Текст книги "Сигнал сбора"

Автор книги: Уильям P. Форстен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Эмил предостерегающе кашлянул, и Эндрю моментально понял, что совершил ошибку. Их отношения с Ивором оставались натянутыми. Ни одна из сторон еще не определилась с тем, как дальше строить отношения с соседом. В душе он понимал, что все это рано или поздно приведет к столкновению. Лучше бы поздно. Если у них будет время, они смогут получше сориентироваться в обстановке, а при необходимости отыщут землю, которая станет их собственной и не будет принадлежать ни Ивору, ни другим боярам. Или даже найдут дорогу домой.

Но то, о чем он сейчас говорил, Суздальцы сочтут бунтом. Ему казалось странным, что может существовать общество, в котором нет таких понятий, как личная свобода и равенство. Как историк он знал, что американская свобода явилась следствием английского общественного строя. Он также знал, что русское самодержавие возникло в связи с необходимостью выживания при татаро-монгольском иге.

Эта мысль заставила его призадуматься. Двести лет русские жили под угрозой полного уничтожения, которое последовало бы, если бы они осмелились бросить вызов своим поработителям. Знать поддерживала порядок и тем самым оберегала и себя, и крестьян от хозяев с востока, В то время как в Англии всходили первые ростки свободного государства, Россия, вследствие суровой необходимости, управлялась кнутом.

Эти мысли привели его к определенному выводу, но пока он поостерегся задать Калинке пришедший ему на ум вопрос и заговорил о более насущных вещах.

– Слушай, то что я тебе рассказал, – это информация для твоего владыки Ивора или для тебя? – спросил Эндрю.

В ответ Калинка улыбнулся:

– А как ты думаешь, как воспринял бы владыка Ивор то, что ты говоришь, – о Союзе и о боярах, которые происходят из народа, а не из знати?

– Сомневаюсь, чтобы ему это понравилось, – бесстрастным голосом произнес Эндрю, глядя прямо в глаза Калинке.

Черт побери, он представлял себе эту картину. Огромный боярин, несомненно, разразится градом проклятий, как вчера, когда Эндрю попросил его об увеличении поставок продовольствия. Они договорились только после того, как Эндрю пообещал ему прогулку по реке на борту «Оганкита», назначенную на завтра.

– Думаю, ты прав, – согласился Калинка, довольно посмеиваясь, как после удачной шутки.

Эндрю сдержал вдох облегчения. Почему-то он доверял этому крестьянину, и ему казалось, что тот не обманет их доверия.

– Ты ничего не хочешь нам сказать, Калин? – спросил Эмил, наваливаясь грудью на стол. – Мы все восхищены тем, как быстро ты выучил наш язык, – что бы мы без тебя делали! – но у меня было ощущение, что ты не все правильно переводил во время той самой встречи с Ивором.

Калинка посмотрел на него с самым невинным видом.

– Так на чьей же ты стороне? – продолжая улыбаться, задал вопрос Эндрю.

– Как на чьей – на стороне народа, – тут же отреагировал Калинка, и все разразились смехом.

– Да, ты еще станешь политиком, – простонал сквозь смех О’Дональд.

– А быть политиком – это хорошо? – поинтересовался русский.

– Ну это кому как, – похлопал его по плечу Эмил.

Эндрю пристально посмотрел на русского, и у него снова возникло желание задать мучивший его вопрос. Он почувствовал, что Калинка раскрепостился.

– Скажи мне, Калин, – по-дружески обратился к толстяку Эндрю, – эти статуи, что мы видели, и изображения на стене церкви. Что это за существа, а?

Калинка замер на мгновение, затем медленно повернулся к Эндрю и посмотрел ему в глаза.

– Какие статуи? – севшим голосом спросил он.

– Те, что стоят вдоль дороги. Страхолюдные истуканы в два человеческих роста. Похоже, они покрыты волосами с головы до пят, а какие у них зубы!

– Это просто древние боги, – быстро затараторил Калинка. – Адские создания, побежденные Пермом и Кесусом.

