Текст книги "Без пощады"

Автор книги: Томас Майн Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Но, полковник, – продолжал усомнившийся начальник стражи, – ведь ваш же корнет только что принес известие, что, наоборот, вы со всем вашим отрядом попались в плен к…

– А, так он бежал сюда, негодяй! – с притворным негодованием вскричал Кэйрль, нисколько не растерявшись. – Ах, он подлец! А мы думали, что он лежит где-нибудь убитый или раненый, но в темноте не могли найти его и хотели послать искать на рассвете. А он вот что устроил: позорно бежал, бросив оружие и флаг, и в свое оправдание наплел такую ложь!.. Ну, я с ним потом расправлюсь!.. Опустите мост, повторяю вам!

Последняя молния удаляющейся грозы с полной ясностью вырисовала перед караулом длинную линию монмаутского отряда, ехавшего попарно, а посреди него и в арьергарде массу людей на чужих лошадях, в чужих мундирах, безоружных и с опущенными на грудь головами, – очевидно, пленных. Сомнений больше не было. К тому же самого полковника Кэйрля хорошо освещали и мостовые фонари, да и голос его был хорошо знаком монмаутскому гарнизону. Ясно, что корнет бессовестно солгал, чтобы оправдать свою трусость.

– Опустить мост! – скомандовал начальник караула, решив, что долее медлить неудобно: этим он может навлечь на себя крупную неприятность со стороны полковника Кэйрля.

Эскорт с мнимыми пленниками галопом пронесся через мост и влетел в городские ворота, также отворенные перед ним по сигналу с моста. Но тут же произошла волшебная перемена. Выхватив из-под мундиров сабли, «пленники» оказались во главе эскадрона и с криками: «За Бога и парламент!» бросились по направлению к крепости.

В то же время к мосту с другой стороны вихрем примчалась главная сила полковника Массея под его собственным предводительством, перебила часть караула, остальную взяла в плен и с теми же криками: «Бог и парламент!» обрушилась на стражу у городских ворот.

Когда на горизонте заалела утренняя заря, на главной башне монмаутской крепости уже развевался совсем другой флаг, чем раньше. Славный штандарт Свободы сменил опороченное знамя Стюартов.

Глава XXV. БЕСЕДА ДВУХ ДРУЗЕЙ

– Что с вами, Ричард? Чего вы приуныли? Это совсем не идет храброму воину, только что взявшему целый город. Вы смотрите так, словно сами попали в плен.

Так говорил полковник Роберт Кэйрль полковнику Ричарду Уольвейну. Беседа их происходила около двух часов пополуночи, вскоре после перехода Монмаутса из рук роялистов в руки парламентариев. Кэйрль привел соратника в свою квартиру, очень хорошую и прекрасно обставленную. Он привык жить на широкую ногу, имел большое состояние и умел им пользоваться.

Друзья сидели перед большим, богато накрытым столом и с аппетитом ели разнообразные холодные закуски, оказавшиеся в буфете, несмотря на поздний час. За кубком хорошего старого вина они возобновили свои прежние, чисто товарищеские отношения, которые одно время были прерваны переходом Кэйрля на сторону роялистов, а теперь, с возвратом его к парламентариям, начали вновь укрепляться.

– Да, Ричард, если бы не вы, Массею так скоро не удалось бы взять Монмаутса, – проговорил Кэйрль, продолжая начатую беседу.

– Нет, он этим обязан скорее вам, Роберт, – возразил сэр Ричард. – Надо же отдать должное и черту, как уже успели прозвать вас роялисты, – с улыбкой добавил он.

Кэйрль не обиделся на эту шутку и с веселым смехом подхватил ее.

– Так как в данном случае я в роли «черта», то вам нечего и беспокоиться насчет того, что мне будет воздано «должное», – заметил он. – На мою голову теперь посылается весь запас ругательных слов, каким так богат лексикон роялистов. Но пусть называют меня, как хотят, я этим нисколько не буду смущен; совесть моя чиста, и мне нечего стыдиться своего поведения, каким бы оно ни казалось в глазах других. Вам известны его мотивы, Ричард.

– Конечно, я знаю, что руководило вашими поступками, Роберт, и никогда не осуждал вас. Я говорил об этом Массею, когда мы с ним вчера вечером находились на Бекстоне и любовались на Монмаутс как раз в то время, когда мне принесли вашу записку, вынесенную отсюда в деревянной ноге нашего тайного вестника.

