Текст книги "Заколдованное золото (сборник)"

Автор книги: Уильям Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

СВЯТОЙ БРАТЕЦ

– Джордж, – сказал после вечернего чая капитан «Волны», сидевший со штурманом на палубе, откуда они наблюдали реку, – в этот рейс с нами поедет мой приятель, один из наших новых членов, брат Хэччинс.

– Надо полагать, из вашего Братства? – холодно осведомился штурман.

– Из Братства, – подтвердил капитан. – Он вам понравится, Джордж, это был один из самых крупных негодяев, каких видел свет.

– Однако… я не совсем понимаю, что вы этим хотите сказать, – спросил штурман, бросив на капитана возмущенный взгляд.

– Жизнь его чрезвычайно интересна, – продолжал капитан, – он перебывал в половине английских тюрем. Слушать его речи так же поучительно, как читать книги. И не сыскать человека веселее, чем он.

– И будет он устраивать здесь молитвы перед завтраком, как тот старый негодяй с толстой шеей и бледной физиономией, который плавал с нами прошлое лето и украл мои сапоги? – спросил штурман.

– Он их вовсе не украл, Джордж, – сказал капитан. – Если бы вы видели, как он плакал, когда я намекнул ему на ваши несправедливые подозрения, вас бы замучили угрызения совести. Он рассказал это на собрании, и все помолились за вас.

– Вы и ваше Братство – просто дураки, – сказал штурман с презрением. – Вас всегда надувают. Стоит только прийти к вам человеку и сказать, что он обрел благодать, как вы ему тотчас же доставляете приятный, легкий и спокойный заработок, а он начинает разгуливать с голубой ленточкой[1]1
  Голубая ленточка – значок Армии Голубой Ленты (с 1883 г. именуемой Gospel Temperance Union) О-во это – американского происхождения.
  Прим. перев.


[Закрыть] и красным носом. Не уговаривайте меня, не поможет. Вы спрашиваете, почему я не примкнул к вам? Да потому, что я не хочу потерять свой здравый смысл.

– Придет день, Джордж, когда вы будете думать иначе, – сказал капитан, вставая. – Я искренно желаю вам пережить какое-нибудь большое горе или страдание, что-нибудь, что было бы свыше ваших сил. Только оно может вас спасти.

– Тот толстяк, который украл мои сапоги, наверное желает мне того же самого, – сказал штурман.

– Да, – торжественно произнес капитан, – он так и сказал.

Штурман встал, кипя от злобы; он гневно постучал трубкой о борт шхуны, раза два, три, топая, прошелся по палубе, но, точно убедившись, что ему здесь не обрести обычного спокойствия, сошел на берег.

Когда он вернулся, было уже темно. В каюте горел огонь; капитан сидел в очках и читал вслух какому-то худощавому, бледному, одетому во все черное человеку, старый номер "Евангелического Журнала".

– Это мой помощник, – сказал капитан, оторвав глаза от книги.

– Что, он нашего толка? – спросил незнакомец.

Капитан грустно покачал головой.

– Значит, пока еще нет, – уверенно сказал гость.

– Слишком много ваших пришлось мне повидать на своем веку, – резко проговорил штурман, – а чем больше я их вижу, тем меньше они мне нравятся. Только взгляну на них, и сейчас же свирепею.

– О, это ведь не вы говорите, вашими устами глаголет дьявол, – авторитетным тоном сказал м-р Хэччинс.

– Вы его, должно быть, довольно хорошо знаете, – спокойно возразил штурман.

– Я провел с ним тридцать лет моей жизни, – торжественно изрек м-р Хэччинс, – но потом он опротивел мне.

– Думаю, что и ему порядком надоело, – сказал штурман, – с меня бы вполне хватило и тридцати дней.

Он пошел в свою каюту, чтоб дать м-ру Хэччинсу время придумать подходящее возражение. Вернувшись с полной бутылкой виски и стаканом, он вытащил аппетитно чмокнувшую пробку, налил себе стакан крепкой смеси и зажег трубку. М-р Хэччинс глубоко вздохнул, бросил на капитана полный упрека взгляд и покачал головой по направлению бутылки.

– Вы ведь знаете, Джордж, что мне неприятно, когда вы приносите сюда эту мерзость, – сказал капитан.