– Странно, что они встречаются практически везде, – заметил Эндрю. – Я слышал, как одна женщина вчера что-то сказала своему ребенку. Мне показалось, что она назвала их тугарами. Взгляд матери, вот что поразило его тогда. Ребенок показывал пальцем на статую, спрашивая, кто это, она ответила «тугары» и, явно сильно напуганная, быстро увела ребенка прочь.

Калинке удалось сохранить спокойствие. Но Таня и Людмила уставились на Эндрю с безграничным ужасом, услышав слово «тугары».

Калинка лихорадочно думал, что ему теперь делать.

– Их нет, – наконец выдавил он. – Думаю, что нам пора уходить.

Поднявшись, он отвесил Эндрю церемонный поклон, коснувшись правой рукой пола. Его примеру последовали жена и дочь.

Выйдя из-за стола, Эндрю проводил их до двери.

Положив руку на плечо Калинки, он вышел вместе с ним. В ночном небе ярко сияли звезды.

– Я расстроил тебя вопросом о тугарах? – ласково спросил он.

Калинка испуганно посмотрел на полковника:

– Ни перед кем, а особенно перед Ивором или Раснаром, не произноси этих слов. Это опасно.

– Но если они изгнанные древние боги, вроде нашего дьявола, чего же ты боишься?

– Все не так, – прошептал Калинка. – Будет очень плохо, если они узнают, что ты слышал это слово.

Эндрю видел неподдельный страх в глазах Калинки и ободряюще похлопал его по плечу:

– Завтра мы с Ивором плаваем на корабле, помнишь?

Калинка кивнул в ответ и, взяв за руки дочь и жену, направился к домику, который предоставил им Эндрю. Эндрю вернулся к застолью и увидел, что все пытливо смотрят на него.

– Ну, и что это еще за тугары такие? – ворчливо спросил Тобиас, сидящий на другом конце стола.

– Хотел бы я знать, – ответил Эндрю, усаживаясь обратно на свой стул.

– А парень-то насмерть перепугался, – заметил О’Дональд, дымя сигарой.

– И девушка тоже, – вставила Кэтлин.

– Пожалуй, стоит спросить об этом Ивора, и мы все узнаем, – громко заявил Тобиас.

– Нет!

Все смолкли, озадаченно глядя на него. Его собственные размышления и слова Калинки были как-то связаны. Как именно, он еще точно не знал. Но задавать сейчас вопросы будет очень опасно.

– Я приказываю вам всем забыть об этом разговоре. Если я услышу, что вы или кто-то из солдат произносит слово «тугары», наказание будет суровым. Калин сказал мне, что говорить о них опасно, и я ему верю.

– Деревенские суеверия, – фыркнул Тобиас. – И кроме того, о каких это наказаниях вы говорите, полковник? Я в полном праве говорить все, что захочу.

– Можете говорить все, что хотите, капитан, если это не противоречит моим приказам, – медленно роняя слова, произнес Эндрю, – но до тех пор, пока мы не вернемся домой, здесь всем распоряжаюсь я. А я приказываю, чтобы никто из присутствующих никогда не произносил вслух слово «тугары».

Раздраженно засопев, Тобиас откинулся на спинку стула. Эндрю подождал ответной реплики, но капитан промолчал.

– А сейчас поговорим о делах. Строительство лагеря в основном завершено, и корабль на плаву. Так что с завтрашнего дня я разрешаю увольнительные в город, сначала по одной роте в день.

– Тебе не кажется это неразумным, Эндрю? – спросил Эмил.

– С какой стати?

– Это место рассадник заразы. Не думаю, что следует отпускать туда солдат. Не удивлюсь, если там разразится эпидемия чумы или еще что-нибудь в этом роде.

Это был сильный довод, и Эндрю уже думал об этом. Ему хотелось бы не выпускать солдат из лагеря и свести их контакты с населением к минимуму до тех пор, пока они не определятся с координатами и не поплывут домой. Но они ведь живые люди, и настроение у них было далеко не радужное. В первые недели они были заняты вопросами выживания и строительства лагеря. Но Ганс не спускал с них глаз и докладывал Эндрю, что боевой дух неуклонно падает.