– Благодарю вас, Ричард! – воскликнул взволнованным голосом Кэйрль. – Впрочем, другого отношения ко мне я от вас и не ожидал. Когда я узнал, что вы находитесь в Хай-Мидоу-Хаузе, то решил присоединиться вновь к вам во что бы то ни стало, хотя бы мне пришлось бежать одному. Вы и представить себе не можете, как мне было противно среди роялистов. От них так и веет одуряющим запахом разврата. Роялисты и паписты пропитали своим специфическим запахом весь Монмаутс. Но теперь, надеюсь, скоро в стенах этого города повеет другим духом. Об этом позабочусь я сам. Массей сказал, что намерен сделать меня здешним комендантом.

– Радуюсь этому, – с искренностью проговорил сэр Ричард. – После того, что вами сделано, вы вполне заслуживаете такого доверия.

– Ну, сделал-то я, в сущности, немного. Тонкий план, только выполненный мною, задуман был вами, Ричард.

– Выполнение-то и важно. Успех плана именно от этого и зависит.

– Ну, что нам считаться, Ричард! Каждый из нас сделал, что и как мог.

– С этим я, пожалуй, согласен, Роберт. Но, благодаря глупой случайности, успех наш висел на волоске, когда нам с моста сообщили о бежавшем корнете.

– Да, момент, действительно, был критический, – сознался Кэйрль. – Я сам подумал тогда, что все пропало.

– Однако, вы выпутались из этой петли великолепнейшим образом! – подхватил сэр Ричард. – Я едва удержался от смеха, когда вы так искусно разыграли возмущенного «ложью» сбежавшего корнета. Впрочем, он и в самом деле струсил, хотя и по другой причине, чем та, которую вы расписывали перед мостом. А каким глупцом оказался тот офицерик, который начальствовал на мосту! Наверное, его теперь уже нет в живых. Следовавшие за нами товарищи вряд ли пощадили его.

– Да, боюсь, что так, – сказал Кэйрль. – В сущности, это был один из самых симпатичнейших людей в здешнем гарнизоне.

– Интересно знать, что сталось с вашим корнетом, который продемонстрировал такую удивительную прыткость ног? – сказал сэр Ричард.

– Все это мы узнаем завтра, когда будем проводить смотр. Корнет, может быть, ухитрился опять удрать. Пожалуй, и не один он. А оставшиеся здесь подозрительные субъекты все будут мной обезврежены. Я очищу весь город от роялистов, папистов и тому подобной гадости.

Наступило минутное молчание. Кэйрль достал бурдюк с испанским вином и наполнил им оба кубка. Когда он снова взглянул на своего собеседника, то заметил на его лице прежнее озабоченное выражение.

– В самом деле, что с вами, Ричард? – вторично спросил он, ставя перед ним кубок. – Право, вы смотрите так уныло, словно я – принц Руперт, а вы мой пленник… Простите, что я пристаю к вам с расспросами о причине вашей необъяснимой грусти. Кажется, не следовало бы грустить после такой блестящей экспедиции, как та, которая привела вас сюда. Но если у вас есть тайна, то я, конечно, не настаиваю. Быть может, вас тяготит что-нибудь, относящееся к сердечным делам? Тогда, разумеется, я молчу.

– Вы угадали, Кэйрль, – просто ответил сэр Ричард.

– Да?.. Вот уж не думал, что и ваше сердце может быть затронуто такой нежной страстью, Ричард!

– Нет, Роберт, то, что озабочивает меня, не имеет никакого отношения к моему сердцу – в том смысле, как вы думаете.

– Так чьего же сердца или чьих сердец касается это?

– Знаком вам молодой Тревор?

– Нет. Я знаю всех Треворов только по слуху.

– Тот, о котором я говорю, – Юстес Тревор, сын сэра Вильяма Тревора, владельца Эбергавенни.

– Ах, этот!.. Лично с ним я не знаком, хотя он и провел здесь несколько дней в качестве пленника. Он был взят Линдженом в Холлимид-Хаузе, близ Руардина, и завезен сюда по пути в Бечлей. Возвращаясь назад, Линджен снова забрал его с собой, чтобы отвезти в Гудричский замок. Это было третьего дня, поздно вечером. Кажется, он ранен.