– Это не для меня, – невинным тоном возразил штурман, – а для дьявола. Он говорит, что ему тошно стало при виде его старого приятеля Хэччинса.

Штурман взглянул на незнакомца и к великому своему удивлению заметил, что тот борется с сильным желанием рассмеяться. Губы его напряглись, быстрые глазки налились слезами, но он овладел собой и, поднявшись на ноги, разразился яркой речью о пользе трезвости. Он сказал, что виски не только грех, но и совершенно ненужная вещь, и, косо поглядывая на штурмана, заявил, что две капли кислоты в воде прекрасно его заменяют.

Вид виски точно приводил миссионера в экстаз; капитан сидел, завороженный его красноречием; наконец, переводя дыхание после длинной фразы, обращенной к бутылке, Хэччинс схватил ее и с силой швырнул о пол, где она разлетелась на мелкие осколки.

Штурман на мгновение онемел от бешенства, но сейчас же с ревом бросился на оратора: так как между ними стоял стол, то капитан успел схватить штурмана за руку, а своего друга втолкнул в дверь капитанской каюты.

– Пустите, – с пеной у рта кричал штурман, – дайте мне добраться до него!

– Джордж, – сказал капитан, продолжая бороться с ним, – мне стыдно за вас.

– К черту ваш стыд, – ревел штурман, стараясь вырваться. – С какой стати он выкинул мой виски?

– Он святой, – сказал капитан и выпустил штурмана, так как услышал, что м-р Хэччинс замкнул свою дверь на ключ. – Джордж, он святой. Он увидел, что его прекрасные слова не произвели на вас никакого впечатления и поэтому прибег к более решительным мерам.

– Пусть он мне только попадется, – угрожающим тоном проговорил штурман. – Дайте только срок, уж я ему покажу святого.

– Лучше ему, дорогой друг? – послышался из-за дверей голос м-ра Хэччинса, – я ведь забыл про стакан.

– Выходи-ка, – заревел штурман, – выходи-ка, да попробуй бросить еще и стакан!

М-р Хэччинс, однако, не принял приглашения и продолжал из-за дверей со слезами уговаривать штурмана бросить грешный образ жизни и даже выразил капитану порицание за то, что он позволяет приносить в кают-компанию греховные сосуды. Капитан смиренно выслушал выговор и, предложив м-ру Хэччинсу переночевать в капитанской каюте, дабы предотвратить злые намерения штурмана, отправился на палубу, совершил последний обход и затем ушел к себе.

На следующее утро команда шхуны поднялась рано, подготовляясь к уходу в плавание, но м-р Хэччинс оставался в постели, несмотря на то, что штурман многократно спускался к его каюте и постукивал в дверь. Когда же он, наконец, встал, то штурман был у руля, а люди внизу за завтраком.

– Хорошо спали? – добродушно спросил м-р Хэччинс, усаживаясь на решетку люка несколько поодаль от него.

– Я отвечу вам, когда не буду у руля, – угрюмо возразил помощник.

– Пожалуйста, – невозмутимо сказал м-р Хэччинс, – мы с вами, верно, увидимся вечером на собрании?

Помощник не удостоил его ответа, но когда вечером в кают-компании, по приглашению м-ра Хэч-чинса, собралась команда, гнев его не поддавался описанию.

Три вечера подряд происходили эти "вечери любви", как называл их м-р Хэччинс, или чертов шабаш, по мнению штурмана. Команда не слишком долюбливала псалмы, как таковые; но зато ей очень нравились такие псалмы, которые можно было горланить во всю глотку, пользуясь капитанским молитвенником. Кроме того, это бесило штурмана, и команде было очень сладко сознание, что она идет против своего начальника, да еще одновременно делает душеспасительное дело. Голос юнги как раз ломался, и ему удавались поразительные эффекты; казалось, что он без всякого усилия владеет диапазоном в пять октав.

Когда они уставали от пения, м-р Хэччинс обращался к ним с краткой речью, выбирая в качестве сюжета жизнь сильного, вспыльчивого человека, пьяницу и грубияна. Оратор убедительно доказывал, что у человека, который любит выпить, обязательно есть и другие тайные пороки; он описывал сцену возвращения его домой, когда он избивает жену за то, что та попрекнула его взломом детской копилки, деньги из которой он потратил на ирландское виски. При каждом новом тезисе он стонал, а когда команда увидела, что и ей разрешается стонать, то стала проделывать это с необычайным подъемом, причем невозможно себе представить, какие жуткие стоны издавал юнга.

