Текст книги "Изгоняющий дьявола (Экзорсист) (др.перевод)"

Автор книги: Уильям Питер Блэтти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Уильям Питер Блэтти
Изгоняющий дьявола

Когда же вышел он (Иисус) на берег, встретил Его один человек... одержимый бесами с давнего времени... Он (нечистый дух) долгое время мучил его, так что его связывали цепями и узами, но он разрывал узы... Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: «легион».

Евангелие от Луки

Джеймс Торелло: Джексона повесили на мясной крюк. Под такой тяжестью тот даже разогнулся немного. И на этом крюке он провисел трое суток, пока не издох.

Фрэнк Буччери (посмеиваясь): Джекки, ты бы видел этого парня. Этакая туша, а когда Джимми подсоединил к нему электрическим провод...

Торелло (возбужденно): Он так дергался на этом крюке, Джекки! Мы побрызгали его водичкой, чтобы он лучше почувствовал электрические разряды, и он так заорал...

(запись ФБР)

Пролог
Северный Ирак

Палящее солнце крупными каплями выжимало пот из упрямого старика, которого мучило дурное предчувствие. Оно было похоже на холодные мокрые листья, прилипающие к спине.

Раскопки закончены. Курган полностью и тщательно исследован, все находки изучены, внесены в список и отправлены по назначению. Бусы и кулоны, резные драгоценные камни, фигурки, изображающие фаллос, каменные ступки с едва заметными остатками охры, глиняные горшки. Ничего выдающегося.

Ассирийская шкатулка слоновой кости. И человек. Точнее, кости человека. Бренные останки великого мученика, которые когда-то заставляли старика задумываться о сущности материи, Бога и дьявола. Теперь он узнал все. Он почувствовал запах тамариска и перевел взгляд на холмы, поросшие тростником, и на каменистую дорогу, которая, извиваясь, вела в места, повергающие всех смертных в благоговейный страх. Поехав на север, можно было попасть в Мосул, на восток – в Эрбил. На юге лежали Багдад, Керкук и великий Небухаднезар.

Старик сидел за столом в придорожной чайхане и, медленно потягивая чай, смотрел на свои истоптанные ботинки и брюки цвета хаки. Мысли одна за другой приходили ему в голову, но он не мог соединить их в единое целое.

Рядом кто-то засопел. Хозяин чайханы, морщинистый, сухощавый старик, подошел к нему, шаркая пыльными ботинками со смятыми задниками.

– Kaman chay, chawaga? [1]1
  Еще чаю, парень? (арабск.)


[Закрыть]– Человек в хаки отрицательно покачал головой, продолжая смотреть вниз, на грязные ботинки, пропыленные суетой жизни. Частички Вселенной, медленно размышлял он, – материя, и тем не менее в основе этого – дух. Для него дух и ботинки были только двумя сторонами вечной и бесконечной материи.

Курд все еще ждал. Человек в хаки посмотрел на его лицо. Глаза у чайханщика были тусклые, словно на них натянули мутную пленку. Глаукома.

Старик вынул бумажник и стал медленно перебирать содержимое. Вот несколько динаров, потрепанные водительские права, выданные в Ираке, поблекший календарь из пластика двенадцатилетней давности. На обратной стороне виднелась надпись: «Все, что мы отдаем неимущим, возвратится к нам после нашей смерти». Такие календари изготовлялись иезуитской миссией. Он заплатил за чай, оставив 50 филсов на расколотом столе, направился к своему джипу, сунул ключ в замок зажигания. Нежное позвякивание ключей в этой тишине показалось ему оглушительным На мгновение старик замер, прислушиваясь к окружающей тишине. Впереди, на вершине далекого холма возвышались крыши домов. Весь Эрбил, казалось, висел в воздухе, сливаясь с черными тучами. Он почувствовал, как по спине пробежал холодок. Что ждало его?

– Allah ma'ak, chawaga. [2]2
  Аллах с вами, парень (арабск.)


[Закрыть]– Какие гнилые зубы. Курд, улыбаясь, махал ему на прощание рукой. Человек в хаки собрал все то доброе, что у него было внутри, и улыбнулся. Но, как только он отвернулся, улыбка исчезла. Он включил мотор, резко повернул руль и направился в Мосул. Курд, в то время как джип набирал скорость, наблюдал за ним с непонятным чувством потери. Что уходило от него? Что он чувствовал, пока этот незнакомец был рядом? Курду показалось, что рядом с посетителем он был в полной безопасности. Теперь это чувство таяло вместе с исчезающим из вида джипом. Ему стало неуютно и одиноко.

