Текст книги "Спасайся кто может (сборник)"

Автор книги: Уильям Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

ЗНАМЕНИТЫЙ ФОКУСНИК

Расположившись очень удобно в теплой зале трактира „Подсолнечник", незнакомец пил и закусывал, не замечая, повидимому, присутствия сморщенного старика, который, прижавшись на конце лавки, поближе к огню, беспокойно вертел на столе пустую кружку и посасывал время от времени объемистую трубку, давно уже остывшую. Незнакомец окончил свой завтрак, потянулся с удовольствием, потом подошел к лавке, поставил кружку на потемневший от времени стол и начал набивать трубку.

Старик взял со стола лучинку и, подержав ее дрожащими пальцами у огня, дал незнакомцу закурить. Тот поблагодарил его и, откинувшись назад, начал следить сквозь полузакрытые веки за кольцами дыма, выходившими из трубки, сонно поддакивая замечаниям старика насчет погоды.

– Плохое время для разъездов, – сказал этот последний, хотя, пожалуй, это и не беда, если вы имеете средства есть и пить вволю, в свое удовольствие. Я уж думаю, не фокусник ли вы из Лондона, сэр?

Путешественник покачал отрицательно головой.

– А я надеялся, что вы фокусник, – сказал старик.

Собеседник его не обнаружил никакого любопытства.

– Будь вы фокусник, – продолжал старик со вздохом, – я попросил бы вас сделать какой-нибудь полезный фокус. Собственно говоря, фокусники обыкновенно показывают такие штуки, которые никому ни на что не годны, а мне хотелось бы посмотреть вот что: сумел ли бы фокусник наполнить эту пустую кружку пивом и эту пустую трубку табаком? Вот что я осмелился бы попросить вас сделать, если бы вы были фокусник.

Путешественник вздохнул и, вынув изо рта свою коротенькую терновую трубку, трижды постучал ею по столу. Через очень короткий промежуток времени на столе перед стариком появились кружка пива и бумажный мешочек с табаком.

– Что заставило меня подумать о вас, что вы фокусник, – сказал он, отхлебнув с наслаждением из кружки и радостно набивая трубку, – это, что вы удивительно похожи на одного, который приезжал к нам в Клейбюри несколько времени тому назад и давал представление в этой самой зале, где мы теперь сидим. Судя по наружности, вы могли бы быть его родным братом.

Путешественник сказал, что у него никогда не было брата.

– Сначала мы не знали, что он фокусник, – продолжал старик. – Он приехал на ярмарку в Викхам, и так как она должна была быть только через день или два, то он ходил по окрестным деревням и давал представления. Он вошел сюда, в залу, заказал кружку пива и выпил ее стоя, и все рассуждал о погоде. Потом он попросил Билля Чемберса извинить его за бесцеремонность и, засунув руку к нему в кружку, вытащил оттуда живую лягушку. Билль очень щепетильный человек насчет своего питья, и я думал, что с ним сделается удар. Он набросился на Смита, хозяина, так, что даже слушать было страшно, и, наконец, чтобы прекратить скандал, Смит отпустил ему взамен другую порцию.

– Верно она попала туда сонная, в кружку, – сказал он.

Билль отвечал, что, по его мнению, кто-то другой спал, вместо того, чтобы делать свое дело, и только что хотел пригубить, как фокусник опять попросил у него извинения. Билль поспешно опустил кружку, и фокусник опять сунул в нее руку и вытащил мертвого мышонка. Трудно было бы решить, кто был более расстроен. Билль Чемберс или Смит, хозяин, и Билль, который пришел в ужасное состояние, начал спрашивать, почему это всякая гадость залезает именно в его кружку.

– Может быть, вы особенный охотник до немых тварей, сэр, – сказал фокусник. – Позвольте, разве вы не замечаете, как что-то шевелится в кармане вашего пиджака?

Он опустил руку в карман Билля и вынул маленькую зеленую змейку; потом из кармана его панталон вытащил еще лягушку, между тем как у бедного Билля глаза чуть не вылезали на лоб.

