Текст книги "Досье на любовника"

Автор книги: Триш Мори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Намеченная на утро встреча с сэром Родни и Правлением закончилась так, как и следовало ожидать. Саския машинально закрыла за собой дверь зала заседаний, прошла подлинному коридору и вышла из здания редакции. На улице моросил мелкий дождь и дул промозглый порывистый ветер. Девушка брела по тротуару, еле сдерживая слезы.

Случилось самое страшное. Важные люди из правления посчитали себя оскорбленными, когда Александр Котофидес – персона, пользующаяся авторитетом в бизнес среде, – вызвав их всех на это совещание, якобы чтобы развенчать слухи о своей помолвке с их сотрудницей, на встречу не явился. Правление расценило это как подтверждение некомпетентности Саскии Прентис.

Саския приняла все как должное. У нее не было аргументов, чтобы отстаивать свою позицию, она была просто не готова к этому. Ее воля к борьбе сошла на нет. Бессонная ночь, казалось, навсегда похоронила все стремления и надежды Саскии. Оставшись одна в огромном номере на роскошной постели, девушка могла думать только об одном. Ее единственный близкий человек, в котором она была уверена, как в самой себе, вдруг предстал перед ней незнакомцем, совершившим чудовищное преступление. Страх потерять работу оказался ничем по сравнению с этим откровением.

Теперь все только что случившееся воспринималось Саскией как величайшая несправедливость. Члены правления по очереди говорили ей, как они разочарованы в ее профессиональных качествах. Девушка поняла, даже если бы она успела сдать статью в срок, ее шансы были бы ничтожно малы по сравнению с шансами Кармен, чье блистательное досье уже лежало на столе председателя. Саския смогла лишь грустно улыбнуться самой себе. Целый год она снабжала редакцию первоклассными материалами, работала без выходных ради глупой надежды однажды заслужить долгожданное повышение по службе. Но единственная стоящая работа фаворитки членов Правления перечеркнула все ее заслуги.

Саския не понимала, чего ради ей теперь бороться. Ради отца? Она боялась предстоящей встречи с ним, боялась заглянуть в его глаза и удостовериться в правдивости обвинений Алекса. Девушка не хотела признаваться отцу в том, что осведомлена о его прошлом, но не знала, сможет ли держать это в тайне. Она не понимала пока, как это страшное знание изменит ее отношение к отцу, тем более теперь, когда он стар и болен. И кому нужна такая правда?!

Вот уже полчаса Саския пыталась поймать такси, но пока все ее попытки были напрасны. Ее руки замерзли, перчатки она забыла в офисе, но возвращаться за ними не хотелось. Наконец единственный свободный таксист припарковался на обочине, девушка юркнула в салон и забилась в угол на заднем сиденье. Она не знала, что ответить на привычный вопрос водителя: куда едем? – растерялась, но после продолжительной паузы все-таки назвала отцовский адрес. Саския решила поступить так, как подсказывает ей совесть. Она убеждала себя в этом еще минут двадцать, пока машина медленно ехала по городу. Оказавшись перед отцовским подъездом, девушка испытала панический страх. Едва переставляя ноги, она поднялась по лестнице на нужный этаж и постучала в дверь квартиры, потом еще раз и еще. Никто не открывал.

Из расположенной рядом квартиры, привлеченная громким стуком, выглянула соседка.

– Миссис Шарп, я заехала навестить отца, но никто не открывает. Вы не знаете, где бы он мог сейчас быть? – спросила у нее Саския.

– Ах! Саския, деточка! Неужели ты ничего не знаешь? – испуганно проговорила соседка.

Алекс вернулся на озеро Тахо в скверном настроении. Его вышла встречать Марла, она улыбалась, наверно, впервые за последние несколько месяцев. Поцеловав брата в щеку, Марла очень удивилась, не увидев с ним Саскии.

– А где же Саския? – спросила сестра.

– В Лондоне твоя Саския, – бросил Алекс.

– То есть? А почему она не вернулась с тобой?