– Да, и я слышал, что он ранен. Вот это-то меня и тревожит. Не знаете, какого рода у него рана? Опасна ли она?

– Не знаю. Я только заметил, что у него правая рука на перевязи. Но почему вы так беспокоитесь о нем, Ричард? Разве он вам родственник?

– Нет. Но он мне дороже всех родственников, Роберт! – с чувством проговорил сэр Ричард. – Так любить, как я люблю Юстеса Тревора, я мог бы разве только брата, сходного со мной характером и убеждениями. Но брата у меня нет… К тому же его любит еще одна особа, которой я симпатизирую.

– А!.. ну, конечно, эта особа – женщина, первопричина всяческого зла на земле! – презрительно буркнул Кэйрль.

– Нет, Роберт, не всякая женщина – причина зла, – возразил сэр Ричард. – Например, та, о которой я говорю, никогда никому не причинила ни малейшего зла, зато много делает добра другим и даже принесла большую пользу нашему делу. Она сделала и то, что мы с вами сейчас сидим в стенах Монмаутса.

– Будет вам шутить, Ричард! – вскричал Кэйрль. – При чем здесь женщина к взятию нами Монмаутса?

– Уверяю вас, Роберт, что без нее из нашей затеи ничего бы не вышло. Вдвоем с вами нам не взять бы Монмаутса. Надо было поднять на это дело Массея. А это сделала именно та женщина. Она любит Тревора и захотела освободить его из плена, вот и сумела повлиять на Массея…

– Вот как! – воскликнул с удивлением Кэйрль. – Значит, благодаря ей…

– Да, только благодаря ее убедительным просьбам и уверениям, что, как ей было известно от хорошо осведомленных лиц, Монмаутс охраняется довольно слабо, Массей и решился помочь нашему с вами предприятию.

– О, в таком случае, эта женщина достойна всякой благодарности с нашей стороны! – снова вскричал Кэйрль. – Могу я узнать ее имя?

– Это младшая дочь Эмброза Поуэля, о котором вы, вероятно, тоже слышали.

– Конечно! Кто не слыхал об этом истинном патриоте. Теперь мне понятно, почему Тревора захватили именно в Холлимиде, а не где-нибудь еще… Если не ошибаюсь, Поуэль сейчас находится в Глостере? Мы с ним соседи по владениям, но лично нам как-то не пришлось познакомиться, и подробности его жизни за последнее время я мало знаю.

– Мистер Поуэль со своими двумя дочерьми, Сабриной и Вегой, в начале гражданской войны перебрался было в Бристоль. А когда этот город был взят Рупертом, он воспользовался данным победителем позволением и переселился в Глостер. Вега, младшая дочь Поуэля, и есть наша добрая помощница. Но, как мне известно, она знает о Треворе только то, что он попал в плен и был перевезен сюда, а о его ране совсем не была осведомлена. Я боюсь, что когда до нее дойдет весть и об этом, да, пожалуй, еще в преувеличенном виде, она будет страшно потрясена. Всего обиднее будет для нее сознавать, что он теперь, так сказать, вне нашей досягаемости.

– Вне нашей досягаемости? – медленно повторил Кэйрль, видимо, пораженный какой-то мыслью. – Вы так думаете, Ричард?

– Разумеется! Разве мы в состоянии будем овладеть замком Гудрич? – печально произнес сэр Ричард.

– Не сейчас, конечно, а через некоторое время мы попытаемся сделать это, – сказал Кэйрль, начиная возбуждаться. – Никто так страстно, как я, не может желать увидеть срытым до основания это разбойничье гнездо, а его владельца – повешенным над дымящимися развалинами! Много горьких обид нанес Линджен моему старому отцу, и не я буду, если не отомщу ему за это!

– Но если вы собираетесь разрушить Гудрич, то надо сначала освободить оттуда Тревора.

– Ну, конечно, это будет сделано прежде всего, и я уже придумал способ. Очевидно, вы не прочь рискнуть кое-чем для его спасения, Ричард?

– Я готов ради этого пожертвовать хоть самой жизнью! – горячо воскликнул Уольвейн.

– В таком случае постараемся освободить его, так сказать, напролом.

– Какой у вас на этот счет план, Роберт?

