Текст книги "Хетты"

Автор книги: Уильям О.Генри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

В текстах из Эблы перечисляются многие пункты Северной Сирии и Месопотамии, располагавшиеся вблизи границ Малой Азии: Каркемиш, Харран, Уршу, Хашшу, Хахха (позднее в этих и более южных областях осуществлялись важные военные предприятия древнехеттских ( согласно гипотезе П. Маттиэ, полное разрушение Эблы, произошедшее незадолго до 1600 г. до н. э., может быть связано с походом древнехеттского царя Мурсили I в Верхнюю Сирию: Маттиэ П. Введение. Раскопки Эблы 1964–1982 гг.: Итоги и перспективы. – Древняя Эбла: Раскопки в Сирии. М., 1985, с. 7), а впоследствии и новохеттских царей; в конечном счете ряд этих областей был включен в состав хеттского государства).

Если учесть, что эблаитские тексты свидетельствуют о наличии международных обменных связей в III тыс. до н. э., осуществлявшихся через посредство купцов и связывавших многие культурные центры Ближнего Востока (в том числе города, располагавшиеся вблизи границ Анатолии), то нет ничего невероятного в том, что в орбиту этих связей могли быть вовлечены и области Анатолии, где к тому времени уже сложились ранние города – государства (как можно предположить на основе текстов, повествующих о Саргоне и Нарам – Суэне). Торговля, несомненно, явилась существенным катализатором многих социально – экономических процессов, протекавших в Малой Азии в тот период.

Косвенным подтверждением достоверности данных аккадских текстов о военных предприятиях Саргона и Нарам – Суэна в Анатолии и соответственно о наличии там ранних городов – государств могут быть и сообщения этих царей о походах в Эблу; предполагается, что именно Нарам – Суэн разрушил Эблу и уничтожил эблаитское царство при его последнем царе Ибби – Зикире ( см.: Дьяконов И. М. Значение Эблы для истории и языкознания. – Древняя Эбла: Раскопки в Сирии. М., 1985, с. 335). Не исключено, что события, относящиеся к Анатолии, с одной стороны, и Эбле – с другой, каким-то образом взаимосвязаны (тем более что Нарам – Суэн боролся против коалиции из 17 царей, в которую входили и правители городов – государств, в частности Сирии).

Вывод о существовании городов – государств в Малой Азии III тыс. до н. э. хорошо согласуется и с результатами анализа текстов («каппадокийских табличек»), которые происходят с территории самой Анатолии. Это деловые документы и письма, выявленные в торговых центрах Малой Азии, существовавших здесь в XIX–XVIII вв. до н. э. Они составлены клинописью на староассирийском (ашшурском, по названию города Ашшура на Тигре) диалекте аккадского языка. Анализ этих документов показывает, что деятельность торговцев контролировалась правителями местных анатолийских городов – государств. Иноземные купцы выплачивали последним определенную пошлину за право торговли. Правители малоазиатских городов пользовались преимущественным правом покупки товара.

Города – государства Анатолии этого периода имели достаточно развитую политическую структуру. Известны обозначения многих должностных лиц «дворов» местных правителей, в том числе такие, как «стольник», «виночерпий», «военачальник» и др., а также титулов «великих» (сановников) городской общины («главный над кузнецами», «главный над переводчиками» и др.). Если города – государства Малой Азии XIX–XVIII вв. до н. э. представляли собой довольно развитые политические структуры, то вероятно, что становление этих царств должно было произойти задолго до образования ашшурских торговых центров в Малой Азии.

Обращает на себя внимание и то, что среди иноземных торговцев представлены не только ашшурцы (восточные семиты). Здесь было много выходцев из северосирийских областей, населенных, в частности, народами, говорившими на западносемитских диалектах; западносемитские (аморейские) слова содержатся в лексике архивов Каниша.( см.: Янковская Н. Б. Клинописные тексты из Кюльтепе в собраниях СССР: Письма и документы торгового объединения в Малой Азии XIX в. до н. э. М„1968, с. 15) Аморейские купцы Северной Сирии, видимо, были не первыми торговцами, проторившими пути в Анатолию. Как и ашшурские купцы, возможно сменившие аккадских, они, вероятно, следовали в Анатолию по торговым маршрутам эблаитских купцов III тыс. до н э.

