Текст книги "Последний полет"

Автор книги: Уильям Тенн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Очень хорошо. Теперь представь, что мы суем в двухмерный мир палец. Человек в нем увидит палец в виде кружка, а мы видим эти существа в виде сфер. Когда кончик пальца проходит этот мир насквозь и становится видно основание пальца, ему покажется, что кружок стал больше; а если мы уберем палец, он скажет, что кружок исчез. Если мы хотим его поймать, мы можем смотреть сверху, как он убегает от того места, где он нас видел последний раз. А потом внезапно спрыгнуть перед ним, а он подумает, что мы возникли из ничего. А если мы захотим перенести его в наш мир, в свое пространство...

– Мы поднимем его за края, то есть за кожу, и в том мире будут видны только его внутренности. – Луц невольно вздрогнул. – Ого! Значит, эти шары – срезы четырехмерных пальцев или псевдоподий?

– Не знаю. Но подозреваю, что эти твари – всего-навсего четырехмерные эквиваленты наших низших форм жизни, что-нибудь вроде бактерий или, самое большее, червей, – но все равно они опасны, как сама смерть. Я считаю этих животных низкоорганизованными, потому что у них, похоже, слабо развиты органы чувств. Если мы не двигаемся, они нас не слышат, не чувствуют нашего запаха и никак не ощущают нашего присутствия. Все это свидетельствует о том, что эти организмы довольно примитивны, несмотря на все свои четыре измерения. И тогда понятно, почему на этой планете нет животных, а растения представлены почти всеми возможными формами: животные были подвижны, поэтому их преследовали и ели; а растения обычно ведут прикрепленный образ жизни, поэтому их не замечали.

– Вик, но ведь чтобы вернуться обратно на корабль, нам придется двигаться!

– Да, но мы будем двигаться не по прямой. Не так, как перемещаются туда-обратно эти шары, и не так, как бежал О'Лири. Направляясь к люку, мы все время будем менять направление, неожиданно останавливаться, делать зигзаги, поворачивать обратно и идти по собственным следам. На это уйдет больше времени, но бьюсь об заклад, что рецепторы и анализаторы наших зеленых друзей развиты недостаточно хорошо, чтобы разгадать такую сложную траекторию в короткие сроки.

– Бедный О'Лири! Как же мы полетим без него? Не увидим больше его рыжих волос, не услышим громкого голоса...

– Пока мы не доберемся до корабля и не запустим двигатель, малыш, мы никуда не полетим. А теперь немного поспи – надо дождаться утра.

Когда молодой разведчик послушно закрыл глаза, Карлтон позволил себе на него взглянуть. Устал, чертовски переволновался, но все равно исправно выполняет приказы, все равно не теряет воли к жизни. «Молодец, малыш, – повторил он про себя. – Интересно, он уже начал бриться? Вряд ли – волосы у него черные, как сопла у ракеты, а кожа белая, – щетина была бы уже заметна.

Интересно, кто дома ждет его возвращения? Наверное, одна мать; непохоже, чтобы он особенно бегал за девушками. Может быть, только одна, та, которую он пригласил на свой выпускной бал в академии...

Интересно, что подумала бы о Луце Кэй – поняла бы она его?

Интересно, кто ждет О'Лири...

Зеленые сферы над кораблем висели совершенно спокойно, их гладкие тела не тревожил даже холодный ветер с гор. Спят ли они на свой странный лад? Или просто ждут?

Вот, Кэй, было со мной два славных парня: Луц и О'Лири. Это они-то – незрелые юнцы? Вот уж неправда!»

Вик разбудил Луца почти через три часа, позволив ему поспать подольше. Дальнейшие действия требовали их совместных усилий, и он хотел, чтобы нервы молодого человека по возможности успокоились.

– После того что я пережил на Сириусе примерно пять лет тому назад, меня уже ничем не проймешь, – объяснил он.

– Все равно, Вик, все равно, зачем же так себя наказывать? Ведь осталось уже меньше часа.

– Мне этого хватит. А ты стой на карауле; если что-нибудь произойдет – один раз громко свистни. Когда пройдет час, тоже свисти.

Он заснул сразу и без сновидений, с легкостью опытного разведчика, который привык спать в скафандре. Проснулся за секунду до того, как истек час, – сработала многолетняя привычка просыпаться по внутренним часам.

Луц, коротая время, тихонько напевал. Он пел почти беззвучно, но по звукам, доносившимся из радиофона, Вик узнал знакомый мотив. Карлтон различил в голосе Луца нотки беспредельного одиночества – он пел так, будто остался последним человеком на планете.

– Для начала, – весело прервал его голос командира, – тебе требуются «ласки льстивые девы», малыш. Чтобы «смять твои дни». Но вряд ли ты можешь прочувствовать эти строчки.