Доскональная перепись находок была закончена в шесть часов десять минут. Хранителем древних экспонатов в Мосуле был пожилой араб с отвислыми щеками. Записывая в большую книгу последнюю находку, он вдруг остановился на секунду и, обмакнув перо в чернильницу, посмотрел на своего визави. Человек в хаки о чем-то сосредоточенно думал. Он стоял у окна, засунув руки в карманы, и смотрел вниз, будто прислушиваясь к шепоту прошлого. Хранитель музея с любопытством наблюдал за ним некоторое время, а затем вновь вернулся к книге и мелким аккуратным почерком дописал последнее слово. Затем, с облегчением вздохнув, положил ручку и посмотрел на часы. Поезд в Багдад отправлялся в восемь часов. Он промакнул страницу и предложил выпить чаю.

Человек в хаки отрицательно покачал головой, пристально разглядывая что-то на столе. Араб наблюдал за ним с чуть заметным чувством беспокойства. Какая-то тревога витала в воздухе. Он встал, подошел поближе и почувствовал легкое покалывание в затылке. Его друг наконец шевельнулся и взял со стола амулет. Он задумчиво повертел его в руке. Это была зеленая каменная головка демона Пазузу, олицетворяющего юго-западный ветер. Демон повелевал хворями и недугами. В голове виднелось отверстие. Его владелец когда-то использовал амулет как защиту от болезней.

– Зло против зла, – сказал хранитель музея, лениво обмахиваясь французским научным журналом, на обложке которого расплылось жирное пятно.

Старик не двигался и не отвечал.

– Что-нибудь случилось, святой отец?

Человек в хаки, казалось, не слышал его, весь поглощенный мыслями об амулете. Это была самая последняя находка. Потом он положил фигурку назад и вопросительно посмотрел на араба. Хранитель музея взял старика за руки и крепко сжал их.

– Святой отец, я чувствую, что вам не надо уходить. Его друг спокойно ответил, что уже пора, уже поздно. – Нет-нет-нет, я имел в виду, чтобы вы не уезжали домой. Человек в хаки уставился на крошечное зернышко, которое прилипло к губе старого араба. «Домой», – повторил он. В звучании этого слова ему слышался какой-то безысходный конец. – В Америку, – добавил хранитель музея и сам удивился, зачем он это сказал.

Человек в хаки посмотрел на араба. Им всегда было легко вдвоем.

– Прощай, – прошептал он. Потом быстро повернулся и шагнул в сумерки навстречу длинной дороге к дому.

– Увидимся через год! – крикнул ему вслед араб. Но человек в хаки не оглянулся. Араб наблюдал, как старик уходил все дальше и дальше. Скоро он вышел на окраину города, перешел через Тигр. По дороге к развалинам он замедлил шаг, потому что с каждым шагом зародившееся дурное предчувствие угнетало его все сильней и сильней. Ему нужно было быть готовым, и он знал это.

Маленький деревянный мостик через мутный ручей Хоср заскрипел под его тяжестью. Через минуту старик стоял на том холме, где когда-то сверкала под солнцем Ниневия, открывая все свои пятнадцать ворот ассирийским племенам. Теперь город простирался внизу, покрытый кровавой пылью судьбы. Он стоял и ощущал тревогу, чувствовал, что кто-то разрушает его мечты. Сторож-курд вышел из-за угла, снял с плеча винтовку и побежал к нему. Затем, узнав его, резко остановился, улыбнулся и пошел дальше.

Человек в хаки осмотрел развалины. Храм Набу. Храм Иштара. Он медленно шел вперед. Во дворце Ашурбанипала он остановился и посмотрел на массивную статую из извести: острые крылья, когтистые лапы, выпуклый, похожий на обрубок пенис. Рот застыл в дикой усмешке. Демон Пазузу.

И вдруг он поник. Он все понял. Неминуемое приближалось. Он смотрел на пропыленные камни. Сумерки сгущались. Он услышал лай бездомных псов, рыскающих стаями по окраинам города. Солнечный диск медленно опускался к краю земли. Старик опустил закатанные рукава рубашки, застегнул пуговицы. Подул с юго-запада ветерок.

