Текст книги "Негасимое пламя"

Автор книги: Уильям Голдинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Уильям Голдинг
Негасимое пламя

(1)

Капитан Андерсон отвернулся, сложил ладони рупором и проревел:

– Эй, на мачте!

Матрос, что возился у недвижного тела юного Виллиса, махнул рукой, показывая, что слышит. Андерсон опустил руки и крикнул:

– Ну что он там, не помер?

Матрос что-то ответил, но голос у него был много слабее, чем у капитана: за шумом ветра и волн, не говоря уже о скрипе судна, я ничего не расслышал. Тридцатью футами ниже, с марсов, лейтенант Бене – голосом ничуть не тише капитанского, разве что тенором вместо баса – повторил ответ:

– Пока не знаю, ледяной совсем.

– Спускайте его!

На мачту забрался еще один матрос, началась какая-то сутолока. Виллис покачнулся и свесился вниз. Я вскрикнул, но, к счастью, его пристроили в некое подобие веревочного сиденья, которое поползло к палубе, крутясь и покачиваясь в такт движению судна и время от времени стукаясь о мачту.

– Держите же, твари ленивые! – рявкнул Бене.

Виллиса начали передавать из рук в руки. Вахтенные, во всяком случае, те из них, что лазили по снастям вокруг мачты, поддерживали Виллиса бережней, чем мать – младенца. Лейтенант Бене соскользнул по канату с марсов и легко спрыгнул на палубу.

– Молодцы! – похвалил он матросов и опустился на колени около парнишки.

– Ну что, умер, мистер Бене? – крикнул стоявший у леера на мостике капитан.

Элегантным жестом Бене сдернул шляпу, обнажив густую и, на мой взгляд, слишком уж золотистую шевелюру.

– Вовсе нет, сэр. Тащите его в кают-компанию, ребята, да поживей!

Несколько матросов заторопились вниз по лестнице, верней, трапу (название становилось мне все привычней и привычней), лейтенант Бене последовал за ними так уверенно, будто и в медицине он смыслил лучше всех на свете.

Я повернулся к мистеру Смайлсу, штурману, который как раз стоял на вахте.

– А на вид – словно мертвый.

Капитан что-то яростно прошипел. Разумеется, заговорив с вахтенным офицером, я нарушил любезные его сердцу «Правила для пассажиров»! В этот раз, однако, он чувствовал, что перегнул палку, чуть не доведя Виллиса до смерти, и потому со злобной миной удалился в каюту.

Мистер Смайлс внимательно оглядел горизонт и поднятые паруса.

– Для смерти-то самое время.

Его слова и потрясли, и рассердили меня. Я считаю себя человеком, свободным от предрассудков, однако услыхать такое на поврежденном, готовом утонуть корабле не очень – то приятно. Тем более что недавняя перемена погоды, напротив, взбодрила меня. Несмотря на то, что мы шли на юг, к полярным морям, погода казалась не хуже, чем на Ла – Манше. Только лишь я собрался заспорить со Смайлсом, как из пассажирского коридора появился мой друг, лейтенант Чарльз Саммерс.

– Эдмунд! Говорят, вы спасли юного Виллиса?

– Я? Да ни в коем случае! Я пассажир и не вмешиваюсь в дела команды. Всего лишь намекнул лейтенанту Бене, что юнец не подает признаков жизни, а уж он, как обычно, доделал все остальное.

Чарльз огляделся и отвел меня к лееру, подальше от Смайлса.

– Конечно же, вы выбрали единственного офицера, которому ничего не будет, если он не согласится с капитаном.

– Что, собственно, и зовется дипломатией.

– Вам ведь не нравится Бене, правда? Я с ним тоже не во всем согласен. Фок-мачта…

– Я от него в восторге. Он безупречен. Даже слишком.

– Намерения-то у него хорошие.

– И по вантам он лазит не хуже гардемаринов. Кстати, Чарльз, знаете, за несколько месяцев плавания я так ни разу и не забрался на мачту. Сегодня немного качает, но ведь меньше, чем раньше!

– В самом деле? Я настолько привык к качке…

– Что касается вас – я уверен, вы сможете, не споткнувшись, подняться вверх по стене дома. А я… Ветер, похоже, крепчает, так что, может статься, сегодня мой единственный шанс почувствовать себя простым матросом.