– Очень простой. Едва ли Линджен оставит своих пленников в Гудриче, которому, как он считает, грозит опасность с нашей стороны после дела при Бечлее. Он опасается осады, которая чем дольше протянется, тем будет тяжелее для него. Я кое-что слышал об этом мельком. Говорят, что он хочет переправить пленных этой же ночью в Гирфорд, с тем, чтобы к утру они были уже на месте…

– А, понимаю, – перебил сэр Ричард, – вы хотите перехватить их где-нибудь по дороге, да?

– Именно. Опасаюсь только, как бы не воспрепятствовал этому Массей. Он может сказать…

– Так мы обойдемся и без его разрешения! – перебил Уольвейн. – Лично я со своим небольшим, но храбрым отрядом совсем не завишу от Массея и могу делать то, что сам найду нужным.

– Да?.. Впрочем, пока ведь и я еще могу распоряжаться собой и своим эскадроном, как хочу, лишь бы это не шло вразрез с интересами общего дела, – соображал Кэйрль, – да и Массей должен быть только доволен, если мы совершим новый лихой подвиг, не потревожив ради этого его самого. Я знаю одно удобное местечко возле дороги из Гудрича в Гирфорд. Мы можем засесть там в ожидании конвоя с пленниками. Только для этого надо отправляться туда немедленно, иначе мы опоздаем.

– Что же, я готов, – поспешил заявить сэр Ричард, допивая свой кубок. – Сейчас будут готовы и мои форестерцы.

Пока происходила эта беседа между сэром Ричардом и полковником Кэйрлем, из ворот Гудричского замка выступил конный отряд в несколько сот человек, ехавших попарно и снабженных копьями, любимым оружием Линджена. Лишь двадцать человек не были вооружены; это были пленники. Во главе отряда ехал сам Линджен, полковник королевской армии и главный шериф графства Гирфорд. Он, как и предполагал Кэйрль, действительно переправлял своих пленников в главный город графства.

Линджен не стал бы делать этого, если бы ему было известно о переходе Монмаутса во власть Массея. Гонец, посланный к нему с этим роковым известием из Монмаутса, задержался дорогой и достиг места своего назначения лишь после ухода оттуда эскорта с пленными. Но ничего не подозревая и считая себя в полной безопасности, Линджен ехал в самом радужном настроении, перекидываясь веселыми шуточками с окружавшими его молодыми офицерами, очень довольными тем, что они едут в большой город, где их ожидают всякого рода развлечения.

Среди пленников находился и Юстес Тревор. Он действительно был ранен, и его правая рука висела на перевязи. Юноша предавался самым грустным размышлениям. Помимо горести, испытываемой каждым пленником, его мучило опасение, как бы не изменилась к нему Вега. Быть может, она приписывает его несчастье трусости и стала презирать его. И никакой надежды вырваться из цепких рук врага и поспешить к любимой девушке, чтобы оправдаться перед нею! В Монмаутсе блеснула было надежда на возможность освобождения, когда туда дошла весть о победе парламентариев при Бечлее. Но здесь, в Гирфорде, расположенном в самом центре неприятельской зоны и отличавшемся своим строго роялистским направлением, не могло быть никакой надежды на спасение.

Особенно досадно было молодому Тревору видеть себя на плохой лошаденке, а не на своем верном Саладине, волей судеб попавшем в руки одного из конвойных солдат, ехавших рядом с ним. Саладин обладал качествами, известными только его прежнему хозяину. В строю он ничем не отличался от других коней обычного типа, принятого в войсках. Но в случаях крайней необходимости он проявлял почти сверхъестественную силу, быстроту, ловкость и неутомимость. Бывали дни, когда он без отдыха преодолевал не меньше пятидесяти миль в сутки.