– А что, должна была? – спросил он и кивнул в сторону стоящего поблизости Джейка: – Джейк!

– С возвращением, босс, – поздоровался тот.

Проходя мимо Марлы, Алекс пристально на нее посмотрел и произнес:

– В моем кабинете через пятнадцать минут.

Она пришла в назначенное время. Алекс стоял у камина и о чем-то размышлял. Он повернулся на звук шагов сестры. Только сейчас Алекс заметил перемены в ее облике:

– Что ты с собой сотворила?

– Перекрасила волосы. Что скажешь? Тебе нравится? – Марла кокетливо повертела головой, демонстрируя брату медово-золотистые пряди.

Алекс промолчал. Он выдержал паузу, затем гневно произнес:

– Я прослушал твое послание на автоответчике. Мне бы хотелось узнать поточнее, про какую такую книгу ты говорила?

– Ой! – вскрикнула сестра.

– Помяни мое слово, я сделаю все возможное, чтобы твоя никчемная книжонка никогда не увидела свет!

– Обойдешься! – набросилась на него Марла. – Крупное издательство собирается купить у меня права на ее публикацию. И я говорю, рукопись будет издана!

– Только через мой труп!

– Да ты даже не знаешь, о чем споришь. Разве Саския тебе не объяснила?

– Только ее вмешательства в наши семейные дела недоставало! Я бы и слушать ее не стал.

Марла не ожидала такого ответа:

– Но ты ведь как-то узнал об этом. Я просила портье соединить меня с номером Саскии и оставила сообщение… Вы что, остановились в одном номере? – она обрадовалась своей догадке и широко улыбнулась. – Как я могла не догадаться, что вы любовники?!

Алекс, раздосадованный тем, что строгий разговор с сестрой не удался, вышел из кабинета и направился к своей спальне. Марла семенила вслед за ним:

– На самом деле, это отличная новость. Вы, на мой взгляд, идеально подходите друг другу. Тем более странно, что Саския не вернулась вместе с тобой, а осталась в Лондоне. Неужели вы поссорились из-за меня, из-за моей книги?

Алекс резко развернулся, несильно встряхнул Марлу за плечи и отчеканил:

– С самого начала я строго-настрого запретил вам общаться друг с другом. Саския уверяла меня, будто не интересуется твоей персоной, я ей поверил. И что я узнаю в результате? Она раскрутила тебя на целую книгу мемуаров! Другим папарацци такое даже и не снилось. Ладно, ты, но как мог я поддаться ее уговорам?

– Действительно… Ты ведь гордишься тем, что никогда никому не веришь!

– И правильно делаю.

– Нет, неправильно. Потому что Саския тебя не обманывала. Она занималась исключительно твоим досье. Это я впутала ее в историю с публикацией моих воспоминаний. Когда я навязала ей свою рукопись, она даже не знала, кто ее автор.

– Я думаю, ей не составило труда догадаться. Когда это ты умудрилась договориться с ней?

– Утром после вашего приезда. Саския гуляла вдоль берега, там я ее и увидела. Мы немного поговорили, она мне очень понравилась. Я ни на секунду не усомнилась в ее порядочности.

– Ну, конечно! Ты же эксперт!

– Она меня предупреждала, что тебе это не понравится, хотела отказаться, но я умоляла ее прочитать эту рукопись.

Алекс стоял молча, взвешивая все услышанное. Он знал, Марла ему не лжет.

– Это ничего не меняет. Рукопись не должна быть опубликована.

– Это моя рукопись, и распоряжаться ею буду только я сама.

– Марла, я всегда действовал в твоих интересах.

– Чушь. Ты всегда думал, что действуешь в моих интересах.

– Вечно ты бунтуешь, как подросток. А я всего лишь хочу, чтобы моя сестра была счастлива.

– Чудесно. Я хочу ровно того же для нас обоих.

– По-твоему, обнародование подробностей твоей бурной биографии способно сделать нас счастливыми?