Человек в хаки заспешил в Мосул. Сердце его сжималось в предчувствии скорой встречи со старым врагом...

Часть первая
Начало

Глава 1

Дом сдавался внаем. Очень ухоженный дом. Аккуратный. В колониальном стиле. Обвитый плющом. Находился он в Вашингтоне, в районе Джорджтауна. Через дорогу располагалась территория университета. Сзади – крутой спуск на шумную М-стрит, а внизу – мутный Потомак.

Ранним утром первого апреля в доме было тихо. Крис Макнейл лежала в кровати и просматривала текст сценария для завтрашней съемки. Регана, ее дочь, спала внизу. В комнате у кладовой спали немолодые экономка и мажордом, Уилли и Карл. Примерно в половине первого Крис оторвалась от текста. Она услышала какое-то постукивание. Очень странные звуки. То приглушенные, то громкие и четкие. Очень ритмичные. Похожие на какую-то недобрую морзянку.

Забавно.

Минуту она прислушивалась, затем отвлеклась, но постукивание не прекращалось, и она не могла сосредоточиться. Крис в сердцах швырнула сценарий на кровать.

Боже, я сойду с ума!

Она встала с твердым намерением разобраться, в чем дело. Крис вышла в коридор и огляделась. Ей показалось, что звуки идут из комнаты Реганы.

Что это она там делает?

Она спустилась в холл, постукивание стало слышно громче. Когда же она распахнула дверь и вошла в комнату, звуки резко затихли.

Что за чертовщина?

Ее симпатичная одиннадцатилетняя дочка спала, прижавшись к большому плюшевому круглоглазому медведю.

Крис подошла к кровати, нагнулась и шепнула:

– Рэгс, ты не спишь?

Дыхание ровное. И глубокое.

Крис оглядела комнату. Бледные лучи света из зала легли на картины, нарисованные Реганой, на ее игрушки.

Ну, ладно, Рэгс. Твоя глупая мамочка попалась. На удочку. Скажи теперь: «Первый апрель, никому не верь!»

И все же Крис знала, что на нее это не похоже. Ее дочка была скромной и очень робкой девочкой. Тогда где же шутник? Какой-нибудь дурак спросонок решил проверить отопительные трубы или канализацию? Однажды в горах Бутана она несколько часов подряд смотрела на буддийского монаха, который сидел на корточках и занимался созерцанием. В конце концов ей показалось, что он воспарил. Скорее всего показалось. Рассказывая об этом случае, она всегда добавляла «скорее всего». Возможно, и теперь ее воображение (довольно богатое само по себе) и выдумало этот стук.

Ерунда – я же слышала!

Неожиданно она посмотрела на потолок. Ага! Слабое царапанье!

Крысы на чердаке! Господи! Крысы!

Она вздохнула. Ну вот. Огромные толстые хвосты. Шлеп, шлеп. Как ни странно, ей полегчало. И тут она впервые обратила внимание на холод. Комната была совершенно выстужена. Мать подошла к окну. Проверила его. Закрыто. Потрогала батареи. Горячие.

В чем дело?

Удивленная, она вернулась к кровати и потрогала щеку девочки. Она была гладкая, немного влажная.

Я, наверное, заболела.

Крис посмотрела на дочь, на ее курносый нос и веснушчатое лицо, потом быстро наклонилась и поцеловала теплую щеку. «Я так люблю тебя», – прошептала она. Затем Крис вернулась в свою спальню и вновь принялась за чтение сценария.

Ей хотелось спать. Она перевернула страницу. Бумага была измята, края оборваны. Это работа режиссера-англичанина. Когда он нервничает, то дрожащими руками отрывает полоску бумаги от первой попавшейся страницы и жует ее, пока во рту у него не вырастает большой бумажный ком.

Милый Бэрк!

Крис зевнула и вновь взглянула на сценарий. Многие страницы были объедены. Она вспомнила про крыс. У этих маленьких сволочей, безусловно, есть чувство ритма. Она решила утром отправить Карла за крысоловками.

Пальцы Крис разжались. Сценарий выпал из рук.

Крис уснула. Ей снилась ее смерть. Она задыхалась и растворялась, терялась в пустоте и все время думала: меня не будет, я умру, меня не будет никогда, о, папа не допустит этого, я не хочу превратиться в ничто, навсегда, – и опять таяла, растворялась, и этот звон, звон, звон...

