Текст книги "Хетты"

Автор книги: Уильям О.Генри

6. Магия

Магия так же древна, как сам род человеческий; она так же широко распространен, как и сами люди. Ее часто рассматривают в одном ряду с религией, но это вряд ли правомерно, ибо магия соответствует более примитивному уровню мышления. Древний человек, ущемленный отсутствием или недоступностью объекта, которым он хотел бы распоряжаться, инстинктивно воспроизводил, в виде некой мимикрии, желаемые действия над чем-то, что заменяло этот объект. Из этого опыта выросла вера в действенность «аналогических» методов, которые мы называем магией. Она зиждется на изощренной символике, при которой в ритуальных действиях могут использоваться самые различные замещающие объекты: от «волоска из шкуры собаки, которая тебя укусила», до чего – нибудь, имеющего самую поверхностную общность с объектом, например случайного сходства названия. Отрицательные результаты всегда легко объяснялись вмешательством обратной магии. Поэтому было бы удивительно, если бы вера в магию не была у сельского населения Анатолии во II тыс. до н. э. такой же составной частью мышления, какой она была, как это нам хорошо известно, в Вавилоне и в Ассирии.

Действительно, описания магических действ составляют значительную часть сохранившейся хеттской литературы; по законам страны черная магия даже признавалась преступлением, входящим в ту же категорию, что и нападения и побои. Магией пользовались для изгнания болезни и для восстановления нарушенных функций. При помощи магии боролись с самыми различными бедами и несчастьями – с раздорами в семье, злыми духами в доме, скудностью урожая на полях и в виноградниках, с мором в армии. Магия позволяла наслать проклятие на врагов, принести удачу друзьям, усилить клятву, прокляв ее потенциального нарушителя, привлечь к себе отсутствующих и забывчивых (включая богов). Было бы утомительно пытаться подробно перечислить все множество приемов, использовавшихся в этих действах; все они основаны на принципе аналогии. Достаточно привести несколько примеров.

Вот выдержки из описания действ для восстановления нарушенных половых функций мужчины или женщины:

(Болящий) затыкает себе уши черной шерстью…. и надевает черную одежду… Затем после совершения ряда действий старая женщина разрывает сверху донизу черную рубашку, которую он (или она) надели, и снимает с его (или ее) ног черные гетры (?) и вынимает из его (или ее) ушей черные шерстяные затычки и говорит: «Теперь я освобождаю его (или ее) от темноты и окоченения, причиненных нечистотой, той нечистотой, от которой он (или она) потемнели и окоченели; я удаляю грех». Затем она снимает черную одежду, надетую им (или ею), и складывает ее в одном месте.

После этого она бросает в реку черную рубашку, гетры и все остальное, с чем соприкасался больной. В других текстах все такие вещи зарывают в яму, вырытую в земле, и закрепляют их там колышками.

Я даю больному в руки зеркало и веретено, и он проходит «под воротами», и, когда он выходит из-под ворот, я отбираю у него зеркало и веретено, вручаю ему лук и говорю ему: «Гляди! Я отняла у тебя женственность и вернула тебе мужественность; ты отбросил женские повадки и [вернул себе] мужские повадки».

(Старая женщина) хватается за рог плодовитой коровы и говорит: «Бог Солнца, господин мой, как эта корова плодовита и находится в изобильном хлеву и наполняет хлев быками и коровами, так и эта болящая пусть будет плодовита, и пусть она наполнит свой дом сынами и дочерьми, внуками и правнуками, потомками в одном за другим поколениях».

Она поднимает над ним (или ней) фигурки из воска и бараньего жира и говорит: «Какие бы люди ни сделали этого человека нечистым, я теперь держу в руках две наделенные чудесной силой фигурки». Затем она раздавливает их и говорит: «Какие бы злые люди ни сделали его (или ее) нечистым, да будут они раздавлены точно так же».