– Из твоих слов я поняла, что ты ни строчки не прочел. Как же ты осмеливаешься судить, Алекс?

– Я уверен, раз книгу согласились напечатать так быстро, значит, в ней содержится нечто шокирующее.

– Но ведь ее написала я – твоя сестра! Неужели ты даже мне не доверяешь?

– Это не вопрос доверия. Я пекусь о твоем спокойствии и безопасности.

– Алекс! Мне уже скоро исполнится сорок. Я просто рассказала свою историю своими словами. Если ты спросишь Саскию…

– Я не собираюсь ее ни о чем спрашивать! – перебил сестру Алекс. – И попрошу тебя больше с ней не общаться.

– Как это понимать? Еще вчера вы ночевали в одном номере.

– Это тебя не касается. Ты даже не догадываешься, что она за человек такой.

– Послушать тебя, Саския – настоящее чудовище.

– В каком-то смысле это так.

– Потому что она дочь Виктора Прентиса? Я угадала? – спросила Марла.

– Ты знала это? – опешил Алекс.

– С самого начала. Сложно было не узнать ее фамилию после всей этой шумихи вокруг вашей помолвки.

– И, несмотря на это, ты обратилась к ней со своей просьбой? Марла, я тебя совершенно не понимаю и, видимо, никогда не пойму. Тебе было только пятнадцать, когда Виктор Прентис…

– Тебе незачем напоминать мне об этом всякий раз, я и без того отлично все помню. Тебе в ту пору было двенадцать, и отец не должен был рассказывать впечатлительному подростку о случившемся.

– Я узнал о происшедшем не от отца, я просто наблюдал и слушал, что происходило в доме. Все эти слезы, крики. Я поклялся тогда убить его или, по меньшей мере, жестоко отомстить.

– И с этим заблуждением ты жил все эти годы?

– Ты называешь заблуждением долг покарать человека, который изнасиловал мою сестру?

– С чего ты взял, что он насиловал меня, Алекс? Все было иначе.

– Ты хочешь сказать, что Виктор Прентис не лишал тебя девственности?

– Я сама так пожелала. Это было только мое решение.

– Он годился тебе в отцы! Что за странное желание?!

– Я тогда меньше всего думала о его возрасте. Он был силен, красив, уверен в себе, могущественен. Короче, он был именно таким, каким представлялся мне настоящий мужчина. А когда я узнала, что Виктор одинок и глубоко несчастен, что он безумно любит свою чудесную дочку, он показался мне таким трогательным.

– И поэтому ты согласилась на эту мерзость?

– Не я согласилась, а он.

– Что за ерунда?

– Мне было пятнадцать. Я была пылкой, восторженной девочкой. Я буквально бредила им, постоянно говорила ему про свою любовь, убеждала, что хочу стать женщиной только в его объятьях, больше ни в чьих. Это я его соблазнила, а не он, как ты всегда думал… И твоя враждебность перекинулась на Саскию. Мне очень жаль.

– Твои слова ничего не меняют в моем к нему отношении. Он не имел права злоупотреблять твоей детской влюбленностью.

– Тебе нравится его ненавидеть, да, Алекс? Ну что ж, я не могу тебе в этом помешать. Но какой прок в ненависти к старому больному человеку, который доживает свои последние дни в четырех стенах? И зачем распространять эту ненависть на Саскию? Ненавидеть ее только за то, что она любит своего отца – единственного родного ей человека, за то, что она стойко борется со всеми невзгодами, желая обеспечить ему достойную старость? Неужели за это можно кого-то ненавидеть?

– Черт возьми!

– Алекс?! Ты что-то натворил, да? Не отпирайся!

В очередной раз за прошедшие сутки он почувствовал себя дураком.

– Ты ей рассказал? Боже мой, что ты наделал! Ты понимаешь, что ты наделал?

Алекс не нашел в себе сил ответить Марле, только кивнул.

Алекс стоял посреди кабинета, бессмысленно глядя в окно. Он уже изучил каждую ветку, каждый листочек росшего под окнами дерева. Весь мир казался ему чужим и незнакомым.

