Текст книги "Убийство Президента Кеннеди"

Автор книги: Уильям Манчестер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Уильям Манчестер
Убийство Президента Кеннеди

О КНИГЕ УИЛЬЯМА МАНЧЕСТЕРА
(От издательства)

22 ноября 1963 года выстрелом из винтовки с оптическим прицелом с чердака склада школьных учебников в городе Далласе был убит 35-й президент Соединенных Штатов Америки Джон Фитцджеральд Кеннеди. Пуля, посланная убийцей, не только смертельно ранила президента, но и нанесла чувствительный удар по многим элементам созданной буржуазными идеологами лживой легенды о несравненных достоинствах «американской демократии». В веренице событий, непосредственно предшествовавших убийству в Далласе и последовавших за ним, перед миром отчетливо раскрылись некоторые из неизлечимых язв, присущих общественной жизни самого крупного империалистического государства. Обнажилось много такого, что непосвященные в тайны буржуазной политики рядовые граждане, в том числе и в самих США, считали до той поры вообще невероятным. Что-то надо было сказать всем, в том числе и потрясенным американцам.

Когда прошел первый шок, в прессе, вслед за сбивчивыми и путаными телеграммами и комментариями, появились статьи. В них были сделана попытка проанализировать происшедшее. Общим для большинства авторов этих статей было стремление доказать, что президента убил одиночка-маньяк. Потом были опубликованы более глубокие статьи. В них вполголоса зазвучали другие ноты – о больном американском обществе. Затем вышли и свет и книги. Одной из первых, была книга Уильяма Манчестера. Она явилась по воле не только автора, но и семьи покойного президента. В начале 1964 года вдова Джона Ф. Кеннеди, Жаклин, от имени семейства Кеннеди предложила Манчестеру написать эту книгу. Брат президента, Роберт Кеннеди, занимавший пост министра юстиции, подписал с Уильямом Манчестером соглашение. Автор взял на себя обязательство к 1968 году написать книгу. Был улажен и финансовый вопрос. Стороны решили, что весь гонорар от книги – он составил впоследствии 5 миллионов долларом – поступит в фонд библиотеки имени Кеннеди, а за публикацию отрывков в журналах «Лайф» и «Лук» деньги получил автор. Гонорар Манчестера составил 665 тысяч долларов.

Свои обязательства Уильям Манчестер выполнил несколько раньше предусмотренного срока в 1967 году. Книга уже переведена на многие языки и вышла во многих странах. Теперь ее получает и советский читатель.

В книге Манчестера читатель найдет обширный и ярко изложенный документальный материал, раскрывающий события кануна 22 ноября 1963 года, историю убийства Джона Ф. Кеннеди, а также описании похорон Кеннеди и событий, происходивших в те дни за кулисами официальной политической жизни Америки. Автор пытается стараться быть точным и подкрепляет свои выводы, заключения, сообщения множеством свидетельств. Со скрупулезностью следователя Манчестер собирал эти материалы длительное время, проявил необычайную изворотливость и ловкость настоящего американского журналиста. Однако не только в этот сокращенный вариант книги, но и в ее полный текст вошла лишь небольшая чисть добытых Манчестером материалов. Всего они составляют 18 томов, содержащих записи интервью, и 27 досье с документами. Манчестер оговорил, что «эти материалы будут открыты для ученых после смерти всех прямых потомков Джона Фитцджеральда Кеннеди, которые жили во время его убийства».

Конечно, автор остается верен своему классу, которому преданно служит. И это особенно заметно в его стремлении всячески идеализировать покойного президента Соединенных Штатов Америки и его политику. Разумеется, Джон Фитцджеральд Кеннеди был государственным деятелем, который проявил известное понимание того сложного времени, в которое мы живем, определенный реализм в подходе к некоторым важным проблемам внутренней и внешней политики США. С этим связано и определенное понимание роли и значения Советского Союза в международной жизни и некоторые шаги, предпринятые Кеннеди и направлении улучшении отношений с СССР.