Подобным же образом произносится проклятие над клятвопреступником:

Он дает им в руки воск и бараний жир, а затем бросает воск и жир в огонь и говорит: «Как этот воск тает, как этот жир топится, так и тот, кто нарушает клятву и совершает измену (?) против царя Хатти, пусть растает, как воск, и растопится, как бараний жир».

Следующий пример обряда «козла отпущения» взят из ритуального действа, предпринимаемого против мора в военном лагере:

Они приводят осла и гонят его в сторону вражеской страны и говорят так: «Ты, о Ярри, наслал зло на эту страну и на ее лагерь; но пусть этот осел заберет это зло и перенесет его в страну врага».

Из этих отрывков видно, что магия стремится слиться с религией; заклятие, первоначально действовавшее само по себе, усиливается молитвой, обращенной к богу; это мог быть бог Солнца, как бог очищения, или, в случае мора, бог Ярри, в чьем ведении были эпидемии.

Наоборот, магия могла привлекаться на помощь религии, когда опасались, что бога не было на месте и он мог не услышать молитвы. Это характерно для молений типа мугессар. Сначала бога умоляют вернуться домой и благословить свой народ; затем для него выкладывают «пути», помещая на них мед, масло и другие вкусные вещи, чтобы привлечь его. Для этого же курят ладаном. В некоторых случаях бога «протаскивают» по «пути», возможно в виде его изображения, хотя смысл этого места в тексте не совсем ясен. «Миф об исчезнувшем боге» составляет часть сходного ритуала; в целом эта история оглашается, по-видимому, для того, чтобы события, о которых идет речь, осуществились на самом деле, в частности чтобы бог возвратился. Затем сразу же описываются выкладывание «пути», и другие магические действа.

Противоположностью этой магии привлечения является отпугивающая магия: фигуры свирепых животных зарываются в основания домов (или помещаются еще куда – либо), чтобы отпугивать зло. Так, в ритуале изгнания духов из царского дворца они делают маленькую собачку из сала и помещают ее на пороге дома и говорят: «Ты маленькая собачка при столе царской четы. Так же как ты днем не пускаешь посторонних людей во двор, так не впускай и ночью злую силу».

В такой магии нет ничего таинственного и оккультного; это просто пережиток первобытного суеверия в более просвещенном веке. Формула каждого ритуала была выработана специальным человеком, иногда происходившим из отдаленной части империи, так что магическая литература хеттов имела скорее характер фольклора, чем систематического корпуса ритуалов. «Старые женщины» (фамильярный термин, несомненно заимствованный из деревенского языка) были носителями простейших магических формул; лишь в тех случаях, когда магический ритуал сочетался с религиозными элементами, в дело вступали жрецы, авгуры и провидцы (т. е. лица, обученные специальным дисциплинам). Мы не знаем, существовала ли какая-либо школа магов или жрецов – заклинателей, связанная с государственным культом и пользовавшаяся особым престижем; возможно, что коллекция текстов служила материалом для основания такой школы. Как бы то ни было, в действенности магии никто не сомневался, и хетты в этом отношении были детьми своего века.

7. Похоронные обряды

Среди табличек из Богазкёя есть ряд фрагментов, принадлежавших серии, в которой содержалось описание ритуала похорон царя или царицы. Церемония длилась по крайней мере тринадцать дней, а может быть, и дольше, хотя действия, производившиеся над самим телом, вероятно, заканчивались в первые два дня. При раскопках 1936 г. был найден хорошо сохранившийся текст, описывающий второй день обряда. Из текста ясно следует, что в течение предшествующих дня и ночи совершалась кремация тела; действительно, фрагмент текста, относящегося к первому дню, упоминает об «огне» и «сжигании». Текст, описывающий второй день, начинается так:

На второй день, как только рассветает, женщины идут [к] уктури,( в контексте напрашивается перевод «погребальный костер», но само слово означает «твердый, фиксированный, постоянный» с производным смыслом «остатки». Появление далее в тексте множественного числа, по-видимому, говорит против значения «погребальный костер») чтобы собрать кости; они гасят огонь десятью кувшинами пива, десятью [кувшинами вина] и десятью кувшинами валхи ( напиток, часто упоминаемый в описаниях ритуалов).