Большинство все еще не могли отойти от шока, вызванного крушением в чужих краях. Почти четверть солдат имели жен, и именно они громче других жаловались на судьбу и умоляли вернуть их домой. Он должен был позволить людям выйти из лагеря, дать посмотреть на этот новый мир, чтобы они подружились с его обитателями и выпустили пар. Он надеялся, что Эмил сможет удержать ситуацию под контролем, если кто-нибудь из них заразится.

– Извини, Эмил. Я взвесил все за и против. Нам придется пойти на этот риск. Ребята у нас молодцы. Ты только вдолби им в головы насчет воды и болезней. Пусть никто не приближается к их церквям, и, клянусь небом, они будут пьяны от счастья, что выбрались отсюда.

– Кто пойдет первым, полковник, дорогуша? – нетерпеливо спросил О’Дональд.

– Можешь отпустить половину своей батареи, – разрешил Эндрю. – Дадим завтра залп из корабельного орудия, когда повезем Ивора обратно в город. После этого они свободны на весь день. С вами может пойти в увольнение первая рота. Капитан, – повернулся он к Тобиасу, – вы вольны распоряжаться своими людьми, как вам заблагорассудится.

Тобиас утвердительно кивнул в ответ.

– А как же женщины?

Эндрю озадаченно уставился на Кэтлин.

– Э-э, видите ли…

– Полковник Кин, – резко сказала Кэтлин, – благодарю вас за участие, но я способна сама о себе позаботиться и не собираюсь оставаться пленницей в этом лагере.

– Это бунт, – добродушно усмехнулся Эмил.

Эндрю, смутившись, безуспешно искал подходящий ответ, пока наконец на губах Кэтлин не заиграла легкая улыбка. Было видно, что медсестру весьма забавляло замешательство обычно столь уверенного в себе командира.

– Сочту за честь, если вы позволите мне завтра сопровождать вас, – почти робко произнес Эндрю.

– Я подумаю над этим, – улыбнулась Кэтлин.

– Э-э, ну да, – откашлялся Эндрю и снова замолчал. Его друзья знали, что он всегда был молчалив в присутствии женщин, и обменивались понимающими улыбками.

Полковник перевел взгляд на Эмила, сидящего рядом с Кэтлин. Доктор явно наслаждался его мучениями. Наконец Ганс сжалился над ним и, прочистив горло, склонился к плечу Эндрю.

– Если мне будет позволено заметить, полковник, – заметил он, – вы хотели обсудить важные дела.

– Да, конечно, сержант, – встрепенулся Эндрю, с трудом отводя взгляд от завораживающих глаз Кэтлин. – Спасибо, что напомнили.

Вновь обретя хладнокровие, он обратился к своим ротным командирам и штабным офицерам, которые с улыбкой взирали на его смущение.

– Перейдем к другим делам, джентльмены. Начнем с идеи Хьюстона.

– Мои парни хотят начать работу над лесопилкой, сэр, – поднялся Трейси Хьюстон, невысокий командир четвертой роты.

Хьюстону было всего девятнадцать, а из-за всклокоченных светлых волос и веснушчатого лица выглядел он и того моложе. В нем никак нельзя было заподозрить закаленного боями офицера, который получил свой чин за доблесть, проявленную в битве в Уайлдернессе.

– Начинайте прямо завтра, после церемонии с Ивором. Место уже выбрано?

– Да, отличное место. Примерно в четверти мили на восток от форта. Там ручей сужается, так что не возникнет сложностей с постройкой плотины. Один из моих людей, Фергюсон, – это настоящий клад, он нашел это место и говорит, что за месяц сможет сделать черпаковое колесо диаметром пятнадцать футов, если вся рота будет ему усердно помогать. Рядовые Айви и Олсен участвовали в строительстве плотины в Вассалборо. Главное, что нам нужно, – это горн и хорошее железо, чтобы сделать пилу.

Эндрю взглянул на О’Дональда. К каждой батарее был приписан по крайней мере один кузнец, который мог подковывать лошадей и чинить снаряжение.

– Данливи, – изрек ирландец. – Если его горн будет рядом с вашей плотиной, он сможет использовать силу воды, чтобы раздуть меха, и через месяц у вас будет самая лучшая пила в этом забытом Богом месте. Кузница нам здесь в любом случае не повредит.