Этот последний вывод представляется небезосновательным еще и потому, что в одном деловом документе торговцев сообщается о прибытии в Малую Азию множества иблайцев (iblai) с целью приобретения меди. Как отмечала Н. Б. Янковская, эти купцы, прибывшие, видимо, целым караваном, представляли не сборище частных лиц, а торговую организацию (так как они пользовались льготным тарифом при покупке товара). Наименование местности, откуда прибыли эти торговцы, очевидно, связано с названием г. Эбла (в хеттских текстах, как и обычно в клинописных документах из других архивов, в форме ibla). Иначе говоря, купцы, происходившие из Эблы, вели торговые операции с Малой Азией и в начале II тыс. до н. э.

Наряду с ашшурскими, аморейскими торговцами, активную роль в деятельности торговых центров играли местные купцы: хатты, хетты, лувийцы. Среди купцов были и торговцы – хурриты, происходившие как из городов Северной Сирии, Северной Месопотамии, так и, вероятно, из Малой Азии.

В Анатолию иноземные купцы везли ткани, хитоны; но главными статьями торговли были металлы: восточные участники торговли поставляли олово, а западные – медь. Особый интерес проявляли иноземные торговцы к другому дефицитному металлу; он стоил в 40 раз дороже серебра и в 5–8 раз дороже золота. Как установлено в исследованиях последних лет, этим металлом было железо (ср. о нем ниже). Вывоз железа за пределы Анатолии, видимо, был запрещен. Именно этим обстоятельством могут быть объяснены неоднократные случаи контрабандного вывоза железа, описанные в текстах.

Торговля обеспечивалась с помощью караванов, доставлявших товары на вьючных животных (дамасских ослах). Караваны двигались небольшими переходами; известно около 120 названий пунктов на пути через Северную Месопотамию, Северную Сирию и по восточной части Малой Азии.

Особая значимость архивов торговых центров заключается и в том, что они содержат непосредственные свидетельства этнической ситуации в Анатолии в период существования купеческих центров. Хеттские, лувийские, хаттские и хурритские имена засвидетельствованы и среди имен торговцев и других участников сделок. Более того, в лексике деловых документов купцов встречаются слова, заимствованные из хеттского и хурритского языков. Эти и некоторые другие факты говорят о том, что местное население составляли народы, говорившие на языках хетто – лувийской (иначе «анатолийской») группы индоевропейской семьи языков: хеттском, лувийском, а также палайском. Хетты занимали главным образом центральную часть Малой Азии, лувийцы – юг и юго – запад; палайский был распространен на северо – востоке Анатолии (к числу «анатолийских языков» относятся также диалект лувийского клинописного – «иероглифический лувийский», надписи на котором датируются в основном X–VIII вв. до н. э., и поздние языки Малой Азии: лидийский, ликийский и, возможно, карийский).

О времени появления в Малой Азии народов, говоривших на хетто – лувийских языках, мало что известно. Согласно одной из точек зрения, носители этой группы языков мигрировали в Малую Азию в самом конце III тыс. до н. э. (через Балканы или через Кавказ); сторонники этого мнения исходят из предположения, что так называемая индоевропейская прародина может быть локализована в Северном Причерноморье или на Балканах. Сравнительно недавно Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Ивановым выдвинута теория, согласно которой первоначальной областью распространения общеиндоевропейского языка являлась Передняя Азия, в частности на стыке юго – восточной части Малой Азии и Северной Месопотамии, примерно в сфере распространения халафской археологической культуры V тыс. до н. э. Соответственно делается вывод, что носители анатолийских языков являются не пришлым, а местным населением Анатолии (предполагается незначительное смещение их из восточных районов Малой Азии в центральные и западные ее области).

Среди местного населения были также хетты (или хатти), которые в III тыс. до н. э., как, вероятно, и значительно раньше, занимали области на севере и северо – востоке Малой Азии в излучине реки Кызыл – Ирмак (античный Галис). Первоначальная область расселения этого народа могла охватывать и районы южнее Галиса.