Серебряный кувшин весом в полмины двадцать сиклей наполняется очищенным маслом. Они берут кости серебряной лаппа ( возможно, род ложки) и погружают их в очищенное масло в серебряном кувшине, затем они вынимают кости из очищенного масла и кладут их на льняной гац – царнулли, под который подложена «красивая одежда».

Кончив собирать кости, они заворачивают их вместе с льняной тканью в «красивую одежду» и кладут их на стул; а если это женщина, они кладут их на скамеечку.

Вокруг уктури (мн. ч.), (на? у?) которых сжигается тело, помещают 12 хлебов, а на хлебы кладут пирог с жиром. Огонь уже потушен пивом и вином. Перед стулом, на котором лежат кости, они ставят стол и угощают горячими хлебами хлебами и сладкими хлебами для причащения. Повара и стольники ставят в первый подходящий момент блюда и убирают их в первый подходящий момент. И всех, кто пришел собирать кости, они потчуют едой.

Затем они трижды дают им пить и ровно три раза дают пить его душе. Хлебов и музыкальных инструментов Иштар тут нет.

Затем следуют некоторые магические действия, выполняемые «старой женщиной» и ее «напарницей»; табличка в этом месте повреждена, и ее содержание остается неразборчивым и темным. Далее текст продолжается так:

Из дворца (тем временем) привели двух быков и две партии по девять баранов. Одного [быка и девять баранов] приносят в жертву богине Солнца [Земли], а одного быка и девять баранов (они приносят) в жертву [душе] покойного. [Затем] они берут кости и (уносят их] от уктури и приносят их в его «Каменный дом». Во внутреннем помещении «Каменного дома» они раскладывают постель и кладут на нее кости, взятые со стула; перед костями они ставят лампу… и?… в… сиклей весом с очищенным маслом; затем приносят в жертву душе покойного быка и барана.

Остальное в этой табличке – фрагменты, а текст, касающийся следующих дней, утрачен. Описания восьмого, двенадцатого и тринадцатого дня, по-видимому, связаны с ритуалами и жертвами общего характера.

В 1911 г. д-р Винклер нашел во впадине скалы близ дороги, ведущей в Язылыкая, ряд больших горшков (пифосов), уложенных парами, горловина к горловине; внутри их находилось по нескольку меньших сосудов, содержащих кремационную золу. Это, однако, единственные когда-либо найденные в местах хеттских поселений II тыс. остатки кремации ( в 1952 г. д-р Биттель обнаружил, что хетты в течение ряда веков использовали в качестве места захоронения еще один скальный выступ по дороге в Язылыкая. В этом месте найдено семьдесят два захоронения, из них – пятьдесят кремаций; зола находилась в глиняных сосудах различных размеров и формы. Таким образом, кремация, оказывается, практиковалась хеттами с ранних дней их истории, и ничто не указывает, что кремированные покойники принадлежали к высшему классу общества. Не приходится более говорить, что кремация била признаком, позволяющим отделить властителей от подвластных. Кроме того, если и существует какая-то связь между хеттским ритуалом и гомеровскими поэмами, то она должна быть обязана скорее общности традиции, чем заимствованию – Примеч. автора во 2–м издании книги). С другой стороны, как в Алишаре, так и в Богазкёе были многочисленные захоронения, в которых тела уложены либо в паре пифосов, обращенных горловинами друг к другу, как при кремации, либо просто в земляной могиле. В Богазкёе земляные могилы обычно располагались в самих домах. Все эти погребения, да и сами кремации тоже, видимо, были погребениями простых людей, тогда как ритуалы, описанные в текстах, относились к похоронам царя или царицы. Здесь на первый взгляд мы сталкиваемся с различием культур правящей и подвластной частей народа, различием, установленным для последней фазы хеттской империи (ибо так датируется ритуальный текст). Однако это различие культур, по-видимому, не связано с социальным расслоением, которое, как мы видели, было очень сильно выражено в Древнем царстве. Действительно, цари Древнего царства не подвергались кремации, как это следует из заключительных фраз речи Хаттусили I (см. ниже): «Омой мое тело, как подобает; прижми меня к своей груди и у своей груди похорони меня в земле».