– Хорошо, только не выше марса.

– Не представляете, как мне пригодится подобный опыт. Предположим, угораздит меня стать членом парламента. «Мистер спикер, – начну я, – те из нас, кто во время сражений, стоя на марсе…»

– Не соблаговолит ли уважаемый член парламента от Тимбукту умолкнуть, ухватить канат и развернуться? Тише, тише! Вы не гардемарин, чтобы в салочки играть!

– О господи, здесь же некуда сапог поставить!

– Пробуйте ступеньку ногой прежде, чем перенести на нее вес. Вниз не глядите. Соскользнете – я подхвачу.

– В руце Твои, Господи…

– Все богохульничаете!

– Простите, святой отец. Случайно вырвалось. Это не я, но мой сапог, как мог бы сказать Еврипид, хотя не сказал. Соскользнул со ступеньки.

– Теперь сюда, в марсовую дыру.

– А попроще никак нельзя? Вы настаиваете?

– Вперед!

– О Господи! Как здесь просторно: хватит места поселить полдюжины матросов! Разве что под нужник пришлось бы использовать дыру, через которую я влез. «Продается вилла с видом на море. Роскошная отделка, деревянные панели, джентльмен в морской форме следит…»

– Фосетт, теперь, когда мистер Виллис… освободил топ, вы вполне можете туда вернуться.

Матрос отдал честь, перекатил комок жевательного табака за щекой и исчез из виду.

– Ну и как вы себя ощущаете?

– Стоит мне поглядеть вниз, и я тут же понимаю, что наш корабль съежился. Нет, правда, Чарльз! Как можно втыкать эдакую здоровенную мачту в такую крошечную скорлупку?! Удивительно, что мы еще не перевернулись! Все, я вниз не смотрю – закрыл глаза.

– Лучше окиньте взглядом горизонт, это интереснее.

– У меня и так волосы дыбом встали – шапка сваливается.

– До палубы футов шестьдесят, не больше, уверяю вас.

– Не больше?! Однако наш золотоволосый друг соскользнул туда по канату.

– Бене – энергичный молодой человек, бодрый духом и полный идей. А что бы вы делали, если бы вас привязали к мачте?

– Как беднягу Виллиса? Да умер бы! Кстати, Смайлса послушать, так самое время для смерти.

Я осторожно уселся, не выпуская из рук спасительных вант, окружавших площадку. Что ж, вполне терпимо.

– Так гораздо лучше.

– Его слова напугали вас?

– О ком он говорил – о дочерях Пайка?

– Насколько я знаю, им немного легче.

– О несчастном Дэвисе? О миссис Ист? Должно быть, ей лучше – я видел ее с миссис Пайк. А может быть, он подразумевал мисс Брокльбанк?

– Мистер Брокльбанк говорит, что ей очень плохо. Угасает на глазах.

Очередная догадка заставила меня улыбнуться:

– Или он имел в виду нашего горячего доморощенного политика, мистера Преттимена? Мисс Грэнхем жаловалась, что удар оказался очень тяжелым.

– Преттимен вам смешон?

– Как вам сказать… Совсем конченым его не назовешь, иначе такая достойная леди, как мисс Грэнхем, не сделала бы его счастливейшим из смертных. Но смешным? Да он мерзок! Порочит правительство, корону, государственную систему – все, что сделало нас величайшей державой на Земле.

– И все-таки сейчас ему очень плохо.

– Что ж, если он нас покинет – невелика потеря. Кого мне жаль, так это мисс Грэнхем. Хоть она несколько раз и отчитывала меня, это, повторюсь, очень достойная леди, которая питает к жениху искреннюю привязанность. Странные создания – женщины.

К нам карабкался кто-то еще. Мистер Томми Тейлор с обезьяньей ловкостью перелез через край марсовой площадки вместо того, чтобы выбрать более простой и безопасный путь сквозь дыру.

– Мистер Бене шлет наилучшие пожелания и рад уведомить, сэр, что мистеру Виллису уже лучше. Он уснул и храпит, сэр.

– Прекрасно, мистер Тейлор. Ваша вахта?

– Да, сэр. С мистером Смайлсом, сэр. Рассыльный, сэр.