Они достигли Плимута, где им нужно было выгрузить несколько ящиков товара. Еще немного, и штурман лишился бы рассудка, так как благодаря усердию м-ра Хэччинса на пароходе все стояло вверх дном. Кошка проклинала его целую ночь за голубую ленточку, которою он повязал ей шею; даже старый битый чайник появлялся на столе украшенный бантами того же агитационного цвета.

Пока они ошвартовывались, стало уже так поздно, что не стоило снимать люки; люди сидели и с тоской глядели на береговые огни. Радость их была безгранична, когда гостю удалось выпросить разрешение команде сойти на берег погулять с ним; они побежали, как школьники.

– Другого такого на свете не сыщешь, – сказал капитан, наблюдая за уходящей группой людей; – когда я думаю о том, сколько добра сделал здесь этот человек за четыре дня, то мне становится стыдно за себя.

– Советую вам взять его себе штурманом, – буркнул Джордж, – вас бы тогда было здесь два сапога пара.

– Ему предстоят более великие дела, – торжественно проговорил капитан.

Но, увидя в угасающем свете выражение лица своего штурмана, он со вздохом отошел. Что касается последнего, то он курил, облокотившись о борт, и так как капитан не желал говорить ни на какие другие темы, кроме как о м-ре Хэччинсе, то штурман погрузился в угрюмое молчание, пока не вернулась команда, два часа спустя.

– М-р Хэччинс вернется немного погодя, сэр, – сказал юнга, – он велел передать, что зашел в гости к своему знакомому.

– Как называется этот кабак? – тихо спросил штурман.

– Если вы не можете двух слов сказать, не проявив своего отвратительного характера, Джордж, то держите лучше язык за зубами, – строго сказал капитан. – А какого вы, ребята, мнения о м-ре Хэччинсе?

– Более чистосердечного человека нет на земле, – с жаром воскликнул Дэн, старший в их команде.

– Прекраснейший человек, которого я когда-либо встречал, – добавил другой.

– Вы слышите? – спросил капитан.

– Слышу, – ответил штурман.

– Он христианин, – сказал юнга, – до встречи с ним я не знал, что такое христианин. Как вы думаете, что он дал нам?

– Дал вам? – переспросил капитан.

– По фунту стерлингов наличными, – сказал юнга, – по золотому фунту каждому из нас. Еще говорят о христианах! Хотел бы я побольше встречать таких христиан.

– Скажите пожалуйста! – воскликнул умиленный капитан.

– А как славно он это сделал, – сказал старый матрос, – говорит: "вот тебе, говорит, от меня и от капитана; благодари, говорит, не только меня, но и капитана".

– Смотрите, не промотайте этих денег, – сказал капитан, – я бы на вашем месте положил их в сберегательную кассу на закваску.

– Надеюсь только, что они достались ему честным путем, – проговорил штурман.

– А как же иначе? – воскликнул капитан. – У вас, Джордж, холодное, жестокое сердце… Не будь оно таким, может быть, и вы получили бы золотой.

– К черту его золотые, – сказал ворчливый штурман, – хотел бы я знать, где он их взял и что он подразумевал, когда говорил, что деньги эти не только от него, но в равной мере и от вас. Не видал я что-то, чтобы вы деньги раздавали.

– Должно быть, – тихо проговорил капитан, – он хотел сказать, что я вложил в его сердце такие мысли. Ну, ребята, пора и по койкам, завтра мы начинаем работу в четыре часа утра.

Люди пошли на бак, а капитан и штурман спустились в каюту и стали приготовляться ко сну. Капитан поставил на стол лампу для м-ра Хэччинса и после некоторой внутренней борьбы пожелал штурману доброй ночи. Через несколько минут он уже крепко спал.

В четыре часа штурман проснулся и увидел, что капитан стоит возле его койки. Лампа все еще горела на столе, слабо борясь с лучами дневного света, которые вливались в открытый люк.

– Еще не появлялся? – спросил штурман, взглянув на пустую койку гостя.

