Текст книги "Пристань святых"

Автор книги: Уильям Сьюард Берроуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Встречай меня на ярмарке

…дорогу. У предводителя был маузер, прикрепленный к прикладу винтовки. Одри сразу же узнал это оружие. Он видел его в каталоге Штегера «Библия стрелка», который прочел с религиозным благоговением, внимательно изучив все представленные там виды вооружения и выбрав те из них, которые ему хотелось взять с собой, когда он станет джентльменом-искателем приключений. Он знал, что калибр данной разновидности составляет девять миллиметров, но патроны у него другие, не такие, как у «люгера». Знал и то, что деревянный приклад служит чем-то вроде кобуры; а также, что магазин, который располагается не в рукоятке, а перед ней, используется в качестве захвата, чтобы уменьшить колебания орудия при стрельбе; еще он знал, что в магазине девять патронов. Руководитель приблизился к машине.

Хэмлин что-то сообщил ему в немногих словах на незнакомом Одри языке, и тот кивнул.

– Мы оставим машину здесь, – сказал Джон. Одри вышел. Они находились на краю того, что производило впечатление огромной ярмарки: палатки и огни в ярко-коричневых тонах заката заполняли все пространство чуть ли не до самого горизонта. Одри понял, что самым хорошим тоном здесь будет не задавать вообще никаких вопросов. Он последовал за Джоном по площади. Повсюду в окружении групп зевак выступали различные артисты. Он попытался краем глаза ухватить происходящее, но Джон шел очень быстро, как будто торопился на заранее запланированную встречу.

– «Но должен я вернуться в срок, но до ночлега путь далек, но до ночлега путь далек»  [31]31
  Цитата из стихотворения Р. Фроста «Остановившись на опушке в снежных сумерках». Пер. Г. Кружкова.


[Закрыть], – механически проскандировал про себя Одри.

В середине одной из группок двое парней демонстрировали приемы джиу-джитсу. Когда-то Одри заказал себе книгу по джиу-джитсу через одну почтовую компанию в Висконсине. Но вскоре обнаружил, что схемы и описания, приводимые в книге, совершенно невозможно понять… «Схватите противника за правый рукав левой рукой и резко дерните вниз, одновременно правой рукой сжав его левый лацкан. Сразу же переместите свою левую ногу за его правую пятку. Выпрямитесь, повернувшись направо. Ваш противник тяжело рухнет на землю». Одри увидел, как один из парней упал навзничь, уперев ногу в живот другого. Затем резко выпрямил ногу, каждый мускул отчетливо выделился на ней, словно мрамор на угасающем солнце, и парень перелетел через головы зрителей, как кошка, приземлившись на ноги.

Все остальное, что происходило на площади, было загадочным. Посреди одной из групп ребята одевались и раздевались с немыслимой скоростью. Одри прошел мимо кучки людей, внутри которой какая-то странного вида пушистая обезьяна набрасывалась на манекен с ножом, тренер же стоял за ней и подавал ей беззвучные сигналы. Здесь нигде не было шумных капризных детей и самодовольных семейств. На людях, которые ему встречались, были либо только цветные, либо кожаные плавки, либо шорты до колен, либо свободные одежды в арабском стиле. Большинство присутствующих не вышли еще из подросткового возраста, людей постарше было совсем немного. Мимо в фиакре проехал седовласый мужчина. Вокруг площади вдоль деревянных мостовых располагались дома, кафе, турецкие бани. Одри почувствовал доносившийся откуда-то аромат моря. От площади в разные стороны расходились улицы и переулки. У порогов домов толпились подростки.

Проходя мимо, Одри замечал такие сцены, от которых кровь приливала к ушам и начинала пульсировать в паху. Неудивительно, ведь некоторые ребята теряли контроль (так Одри именовал эрекцию) и занимались этим друг с другом. Он почувствовал растущее напряжение внизу живота. Джон повернул на заросшую травой улицу с булыжной мостовой. Голубоватые сумерки и деревья впереди – все снова напоминало Сент-Луис. Вот и старый фонарщик. Ну, вот и они. Красно-кирпичные дома на углу. Лужайка заросла травой, а потрескавшийся тротуар завален листьями. Джон открыл боковую дверь под навесом.