– Тогда возвращайтесь на шканцы.

– Простите, сэр. Моя вахта только что кончилась, сэр.

И верно – пробил судовой колокол.

– Выходит, вы сменились… Замечательно. Тогда поработайте-ка немного учителем. Как видите, мистер Тальбот забрался сюда, чтобы побольше узнать о нашем судне.

– Нет, нет, Чарльз! Пощадите!

– К примеру, мистер Тейлор, мистер Тальбот хотел бы выяснить, к какому типу относится эта мачта.

– Это грот-мачта, сэр.

– Шутить изволите, мистер Тейлор? Как она устроена?

– Это так называемая составная мачта, ну, значит, она составлена из частей, сэр.

Мистер Тейлор так оглушительно расхохотался, что я решил считать его слова шуткой. С другой стороны, юноша всегда отличался бодростью духа, и наше плачевное положение могло казаться ему веселой забавой.

– Назовите эти части, Тейлор.

– Ну, вот эти обручи называются бугели. Марсовую площадку поддерживают лонг-салинги и краспицы, а для их укрепления к мачте с обеих сторон присоединены толстые брусья, называемые чиксами. Мистер Гиббс, плотник, говорит… – Юнец заливисто расхохотался. – Он говорит, что у каждой мачты их две – и хорошенькие, а у меня ни одной.

– Пошутили, молодой человек, и хватит, убирайтесь вон! Грязные мысли заберите с собой.

– Есть, сэр. Спасибо, сэр.

Тейлор исчез с проворством, свойственным его полу и возрасту. При виде того, как он скользит по тому же канату, которым недавно воспользовался мистер Бене, мне стало дурно. Я поднял глаза и, дабы унять головокружение, зацепился взглядом за фок-мачту, что высилась между нами и носом.

– Да она же движется, Чарльз! Глядите, глядите! Нет, остановилась. Самая верхушка – она описывает такие маленькие неровные круги…

– Заметили? Мы надеялись, что это просто надлом, точнее – небольшая трещина, но на самом деле оказалось, что разбит так называемый степс, то есть гнездо и опора мачты, и надо принимать меры. Успокойтесь, Эдмунд. Вы тут все равно ничем не поможете.

– Она ведь не должна так качаться!

– Разумеется, нет. Именно поэтому мы не ставим парусов ни на фок-, ни на бизань-мачту. Видите клинья, вон там, где мачта входит в палубу? Нет, не видите – ну и ладно. В общем, их постоянно выдавливает при движении. Но чтобы ее застопорить, больше ничего не сделаешь.

– Голова кружится.

– Тогда отвернитесь. Не сообразил я, что отсюда вы все заметите. О! Гляньте-ка! Да не на мачту, а туда, на горизонт! Ветер, южный ветер, который нам ну совсем не нужен!

– Почему?

– Потому что он принесет холод. Придется менять курс и поворачивать на восток… Собственно, путь наш туда и лежит, но сперва надобно спуститься южнее, где дуют устойчивые, сильные ветра. Пора вниз. Лезьте за мной.

Мы спустились на палубу, и я встал по правому борту, у грота-штага, глядя, как наша посудина неуклюже ложится на правый галс под порывами южного ветра, в котором не было ни капли той мягкости, которую мы, жители более спокойных широт, ассоциируем со словом «южный». Чарльз задержался на палубе: мистер Камбершам и капитан Андерсон меняли курс. Не успел Саммерс вернуться к своим делам, как я снова его перехватил.

– Не могли бы вы уделить мне еще пару минут? Я понимаю, как вы заняты, и не хотел бы посягать на ваше личное время…

– Да кто может быть свободней старшего офицера во время плавания?! Главное – постоянно быть на виду и вовремя замечать страшные преступления, вроде нескатанной койки или несвернутого каната – вот этот свернут, как полагается, обратите внимание. Поэтому мы вполне можем, как водится, пройтись по шкафуту.

– С превеликим удовольствием.