Юго – Восток, юг, а также, видимо, и юго – запад Анатолии в это время были заселены хурритами.

Проникновение носителей хетто – лувийских языков в среду неиндоевропейского местного населения Анатолии происходило не путем завоевания, как считает, в частности, О. Герни, а в результате постепенного просачивания нового этнического элемента. Причем хетты и палайцы осели в областях, занятых главным образом хеттами, а лувийцы – среди хурритов. Если учесть то обстоятельство, что в различных сферах хеттской и палайской культур обнаруживается сильное влияние культуры хатти (ср. о хатти ниже), то, как считает часть исследователей, речь должна идти о том, что взаимодействие этноса хатти, с одной стороны, и хеттов и палайцев – с другой, продолжалось в течение длительного периода; в ходу были как хаттский, так и хеттский и палайский. Впоследствии хаттский стал выходить из употребления и разговорным языком, во всяком случае части хатти, стали хеттский и палайский языки.

Прекращение деятельности международных торговых центров в Малой Азии привело и к исчезновению письменных текстов, важнейшего источника информации об истории Анатолии. Они появляются почти 150 лет спустя, когда на значительной части Малой Азии уже сложилось древнехеттское государство.

Единственный письменный текст, который позволяет приподнять завесу над событиями, развернувшимися в период последней фазы существования купеческих центров, является «Текст Анитты». Исследованию этого текста посвящены монография и большое число статей, часть которых появилась в свет в последние 10–20 лет. Тем не менее на многие вопросы, возникающие в связи с этим документом, все еще нет окончательного ответа (и в том числе на вопрос, поставленный в книге О. Герни: на каком языке – аккадском или хеттском – первоначально был составлен «Текст Анитты»). Следует, однако, добавить, что нам известны не только поздние, но и древние копии «Текста Анитты»; язык этого документа древнехеттский.

Если не принимать крайнюю точку зрения, согласно которой «Текст Анитты» является поздней литературной компиляцией, то один из важных выводов, который может быть сделан на его основании, заключается в том, что в период последней фазы существования торговых центров в Анатолии резко активизировалась борьба правителей городов – государств за политическое лидерство. Эти междоусобные войны могли стать одной из причин прекращения деятельности международных торговых центров. Вместе с тем борьба правителей малоазийских царств в конечном счете привела и к объединению значительной части Малой Азии и образованию хеттского государства.

В работе О. Герни высказывается сомнение в исторической достоверности сведений «Текста Анитты» о том, что принесенные Анитты правителем Пурусханды скипетр и трон были сделаны из железа. За последние годы достигнуты важные результаты в исследовании истории производства и применения железа в Малой Азии в III–II тыс. до н. э. Комплексный анализ проблемы древнейшей истории железа, осуществленный впервые в работах В. В. Иванова ( Иванов В. В. История славянских и балканских названий металлов. М., 1983), использование археологических, текстологических и лингвистических данных позволили выявить определенную область Евразии и конкретную культуру, в которой был открыт способ получения железа из руды.

Исследуя проблему древнейшей истории железа, В. В. Иванов опирался на новейшие выводы археологии, касающиеся путей эволюции отдельных ремесел. Эти результаты говорят о длительном сохранении нераздельности древнего слияния металлургии с другими видами деятельности, которые только позднее дифференцируются, становясь отдельными ремеслами (гончарное производство, ювелирное дело, стеклодувный промысел) или областями знания (ранняя химия, из которой вырастает алхимия, и связанные с ней системы знаков). По этому пути эволюции шло и становление металлургии железа. Предполагается, что первоначально окислы железа могли использоваться гончарами в качестве красящего вещества, от примеси которого зависит цвет глины. При керамическом производстве или производстве меди и бронзы железо уже очень рано стали получать в качестве шлаков – побочных продуктов такого производства. Впоследствии была осознана самостоятельная значимость этих отходов. Для определения области, в которой этот ценностный сдвиг мог произойти раньше всего, существенное значение имели данные археологии, говорящие о том, что в Малой Азии, в частности в Аладжа – Хююке и Алишаре (в отличие от некоторых других областей древнего Востока, в которых найдены ранние образцы предметов из железа), в погребениях встречаются изделия как из метеоритного, так и из рудничного железа; они датируются XXI в. до н. э.