Утро встретило Алекса холодным ветром, влетевшим в окно. Алекс встал из-за стола и задернул штору. Этой ночью он не спал. Несколько часов безрезультатно проворочавшись на мягкой постели, он вернулся в кабинет, где и встретил рассвет. Теперь Алекс работал, разбирал накопившиеся за дни отсутствия бумаги. Но даже привычная работа не помогала ему вернуть покой. Вместо тишины и сосредоточенности он ощущал только пустоту.

Для Алекса настало время признать, как грубо он ошибся. Он был несправедлив с Марлой: будучи уверенным, что защищает и поддерживает ее, он лишь ограничивал ее свободу. Все это время сестра заслуживала большей деликатности и понимания с его стороны.

О Саскии Алексу вообще думать не хотелось. Он никогда не воспринимал ее иначе, чем как дочь врага своей семьи. Даже любя ее, Алекс ненавидел с большей страстью, чем любил. Улетая из Лондона, он знал, что обрекает ее на провал так же хладнокровно, как восемь лет назад обрек на нищету ее отца. Алекс дважды оскорбил ее женское достоинство, а ведь она не сделала ему ничего дурного, хоть до последнего времени он и был уверен в обратном.

Очередную ночь Саския провела, скорчившись на маленьком кожаном диванчике. Время от времени она выныривала из тяжелого мутного сна, чтобы посмотреть, не пришел ли в себя ее отец, не улучшилось ли хотя бы незначительно его состояние. Но все было по-прежнему.

Вот уже три дня и три ночи Саския не отходила от его постели. Кома в результате кровоизлияния в мозг, операцию делать нельзя, лаконично сообщил ей доктор и добавил: в таких случаях невозможно дать прогноз, может быть, пациент придет в себя через пять дней, может, через пять месяцев, а может, никогда. Последнюю фразу Саския постаралась не расслышать, но все же она снова и снова всплывала в ее мозгу. Девушка решила дождаться исхода, каким бы он ни был. Ей мешала только усталость.

Саския присела на край отцовской кровати. Она смотрела на монитор, по экрану которого ползли разнообразные графики, свидетельствующие о том, что ее отец до сих пор жив. Девушка представила себе, будто он всего лишь спит, а когда настанет время, обязательно проснется. И тогда она убедится, Алекс лгал и все его обвинения – не более чем клевета, на которую вполне способен человек, который дважды надругался над ее любовью. Саския тихо расплакалась. Несмотря на недоверие, она снова, через восемь лет, смогла полюбить этого человека. Девушка не чувствовала больше ничего, кроме боли и безысходности.

Приоткрылась дверь в палату, в образовавшийся проем заглянула медсестра:

– Сегодня чудесный день, мисс Прентис. Но обещали, что после полудня пройдет небольшой дождь. Не желаете прогуляться по свежему воздуху и выпить чашечку чая?

– Пожалуй, вы правы, – согласилась Саския, обувая туфли.

Когда поздней ночью Саския вернулась домой, крохотная однокомнатная квартирка встретила ее сюрпризом. Девушка открыла дверь и нащупала выключатель. Сразу бросилась в глаза стопка корреспонденции, лежащая на комоде. В отсутствие Саскии ее домовладелица, как всегда, бережно собирала всю ее почту. Но удивительным было отнюдь не обилие писем. Посреди комнаты высилась гора коробок. Саския взглянула на квитанцию, прикрепленную к картонному боку одной из них. Глаза выхватили единственное словосочетание: озеро Тахо. Должно быть, Алекс, таким образом, избавился от ее вещей. Но почему так много коробок? Девушка начала вскрывать их одну за другой: изящное шелковое платье, в котором она вылетала из сиднейского аэропорта, изображая невесту Алекса. Восхитительный золотой наряд, в котором она посетила благотворительный бал в Нью-Йорке, и множество других вещей, которые ей довелось примерить в магазинах Сиднея и Нью-Йорка, а также туфли, сумочки, украшения.