– Простите, Вик, что разбудил вас. Я как раз собирался свистнуть. А что касается льстивых ласк, то тут я не хуже других. Улетать на это задание, признаюсь вам честно, мне было нелегко.

– Кто она – сестра? Или просто подружка? – Он подзадоривал его, чтобы поднять настроение.

– Сестра! – Луц по-мальчишески засмеялся. – Если бы. Жена.

Карлтон был изумлен.

– Так ты женат?

– Женат ли я? Во имя блага моих детей, смиренно надеюсь, что это так.

– Да? Я бы... И сколько у тебя их?

– Двое. Обе девочки. Младшей, Джанет, всего три месяца. Она светловолосая, как и ее мать.

– Вот как, – задумался Вик. – Кэй тоже блондинка. У ее дочери, наверное...

– Кэй? Это ваша жена, командир?

– Нет, невеста, – неохотно ответил ему Вик. – Да, Луц, лучше быть женатым: тогда о твоей семье позаботятся. Помолвок финансовый отдел разведки не признает. Должно быть, это большое утешение для мужа и отца, если он гибнет где-нибудь в космической пустыне.

Молодой разведчик посмотрел вниз, на корабль.

– Они еще там, командир, – все пять. Я готов идти, как только скажете.

Наступило молчание.

– Знаешь, Луц, – начал Карлтон, испытывая чувство неловкости, – ты меня прости, если... ну, если...

– Вы ведь не хотели меня обидеть, Вик. Просто когда я учился на втором курсе в академии, я понял, что хочу жениться, хочу иметь семью – и хочу стать разведчиком. И все одновременно. Так что сами видите. Оказалось, это трудно совместить.

– Ну ладно; давай подумаем о том, что делать дальше. По моему сигналу прыгаем в разные стороны и спускаемся к кораблю по сходящимся дугам. С помощью управляющей клавиатуры можно бежать в два раза быстрее, чем лошадь. Нельзя делать больше двух шагов по прямой линии, – об этом все время надо помнить. Тот, кто добежит первым, сразу запускает двигатели. Если кого-то из нас не будет на корабле в момент старта, надо лететь одному. Не медлить ни секунды. Никаких вторых попыток. Не оглядываться. Думаю, если мы все сделаем как надо, мы собьем их с толку и улетим вместе, но если нет – помни, что у нас нет права помогать друг другу, ибо наши записи и объяснения очень нужны в Сандсторме. Все ясно?

– Ясно. Удачи вам, Вик.

– Удачи, Гарри. Желаю хорошо побегать.

Командир в последний раз огляделся, оценивая местность, по которой ему предстояло бежать. Его пальцы нащупали внутри перчатки клавиатуру и приготовились пустить скафандр бежать сломя голову.

– Вперед! – заорал он, прыгая влево.

Пока Вик грузно скакал вниз по склону – он был так тяжел и бежал так быстро, что выдирал с корнем молодые деревца на своем извилистом пути, – справа ему был виден Луц, бежавший поодаль зигзагами, как и он. У них может получиться. Может...

Когда зеленые шары заметили их, до корабля оставалось двадцать ярдов. И, не колеблясь ни секунды, понеслись, как молнии, прямо к ним.

Карлтон остановился, прыгнул назад, потом в сторону и стал огибать по широкой кривой корму корабля. Луц спускался с другой стороны – он был похож на пьяного, передвигающегося при помощи реактивной тяги. Между ними зиял открытый входной люк. Огромные шары хищно пронеслись мимо, почти задев его, почти... Еще одиннадцать ярдов. Он вернулся по своим следам и снова прыгнул вперед. Девять ярдов. Отпрыгнул назад от корабля, а потом под острым углом обратно. Семь.

– Командир, я, считай, уже внутри! Получилось! – До входного люка оставалось всего шесть ярдов, то есть восемнадцать футов! Гарри Луц потерял голову. Пользуясь возможностями своего скафандра, он взвился вверх в последнем гигантском прыжке. Он прыгнул по направлению к открытому люку входного шлюза, намереваясь, по-видимому, на лету схватиться за край и, подтянувшись, залезть внутрь. Но Луц не долетел.

В двенадцати футах перед ним материализовалась зеленая сфера, и Луц, уже не в силах остановиться, столкнулся с ней. Он еще не начал кричать, его еще не вывернуло наизнанку, а другие четыре шара уже были по ту сторону шлюза – то ли наблюдали, то ли участвовали в пиршестве.

Для Карлтона путь был свободен. Он прыгнул внутрь, чуть не задев шар, налившийся красным. «Неизвестно еще, – успел подумать он, – что было бы, если б этот шар не подкараулил Гарри Луца первым».