Джон Ф. Кеннеди попытался осуществить некоторые преобразования внутри своей страны, которые должны были ослабить антагонизм между белыми и негритянским населением, а также провести некоторые другие реформы. Поэтому он оказался неугодным махровой американской реакции и был убит. Но Кеннеди всегда был сыном и слугой крупной буржуазии США, к которой он принадлежал и сам. Нельзя ни в коем случав забывать, что именно при Джоне Кеннеди преступная американская агрессия во Вьетнаме приняла широкий размах . При Кеннеди была осуществлена попытка вооруженной интервенции на Кубе. Кеннеди заигрывал о реваншистской Западной Германией, и в годы его президентства Западная Германия превращалась во все более тесного союзника Соединенных Штатов Америки, стала играть еще большую роль в агрессивном Атлантическом блоке.

Таковы факты, которые нельзя забывать, и на их фоне идеализация Кеннеди и его политики, которой отдает большую дань автор книги, выглядит особенно неоправданной.

Читатели, несомненно, обратят внимание, что Уильям Манчестер, как и другие американские авторы, всячески пытается подчеркнуть, что президента убил одиночка-маньяк. Однако, как правильно заметил в свое время Мартин Лютер Кинг, «важнее выяснить, не кто убил, а что убило Джона Ф. Кеннеди». Суровая правда фактов, которыми владеет автор, берет верх, и Уильям Манчестер то и дело вынужден отказываться от версии об убийце-одиночке и, в сущности, признать и даже убедительно показать, что убийство Кеннеди явилось прямым порождением той атмосферы звериной ненависти ко всему сколько-нибудь здоровому и прогрессивному, которая создана в общественной жизни современной Америки. И отнюдь не случайно, а вполне закономерно местом гибели Джона Кеннеди явился именно Даллас – центр «деловой жизни» Техаса, где разгул империалистической реакции стал особенно безудержным в результате преступного стопора оголтелых расистов, за спиной которых действовали и действуют крупнейшие миллиардеры, тесно связанные о военной машиной США.

Убийство Джона Кеннеди и связанные с ним события, а затем расправа с лидером движения за свободу американских негром Мартином Лютером Кингом и убийство сенатора Роберта Кеннеди бросили яркий свет на гибельные процессы, происходящие в недрах американского общества: гангстеризм, коррупцию, расизм, преступный авантюризм в политике. Мы, разумеется, знаем, что есть и другая, трудовая Америка, борющаяся против всех этих пороков, против расизма, против преступной войны во Вьетнаме. Ей принадлежит будущее. Но, к сожалению, не прогрессивная Америка определяет сегодня внешнюю и внутреннюю политику США.

Убийство 35-го президента Соединенных Штатов Америки показало всему миру, что нынешние американское общество, по определению самих же американцев, является больным обществом. Убийства Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди с еще большей силой подтвердили эту истину. Они как бы дописывают книгу Уильяма Манчестера, создают еще одну ее главу.

Значении книги Уильяма Манчестера и том и состоит, что объективно она служит делу разоблачения больного американского общества.

Пролог
НАКАНУНЕ ОТЪЕЗДА В ТЕХАС

Джона Кеннеди и Линдона Джонсона при всем различии их характеров и образов жизни объединяла одна всепоглощающая страсть – страсть к политической борьбе. Именно внутриполитическая борьба заставила президента и вице-президента отправиться поздней осенью 1963 года: за тысячу миль от Вашингтона – в самую глубь штата Техас. Они были вынуждены ехать туда, потому что междоусобная борьба раздирала там демократическую партию. Губернатор Техаса Джон Коннэли и сенатор от этого штата Ральф Ярборо были на ножах. В 1960 году на президентских выборах Кеннеди и Джон-гон получили в Техасе ничтожное большинство – 46 233 голоса. Было ясно, что, если губернатор и сенатор этого штата но придут л ближайшем будущем к соглашению, демократическая партия не будет иметь здесь никаких шансов на успех на президентских выборах осенью 1964 года. Ни одна партия не может позволить себе потерять 25 голосов выборщиков, поэтому Кеннеди и Джонсон отправились в Техас, чтобы выправить положение. Они Должны были привлечь к своей поездке внимание широкой публики. Коннэли и Ярборо, как будто примирившиеся, должны были сопровождать Кеннеди и Джонсона во время посещении ими нити крупнейших городов Техаса. Кульминационным пунктом поездки должен был стать визит президента на ранчо Джонсона, где тот предложил бы гостью отведать блюда своей фамильной кухни.