Саския присела на краешек кресла и постаралась спокойно обдумать странный поступок мистера Котофидеса, завалившего ее дом всеми этими вещами, но уже через минуту разразилась хохотом. Девушка с трудом смогла себя остановить, смех перешел в истерику. Она вытирала льющиеся по щекам слезы, недоумевая, для чего Алексу понадобилось напоминать ей о своем существовании, да еще таким эксцентричным способом.

На следующее утро раздался звонок в дверь. Саския только что вышла из душа. Она собрала мокрые волосы на затылке и отправилась открывать, уверенная, что прибыли из благотворительного фонда, которому она решила преподнести в дар все эти бесполезные для нее наряды, считая это единственным способом навсегда избавиться от присутствия в своей жизни Алекса Котофидеса. Саския радушно открыла дверь, но, увидев посетителя, быстро изменилась в лице.

– Здравствуй, Саския…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

– Зачем ты здесь?

– Повидать тебя.

Перед Саскией стоял Алекс, он выглядел усталым и расстроенным.

– Ты не пригласишь меня войти? – спросил он.

– Зачем?

– Я приехал издалека, очень устал, и мне необходимо с тобой поговорить.

– Но я тебя не звала, к тому же все уже сказано.

На лестнице показались двое мужчин в униформе. Они встали за спиной Алекса, загораживающего проход в квартиру, один из них обратился к девушке:

– Это от вас мы должны забрать вещи для благотворительного центра?

– Да. Все вещи вон там, проходите и забирайте, – Саския указала рукой на груду коробок в центре комнаты.

Алекс прошел в квартиру, пропуская входящих.

– Забирайте все это, – еще раз повторила девушка.

Рабочие начали осторожно собирать коробки. Когда они проходили мимо Алекса, он увидел, какой именно дар Саския решила преподнести благотворительному фонду. Он перегородил посыльным дорогу:

– Постойте-постойте! Разве это не те самые?

– Ты прав. Те самые.

– Надеюсь, ты догадываешься, во сколько мне обошлись эти вещи?

– В любом случае мне они стоили дороже.

– Ну, так что, выносить или оставлять? – нетерпеливо спросил один из мужчин.

– Забирайте! – крикнула девушка.

– Нет. Оставьте! – Алекс все еще стоял на пути к двери.

– Ну а все-таки? – раздраженно настаивал рабочий, нагруженный коробками.

– Я купил их для тебя, а не для благотворительного общества, – обратился Алекс к Саскии.

– Ты купил их для своей гипотетической невесты. Можешь забирать. Если не хочешь, то позволь этим двум джентльменам сделать их работу.

– Отлично. Господа, забирайте все, я не возражаю.

Рабочие переглянулись и мигом очистили жилую комнату от оставшихся коробок. Девушка готова была гневно обрушиться на Алекса, но, когда посыльные удалились, он начал первым:

– Что все это значит?

– В моем доме так не разговаривают. Командуй в других местах. У тебя достаточно своих квартир и домов, а здесь на меня голос поднимать не смей! Приехал он, видите ли! Никто не приглашал, а он приехал! Какой наглец!

– Уж, какой есть.

Оба понимали бессмысленность этой перепалки, но обоим надо было как-то справиться с гневом и растерянностью. Саския посмотрела на Алекса, еще раз отметила про себя, что выглядит он далеко не лучшим образом, и отвернулась. Она прошла на кухню и продолжила прерванное его приходом чаепитие. Чашка обжигала руки, но с ее помощью девушка смогла, как бы загородиться от незваного гостя.

– Мне неприятно твое присутствие, – проговорила она, наконец, поставив чашку на стол. – Что ты на это скажешь?

– Я прекрасно тебя понимаю.

– И.

– Ситуация безвыходная.

– Невероятно! – рассмеялась Саския. – Я нахожусь в своей квартире и вынуждена терпеть твое присутствие, потому что, видите ли, ситуация безвыходная!

– Нет! – Алекс подошел и взял девушку за руку.