Все это становится еще более интересным, если сравнить вышеизложенные церемонии с описанием похорон Патрокла и Гектора в «Илиаде» Гомера (XXIII. 233–262 и XXIV. 783 и до конца) ( в английском оригинале этой книги цитируется подстрочный перевод с греческого на английский А.Т. Муррея (издание классических текстов Лэба). Мы цитируем стихотворный перевод Гнедича. – Примеч. пер.).

Похороны Патрокла

 
Той порой собиралися многие к сыну Атрея;
Топот и шум приходящих прервали сон его краткий;
Сел Ахиллес, приподнявшись, и так говорил воеводам:
«Царь Агамемнон и вы, предводители воинств ахейских!
Время костер угасить; вином оросите багряным
Все пространство, где пламень пылал, и на пепле костерном
Сына Менетия мы соберем драгоценные кости,
Тщательно их отделив от других; распознать же удобно:
Друг наш лежал на средине костра; но далёко другие
С краю горели набросаны кучей, и люди и кони.
Кости в фиал золотой, двойным окруживши их туком,
Вы положите, доколе я сам не сойду к Аидесу.
Гроба над другом моим не хочу я великого видеть;
Так, лишь пристойный курган, но широкий над ним и высокий
Вы сотворите, ахеяне, вы, которые в Трое
После меня при судах мореходных останетесь живы».
Так говорил; и они покорились герою Пелиду.
Сруб угасили, багряным вином оросивши пространство
Все, где пламень ходил; и обрушился пепел глубокий;
Слезы лиющие, друга любезного белые кости
В чашу златую собрали и туком двойным обложили;
Чашу под кущу внеся, пеленою тонкой покрыли;
Кругом означили место могилы и, бросив основы
Около сруба, поспешно насыпали рыхлую землю.
Свежий насыпав курган, разошлися они. Ахиллес же
Там народ удержал и, в обширном кругу посадивши,
Вынес награды подвижникам: светлые блюда, треноги;
Месков представил, и быстрых коней, и волов крепкочелых,
И красно опоясанных жен, и седое железо.
 

Похороны Гектора

 
Так говорил, – и они лошаков и волов подъяремных
Скоро в возы запрягли и пред градом немедля собрались.
Девять дней они в Трою множество леса возили;
В день же десятый, лишь, свет разливая, денница возникла.
Вынесли храброго Гектора с горестным плачем трояне;
Сверху костра мертвеца положили и бросили пламень.
Рано, едва розоперстая вестница утра явилась,
К срубу великого Гектора начал народ собираться.
И, лишь собралися все (несчетное множество было),
Сруб угасили, багряным вином оросивши пространство
Всё, где огонь разливался пылающий; после на пепле
Белые кости героя собрали и братья и други,
Горько рыдая, обильные слезы струя по ланитам.
Прах драгоценный собравши, в ковчег золотой положили,
Тонким обвивши покровом, блистающим пурпуром свежим,
Так опустили в могилу глубокую и, заложивши,
Сверху огромными частыми камнями плотно устлали;
После курган насыпали; а около стражи сидели,
Смотря, дабы не ударила рать меднолатных данаев.
Скоро насыпав могилу, они разошлись; напоследок
Все собралися вновь и блистательный пир пировали
В доме великом Приама, любезного Зевсу владыки.
Как знаменитого Гектора Трои сыны погребали.
 

Хеттский и гомеровский ритуалы имеют следующие общие черты: 1) тело сжигается; 2) погребальный костер тушат, заливая его напитками; 3) кости окунают в масло или обкладывают жиром; 4) кости заворачивают в льняную ткань или в дорогие одежды; 5) их кладут в каменное помещение (это не относится к похоронам Патрскла); 6) совершают тризну.

