Текст книги "Роковая молния"

Автор книги: Уильям P. Форстен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Если мы победим в этой войне и все варвары будут уничтожены, я хочу, чтобы что-то напоминало об их бесчинствах. В противном случае найдутся идиоты, которые не поверят записям и будут сожалеть об их исчезновении, как когда-то произошло с ацтеками, – решительно возразил Эндрю на все жалобы Джека по поводу лишнего веса.

Теперь Джек убедился в разумности приказа полковника. Он знал о том, что должно было случиться, о предстоящем истреблении пленников-карфагенян и остальных людей, живших в орде. Но фотография убойной ямы, до середины заполненной отрубленными головами, станет неопровержимым свидетельством. На этот раз Джек досчитал до пятнадцати и закрыл линзы. Он вынул вторую камеру и начал устанавливать третью. – К нам гости! – крикнул Федор.

Джек поднял голову и увидел полдюжины меркских аэростатов. Они снялись с холмов у Форт-Линкольна и быстро приближались, подгоняемые ветром. Очередной порыв принес волну поднимающегося с земли зловония, настолько сильного, что Джека снова стошнило. Мимо аэростата со свистом что-то пролетело, а на лесистом склоне холма в полумиле от них появилось облачко дыма от пушечного выстрела. Снаряд пролетел мимо, и Джек понадеялся, что он угодит в толпу под ними.

Внизу тоже показались клубы дыма – некоторые мерки стреляли вверх из своих мушкетов. Джек заметил несколько маленьких дырок в баллоне. Но это не создавало больших проблем, а вот шести– или девятифутовое ядро могло даже при попутном ветре помешать их возвращению в Кев, оставшийся в двух сотнях миль к востоку. Запас топлива был спрятан в пятидесяти милях отсюда, в Вазиме, но утечка водорода была бы невосполнимой потерей. Аэростат и так был загружен до предела, если учесть вес трех камер, оружие и керосин.

«Эти сволочи, должно быть, перенесли свою базу аэростатов с холмов Шенандоа к Форт-Линкольну. Если бы имели достаточное преимущество в высоте полета, – размышлял Джек, – можно было бы сгонять на разведку и выяснить расположение базы. Если она окажется близко к берегу моря или реки, то в команде Буллфинча нашлись бы желающие поохотиться. Но полетим сегодня, конечно. – мрачно подумал он. – На сегодня хватит того, что уже довелось увидеть».

Джек установил камеру, открыл объектив и, сосчитав до двадцати, закрыл его.

– Давай выбираться отсюда, к чертовой матери! – закричал Федор. – Они для скорости выбросили весь балласт, а мы не знаем, что еще они могли придумать за эти тридцать дней.

– Они не проворнее нас, – ответил Джек, сам едва ли веря своим словам.

Казалось, он вот-вот взорвется от ярости. Отчаянные крики мужчин, женщин и детей внизу громом отдавались у него в ушах. Он с ужасом смотрел на залитый кровью холм, на обнаженные обезглавленные тела, десятки тысяч которых растаскивались во все стороны. В воздух поднимался дым от тысяч костров, мерки плясали вокруг огня, на котором жарились части тел, насаженные на вертела. Некоторые мерки грозили кулаками, завидев аэростат, другие жестами приглашали их спуститься и махали отрезанными человеческими руками или ногами.

Джек снял с плеча карабин, свесился из корзины и начал палить прямо в толпу. С третьего выстрела он поразил цель, толпа на мгновение отпрянула, но кровавая бойня вокруг ямы продолжалась. Тогда Джек стал выбирать цель поближе к яме. Он заметил блеснувший под солнечными лучами круглый бронзовый щит. Положив руку на борт корзины. Джек тщательно прицелился и спустил курок. Щит дернулся.

– Ублюдки!

Джек уже не слышал собственных криков, даже не сознавал, что в приступе ярости снова и снова повторяет одно и то же.

Раздался громкий треск, в лицо полетели щепки, мушкетная пуля пробила корзину и ударилась в баллон у него над головой. Это немного привело Джека в чувство, и он услышал вопли Федора:

– Поворачивай! Поворачивай скорее!