– Отпусти! – воспротивилась она.

– Давай не будем ругаться. Не для того я здесь.

– А для чего, Алекс? Недостаточно еще меня унизил?

– Я пришел просить прощения.

Саския недоверчиво взглянула на него и усмехнулась:

– Только-то и всего? И я, конечно, обязана простить тебя. Забыть о том, как ты скверно со мной обошелся, между прочим, уже не в первый раз. – Она вырвала свою руку из его руки и снова взяла чашку.

– Марла мне все объяснила. Она сказала ровно то же самое, что и ты. Прости, я не верил тебе.

– А если бы твоя сестра не вступилась за меня, ты бы и сейчас не верил.

– Саския, я пытаюсь объясниться с тобой, оставь этот тон!

– Ты мне не все сказал? Хочешь что-то еще?

– Черт возьми, Саския! А ты как думаешь? Я был уверен, что все мои подозрения обоснованны, поэтому винил тебя во всех смертных грехах: Марла разубедила меня. Я искренне сожалею о своей ошибке. Неужели тебе без лишних слов не ясно, почему я вернулся?

– Нет. Вероятно, я недогадливая.

– Я предал тебя и подставил перед руководством твоей редакции, – осторожно начал Алекс. – Как прошла та встреча?

– Ах, вот ты о чем. Встреча прошла незабываемо. Члены правления соизволили дать мне несколько дней, чтобы закончить статью. Только писать мне было не о ком. Вот такая незадача!

– Ты получишь этот пост, если все еще хочешь этого, даже без всякого материала обо мне, – проговорил Алекс.

– Как это мило с твоей стороны, но у меня желание пропало. Кармен заслужила это место. Ей пост главного редактора будет по плечу, а мне – нет. Мне не хватает лицемерия для роли босса.

– Кармен вышла из игры.

– То есть?

– Вчера сообщили в новостях: у Драго Майоло случился сердечный приступ, когда он был за рулем своего «Феррари», Кармен сидела рядом. Они врезались в бетонное ограждение. Смерть наступила мгновенно.

Саския не смогла сдержать слез. Какими бы сложными ни были их с Кармен отношения, их связывали годы совместной работы.

– Сожалею, что принес тебе такие плохие новости, – Алекс присел рядом с ней. – Думаю, теперь ты точно получишь эту работу.

– Но я не хочу больше.

– А как же твой отец?

Саския подняла на Алекса глаза, полные муки.

– Марла сказала, что он болен и деньги необходимы тебе для его содержания. Но она рассказала мне и еще кое-что…

– Зачем ты вообще решил сейчас обсуждать со мной состояние моего отца, учитывая твои чувства к нему, да и ко мне тоже?

– Послушай, не горячись. То, о чем я говорил тебе в отеле относительно твоего отца…

– Ах, да, пожалуй, стоило известить тебя. Ты бы порадовался.

– Известить о чем?

– Ты так жаждал его покарать, всегда желал ему смерти!

– Ты ошибаешься, Саския. Такого я бы никому не пожелал. Да, я злился на него, но был не прав.

– Отлично! Сейчас еще выяснится, что я все выдумала, а ты добрейший и благороднейший человек! О, я и забыла, ты же у нас тайный благотворитель!

– Ты не права.

– Какая теперь разница? Можешь праздновать.

– Праздновать что?

– Вчера моего отца не стало, – прошептала девушка.

Только в эту минуту Саския окончательно осознала всю необратимость происшедшего, тяжесть своей утраты. Все дни, проведенные в больнице, она могла думать только о болезни отца, о его страданиях. В тот миг, когда остановилось его сердце, девушка поняла, что теперь все его мучения закончены. Тогда она приняла факт его смерти, а осознала только сейчас.

– Саския, – окликнул ее наблюдавший за ней Алекс. Он видел, как помутнел ее взгляд.

Он ехал к Саскии просить прощения и рассказать о смерти Кармен, но не предполагал, что ему придется разделить с ней горечь еще более тяжелой утраты. Алекс хотел сочувственно обнять ее за плечи, но она отмахнулась и скрестила руки на груди.