– Значит, решено. Пусть Фергюсон придумает, как заставить горн и лесопилку работать от водяного привода, но это, наверно, потребует постройки большого колеса. Мои парни сделают все необходимые расчеты.

– Как насчет водяной мельницы? – поинтересовался крепыш Флетчер, командир седьмой роты.

– А что насчет мельницы? – переспросил Эндрю.

– У них здесь нет ничего подобного, – пояснил Флетчер. – Эти бедолаги все еще мелют вручную. Слушайте, если мы построим здесь мельницу, то уже не будем так зависеть от подачек этого боярина. Один из моих парней нашел неплохой карьер, где можно взять камни для жерновов. Он говорит, что сможет вытесать их за пару недель.

Эндрю довольно улыбнулся. Он беспокоился, чем бы занять своих людей, но совершенно упустил из виду их характер. Они все были из Мэна, а кто же не знает, что по части торговли мэнцы дадут сто очков форы даже ушлым жителям Массачусетса и Коннектикута.

Эндрю перевел взгляд на Флетчера:

– Приступайте к работе.

Хьюстон подергал себя за жидкие бакенбарды, подозрительно косясь на здоровяка Флетчера.

– Если ты одолжишь мне людей, чтобы построить нашу плотину, я потом обеспечу вас досками для вашей плотины и подброшу пару взводов. И еще дам вам древесину для мельницы, сразу после того как методистский комитет получит свое для постройки церкви. Вообще-то, на этом ручье можно соорудить по меньшей мере полдюжины плотин и мельниц.

– А ты одолжишь нам Фергюсона, чтобы он сделал мельничное колесо?

– Эй, эй, – рассмеялся Эндрю, – что здесь происходит?

– Да ничего особенного, обычный деловой разговор.

Сначала Эндрю решил вмешаться. Все они принадлежали к одному полку, и эта торговля была неуместна, но тут ему пришло в голову, что все эти проекты и переговоры были как раз то, что поможет им сохранить бодрость духа.

– Тогда так, джентльмены. Разрешаю обмен рабочей силой, но только на время работ, которые проводятся на благо всего полка и одобрены мною. Если мы получим прибыль от предоставления услуг местному населению, половина ее пойдет той роте, которая начала и контролирует это дело, а остальное – в полковую казну.

Все дружно кивнули в знак согласия.

– Раз речь зашла о железе… – начал Майна, командир пятой роты.

– Да, так что?

– Здесь кто-нибудь задумывался над тем, где мы возьмем железо для пил, подков и всего остального?

– Догадываюсь, что ты задумывался, – отозвался Эндрю.

– Верно, – с гордостью признал Майна. – Некоторые из моих ребят работали в цинковых рудниках на краю Белых Гор. Сам я какое-то время изучал металлургию в университете штата. Мы с парнями побродили по округе и обнаружили залежи железной руды милях в четырех выше по ручью, где вы собираетесь строить плотины. Надо будет прорубить туда просеку, и мы сможем добывать немало руды. Все, что нам понадобится, – это колесо, дающее энергию плавильной печи, и печь для обжига руды. Через три месяца у нас будет свое железо.

– Я так понимаю, ты хочешь, чтобы это дело было поручено твоей роте.

– С разрешения полковника, разумеется.

– Разумеется, – согласился Эндрю, улыбаясь. Им очень нужно железо, и, небо свидетель, еще множество всего другого.

– Раз уж мы здесь обсуждаем все это, почему бы не соорудить кузницу Данливи рядом с печью для обжига? – тут же добавил Майна. – Мы сможем прямо на месте отливать готовые изделия.

– Мои ребята тоже не прочь в этом поучаствовать, – перебил его О’Дональд. – Будет чем руки занять. Думаю, у меня найдется пара кожевников, которые сделают меха для ваших горнов.

Эндрю одобрительно кивнул, а остальные офицеры вступили в оживленную дискуссию.

– Еще что-нибудь? – спросил Эндрю и поднял руку, призывая их к тишине. Офицеры, не предложившие никаких проектов, сидели насупившись, их гордость была уязвлена тем, что они не додумались до таких очевидных инициатив. Эндрю видел, что завязывается конкуренция. А он еще беспокоился насчет их боевого духа! Да уже через неделю каждая рота будет занята каким-нибудь важным делом.