Телефон!

С тяжело бьющимся сердцем Крис вскочила и сняла трубку.

Звонил помощник режиссера.

– В гримерной в шесть часов, дорогая.

– Ладно.

– Как дела?

– Если сейчас пойду под душ и приду в себя, значит, все в порядке.

Он засмеялся.

– Увидимся.

– Хорошо.

Она повесила трубку. Немного посидела, раздумывая над своим сном. Сон? Это скорее напоминало раздумья в полусне. Такая удивительная ясность! Конец существования. Невозвратимость. Она раньше не могла себе представить. О Боже, этого не может быть!

Но это, к сожалению, правда.

Крис надела халат и быстро спустилась вниз, к реальному и шкворчащему жареному бекону.

– Доброе утро, миссис Макнейл!

Седая Уилли склонилась над столом. Она выжимала сок из апельсинов. Под глазами синие мешки. Чуть заметный акцент. Она, как и Карл, была родом из Швейцарии. Экономка вытерла руки салфеткой и направилась к плите.

– Я сама достану, Уилли. – Крис, всегда наблюдательная, заметила ее усталый взгляд. Уилли вернулась к столу, ворча что-то себе под нос. Крис налила кофе и принялась за завтрак.

Посмотрев на свою тарелку, она тепло улыбнулась. Алая роза. Регана. Мой ангел. Каждое утро, когда Крис снималась, Регана тихонько вставала с кровати, шла на кухню и клала ей цветок на тарелку, а потом, сонная, опять шла спать. Крис покачала головой, вспомнив, что она когда-то хотела назвать ее Гонерильей. Да. Все верно. Надо быть готовой к худшему.

Ее большие зеленые глаза стали вдруг похожи на глаза бездомного или осиротевшего человека. Она вспомнила о другом цветке. О сыне. Джэми. Он умер давно, когда ему было всего три года. Крис в то время была молоденькой неизвестной девочкой из хора на Бродвее. Она поклялась, что никого не будет любить так сильно, как Джэми и его отца, Говарда Макнейла. Уилли подала сок, и тут Крис вспомнила о крысах.

– Где Карл? – спросила она экономку.

– Я здесь, мадам.

Мажордом выглянул из-за двери кладовой. Властный. Почтительный. Энергичный. Вежливый. Живые, блестящие глаза. Орлиный нос. Абсолютно лысый.

– Послушай, Карл. На чердаке завелись крысы. Неплохо бы купить капканы.

– Крысы?

– Я же сказала.

– На чердаке чисто.

– Ну, значит, у нас чистоплотные крысы.

– Никаких крыс.

– Карл, я их слышала ночью. – Крис едва сдерживалась.

– Может, канализация, – попробовал возразить Карл, – или отопительные трубы?

– Крысы! Ты купишь в конце концов эти проклятые ловушки? И перестань спорить!

– Да, мадам. Я пойду прямо сейчас!

– Не сейчас, Карл! Все магазины закрыты!

– Они и правда закрыты, – проворчала Уилли.

– Посмотрим. Он ушел.

Крис и Уилли обменялись взглядами, потом Уилли покачала головой и вернулась к бекону. Крис вспомнила про свой кофе. Странный. Странный человек. Так же, как и Уилли, трудолюбивый, очень преданный. И все же было в нем что-то такое, от чего Крис становилось не по себе. Что именно? Может, его чуть заметная заносчивость? Или его вызывающее поведение? Нет. Что-то другое. Супруги жили у нее уже почти шесть лет, но Карла она никак не могла понять до конца.

Крис поднялась в свою комнату и надела свитер и юбку. Посмотрела в зеркало и с удовольствием начала расчесывать свои короткие рыжие волосы, вечно казавшиеся растрепанными. Потом состроила рожицу и глупо усмехнулась. Эй, милая соседушка! Можно поговорить с твоим мужем? С твоим любимым? С твоим негодяем? А, твой негодяй в богадельне? Это он звонит! Она показала язык своему отражению. Поникла. О Боже, что за жизнь! Взяла коробку с гримом и париками, спустилась вниз и вышла на тенистую чистую улицу.

На мгновение Крис остановилась, вдохнула полной грудью свежий утренний воздух и посмотрела направо. Пошла дальше. К своей работе, к этой веселой путанице, к бутафорской, шутовской старине.