Капитан вяло покачал головой и указал на стол. Следуя направлению его пальца, штурман увидел маленький холщовый мешочек и лежащие около него четыре с половиной пенса медью и несколько пуговиц, неизвестно на какую сумму.

– Когда мы ушли из Лондона, в мешке было двадцать три фунта фрахтовых денег, – сказал капитан, овладев, наконец, голосом.

– Ну, и что же по-вашему, случилось с ними? – спросил штурман, задувая лампу.

– Понятия не имею, – ответил капитан, – у меня все в голове смешалось. Брат – м-р Хэччинс – до сих пор еще не вернулся.

– Было, наверное, поздно, и он не хотел беспокоить вас, – сказал штурман и ни один мускул лица его не дрогнул. – Я не сомневаюсь, что с ним ничего не случилось. Не волнуйтесь за него.

– Но, очень странно, где же деньги, Джордж? – проговорил, запинаясь, капитан, – очень странно…

– Хеччинс щедрый парень, – сказал штурман, – он раздал людям пять фунтов без всякого основания. Надо полагать, он и вам даст что-нибудь – когда вернется.

– Подите, позовите сюда команду, – сказал капитан, опускаясь на ящик и уставясь на коллекцию медяков.

Штурман повиновался и через несколько минут вернулся с людьми. Столпившись в каюте, они сочувственно выслушали рассказ капитана о понесенной им потере.

– Это – тайна, разгадать которую невозможно сэр, – сказал старик Дэн, когда капитан кончил, – так что не стоит над ней ломать голову.

– Хоть мне и неприятно сказать такую вещь, – продолжал капитан, – но это – мой долг. Единственный человек, который мог взять деньги – Хэччинс.

– Что, сэр?! Этот святой человек! Да над такой мыслью можно посмеяться!

– Не мог он этого сделать, – сказал юнга, – если б даже хотел, не мог бы! Он слишком хороший.

– Это он взял двадцать три фунта, – решительно сказал капитан, – скажем, восемнадцать, потому что пять из них будут мне возвращены.

– Впадаете в тяжелую ошибку, сэр, – двусмысленно сказал Дэн.

– Вернете вы мне деньги или нет? – крикнул капитан.

– Просим прощения, сэр, нет, – ответил за всех кок, подняв ногу на ступеньку трапа. – Брат Хэччинс дал нам эти деньги за то, что мы так хорошо пели псалмы. Он так и сказал, и мы не могли думать, что деньги нажиты им нечестным путем. Да мы никогда и не поверим этому, правда, ребята?

– Никогда, – с примерной твердостью подтвердили остальные. – Это невозможно!..

Матросы поднялись на палубу вслед за коком и, облокотясь о борт, с тоской взглянули на то место, где они в последний раз видели своего благодетеля. Затем, полные грустного предчувствия, что никогда уже им не встречать такого человека, принялись за работу.

ДРУЗЬЯ ПОЗНАЮТСЯ В НЕСЧАСТИИ

М-р Джозеф Гиббс допил свою полупинту пива в трактире «Красного Льва» с медлительностью человека, который не знает, откуда ему добыть следующую полупинту, поставил кружку на стойку, насыпал в трубку табаку из бумажки и, грустно покачав головой, суровым голосом объявил своим товарищам:

– Это первая сегодня, – с десяти часов утра!

– Не унывай! – сказал м-р Джордж Браун.

– Так не может продолжаться вечно, – добавил в утешение Боб Кидд.

– Ведь я прошу только работы, – проникновенно сказал м-р Гиббс, – не рабства, конечно, а работы.

– Разницу трудно установить, – возразил м-р Браун.

– В особенности некоторым людям, – добавил м-р Кидд.

– Продолжайте, – мрачно проговорил м-р Гиббс, – продолжайте! – Угостите человека полупинтой пива, а потом оскорбляете его человеческое достоинство. Я и то вчера два раза подумал, не продырявить ли мне воду в реке?

– Очень многие это делают, – задумчиво произнес м-р Браун.

– И обрекают жен и детей на голодную смерть, – ледяным тоном вставил м-р Гиббс.

– Часто жена выгадывает, – возразил его приятель. – Одним ртом меньше, а потом ей обычно помогают. Когда умер бедняга Билль, то в харчевне "Королевской Головы" устроили благотворительную вечеринку и собрали вдове что-то около семнадцати фунтов.