– Стойте смирно, – сказал фокусник, – там еще много.

Билль Чемберс издал вопль, от которого мы все даже вздрогнули, потом оттолкнул от себя фокусника и начал раздеваться как только мог скорее, хотя руки у него страшно дрожали. Я думаю, что он снял бы с себя и рубашку, если бы в ней были карманы, а потом он сжал ноги вместе и начал прыгать на месте, топча свое платье своими толстыми кованными сапогами.

– Оказывается, он не любитель немых тварей, – сказал фокусник.

Затем он положил руку на сердце и раскланялся с нами.

– Господа, – сказал он, – показав вам этот образчик своего искусства, я прошу вас обратить внимание на то, что, с любезного позволения хозяина, я дам свое знаменитое фокусническое представление в этой самой зале сегодня, в семь часов вечера. За вход – по три пенса!

Зала была битком набита в этот вечер, и каждому пришлось заплатить по три пенса. Ну, некоторые из вещей, которые смастерил фокусник, были, правда, сделаны очень умно и ловко, но почти с самого начала вышла неприятность. Когда он попросил носовой платок, чтобы превратить его в белого зайчика, Генри Покер подскочил и подал ему свой, но вместо белого зайчика вышел темно серый с двумя белыми пятнами.

Генри Цокер просидел некоторое время молча, не понимая в чем дело, потом встал и ушел домой, ни с кем не простившись.

Затем фокусник взял у Сама Джонса его шляпу, долго смотрел в нее и так удивлялся и изумлялся, что Сам Джонс, наконец, рассердился и спросил его, неужели он никогда прежде не видывал шляпы.

– Такой не видывал, – сказал фокусник.

И он вытащил из нее женское платье, пиджак и пару сапог. Потом вынул еще фунта два разных лоскутьев, несколько хлебных корок и других вещей и, наконец, возвратил ее Джонсу, покачивая головой и предупреждая его, что если он будет так неосторожно обращаться с своей шляпой, то совершенно испортит ее форму.

Затем фокусник попросил одолжить ему часы, и так как он обещал обходиться с ними очень осторожно, то Дикки Вид, портной, дал ему свои золотые, которые получил по наследству от покойной тетки. Дикки Вид очень ценил свои часы и гордился ими, и когда фокусник взял обыкновенный железный утюг и начал разбивать часы на мелкие кусочки, то три человека с трудом удержали Дикки на месте.

– Это самый трудный фокус, – сказал фокусник, подбирая одно колесико, которое пристало к утюгу. – Иногда он мне удается, а иногда и нет. Последний раз, как я его делал, он не удался, и мне пришлось заплатить восемнадцать пенсов и поставить кружку пива тому господину, которому принадлежали часы, чтобы удовлетворить его. Я отдал ему и кусочки.

– Если вы не отдадите мне мои часы целыми и невредимыми, – сказал Дикки Вид дрожащим голосом, – то это обойдется вам в двадцать фунтов!

Тогда фокусник вынул из ящика большой пистолет, у которого дуло расширялось в конце наподобие трубы, засыпал в него заряд пороху, подобрал все обломки и также заколотил их туда; мы даже слышали, как разбитые куски царапали шомпол. Зарядив его, он подошел к нам и начал нам его показывать.

– Все обстоит благополучно, – сказал он Дикки Виду. – Фокус удастся; я уж это вижу по заряду.

Он отошел на другой конец комнаты и поднял пистолет.

– Теперь я выстрелю из него, – сказал он, – и этим починю часы. От взрыва пороха кусочки стекла сливаются вместе опять по-прежнему; а колесики, перелетая по воздуху, все продолжают вертеться и таким образом собирают вокруг себя все остальные части, и часы, совершенно как новые и не переставая тикать во всю мочь, окажутся в кармане пиджака того джентльмена, в которого я выстрелю.