Мы с Чарльзом бодро прогуливались взад-вперед. Перешагивая натянутые тросы обнайтовки, мы прошли мимо грот-мачты с ее несмоленым линем, через мешанину клиньев, канатов, блоков и кнехтов и добрались до полубака, где описывала почти невидимые круги лишенная парусов фок – мачта. Когда мы поравнялись с нею в первый раз, я остановился. Оплетенная не хуже грот-мачты, фок-мачта была не менее трех футов в диаметре. Там, где она входила в палубу, ее окружало кольцо громадных клиньев. Я присмотрелся повнимательней: оказалось, они действительно движутся – чуть заметно и неравномерно. Рядом, опершись на огромный деревянный молот, стоял матрос. Он заметил лейтенанта, вскинул молот на плечо и, понаблюдав немного, опустил его на тот из клиньев, что торчал из палубы чуть более гордо, чем его собратья.

Чарльз кивнул. Я почувствовал, как он тянет меня за руку, и мы продолжили прогулку.

– Есть от этого какая-то польза?

– Вряд ли. Тем не менее лучше уж так, чем вообще ничего не делать. Хоть пассажиров успокоим.

– Да, a propos, [1]1
  A propos (фр.) – кстати.


[Закрыть]Чарльз, я тронут учтивостью, с коей вы, офицеры, позволили мне поселиться в одной из ваших каморок… кают, я хотел сказать. Но пора и честь знать, настало время вернуться к пассажирам, в свою каюту.

– А вы разве не слышали? Ее заняла мисс Брокльбанк! Я не стал возражать, учитывая состояние несчастной страдалицы. Разумеется, у вас не хватит жестокости выставить ее вон?

– Нет, она поступила, как подобает истинному скваттеру. [2]2
  Скваттер – поселенец на незанятой или государственной земле (часто – незаконно).


[Закрыть]Я имею в виду другую каюту.

– Ту, где Колли замучил себя до смерти, а Виллер совершил самоубийство? Да вы там заснуть не сможете! Разве общество в нашей кают-компании – мое общество – утомило вас?

– Вы знаете, что это не так.

– Тогда послушайте, дорогой друг! Неотесанный моряк, вроде меня, может запросто ночевать в подобном месте, но для вас там слишком мерзко.

– Да уж, не очень приятно.

– Тогда к чему эти разговоры?

– Дело в том, что от моей решимости зависит гораздо больше, чем вы думаете – да вам и думать-то об этом не стоит, это целиком мое дело.

– Не понимаю.

– Вопрос личной ответственности. Не буду рассказывать подробно – в общем и целом смысл в том, что рано или поздно я приму участие в управлении колонией. Какая репутация сложится у меня, если станет известно, что я отказался ночевать в каюте, испугавшись призраков? Теперь понимаете? Вы служите королю – у меня тоже есть служба.

– Что ж, ваша мысль ясна и достойна уважения.

– Я тоже так считаю.

Чарльз расхохотался.

– В любом случае вам придется пару дней подождать. Я распорядился там все вычистить, покрасить и так далее.

– И так далее?

– Полноте, Эдмунд, человек пустил пулю в висок в такой тесной клетушке… В общем, у вас есть день-два на то, чтобы все обдумать. Кстати, вы заметили, насколько быстрее пошел корабль, едва ветер переменился? И воды забираем меньше – легче откачивать.

– Я одного не могу понять. Почему бы нам не пойти севернее, в сторону Африки, к мысу Доброй Надежды? Пополнили бы запасы еды, питья и так далее, починили бы фок-мачту, отправили на берег больных и – в конце концов – прошлись бы по надежной, твердой земле! Как же мне ее не хватает!

– Этот ветер долго не продержится – слишком уж он внезапный, не по сезону. Если доверишься ему, начнется «погоня за ветром»: судно ходит взад и вперед, описывает круг за кругом, никуда не попадая, прямо как «Летучий голландец». Удовлетворимся тремя с половиной узлами, которые делаем сейчас – пусть медленно, но приближаемся к цели. Лучше, чем ничего, не так ли?

– Наверное. Прошу прощения, меня совершенно измучил непрекращающийся зуд, даже сыпь между ног появилась.

– Сыпь? Да она у всех – от соленой воды.

– Одежду невозможно носить. Филлипс забрал мою рубашку в стирку и вернул совершенно сырой. Отругать я его отругал, но пришлось натягивать как есть.

– Дождевая вода, что вы хотите.

– Я думал, дождевая вода – пресная.