Значительно позже Джонсон очень осторожно выскажется и том смысле, что он «обсуждал вопрос о политическим положении в Техасе» с президентом. Речь шла, однако, но только об атом. Хотя Кеннеди и любил принимать участие и предвыборной борьбе, время для нее было неподходящим. К тому же вначале он и не видел необходимости для своего вмешательства: в конце концов Техас – штат с одно-звездным флагом – был сферой влияния вице-президента. В 1960 году он блестяще провел там избирательную кампанию. Как профессиональный политик, Кеннеди, однако, реально оценил создавшееся критическое положение и решил все-таки ехать. Но решение это ни принял неохотно, полагал, что Джонсон сам должен был бы уладить эту мелкую ссору. Кеннеди считал, что ату поездку ему навязывают.

Разве скажешь президенту, облеченному всей полнотой власти, что его вице-президент фактически утратил всякое влияние в своем штате? Вряд ли. Он по понял бы итого и только усмотрел бы тут желание уйти от ответственность. Джонсон с молодых лет привык преодолевать трудности. Но сейчас он столкнулся с действительно сложной проблемой, частично связанной с его положением политического деятеля. Джонсон, подобно Кеннеди в Ноной Англии, появился на политической арене весьма своеобразно. Охотник за голосами, как и другие, он тем не менее не скрывал, что не сочувствует людям, которые догматически подходят к решению сложных проблем. В этой умеренности и заключался секрет его успеха у избирателей, которого он добился, однако, ценой потери влиянии среди партийного аппарата демократической партии. Придерживаясь середины, он не смог завоевать глубоких симпатий ни у либерального, ни у консервативного крыла партии, считавших его поэтому чужаком. Но, но иронии судьбы, дилемма, стоявшая перед Джонсоном и ату неделю, возникла прежде всего как следствие победы демократом но время президентских выборов в 1960 году над республиканскими кандидатами Ричардом Никсоном и Генри Кэботом Лоджем. Кеннеди, недавно избранный сенатор от штата Массачусетс, шагнул вверх, став президентом. Джонсон, прежде влиятельнейший лидер сенатского большинства, тоже сделал шаг, став вице-президентом. Но это не был шаг вверх. Пост, который ему достался, был малопонятным. В течение ста семидесяти четырех лет, прошедших со времени вступления в должность первого президента США, американский народ проявлял полнейшее безразличии к тем, кто служил опорой главы исполнительной власти. Лишь один человек из миллиона знал, например, что в 1845 – 1849 годах вице-президентом США был человек по имени Даллас. Все единодушно сходились на том, что лица, занимавшие следующий после президента выборный пост, пользовались лишь внешним почетом, но только сами вице-президенты знали, как мало этот пост означал в действительности. Один остряк писал: «Быть вице-президентом – не преступление, но своего рода порок, вроде сочинения анонимных писем».