– Мне кажется, что для твоей старухи мы собрали бы больше, – сказал м-р Кидд. – Ребят у вас нет, и она могла бы легко прокормиться. Но не подумай, что я тебе советую покончить с собой.

М-р Гиббс бросил на него свирепый взгляд и, нагнув кружку, с грустью посмотрел на ее дно.

– Джо не продырявит воды, – сказал м-р Браун, покачав головой, – вот, если б не воду, а пиво.

М-р Гиббс повернулся и, вытянувшись во весь рост, – пять футов три дюйма, – подарил его долгим и презрительным взглядом.

– Я не понимаю, зачем ему делать дырку в чем бы то ни было, – медленно проговорил м-р Кидд. – По-моему совершенно достаточно, если мы скажем, что он это сделал. И тогда можно будет обойти публику со шляпой в руке, а барыш поделить.

– Разделить его на три части и дать по одной каждому, – пояснил м-р Браун, одобрительно кивнув головой. – Но как это устроить?

– Выпьем еще пива и подумаем, – сказал побледневший от волнения м-р Кидд. – Три пинты, пожалуйста!

Он и м-р Браун подняли кружки, кивнув друг другу. М-р Гиббс, внимательно наблюдая за ними, играл ручкой своей кружки.

– Смотрите же, – медленно проговорил он, – я ничего не обещаю. Если я и выпью эту пинту, то это еще не значит, что я согласен.

– Предоставь это дело мне, Джо, – успокоил его м-р Кидд.

М-р Гиббс согласился на это после долгого обсуждения, в котором большую роль в качестве доводов играли пинты. В результате, на следующий же вечер беседа сидевшего в том же трактире м-ра Брауна с двумя или тремя его приятелями была грубо прервана бурным появлением м-ра Кидда, с которого ручьями текла вода. Он опустился на стул, тяжело дыша.

– Что такое? Что случилось? – спросило несколько голосов.

– Джо, бедный Джо Гиббс, – сказал м-р Кидд. – Я был на пристани Смита, нужно было отвести плашкоут на следующую стоянку, и, конечно, Джо полез помогать мне. Он хотел оттолкнуться от берега ногой и…

Он осекся, вздрогнул, и, в ожидании водки, заказанной одним из сочувствующих слушателей, принял кружку пива и медленно осушил ее.

– Это случилось в мгновение ока, – сказал он, оглядываясь по сторонам. – Пока я добежал к нему, он уже нырнул три раза. Я нагнулся над бортом и схватил его; воротник и галстук остались у меня в руке. Я и сам чуть не утонул.

Он показал галстук и воротник; публика с одобрением заметила, что Кидд мокр насквозь от макушки до средней пуговицы жилета.

– Бедняга, – сказал хозяин, наклоняясь над стойкой, – каких-нибудь полчаса тому назад он был здесь и стоял у этой самой стойки.

– Что делать, видно, не пивать ему больше пива, – сдержанно проговорил какой-то возчик.

– Ну, этого никто не может сказать, – резко прервал его хозяин трактира. – Я никогда не слышал о нем ничего дурного, насколько мне известно, он вел праведную жизнь, так что как мы можем сказать, что он будет лишен пива?

Он поднес м-ру Кидду вторую рюмку водки.

– Осталась у него семья? – спросил хозяин, передавая ее.

– Только жена, – ответил м-р Кидд; – я положительно не знаю, кто возьмется сообщить несчастной женщине о случившемся. Она его прямо-таки обожала. И чем она жить будет теперь, ума не приложу. Я сделаю для нее все, что могу.

– Я тоже, – прогудел голос м-ра Брауна.

– Что-нибудь необходимо сделать для нее, – сказал возчик и вышел.

– Первым долгом нужно сообщить полиции, – посоветовал хозяин, – там уж знают, что надо делать; может быть, кто-нибудь из них и скажет жене. На то они и жалованье получают.

– Все это случилось так неожиданно; я просто не понимаю, где я и что со мной, – сказал м-р Кидд. – Насколько мне известно, у нее в доме вряд ли найдется один пенни. У бедняги Джо было много приятелей. Я думаю, можно будет что-нибудь устроить.

– Прежде всего пойдите в полицию, – проговорил хозяин, задумчиво выпятив губу, – а потом мы поговорим.