– Дом моего отца. Входи.

Темная лестница, ведущая на верхний этаж. Джон открывает дверь и зажигает свет. Мансардная комната с двуспальной металлической кроватью, умывальником, медным сверкающим тазом и кувшином. Одри заметил несколько гравюр на стене с изображением чего-то похожего на ту ярмарку, на которой они только что побывали. Рядом книжный шкаф с книгами в кожаных переплетах и золотым обрезом. Джон снял пиджак, галстук и рубашку, налил воды в таз и вымыл лицо и шею, после чего вытерся голубым полотенцем, сел на край кровати и снял туфли и носки.

Затем он лег навзничь на кровать, поджав ноги, подложил подушки под голову, выбрал апельсин из корзины с фруктами на ночном столике. Он очистил фрукт, и аромат апельсинов наполнил комнату. Он ел его, брызгая соком себе на грудь. Одри умывался, не сняв рубашки.

– Брось мне вон ту тряпку, Одри.

Джон стер апельсиновый сок с груди и облизал пальцы, зажег сигарету и стал всматриваться в Одри сквозь облачко дыма.

– Я хочу посмотреть, какой ты без одежды, Одри.

Холод в животе… развязывание шнурков… ботинки, падающие на пол… брюки, аккуратно сложенные на стуле. Он встал.

– И трусы тоже снимай.

Одри запутался в них… они съехали до лодыжек… он швырнул их на стул… его нагота… рука Джона, втирающая смазку, и серебристые искры у него за глазами. А в голове роятся странные образы. Ему кажется, что когда-то очень давно он жил в этой комнате… на потолке свет от автомобильных фар с улицы и открывающиеся и закрывающиеся двери на лестнице…

– Мы оба пользуемся медным тазиком в мансардной комнате после того, как вернулся Джонни.

Песок, который разносит ветер, запах рыбы и мертвые глаза в дверном проеме, убогие кварталы забытого города. Я начал припоминать ломбарды, винтовки и медные затворы на окнах, мексиканские рестораны, дома, в которых сдаются грошовые комнатушки, холодный ветер с моря. Мертвые глаза, казалось, смотрели на какое-то отдаленное начало воспоминаний о том парне, старый каток… теперь в любое мгновение… Кто упомянул об Атлантик-сити?.. ржавая арматура вокруг дыр с неровными краями… Кабинет Вэна… врач что-то пишет… Отель «Глобус»… Грандиозная Катастрофа в Атлантике… имя адрес отель все правильно?., номер… наряд полиции впереди выстроил вдоль стены семерых ребят. Слишком поздно поворачивать назад, они нас заметили. И тут я увидел фотографов, гораздо больше фотографов, чем мог бы привлечь рутинный обыск. Я незаметно протянул руку за гранатой. Коп сделал шаг в нашу сторону. Я надавил на ударник, поднял руки, одновременно подбросив гранату вверх. От взрыва все вокруг заволокло черным дымом, и мы бросились бежать по темной улице по направлению к заграждению. У нас за спиной город разлетался на мелкие кусочки.

Грандиозная Катастрофа в Атлантике…

Все подробности читайте у нас.

Мы бежали, пока не вынырнули из серебристо-черного тумана в предвечерний свет клонящегося к закату солнца на окраинную улицу с потрескавшимися мостовыми и острым запахом травы.

– Ребята на роликовых коньках уже близко. – Проходя мимо колонн и столбов, Диб касался их.

Он указал на оштукатуренное здание, занимавшее половину квартала.

– Там, на старом катке.

Каток был огражден и со стороны производил впечатление пустого. Диб постучал в боковую дверь, и она беззвучно распахнулась на хорошо смазанных петлях. На пороге стоял высокий молодой человек в голубых плавках. Под мышкой он держал автомат. Он бросил на меня холодный взгляд металлически серых глаз.