Слово «анонимный», к сожалению, довольно близко к истине. Джонсон обнаружил, что он дублер без роли. Политически он был равен почти нулю, не имея основы, на которую можно опереться. Некоторые конгрессмены имели большее влияние. У лиц, опирающихся лишь на избирательные округа, всегда найдется кое-что для своих сторонников. Но единственные блага, которые может дать другим вице-президент, – это то, которые дает ему президент. Право раздавать должности в награду за лояльность это источник силы всякого лица, занимающего высокий государственный пост в США. Джонсон, который был ранее полон сил, теперь стал анемичным. Чтобы добыть место федерального судьи одному из своих самых верных сторонников в Техасе Саре Т. Хьюз, он должен был преодолеть серьезное сопротивление как в самом правительстве, так и вне его. Дело в том, что возраст ее оказался выше предельного, установленного для назначения на судейские должности. По этой причине Американская судейская коллегия отклонила ее кандидатуру. Вице-президент выступил с претензией на право раздачи половины мест, полагавшихся Ральфу Ярборо как сенатору. Он мотивировал это тем, что его бывшие избиратели в Техасе продолжают считать его старшим сенатором от своего штата. Кеннеди проявил понимание: Джонсону было сказано, что он может располагать половиной должностей штата и назначать в Техасе судей, таможенных чиновников и служащих пограничной охраны, если Ярборо не будет иметь возражений против кандидатур. На Коннэли, бывшего протеже Джонсона, это не произвело впечатления, а Ярборо, конечно, был взбешен.

Таким образом, проблемы, стоявшие перед вице-президентом, не были созданы им самим. Как сказал бы ему любой из тридцати шести его предшественников, они были связаны с постом, который он занимал, и возникли имеет с историей штата Техас. Кеннеди безосновательно рассчитывал на то, что Джонсон сохранит свое сильное влияние на сенат. Речь шла о чем-то большем, нежели простое поддержание контактов. Специальный помощник президента по связи с конгрессом Лэрри О’Брайен обеспечивал эти контакты в таком масштабе, что их хватило бы на весь афро-азиатский блок. По сути дела, глава правительства хотел иметь вице-президента, который действовал бы так, как если он все еще был лидером большинства в сенате. Но этого не могло быть. Первое время после прихода Кеннеди к власти в журналистских кругах Вашингтона считали, что этот замысел удастся осуществить. Но он провалился, хотя никто и не был виноват в этом, как позднее убедился сам президент.

Корреспонденты газет также проглотили миф об увеличении значения поста вице-президента – миф, унаследованный от предыдущего правительства, при котором он также был фикцией.

Расстояние между элегантным Овальным кабинетом президента в западном крыле Белого дома и кабинетом вице-президента в комнате № 274 в здании канцелярии президента, что находится напротив, через Уэст Икзекьютив-авеню, можно пройти за несколько минут. И все же в известном смысле между ними – непроходимая пропасть. Журналисты следят за каждым движением семьи президента, а на семью вице-президента почти не обращают внимания. В предместье Далласа молодая русская иммигрантка Марина Освальд никогда не слышала имени Линдона Джонсона, а в Вашингтоне интерес к нему, как к знаменитости, был так мал, что его домашний телефон (а он имел право только на один аппарат телефонной сети Белого дома) был указан в обычном справочнике для абонентов.

Жена вице-президента никогда не была внутри «боинг-707» с хвостовым номером 26000 – знаменитого самолета президента, который значился у секретной службы под кодовым названием «Ангел», а обычно именовался «BBС-1». Самолет, бывший в распоряжении Джонсона во время его официальных поездок, журналисты окрестили «ВВС-2», а секретная служба называла «Ангел № 2». В действительности же такого самолета не существовало в природе, ибо вице-президент не имел в своем распоряжении постоянного правительственного самолета. «Боинг № 26000» был флагманом эскадрильи, принадлежавшей еще три самолета «боинг-707» с хвостовыми номерами 86970, 86971 и 86972 для важных поездок.

Если Джонсону требовался один из них для официальных целей, он должен был обратиться к адъютанту президента по вопросам авиации бригадному генералу Годфри Макхью. Иногда он получал отказ.