– И чему только учат в нынешних школах? Разумеется, нет. Дождь пресный дома, на суше – если жить достаточно далеко от моря. Здесь вода всегда будет солоноватой. Вы же ею моетесь, как и все.

– Разумеется, моюсь, хотя мыло совсем не мылится, а покрывается какой-то коркой.

– А каким мылом вы пользуетесь?

– Своим, разумеется!

– Разве Веббер не выдал вам кусок из корабельного запаса?

– Господи, так это мыло? Я думал – какой-то кирпич! Пемза или что-то в этом роде, чтобы бриться в шторм, по примеру древних.

– Не сомневаюсь, что про древность вы знаете все. И все – таки это мыло, юноша, мыло для соленой воды!

– А мылом не пахнет.

Лейтенант Саммерс расхохотался почти так же громко и заливисто, как мистер Тейлор.

– Вы полагаете, что мыло ароматно от природы?

– А разве нет?

Но Чарльз уже не слушал. Он лизнул палец и выставил его вверх.

– Ну, что я вам говорил? Ветер не продержался и полувахты! Гляньте, что творится.

(2)

Я все еще был гостем кают-компании, когда, в середине ночи, налетел очередной шторм, и меня пробудила сильная качка. Некоторое время я пытался угадать направление ветра по тому, как ходила подо мной палуба. Судя по всему, мы кренились большей частью на правый борт, почти не заваливаясь на левый. Время от времени судно, точно лошадь, взбрыкивало и становилось на дыбы, но не так, как при килевой качке. В полусне я решил, наконец, что ветер дует нам в корму слева, и мы все быстрее и быстрее идем на юг. На корабле нет большего удовольствия, чем понять, что он движется в нужную сторону. Вообще-то нам надо было на восток, но и юго-восток вполне подходил в погоне за западными ветрами, которые, как говорят, опоясывают земной шар в высоких южных широтах. Окончательно проснувшись, я представил экипаж: часть откачивает воду, часть на палубе блюдет паруса и снасти, лейтенант и гардемарин – на вахте, угрюмый капитан время от времени выглядывает на палубу, чтобы проследить, все ли в порядке, а острый нос корабля режет волны со скоростью, гораздо быстрее пешеходной. Мы шли вперед, жизнь становилась вполне сносной, если не считать сыпи – руки невольно тянулись к зудящим местам. Хуже всяких опасностей эта чесотка!

Корабль сильно тряхнуло – не иначе как девятый вал. Сверху – то ли из пассажирского коридора, то ли из кают, идущих по обе его стороны – раздался вопль. Я подождал, не закричат ли опять, но все было тихо. Под одеяло проник холодный воздух, прогнав согревающее влажное тепло, и чесотка накинулась на меня с новой силой.

Высунув ноги из-под одеяла, я встал, дрожа, в кромешной тьме. Из соседней каюты слышалось похрапывание: отсыпался после вахты мистер Камбершам. Я пошарил кругом в поисках шинели, той самой, с тройной пелериной, давно уже не напоминавшей щегольской наряд, в котором я начал свое бесконечное путешествие. Шинель придется набросить прямо на ночную рубашку! Я натянул шерстяные носки, надел сапоги и вышел в кают-компанию. Большое кормовое окно наискось перечеркивала линия горизонта. Солнце еще не взошло, и только более размытый цвет позволял отличить воздух от воды. Нас снова качнуло – на этот раз резче, словно корабль наткнулся на волну, которая шла поперек остальных. Сверху раздался крик – крик боли, на сей раз не оставалось никаких сомнений. С трудом соображая, что делаю (я только наполовину проснулся и почему-то связал чужую боль с собственным зудом – а человека, который не до конца проснулся, обычно так и тянет обратно в постель), я попытался взойти по трапу на пассажирскую палубу. Едва я ухватился за страховочный канат, прикрепленный к переборке для удобства пассажиров, как судно снова тряхнуло, и прозвучал все тот же вопль – из каюты нашего забавного философа, мистера Преттимена!