– Заходи, – произнес он и отошел в сторону.

Я оглянулся по сторонам в поисках Диб. Он исчез.

– Его нет.

– Naturlich  [32]32
  Естественно (нем.).


[Закрыть]. Это его работа.

Посередине катка на коньках катались несколько ребят в голубых плавках. Солнечный свет пробивался сквозь квадраты армированного стекла. Арматура проржавела вокруг дыр с неровными краями – последствия, как я предположил, попадания гранат или снарядов. Повсюду были расстелены матрацы, на них сидели обнаженные юноши, курили гашиш и пили чай, за верстаками у одной из стен несколько ребят затачивали ножи, смазывали коньки, чинили велосипеды. Дальше, за верстаками, располагалась подставка для велосипедов. Четверо подростков занимались на мате дзюдо и карате. Другие бросали ножи в мишень. Сцена из немого фильма. Ни смеха, ни криков, ни шумных потасовок. Когда я проходил мимо, головы ребят поворачивались в мою сторону, но лица оставались бесстрастными, взгляды – холодными и пристальными. Все движения были продуманны и точны. Никто из ребят не шлялся бесцельно по залу и не стоял без дела. Парень с автоматом провел меня в помещение, которое, вероятно, было чем-то вроде управления катка. Оно было обставлено как офицерская кают-компания: на стене карты, в картах – булавки.

– У тебя есть боеприпасы? – спросил он.

Я выложил на стол коробку с пятьюдесятью патронами.

– Мы должны их распределить. У нас есть пять полицейских револьверов тридцать восьмого калибра.

Он протянул мне пять патронов.

Он прошел к двери и заговорил на своем языке. От верстака отошел худощавый темноволосый мальчик с лицом, усеянным подростковыми угрями. На нем не было никакой одежды, кроме голубых плавок. Он жестом попросил меня следовать за ним. Пыльное окно, заколоченное досками, мальчишки за столом чистят картошку и режут мясо. Он скользнул за прилавок, из-за которого когда-то шумным подросткам выдавались коньки. Смерил меня взглядом и бросил на прилавок одежду: пуловеры, голубые джинсы, голубые плавки, носки. Затем протянул мне охотничий нож в восемнадцать дюймов длиной с поношенным черным ремнем и ножнами. Я прикинул вес ножа, взяв его в руку. Рукоятка заканчивалась медным набалдашником. Это был идеальный боевой инструмент, заточенный до остроты лезвия бритвы.

– Найди любую пустую кабинку и переоденься, – сказал мне мальчишка.

Я засунул свою одежду в кабинку и переоделся в голубые джинсы и пуловер.

– С тебя нужно снять мерку для коньков, шлема и наколенников.

В пыльной комнате сидел пожилой сапожник, перед ним на длинном столе были разложены инструменты и куски кожи. Он взглянул на меня глазами серого неба в бессолнечный день. Старческими неторопливыми движениями он снял у меня мерку с ног, головы и рук. Мальчишка стоял, прислонившись к дверной притолоке, и наблюдал. Сапожник завершил свои измерения и кивнул.

– Баня? – спросил мальчишка.

Идя за ним, я заметил прыщик в том месте, где соприкасались его обнаженные ягодицы, а второй – на левой щеке. Он почувствовал мой взгляд на себе, остановился и оглядел меня через плечо. Я коснулся прыщиков кончиками пальцев и начал ласкать его ягодицы. Он слегка пошевелился и потер свои плавки… забитые досками пыльные окна… запах пота и нестираных плавок… несколько ребят переодеваются. Мальчишка сел на скамейку, стянул с себя плавки и швырнул их в кабинку. У него вставал член. Он опустил глаза, наблюдая за его движением.

– Раздевайся.

Я стянул с себя одежду. Он смотрел на меня без улыбки, оценивающим взглядом.