Как только Крис вошла через главные ворота, ее настроение немного улучшилось, а потом, увидев знакомые ряды фургонов вдоль южной стены, где размещались костюмерные и гримерные, она и вовсе повеселела. В восемь утра первого дня съемок она уже почти пришла в себя, потому что начала спорить по поводу сценария.

– Эй! Бэрк! Будь так добр, посмотри, что это здесь за ерунда, а?

– Ага, у тебя все-таки есть сценарий! Прекрасно! – Режиссер Бэрк Дэннингс, подтянутый и стройный, как принц из волшебной сказки, озорно и лукаво подмигнул ей и аккуратно оторвал дрожащими пальцами полоску бумаги от сценария.

– Сейчас я начну чавкать, – засмеялся он.

Они стояли на площадке перед административным зданием университета среди актеров, статистов, технического персонала и рабочих ателье. Кое-где на лужайке уже разместились любопытные зрители. Собралось множество детей. Оператор, уставший от шумихи, поднял газету, которую жевал Дэннингс. От режиссера уже с утра слегка отдавало джином.

– Да, я жутко доволен, что тебе дали сценарий.

Это был изящный, хрупкий, уже немолодой человек. Он говорил с таким изысканным британским акцентом, что в его устах даже самые страшные ругательства звучали красиво. Когда он пил, то постоянно хохотал, казалось, что ему трудно сдерживать себя и оставаться хладнокровным.

* * *

Пока шли съемки, солнце то ярко светило, то пряталось за тучи, и к четырем часам небо окончательно нахмурилось. Помощник режиссера распустил труппу до следующего дня.

Что-нибудь стоящее следующей неделе Крис пошла домой. Она чувствовала усталость. На углу ее выследил из дверей своего бакалейного магазина пожилой итальянец и попросил дать автограф. Крис расписалась на бумажном пакете и добавила «с наилучшими пожеланиями». Пока она стояла у светофора, взгляд ее упал на католическую церковь. Кто-то ей говорил, что здесь женился Джон Ф. Кеннеди. Здесь он и молился. Крис попыталась представить его среди набожных морщинистых старушек и жертвенных свечей.

Мимо промчался развозящий пиво грузовик, громыхая запотевшими банками.

Крис перешла на другую сторону. Пошла вдоль улицы, и когда проходила мимо школы, ее обогнал какой-то священник в нейлоновой куртке. Подтянутый. Небритый. Он свернул налево и направился в сторону церкви.

Крис, остановившись, с интересом наблюдала за ним. Священник торопился к небольшому коттеджу. Заскрипела старая дверь, и появился еще один священник. Этот был очень мрачный и, по всей вероятности, нервничал. Он кивнул молодому человеку и, опустив голову, заспешил в церковь. Опять скрипнула дверь коттеджа, и Крис увидела еще одного священника. Он поздоровался со своим гостем и обнял его за плечи. В этом движении было что-то покровительственное. Он вовлек молодого человека внутрь, и дверь захлопнулась с противным скрипом.

Крис в недоумении уставилась на свои туфли. Что за ерунда? Ей стало интересно, ходят ли иезуиты исповедоваться.

Послышался отдаленный раскат грома. Крис взглянула на небо. Интересно, будет дождь или нет... воскресение...

Да, да, конечно. В следующий вторник. Сверкнула молния. Можешь не волноваться, малышка, мы сами тебе позвоним.

Подняв воротник пальто, Крис заторопилась домой. Ей очень хотелось, чтобы пошел дождь.

* * *

Через минуту Крис была уже на месте. Сначала она зашла в ванную, оттуда – на кухню.

– Салют, Крис, успешно поработали?

Это Шарон Спенсер. Симпатичная блондинка двадцати с небольшим лет. Вечно юная. Родом из Орегона. Уже три года она работала секретарем у Крис и одновременно была домашней учительницей Реганы.

– Да как всегда, ерунда. – Крис подошла к столу и лениво начала перебирать почту. – Что-нибудь стоящее внимания?

– Не желаете ли отобедать на следующей неделе в Белом доме?

– Не знаю, Марти, а что я там буду делать?

– Объедаться пирожными до отвала. Крис засмеялась:

– А где Рэгс?

– Внизу, в детской.

– Чем занимается?

– Лепит. По-моему, птицу. Для тебя.

– Да, птица мне нужна, – улыбнулась Крис. Она подошла к плите и налила в чашку горячего кофе.