Джек очнулся, и ему показалось, что весь мир затянут кроваво-красной дымкой, как будто он видит его в конце длинного туннеля. У него бешено колотилось сердце, во рту пересохло, а дыхание давалось с большим трудом. Джек ошеломленно оглянулся вокруг, стараясь сориентироваться. Аэростаты мерков развернулись и направились к опустевшему Суздалю. Джек резко повернул руль и услышал за спиной вздох облегчения, вырвавшийся у Федора.

– Увеличь пламя и закрой выпускной вентиль на баллоне! – крикнул Джек.

Федор выполнил приказ, и Джек разогнал аэростат. Как только «Клипер янки» лег на обратный курс, Джек снова посмотрел на загон внизу, еще до половины заполненный десятками тысяч людей. Некоторые из них смотрели вверх и в отчаянии протягивали руки, как будто видели перед собой божество, способное спуститься с небес и избавить их от страшной казни.

Джек отвернулся и сквозь слезы уставился строго на запад, держа курс на Кев, где их ждала безопасность.

На поля легла темная тень, солнце скрылось за высокими клубящимися тучами, набежавшими с юго-запада; их черно-зеленый фон прорезался вспышками молний.

Тамука повернулся навстречу грозе. Послеполуденный жар уступил место прохладным порывам ветра. Хороший знак – небесное пламя спускается в мир смертных, принимает в свои объятия дух Джубади и Хулагара. Он пошевелил правой рукой. Онемение еще не прошло, а ссадины на пальцах болели и кровоточили. Щит выдержал удар пули, выпущенной с летающей машины. Она только оцарапала полированную поверхность, а ему самому достался довольно чувствительный толчок. Тамука молча выругался после такого вероломного удара, кроме того, символ его положения был поврежден, а ведь Хулагар владел этим щитом больше полного оборота и каждый вечер собственноручно полировал его. Теперь на внешней стороне появилась глубокая царапина. И не было больше скотов, способных привести в порядок полированную бронзу, – их головы уже в яме. Эта мысль беспокоила Тамуку. Они уничтожили всех любимцев, всех карфагенских пленников, оставив только горстку мастеров, умеющих изготавливать оружие или управлять летающими машинами, да еще тех, кто имел слишком ценные способности, чтобы попусту похоронить их в убойной яме. А также нескольких любимчиков, принадлежащих самым видным вождям. Все они были заранее вывезены на другой берег реки. Тамука решил, что из всех остальных только один переживет этот день, чтобы увидеть все до конца. Но тому были свои причины. А что дальше? В прошлом все было достаточно просто – после смерти кар-карта на ближайшей зимовке они бы восполнили все потери. Вука так и собирался поступить; Тамука был против.

Бойня почти закончилась. Команда мясников сменилась уже в третий раз: первая смена работала с самого рассвета, вторая пришла незадолго до полудня, теперь день уже клонился к вечеру. В долине буйствовали пирующие, более сотни тысяч тел были нанизаны на вертела и поглощались воинами. Вся долина была покрыта дымом тысяч костров, ветер относил его на восток, прямо туда, где ждал Кин.

Тамука не спеша, с мрачным удовлетворением обошел вокруг груды голов, принадлежавших мужчинам, женщинам, детям, собранным из различных земель, – светлые были из Норсы, темные и черные из Карфагена и Зимбы, плосколицые и узкоглазые из Чина и Ниппона, со всех подвластных меркам стран.

Загон наконец опустел, осталась последняя партия скота. Жертвы были до странности тихими, их души, как представлялось Тамуке, уже были мертвы от страха. Вот из тысячи осталась сотня, через несколько минут – всего несколько человек. Тамука обнажил свой меч и подождал, пока остались всего двое. Он наметил одного из них, пожилого мужчину, захваченного не очень давно.

– Итак, ты остался один, – резким голосом обратился к нему Тамука.

Любимчик из Констана не опустил глаз и смотрел прямо на щитоносца.

– Вам не удастся истребить нас, всех, – прошипел он. – Даже если убьете десять миллионов, Кин все равно разобьет вас.