– Сейчас ты будешь меня трахать, – решил он. Он провел меня в зеленую дверь. За ней была душевая с белым кафельным полом. Какой-то юноша только что опрокинул на себя ведро воды. Он повернулся к нам, член его был напряжен. Он протер глаза и оценивающе посмотрел на меня, как бы сравнивая мое тело со своим худощавым и смуглым, затем медленно вытянул ногу, провел ею по моей икре и при этом сказал что-то темноволосому мальчишке. Трое ребят сидели на скамейке и сравнивали свои вставшие члены. Мальчишка наполнил ведро и вылил половину воды на меня, а оставшуюся на себя. Мы передавали друг другу кусок карболового мыла. Кто-то из ребят бросил нам полотенце, и мы вытерлись. На полке лежал тюбик «KY». Я взял его. Мальчишка наклонился вперед и раздвинул ягодицы. Я коснулся его прыщиков, после чего начал втирать смазку в анус, вводя палец все глубже и глубже, сжал руки у него на бедрах и притянул его к себе, я ощущал мерные втягивающие движения, когда мой член скользил в нем, и электризующее тепло его дрожащего тела. Остальные ребята стояли вокруг нас и молча наблюдали, и лишь в момент кульминации из их приоткрытых губ исторгся легкий вздох. На каток мы вернулись обнаженными.

День близился к вечеру, и каток по краям погружался в темноту. Несколько ребят готовили еду и чай. Другие занимались групповым сексом. Несколько мальчиков уселись в кружок на мате для карате и в молчаливой сосредоточенности созерцали гениталии друг друга. У одного из них член стал подниматься. Он прошел в центр круга, трижды повернулся вокруг своей оси и сел, поджав колени. Он переводил взгляд с одного лица на другое. Наконец он остановился на одном из мальчиков, и их сразу же соединил поток энергии. Раздался звук, напоминавший щелчок затвора фотоаппарата. Мальчик в центре кружка развел ноги и лег на спину, положив голову на кожаную подушку. Капля смазки появилась на самом кончике его фаллоса в тот момент, когда он, извиваясь, изогнул тело. Его избранник опустился на колени перед ним и стал рассматривать его гениталии. Он надавил на головку члена, расширив отверстие, и стал всматриваться в него сквозь линзу смазки. Затем нежным уверенным движением пальцев повернул ему яйца так, словно настраивал сложное устройство, двигая членом, будто точным прибором, медленно проводя пальцем вдоль канала и втирая смазку вдоль разделительной линии, нащупывая чувствительные точки на головке члена. Юноши в кругу сидели молча, приоткрыв рот. Спокойствие внимательных лиц достигло остроты бритвы. Мастурбируемый откинулся назад, прижав колени к груди. Дрожащее в экстазе его тело утратило четкость фокуса. Он лежал без сознания. Двое ребят перенесли его на матрац и накрыли тело голубой простыней. Его место в центре круга занял другой мальчик.

Я чувствовал нестерпимую усталость и голод. Какие-то другие ребята жестом предложили мне сесть и протянули тарелку с тушеным мясом и кусок темного арабского хлеба. Поев, я нащупал матрац и уснул. Когда я проснулся, каток был наполнен желтовато-серым светом. На меня смотрел какой-то парень. Он сидел, подперев голову руками. Это был тот самый, который коснулся меня ногой в бане. Наши взгляды встретились. Что-то щелкнуло у меня в голове, а в животе что-то начало таять; какой-то тугой ремень сжимал мне голову, все сильнее и сильнее; металлический вкус появился во рту. Я смотрел вниз с потолка сквозь расколотый свет, выписывая восьмерки на утреннем небе.

Здесь примерно тридцать ребят всех рас и национальностей: негры, китайцы, мексиканцы, арабы, датчане, шведы, американцы, англичане. Точнее, они происходят от соответствующих рас и национальностей: негров, мексиканцев, датчан, американцев и так далее. Однако эти ребята – совершенно новая человеческая порода.