Короче говоря, Линдон Джонсон был пленником своего поста. Джон Кеннеди, никогда не бывавший на этом незавидном месте, не имел представления о его убожестве. Незнакомый с деталями, Кеннеди тем не менее понимал, что пост вице-президента – «жалкая должность», как он выразился однажды в частной беседе, и всячески старался оказывать знаки уважения Джонсону, придумывая для него поручения. Кеннеди даже пересмотрел ради него протокол Белого дома. Так, например, в случаях, когда на официальных церемониях присутствовали президент и вице-президент, принято было, чтобы президент один медленно спускался по большой лестнице резиденции, а вице-президент незаметно проскальзывал вниз на лифте. Кеннеди дал указание, чтобы Джонсон сопровождал его, фотографировался с ним и встречал вместе с ним гостей. Вице-президент должен был, иными словами, действовать так, как если бы он жил в этом доме, чего не было на самом деле, ибо факт оставался фактом: в действительности вице-президент жил в доме № 4040 на Пятьдесят второй улице. Пропасть оставалась непреодолимой.

Джонсон, несомненно, не испытывал горечи по этому поводу. Он говорил, что примирился с тем, что ему приходится играть вторую скрипку. Он восхищался президентом. Решив оправдать оказанное ему доверие, Джонсон никогда не предпринимал ни одного шага, не произносил ни одной речи, не согласовав предварительно с помощником Кеннеди. На заседаниях Национального совета безопасности он воздерживался от высказываний по политическим вопросам, если глава правительства специально не просил его об этом. Самым трудным для Джонсона было то, что у него было так мало дел. Помимо того что он председательствовал в сенате, он официально занимался текущими делами. Казалось, что три года сравнительно малоактивной деятельности истощили его жизненную энергию. Его основная обязанность перед поездкой в Техас заключалось в ее подготовке. Понятно, что необходимость улаживать конфликт у себя дома не вызывала у него особого энтузиазма. Он ничего не выигрывал от этой поездки, но мог многое потерять, окажись она неудачной. Если президент играл роль техасского туриста без особого вдохновения, то и его вице-президент немногим от него отличался.

В начале ноября Джонсон выступал в Уэлше (Западная Виргиния) на открытии Калифорнийского авиационного завода. Потом он прилетел на самолете в свое ранчо, где занимался главным образом распространением по телефону билетов на политические обеды. Во вторник 19 ноября он слетал в Даллас и выступил перед собранием американских фабрикантов газированной воды, восхваляя пользу безалкогольных напитков и критикуя «людей, которые ворчат на все, что делает Америка».

О незначительном влиянии вице-президента можно судить по тому, что маршрут, по которому должен был следовать кортеж автомашин с Кеннеди и Джонсоном в пятницу 22 ноября в Далласе, был окончательно утвержден в понедельник 18 ноября на собрании членов одного частного клуба в этом городе. Участники собрания – агенты секретной службы и местные дельцы – не сочли нужным посоветоваться по этому вопросу с вице-президентом, и выходящая в Далласе газета «Таймс геральд» с описанием маршрута появилась в то время, когда Джонсон выступал со своей речью перед собранием фабрикантов газированной воды.

Через два часа после того, как Джонсон приземлился на аэродроме Лав Филд в Далласе, он уже летел на другом самолете домой. Там по крайней мере предстояло дело. Президент должен был пробыть на ранчо с вечера пятницы до утра субботы. Джонсон всегда был гостеприимным хозяином. К тому же с недавних пор друзья его начали проявлять беспокойство в связи с упорными слухами о том, что его кандидатуру могут не выставить на президентских выборах в будущем году.

«О господи, море твое так велико, а челн мой так мал» – гласила надпись на пластинке, лежавшей на письменном столе президента. А теперь он вынужден будет потерять три бесценных дня на лавирование среди подводных камней техасской внутренней политики. Для Кеннеди поездка имела лишь одну светлую сторону: его должна была сопровождать Жаклин. Решение это было неожиданным, так как она не была из числа жен, участвующих в предвыборных кампаниях.

Я, право, как-то не представляю себя в роли жены президента, – сказала она однажды, – но думаю о Джеке, как о президента.

Охота за голосами избирателей была его сферой деятельности, а дом и дети – ее уделом.