Из соседней каюты появилась его невеста, мисс Грэнхем. Держась за канат, она открыла дверь к Преттимену и скрылась внутри. Я поспешил следом, в чем очень помогала качка – корабль накренился, и я изящно кувыркнулся вперед и вниз по коридору! Благородный порыв – помочь несчастному – завершился тем, что я с грохотом влетел в дверной проем и как раз размышлял, как бы половчей подняться, когда мисс Грэнхем собственноручно распахнула дверь каюты мистера Преттимена. Сия достойная дама была в белой ночной рубашке и широкой шали; волосы ее скрывал благопристойный ночной чепец, или как там это называется. Она молча разглядывала меня и, судя по лицу, ничуть мне не обрадовалась.

– Мистер Тальбот?

– Я услышал крики. Могу я чем-нибудь… то есть…

– Можете ли вы помочь? Спасибо, нет.

– Секунду, мадам. Болеутоляющее…

– Маковая настойка? Благодарю, у меня есть.

Мисс Грэнхем замолчала. Я вдруг осознал, что ноги у меня голые, а между полами шинели проглядывает ночная рубашка. С ледяной улыбкой мисс Грэнхем захлопнула дверь у меня перед носом. От нового рывка я проехал вдоль леера и скривился, услышав очередной крик. Пусть Преттимен и клоун – клоуны тоже страдают, как и все мы! Я прошел по коридору и остановился, глядя на шкафут и надеясь, что здесь вопли несчастного не так слышны, но тщетно – каюта была слишком близко. Я вышел наружу – в рассветный холод и бледный свет – и съежился у левого борта, под грота-штагом. Рядом бросали лаг. Раздался голос, отдающий команду:

– Тяни!

И после долгой паузы:

– Пять с половиной узлов, сэр!

– Так тому и быть.

Скрип мела по вахтенной доске. Пять с половиной узлов! Больше ста тридцати сухопутных миль на юго-восток за сутки-и паруса подняты лишь на одной мачте! Так мы и впрямь скоро догоним эти знаменитые «весты» и что есть духу помчимся в Сиднейскую бухту!

По палубе побежали матросы. Шел обычный ритуал смены вахтенных. Мистер Смайлс и юный Томми Тейлор передали вахту мистеру Аскью, канониру. Было уже восемь утра, на востоке ярко алел рассвет. К трапу подошли мой друг лейтенант Саммерс и лейтенант Бене. С первого взгляда стало понятно, что между ними шел серьезный спор. Чарльз, спокойнейший из людей, кипел от ярости. Мистер Бене, напротив, казался еще беспечнее и оживленнее, чем обычно. За их спинами маячили мистер Гиббс, плотник, и Кумбс, кузнец. Это что-то новенькое! Бене отступил назад, якобы для того, чтобы продемонстрировать уважение и пропустить старшего офицера на трап первым, но ни в его ухмылке, ни в мрачном лице моего друга не было ни почтения, ни дружелюбия. Совершенно точно: хитроумный мистер Бене несомненно торжествовал. В руках он нес небольшой и довольно замысловатый предмет, сделанный, как мне показалось, из дерева и металла. Чарльз прошел в коридор и спустился по трапу, не глядя на меня. Мистер Бене и кузнец заговорили с мистером Гиббсом, который в ответ козырнул и последовал за старшим офицером. Мистер Бене сунул модель в руки кузнеца и отослал его взмахом руки.

Нет, это уже слишком! Нужно срочно все выяснить и…

– Доброе утро, мистер Бене. Вижу, вы затеяли что-то интересное.

– Да уж, мистер Тальбот.

– А могу я полюбопытствовать, что именно? Может быть, изложите в стихах?

– Мне кажется, не стоит вам так любопытствовать, мистер Тальбот. Кроме всего прочего, вы, если не ошибаюсь, из партии лейтенанта Саммерса…

– Партии? Еще скажите – клики!

– Согласен, звучит глупо, но уж как сложилось – так сложилось. После моего успеха с чисткой корабля…

– Да вы от киля кусок оторвали!

– И добавил скорости не меньше, чем на узел.

– Именно! По словам старшего офицера, всего на один узел.

– Как бы там ни было, судьба развела нас по разные стороны барьера, и у меня за спиной те, кто думает, что я спас нам жизнь, а у него – те, по чьему мнению я слишком сильно рисковал.

Мне совершенно не хотелось с ним спорить. В конце концов он был единственной ниточкой, связывавшей меня с некой юной леди…

– Но «клика», мистер Бене! Будто наше судно – это целое государство.