М-р Кидд горячо поблагодарил его и удалился, сопровождаемый м-ром Брауном. Двадцать минут спустя они вышли из участка, весьма удовлетворенные спокойствием, с которым полиция приняла их сообщение, и, быстро перейдя через Лондонский мост, направились на Боро Маркет, где их ждала прислонившаяся к столбу фигура.

– Ну? – раздраженно спросил м-р Гиббс, услышав их шаги.

– Все будет хорошо, Джо, – сказал м-р Кидд, – мы посеяли семена.

– Посеяли… что? – переспросил тот.

М-р Кидд объяснил.

– Ха! – сказал м-р Гиббс, – а я что должен делать, пока взойдут твои знаменитые семена? Как насчет моего домашнего уюта? постели? харчей?

Его друзья смущенно переглянулись. В суете приготовлений они совсем забыли об этом, но теперь, на основании долгого и не всегда приятного знакомства с м-ром Гиббсом, они поняли, куда заведет их это дело.

– Придется тебе взять койку по ту сторону Темзы, – медленно проговорил м-р Браун, – в кофейне или где-нибудь в этом роде. Толковый, деятельный человек, который всегда держит ухо востро, всегда заработает на пропитание.

М-р Гиббс рассмеялся.

– Но имей ввиду, – с бешенством добавил м-р Кидд в ответ на этот смех: – то, что мы теперь тебе одолжим, будет вычтено из твоей части когда ты ее получишь. Кроме того, ты не получишь ни одного полу-пенни, пока не зайдешь к парикмахеру и не сбреешь вот этих бакенбардов. Мы не желаем рисковать.

М-р Гиббс, опершись о столб, целых полчаса боролся за свои бакенбарды, но в конце концов был отправлен к парикмахеру. Вне себя от злости он потребовал, чтобы его обрили. Долго с вытаращенными от изумления глазами, рассматривал он бритое лицо, которое увидел перед собой в зеркале, а вежливость м-ра Кидда и Брауна сразу улетучилась перед их удивлением.

– Ну-с, раз уж я здесь, то можно заодно и постричься, – сказал м-р Гиббс после длительного созерцания своей особы.

– И шампунь, сэр? – спросил парикмахер.

– Как хотите, – сказал м-р Гиббс, не обращая ни малейшего внимания на лихорадочные протесты своих финансистов, – а что это, кстати, такое?

Всю операцию он высидел в состоянии удивления и неудовольствия, но, выйдя с друзьями, объявил, что чувствует себя фунтов на семь легче. Это сообщение было встречено холодным молчанием. Потратив некоторое время на поиски, они выбрали наконец тихий трактир и в одном из его уединенных уголков устроили заседание комиссии для изыскания материальных средств.

– Ну, этого тебе на первое время хватит, – сказал м-р Кидд после того, как он и м-р Браун внесли каждый свою лепту, – смотри же это будет вычтено из твоей доли.

М-р Гиббс кивнул головой.

– Когда вам захочется повидать меня вечерком, то вы найдете меня здесь, – заметил он, – пиво у них превосходное. А теперь вам пора к моей старухе.

Оба приятеля отправились туда и к своему великому облегчению увидели, что возле жилища миссис Гиббс стоит кучка людей. Ясно было, что ей уже сообщили о несчастье, и действительно, протолкавшись наверх, они застали вдову с мокрым носовым платком в руке, окруженную внимательными друзьями. Она слабым голосом поблагодарила м-ра Кидда за его благородную попытку спасти ее мужа.

– Он еще и сейчас мокрый, – подтвердил м-р Браун.

– Я сделал все, что мог, – скромно сказал м-р Кидд. – Бедный Джо! Не было лучшего друга, чем он!

– Всегда готов был протянуть руку помощи тем, кто нуждается, – добавил м-р Браун, озираясь по сторонам.

– Слушайте, слушайте! – подхватил чей-то голос.

– Зато и мы протянем ему руку помощи, – энергично проговорил м-р Кидд. – Правда, ему мы уже ничем не можем помочь, бедняге, но мы можем помочь той, что осталась после него.

Он медленно направился к двери, сопровождаемый Брауном, и поймав взгляд двух-трех мужчин, кивнул им, чтоб они последовали за ним. Маленькая, но постепенно увеличивавшаяся толпа направилась под его умелым предводительством к "Красному Льву".