– Тогда все, джентльмены. Доброго вам вечера. Не прекращайте вечеринку после моего ухода – мне еще предстоит завтра долгий день с Ивором.

Поднявшись, он вышел из-за стола. Эмил обеспокоенно посмотрел ему вслед, понимая, что действительной причиной его ухода является головная боль, вызванная старой раной. Но он ничего не мог поделать до тех пор, пока Эндрю сам к нему не обратится.

Жадно вдыхая свежий воздух, Эндрю почувствовал, что вечерний холод снимает его боль. Голова заболела уже несколько часов назад, и он, как обычно, терпел боль молча. Во всяком случае, не было никакого смысла жаловаться. Это была старая рана, и он, машинально потирая виски, шагал по темной улице. Скоро протрубят отбой; солдаты уже начали устраиваться на ночлег.

Освежающая прохлада напоминала о доме. Калинка говорил, что зимой у них идет снег, а осень наступит в следующем месяце. Забавно – в Виргинии, откуда они приплыли, через месяц наступит весна. Возможно, последняя весна войны.

Война. Как она там? Странно, то, что занимало все его мысли почти три года, теперь было бесконечно далеко. Поднявшись на бруствер, он залез в пустующую караулку и вгляделся в реку, блестевшую серебром в свете звезд. Высоко над ним ярко светило Колесо – так называли здесь огромную звездную спираль, наполнявшую ярким светом почти все небо.

– Думаете, это где-то там, наверху?

– А, Кэтлин, – приветливо произнес Эндрю, протягивая ей руку, чтобы помочь подняться по деревянным ступенькам.

– Чудесная ночь, полковник.

– Пожалуйста, называйте меня Эндрю, когда мы наедине.

– Хорошо, Эндрю, – ласково ответила она. – Скажите, вы думаете, что наш дом находится где-то там? – указала она рукой на звезды.

На мгновение он задержал на ней взгляд. В звездном сиянии казалось, что ее лицо светится изнутри. Он почувствовал, что у него перехватило дыхание. Все это время Эндрю был так занят разными делами, что совсем забыл о ее существовании. В этот вечер он впервые по-настоящему ее заметил, и ему вспомнилась их первая встреча. А теперь она снова была рядом с ним.

– Так что вы думаете, Эндрю?

– Я не знаю, что думать, – смущенно ответил он. – У нас в колледже был телескоп. Доктор Вассар разрешал мне в него смотреть. Он верил, что вокруг звезд есть миры – такие, как наш. Но где теперь наш дом…

Он замолчал.

– А мне нравится думать, что наш дом там, наверху, – прошептала Кэтлин. – Может быть, вот это наше Солнце, – показала она на одну из звездочек Колеса.

– А может, Вассар сейчас смотрит на нас, – добавил Эндрю. – Смотрит и гадает, что здесь происходит.

Кэтлин взглянула на него и улыбнулась.

– Там, среди далеких звезд, много ль мыслимых миров? – задумчиво продекламировал Эндрю.

– А вы в душе поэт, полковник. Вы меня удивляете – я думала, что вы такой типичный армейский сухарь.

Эндрю пожал плечами.

– Это просто строчка, которую я сочинил в студенческие годы.

Кэтлин ласково улыбнулась и взяла его под руку.

– Вы не проводите меня до дома, полковник?

– Сочту за честь, – пробормотал Эндрю, помогая ей спуститься по ступенькам.

Когда они шли обратно, послышалась барабанная дробь, означавшая, что наступил отбой, и они замерли, вслушиваясь в эти звуки.

– Как это печально звучит, – промолвила Кэтлин после того, как вечерний бриз унес прочь последнюю ноту.

– Почему печально?

– Странно, что в армии эта дробь звучит и тогда, когда люди укладываются спать, и тогда, когда их закапывают в землю.

– Наверное, в этом есть что-то общее. Я всегда вспоминаю о Геттисберге. Помню, первый раз я услышал эти звуки в ночь перед битвой, когда мы ложились спать. А потом в госпитале я слышал их снова и снова, когда ребят, умерших от ран, хоронили на холме рядом с городом. Но, знаете, это символично. Эта дробь говорит, что пора отдохнуть – в конце дня или в конце жизни.