– А разве нет?

– Между прочим, Чарльз старше вас по званию. Более того, вот эти канаты, протянутые по палубе – то, что он зовет обнайтовкой, – не дают судну развалиться на куски!

– Идея стара как мир, мистер Тальбот. Вы приписываете старшему офицеру слишком богатое воображение.

– Так что за предмет вы сунули Кумбсу? Имеет он отношение к вашим трениям с Чарльзом?

– Самое прямое. Это модель кильсона со шпором и степсом, иначе говоря, гнезда мачты, ее нижней части, и деревянной подушки, на которую мачта упирается. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я придумал план, который позволит не просто укрепить фок-мачту – думаю, вы в курсе, что, несмотря на все принятые меры, она продолжает расшатываться, – но и вернуть ее в первоначальное состояние. Если все получится, мы сможем поднять паруса и таким образом уравновесить ее с бизанью. Еще два узла, мистер Тальбот, и это при среднем ветре!

– Вы показали модель капитану Андерсону!

– Именно. И убедил его.

– Его, но не Чарльза! А я верю в Чарльза, мистер Бене!

– Заметно. Хотя он… впрочем, ладно. Вы друзья, так что ни слова больше.

Как бы в доказательство столь необычной для него сдержанности, мистер Бене зажал рот рукой, отдал мне честь и умчался, перескакивая через натянутые по палубе канаты, в сторону полубака. Я спустился по трапу в кают-компанию. Чарльз смотрел в кормовое окно, по своему обыкновению не замечая качки. Я открыл дверь, и он обернулся.

– Что все это значит, Чарльз?

Он не стал притворяться, будто не понимает.

– Бене решил вернуть нам пару мачт, только и всего.

– А капитан согласился?

– О да. Мистер Бене – на редкость настойчивый молодой человек. Далеко пойдет, если, конечно, проживет достаточно.

– Не удивлюсь, коли его быстро пристукнут!.. Чем мы рискуем?

– Если вкратце, мачта расколола степс – деревянную подушку, на которой она установлена. И начала шататься, понятное дело. Мы попытались укрепить ее под палубой с помощью тросов, клиньев, распорок и подставок и чуть-чуть затормозили расшатывание. Бене хочет прекратить его окончательно.

– И в чем же опасность?

– Малейшая ошибка – и шпор может соскользнуть и пробить днище корабля. Вот и все.

– Выходит, надо срочно помешать Бене!

– Более того, он предлагает использовать огонь и раскаленный металл! Понимаете теперь, почему я против? В общем, повторяется история с очисткой днища. Помочь может, но риск слишком велик.

– И кто еще за вас?

– Вы так ставите вопрос?

– Во всяком случае, я – в вашей клике!

– А вот так говорить не надо, прошу вас! Не стоит использовать подобное выражение.

– Бене именно его и использовал.

– И ему не стоило, особенно в разговоре с вами. Вы – пассажир. Вы не имеете никакого права вмешиваться в это дело.

Я не ответил. Чарльз с вымученной улыбкой упал в кресло напротив меня.

– Не хватало еще, чтобы вы обсуждали его с другими.

– Вот уж не ожидал от вас нагоняя…

– Это не нагоняй – всего лишь предупреждение. Капитан выслушал наш профессиональный спор и сделал выбор. Мы обязаны ему подчиниться.

– Чую, быть неприятностям.

– Вот и держитесь от них подальше.

– Мы друзья, разве нет? Я обязан вам помочь!

Чарльз покачал головой:

– Надеюсь, я смогу в нужное время заявить официальный протест. Кумбс уже готовится к работе. Две большие пластины (на которые у нас едва хватит металла), четыре металлических стержня с резьбой, гайки для них…

– Дальше можете не рассказывать, потому что я все это видел! Отец когда-то распорядился сделать нечто подобное в старых домах у реки: стянуть расшатавшиеся стены раскаленными докрасна металлическими балками. Я был совсем мал, но запомнил все очень хорошо: остывая, балки тянули стены внутрь. Похоже на ярмарочные развлечения.

– А дома были деревянные?

– Кирпичные.

