Текст книги "Перст судьбы"

Автор книги: Томас Майн Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава XXXV. КОРОТКАЯ РАСПРАВА

Разбойники вернулись на два дня раньше, чем их ожидали.

Пленник узнал об их приезде по крикам, поднявшимся снаружи. В окно своей кельи он увидел бандитов, обозленных и ругавшихся более, чем когда-либо.

Их экспедиция окончилась неудачно. Они наткнулись на солдат. Кроме того, они узнали, что в горы прибыли сильные отряды из Рима и Неаполя.

Говорили об измене.

Прямо против окна стоял Корвино и в присутствии всей шайки поносил Попетту самыми оскорбительными выражениями.

Рядом с начальником стояла разбойница, вероятно, соперница Попетты и что-то нашептывала ему на ухо.

Попетта была смущена. Все говорили разом и так бурно, что Генри, еще недостаточно хорошо владевший итальянским языком, не мог схватить истинного смысла.

Скоро крики стихли. Корвино отделился от толпы и в сопровождении двух или трех подчиненных направился к темнице.

Минуту спустя кто-то сильно толкнул дверь, и начальник бандитов ворвался в келью.

– Синьор! – крикнул он, скрежеща зубами, – я узнал, что вас великолепно кормили в мое отсутствие. У вас даже была собеседница, которая развлекала ваше одиночество. Очаровательная собеседница, не правда ли? Я думаю, что вы были довольны… Ха!.. ха!.. ха!..

Этот дьявольский смех, эти насмешки отозвались погребальным звоном в душе пленника. Значение их было ужасно для него или для Попетты… может быть, для них обоих.

– Что вы хотите сказать, капитан Корвино? – спросил машинально Генри.

– Ах, посмотрите, пожалуйста, на святую невинность, на безупречного агнца, на безбородого Адониса. Ха!.. ха!.. ха!..

Капитан снова разразился злым хохотом.

В эту минуту глаза его упали на белый предмет в углу темницы.

– Черт возьми! – начал он, внезапно меняя тон. – Это что такое?.. Бумага! Чернила и перо! Так вы, синьор, занимались корреспонденцией! Выведите его, – заревел он, – и захватите все!

Извергнув ужасное ругательство, он бросился на улицу, а два других разбойника потащили пленника. Третий взял бумагу и чернила, принесенные Попеттой.

Вся банда была в сборе.

– Товарищи, – крикнул начальник, – нам изменили! В темнице пленника мы нашли бумагу и чернила. Он писал письма, разумеется, чтобы нас предать. Обыщите его!

Пленника немедленно обыскали.

При нем нашли только одно письмо, видимо, давно написанное. Это было рекомендательное письмо к отцу Луиджи Торреани.

– Дьявол! – воскликнул Корвино, вырывая письмо и читая адрес. – Вот неожиданная корреспонденция?!

Он прочел письмо и улыбнулся, как хищник, уверенный, что добыча не уйдет из его рук.

– Итак, синьор, – сказал он, взглядывая на молодого человека, – вы уверяли, что у вас нет ни одного друга в Италии. Ложь! У вас есть друзья… богатые и сильные… первый магистрат деревни и, – прибавил он иронически на ухо пленнику, – очень красивая дочь. Какое несчастье, что вам не удалось передать рекомендательное письмо! Ничего! Вы можете с ней познакомиться… скоро, может быть, и даже здесь в горах. Это будет еще более романтично, синьор pittore.

Эти насмешливые слова отравленной стрелой вонзились в сердце Генри Гардинга. Со дня его плена его привязанность к сестре Луиджи Торреани росла не по дням, а по часам.

Подавленный горем, Генри хранил мрачное молчание. Да и что он мог сказать?

– Товарищи, – начал снова его палач, – доказательство измены у вас перед глазами. Не удивляйтесь теперь, что солдаты преследуют вас. Нам остается только узнать изменника.

– Да, да, – заревели разбойники, – изменника! Кто он?.. Давайте его нам!