– Наша беседа приняла невеселый оборот. – Голос Кэтлин дрожал. – Может, это потому, что война отметила нас своей печатью и никогда не отпустит от себя?

– Разве она нас уже не отпустила?

– Вы думаете, мы никогда не вернемся домой?

Эндрю грустно улыбнулся в ответ.

– А вас это сильно расстроит, мисс Кэтлин О'Рэйли?

– Нет, не сильно, – ответила Кэтлин. – В конце концов, жених мой погиб.

Эндрю вопрошающе поднял брови.

– Мы обручились незадолго перед войной. Он записался в армию в шестьдесят первом, сказал, что на три месяца, – тихо объяснила она. – Он обещал скоро вернуться, говорил, что война закончится до конца лета и тогда мы поженимся.

– И не вернулся, – закончил Эндрю.

Кэтлин кивнула и закрыла лицо руками. Эндрю опустил руку ей на плечо.

– Нет, я не плачу, – глухо сказала она.

– Поэтому вы стали медсестрой, из-за него?

– Надо было чем-то занять себя, а это казалось подходящим делом. Забавно, я часто размышляла, что я буду делать, когда кончится война. Теперь мне вряд ли придется искать ответ на этот вопрос. Похоже, это решилось без моего участия.

Эндрю не удержался от улыбки. У нее было много общего с ним – больше, чем он думал. Война, лишившая его столь многого, в то же время как бы наложила на него заклятье. Великое событие, частью которого он стал, затянуло его так сильно, что он не был уверен, сможет ли обойтись без него. При всем старании он никак не мог представить себе возвращение в Боуден к жизни обычного профессора истории в маленьком университетском городке. Эндрю гордился тем, что его жизнь связана с таким великим событием, что он участник этого грандиозного действа, и уже не мог себя помыслить без него.

Чувствовала ли она то же самое? – подумал он. Дойдя до городской площади, он подвел Кэтлин к двери ее хижины.

– Я утратила часть себя, Эндрю, и я отчетливо поняла, что не перенесу еще раз боли, какую испытываешь, когда любимый человек выходит из дома и обещает вернуться. Это я поняла, – сказала она с печальной улыбкой.

Она повернулась к нему спиной и открыла дверь. Неожиданно для самого себя он схватил ее за руку, и она удивленно посмотрела не него.

– Кэтлин, я понимаю вас. Может, когда-нибудь я расскажу вам о себе, о своих страхах. Но сейчас я бы хотел удостоиться чести сопровождать вас завтра в город, – сдавленным от напряжения голосом произнес Эндрю.

Слабая улыбка озарила ее черты.

– С радостью, полковник Кин, но надеюсь, что вы поняли, о чем я говорила, и будете уважать мои чувства.

Эндрю неловко кивнул и выпустил ее руку.

Присев в реверансе, она повернулась и исчезла в доме.

Эндрю долго простоял у ее дверей, чувствуя себя неопытным школьником. Наконец он отправился к себе домой, даже не заметив, что его головная боль прошла.

– Полк, на караул!

В едином движении все солдаты Тридцать пятого взяли мушкеты на караул. Темно-синее знамя Мэна, развевавшееся на ветру, было спущено, и в небо вознесся национальный флаг.

Эндрю мерным шагом подъехал к открытым воротам форта. Управляя Меркурием коленями, он обнажил саблю и отсалютовал Ивору.

Вслед за знаменем Суздаля со скрещенными мечами и солнцем и за стягом дома Ивора, на котором красовалась медвежья голова, сквозь ворота проехала колонна витязей, возглавляемая самим верховным боярином. Вложив саблю обратно в ножны, Эндрю развернул коня и присоединился к гостям. Ивор восседал на огромном коне, и Эндрю казалось, что он скачет рядом с великаном. Боярин с царственным видом осматривал лагерь сквозь очки Эмила, которые украшали его большой нос картошкой. Эндрю внимательно наблюдал за боярином. Он уже понял, что Ивор не из тех, кто сдерживает свои эмоции. Видно было, что тот поражен изменениями, произошедшими в лагере за последние четыре недели. Форт-Линкольн уже превратился в настоящий городок с широкими улицами, плацем для учений и земляными укреплениями, которые казались неприступными.