– Не смей ко мне прикасаться – прошипела она.

– Саския…

– Я не нуждаюсь в твоих соболезнованиях. Тебе незачем притворяться. Представляю, как ты сейчас торжествуешь!

– Должен признать, я был не прав в отношении твоего отца. Но что гораздо хуже, я оскорбил твое чувство к нему. Прости меня.

– Твоя месть увенчалась успехом, можешь уходить. Зачем тебе мое прощение, если ты изначально поставил себе целью обесчестить меня и унизить, желая взять реванш за неудачи своей семьи, в которых якобы был виновен мой папа? А теперь заявляешь, будто был к нему несправедлив. Мнето что с того? Я лишилась всего: и семьи, и работы.

– Саския, остановись и послушай меня.

– Тебе мало было просто испортить мои и без того нелегкие отношения с начальством и лишить меня средств, к существованию. Тебе хотелось сделать со мной то же самое, что, по твоим словам, мой отец сотворил с Марлой. Напрасные надежды, мне уже не пятнадцать.

– Возможно, в последнем своем утверждении ты отчасти права. Я действительно задумал это, когда ты была совсем юной, но, если помнишь, я не сделал этого тогда, я остановился.

– Ты не остановился, Алекс, ты пошел гораздо дальше. Ты выкинул меня за ненадобностью, ты посмеялся над моим чувством к тебе. Ты растоптал мою любовь.

– Я не хотел навредить тебе.

– Интересно, а что важнее, тело или человеческая душа, которую ты, судя по всему, ни во что не ставишь? Ты убежден, что совершаешь все поступки во имя восстановления чести своей семьи, своей сестры, которая не считает возможным даже просить тебя о помощи и поддержке. Но ты не в состоянии понять это.

– Да. Многое, в чем ты меня обвиняешь, – правда. Я жаждал мести. Я приглашал тебя поужинать, в кино, на танцы, думая лишь о том, как бы рассчитаться с Виктором за Марлу. Когда мы вдвоем оказались в дачном домике, я был уже готов довести начатое до конца. Ты всецело была в моей власти, в моих руках. Ты сама предлагала себя, как я того и добивался. Самая малость отделяла меня от цели.

– Что же тебя остановило?

– Отвращение. Я стал противен себе. С двенадцати лет я был поглощен одной-единственной идеей – расквитаться с твоим отцом и вернуть все, что когда-то принадлежало моей семье. Я знал, что не остановлюсь ни перед чем. В ту ночь я дошел до самого дна, но устоял.

– Поэтому ты решил стать отшельником и никого не впускать в свою жизнь? Не из-за Марлы?

– Нет. Я опасен для общества. Я не хочу, чтобы кто-то знал обо мне больше, чем я сам позволяю о себе узнать. Но ты заслужила мою откровенность.

– Чем же?

– Ты сказала, что любишь меня.

– Я говорила о прошлом, которое ушло безвозвратно.

Алекс решился на свое главное признание. Он приблизился к Саскии, погладил ее по все еще влажным волосам, вдохнул исходящий от нее аромат чистоты и свежести и сказал:

– Саския, прости меня.

– Ты очень скверно обошелся со мной, в том числе и в нашу последнюю встречу. Ты причинил мне слишком много вреда.

– Не только тебе, но и себе. Нам обоим. И не представляло, чем это загладить. Прости меня. Я знаю, ты можешь.

– Ты хотел, чтобы я разделила судьбу твоей сестры. Мне очень трудно злиться на тебя за это, хотя, наверно, и стоило бы.

– Именно в этом и заключалось мое главное заблуждение. Я разговаривал с Марлой, она все мне рассказала. Это не было изнасилованием.

– Объяснись.

– Твой отец и Марла действительно занимались любовью, но он не насиловал мою сестру.

– Я тебя не понимаю.

– Марла уверяет, будто это она соблазнила твоего отца. Она предложила ему себя, а он не смог отказаться.