– Ты пошутила насчет обеда?

– Конечно, нет, – удивилась Шарон.

– В четверг. – Народу много будет?

– Да нет. По-моему, человек пять или шесть.

– Кроме шуток?

Крис было приятно. Она даже не особенно удивилась. Ее общество любили многие: кучера и поэты, профессора и короли. Что им нравилось в ней? Ее жизнь? Крис села.

– Как прошли занятия?

Шарон зажгла сигарету и нахмурилась:

– Опять плохо с математикой.

– В самом деле? Интересно.

– Вот именно. Это же ее любимый предмет, – поддержала Шарон.

– Ну, это, наверное, из-за современных методов обучения. Я бы даже не сумела различить номера автобусов, если бы...

– Привет, ма!

Регана выскочила из-за двери, широко расставив в стороны руки. Рыжие хвостики. Светящееся от радости лицо. И миллион веснушек.

– Привет, маленькая негодяйка. – Крис поймала ее в объятия и крепко прижала к себе, смачно чмокая в щечку и не пытаясь сдерживать свою нежность. Потом с любопытством спросила: – Что же ты делала сегодня? Что-нибудь очень интересное?

– Да, ерунда.

– Какая именно ерунда?

– Дай вспомнить. – Регана уперлась коленями в ноги матери и медленно раскачивалась взад-вперед. – Ну, как всегда, я занималась.

– Так.

– И рисовала.

– Что ты рисовала?

– Цветы, такие, знаешь... как маргаритки, только розовые. А потом, ну да, потом была лошадь! – Регана широко раскрыла глаза и начала с восхищением рассказывать. – У этого дяди была лошадь, ну, у того, который живет там, у реки. Ма, мы гуляли, и вдруг эта лошадь, такая красивая! Ма, ты бы ее видела! И этот дядя сам разрешил мне посидеть на ней. Правда-правда! Ну, конечно, только на минуточку!

Крис многозначительно подмигнула Шарон.

– Неужели сам? – спросила она, удивленно поднимая брови. Когда Крис приехала на съемки в Вашингтон, Шарон (она была уже членом семьи) жила вместе с ними в отдельной комнате на втором этаже. Потом она познакомилась с каким-то конюхом, который работал на конюшне, расположенной неподалеку. Теперь Шарон нужна была отдельная квартира. Крис сняла для нее номер-люкс в дорогой гостинице и при этом настояла на том, чтобы за номер платила именно она, а не Шарон.

– Сам, – улыбнулась Шарон.

– Лошадь была серая! – добавила Регана. – Ма, а неужели мы не можем купить лошадь? То есть ведь мы могли бы, да?

– Посмотрим, малышка.

– Когда у меня будет лошадь?

– Посмотрим. Ну, а где твоя птица?

На секунду Регана замерла, а потом, недовольно взглянув на Шарон, сжала губы и укоризненно покачала головой.

– Это был сюрприз. – Она засмеялась.

– Ты хочешь сказать...

– Ну да. С длинным смешным носом, как ты и хотела!

– Рэгс, ты прелесть. Можно посмотреть?

– Нет, мне еще нужно ее раскрасить. Когда будем обедать, ма?

– Ты голодная?

– Умираю от голода.

– Так ведь еще и пяти нет. Когда же мы ели? – спросила Крис у Шарон.

– Где-то в двенадцать, – попыталась припомнить Шарон.

– А когда вернутся Уилли и Карл?

Крис отпустила их до вечера.

– Часов в семь, – ответила Шарон.

– Ма, пошли в кафе, а? – попросила Регана. – Можно?

Крис взяла дочь за руку, притянула ее к себе и поцеловала. – Беги наверх, одевайся, сейчас пойдем.

– Как я тебя люблю!

Регана выбежала из комнаты.

– Малыш, надень новое платье! – крикнула ей вдогонку Крис.

– Тебе хотелось бы опять стать одиннадцатилетней девочкой? – задумчиво спросила Шарон.

– Это предложение?

Крис глянула на письма и начала безразлично раскладывать исписанные листки.

– Ты его принимаешь? – настаивала Шарон.

– Со всеми заботами, которые у меня сейчас? И со всеми воспоминаниями?

– Да.

– Ну уж нет.

– Подумай хорошенько.

– Я думаю. – Крис подняла письмо с прикрепленным впереди конвертом. Джаррис. Ее агент. – Кажется, я просила его пока ни о чем мне не писать.