Эти данные археологии соотносятся со свидетельствами текстов малоазиатских торговых центров и хеттских клинописных табличек. Наименование дефицитного металла – акк. аmutu, неоднократно упоминаемого в «каппадокийских табличках», как установлено, было названием железа; сбыт этого металла строго контролировался правителями городов – государств. Новую главу истории производства и широкого применения железа открывают перед нами хеттские клинописные тексты (ср. ниже).

Связать воедино свидетельства археологии и текстологии удалось благодаря лингвистическому анализу названий для железа. Как установлено В. В. Ивановым, хаттское название этого металла hарwаlki – (наряду с технологией выплавки железа) было перенято хеттами и через посредство хеттского (или непосредственно из языка хатти) проникло в хурритский и в западные (левантийские) диалекты аккадского языка. Хаттское название железа распространилось в целом ряде других языков Евразии (греческий, славянские, литовский, тибетский, древнекитайский, тайские и др.). В то же время хаттский термин обнаруживает тождество с кавказским (праабхазо – адыгским) названием этого металла, реконструированным на основе данных убыхского, адыгейского и кабардинского языков.( см.: Старостин С. А. Об одном миграционном термине: еще раз о названии «железа» в языках Евразии. – Вторая всесоюзная школа молодых востоковедов (Тбилиси, октябрь 1982 г.). Тезисы. Т. II. Языкознание. Литературоведение. М., 1982, с. 112–113) (что представляет интерес и в свете упомянутой выше теории о генетической принадлежности языка хатти).

Как свидетельствуют данные клинописных текстов из архивов Богазкёя, составленных на хеттском и хаттском языках, в культуре хатти железо воспринималось как металл, имеющий символическую ценность. С этой особенностью культуры хатти связана и практика использования кусков железа и изделий из него в ритуалах; в молитвах хатти порой воспевалось железо (или изделия из него). Из этого металла хатты изготовляли как небольшие (в частности, гвозди), так и крупные предметы, и в том числе атрибуты власти священного царя.

Символическая значимость железа и изготовленных из него предметов, под влиянием культуры хаттов, сохранялась и в хеттской культуре. Еще одним свидетельством влияния хатти на культуру хеттов, не только в плане производства железа, но и металлургии в целом, является хаттское имя бога – кузнеца – Хасамил (откуда соответствующее хеттское наименование этого бога – Хасамили).

Вместе с тем в истории хеттского государства отмечается определенная эволюция практики использования железа. Наиболее детально данные хеттских текстов относительно производства и применения железа изучены в работах Я. Зигеловой ( Siegelova J. Gewinnung und Verarbeitung von Eisen im hethitischen Reich im 2. Jahrtausend v. u. Z. – Annals of the Naprstek – Museum, 12. Prague, 1984, с. 71–168) и Г. Г. Гиоргадзе ( Гиоргадзе Г. Г. Производство и применение железа в Центральной Анатолии по данным хеттских клинописных текстов. – Древний Восток: Этнокультурные связи. М., 1987). В этих исследованиях, выполненных независимо друг от друга, показано, что значительная часть изделий хеттских железных дел мастеров производилась из рудничного железа. Оно именуется в источниках термином «железо». Наряду с обычным (рудничным) железом довольно широко применялось метеоритное железо, называвшееся «черным», «небесным» или даже «черным небесным» железом. По своей крепости оно, вероятно, превосходило обычное рудничное железо. Эти физические свойства метеоритного железа связаны с тем, что в нем обычно содержится 5—10 % никеля.

Кроме того, хеттские мастера производили так называемое «железо очага», которое, как считает Г. Г. Гиоргадзе, видимо, стоило дороже, чем обычное железо. Но более всего ценилось «хорошее/чистое» железо, которое Г. Г. Гиоргадзе вслед за В. В. Ивановым считает сталью. Предполагается, что «хорошее/чистое» железо изготовлялось из науглероженных пластин, образующихся в процессе восстановления железа в сыродутной печи.