Ближайшие три или четыре дня друзья провели в неутомимой работе. Пригласительные карточки, гласящие, что в "Красном Льве" состоится благотворительная вечеринка в пользу вдовы покойного м-ра Джозефа Гиббса, были розданы щедрой рукой; рассказы, в которых рисовался редкий по величию и красоте духовный облик почившего, получили еще более широкое распространение. Уаппинг слишком поздно узнал, что его навеки покинул человек с добрым характером и сердобольной, скромной душой.

М-р Гиббс в своем убежище по ту сторону реки полностью разделял энтузиазм своих друзей, но его безумное, порожденное тщеславием, желание присутствовать на вечере, – было источником больших волнений и страданий приятелей. Когда он предложил вымазаться ваксой и выступить в качестве негритянского музыканта, пришлось вывести м-ра Кидда из трактира и продержать его на улице до тех пор, пока он не смог вновь объясниться на приличном, не обезображенном руганью, английском языке.

– Он стал чересчур много воображать о себе, – сказал м-р Браун на обратном пути, – слишком много денег из нас высасывает на расходы; но теперь уже недолго.

– Он живет, как лорд, а мы трудимся, как рабы, – ворчал м-р Кидд, – никогда не видел я его таким толстым и здоровым, как сейчас. По-настоящему ему не следовало бы давать равную с нами долю; ему ведь не пришлось поработать.

Его дурное расположение духа продолжалось до самой вечеринки; последняя, благодаря присутствию спортсмена-рыботорговца, выигравшего в тот день на скачках, и его друзей, дала сумму, далеко превзошедшую ожидания ее трудолюбивых организаторов. Рыботорговец открыл сбор пятифунтовым банкнотом, который положил на тарелку; аудитория так взволнованно дышала, что лицо, державшее тарелку, глубоко прониклось сознанием своей ответственности. В общем итоге, памяти м-ра Гиббса была принесена дань, выразившаяся в сумме тридцати семи фунтов стерлингов, трех шиллингов и четырех пенсов.

– Больше двадцати золотых на каждого, – воскликнул восхищенный м-р Кидд, прощаясь на ночь со своим коллегой. – Просто трудно поверить, что это правда.

Следующий день протекал чрезвычайно медленно, но работа, наконец, была окончена, и м-р Кидд отправился на Лондонский мост, идя на ярд или на два впереди более флегматичного м-ра Брауна. М-р Гиббс сидел на своем обычном месте в углу трактира, но, вместо того, чтобы прийти в восторг от вырученной суммы, мрачно намекнул, что она была бы больше, если б ему позволили активно участвовать в ее добывании.

– Это едва окупит перенесенные мною неприятности, – сказал он, покачав головой. – Мне здесь одному очень скучно. А когда вы возьмете свои доли да еще из моей вычтете то, что я вам должен, то почти ничего не останется.

– Я поговорю с тобой в другой раз, – пристально смотря на него, произнес м-р Кидд, – а сейчас твое дело – пойти с нами на ту сторону.

– Это зачем? – спросил м-р Гиббс.

– Мы должны передать радостное известие, что ты жив, твоей старухе, пока она не начала тратить деньги, которые вовсе не принадлежат ей, – сказал м-р Кидд. – Нужно, чтобы ты был поблизости на случай, если она не поверит нам.

– Смотрите, будьте осторожны, – посоветовал любящий супруг. – Нас не устроит, если она начнет кричать или что-нибудь в этом роде. Я ее знаю лучше, чем вы, и советую вам быть осторожными.

Он пошел с ними рядом и после некоторых возражений согласился, чтобы уменьшить риск, надеть пару очков, в поисках которых теща м-ра Кидда перерыла в тот день весь дом с чердака до подвала.

– Поболтайся здесь минут десять, – сказал м-р Кидд, когда они дошли до памятника, – а потом пойди за нами следом. Когда будешь проходить под фонарями, закрывай лицо платком. Жди на углу своей улицы, пока мы не придем к тебе.

Он быстро пошел вперед с м-ром Брауном, но когда они стали подходить к жилищу миссис Гиббс, то умерили темп своих шагов до торжественной медлительности похоронного шествия. К их удовольствию она была одна и после обычного обмена любезностями горячо поблагодарила их за все то, что они сделали для нее

– Для бедняги Джо я сделал бы еще больше, – сказал м р Браун.