С другой стороны, хеттский и гомеровский ритуалы различаются следующими чертами: 1) гомеровские воины кладут кости, обложенные туком, в золотую урну, не упоминаемую в хеттском ритуале; 2) в хеттском ритуале кости кладут на стул или скамеечку; 3) хеттский «Каменный дом», по-видимому, представляет собой готовое целое, тогда как гомеровские воины насыпают холм над могилой; 4) для хеттской церемонии характерны магические обряды, а для гомеровской – атлетические игры.

Может сложиться впечатление, что сходных черт, если сопоставить их с различиями, недостаточно, чтобы доказать заимствование или общую традицию. В самом деле, если уж тело сжигают, то с костями приходится что-то предпринимать, и это порождает серию операций типа описанных выше. Однако представляется не очень правдоподобным, что хеттская царская семья вдруг ввела практику кремации, не войдя до этого в контакт с народом, имевшим обычай кремировать своих покойников; таким образом, стоит подумать о том, как это могло бы произойти.

Археологические данные с очевидностью свидетельствуют о том, что микенцы не кремировали своих покойников; кремация появляется в Греции лишь с окончанием микенской цивилизации. Приписывая эту практику ахейским героям, Гомер мог поэтому показаться повинным в анахронизме. Однако Троя VI, которая могла быть Троей гомеровских войн и современницей хеттской империи, изобилует следами кремации, и вполне возможно, что ахейские герои переняли эту практику от троянцев как пристойный способ упокоить своих мертвых в чужой стране. Так ли это было или не так, но уже само существование кремации в Трое VI показывает, откуда этот похоронный обряд мог проникнуть к хеттам; это также подводит основание под гомеровский рассказ о ритуале кремации.

Глава VIII. Литература

1. Официальная литература

Типичный хеттский государственный документ начинается словами: «Так говорит царь NN. великий царь, царь Хатти, герой, сын ММ, великого царя, царя Хатти, героя» (с вариациями в титулах, иногда опуская, иногда расширяя генеалогию). За этим могли следовать: либо царский указ, касающийся некой злободневной проблемы, либо анналы военных походов царя, либо договор, содержащий условия присяги на верность, продиктованные вассальному царю. Формально все это ветви единого древа, корни которого могут быть прослежены до глубокой древности.

Самая ранняя из царских надписей – это надпись Анитты; подлинность ее обсуждалась выше. Однако по своей форме, как и по многому другому, эта надпись представляет собой аномалию. Повествование, которое занимает почти всю табличку, считается копией текста на стеле, установленной у ворот царского города. Надпись заканчивается проклятием любому будущему властителю или злодею, который попытается уничтожить или исказить текст надписи. Эта концовка роднит надпись с теми, которые были типичны для Вавилона и Ассирии; это обстоятельство говорит в пользу предположения о том, что исходный текст на стеле был составлен на аккадском языке. Надписи такого типа появились в Анатолии лишь после падения Хаттусы, и, таким образом, этот документ лежит вне русла основной хеттской традиции.

Имеется достаточно оснований полагать, что хеттская клинопись была введена во время царствования Хаттусили I, преимущественно для того, чтобы записывать дословно официальные высказывания царя, с которыми тот время от времени обращался к собранию своей знати. Так называемое «политическое завещание» Хаттусили представляет собой удивительный образец такого рода дословной передачи. Это запись высказывания царя по случаю усыновления им мальчика Мурсили в качестве наследника престола (см. выше). Царь говорит с народом свободно и естественно, не облекая свою речь ни в какую обдуманную литературную форму. Несколько отрывков иллюстрируют не скованный и энергичный слог этой речи:

Великий царь Лабарна ( по-видимому, это собственное имя царя; он принял имя Хаттусили позднее, когда сделал столицей Хаттусу (см. выше)) целому войску и сановникам (сказал): «Смотрите, я болен. Юнца объявил я вам Лабарной, (сказав): «Он пусть сядет на трон». Я, царь, назвал его своим сыном, обнимал его, возвышал его, постоянно заботился о нем. Но он оказался недостойным юнцом: он не проливал слез, не выказывал сочувствия, он был холодным и бессердечным. Я, царь, повелел доставить его к моему ложу (и сказал): «Что ж! Пусть никто (впредь) не воспитывает сына своей сестры как своего приемного сына! Слово царя не дошло до его сердца, а слово его матери, змеи, дошло до его сердца»… Хватит! Он мне больше не сын! Тогда мать его заревела подобно корове: «Заживо разорвали чрево мое! Погубили мне сына, и ты убьешь его!» Но разве я, царь, причинил ему какое-нибудь зло?.. Смотрите, я подарил моему сыну Лабарне дом; я подарил ему много [пахотной земли], я подарил ему много [овец]. Пусть он теперь ест и пьет. [Если он будет вести себя хорошо], может приходить в город; но если он будет выступать [как смутьян]… тогда пусть не приходит, а остается [дома].

Смотрите, теперь Мурсили мне сын… На место льва бог [поставит другого] льва. И в час, когда будет дан клич взяться за оружие, вы, мои слуги и знатные граждане, должны быть [под рукой, чтобы помочь моему сыну]. По прошествии трех лет он должен отправиться в поход… Если вы возьмете его с собой в поход, [пока он еще ребенок], позаботьтесь о том, чтобы [он] вернулся [невредимым].

До сих пор никто [из моей семьи] не исполнял моей воли; [но ты, сын мой] Мурсили, ты должен исполнить ее. Следуй слову [твоего отца]! Если ты последуешь слову твоего отца, ты будешь [есть хлеб] и пить воду. Когда ты достигнешь зрелости, ешь два или три раза в день и не отказывай себе ни в чем! [А когда] достигнешь старости, тогда напивайся досыта! И тогда ты можешь больше не следовать отцовскому слову.

[А] вы, мои главные слуги, вы (тоже) должны следовать моему царскому слову. Вы должны есть (только) хлеб и пить (только) воду. [Тогда] Хаттуса будет на высоте и в стране моей (будет) мир… Но если вы не последуете слову царя… вы не останетесь в живых – вы погибнете.

Мой дед объявил своего сына Лабарной (наследником престола) в Санахуитте, [но впоследствии] его слуги и знатные граждане презрели (?) его слова и посадили на трон Пападилмаха. А сколько лет прошло и [сколько из них] избежало своей судьбы? Дома знатных граждан, где они? Разве они не погибли?

А ты, (Мурсили), не должен ни медлить, ни расслабляться. Если ты будешь медлить, (это приведет) к тому же старому злу… Всегда следуй тому, мой сын, что было вложено в твое сердце».

В начальных словах этого текста мы уже находим прототип вводной формулы, использованной в более поздних надписях. Следует также обратить внимание на исторический пример (рассказ о заговоре Пападилмаха), иллюстрирующий предостережение против раздоров. Фрагменты других текстов той же эпохи показывают, что это был тогда излюбленный риторический прием; мы обладаем сравнительно хорошо сохранившимся документом, который целиком состоит из таких «наставительных притч», например:

Цити был чашником. Отец царя велел подать сосуд – хархара с вином для госпожи Хестаиары и для Маратти. Он (т. е. Цити) поднес царю хорошего вина, а им дал другого вина. Первый (т. е. Маратти?) подошел к царю и сказал: «Они дали нам другое вино». Когда царь увидел это, он (т. е. Цити?) подошел и сказал, что это так и было. Тогда его увели и «разобрались» с ним и он умер.

Санта, человек из Хурмы, был дворцовым слугой в Хассуве. Он служил у хурритов и пошел навестить своего господина (т. е. царя хурритов). Царь прослышал об этом и изувечил его.