Одним из косвенных свидетельств высокого качества железа, изготовлявшегося в Хатти, может служить характерное для целого ряда хеттских документов (в том числе текстов, составленных в древнехеттский период) фигуральное выражение «слова табарны, великого царя из железа», т. е. железо рассматривалось как самый крепкий из всех металлов, известных хеттам.

Секрет производства железа и в особенности стали хранился в тайне малоазиатскими мастерами, и другим народам Ближнего Востока он не был известен. О роли Хатти как центра, осуществлявшего монополию на производство и торговлю этим металлом, указывает не только письмо Хаттусили III (см. в книге О. Герни), но и письмо хеттского должностного лица Цуланну, посланное префекту Угарита. В начале этого письма сообщается о конкретном случае, когда Цуланну, откликнувшись на просьбу своего угаритского адресата, выслал ему «клинок из железа».

Из железа хеттские кузнецы производили широкий ассортимент изделий. Так, в различных хеттских клинописных текстах перечисляются следующие изделия из железа: знаки царской власти: три типа трона, скипетр, калмус (посох, напоминающий авгурский), жезл, копье; символы, использовавшиеся в ритуале и культе: шарики (и кусочки) из железа, модельки яблок, языков, неба, земли, модельки кораблей, дверей, алтари, различные виды сосудов, гвозди, подставки для статуэток, статуэтки, обычно выполненные в виде фигурок, изображающих мужчину или женщину, животных или просто палицу (булаву). Эти статуэтки, рассматривавшиеся как воплощение определенного божества, почитавшегося в том или ином городе царства Хатти, могли снабжаться определенными атрибутами: копьем или другим символом в руке, животным, на котором покоилась фигурка; эту композицию могли дополнять изготовленные из железа фигурки птиц (орла), лунарные и солярные диски.

Из железа изготовлялись различные украшения: кольца (для ношения на руке и на ноге), серьги, нагрудные украшения. Но особенно существенно то, что из железа делались и предметы хозяйственного, бытового назначения и оружие: «длинные сосуды», ножи, молоты, серпы, кинжалы (и в особенности железные лезвия), мечи, копья, топоры, палицы (булавы) и т. п.

Вес и размеры некоторых железных изделий, упомянутых в текстах, говорят о том, что железо в Хатти производилось в значительных количествах и использовалось для производства как небольших, так и крупных предметов. Так, в текстах перечисляются изделия весом от 1 сикля (11,75 г.) или нескольких сиклей до «источника» из железа (видимо, нечто вроде емкости для воды, служившей в качестве основания для статуэтки) весом 90 мин, т. е. 45 кг 450 г. (если считать, что хеттская мина равна 505 г.) или 42 кг 300 г. (если, по другим данным, вес хеттской мины 470 г.). Возможно, что одним из самых массивных железных изделий хеттских мастеров являлся сакральный трон; в ритуалах на священном престоле часто совместно восседали два человека – царь и царица.

В других хеттских текстах упоминаются также железные слитки (куски) весом от нескольких сиклей до 1–3 и больше мин весом. Порой речь идет о десятках железных гвоздей (9, 12, 30 и т. п.), о 60 железных основаниях для статуэток, о 16 копьях, 81 «длинном сосуде», о железных клинках (от 1 до 56 и даже 4400 лезвиях кинжалов, возможно, также из железа). Высота некоторых изделий из железа, в частности статуэток, колеблется от 1/2 пяди до 3 пядей.

Очевидно, что письменные тексты содержат более обширную информацию об истории железа в Хатти в сравнении с данными археологии (археологами найдены лишь отдельные экземпляры железных изделий, в текстах же упоминаются десятки и даже сотни предметов; значительно шире в текстах и ассортимент изделий из железа). Вместе с тем воссоздаваемая на основе клинописных документов картина имеет и определенные пробелы, обусловленные характером текстологического материала. Сравнительно мало известно древнехеттских документов; лишь в последние годы наметились успехи в определении корпуса текстов среднехеттского периода. Основную массу документов составляют тексты, датируемые новохеттским периодом. Соответственно при исследовании этого текстологического материала неизбежно складывается впечатление о широком производстве и применении железа в Хатти лишь в новохеттский период. Не исключая возможности того, что на рубеже среднехеттского и новохеттского периодов начался новый этап металлургии железа в Хатти можно надеяться, что в будущем на основе новых методов датировки текстов, будет воссоздана достаточно репрезентативная картина производства и применения железа в хеттском государстве в каждый из трех важнейших периодов его истории.