– Пленник, – продолжал начальник, – написал письмо, оно отослано, раз его нет при нем. Кому оно было адресовано? Кто его снес? Кто ему достал бумагу, чернила и перо? – вот что надо узнать.

– Кто его стерег? – спросил один голос.

– Томассо, – отвечало несколько голосов.

– Томассо! Где Томассо? – заревели все.

– Здесь, – ответил разбойник, выступая вперед.

– Отвечай, это ты сделал?

– Что сделал?

– Доставил пленнику письменные принадлежности.

– Нет, – с твердостью отвечал Томассо.

– Не теряйте времени на расспросы этого человека, – воскликнула Попетта. – Если есть виновный, то это я.

– Это правда, – сказала ее соперница некоторым разбойникам, – она сама ему все принесла.

– Молчать! – крикнул громовым голосом начальник, заставив смолкнуть поднявшийся ропот.

– Зачем ты доставила пленнику письменные принадлежности, Кара Попетта?

– Для общей пользы, – отвечала разбойница, запинаясь.

– Это каким образом? – крикнули разбойники.

– Черт возьми, – возразила обвиняемая, – вы не понимаете! Между тем, это ясно.

– Говори, говори!

– Хорошо, замолчите, я буду говорить.

– Мы слушаем.

– Ну, так вот. Я так же, как и вы, хотела поскорее получить выкуп и думала, что письмо, которое он раньше написал, было недостаточно убедительно. Во время вашего отсутствия я уговорила его написать другое письмо.

– Значит, он написал своему отцу? – спросил один голос.

– Разумеется, – отвечала Попетта.

– Куда оно было отправлено?

– На почту, в Рим.

– Кто его носил в Рим?

Попетта отвернулась, точно не слыхала вопроса.

– Товарищи, – сказал начальник, – узнайте, кто отлучался во время нашего отсутствия.

Поиски были недолги. Обвинительница Попетты немедленно назвала разбойника, носившего письмо.

Это был новичок, недавно принятый в шайку, которого еще не брали в экспедиции. Подвергнутый перекрестным вопросам, он тотчас же во всем сознался.

К несчастью, он умел читать и знал настолько арифметику, чтобы отличить, что он снес два письма вместо одного. Он сознался, что одно письмо было писано к отцу пленника. До сих пор Попетта не солгала.

Погубило ее второе письмо, написанное Луиджи Торреани.

– Слышите, – крикнуло зараз несколько разбойников, не обращая внимания на имя Торреани… – синдик Валь д'Орло… вот почему нас преследуют солдаты! Всякий знает, что Франческо Торреани никогда не был нашим другом!

– И к чему это такое ухаживание за пленником? – заговорила опять доносчица, желавшая занять место обвиняемой. – К чему его закармливать нашими лучшими кушаньями? Поверьте, товарищи, нам изменили!

Бедная Попетта, ее час пробил! Супруг ее нашел, наконец, желанный повод, чтобы отделаться от нее. Теперь он мог сделать это безнаказанно и даже как бы справедливо.

– Товарищи, – начал он, скрывая свою звериную радость под видом глубокой грусти. – Мне нет надобности говорить вам, как тяжело мне слышать подобные обвинения моей любимой жены. И еще тяжелее, что я принужден признать эти обвинения справедливыми! Но мы все связаны одним законом, которому мы обязаны безоговорочно повиноваться. Мы все клялись, что всякий, кто нарушит его, будет немедленно предан смерти: будь это брат, сестра, жена или подруга… Вы меня избрали начальником, я хочу быть достойным вашего избрания!

С этими словами Корвино бросился на Попетту.

Раздался крик удивления и ужаса, немедленно сменившийся предсмертным стоном… Женщина тяжело упала на землю с кинжалом в груди, вонзенным по самую рукоятку.

Ни одной слезы сожаления, ни выражения ужаса, ни сострадания… Во всяком случае, если кто и жалел ее, то постарался это скрыть.

Убийца спокойно направился в свое жилище и заперся в нем скорее из приличия, чем от горя.

Несколько разбойников подняли тело и зарыли в долине, сняв предварительно все драгоценности.