Сам Ивор выглядел довольно нелепо. Он был облачен в составленные из пластин доспехи, на голове его красовался стальной шлем, в руках – копье и щит; все это плохо сочеталось с очками девятнадцатого века и с визитной карточкой Линкольна, приколотой к щиту в качестве талисмана.

– Как твое здоровье? – спросил Ивор по-русски.

Не желая демонстрировать своих познаний в этом языке, Эндрю вопросительно взглянул на Калинку, который трусил рядом с ними на кобыле Эмила.

Калинка был в курсе того, что Эндрю учит русский, – собственно, он сам вместе с Таней его и учил. Но толстяк ничем не выдал своих мыслей и послушно перевел слова Ивора.

– Спроси у его светлости, готов ли он к пароходной прогулке, – произнес Эндрю.

Ивор выдавил из себя улыбку.

– Da, da, – закивал он, но Эндрю почувствовал напряженность в его голосе, так как, несомненно, среди тех Суздальцев, которые наблюдали вчера за причаливанием «Оганкита», было немало его соглядатаев. Эндрю незаметно бросил взгляд на свиту Ивора. Его внимание привлекла фигура Раснара; насколько он успел разобраться в местной политике, это был его заклятый враг.

Когда колонна проходила по Геттисбергской улице, вслед за ней стали пристраиваться янки, так что скоро под барабанную дробь маршировал уже весь полк. Раздалась зычная команда, солдаты радостно взревели в ответ и затянули свою любимую песню, изобилующий непристойностями вариант «Дикси». Эндрю вздрогнул от неожиданности. Разумеется, Ивор и его спутники не понимали ни слова, но он все равно задаст Гансу хорошую взбучку.

Приблизившись к причалу, они увидели отряд О’Дональда, выстроившийся рядом с тремя пушками, чьи стволы ярко блестели на солнце. Выхватив опять саблю из ножен, Эндрю отсалютовал артиллеристам. Пэт ответил приветственным ревом. Большие рыжие бакенбарды ирландца и его моржовые усы вызвали немало завистливых взглядов со стороны русских витязей.

Не в силах сдержать свое любопытство, Ивор оглянулся через плечо и впился взглядом в пушки и в солдат, марширующих следом за ними. Выражение его лица ясно показывало, что он находится под глубоким впечатлением от дисциплины, царящей среди янки.

Выйдя из западных ворот, процессия направилась к пристани, прямо к трапу, ведущему на «Оганкит». Мачты судна украшало множество сигнальных флажков, можно было подумать, что оно участвует в каком-то морском параде. На палубе их ждал Тобиас и тридцать матросов, одетых в парадные синие робы. Все они испытывали явную гордость за свое вновь обретенное судно.

И снова Эндрю пришлось салютовать саблей, на этот раз Тобиасу, который в ответ удостоил его сухим приветствием. Коротышка капитан, казалось, вот-вот лопнет от самодовольства в связи с тем, что его судно стало центром всеобщего внимания.

Спешившись, Ивор и его свита стали беспокойно озираться по сторонам. Раснар, рядом с которым находился еще один молодой священник, стоял в стороне и с нескрываемым отвращением взирал на все вокруг.

О’Дональд и половина его батареи, собравшаяся в увольнение, вышли вперед и с помощью Калинки убедили витязей передать им лошадей. Проведя животных по трапу, они привязали их к мачтам.

После этого Тобиас подошел к Ивору, приветствовал его и пригласил взойти на борт.

– Мои люди сказали мне, что твой корабль плавает без парусов, – сказал боярин.

Беспокойство наконец вырвалось наружу, хотя он и не хотел демонстрировать его перед своей челядью.

– При помощи демонов, – сплюнул Раснар.

– Если это так, то ваше присутствие прогонит демонов, – парировал Эндрю, смотря в глаза Патриарху, – и тогда судно не тронется с места.

Калинка, явно обеспокоенный назревающей ссорой, нервно перевел слова полковника.

Застигнутый врасплох этим ответом, Раснар не нашелся что сказать.