Старик сжал губы и плюнул в лицо Тамуке.

С яростным криком щитоносец размахнулся и отсек голову скоту, прервав его презрительный смех. Голова, извергая фонтан крови, покатилась по каменному настилу. Тамука схватил ее за волосы и зашвырнул на вершину кургана; открытые глаза продолжали смотреть на него сверху. Тяжело дыша, Тамука оглянулся на мясников. Те неподвижно застыли, только прерывистое дыхание срывалось с их губ да капли крови продолжали стекать с мечей на землю. В воздухе возникла напряженность.

– Вырежьте его сердце и внутренности. Я съем их за обедом. – приказал Тамука и повернулся, чтобы уйти.

В стороне он увидел последнего из оставшихся скотов. Ему не говорили, что он будет жить, таков был замысел Тамуки, призванный сломить волю пленника. Теперь он был единственным из всего отряда, захваченного в плен в первые дни войны. Пленник стоял неподвижно, лицо его было пепельно-серым, на голове еще сохранилась повязка, прикрывавшая рану, едва не ставшую смертельной. Тамука по выражению его глаз видел: скот уже понял, что ему предстоит пережить этот день.

Пленник стоял неподвижно, следя за Тамукой настороженными глазами, его голубой мундир янки был забрызган кровью. Вот он достал из кармана плитку табака, отломил кусочек, и его челюсти стали равномерно двигаться. Эти скоты имели отвратительную привычку жевать табак.

– Я решил оставить тебя в живых, – сказал Тамука.

Янки не ответил, просто продолжал жевать, время от времени сплевывая себе под ноги и неприязненно наблюдая за Тамукой.

– Я уже давно умер, – наконец произнес он. – Так что мне все равно.

Тамука в приступе ярости чуть было не прикончил последнего пленника вслед за остальными жертвами. Янки улыбнулся, его седая борода встопорщилась.

– Подойди и убей меня, если тебе станет от этого легче. Эндрю всех вас отправит в ад, а я уже буду там и встречу тебя.

Опасаясь, что новый приступ гнева может сорвать его план, Тамука развернулся и пошел прочь, так и не увидев слез яростного бессилия в глазах старшего сержанта Ганса Шудера.

Становилось темно. Над головой проносились низкие тучи, постоянные раскаты грома сотрясали воздух. Тамука отправился к западному склону холма, его сапоги скользили по залитым кровью камням. Немногочисленные задержавшиеся у кургана мерки волочили свои жертвы прочь от места захоронения. Бойня была такой грандиозной, что на холме до сих пор валялись тысячи тел, наименее аппетитных с точки зрения мерков. Напрасная порча хорошей еды. «Если сегодня вечером не выпотрошить тела, то под дождем все испортится». – недовольно подумал Тамука.

Он стоял один, забыв о небольшой свите немых стражей, издали наблюдающих за ним. Он всегда знал об этой привилегии, но теперь она стала частью его жизни, жизни щитоносца кар-карта. Тамука достал из походной сумки чистый лоскут ткани, вытер лезвие меча и убрал его в ножны.

– Вука призывает тебя к себе.

Тамука обернулся и увидел Сарга, тяжело опирающегося на посох, его тощая фигура была почти неразличима на фоне огромного кургана из человеческих голов. Тамука молча кивнул.

– Лихорадка снова усилилась, – огорченно произнес Сарг.

– Это пройдет.

– Я не уверен. Рука так пахнет... это запах смерти.

– Завтра мы тронемся в путь, – сказал Тамука. – В первую очередь выступят двадцать два умена. Кар-карт должен быть с ними. Мы потеряли тридцать дней, и с каждым днем у скота прибавляется сил. Нельзя давать им еще больше времени.

– Я знаю, – ответил Сарг. – Он может отправиться в паланкине, но было бы лучше, если бы он остался в юрте.

– Я видел Джубади в гораздо худшем состоянии, и то он возглавлял битву, – недовольно произнес Тамука. – Нельзя, чтобы его сын оказался слабее отца.

– Ты, как щитоносец кар-карта, должен бы посоветовать Вуке не трогаться с места, до тех пор пока он не сможет сесть на коня.