После завтрака, состоявшего из хлеба и чая, шестеро ребят натянули плавки, шлемы, повесили на пояс кинжалы, готовясь к патрулированию. Белокурый юноша с автоматом собирался сопровождать их в качестве руководителя. Другие продолжали работать у верстаков, затачивали ножи, смазывали коньки, чинили велосипеды, готовили оружие. Один вид оружия у них действовал по принципу арбалета, он был снабжен прочными резиновыми лентами вместо тетивы. Свинцовые пульки подаются из магазина в верхнюю часть оружия и затем, когда ленты оттягиваются назад, попадают в специальное углубление – и оружие готово к бою. Модели винтовок поразительно точны на расстояние до двадцати ярдов. С помощью присоединения кусков свинца к каждому из концов велосипедной цепи создается страшное убийственное оружие наподобие боло. Ребята постоянно тренируются со всеми этими штуками.

Ко мне подходит прыщеватый мальчик, с папкой под мышкой и в голубых джинсах. Он был бы похож на американского школьника, если бы не холодный внимательный, но отчужденный взгляд. Он обращается ко мне с удивительно правильным английским произношением.

– Я научу тебя языку изображений. – Он стучит пальцем по папке. – Старый язык плохой.

Он освобождает место на верстаке и открывает папку. Язык, который он мне демонстрирует – упрощенная версия древнеегипетского. Изображения транслитерируются в слова. Каждая картинка может быть словесно обозначена несколькими способами в зависимости от контекста. В течение пяти дней мы занимаемся по десять часов в день. Мне очень помогают мои прежние занятия египетскими иероглифами, и вскоре я уже могу без труда общаться. Изображения возникают из слов. Я знакомлюсь с историей и обычаями этих загадочных ребят. Раз в год все они встречаются в одном месте, чтобы сравнить свое оружие и боевые техники и принять участие в коллективных оргиях. Подобное празднество именуется у них Время Ксолотль.

– Много разных парень некоторые почти как рыба жить все время в вода с тех пор, как он начинает.

Я спросил, что он имеет в виду под словом «начинает», со времени рождения?

– Свободный парень не рожден сейчас. Вначале он сделал из маленького кусочка зад одного парня растит нового парня. Кусочек вырезан из парня после того как его трахали. Растит нового парня затем парень дает кусочек взять обратно в свое племя. Парень который растет так не похож на парень рождается из плохое влагалище. Парень который растет из кусочек меняться много разных способов. Некоторые парни не говорить, а делать картинки в голове. Парень кричать и убивать человек там. – Он показывает куда-то за пределы катка. – У других электричество в теле. Парень жить далеко на юг теплое влажное место очень приятное очень гнилое внутри. Одеваться как женщина убивать много солдат. (Такие парни, которых называют «Бубу», выделяют из прямой кишки и гениталий некую субстанцию, от которой возникают эрогенные язвы, от них тело обычно гниет до кости.) Ты чесаться очень сильно чесаться очень скоро расчесать до конца и прыгать в одних костях. Некоторые парни светиться в темноте. Ты подходить быстро близко и скоро умирать. Ты подходить понемножку каждый день и все хорошо. Очень хорошо для траханья. Он очень горячий внутри. Другой парень смотреть и ты кончать в трусы. – И вселяющие ужас «смеющиеся парни». – Ты смеяться тоже описаться смеяться внутренности наружу. («Смеющиеся парни» также способны вызывать смертельные приступы чихания, кашля и икоты.) Другие жить голубое место в горах иметь высокая голубая нота ты слышать и потом хотеть слышать всегда. Парень иметь ядовитые зубы как у змеи. Парень-ящерица жить на скалах руки такие сильные что ломать кости. – Парни с оружием, встроенным в тело, называются «биолами». Другие, отличающиеся более традиционными физическими характеристиками, специализируются в использовании какого-то оружия или каких-то особых навыков… это парни на глайдерах, парни-кинжало-метатели, стрелки из лука, стрелки из рогаток. – Иметь стрелы разного размера некоторые такие маленькие ты думать комар кусает а потом ты делаться синим и умирать. – Одно племя специализируется в музыкальном оружии. – Иметь музыка такая прекрасная человек падать в пропасть. Звук разрушать стены разрывать внутренности.