Пленник, отведенный в свою темницу, смог там предаться размышлениям о виденной им драме. Убийство бедной Попетты показалось ему предзнаменованием еще более ужасной судьбы, ожидавшей его.

Глава XXXVI. ХИРУРГИЧЕСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

Следующие три дня в логовище разбойников царила совершеннейшая тишина. Обычный шум и крики сменились мрачным спокойствием, постоянным спутником каких-нибудь ужасных событий.

Начальник оставался у себя за запертыми дверями, как бы показывая этим, что он оплакивает убитую.

На четвертый день случилось событие, вернувшее жизнь шайки в обычную колею.

Незадолго до заката солнца часовой возвестил сигналом о прибытии гонца. Это был тот самый крестьянин, который ходил за деньгами Генри Гардинга.

На этот раз он принес известие начальнику шайки.

Генри узнал об этом только тогда, когда увидел входящего к нему Корвино с письмом в руке.

– Так вот как, – кричал раздраженный начальник, – синьор Inglese в ссоре со своим отцом! Тем хуже для вас. Непослушный сын заслуживает наказания. Если бы вы лучше себя вели, ваш почтенный отец действовал бы иначе и спас бы ваши уши. Теперь вы их лишитесь. Но утешьтесь! Они останутся в семье. Мы срежем их как можно осторожнее и пошлем в письме к вашему отцу. Товарищи, выведите его отсюда, такую операцию нельзя делать в темноте.

Молодого англичанина вывели или, вернее, вытащили из темницы. Он тотчас же был окружен всей шайкой, мужчинами и женщинами.

По знаку начальника Догги Дик пошел за ножом.

Два разбойника поставили молодого человека на колени, третий сорвал с него шляпу, четвертый поднял его прекрасные каштановые кудри и обнажил уши.

Мужчины и женщины с одинаковым удовольствием готовились к кровавому зрелищу.

Гнев сверкал во всех глазах. Ренегат умышленно распустил преувеличенные слухи о богатстве пленника и разжег их алчность. Раз выкуп ускользал из их рук, пленник должен расплатиться собственными страданиями за обманутые ожидания.

Блеснул нож, но в ту же минуту Генри нечеловеческим усилием высвободил руку и закрыл ею ухо. Это инстинктивное движение, конечно, не могло спасти его, и Генри это знал.

И тем не менее его уши были спасены.

Корвино, стоявший возле пленника, вдруг вскрикнул от удивления и приказал остановить экзекуцию.

Глаза его остановились на мизинце руки, которой он закрывал ухо.

– Э, черт! – проговорил он, схватывая пленника за руку. – Вы спасли ваши уши, по крайней мере, на этот раз. Вот подарок более приличный для вашего отца. Он укажет ему, в чем состоит его долг, о чем он, кажется, позабыл… Ваш мизинец спасет ваши уши, ха, ха, ха!

Разбойники захохотали, сначала не понимая, в чем дело, но скоро все заметили старый рубец на мизинце, конечно, хорошо известный отцу. Поведение начальника стало всем ясно.

– Мы не будем жестоки без надобности, – начал Корвино с усмешкой, – нам даже жалко уродовать красивую голову, победившую Попетту и могущую победить Лючетту.

Последнее слово сказано было шепотом на ухо пленнику.

Лишение ушей не было бы так больно Генри Гардингу, как этот шепот. Он вздрогнул. Никогда он еще не был в таком отчаянии от своего бессилия.

Но язык его был свободен, и он должен был говорить, хотя бы это стоило ему жизни.

– Презренный! – вскричал он, смотря прямо в глаза начальнику, – если бы мы могли помериться равным оружием, ваше лицемерное веселье скоро превратилось бы в мольбы о пощаде! Но вы не пойдете на это, потому что одного момента мне было бы достаточно, чтобы показать окружающим вас глупцам, что вы недостойны предводительствовать ими. Вы убили вашу жену, чтобы очистить место для другой, но не для вас, сударыня, – прибавил он с ироническим поклоном в сторону доносчицы на Попетту, – для другой, которую да спасет Бог от ваших рук! Вы можете меня убить, разрезать на куски, но поверьте, моя смерть будет отомщена. Англия узнает о вашем преступлении, вас найдут в ваших горах и перебьют, как собак или, вернее, как волков, потому что вы не стоите названия собак!