Тамука пристально посмотрел в лицо Саргу и кивнул.

– Шаман, нам предстоит тяжелая война. Мы не можем отступить назад через лес. Мы должны двигаться вперед и добывать себе пищу. В противном случае вся орда будет страдать от голода. Здесь нет таких степей, как на юге или в наших землях. Это территория тугар, а их орда втрое меньше нашей. Эта страна могла прокормить их, но нам необходимо взять Рим и уходить дальше, на более плодородные земли. Здесь мы заперты на узком пространстве между лесом и берегом моря.

– Ты говоришь как воин, исполненный духа «ка». а не как щитоносец, прислушивающийся к духу «ту».

– Это говорит мой дух «ту», заботящийся о благополучии наших кланов. Он видит то, что невидимо даже для тебя, Сарг.

Шаман нахмурился. Тамука шагнул вперед и примирительно положил руку на плечо шамана.

– Я не хотел тебя обидеть. Ради выживания мерков мне нужна твоя помощь.

– А Вука, разве он не мерк?

– Я говорю о судьбе всей орды Шаман, если бы ты знал, куда ведет меня мой дух «ту», я думаю, ты бы искренне согласился с моим советом.

– Да, скот должен быть разбит, – наконец признал Сарг.

– Мы выступаем завтра утром. Таков приказ Вуки.

– Приказ Тамуки, который стремится стать кар-картом.

Тамука пристально уставился на Сарга, лишь на мгновение зажмурившись от молнии, ударившей в холм позади шамана.

– Как ты смеешь говорить это?

– Это ты перевязал его рану, а теперь из-за нее гниет вся рука, – ответил Сарг.

– Ты меня обвиняешь?

– Никто тебя не обвиняет. – Сарг придвинулся ближе. – Если бы кто-то осмелился, то в орде настал бы хаос, мерки разбились бы на враждующие группы, как было когда-то, пока мы не стали единым целым. Даже я не стал бы бросать такое обвинение.

Тамука кивнул, не спуская глаз с Сарга.

– Но если Вука умрет, не произведя на свет наследника, то ты будешь править до тех пор, пока совет кланов не изберет нового кар-карта. Этот род правит уже две с лишним сотни оборотов, и Вука последний, кто принадлежит к этой линии.

– Он действительно один из всего рода? – прошептал Тамука.

Раскат грома почти заглушил его слова. Он не посмел громко произнести то, о чем мог доподлинно знать только один Хулагар. Сарг промолчал.

– Я слышал, скот теперь умеет так лечить раны, что из них совсем не вытекает зеленоватая жидкость, как всегда бывает у наших раненых.

– По-твоему, нам стоит привести к Вуке шамана янки? – с сарказмом спросил Тамука.

– Нет. Но это говорит о том, что творится у нас. Тамука тряхнул головой и вздрогнул от порыва холодного ветра. Первые тяжелые капли дождя упали с неба, смывая кровь с оружия и шлема, с каменных плит под ногами. Сверкнула близкая молния, заставив его еще раз вздрогнуть и на мгновение ослепив. Тамука заморгал, пытаясь восстановить зрение, глядя на Сарга и громадную пирамиду черепов, освещенную призрачными всполохами молний.

– Мы выступаем завтра утром, – прошипел Тамука, развернулся и направился к юрте кар-карта.

Глава 5

Все получилось очень легко, и именно эта легкость его беспокоила.

Гамилькар Бака медленно пробирался через веселящуюся толпу, заполнившую главную площадь Карфагена, его стража беспорядочно сгрудилась позади. Было время, когда любая попытка приблизиться к правителю, тем более дотронуться до него, каралась смертью, или, по меньшей мере, потерей руки. С тех пор слишком многое изменилось. Сегодня праздновался день освобождения; на окраинах города еще были слышны отголоски сражения, там единственный умен мерков, оккупировавших Карфаген, с боями отступал в степь.