– Наверняка от вашего внимания не ускользнул тот факт, что корабль построен из дерева. Мистер Бене собирается проткнуть раскаленным железом основательный кусок древесины – я прямо-таки слышу, как отвалилась ваша челюсть! Разумеется, он намерен просверлить широкие отверстия и утверждает, что от жара опора лишь слегка обуглится – и ничего больше. Модель, во всяком случае, повела себя именно так, тут с ним не поспоришь. И дыму было много.

– Но ведь совсем недавно капитан Андерсон восхвалял Бене за то, что тот обошелся без кузнечных работ, якорных цепей, дыма и пара! Прямой и честный повелитель тросов, блоков и парусины!

Лейтенант хлопнул ладонью по столу.

– Послушайте меня, Эдмунд! Мы в серьезной опасности, даже если мачта не пробьет дно. Вы когда-нибудь наблюдали, как затухает огонь в камине? Как искры пробиваются сквозь слой сажи, словно живые? Видели, как погибшее пламя вспыхивает заново, пробуждаясь к жизни? Такое пламя хотят запереть в кусок дерева. Предполагается, что мы все так же весело побежим по волнам, будто мало нам всего остального! Корпус разваливается, паруса гниют, путь неблизкий, погода кошмарная, особенно впереди, – но от нее никуда не денешься, потому что только этим путем мы достигнем земли раньше, чем у нас кончатся еда и питье…

Чарльз осекся, чтобы перевести дух, и в тишине отчетливо стало слышно, как журчит и бьется о борт вода.

– Простите, Эдмунд. Этот молодчик совершенно вывел меня из себя. Он думает, что сможет определить нашу долготу по луне, он думает… Да чего только он не думает! Наговорил я вам лишнего. Та самая ошибка, от которой только что предостерегал…

– Со мной можете говорить о чем угодно, я готов сохранить любой ваш секрет, клянусь жизнью!

Чарльз не сдержал улыбки.

– Ну, жизнью не надо, достаточно просто молчать. Нет, правда, дружище – забудьте этот разговор, да и все.

– Молчать обещаю, а вот забыть – увольте.

Он поднялся на ноги и подошел к окну.

– Эдмунд!

– Что такое?

– Вы мне доверяете?

– А что случилось – опасность? Конечно, доверяю!

Чарльз метнулся к столу.

– Переоденьтесь в ваши повседневные вещи – только не в штормовку! – и бегом на шкафут, встаньте там и не трогайтесь с места, что бы ни случилось – быстро!

Я побежал в свое временное жилище, торопливо сорвал с себя шинель и ночную рубашку, натянул одежду и выскочил обратно. Задыхаясь, я добежал до шкафута и вынужден был привалиться к грота-штагу, чтобы перевести дух. Неподалеку мистер Брокльбанк поплотнее завернулся в накидку и спустился в коридор. Оглядываясь кругом, я не мог понять, что привело Чарльза в такое волнение, пока не обернулся и не посмотрел вдаль.

Надо же!

Прямо за кормой повисла наичернейшая туча – никогда прежде таких не видывал. Там и сям она была тронута серым и напоминала грязную воду, что стюарду необходимо унести, да побыстрее. Более того – туча эта стремительно приближалась к нам, несомая каким-то собственным ветром прямо над водой. Опали и вновь надулись паруса, в то время как нос корабля повернулся справа налево. Через секунду нас накрыло дождем. Вода оказалась ледяной. Обрушиваясь на голову, она журчала, словно быстрый ручей, так что у меня перехватило дыхание. Одежда промокла мгновенно. Спотыкаясь, я шагнул было ко входу в коридор, но вспомнил предупреждение Чарльза и ступил обратно, потому что уже начал кое-что понимать, хотя про себя костерил приятеля на чем свет стоит-в первый и последний раз в жизни. Ливень все хлестал. Мокрые вещи прилипли к телу, ручьи текли из штанин, словно из водосточных труб. Свежий ветер еще сильней облепил меня одеждой, и я совершенно закоченел. Вдруг, точно по волшебству, капли перестали барабанить по палубе. Я поднял голову. Ветер бил в лицо, почерневшее море сливалось с таким же небом. У входа в коридор стоял Веббер, вестовой кают-компании.

– Мистер Саммерс поздравляет вас с принятием ванны, сэр! Можете спускаться! – улыбаясь, как горгулья, объявил он.