– Мои люди верят в Кесуса так же, как и вы, ибо разве не правда, что оба наших народа пришли сюда из одного места, где Кесус является Богом?

– Ты ни слова не сказал о Перме, – прошипел Раснар, с ненавистью глядя на Кина. – Перм – Бог-Отец.

– Мы чтим его под другим именем.

– Преклони колени и проси прощения у Перма, – пролаял Раснар, – тогда я, может быть, поверю тебе.

– Я не встану на колени, – спокойно ответил Эндрю, – ибо моя вера крепка и без этого.

«Кроме того, этот поступок означал бы, что я признаю перед всеми твое превосходство», – подумал он про себя.

– Мы все будем очень признательны, если ваше святейшество благословит наш корабль, – обратился к Раснару Эндрю, уходя от открытой ссоры. – Тогда, если ваши подозрения насчет демонов окажутся верными, они тут же сбегут, трепеща перед таким святым человеком. Если это демоны движут корабль против ветра и течения, то он не тронется с места, и тогда я признаю вашу правоту и на коленях буду молить о прощении.

Раснар несколько мгновений обдумывал эти слова, затем с приглушенным восклицанием, смахивающим на ругательство, подошел к судну, отталкивая по дороге витязей, внимательно прислушивавшихся к их перепалке.

Подняв свой жезл, священник пробормотал молитву и осенил корабль крестом.

Эндрю бросил быстрый взгляд на О’Дональда и его ребят, тоже по большей части католиков. Но те уже были предупреждены и не перекрестились, когда освящение судна закончилось.

– Капитан Тобиас, можем ли мы подняться на борт? – спросил Эндрю.

Тобиас снисходительно кивнул, очевидно радуясь тому обстоятельству, что Эндрю вновь на его территории. Затем капитан широко улыбнулся, прикоснулся к плечу Ивора и жестом предложил ему подняться по трапу.

Вслед за Ивором и Тобиасом на палубу взошли Эндрю и Калинка. Теперь Кину оставалось надеяться только на то, что котлы «Оганкита» в порядке, иначе Раснар припомнит ему его обещание.

После дружины на корабль прошла первая рота. Солдаты радовались представившейся возможности провести целый день в городе. Вслед за ними погрузились артиллеристы, которые со смаком расписывали своим оставшимся на берегу друзьям, какие удовольствия ожидают их в Суздале.

Поднявшись на ют, Тобиас пригласил Ивора в рулевую рубку. Надувшись от гордости, он с силой потянул за шнур, и пар с пронзительным свистом вырвался из трубы.

Воины Ивора в ужасе закричали, не понимая, откуда исходят эти устрашающие звуки. Некоторые повалились на колени, бормоча молитвы, другие обнажили мечи, готовясь вступить в битву с неведомым врагом. Даже Раснар испуганно вздрогнул, но тут же побагровел от гнева, заметив улыбки на лицах чужаков.

Какое-то время, показавшееся очень долгим, Калинка сломя голову носился по палубе, выкрикивая объяснения и успокаивая гостей. После долгих уговоров Ивор решился сам потянуть за шнур. Когда вновь послышался свист пара, опять раздались встревоженные возгласы, и он тут же бросил веревку, как будто та обернулась гадюкой. Понимающе улыбаясь, Эндрю жестом предложил ему сделать еще одну попытку. Снова послышался слабый свист. Наконец, собравшись с духом, боярин потянул шнур изо всех сил и с довольной улыбкой оглядел своих перепуганных воинов.

В конце концов Ивор расхохотался и, как школьник, которому разрешили запустить петарду, начал радостно дергать за веревку.

– Хочу такую! – завопил он. – Хочу, чтобы у меня во дворце была такая свистелка!

– Это займет несколько дней, – отозвался Эндрю, прикидывая в уме, найдется ли у них в полку умелец, который сможет сконструировать небольшой паровой котел со свистком. – Но мы с радостью преподнесем тебе этот дар.

Ивор расцвел от счастья, услышав эти слова.

– Господин полковник.

Эндрю только сейчас заметил Винсента, стоящего у перил юта.

– Что тебе, сынок?

Готорн подошел к ним, снимая на ходу с плеч свой вещевой мешок. Открыв его, он вытащил небольшие деревянные часы.