Атака прошла по плану. После отъезда из Суздаля на бронированном корабле Гамилькар вернулся в расположение своей армии, находившейся на прибрежных землях Руси. Они оставили там свои семьи, а сами, собрав все галеры, направились на юг. Создалась трудноразрешимая ситуация. Многие еще раньше отправили своих родных на север, в надежде на русских, а теперь они опять бросали свои семьи в ожидании лучших времен. Хорошо, по крайней мере, что Эндрю не пытался отобрать галеры. И хотя его ненависть к янки ничуть не уменьшилась, Гамилькар считал, что с их стороны ему ничего не угрожает. Многие из карфагенян теперь отступали к Риму вместе с русскими.

Его флот с броненосцем во главе, за которым следовало почти семьдесят галер, перевозивших четырнадцатитысячную армию, прошел вдоль восточного побережья Внутреннего моря и ударил по Карфагену, выбрав для высадки час перед самым рассветом. Сначала они понесли жестокие потери, примерно дюжина галер затонула под обстрелом меркской артиллерии. Но судьба сражения решилась в тот момент, когда поднялось все население города. На площадях произошли кровопролитные схватки, но в конце концов сопротивление мерков было сломлено. Если бы в городе был не один умен, исход битвы мог быть другим.

Теперь перед Гамилькаром стояла другая задача. Он вернул себе город, а что дальше? Он уже знал, что за время оккупации погибла почти половина населения. Все окрестности до сих пор находились под властью мерков, источники продовольствия были опустошены еще с начала военной кампании на севере. Его страна страдала от восстания Руси и Рима. Люди десятками тысяч умирали от непосильного труда на фабриках, производящих оружие. Мало того, проведя здесь целую зиму, мерки остались и на вторую, и забрали все, что представляло хоть какую-то ценность. Если в самом Карфагене оставался один умен, чтобы присматривать за работой фабрик, то к югу наверняка еще несколько уменов охраняли город от бантагов.

У карфагенян не было и новейшего оружия – янки позаботились, чтобы никакие новинки не выходили из-под их контроля. Гамилькар легко поднял свой народ на восстание, но что теперь со всем этим делать?

Скрывая свои страхи и сомнения, он медленно шел через площадь, принимал поздравления изможденных от голода и напряженного труда соотечественников.

Мерки непременно вернутся, и Гамилькар в глубине души сознавал, что остановить их он не в силах.

– Они идут!

Верховой с пылавшим от возбуждения лицом осадил взвившуюся на дыбы лошадь позади Пэта. Пэт только молча кивнул. Он и без того видел, что происходит. Вдоль всей линии горизонта вздымалась пыль, поднятая всадниками, на склонах холмов поблескивали лезвия мечей и шлемы. Над головой кружили два аэростата, один поднялся почти на милю, второй находился на высоте около шестисот футов, с него свисал телеграфный провод, заканчивавшийся на крыше командного вагона. Внутри телеграфист записывал последние донесения о численности врага. По их сведениям, в первой волне атаки участвовали двадцать два умена.

Слишком быстро пролетели три дня, за которые мерки преодолели сто тридцать миль от Суздаля. Хорошо хоть, их артиллерия отстает, она завязла на дорогах, изобилующих ловушками и заграждениями: все мосты на их пути были сожжены. Для того чтобы добраться до Кева, им потребуется семь-восемь дней. Пэт поднял голову и посмотрел на Джека Петраччи. Тог пригнулся к подзорной трубе, установленной в носовой части корзины, и пристально разглядывал северную часть горизонта.

Аэростаты полностью себя оправдывали; они вели почти круглосуточное наблюдение, могли совершать рейды в тыл врага, не опасаясь попасть в окружение. В отличие от предыдущей кампании, когда мерки безраздельно контролировали воздушное пространство, сейчас сохранялось некое подобие паритета. Хотя количественное соотношение было в пользу мерков примерно шестнадцать против пяти, на стороне людей было преимущество в скорости и высоте на последнем из аэростатов был установлен мотор несколько большей мощности, чем у противника. Теперь мерки были лишены возможности нанести внезапный удар. Произошло даже несколько перестрелок между аэростатами, но Джек и остальные четыре экипажа, согласно строгому приказу Эндрю, подавили в себе желание вступить в ближний бой. ограничившись несколькими выстрелами с дальней дистанции.