– Прочитай, – предложила Шарон.

– А что такое?

– Я читала его сегодня утром.

– Что-нибудь хорошее?

– Великолепное. Они хотят взять тебя режиссером, – ответила Шарон и сделала очередную затяжку.

– Что?!

– Прочитай письмо.

– О Боже, Шар, ты не шутишь? Крис вцепилась в письмо и начала жадно пробегать его глазами: – «...Новый сценарий... триптих... студия просит сэра Стефана Мора... При наличии согласия на...» Я буду режиссером!

Размахивая руками, она заверещала от радости:

– О Стив, ты ангел, ты не забыл!

Они снимали какой-то фильм в Африке. Он здорово напился. Сидя в шезлонге, на закате дня, Стив как-то сказал ей, что ему нравится работа актера. «Ерунда, – ответила Крис. – Ты знаешь, что такое настоящая работа? Самому ставить фильмы!» – «Согласен». – «Надо сделать что-то свое собственное, я имею в виду что-то такое, что будет жить потом». – «Ну и займись этим сама». – «Я пыталась, но меня не берут». – «Почему?» – «Им кажется, что я не справлюсь с монтажом». Дорогие воспоминания. Теплая улыбка. Милый Стив!

– Ма, я не могу найти платье! – крикнула Регана.

– В стенном шкафу! – ответила Крис.

– Уже смотрела!

– Сейчас иду! – На секунду Крис задумалась, взглянула на письмо и поникла. – А вдруг ерунда какая-нибудь и не в моем стиле?

– Да вряд ли. Мне кажется, фильм стоящий.

– Ну да, ты всегда считала, что в фильмы ужасов надо вставлять комедийные эпизоды.

Шарон засмеялась.

– Мама!

Крис медленно встала.

– У тебя сегодня свидание. Шар?

– Да.

Крис покосилась на корреспонденцию.

– Тогда иди, а с остальной ерундой разберемся завтра.

Шарон встала.

– Хотя подожди-ка. – Крис что-то вспомнила. – Одно срочное письмо надо отправить сегодня же.

– Хорошо. – Шарон взяла блокнот и приготовилась записывать.

– Ма-а-а-м! – Регана уже подвывала от нетерпения.

– Подожди, я сейчас, – попросила Крис Шарон.

Шарон глянула на часы.

– Крис, мне уже пора заниматься созерцанием.

Крис пристально и с чуть заметным раздражением посмотрела на нее. За полгода ее секретарша вдруг превратилась в «искательницу спокойствия». Началось это с самогипноза еще в Лос-Анджелесе, а потом закончилось буддийским песнопением. Последнее время, пока Шарон жила под одной крышей с Крис, в доме поселилась апатия, сопровождаемая безжизненными, унылыми напевами «Nam myoho renge kyo» («Крис, ты просто повторяй эти слова, ничего больше, и твои желания исполнятся, и все будет так, как ты хочешь...»). Эти завывания доносились до Крис и днем, и ночью, и чаще всего именно тогда, когда она разучивала роль.

– Можешь включить телевизор, – великодушно разрешила Шарон своей хозяйке. – Все нормально. От песнопения меня никакой шум не отвлекает.

На этот раз она собралась заниматься трансцендентальным созерцанием.

– Шар, неужели ты действительно веришь, что вся эта чепуха может хоть каким-то образом помочь тебе? – равнодушно спросила Крис.

– Это меня успокаивает, – ответила Шарон.

– Понятно, – сухо отчеканила Крис и пожелала Шарон спокойной ночи. Она не напомнила про письмо и, выходя из кухни, пробормотала: – «Nam myoho renge kyo».

– Повторяй эти слова минут пятнадцать или двадцать! крикнула ей вдогонку Шарон. – Может, это и тебе поможет!

Крис остановилась и хотела возразить, но передумала. Она поднялась в спальню Реганы и сразу же подошла к стенному шкафу. Регана застыла посередине комнаты и внимательно вглядывалась в потолок.

– Что такое? – забеспокоилась мать.

Крис пыталась найти платье. Бледно-голубое, ситцевое. Она купила его неделю назад и хорошо помнила, что повесила платье в стенной шкаф.

– Странный шум, – заметила Регана.

– Я знаю. У нас завелись друзья.

– Разве? Какие? – Регана перевела взгляд на мать.