Ближайшие советники президента обычно соглашались с этим, хотя и по совсем другим причинам. Янки ирландского происхождения, они склонны были рассматривать всю страну лишь как сферу, в которой действуют те люди, с которыми они связали свою судьбу. Жаклин Кеннеди говорила с изысканным акцентом, ее окружала атмосфера, которую они называли великосветской. Все это вряд ли пилилось заслугой в глазах чопорных бостонских избирателей. Джон Коннэли первым указал на то, что вступление Кеннеди на пост президента в корне все изменило. Элегантность может быть минусом для жены второстепенного политического деятеля, но для первой леди страны – это огромный плюс. Избиратели, особенно женщины, были в восторге от того, что в резиденции главы правительства воцарились красота и стиль. Одна из обязанностей президента – представительство, и то, что рядом с ним была женщина с обликом королевы, возбуждало всеобщий интерес. Еще более интересным и к тому же полезным с политической точки зрения было бы, если б техасцы увидели ее рядом с президентом.

Еще 4 октября 1963 года, когда Коннэли обратился с просьбой привлечь Жаклин к участию в предвыборной кампании, подобная возможность казалась очень далекой. В августе 1963 года супругам Кеннеди был нанесен страшный удар: они потеряли сына через сорок часов после его рождения, и лишь лица, близкие к семье президента, знали, как тяжело они переживали эту утрату. Жаклин хотела остаться с мужем и детьми. Казалось, обычный образ жизни, рутина могут скорее заставить ее забыться и выйти из подавленного состояния. Кеннеди выдвинул другой план: Жаклин должна рассеяться в чужих краях. Она считала, что это неразумно в политическом отношении: через год выборы, а морская поездка на яхте греческого миллионера – не лучшее средство привлечь к себе избирателей. Но Джон принял решение, и Жаклин поехала. Их разлука оказалась странной передышкой между двумя трагедиями и была более продолжительной, чем они предполагали. Несмотря на совершенные средства связи и самые большие привилегии на свете, они были почти столь же далеки друг от друга, как супружеская пара времен королевы Виктории. И она писала ему письма на десяти страницах, ставя, как всегда, тире вместо всех знаков препинания. Она писала о том, как ей не хватает его, как она жалеет о том, что он не может в этот миг ощутить вместе с ней беззаботную атмосферу Средиземноморья.

К ее удивлению, он оказался прав: действительно, вышло так, как он предполагал. Поездка стала для первой леди развлечением – именно этого и хотел президент. Греция и Марокко были столь нереальными, столь полной сменой обстановки, что она вернулась 17 октября в куда лучшем настроении, чем могла ожидать. Она решила подумать о предстоящем годе.

– Мы будем вместе проводить избирательную кампанию, – сказала она мужу. – Я поеду с тобой туда, куда ты захочешь.

Когда он спросил, относится ли это и к поездке с Линдоном, она открыла свою записную книжку в красном кожаном переплете, в которую она заносила время своих приемов, и написала на числах 21, 22 и 23 ноября слово «Техас».

На следующий день он сообщил об этом своим главным политическим советникам Кену О’Доннелу и Лэрри О’Брайену. Конгрессмен Альберт Томас от Хьюстона, присутствовавший при разговоре, вспоминал позднее, что они все «чуть не упали от неожиданности». Жаклин никогда не была в Техасе или на юго-западе. Даже после президентских выборов она не ездила западнее загородного дома в Атоке близ Мидлбурга (штат Виргиния). Когда помощник президента по связи с прессой Пьер Сэлинджер сообщил 7 ноября журналистам о ее предстоящей поездке с мужем, это вызвало сенсацию. Леди Бэрд писала ей с ранчо в Техасе: «О президенте пишут на пятой странице, о Линдоне – на последней, но о вас на первой странице». Чарли Бартлет, журналист и друг дома в семье Кеннеди, передал Джону по телефону, что один поставщик новостей из Сент-Луиса сказал ему, что «у этой девочки есть голова».

– В отличие, видимо, от всех нас, – ответил на это сухо президент. Но ей он сказал:

– Здорово получается, правда? Ты не часто появляешься со мной, поэтому тебя особенно ценят. – Он был явно в восторге.

