы подумать хорошенько, – и кроме того, меня расстроило то, что накануне мисс Джетро сказала мне.

Албан вздрогнул.

– Какое отношение имеет к этому мисс Джетро? – спросил он.

– Решительно никакого, – ответила Эмили. – Она говорила со мною о своих собственных делах. Это длинная история – и она покажется вам не интересна. Позвольте мне закончить. Миссис Рук, конечно, вспомнила об убийстве, когда услышала, что моя фамилия Браун; и конечно, была поражена – так же, как и я, совпадением смерти моего отца с убийством его несчастного тезки. Это и объясняет ее волнение, когда она взглянула на медальон! Мы с самого начала озадачили ее, а потом стали подозревать бог знает в чем, только потому что эта бедная женщина растерялась. Разве вы не видите этого?

– Я вижу, что ваше мнение значительно изменилось, с тех пор как мы говорили об этом в школьном саду.

– На самом деле и вы переменили бы ваше мнение. Завтра же напишу миссис Рук.

Албан слушал ее с испугом.

– Послушайте моего совета! – сказал он убедительным тоном. – Не пишите этого письма!

– Почему?

Сознаться в том, что он не только читал то, что читала Эмили, но старательно списал весь отчет, было просто невозможно после того, что он слышал теперь. Невинное заступничество Эмили за экономку сэра Джервиса сняло с него малейшее сомнение, оставшееся в его уме. Прочтя о том, что тело убитого взял «родственник», он спрашивал себя: почему этот «родственник» не был назван и заключил, что явившиеся за телом люди сослались на какие-нибудь частные и убедительные причины, принятые коронером и репортерами с сочувствием и покорностью. Он теперь мог понять, почему не было упомянуто имя «родственника». Цель, очевидно, была не допустить Эмили узнать, при каких ужасных обстоятельствах умер ее отец. Ее душевное спокойствие зависело положительно от молчания Албана. Молчание было состраданием, но и обманом; и ему – постороннему – ничего более не оставалось, как сделаться сообщником в семейном обмане.

Между тем Эмили напомнила ему, что он еще не ответил ей.

– Я против этого, – ответил Албан, – потому что миссис Рук грубая и дерзкая женщина. Она может воспользоваться вашим письмом для какой-нибудь собственной цели, и вы после можете об этом пожалеть.

– Это все?

– Разве этого недостаточно?

– Это может быть достаточно для вас. Что касается меня, то когда я обижаю кого-нибудь незаслуженно, я всегда извиняюсь.

Терпение Албана было неистощимо.

– Я могу только предложить вам совет с честным намерением принести вам пользу, – ответил он кротко.

– Вы имели бы гораздо большее влияние на меня, мистер Моррис, если бы были несколько откровеннее со мной. Может быть, я неправа – но я не люблю следовать совету, который дается загадочно.

Его невозможно было обидеть.

– Это весьма естественно, – сказал Албан, – я не могу вас порицать.

Румянец ее сгустился, и голос сделался громче. Терпеливое согласие Албана со всеми ее взглядами – так вежливо и внимательно выражаемое – начинало раздражать ее.

– Сказать проще, я должна верить, что ваше мнение о другом лице не может быть ошибочно?

В дверь коттеджа позвонили. Но Эмили так горячо старалась обличить Албана, что не услышала звонка.

– Я не ожидаю, чтобы вы считали меня непогрешимым, – сказал Албан, – может быть, вы вспомните, что я имею некоторую опытность. Я, к несчастью, старше вас.

– О, конечно, мудрость приходит с годами, – ответила Эмили колко, – ваша приятельница, мисс Редвуд, по годам может быть вашей матерью – а она подозревала миссис Рук в убийстве только потому, что эта бедная женщина не хотела занимать комнату возле беспокойной старой девы.

– Давайте говорить о чем-нибудь другом, – взмолился, наконец, Албан.

Она взглянула на него с лукавой улыбкой.

– Загнала я вас наконец в угол? И вот как вы стараетесь выпутаться.

Даже его терпение истощилось.

– Вам хочется раздражить меня? – спросил он. – Неужели вы не лучше других женщин? Я не поверил бы этому, Эмили.

– Эмили? – повторила она свое имя удивленным тоном, который напомнил ему, что он заговорил с нею фамильярно в самое неудобное время – когда они готовы поссориться.

Он так сильно почувствовал упрек, что не мог ответить спокойно.