Он направлял пистолет то на того, то на другого, словно не решаясь выстрелить, да и никто из них, по правде сказать, не желал этого особенно. Единственный, кто не боялся, это Боб Притте, величайший плут и мошенник во всем Клейбюри. Он с самого начала все подсмеивался над фокусами, говоря, что видал раньше не такие, а даже много лучше.

– Валяйте, – сказал он, – я вас не боюсь, вы не можете хорошо прицелиться.

Фокусник направил на него пистолет и спустил курок; выстрел раздался – и в ту же минуту Боб Притте вскочил с места с страшным криком и, закрывая руками глаза, начал скакать по комнате как помешанный.

Все также повскакали с мест, окружили его и спрашивали, что с ним такое, но Боб не отвечал ничего. Он все вопил ужасным голосом и, наконец, выскочил вон из комнаты и, пряча лицо в платок, побежал домой изо всех сил.

– А все-таки влопались, приятель, – сказал Билль Чемберс фокуснику. – Я так и думал, что вы не успокоитесь, пока не накуролесите чего-нибудь. Вы прострелили глаза бедному Бобу Притте.

– Ничуть не бывало, – сказал фокусник. – Он только испугался; вот и все.

– Испугался? – повторил Питер Губбинс. – Да ведь вы стреляли часами Дикки Вида прямо ему в лицо?

– Глупости, – сказал фокусник. – Часы упали ему в карман, и он найдет их там, когда опомнится.

– Как, вы говорите, что Боб Притте убежал отсюда с моими часами в кармане? – завопил Дикки Вид.

– Несомненно, – отвечал тот.

– Тебе бы лучше догнать Боба прежде, чем он найдет часы, Дикки, – сказал Билль Чемберс.

Дикки Вид не отвечал: он уже бежал за Бобом так скоро, как только позволяли его коротенькие ножки, и большинство из нас последовало за ним, чтобы видеть, что произойдет.

Дверь была заперта, когда мы подошли, но Дикки Вид принялся колотить в нее изо всей мочи, и, наконец, открылось верхнее окно и из него показалась голова мистрис Притте.

– Шш! – произнесла она шопотом. – Уходите!..

– Но мне нужно видеть Боба, – сказал Дикки Вид.

– Нельзя его видеть, – отвечала мистрис Притте. – Его подстрелили, бедняжку. Разве вы не слышите, как он стонет?

До тех пор мы ровно ничего не слыхали, но после того, как она это сказала, действительно стоны Боба можно было бы услышать за версту; они были ужасны!

– Вот бедняга, – сказала мистрис Притте.

– Не войти ли мне помочь вам уложить его в постель? – спросил Дикки Вид, чуть не плача.

– Нет, благодарю вас, мистер Вид, – отвечала мистрис Притте. Вы очень добры, но ему было бы неприятно, если бы до него дотрагивались чьи-нибудь руки, кроме моих. Я пришлю вам сказать, как он будет себя чувствовать завтра утром.

– Постарайся завладеть его пиджаком, Дикки, – прошептал Билль Чемберс. – Предложи починить его; наверно, будет не лишнее.

– Ну, мне очень жаль, что я не могу помочь вам, – сказал Дикки Вид, – но я заметил прореху в пиджаке Боба, и так как ему, вероятно, придется полежать сколько-нибудь в постели, то это будет удобный случай для меня починить его. Если вы выбросите мне его в окно, я примусь за него сегодня же.

– Благодарю вас, – сказала мистрис Притте. – Если вы подождете минуту, я только выну, что у него в карманах, и сейчас брошу вам пиджак.

Она отошла от окна назад в комнату, а Дикки Вид заскрежетал зубами и сказал Биллю Чемберсу, что в первый же раз, как тот сунется ему что-нибудь советовать, он ему это припомнит. Он все стоял и весь трясся, пока мистрис Притте не захлопнула опять окно; тогда он повернулся к фокуснику, который также пришел с другими, и спросил у него, что же он намерен теперь делать.