Не использовался ли этот своеобразный документ как справочник, из которого оратор мог почерпнуть подходящий для его цели сюжет? Как бы то ни было, существование таких записей показывает некий подход к истории, который стал характерной чертой всех последующих царских указов.

В последовательности надписей, которыми мы располагаем, имеется пробел, относящийся к периоду между царствованием Мурсили I (наследника Хаттусили) и Телепину. Когда мы знакомимся с указом Телепину, предписывающим правила поведения царской семьи и устанавливающим закон престолонаследования, то видим перед собой уже почти полностью развитую форму. Подобно речи Хаттусили, этот текст, очевидно, оглашался перед собранием знати; однако, в отличие от более раннего документа, этот имеет упорядоченный характер и, несомненно, потребовал тщательной подготовки. Исторический пример превратился в длинную преамбулу (ее первые параграфы цитировались выше), которой описываются гибельные последствия раздоров в государстве; преамбула подводит к главной теме, содержание которой составляет вторую часть документа. Эта историческая преамбула стала в дальнейшем обязательной составной частью всех хеттских царских указов, включая так называемые договоры, в которых она служила напоминанием о прошлых милостях, оказанных вассалу, и, таким образом, пробуждала в нем чувства долга и благодарности. В конце концов в указах Мурсили II она была полностью отброшена, и мы впервые находим историю царствования как таковую, изложенную в форме анналов ( Анналистика – один из наиболее ранних жанров хеттской литературы, о чем свидетельствуют древнехеттские «Анналы» Хаттусили I. – Примеч. ред.). Однако и здесь изложение представляет собой не просто хронику событий; последняя пронизывается, как правило, религиозной темой: перечень царских успехов смиренно докладывается покровительствующему божеству в виде благодарения. Это можно проиллюстрировать абзацем из введения к анналам Мурсили:

Когда я, Солнце ( обратите внимание на новый титул, сменивший «Я, царь» из прежней эпохи), взошел на отцовский престол, то прежде, чем выступить против какой-либо из враждебных стран, объявивших мне войну, я посещал все праздники богини Солнца Аринны, госпожи моей, и праздновал их и, воздев руку, так говорил богине Солнца Аринны, госпоже моей: «Богиня Солнца Аринны, госпожа моя, враждебные страны, окружающие меня, зовут меня ребенком и не уважают меня и постоянно пытаются захватить твои земли, о богиня Солнца, госпожа моя, – обрушься на них, о богиня Солнца Аринны, госпожа моя, и порази эти враждебные страны ради меня». И богиня Солнца Аринны услышала мою молитву и пришла мне на помощь, и за десять лет с тех пор, как я сел на отцовский трон, я завоевал эти вражеские страны и разорил их.

Анналы этих первых десяти лет записаны на единственной, большой и исключительно хорошо сохранившейся табличке, в конце которой царь возвращается к своей теме в следующих словах:

А с тех пор, как я сел на отцовский трон, я правлю десять лег. И эти вражеские страны я завоевал за десять лет своими руками, вражеские страны, завоеванные царевичами и сановниками, сюда не включаются. Каких бы благ ни удостоила меня богиня Солнца Аринны в дальнейшем, я запишу все и повергну к ее стопам.

Как видно, этот документ может быть назван «личными анналами» Мурсили II. Существовали также полные анналы всего царствования, занимавшие множество табличек, но многие из них ныне утрачены. Некоторые отрывки, иллюстрирующие стиль этих анналов, приводились выше, в главе о войнах.

Царь Мурсили имел особую склонность к анналам. Он регистрирует события не только своего царствования, но и царствования своего отца Суппилулиумы в форме анналов. О его наследнике Муваталли таких записей не существует; маленький фрагмент, из которого следует, что примеру Мурсили следовал его второй сын, Хаттусили III, – это все, что осталось. Анналы Тудхалии IV также сильно повреждены.