– Многие племена парней приходить Время Ксолотль разные каждый раз еще более разные. Теперь не нужно брать кусочек. Мы делать парень Зимбу. Делать много Зимбу во Время Ксолотль. – Я спросил, когда проходит это празднество. – Разное время разное место каждый год. Я думать сейчас на юг у море не знать точно за две недели до срок все парни прекращать трахаться и приходить туда горячий как огонь.

Разговорный язык ребят отличается большой гибкостью и удивительной яркостью благодаря мгновенным образным ассоциациям. Если вы не можете что-то представить, вы не сможете и произнести это. На вопрос о происхождении их языка парень не мог ничего толком ответить.

– Свободные парни написано давно в книге картин. Книга называться «дышащая книга». Один человек приходить показывать нам кусочек из книга.

У свободных парней нет представления о времени, и они отсчитывают его от 1969 года, когда были сформированы первые группы свободных парней.

Теперь у меня тоже есть коньки, шлем, кожаные налокотники, все мне прекрасно подходит. Коньки приспособлены и для подъема в гору. Завтра я выхожу патрулировать. Патруль состоит из шести ребят на коньках и одного парня на велосипеде. Парень на велосипеде руководит патрулем. Пост руководителя передается всем ребятам по очереди, а сама должность неформальна. В обязанности руководителя входит координировать деятельность патруля и распоряжаться собранной информацией. У него имеется пистолет и бинокль в дополнение к стандартному охотничьему ножу.

На рассвете мы отправились в путь по лежащим в руинах пригородам, над нами светил месяц на фарфорово-голубом утреннем небе. Руководитель патруля – высокий худощавый чернокожий подросток, уши плотно прижаты к его небольшой голове, в глазах – образ далекой саванны. Парни идут на коньках гуськом, положив руку на плечо идущему впереди. Мы подходим к пересечению главных улиц. Здесь обширный участок потрескавшегося заросшего травой асфальта. Наш руководитель едет вперед на велосипеде на вершину крутого холма и осматривает окружающую территорию в бинокль. Затем возвращается и произносит всего одно слово, означающее, что земля свободна до самого неба. Парень трет по своим плавкам, и в одно мгновение все ребята садятся и сбрасывают свои плавки поверх коньков. Теперь они перемещаются медленными кругами, касаясь гениталий и ягодиц друг друга.

Мальчик, едущий на коньках позади меня, кладет руку мне на плечо и направляет к развалившейся стене. Мы втроем прислоняемся к стене, затем начинаем кружиться, над нами вращается луна и небо, а мы разбрызгиваем сперму по потрескавшемуся асфальту.

Ближе к вечеру мы проезжаем мимо разрушенного здания. Консульство США. На обдуваемом всеми ветрами склоне холма мы замечаем стадо коз. Козопас машет нам и бросается нам навстречу, на ветру развевается его рваная джеллаба. Юному актеру около тринадцати лет. Он говорит нам, что сегодня утром мимо консульства проезжал грузовик с американскими солдатами, и они спросили его, где прячутся свободные мальчики.

– Американцы очень бор-бор. Дали мне сигареты, шоколад, вяленого мяса. И верят всему, что я им говорю.

Он берет палку и чертит на земле карту ложного пути, который он им показал. Руководитель внимательно рассматривает чертеж, зарисовывает его на бумагу, затем задает вопросы. Убедившись, что карта достаточно точна, дает парню кусок гашиша и складной нож. Пастух щелчком открывает нож и рассекает им воздух.

– Когда-нибудь убивать сукин сын американ.

Я положил руку ему на плечо. Он радостно бросается в мои объятия, словно послушная собачка, сбрасывает джеллабу и стоит обнаженным на ветру, прибивающем густые волосы на лобке к паху. Он откидывается назад, и я мастурбирую его… ветер сдувает сперму с плоского смуглого живота.

В ту ночь мы составили план нападения на грузовик. Наши агенты, работающие в качестве поваров, кондукторов автобусов, официантов, барменов начали раздавать бор-бор американским солдатам. Это средство, которого свободные парни очень боятся и используют только в качестве оружия против врагов, способно ввести человека в состояние блаженной удовлетворенности своим состоянием, чрезмерного благодушия и уверенности в том, что для американцев все и всегда в конце концов устраивается само собой.