– Говорю вам, что часы у него, – сказал фокусник, указывая на окно. – Они попали к нему в карман; я видел их. Он столько же ранен, сколько и вы. Если он ранен, то почему не посылает за доктором?

– Это уж не мое дело! – воскликнул Дикки Вид. – Мне нужны мои часы или двадцать фунтов.

– Мы переговорим об этом через день или два, – сказал фокусник. – Я даю свое знаменитое представление на ярмарке в Викхаме в понедельник, но еще до этого, в субботу, я вернусь сюда и дам другое представление в "Подсолнечнике", и тогда увидим, что можно будет сделать.

Дикки Вид, наконец, согласился, отправился домой спать и рассказал все своей жене. По ее совету он встал на утро в шесть часов и пошел узнавать о здоровье Боба Притте.

Мистрис Притте уже встала, когда он подошел, и, окликнув сначала Боба на лестнице, пригласила Дикки Вида итти наверх. Боб Притте сидел на постели, с лицом, сплошь обвязанным бинтом, и был, казалось, очень рад его видеть.

– Не всякий стал бы вставать в шесть часов, чтобы узнать, как я себя чувствую, – сказал он. – У тебя чувствительное сердце, Дикки.

Дикки Вид кашлянул и оглянулся кругом, стараясь определить, где именно могут быть его часы, если они только в этой комнате.

– Раз я здесь, то отчего бы мне не прибрать для тебя комнату немножко? – сказал он, вставая. – Я не люблю сидеть без дела.

– Спасибо, товарищ, – проговорил Боб и лег опять на постель и лежал смирно, наблюдая за Дикки Видом одним уголком глаза, незакрытым бинтами.

Не думаю, чтобы эта комната подвергалась когда-либо такой основательной уборке с тех пор, как в ней поселился Боб с женой, но часов своих Дикки Вид все-таки не видал, и что разозлило его еще более, это то, что мистрис Притте уселась преспокойно на стул, сложила руки и еще указывала ему на места, оставшиеся неубранными.

– Оставь его в покое, – сказал Боб. – Он знает, что ему нужно. Куда ты девала те маленькие кусочки часов, что нашла на мне, когда перевязывала меня?

– Не спрашивай меня, – ответила мистрисс Притте. – Я была в таком состоянии, что почти не знала, что делать.

– Они должны быть где-нибудь здесь, – сказал Боб. – Ты поглядывай, не увидишь ли их, Дикки, если найдешь, то возьми их себе: они ведь твои.

Дикки Вид постарался быть вежливым и поблагодарил его, потом вернулся домой и опять начал советоваться с женой. Никто не мог решить: был ли Боб Притте в самом деле ранен или же он действительно нашел часы у себя в кармане и только притворяется. Но все были одинаково уверены в том, что так или иначе, но Дикки Вид своих часов никогда не увидит.

В субботний вечер здесь, в "Подсолнечнике", собралось еще больше народу, так как всем хотелось опять увидеть фокус с часами. Мы слышали, что он удался прекрасно и в Кудфорде и в Монкшаме, но Боб Притте уверял, что поверит этому только тогда, когда сам увидит, не раньше.

Он явился в этот вечер одним из первых, потому что хотел, по его словам, узнать, сколько фокусник ему заплатит за все его страдания и за то, что так опорочил его доброе имя. Он вошел, опираясь на палку, с обвязанным еще лицом, уселся подле самого столика, за которым стоял фокусник, и все следил за ним как можно пристальнее, пока тот проделывал свои фокусы.

– А теперь, – сказал, наконец, фокусник, – я приступаю к своему знаменитому фокусу с часами. Те из вас, кто был здесь во вторник, когда я показывал фокус, конечно, помнят, что человек, в которого я выстрелил из пистолета, притворился, что ранен, и убежал домой с часами в кармане.

– Вы – лжец! – закричал Боб Притте, вставая с места.

– Прекрасно, – заметил фокусник. – Снимите-ка эти бинты с лица и покажите нам всем, где вы ранены.