– Белки, крошка моя, белки на чердаке.

Ее дочь была брезглива и терпеть не могла крыс. Даже мыши приводили ее в ужас.

Поиски платья не увенчались успехом.

– Мам, посмотри, его тут нет.

– Вижу, вижу. Может, Уилли случайно бросила его в стирку? – Как будто исчезло.

– Ну, ладно. Надень тогда синее, оно тебе тоже идет.

* * *

Они пошли в кафе. Крис довольствовалась салатом, а Регана после супа с четырьмя булочками и жареного цыпленка уплетала шоколадный коктейль, полторы порции пирога с голубикой и кофейное мороженое. И куда это все умещается? В кости идет, что ли? Девочка была очень худенькая.

Крис докурила и, медленно допивая кофе, посмотрела в окно. Темная вода Потомака застыла в каком-то ожидании.

– Какой хороший был обед, мам.

Крис повернулась к ней и, как это часто с ней случалось, увидела в своей дочке Говарда. Она тут же перевела взгляд на тарелку.

– А пирог не будешь доедать? – спросила Крис.

Регана опустила глаза.

– Я наелась конфет.

Крис потушила сигарету и улыбнулась:

– Тогда пошли.

* * *

Около семи они были дома. Уилли и Карл уже вернулись. Регана сразу побежала в детскую, чтобы побыстрее закончить птицу для матери. Крис пошла на кухню за письмом. Уилли варила кофе в старой кастрюльке без крышки. Она была раздражена и недовольна.

– Привет, Уилли, как кино? Хорошо провели время?

– Не спрашивайте. – Она бросила щепотку соли и немного яичной скорлупы в булькающее содержимое кастрюльки. Да, они сходили в кино, объяснила Уилли. Она хотела посмотреть кино с участием «Битлз», но Карл настоял на своем: ему приспичило пойти на фильм про Моцарта.

– Ужас! – кипела она, уменьшая огонь на плите. – Такой дурак!

– Ну извини. – Крис сунула письмо под мышку. – Кстати, Уилли, ты не видела платье, которое я купила Регане на прошлой неделе? Такое голубое, из ситца?

– Да, сегодня утром оно было в стенном шкафу.

– И куда ты его положила?

– Оно там.

– Может, ты случайно прихватила его, собирая грязное белье?

– Оно там.

– С грязным бельем?

– В стенном шкафу.

– Там его нет. Я смотрела.

Уилли хотела что-то ответить, но только сжала губы и бросила сердитый взгляд на кастрюльку с кофе. Вошел Карл.

– Добрый вечер, мадам. – Он направился к умывальнику и налил стакан воды.

– Ты расставил капканы? – спросила Крис.

– Никаких крыс.

– Ты их расставил?

– Конечно, я их расставил, но на чердаке чисто.

– А теперь скажи: тебе кино понравилось?

– Очень. – По его поведению, так же, как и по непроницаемому выражению лица, ничего нельзя было понять.

Крис пошла к себе в комнату, про себя напевая известную песенку «Битлз». Но внезапно остановилась. Сейчас я тебе покажу!

– Карл, а тебя не затруднило достать мышеловки?

– Ничуть.

– В шесть часов утра?

– В ночном универмаге, мадам.

– О Боже!

Крис долго купалась, наслаждаясь теплой водой, а когда вошла в свою спальню за халатом, то в стенном шкафу обнаружила пропавшее платье Реганы. Оно лежало смятое на куче белья.

Крис подняла его. Как оно здесь очутилось? Этикетки не были сорваны. Крис задумалась. Потом вспомнила, что в тот же день, когда покупала платье, купила и кое-что для себя. Наверное, я все сюда и бросила.

Крис отнесла платье в спальню Реганы и, повесив его на вешалку, убрала в шкаф. Она мельком взглянула на туалеты дочери. Прекрасные платья. Да, Рэгс, смотри лучше на них и не думай о папе, который даже писем не пишет.

Крис закрыла шкаф и, резко повернувшись, ударилась ногой о письменный стол. О Боже, этого еще не хватало!

Она приподняла ногу и потерла ушибленный палец. И тут только заметила, что стол сдвинут с прежнего места приблизительно на метр. Неудивительно, что я ударилась. Наверное, Уилли пылесосила и отодвинула его.

Крис с письмом от своего агента спустилась в кабинет и присела на мягкий низкий диван у огня.