Кавалерия мерков преодолела очередной холм, деревня позади них вспыхнула огромным факелом, в небо поднялся столб дыма. Пэт прильнул к биноклю и пристально наблюдал. Две четырехфунтовые пушки откатились назад, конный отряд выжидал позади батареи, некоторые солдаты стреляли произвольно. Артиллеристы развернули орудия и подстегнули упряжки, галопом спускаясь по склону холма.

– Семь аэростатов мерков снова приближаются с юго-запада.

Пэт спокойно кивнул, ощущая возрастающую нервозность среди своих штабистов. Вчера вечером один из аэростатов спустился почти до земли, с него спрыгнули два мерка и, прежде чем их уничтожили, успели выдернуть целую секцию железнодорожного пути. Пока чинили путь, Пэт и его команда пережили несколько неприятных минут, а целый умен пытался зайти с фланга и отрезать их от остального войска.

Отряд кавалерии скатился с ближайшего холма на мост, копыта лошадей загрохотали по деревянному настилу, всадники на ходу перезаряжали карабины. На вершине, еще несколько минут назад безлюдной, возникли сотни мерков, над ними взвилась туча стрел и почти накрыла мост. Кавалеристы ответили залпом и вскачь устремились к мосту. Один из них остановился, спешился и бросил на мост бочонок, второй в это время схватил горящий факел из костра перед мостом и кинул его рядом с бочонком. Мгновенно занявшееся пламя лизнуло доски настила.

Мерки, завидев почти неповрежденный мост, пришпорили лошадей. Пэт замер, наблюдая за мостом.

Штабные офицеры взволнованно перешептывались у него за спиной, некоторые уже доставали револьверы. С двух платформ спрыгнули пехотинцы и стали поспешно занимать позиции. В воздухе далеко разносились торжествующие крики мерков.

По мосту распространилось невысокое пламя, клубы черного дыма почти скрыли всадников. Первый из мерков на всем скаку достиг моста, от копыт его коня во все стороны брызнули языки пламени. С большим трудом всадник все же заставил испуганную лошадь продолжать путь. За ним последовал второй смельчак. Передняя часть колонны рванулась на мост, следуя за штандартом с лошадиным хвостом наверху; за ними со склона холма неслась целая лавина всадников. Не обращая внимания на огонь и дым, передовая группа вслед за предводителем пришпорила лошадей и преодолела мост. Командир на мгновение остановился, привстал в стременах и жестами приказал нескольким всадникам спешиться и погасить огонь на мосту. Сверкнув поднятым над головой мечом, он показал остальным на вершину холма.

– Подходи поближе, ублюдок, – прошипел Пэт. – Ты свое получишь!

Мерки с поднятыми луками в руках ринулись в атаку за своим командиром. Позади них сотни всадников уже наводнили мост, пытаясь справиться с лошадьми, которые шарахались от огня и дыма. Мост длиной в тридцать ярдов был заполнен мерками.

Пэт обернулся и кивнул ухмылявшемуся механику из Суздаля. Юноша при помощи телеграфного ключа соединил свинцовые пластины.

В тот же момент мост исчез в пламени разорвавшегося пятидесятифунтового заряда и двух подсоединенных к нему бочонков с тридцатью галлонами бензола. Огромный оранжевый шар с оглушительным грохотом поднялся к небу.

Торжествующие крики мерков сменились воплями боли. Лошади вместе с всадниками, объятые пламенем, срывались с моста в воду, на поверхности которой тоже горел огонь. Атакующая колонна, не в силах остановиться, неслась прямо на горящий мост, мерки летели в огонь с упиравшихся лошадей и падали в огненную реку.

– Горят, чертовы твари, они горят!

Пэт восторженно заорал и высоко подпрыгнул. Окружающие офицеры штаба радостно хлопали друг друга по спине.