Юстес был уверен, что ему удалось бы бежать, если бы под ним был Саладин. Конь был понятлив, как человек, и, почувствовав на себе любимого хозяина, непременно постарался бы спасти его. В два-три быстрых скачка он вынес бы Тревора из рядов конвоя на такое расстояние, что растерявшимся от этой неожиданности конвойным нельзя было бы его догнать. Даже пуля не настигла бы его, потому что, пока бы они в него прицелились, Саладин успел бы умчаться еще дальше. Думая об этом, Юстес то и дело с нежностью посматривал на своего четвероногого друга, который, в свою очередь, ласково глядел на него своими большими умными глазами и временами терся о него головой. Это было, наконец, замечено конвойным, который сказал:

– Что, господин офицер, вам жаль своей лошадки? Да и она, кажись, скучает по вас? Коли угодно вам заплатить мне, я могу устроить так, что мы снова обменяемся конями. Неподалеку отсюда, в Акорнбери, перед спуском в глубокий овраг, есть постоялый двор, где наш полковник всегда останавливается на отдых. Там я все бы и устроил. Никто и не заметит, как я поменяю лошадок. Цветом и ростом они схожи. Мне все равно, на какой лошади сидеть: они все не мои. Ну а когда привыкнешь к какой, то, понятно, жаль расставаться. А заработать немножко деньжонок было бы мне приятно, потому что я человек бедный, а дома у меня семья, которой я посылаю все, что добуду на службе…

– Видишь что, милый друг, – сказал обрадованный Тревор, – когда вы взяли меня в плен, один из ваших капралов отнял у меня и деньги, и дорогую пряжку с шляпы, вместе с пером, которое мне еще больше жаль самой пряжки. У меня остался только вот этот перстень, и уцелел он потому, что был на пальце правой руки, которую я обвязал платком, чтобы остановить кровь. Вот его я и мог бы отдать тебе за твою услугу, если ты согласишься.

Юстес снял с пальца перстень и показал его конвойному. Крупный алмаз в тяжелой золотой оправе сверкнул в лучах молодой луны целым снопом радостных лучей, лучше всяких слов свидетельствовавших о его ценности.

– Согласен, согласен, господин офицер! – поспешил сказать солдат, сразу понявший, что он в Гирфорде выручит за этот перстень столько денег, сколько никогда не видывал даже во сне.

Глава XXVI. ЗАСАДА

Конвойный хоть и мог бы обмануть Тревора, получив от него плату вперед, но не сделал этого. Когда отряд остановился перед постоялым двором, хозяин которого подавал оставшимся в седлах офицерам вино и пиво, конвойный сделал вид, что поправляет на лошади Тревора ослабшую подпругу. Для этого пришлось слезть с лошадей и конвойному и пленнику. Дело было обычное во время стоянок, и никто на это не обратил внимания. Солдат действовал так ловко, что через минуту Юстес был уже на своем любимом коне.

Когда отряд двинулся дальше, Юстес с тревожно бьющимся сердцем стал выжидать поворота дороги в том месте, где она разветвляется в две стороны. В этой местности находилось поместье отца Юстеса, поэтому она была ему хорошо знакома с детства. И вот, когда отряд приблизился к повороту, молодой человек шепнул что-то на ухо Саладину и особенным способом сжал коленями его бока. В одно мгновение добрый конь вынес его из строя и помчал вверх на гору, покрытую густым лесом и изрезанную узкими тропинками. За беглецом бросились в погоню, в него стреляли, но Саладин знал свое дело и проявлял чудеса ловкости, чтобы спасти своего хозяина. Еще немного, и Юстес вне всякой опасности. Там, куда он забрался, ему не были страшны никакие преследователи; это была непроходимая дикая лесная глушь. Отсюда беглец рассчитывал выбраться в область, занятую сторонниками парламента. Но помощь оказалась к нему ближе, чем он предполагал.

Восходящее солнце уже заливало своими яркими лучами весь лес, когда вдруг из-за группы деревьев выступил новый конный отряд, и тот, который был во главе этого отряда, крикнул:

– Стойте! Кто вы и за кого? – но тут же радостно прибавил:

– Ах, Боже мой! Да ведь это вы, мой милый Тревор… Вот неожиданная приятная встреча! Как вас Бог спас? Вас-то нам и нужно было, и мы думали, что вас придется отбивать из рук врагов, а тут такое чудо…

– Сэр Ричард?! – вскричал Юстес, не менее его удивленный и обрадованный. – Вот счастье-то!

– Вас везли в другое место заключения? – продолжал сэр Ричард, спеша узнать нужные ему подробности.

– Да, и кажется, в Гирфорд.

– Под сильным конвоем?

– Человек в двести. Но ведь я был не один. Там еще оставалось девятнадцать пленников.

– Где вы их оставили?

Юстес сказал.

– Кто командует конвоем?