– Но ты говорил, он сделал это специально, затем, чтобы поглумиться над своим бывшим компаньоном – твоим отцом.

– До последнего времени я именно так и думал, Виктор сам сказал это нашему отцу.

– Но зачем?

– Марла считает, он специально оговорил себя для того, чтобы наши родители не наказали ее за распутство.

– Выходит, я напрасно усомнилась в нем.

– Именно так, и в этом виноват только я. Сам не знаю, как подобные обвинения сорвались с моего языка. Я не хотел, чтобы ты когда-либо узнала…

– Все эти дни, пока отец лежал в коме, у меня на сердце была невероятная тяжесть. Мое сознание разрывалось между любовью к нему, признательностью за все, что он для меня сделал, и твоим чудовищным обвинением. Хотела бы я никогда его не слышать! Алекс, я сейчас очень тебе благодарна. Ты нашел в себе силы развеять мои сомнения, спасибо тебе за это.

– Ну вот – это все, что я хотел тебе сказать. Пожалуй, мне пора идти.

* * *

Стоя перед зеркалом, Саския перехватила волосы на затылке черной лентой и тщательно разгладила складки жакета. Из зеркала на нее смотрела худая девушка с черными кругами под глазами.

Часы на тонком запястье отсчитывали последние минуты перед выходом. Она была собранна и сосредоточенна. Время слез прошло. Сейчас ее главной задачей было достойно проводить отца в последний путь.

За прошедшие дни Саския во всей полноте успела прочувствовать тоску и боль утраты. Она благодарила Всевышнего за то, что перед смертью ее отец не долго мучился. Девушка много думала об отце и Марле, о событии, происшедшем много лет назад. Она понимала, почему отец согласился на эту связь, помнила, в какой тоске он пребывал после скоропостижной смерти жены, знала, как дорог в тяжелой ситуации каждый добрый взгляд и слова сочувствия. Должно быть, отец с горя кинулся в омут любви юной девушки.

Саския повесила сумочку на плечо и взяла со столика ключи. Такси вот-вот должно было подъехать. Девушка спешила. Выйдя за дверь, она от неожиданности сделала шаг назад. В полумраке лестничной площадки неясным силуэтом вырисовывалась фигура стройного мужчины в черном костюме.

– Я вызвал лифт.

– Разве ты не улетел?

– Я буду сопровождать тебя на похоронах.

– Это излишне и, пожалуй, не очень уместно.

– Я думал, мы решили забыть все старые счеты и недоразумения.

– И обойдемся без новых.

– Правильно. Я хочу проводить твоего отца с чистой совестью и легким сердцем. Ты мне позволишь?

Саския ничего не ответила. Она вышла из подъезда, остановилась на крыльце и проговорила:

– Я подожду такси.

– Я отослал его. Надеялся, что ты согласишься поехать со мной, – Алекс подошел к ней.

– Я не уверена. Не понимаю, зачем. Все кончено, не так ли?

– Перестань. Едем, – он нежно обнял ее за плечи и повел к своей машине.

На похоронах было мало народа. Миссис Шарп из квартиры напротив, сиделка, пара старинных отцовских друзей-компаньонов по игре в бридж. Во время короткой прощальной церемонии Саския никак не могла оторвать взгляд от богато украшенной цветами крышки гроба. Уходя с кладбища, она вложила свои пальцы в ладонь Алекса и прошептала:

– Спасибо, что был рядом.

Садясь в машину, девушка устало выдохнула:

– Ну, вот и все.

– Когда вернемся, я сделаю тебе горячую ванну.

– Я очень хочу спать, все остальное подождет. Холодно, я замерзла.

Алекс крепко обнял дрожащую Саскию, она не сопротивлялась, напротив, доверчиво прижалась к нему. Дома он осторожно раздел ее и отнес на кровать, затем укутал теплым одеялом и устроился рядом.

– Я люблю тебя, – прошептал Алекс, зарываясь лицом в ее мягкие волосы, но девушка уже спала.