Вторая глава книги О. Герни посвящена государственному и общественному строю хеттов.

В этой части работы автор, в частности, касается вопроса о возможном существовании у хеттов практики утверждения избранника на престол и соответственно вопроса о наличии специального органа, «собрания», на котором решался этот и целый ряд других вопросов.

Затронутая О. Герни проблема очень сложна и дискутируется почти столько лет, сколько существует сама хеттология; многие ее аспекты еще окончательно не решены. Вместе с тем нам представляется, что наиболее убедительная картина истории хеттского собрания воссоздана в работе, вышедшей у нас в стране 30 лет назад ( Иванов В. В. Происхождение и история хеттского термина panku – «собрание». – ВДИ, 1957, № 4; 1958, № 1; ср. также панкусе: Довгяло Г. И. К. истории возникновения государства. Минск, 1968, с. 12–68). Первоначально хеттский социальный институт панкус («собрание») представлял собой собрание членов определенной группы (вначале рода, а затем и больших общественных единиц), имевшее юридические и религиозные функции. В период Древнего царства в «собрание» входили высшие сановники (родственники и свойственники царя) и воины (часть свободного населения страны Хатти). Панкус, имел широкие полномочия: он утверждал наследника на престол; царь должен был испрашивать мнение панкуса в случае чьих – либо провинностей, речей преступного характера и прегрешений перед божеством; «собрание» имело право судить высших должностных лиц – представителей царского рода, а также самого царя в случае его покушения на жизнь ближайших родственников.

Наибольшим наказанием для родственников царя было нечто вроде почетной ссылки: им выделялись дворцы, земли, скот и предоставлялась возможность пользоваться всеми благами. При хеттском царе Телепину был введен новый закон, по которому сам царь отвечал головой за убийство брата или сестры.

О функционировании панкуса отчетливо свидетельствует «Законодательство» Хаттусили I. Впоследствии, в период многочисленных дворцовых переворотов, его не собирали. Панкус был вновь возрожден при Телепину, о чем свидетельствует «указ» этого царя. Этим актом Телепину стремился положить конец убийствам членов царского рода. Собирался ли панкус в среднехеттский период, мы не знаем. В период Нового царства термин панкус не встречается в исторических, политических и юридических документах. Это объясняется тем, что в результате социально – экономического развития хеттского государства характер власти царя изменился. Панкус продолжал фигурировать в новохеттский период лишь в религиозных текстах, обозначая совокупность участвовавших в обряде.

В исследованиях последнего времени высказывается мнение о том, что термин панкус, возможно, является синонимом хеттского слова тулия. Это последнее употребляется для обозначения «собрания» богов, «собрания» определенных должностных лиц, созываемых царем, а также в качестве инстанции, в которой вершился суд (в частности, в отношении лиц, виновных в покушении на жизнь царя). Причем, в отличие от панкуса, тулия упоминается как в древне и среднехеттских, так и в новохеттских документах. Если панкус и тулия – синонимы, то можно было бы считать, что хеттский социальный институт «собрание» существовал почти на всем протяжении истории хеттского государства. Однако более вероятна другая возможность. Хеттское тулия могло быть обозначением не «собрания», а более узкого круга лиц – царского совета, полномочия которого, видимо, отличались от тех, что имелись у панкуса.

Характерной чертой хеттского государственного строя является и то, что в функциях хеттского царя (как и в функциях многих высших должностных лиц аппарата управления) прослеживается тесная взаимосвязь типов деятельности. Царь имел важные экономические, правовые, военные и культово – религиозные функции. В сознании носителей хеттской культуры все эти виды деятельности, вероятно, расценивались как взаимосвязанные аспекты целостной функции царя по «управлению» коллективом. В этом сказывается историко – культурная обусловленность понятия «управление», несовпадение позиций древнего и современного человека ( ср. в этой связи реконструкцию представлений, характерных для древнеиндийской культуры: Романов В. Н. Древнеиндийские представления о царе и царстве. – ВДИ. 1978, № 4, с. 26–33).