– Все очень просто, нам нравится яблочный пирог, и мы нравимся друг другу.

Тряская езда в грузовике…

– О господи, разве мама не великий человек? У нее одни достоинства…

Бормотание переходит в сентиментальную песенку:

Твоя мать и моя…

Сердцем своим могла поделиться…

– Когда умру, пусть меня похоронят в одном гробу с нашим милым голубоглазым старичком, который всегда клал руку нам на плечо и называл нас «Сынками» и плакал, как ребенок над убитыми и ранеными. Он с рождения был настоящим Орлом  [33]33
  Орел – высший ранг американских бойскаутов.


[Закрыть].

Грузовик, полный крепких солдат, свистящих, поющих, плачущих, бормочущих, улыбающихся, ерзающих, словно радостные собачонки под доброй рукой старого хозяина. Член сайентологической группы подскакивает и орет:

– Спасибо тебе Рон Спасибо тебе Рон Спасибо тебе Рон!..

Другой солдат заключает в объятия еврея из Бруклина…

– Вы, евреи, такие теплые, такие человечные!

Еще один всхлипывает:

– Все черномазые плачут, потому что хозяин-в холодной-холодной могиле… Плачут, как дети прямо на глазах друг у друга… к чему стыдиться показать свою душу бормочет старый мудрый священник и я плакал в объятьях того доброго человека и полицейский обхватил нас обоих своими здоровенными лапами и мы рыдали все вместе.

Мать и флаг США, добрые священники, хорошие полицейские, восхитительные надзиратели в тюрьмах покачивались в колыбели бор бор…

Тонкий серпик луны на темно-синем небе. От ночного холода на теле выступает «гусиная кожа».

Металлический телеграфный столб в тридцать футов длиной зажат между нашими цепями. Строй из ребят на коньках по обе стороны крутого холма, столб влечет нас за собой все быстрее и быстрее, словно комета… он ударяет в самый центр грузовика и тот опрокидывается разбрасывая все эти головы бор-бор по холодной-холодной земле. Мы бросаемся к ним с обеих сторон и кромсаем их во имя государственного флага США. Под неправильным крестом из опрокинувшегося грузовика мы разбиваем тонкий лед в колонке и смываем с себя кровь. Теперь у нас достаточно оружия для следующей операции.

Ребята на роликовых коньках свернули на широкую обсаженную пальмами улицу и… в оглушительный ураган автоматных очередей… страшный гул и вибрация, от которой начинают стучать зубы и ярость циркулярной пилой пронзает мозг… сообщения свистом передаются по холодным переулкам, подхватываются в лае собак и достигают отдаленных коммун в считанные часы… он шел по продуваемым ветром улицам с приоткрытым ртом, ветер вздувал его белые шорты, волосы поднимались при первом порыве… пропахшие потом такие милые ноги… откидывают назад головы и воют… ветер… волоски вокруг ануса приподнимаются – юноши-растения, знающие травы и цветы, марихуана окружает вражеские ряды, ветер несет сенную лихорадку, водяные гиацинты забиваются в двигатель катера, бараки зарастают марихуаной, колючки разрывают сапоги полковника, знающие парни насылают саранчу и блох, прекрасный больной мальчик Бубу стоит у черной лагуны, хрупкие мальчики из предрассветных сновидений ждут у мансардных окошек на заброшенной улице в домах с черепичными крышами и кирпичными трубами, парни-шаманы с юными лицами, на которые легла тень смерти, молодой рыжеволосый солдат, у него дрожат уши, он визжит, извергает семя… странные улицы… сырые школьные туалеты… ветер гуляет по площадке для гольфа… обнаженный… семя бьет струей… застенчивые духи в мире теней… парень касается плеча под одеялами у него перехватывает дыхание когда другой парень крепко сжимает его колени его худые ягодицы его анус… сырая утренняя брусчатка капля дождя в паутине… голубая пустыня… кто существует может дышать там… тонкие побеги шиповника… тела… прохладные спины… его маленькие зубы… крики и визг… парни прижимаются друг к другу и хнычут во сне, обнаженный юноша, повернувшись спиной к Одри, трется о другого парня, он поворачивается и улыбается Одри.