– Они… они еще не нашли его? – спросила вдова.

М-р Кидд отрицательно покачал головой.

– Они его, по моему, и не найдут, – медленно проговорил он.

– Унесло отливом, – пояснил м-р Браун, испортив этим предисловие м-ра Кидда.

– Где бы он ни был, ему теперь лучше, чем было раньше, – сказала миссис Гиббс. – Ему уже нечего огорчаться, что нет работы; сейчас у него ни забот, ни страдания. Все мы там будем в один прекрасный день.

– Да, – начал м-р Кидд, – но…

– Я не желаю ему вернуться, – продолжала миссис Гиббс, – это было бы грешно.

– Ну… а если он сам пожелал бы вернуться? – спросил м-р Кидд, нащупывая подходящую почву.

– И помочь вам в расходовании этих денег? – сказал м-р Браун, игнорируя угрожающее подмигивание друга.

Миссис Гиббс удивилась.

– В расходовании денег? – начала было она.

– Представьте себе, – сказал м-р Кидд, – будто он вовсе и не тонул? Еще сегодня мне снилось, что он жив.

– И мне тоже, – перебил м-р Браун.

– Он улыбался мне, – нежным голосом продолжал м-р Кидд, – "Боб", говорил он, "поди, скажи моей бедной жене, что я жив", говорит, "но будь осторожен".

– Эти самые слова сказал он и мне в моем сне, – сказал м-р Браун. – Немного странно, не правда ли?

– Очень, – согласилась с ним миссис Гиббс.

– Я полагаю, – после некоторой паузы продолжал м-р Кидд, – я полагаю, он вам не снился?

– Нет, я непьющая, – ответила вдова.

Оба джентльмена обменялись взглядами; м-р Кидд, обладая характером порывистым, решил ускорить развязку.

– Что бы вы сделали, если бы Джо вошел сейчас в эту дверь? – спросил он.

– Заорала бы так, что дом бы рассыпался, – быстро ответила вдова.

– Заорали… бы?.. – в отчаянии переспросил м-р Кидд.

Мисисс Гиббс утвердительно кивнула головой.

– Я бы кричала, пока не сошла с ума, – убежденно заявила она.

– Но… а если бы он был живой! – сказал м-р Кидд.

– Я не знаю, к чему вы ведете, – сказала миссис Гиббс. – Почему бы вам не говорить напрямик? Бедный Джо утонул, вы это знаете, вы сами это видели, и вдруг вы приходите и говорите мне о каких-то снах и всякой ерунде.

М-р Кидд наклонился к ней и ласково положил ей руку на плечо.

– Он спасен, – сказал он взволнованным шепотом, – он жив и здоров.

– Ч т о?! – воскликнула мисисс Гиббс, подскочив.

– Это так же верно, как то, что я стою перед вами, – сказал м-р Кидд. – Не правда ли, Джордж?

– Даже вернее, – честно подтвердил м-р Браун.

Миссис Гиббс откинулась назад, с трудом переводя дыхание.

– Жив! – воскликнула она. – Но как? Как могло это случиться?

– Не шумите, – внушительно сказал м-р Кидд. – Имейте в виду, если кто-нибудь об этом узнает, то вам придется вернуть деньги.

– Я бы дала еще больше, чтобы только вернуть его, – растерянно проговорила миссис Гиббс. – Но мне кажется, что вы меня обманываете.

– Истинная правда, как то, что я стою перед вами, – сказал тот. – Он в двух шагах отсюда, и если бы вы не кричали, то я бы привел его.

– Я не буду кричать, – обещала миссис Гиббс, – не буду, раз это не привидение. О, где он? Почему не ведете вы его сюда? Пустите меня к нему!

– Ладно, – сказал м-р Кидд, с удовлетворенной улыбкой в сторону м-ра Брауна, – все в свое время. Я пойду за ним сейчас, но помните – если вы закричите, то все погибло.

Он радостно засуетился и вышел, а миссис Гиббс, полуоткрыв от волнения рот, знаком пригласила м-ра Брауна не нарушать молчания и пошла ждать у дверей. Прошли три или четыре минуты.