– Бедная малышка Джанет! – Когда крик Луца вонзился ему в уши, царапая барабанные перепонки, Вик чуть не заплакал. – Бедный ребенок, ему ведь всего три месяца! – выкрикнул он, щелкнув красным переключателем на пульте управления, и на всякий случай отскочил назад. – Бедная малышка Джанет, девочка со светлыми волосами, она же еще младенец! Она даже не узнает, каким был ее папа! – кричал он, вторя пронзительному крику Луца, пока крутил регулятор устойчивости, устанавливал величину ускорения, чувствуя, как корабль идет на взлет и вонзается в небо, – и все это время он перебегал с места на место – ведь неизвестно, совершенно неизвестно, что еще могут выкинуть эти зеленые шары.

Но – удивительное дело, – включив дюзы дальнего полета, он понял, что в ушах у него по-прежнему безумно громко звучит крик Луца, а сам он прыгает по кабине то назад, то вперед, то в сторону, не в силах остановиться. Тогда он подсоединил к своему шлему основной резервуар с кислородом и включил сигнал тревоги на автоматическую передачу.

Три дня спустя его подобрал патрульный корабль. В суденышке совсем не оказалось воздуха: входной люк при взлете автоматически закрылся, но дыра в носу осталась незаделанной. Вик Карлтон, совершенно измученный, с глазами, похожими на порченые помидоры, был еще жив, – его скафандр был рассчитан на поддержание жизни в самых невероятных условиях. Он отключил в своем шлеме наушники, а когда его сняли с корабля, продолжал бить себя по ушам руками в перчатках.

В медпункте патрульного корабля ему сделали анестезию, и корабль взял кратчайший курс на Солнечную систему.

– Бедная Джанет Луц, – горестно шептал он перед тем, как уснуть. – Ей ведь всего три месяца.

– Вы уверены, что он выживет? – спрашивал в госпитале на Ганимеде вспотевший комиссар. – Если есть вероятность, что он умрет, надо использовать гипноз. Нам необходимо получить информацию, которой он обладает, – даже если мы повредим его рассудок навсегда.

– Мы его вылечим, – сказал доктор. Он облизал губы и состроил страдальческую гримасу человека, которому не дали выспаться. – С ним все будет в порядке. Судя по его карте, он уже переносил интенсивную терапию. Не стоит щупать ему мозги гипнозондом – через неделю-другую он сам расскажет вам все, что нужно.

– Я все им рассказал, – сообщил Вик Кэй три недели спустя, встретив ее на первом этаже здания Управления разведоперациями. – И заодно отругал их. Я их спросил: почему вы требуете от одного человека того, с чем не может справиться целая служба? Дыра все еще слишком опасна для любой экспедиции – так решили умники в руководстве патруля. Так что они подождут, прежде чем посылать туда новую партию исследователей. Я сказал: это правильно...

Он замолк, увидев, как открылись двери лифта и толпа кадетов, окружившая трех товарищей в шлемах, двинулась к двойным дверям. Они болтали, поддразнивая друг друга.

– Ребята, смотрите-ка на Спинелли! Он уже помер!

– Бедный Спинелли, он первый раз за командира! Эй, Спин, на такое дело не послали бы даже Карлтона! Как это тебе удалось?

– Эй, Тронк! Чего это ты так позеленел!

– Ты, Спинелли, там с ними построже. Ты же теперь командир!

Когда они прошли мимо, Вик пошарил рукой у себя на груди. Он нащупал золотую звезду, сиявшую теперь на том месте, где всего час назад висела серебряная ракета.

Кэй тоже потрогала звезду. Она повернулась спиной к людям, шествовавшим к кораблю, она смотрела в глаза Вика.

– Комиссар Карлтон! Звучит так, будто это звание придумали специально для тебя. Подходит к твоей фамилии! Ах, Вик, мы ведь знали, что это случится, – мы оба так этого хотели. Ты теперь зрелый мужчина, знаешь, чего хочешь, и в тебе не погас этот огонь...

Издалека раздавалась песня:

 
Если девочка случится,
Пусть оденется в шелка,
А мальчишка в космос мчится —
Дай под зад ему пинка.
 

– Мой милый, – шептала она, прижав его руку к своей щеке. – У нас будут шелка, и с космосом мы тоже не расстанемся. У нас все это будет.

Вик не отвечал. Он стоял, совершенно не обращая на нее внимания, пока трое мужчин, певшие песню, не скрылись в изящном кораблике с синей полосой вдоль всего борта. Когда люди из наземных служб рассыпались по полосе с предостерегающими криками: «Старт! От струи, всем от струи!» – он решительно шагнул вперед, остановился – и сунул руки в карманы.

Потом раздался пронзительный грохот и гул пламени, затихшие еще прежде, чем стали слышны; и вот серебряный карандаш уже взмыл в небеса, оставляя за кормой ярко-алую полоску. Корабль исчез из виду, и самый след его потерялся в облаках, а Вик все стоял, задрав голову вверх. Кэй молчала.

Когда он наконец перевел на нее глаза, это были глаза пожилого человека.