Столь же явным было и то (и это показалось ей странным), что он нервничал. Он боялся, что она пожалеет в дальнейшем о том, что поехала. Он хотел, чтобы поездка эта доставила ей удовольствие и чтобы она участвовала в других таких поездках. Из-за отчаянного духа соревнования, свойственного ему еще с детских лет, он был исполнен решимости, чтобы жена его выглядела в Техасе возможно лучше. Решимость Кеннеди могла быть могучей силой. В данном случае она увлекла его в экзотическую область, обычно не доступную для мужей. Впервые за время их совместной жизни он спросил у жены, как она собирается одеться. Особенно его интересовало, в чем она появится в Далласе.

– На этом завтраке будут все эти жены богатых республиканцев в норковых накидках с бриллиантовыми браслетами, – сказал он. – И ты должна так же блестяще выглядеть, как любая из них. Будь простой и покажи этим техасцам, что значит действительно хороший вкус.

Заметив, что он этим озабочен, она спросила его:

– Если так важно, чтобы я хорошо выглядела в Далласе, почему я должна тогда ехать сначала на ветру в открытой машине?

Он знал почему. Заигрывание с публикой – это, подобно раздаче должностей, один из источников политического влияния в США. Ради этого приходится двигаться сквозь толпы и двигаться медленно. Кортеж в Далласе должен был ехать по городу в течение сорока пяти минут.

Разговор этот происходил в среду 20 ноября 1963 года в последний день пребывания Кеннеди в Вашингтоне. Понедельник был занят официальными речами и неофициальными предвыборными делами по Флориде (речь шла еще о десяти голосах выборщиков, которыми никак нельзя было пренебрегать). Во вторник рано утром он уже был в своем кабинете. В книге записей его телефонных разговоров на следующие сорок восемь часов значился бесконечный перечень официальных звонков членам кабинета, их заместителям, своим помощникам, членам Верховного суда и конгресса. Состоялось семь телефонных разговоров с Робертом Кеннеди, вспоминавшим позднее, что тон, каким разговаривал его брат в это время, был, как, впрочем, и вообще в течение последних десяти дней, довольно мрачным. В этот вторник утром он был действительно мрачно настроен. Дети были в Атоке, на даче вместе с Жаклин. Это означало, что он остался после завтрака без урока французского. То, что он учил французский язык, хранилось в строжайшей тайне. С Шарлем де Голлем становилось все труднее иметь дело, и президент решил, что, для того чтобы наиболее эффективным образом реагировать на деголлевское самолюбие, необходимо изучить его язык – изучить по-настоящему, а затем уже вести на этом языке переговоры. Это было типично для Кеннеди. Решение, принятое с энтузиазмом, тут же начало претворяться в жизнь. Учительницей Кеннеди была Жаклин Хирш, которая преподавала французский его дочери Кэролайн. С сентября по утрам она давала ему уроки в Белом доме.

– Как вы думаете, сколько времени потребуется мне, чтобы изучить язык? – спросил он мадам Хирш.

– Год, – ответила та. Кеннеди не мог не принять брошенного ему вызова.

– Бьюсь о заклад, – сказал он, – что я справлюсь с этим за шесть месяцев.

Он делал бесспорно блестящие успехи. Он не мог устоять перед соблазном и попробовал употребить несколько фраз в беседе с посетителями из бывшей французской колонии. И хотя никто не догадывался о его намерениях, но до проницательном Николь Альфан, жены французского посла в Вашингтоне, дошли какие-то неопределенные слухи, которые она сообщила мужу.

В кабинет президента вторглась делегация Национального союза птицеводства в сопровождении сенатора Дирксена от штата Иллинойс. Делегация притащила с собой индейку. Президенту ежегодно преподносили индейку ко Дню благодарения[3]3
  День благодарения – официальный праздника в память первых колонистов Массачусетса (последний четверг ноября).


[Закрыть]. Затем последовали прием посла США в Гане, прием делегации работников просвещения в составе 90 человек, государственного секретаря Дина Раска, посла США в Индонезии и (речь шла еще об одном секретном деле) Пьера Сэлинджера, помощника президента по связи с прессой.