Предвечерний свет… я касаюсь волнолома камня вьющихся растений я вижу свое тело и песок… лицо… там внизу худая бледная спина… два смеющихся юноши… голубая юность у них в глазах полных солнца… дом позади него… смутные очертания сквозь туман… я мальчик совсем ребенок… и я лежу обнаженный на его нижнем белье… он вытирается… моя комната и я в ней… он улыбается… наблюдать, как он это делает… перепрыгнуть через сияющее пустое небо… я ощутил неизвестную руку в своей руке… апельсин в сарае… долго-долго как же долго было… небеса распались… прах мертвых у него в глазах… в его яйца все плотнее и плотнее… и тогда я спускал в развалины внутреннего двора… запах овса.

И вновь в Мехико. Человек, который был отцом мальчика, попытался собрать деньги, чтобы вернуться и продолжить раскопки на развалинах, но мексиканские власти заявили, что у него нет на это права, отняли у него все его находки и прислали на развалины мексиканцев. Он начал снова принимать морфий, а я большую часть времени проводил на улицах, стараясь пореже возвращаться домой. Помню, как какой-то американец из Техаса с тюремной тенью в глазах заговорил со мной в парке, и я пошел с ним к нему на квартиру.

Прошло некоторое время с тех пор, как тот человек пришел в клуб и выбрал меня в качестве своего дружка. Ему было около тридцати лет, он был моложав, с очень светлыми серыми глазами… полный, но я чувствовал мышцы у него под слоем жира и, как только мы пришли на площадку для гольфа, я понял, что ему от меня нужно что-то особенное. Прежде всего он сказал мне, что я не должен оставаться в Мехико, потому что я американец и должен жить в Америке и он все это может организовать, но вначале я должен был сделать кое-что, чтобы, как он выразился, «рассчитаться с ним», после чего он сообщил мне, что «свободный мир», как он его назвал, борется за выживание, и я мог бы ему помочь. Им было известно, что здесь есть человек, работающий на «комми», и им нужно было его захватить. Я уже видел его, он купил мне бутерброд и апельсиновый сок… теперь мне предстояло подтолкнуть его к занятиям понятно чем со мной, и они его накроют на этом, после чего я смогу поехать в Америку, жить в нормальной семье и ходить в школу. Ну, как тебе нравится подобная перспектива? Я ответил им, что родился в Мексике и совсем не хочу ехать в Америку, здесь живут мои родители, и я буду помогать им теми деньгами, которые заработаю. Тогда он схватил меня за руки, и я увидел у него под мышкой в кобуре короткоствольник тридцать восьмого калибра.

– Хорошо, а теперь смотри мне в лицо, когда говоришь, и кончай лгать. Мне все про тебя известно. Твой отец – наркоман, а мать – алкоголичка, а ты весь последний год торговал свой задницей в Аламеде…

Тогда я согласился сделать все, что он хочет, и он еще раз повторил, что мексиканцы не разрешают ему забрать меня в Америку. После чего добавил, что у него есть для меня новости, и вытащил какую-то бумажку. Когда он развернул ее, я понял, что это было свидетельство о рождении, выписанное в Мексике. Затем он изорвал его в клочья и взглянул на меня, а лицо его сделалось черным и страшным. Я же смотрел поверх него на траву, горевшую вдоль дороги.

– Послушай ты, маленький педерастишко, хочешь, чтобы я отправил тебя в исправительную школу? Хочешь, чтобы тебя трахала целая банда, пока не раздолбает тебе всю задницу? А?!!! Ну что ж, я могу выписать соответствующий ордер, и ты даже пернуть не успеешь, как очутишься в федеральном исправительном учреждении в Техасе…

Я ответил, что сделаю все, что он хочет, и он показал мне место около пруда.