Суздальская кавалерия развернулась, артиллеристы навели орудия и спустя несколько секунд ударили залпом картечи по плотно сбившейся толпе мерков, не успевших переправиться через реку. Кавалеристы поскакали вниз, стреляя по всадникам, оказавшимся на восточном берегу. Передовая группа мерков остановилась в сотне ярдов от склона холма и плотным кольцом окружила предводителя и штандарт, отстреливаясь из луков от приближающихся всадников. Командир кавалеристов поднял руку с револьвером и пришпорил коня, трубач протрубил сигнал атаки. Пронзительные крики людей смешались с воплями мерков и грохотом выстрелов.

– Черт побери, им не было приказано атаковать, – раздраженно проворчал Пэт. – Они слишком увлеклись.

Мерки попадали на землю под натиском кавалерии, штандарт исчез из виду, потом появился снова, но уже в руках русского всадника. С противоположного берега взвился рой стрел, несколько кавалеристов упали. Остальные подхватили поводья меркских лошадей, оказавшихся без всадников, и поскакали вверх по склону, усеянному трупами врагов. Четырехфунтовки поддерживали их отход, продолжая обстрел; не попасть в сгрудившихся на берегу мерков было просто невозможно.

Из-за спины Пэта рявкнули две пушки из бронированного вагона, двенадцатифунтовые снаряды унеслись в долину. Один разорвался над мостом, засыпав шрапнелью остатки толпы, другой упал на противоположный берег, взметнув гейзер огня и земли. С дальнего холма раздался сигнал нарги, и мерки отступили от моста, унося с собой раненых. Западный берег реки, освещенный догорающими обломками моста, был усыпан телами. Группа собравшихся вокруг Пэта офицеров криками выразила свой восторг.

– Конец телеграфной связи!

Пэт посмотрел на телеграфиста, высунувшегося из штабного вагона, потом на аэростат. Медный провод был отсоединен оператором от штабного вагона и теперь извивался над крышей. Федор сматывал его на борту «Клипера янки 2». Аэростат, жужжа пропеллером, набирал высоту и поворачивал на восток. Второй аэростат, «Китайское облако», оставался на месте, подкарауливая летающие машины мерков.

– Пора сворачиваться, – сказал Пэт.

– Дьявол, да мы можем задержать их до конца дня! – на ломаном русском возразил римский офицер, приписанный к штабу в качестве наблюдателя. Он восторженным жестом показал на догорающий мост и на десятки тел, темнеющих на противоположном берегу.

– Эндрю приказал пустить им кровь, потом отступить и ударить снова. К следующему мосту они 6удут подходить на цыпочках, ожидая еще какой-нибудь шутки с нашей стороны.

– Согласно последнему донесению, два умена переправились через реку у брода в пяти милях к северу отсюда! – крикнул телеграфист, выглянув из окна вагона.

Пэт взглянул на римлянина, и тот кивнул в знак согласия с приказом отступать.

Один из кавалеристов поднялся на вершину холма и издевательски помахал в сторону мерков отвоеванным штандартом Знамя было украшено двенадцатью выкрашенными в голубой цвет лошадиными хвостами, а на самом верху висел еще и десяток человеческих черепов. Пэт посмотрел на него с отвращением:

– Чертовы ублюдки.

Мерки строились на противоположном склоне холма, их гневные голоса и горестные причитания далеко разносились мягким дуновением ветерка.

«Да ведь это знамя полка! – подумал Пэт. – Мы захватили один из их флагов, вот почему они так расстроились. Ну что ж, пусть поплачут».

– Повесь его на бронепоезде, только, ради Бога, сними сначала человеческие черепа, – проворчал он.

Усмехающийся кавалерист, с еще кровоточащей раной на голове, повернулся и пошел к поезду. К Пэту подъехал Деннис Шовалтер, бригадный генерал, командующий недавно созданными из пехотинцев 1-м и 2-м кавалерийскими корпусами; белозубая улыбка ярко сверкнула на его почерневшем от пороха лице. Пэт жестом пригласил его спешиться, долговязый кавалерист убрал карабин в кобуру и спрыгнул со своего клайдсдейла.

– Неплохое представление вы устроили, – спокойно произнес Пэт.

– Мы положили по меньшей мере пятьдесят этих уродов.