– Я думаю об Эмили – я люблю Эмили – моя единственная надежда состоит в том, чтобы Эмили полюбила меня. О! Неужели для меня нет извинения, если я забываю назвать вас «мисс», когда вы огорчаете меня?

Все нежное и правдивое в ее натуре тайно приняло его сторону. Она последовала бы этому доброму побуждению, если бы только у Морриса хватило спокойствия понять ее. Но раздражение кроткого и великодушного человека, раз возбужденное, утихает медленно. Албан вдруг встал со своего места.

– Мне лучше уйти! – сказал он.

– Как вам угодно, – ответила она. – Уйдете вы, мистер Моррис, или останетесь, я все-таки напишу к миссис Рук.

Доктор Олдей отворил дверь именно в ту минуту, когда Эмили говорила последние слова. Ее запальчивость показалась ему забавной.

– Кто она, миссис Рук? – поинтересовался доктор.

– Очень почтенная женщина, – с негодованием ответила Эмили, – экономка сэра Джервиса Редвуда. Вам не следует насмехаться над нею, доктор Олдей! Она не всегда была в услужении – она была содержательницей гостиницы в Зиланде.

Доктор, клавший свою шляпу на стул, остановился. Гостиница в Зиланде тотчас напомнила ему о мисс Джетро.

– Отчего вы так горячитесь? – спросил он.

– Оттого, что я ненавижу предубеждения!

Эмили указала на Албана, спокойно стоявшего на другом конце комнаты.

– Вот самый предубежденный человек на свете – он ненавидит миссис Рук. Хотите, я вас ему представлю. Вы философ; вы можете принести ему пользу. Доктор Олдей – мистер Албан Моррис.

Доктор узнал человека, наружность которого тогда произвела на него столь неблагоприятное впечатление.

«По каким же причинам мистер Моррис враждебно относится к женщине, которая может быть замешана в преступлении, сделанном в ее доме? – подумал доктор Олдей. – Недурно было бы еще раз увидеть мистера Морриса при первом удобном случае».

– Я рад познакомиться с вами, сэр, – сдержанно сказал он.

– Вы очень любезны, доктор Олдей.

Обменявшись условными вежливостями, Албан подошел к Эмили проститься с сожалением и тревожным желанием – сожалением, что позволил себе выразиться опрометчиво, тревожным желанием расстаться с нею в хороших отношениях.

– Вы меня простите за то, что я не согласен с вами?

Вот все, что он отважился сказать в присутствии постороннего.

– О, да! – сказала она спокойно.

– Вы подумайте, прежде чем решитесь!

– Конечно, мистер Моррис. Но это не переменит моего мнения.

Доктор насторожился. В чем у них было разногласие? И какое мнение Эмили отказывалась изменить?

Албан кротко взял руку Эмили.

– Увижу я вас завтра в Музее? – спросил он.

Она была равнодушно вежлива до конца.

– Да – если только что-нибудь не удержит меня дома.

Лицо доктора выражало нескрываемую заинтересованность. Для чего была назначена эта встреча? И почему в Музее?

– Прощайте, доктор Олдей.

– Прощайте, сэр.

С минуту после ухода Албана доктор стоял в нерешимости. Вдруг он схватил свою шляпу и торопливо обратился к Эмили.

– Я привез вам новости, милая моя, которые вас удивят. Кто, вы думаете, сейчас был у меня? Миссис Элмазер! Не прерывайте. Она решилась опять поступить в услужение. Ей надоело вести праздную жизнь – так она говорит, и она просит меня рекомендовать ее.

– Вы согласились?

– Если я буду рекомендовать ее, меня спросят, по каким причинам она оставила свое последнее место. Хороша дилемма! Или я должен сознаться, что она бросила свою хозяйку на ее смертном одре, – или солгать. Когда я честно признался в своих сомнениях, она вышла от меня в мертвом молчании. Если она обратится к вам, примите ее, как я, – или совсем не принимайте, что будет еще лучше.

– Почему мне не принимать ее?

– Потому что она так поступила с вашей теткой. Я сказал все, что хотел сказать, и не имею больше времени отвечать на вопросы. Прощайте.

Поспешный отъезд доктора Олдея оставил Эмили в некоторой задумчивости. Она начала находить извинения для поступка миссис Элмазер. Может быть, внезапное бегство старой служанки не имеет оправдания. Дружелюбный прием позволит ей объясниться.

– Если она придет ко мне, – решила Эмили, – я непременно приму ее.

После этой решимости мысли ее вернулись к Албану.