– И не подумаю! – воскликнул Боб. – Я не обязан вас слушаться.

– Снимите бинты, – настаивал фокусник, – и если есть хоть малейший след огнестрельной раны, я заплачу вам два соверена…

– Я боюсь, что застужу рану, – ответил Боб Притте.

– Нечего тебе этого боятся, Боб, – сказал Джон Бигс, кузнец, подходя сзади и обхватывая его сильными руками. – Ну-ка, кто-нибудь снимите эти лохмотья; я подержу его.

Боб Притте начал было сопротивляться, но потом, видя, что это ни к чему не послужит, совсем затих и стоял смирно, пока с него снимали повязку.

– Ну, вот, смотрите! – воскликнул фокусник, указывая на него. – Ни одного следа у него на лице, ни единого!

– Что? – вскричал Боб Притте. – Вы говорите, что нет никаких следов?

– Говорю, – сказал фокусник.

– Слава богу! – вскричал Боб Притте, всплеснув руками. – Слава богу! А я-то боялся, что буду обезображен на всю жизнь. Одолжите мне кто-нибудь кусочек зеркала: я просто поверить этому не могу.

– Ты украл часы Дикки Вида, – сказал Джон Бигс. – Я подозревал тебя все время. Ты вор, Боб Притте; вот кто ты такой!

– Докажи это, – закричал Боб Притте. – Ты слышал, что фокусник тогда сказал, что последний раз, как он пробовал, фокус не удался и ему пришлось заплатить восемнадцать пенсов хозяину часов?

– Это я только пошутил, – заметил фокусник Джону Бигсу. – Я всегда могу сделать этот фокус, и сделаю его сейчас. Кто-нибудь будет так добр одолжит мне часы.

Он оглянулся на всех, бывших в комнате, но никто не отозвался – иные предлагали чужие часы, хозяева которых не хотели с ними расстаться.

– Ну, ну, сказал фокусник, – неужели никто из вас мне не доверяет? Часы будут так же сохранны, как у вас в кармане. Я хочу доказать вам, что этот человек – вор!

Он продолжал упрашивать, и, наконец, Джон Бигс вынул свои серебряные часы и отдал ему, только с условием, чтобы он ни под каким видом не стрелял ими в карман Боба Притте.

– Не так же я глуп! – сказал фокусник. – Ну, теперь все посмотрите хорошенько на эти часы, чтобы быть уверенными, что я вас не обманываю.

Он протянул их по очереди всем, и когда все посмотрели, подошел к столу и положил часы на стол.

– Дайте и мне посмотреть, – говорит Боб Притте. – Я не позволю порочить свое доброе имя так, задаром, если могу помешать этому.

Он взял часы, подержал, поднес их к уху и опять положил на стол.

– А это тот утюг, которым вы будете разбивать их? – спросил он.

– Тот самый, – сказал фокусник, смотря на него очень неласково. – Может-быть, вы желаете и его осмотреть?

Боб Притте поднял его и посмотрел.

– Да, приятель, – сказал он, – это обыкновенный, железный утюг. Лучшего ничего и не придумаешь, чтобы разбивать часы.

Он взмахнул им в воздухе и, прежде чем кто-нибудь мог двинуться, опустил изо всей силы прямо на часы. Фокусник подскочил к нему и схватил его за руку, но было уже поздно, и он обратился в ужасном волнении к Джону Бигсу:

– Он разбил ваши часы, – закричал он. – Он разбил ваши часы!

– Ну, так что же? – сказал Джон Бигс. – Ведь их же и следовало разбить! Разве нет?

– Да, только не ему, – сказал фокусник, прыгая вокруг стола. – Теперь я умываю руки от всей этой истории.

– Слушайте вы! – заорал Джон Бигс. – Нечего мне говорить, что вы умываете руки. Докончите ваш фокус и отдайте мне мои часы такими, как они были прежде.

– Нет, после того, как он вмешался в мои дела, – сказал фокусник, – если уж он так умен, то пусть сам теперь сделает фокус.