– Сам Линджен.

– Да? Кстати, Тревор, слышали вы, что мы нынче ночью овладели Монмаутсом?

– Нет, не слыхал. Вернее всего, эта весть не успела еще дойти до Гудрича. Рад узнать эту приятную новость.

– Вы говорите, сам Линджен при отряде? – спросил Кэйрль пожав руку Юстесу после того, как сэр Ричард догадался, наконец, познакомить их.

– Да, полковник, он сам ведет конвой, – ответил Юстес.

По лицу экс-роялиста пробежало выражение такой радости, какая может быть только у человека, давно искавшего случая разделаться со своим смертельным врагом и вот, наконец, дождавшегося этого случая.

– Присутствие этого человека едва не стоило мне жизни, – добавил Юстес.

– Почему?

– Я слышал, как он распорядился стрелять в меня и вернуть живым или мертвым.

– Ну, и стреляли в вас?

– Стреляли все его конвойные, но к счастью, не попали, и я, как видите, уцелел.

– Ну и слава Богу! – сердечно проговорил Кэйрль. – Значит, эти-то выстрелы мы и слышали, когда попали сюда, пробираясь к дороге в Гирфорд… Ну, Уольвейн, – обратился он к сэру Ричарду, – пора нам следовать дальше, если мы не хотим упустить Линджена. Хотя ваш молодой друг и спасен и отбивать его нам не потребовалось, мы все-таки не должны упускать случая посчитаться с неприятелем, берите своих людей и своего друга, так счастливо попавшего из-под обстрела прямо в наши дружеские объятия, и направляйтесь влево, а я со своими людьми поверну направо. Так, с двух сторон мы и охватим Линджена. Только позвольте мне руководить этой операцией, потому что эта местность мне больше знакома, чем вам.

Немного спустя эскадроны Кэйрля и Уольвейна, каждый в отдельности, уже находились в засаде возле одного места, которого нельзя было миновать Линджену, бросившему бесполезное преследование беглеца и продолжавшему свой путь.

Юстесу было дано запасное оружие, имевшееся у сержанта Уайльда, и он снова почувствовал себя человеком, а не вещью, с которой можно делать все, что вздумается ее владельцу. И всем этим он был обязан своему верному и умному Саладину.

Часть линдженского эскорта, состоявшая исключительно из молодых дворян и ехавшая немного позади, только что достигла одного крутого перевала, как вдруг с обеих сторон попала в окружение. Послышалось грозное: «Сдавайтесь!» Растерявшиеся кавалеры поняли, что если они не выполнят этого требования, то через минуту все будут уложены на месте. И они, забыв, что при них есть оружие, единодушно подняли руки и хором завопили: «Пощадите».

– Где сам Линджен? – кричал Кэйрль, с обнаженной саблей ринувшись в самую середину эскорта. – Почему не видно его? Куда он спрятался? Такому храбрецу следовало бы быть во главе отряда… Эй вы, корнет! – продолжал он, бешено напирая на молодого офицерика, помертвевшего от ужаса, – говорите скорей, где ваш полковник? Иначе я проткну вам ребра!

– Не знаю, – лепетал несчастный корнет, еле ворочая языком. – Он сейчас был впереди… Должно быть, отъехал в сторону.

Кэйрль вылетел обратно на дорогу и внимательно посмотрел во все стороны. За поворотом, с которого начинался спуск с кручи, мелькнуло несколько лошадиных хвостов.

– А, вот он где! – крикнул Кэйрль. – Уольвейн, пустимся за ним!

– Непременно! – отозвался сэр Ричард. – Он ушел вперед со всеми пленными. А так как эти пленные все из моей дружины, то их надо освободить, чего бы это ни стоило.

– Это нетрудно будет сделать, судя по тому, что сейчас было, – заметил Кэйрль. – Ватаги Линджена страшно деморализованы и не в состоянии оказать серьезного сопротивления.

Оставив часть своих людей при пленных, оба полковника пустились вслед за передовым неприятельским отрядом, который успел уже уйти далеко.

Между тем Линджена стали догонять его собственные дружинники, которым удалось ускользнуть из засады. Обернувшись на раздавшийся за ним шум лошадиных копыт, Линджен узнал своих и, видя их тревожное состояние, спросил:

– Что случилось? Бежавшего пленника, что ли, поймали?