В полночь Сэлинджер должен был вылететь вместе с Дином Раском и специальным помощником президента Макджорджем Банди в Гонолулу для участия в военном совещании по Вьетнаму[4]4
  В этом совещании, помимо упомянутые лиц, приняли участие министр оборони (США Макнамара, американский посол в Сайгоне Лодж, командующий американскими поисками в Южном Вьетнама Харкипс и командующий вооруженными силами США в районе Тихого океана адмирал Фелтон. На совещании обсуждались вопросы, связанные с расширением агрессии в Южном Вьетнаме и подавлением патриотических сил в этой стране.


[Закрыть]. Он, Раск и пять других членов кабинета должны были также лететь далее – в Японию[5]5
  Визитшести министров – членов американского кабинета в Токио, намечавшийся на канун выборов в нижнюю палату японского парламента, имел целью усилить позиции правительства Икэда, проводившего политику укрепления военно-политического союза с США. В частности, официальные круги Японии, невзирая на решительные протесты со стороны японской общественности, добивались от парламента страны разрешения на базирование ядерных подводных лодок США в японских портах и на размещение в стране американских самолетов – носителей ядерного оружия.


[Закрыть]. Было трудно скрывать все передвижения Пьера, и пресен знала, что он будет в Токио. Представителям печати было окапано (и они этому поверили), что речь идет о развлечении. Но речь шла о другом. Кеннеди не забыл фиаско, которое потерпел его предшественник в Японии, когда демонстрации левых вынудили Эйзенхауэра отменить свой визит в эту страну. Он хотел восстановить там престиж Америки, отправившись в Токио с официальным визитом в феврале будущего года. Пьер должен был подготовить для этого почву.

Президент сидел за своим столом и подписывал документы. На кончике его носа были очки. В течение последних трех месяцев его дальнозоркость стала более заметной (неизбежный признак начинающегося старения), и, оставаясь один, он постоянно носил очки.

– Я лечу сегодня, – сказал Сэлинджер, – и хотел бы проститься.

Кеннеди поднял на пего глаза и улыбнулся. Пьер сказал ему, что Мак Килдаф будет его помощником по связи с прессой в Техасе. Обычно вторым помощником в отделе прессы был Энди Хэтчер. Но Хэтчер негр, и он остался в Вашингтоне.

– Кто будет заниматься визитом канцлера Эрхарда? – спросил Кеннеди. Западногерманский канцлер должен был прибыть в понедельник, а Сэлинджер возвращался только в следующую среду.

– Здесь будет Энди.

– Хорошо, хорошо. – Президент прервал работу и снял очки. Затем он сказал: – Мне не хотелось бы ехать в Техас.

– Не беспокойтесь по этому поводу, – ответил Сэлинджер. – Это будет блестящая поездка. Вы соберете там большие толпы людей, чем когда-либо раньше.

Кеннеди вновь улыбнулся:

– Возвращайтесь скорей.

На Розовый сад около Белого дома спустились сумерки, наступил вечер, но прием посетителей продолжался. Побывал достопочтенный Роджер Хилсмен, достопочтенный Джеймс Белл, г-н Ричард Хелмс, г-н Хершел Пик. Фред Холборн, специальный помощник президента, пришел из восточного крыла Белого дома, чтобы поговорить о Германии и о новой президентской «Медали свободы». В это время в торжественную обстановку, в гул голосов, в размеренное обсуждение вопросов вторглись знакомые звуки: вернулись дети. (Жаклин все еще оставалась в Атоке. ) Плача вбежал с порезанным носом маленький Джон. Его утешала Кэролайн. Нос быстро перевязали, и дети расположились в кабинете Эвелин Линкольн, секретаря президента. Уолтер Геллер, председатель Совета экономических экспертов при президенте и последний посетитель и этот день, докладывал о безработице и о новой программе Кеннеди по борьбе с бедностью.