– Мне бы лучше хотелось, чтобы вы его сделали, – сказал Джон Бигс. – Зачем вы ему позволили вмешаться?

– Как же мне было догадаться, что он хочет делать? – спросил фокусник. – Теперь вы должны это уладить между собой; мне тут нечего делать.

– Ладно, Джон Бигс, – сказал Боб Притте. – Если он не хочет сделать, то я сделаю. Если только этот фокус возможен, то не все ли равно, кто это сделает? Не думаю, чтоб кто-нибудь сумел разбить часы лучше меня.

Джон Бигс взглянул на них и начал опять просить фокусника сделать фокус, но тот решительно отказался.

– Теперь нельзя его сделать, – сказал он, – и предупреждаю вас, что если будут стрелять из пистолета, то я не отвечаю за то, что может случиться.

– Если он не хочет, то Джордж Кетль зарядит пистолет и выстрелит, – сказал Боб Притте. – Он был в ополчении и умеет стрелять.

Джордж Кетль подошел к столу весь красный от полученной при всех похвалы и начал заряжать пистолет.

– В меня не стреляй, Джордж Кетль, – сказал Боб. – Меня уже раз назвали вором, и я вовсе не хочу, чтобы называли и во второй раз.

– Бросьте вы этот пистолет, дурак, пока еще не наделали беды, – закричал фокусник.

– В кого же мне стрелять? – спросил Джордж Кетль, поднимая пистолет.

– Лучше всего, я думаю, в фокусника, – сказал Боб Притте, – потому что если все случится так, как, по его словам, должно случиться, то часы окажутся у него в кармане.

– Да где же он? – сиросил Джордж Кетль, оглядываясь.

Билль Чемберс задержал его как-раз в ту минуту, когда он хотел проскользнуть в дверь, чтобы позвать хозяина, и когда его привели назад и Джордж Кетль прицелился в него из пистолета, он закричал во все горло.

– Помогите! Караул!.. Он убьет меня! Никто не может делать этот фокус, кроме меня.

– Но вы же говорите, что не хотите его делать? – продолжал Джон Бигс.

– Теперь – нет, теперь не могу! – закричал фокусник.

– А я не хочу, чтобы мои часы пропали из-за вашего нехотения, – сказал Джон Бигс. – Привяжите его к стулу, ребята.

– Хорошо же, – сказал фокусник, очень бледный. – Не привязывайте меня, не надо. Я буду сидеть смирно, если вы хотите, только лучше вынести стул на воздух во избежание несчастия. Давайте-ка его сюда, вперед.

Джордж Кетль сказал, что это все глупости, но фокусник уверял, что фокус всегда лучше удается на открытом воздухе, и, наконец, они уступили, вывели его и вынесли стул наружу.

– Теперь, – сказал фокусник, садясь на стул, – вы все ступайте и становитесь рядом с тем человеком, который будет стрелять. Когда я скажу "три" – стреляйте. Ах да, вот глядите, вот и часы на земле!

Он указал пальцем и, когда все невольно взглянули вниз, соскочил со стула и бросился бежать со всех ног по дороге в Викхам. Это было так неожиданно, что никто не понял в первую минуту, в чем дело; затем Джордж Кетль, который также глядел вниз вместе с прочими, повернулся и спустил курок.

Последовал страшный взрыв, который почти оглушил нас всех, и вся спинка стула разлетелась вдребезги. К тому времени, как мы опомнились, фокусника почти уже не было видно вдали, а Боб Притте объяснил Джону Бигсу, что хорошо еще, что его часы были не золотые.

– Вот что значит верить чужому больше, чем человеку, которого вы знали всю свою жизнь, – говорил он, покачивая глубокомысленно головой. – Надеюсь, что следующий, кому вздумается порочить мое доброе имя, отделается не так дешево. Я чувствовал все время, что этот фокус не может удасться; само собой разумеется, что не может; это было бы неестественно. А между тем я, со своей стороны, сделал все, что мог, чтобы он удался.