Последние слова его были покрыты яростным криком толпы.

– Что нам до вашей страны, – ревели они. – Плюем мы на вашу Англию!

– Будь она проклята! – крикнул Догги Дик.

– Будь проклята Франция, Италия и папа с ними! – ревели кругом. – Все к черту! Что могут они нам сделать? Мы не в их власти. Но вы в нашей, синьор, и мы вам это сейчас покажем.

Кинжалы засверкали перед глазами пленника.

Генри начал уже раскаиваться в своей неосторожности; он думал, что настал его последний час. Как вдруг, к его удивлению, начальник спас его от ярости бандитов.

– Остановитесь! – крикнул он громовым голосом, – глупцы, чего вы обращаете внимание на лай этого английского бульдога, да еще вашего пленника? Неужели вы хотите убить курицу, которая снесет золотое яйцо? А ведь яичко-то стоит тридцать тысяч! Предоставьте мне это дело. Сперва с помощью Божьей достанем яичко из отцовского гнездышка, а затем…

– Да, да, – согласились разбойники, – сперва яйцо раздобудем!

– Довольно, – зарычал Корвино, – мы теряем напрасно время… и может быть, —прибавил он со свирепым видом, – мы истощаем терпение нашего друга. Итак, мы оставляем вам уши. Сейчас нам нужен только мизинец вашей левой руки. Если и после этого мы не добудем яйца, о котором мы только что говорили, мы пошлем всю руку; если и это не будет иметь успеха, нам придется отказаться от яичницы, на которую мы рассчитываем.

Общий смех покрыл эти слова.

– Правда, с вами-то еще не все будет кончено, – прибавил коварный бандит. – Чтобы доказать вашему отцу, что мы не помним зла и насколько мы, итальянцы, великодушнее его, мы пошлем ему целую голову, вместе с ушами, кожей и всем, что полагается.

Эта ужасная фраза сопровождалась всеобщими аплодисментами, и кинжалы были вложены в ножны.

– Теперь, – приказал начальник разбойнику, исполнявшему роль палача, – отними этот палец. Режь по второму суставу и старайся не испортить такую красивую руку. Оставь ему кусочек для перчатки… Видите, синьор, – заключил бандит со злобной усмешкой, – я не хочу наносить лишнего вреда вашей драгоценной особе. После того, что произошло с Попеттой, я был бы в отчаянии помешать вашему успеху у очаровательной Лючетты.

По обыкновению, последние слова были произнесены почти шепотом.

Молодой англичанин ничего не отвечал, равно, как не оказал ни малейшего сопротивления, когда палач схватил его руку и одним ударом отсек ему палец.

Глава XXXVII. ФИРМА ЛАУСОН

Хотя генерал Гардинг жил на расстоянии одного часа пути по железной дороге от Лондона, он редко посещал столицу более одного раза в год. Приезжая туда, он посещал своих старых товарищей по индийской армии и Восточный клуб.

Но не все время проводил он в беседах со своими товарищами по оружию. Часть своего досуга он посвящал делам по имению и навещал своего поверенного.

На этот раз генерал Гардинг отправился в свое обычное путешествие в Лондон вскоре после визита итальянского нотариуса, присланного бандитами.

Эта поездка не имела никакого отношения к странному сообщению, принесенному бандитом. Он вспомнил об этом только как о горестном поведении своего сына и не верил ни одному слову из истории, рассказанной итальянцем.

Он не имел ни малейшего представления о том, как прожил эти 12 месяцев его младший сын.

Один раз он даже написал своему поверенному, но только для того, чтобы узнать, видел ли он Генри.

Поверенный ответил, что год тому назад он видел молодого Гардинга, но не обмолвился ни одним словом о тысяче фунтов. Педант и практический человек отвечал обыкновенно только то, о чем его спрашивали.