– Никак нет, полковник! – запыхавшись ответил один из солдат. – Измена! Мы попали в ловушку!

– Измена?.. Ловушка?.. Что за чушь! – воскликнул Линджен, размахивая саблей. – Очумели вы, что ли?

– Никак нет, полковник! – продолжал солдат. – Нам подстроена ловушка. Мы едва ушли. Наверху выскочили на нас целые тысячи круглоголовых…

– Вздор, какие там могут быть круглоголовые! Их больше нет в здешних местах. Это, наверное, дружина Скьюдамора из Гирфорда, и вы, трусы, испугались собственной тени.

– Никак нет, полковник. Они окружили и захватили в плен всех наших кавалеров, которые ехали в арьергарде отдельной кучкой. Им крикнули «сдавайтесь!», и они сдались. Никто ведь ничего подобного не ожидал.

– Не поверю этому, пока сам не увижу! – упорствовал Линджен. – Назад за мной! – скомандовал он, продолжая размахивать саблей.

Солдаты неохотно повиновались только из страха наказания. Но не успел еще весь отряд обернуться, как с нижней части дороги донесся новый конский топот. Линджен остановился в ожидании, что будет еще. Подскакал всадник весь в поту и на взмыленной лошади. Очутившись лицом к лицу с полковником, он молча отдал ему честь и вручил письмо. Вскрыв письмо, Линджен прочитал следующие, очевидно, с большой поспешностью набросанные строки:

«Кэйрль обманул нас. Массей занял Монмаутс. Большие отряды – несколько сот человек из форестерцев Уольвейна и дружинников Кэйрля во главе с ним самим – нынче под утро отправились по дороге к Гирфорду. Назначение неизвестно. Будьте настороже!»

Хотя письмо было без подписи, Линджен узнал автора по почерку, а содержание письма подтверждалось только что полученным от собственных людей известием о засаде и теми устными подробностями, которыми мог дополнить письмо гонец.

Среди роялистов Линджен был одним из самых храбрых. Он ничего не боялся, когда знал, с чем имеет дело. Но кидаться очертя голову в опасность у него не было привычки; для этого он был слишком рассудителен и осторожен. Не поступил необдуманно он и в настоящем случае. Он понял, что с несколькими сотнями форестерцев и других республиканских дружинников ему, имея под руками какие-нибудь две сотни, не сладить. К тому же при форестерцах, наверное, находился полковник Уольвейн, славившийся своей исключительной доблестью, а изменник Кэйрль – лично ему, Линджену, смертельный враг. Массей в Монмаутсе, и тоже как бы не выкинул чего-нибудь непредвиденного. Вообще, положение Линджена было довольно критическим. Поэтому он хотел продолжать путь по направлению к Гирфорду, не пытаясь вступать в битву с неприятелем и оставив ему на произвол пленных кавалеров. Однако после новых размышлений, сообразив, что Кэйрль и Уольвейн могут пуститься ему вдогонку, он передумал насчет Гирфорда, но со всем своим отрядом и пленниками бросился обратно в Гудрич, только по боковой дороге, в обход того места, где была засада.

Это утро представляло удивительную картину переменчивости военных судеб. Сначала ехали триумфаторами роялисты, собиравшиеся удивить столицу графства Гирфорд своими победами и числом пленных; потом самая блестящая часть этих «победителей» позорно попала в плен к врагу, и, в довершение всего этого, Кэйрль и Уольвейн успели окружить отряд самого Линджена и отбить всех его пленников. Только самому Линджену, и то с большим трудом, удалось пробиться сквозь ряды своих преследователей. Со стыдом и позором, с горстью своих солдат, он вернулся обратно в свой замок, недавно покинутый им при совершенно иных условиях. Кэйрль торжествовал. Он гнался за своим врагом вплоть до самого Гудрича, куда он не мог проникнуть, потому что для этого понадобилось бы несколько тысяч человек. Но он нанес чувствительный удар самому Линджену, а в будущем надеялся завершить дело своей мести. Ради этого нужно было взять Гудрич штурмом или измором, сравнять эту гордую твердыню с землей и уничтожить самого Линджена. Вот только бы ему, Кэйрлю, утвердиться в Монмаутсе в качестве коменданта, и тогда наступит для него день полного торжества над врагом его и родины.