Мы, однако, располагаем хорошо сохранившимся текстом, касающимся царствования Хаттусили III; здесь традиционная форма используется для особой цели. Хаттусили свергнул своего племянника Урхи – Тешуба и тем нарушил тот старый закон Телепину, который так хорошо поддерживал стабильность царства. Для того чтобы оправдаться в этих насильственных действиях, он составил тщательно продуманный документ, который принято называть его «Автобиографией». Она начинается так:

Так говорит Табарна Хаттусили, великий царь, царь страны Хатри, сын Мурсили, великого царя Хатти, внук Суппилулиумы, великого царя, царя Хатти, потомок Хаттусили, царя Куссара.

Я говорю о божественном чуде Иштар, пусть все люди слышат то и пусть впредь среди богов Моего Солнца, сына моего, внука моего и потомства Моего Солнца воздается почтение богине Иштар.

Это – традиционная тема. Однако здесь повествование не касается в первую очередь военных побед, одержанных во имя господне. Царь рассказывает о своем детстве (когда он страдал от плохого здоровья) и описывает, как он был посвящен богине Иштар, как он был окружен завистливыми врагами и как Иштар всегда наделяла его способностью одолевать их. Она продолжала помогать ему, когда он был правителем северных провинций; затем Урхи – Тешуб наследовал трон и, из зависти к его успехам, присоединился к его противникам.

Но из почтения к моему брату (пишет царь) я преданно воздерживался от своеволия и семь лет подчинялся. Но затем этот человек задумал погубить меня… и он забрал у меня Хакписсу и Нерик, и тогда я перестал подчиняться и восстал против него. Но хотя я и восстал против него, я сделал это не греховным путем, не напал на него в колеснице и не напал на него в доме, а (открыто) объявил юлу войну, (сказав): «Ты хотел затеять ссору со мной – ты Великий Царь, а я, тот, кому ты оставил только одну крепость, я именно этой крепости царь. Так в бой! Пусть Иштар Самухи и бог грозы Нерика рассудят нас». А если бы кто-нибудь сказал мне, тогда я так написал Урхи – Тешубу, «почему ты раньше возвел его на трон, а теперь объявляешь ему войну?», то (я бы ответил): «Если бы он никогда не ссорился со мной, то разве (боги) допустили бы, чтобы он, Великий Царь, проиграл малому царю? Но раз уж теперь он решил затеять со мной ссору, боги своим приговором унизили его передо мной… И так как госпожа моя Иштар в свое время обещала мне трон, то теперь она явилась моей жене во сне (и сказала) «Я помогу твоему мужу, и вся Хаттуса перейдет на сторону твоего мужа». И тогда Иштар оказала мне великие милости Она покинула Урхи – Тешуба, и не где – нибудь, а в (ее собственном) городе Самухе она заперла его, как свинью в хлеву… И вся Хаттуса перешла на мою сторону.

Хаттусили рассказывает здесь, как он обошелся с Урхи – Тешубом и с другими своими врагами, не мстя им, а лишь изгнав их, и вкратце подытоживает свои триумфальные успехи под руководством Иштар. Далее следуют два абзаца, в которых речь идет о посвящении некоторых зданий богине Иштар, о царевиче Тудхалии, как о ее жреце, и в заключение царь обращается к начальной теме со словами: «Кто бы ни наследовал в будущем, сын ли, внук ли или потомок Хаттусили и Пудухепы, пусть среди богов почитает Иштар города Самухи».

Самое существенное в этом документе – то, что касается Урхи – Тешуба. Это образец продуманного рассуждения, восходящего к почти юридической аргументации; такой тип рассуждения нередко встречается в хеттской литературе и почти не имеет параллелей у других народов ранней древности. Если подобные рассуждения кажутся явно неубедительными, то лишь потому, что мы уже давно перестали верить, что война есть «суд божий», на котором правое дело должно взять верх; но, как мы уже убедились, такая точка зрения для хеттов была аксиомой, и рассуждения Хаттусили были для них убедительными. То, что цитированный документ свидетельствует о высокоразвитой политической мысли, мы уже отмечали выше.