– Прекрасно, прекрасно, – похвалил Пэт. – Значит, нам осталось уничтожить чуть меньше ста тысяч.

– Мы захватили один из их штандартов, а это их очень расстроило.

– А сколько ты потерял своих ребят?

– Четверо убитых, трое раненых, да еще двое отстали на той стороне холма. Надеюсь, они сберегли последний патрон для себя, – ответил Деннис с грустью в голосе.

– Неравноценный обмен.

– Но ребята рвались в бой, – попытался оправдаться Деннис.

– Это ты рвался в бой. Мне здесь не нужен еще один Джек Стюарт или Эшби, галопирующий в поисках славы, – сердито огрызнулся Пэт. – Все это хорошо для иллюстрированного журнала, но стоит жизни солдатам. Не надо пытаться в одиночку остановить орду. Твоя задача – нападать, замедлять их продвижение, заставить нервничать, и при этом постараться сберечь людей. Вы могли перестрелять их издали. Черт побери, у тебя единственное подразделение, вооруженное новыми карабинами Шарпса. Научитесь ими пользоваться. Постарайся воевать головой, а не кишками. Ты меня понял?

Деннис удрученно кивнул.

Пэт испытующе поглядел на собеседника. Деннис начинал сержантом в старой 44-й батарее. Хороший парень, который отлично знал лошадей и жаловался, что не попал в кавалерию. Теперь он получил свой шанс. Осталось только научить его осторожности. С кавалеристами всегда возникала эта проблема. От них требовались отвага и мужество, но еще важнее была осмотрительность, иначе в одно мгновение можно было попасть впросак, а здесь не было пехоты, способной прийти на помощь, как пришел когда-то на помощь Буфорду под Геттисбергом 35-й полк Эндрю.

При первом же требовании Эндрю создать бригаду легкой кавалерии Майна пришел в ярость. Его раздражение только усилилось, когда выяснилось, что Фергюсон, вопреки приказу свернуть производство карабинов Шарпса и сосредоточить все силы на выпуске винтовок для пехоты, тайком изготовил-таки сотню карабинов. Это было случайно раскрыто одним из помощников Джона. Пэт улыбнулся, вспомнив, как Майна явился к Эндрю требовать наказания для Фергюсона, а полковник счел этот случаи лишним доводом в пользу кавалерии. Карабины были 58-го калибра, а не 52-го, как любимое оружие Ганса, которое они взяли за образец в стремлении стандартизировать все оружие.

Все аргументы Джона были, несомненно, справедливы, особенно тог простой факт, что только пятая часть артиллерийских батарей была полностью укомплектована лошадьми. Но Эндрю настоял на своем, восемьсот лошадей были переведены из артиллерии в кавалерийские корпуса, чей личный состав подбирался из добровольцев. Изрядное число бывших кавалеристов служивших еще в старой боярской армии, и римские легионеры составили костяк новых подразделений в качестве офицеров и инструкторов. Все они с радостью снова сели в седло Как всегда, среди русской и римской молодежи нашлось более чем достаточное число энтузиастов, готовых к ним присоединиться, – как ради славы, так и ради того, чтобы избежать утомительных пеших переходов. Большинство их сумели раздобыть щегольские широкополые шляпы, которые они украсили по принципу Денниса, чем-то вроде плюмажа и латунной эмблемой со скрещенными саблями. В Риме отыскали достаточное количество голубой материи, и теперь кавалеристы щеголяли в небесно-голубых мундирах с золотым шитьем и в брюках С лампасами.

Пэт посмотрел вслед гарцующим на гребне холма кавалеристам, и у него перехватило горло. Если не обращать внимания на разномастных лошадей, более пригодных для сельского хозяйства, чем для кавалерии, всадники выглядели ничуть не хуже, чем славные ребята Армии Потомака. Отряд еще не оформился как следует, не обрел своих традиций, но это было первое подразделение, набранное из русских и римских ребят, и напоминающее полки регулярной Армии Союза, состоявшие из белых и черных. Этот отряд служил отличным примером единения, туда попали даже несколько карфагенян, решивших остаться после заявления Гамилькара о выходе из войны.