Одним из наиболее важных аспектов этой функции царя была культово – религиозная деятельность. Особая значимость ее была связана, в частности, с тем, что царь рассматривался в качестве священного символа плодородия.

Сакрализация власти царя у хеттов вряд ли сложилась в поздний период истории хеттского государства. Наиболее вероятно, что представления о царе как о священном символе коллектива были унаследованы хеттами из культуры хаттов. Такой вывод становится все более очевидным по мере существенного углубления наших знаний в области истории культуры народов древней Малой Азии.

Благодаря тесному взаимодействию с хаттами хетты переняли у последних целый ряд элементов социальной организации. К их числу относятся титулы нескольких категорий хеттских придворных. Эти хаттские обозначения должностных лиц лишь в некоторых, очень редких случаях были заменены соответствующими им хеттскими эквивалентами, как, например, титул «чашника» (того, кто дает царю пить). Вместе с обозначениями придворных и заимствованными у хатти наименованиями священнослужителей были переняты также титулы царя (табарна), царицы (таваннана) и царевича (тухканти). Иначе говоря, титулатура, свойственная социальной организации хатти, легла в основу системы должностей хеттского двора.

Однако дело не ограничилось заимствованием титулатуры. Были переняты также некоторые атрибуты царской власти. К их числу относятся, в частности, особый вид копья, посох – кривулина. Непременной деталью хеттского царского костюма, видимо, являлся и особый вид мягкой обуви, с загнутым вверх носком – чувяки хаттского образца. Важнейшим из всех заимствованных атрибутов власти был ритуальный трон, хеттское название которого халмасуитта происходит от хаттского слова, имеющего значение «то, на чем сидят». Сакральный престол предстает в хеттской культуре, следующей и в этом культуре хатти, не только как царское сиденье, но и одновременно как божество.

Из культуры хатти унаследованы многие описания обрядов и другие тексты, в которых подчеркивается священный характер власти хеттского царя. В этих текстах царь изображается как наместник бога Грозы, как воплощение этого божества. Царь предстает в них как священный символ, периодическое «обновление» которого рассматривалось как необходимое условие плодородия страны и благополучия коллектива.

Священный характер власти хеттского царя отчетливо выявляется при исследовании ритуальных функций царя в хеттском обществе. Эти функции царя, в частности, были связаны с двумя важнейшими празднествами года: весенним ритуалом антахшум (по названию цветущего весной луковичного растения) и осенним нунта – риясха (букв, «спешка»). Эти празднества происходили в форме объезда царем и царицей наиболее важных, в частности в культовом отношении, городов Центральной и Северо – Восточной Анатолии. На легкой повозке или на колеснице царь и царица следовали из города в город и повсюду приносили жертвы богам.

Эти поездки царя и царицы по случаю празднеств антахшум и нунтариясха восходят к древнему обычаю объезда территории страны. Они, возможно, отчасти продолжали раннюю традицию, существовавшую в среде хаттского населения Анатолии. Объезды страны, по-видимому, представляли собой целостное социальное явление. Они связаны с подтверждением прав царя на владение территорией царства. Одновременно своими поездками по территории царь имитировал «движение» солнца по небосклону (выступая в функции солнца) и воспроизводил «рождение» нового сезона (смену одного времени года другим).

В связи с этой функцией царя в ритуалах объезда территории привлекает к себе внимание то, что поездки по стране совершались дважды в год (весной и осенью) и что у хеттских царей, видимо, существовали две основные резиденции (летняя – в столице Хаттусе и зимняя – в городе Амкуве). Смена резиденций могла быть обусловлена климатическими условиями Анатолии (на юге, в Амкуве, зима была мягче, чем в Хаттусе). Однако, если учесть то, что в хеттской культуре в целом еще продолжала сохраняться древняя практика деления года на два сезона (время холода, зимы и время тепла, света, урожая), можно высказать гипотезу, что объезды страны царем – воплощением солнца соотносились с двумя сезонами года (отправными точками которых могли быть летнее и зимнее солнцестояние или весеннее и осеннее равноденствие); с этими периодами года могли быть связаны и переезды царя из одной резиденции в другую.