В прощальном письме Генри говорил о своем намерении покинуть родину, и генерал даже обрадовался, надеясь, что таким образом сын его избегнет дурных знакомств в Лондоне. Он был бы даже доволен, что сын его в Риме, если бы узнал об этом не от итальянца и не из ужасного письма, которое навело его на мысль, что его сын находится в дурном обществе.

Посетив по очереди свои излюбленные клубы, генерал отправился к своему поверенному, Лаусону.

– Вы ничего не узнали нового относительно моего сына Генри? – спросил генерал после того, как деловые разговоры были окончены.

– Нет, – отвечал Лаусон.

– Я получил от него странное послание… Вот… прочтите и приложите к прочим бумагам. Оно принесло мне много горя, и я не хочу его хранить у себя.

Лаусон надел очки и прочел письмо, продиктованное разбойником.

– Все это очень странно, генерал, – сказал он. – Каким образом это письмо попало к вам? На нем нет марок.

– Это очень любопытная история… Оно было вручено мне в моем собственном доме каким-то странным типом. Не то евреем, не то итальянцем, адвокатом.

– Какой же ответ вы дали?..

– Никакого… Я не поверил ни одному слову из написанного… Я предположил, и мой сын Нигель тоже, что это просто уловка выманить деньги… Нигель ему написал, впрочем.

– А, ваш сын Нигель написал… А что именно, позвольте вас спросить.

– Я не знаю, что написал он. Я полагаю, что он написал, что сказкам этим я не поверил, и, вероятно, упрекал его за то, что он так бессовестно обманывает своего отца. Но я думаю, что на Генри это не произвело особенного впечатления, так как, по-видимому, бедный мальчик попал в скверные руки и вряд ли оттуда выберется когда-нибудь.

– Итак, вы не верите, что он попал в руки бандитов?

– Бандитов, подите вы! Конечно, мистер Лаусон, вы слишком опытный человек, чтобы поверить этому.

– Вот именно, генерал, опытность-то моя и заставляет меня верить. Несколько лет тому назад я путешествовал по Италии и много наслышался о римских и неаполитанских разбойниках. Я сам счастливо избег возможности попасть им в руки, иначе пришлось заплатить бы им такой же выкуп, какой требуют за вашего сына.

– За моего сына?.. Скажите лучше – сам мой сын.

– Не думаю, генерал; к сожалению, должен вам заметить, что я совсем другого мнения на этот счет.

– Но я-то знаю это хорошо… Я вам не рассказывал, что он уехал после ссоры со мной. Я не хотел, чтобы он женился на одной девушке, и употребил хитрость, чтобы помешать этому браку. Это мне удалось. После этого я вам написал, чтобы вы ему выдали тысячу фунтов. Эти деньги он, верно, промотал в обществе таких же шалопаев, как и он сам, и по их же совету попробовал выманить у меня еще. Но фокус не удался.

– Вы мне писали выдать ему тысячу фунтов! – вскричал старый адвокат, вскакивая с места и срывая с себя очки. – Что вы такое говорите, генерал?

– Я говорю о тысяче фунтов, которые я вам поручил взять из банка и передать моему сыну Генри.

– Когда же вы мне это писали?

– Когда?.. Год тому назад… да… именно год… Вы мне сами писали, что он был в вашей конторе.

– Был, два раза был, верно… но не спрашивал никаких денег. Он только осведомился, нет ли какого-нибудь известия от вас. Впрочем, я его не видел, мой помощник говорил с ним. Прикажете позвать?

– Да, – проговорил пораженный генерал. – Это очень странно…

Раздался звонок, и тотчас же вошел старший клерк.

– Дженнингс, – обратился к нему адвокат, – вы не помните, приходил сюда год назад младший сын генерала?

– Да, – отвечал клерк, – хорошо помню. Он приходил два раза. Это у меня записано.

– Принесите книгу, – приказал адвокат.

Глава XXVIII. КНИГА ПОСЕТИТЕЛЕЙ

Генерал при таком неожиданном известии вскочил на ноги и забегал в страшном волнении.

– Если бы я знал, – бормотал он сквозь зубы, – все бы могло устроиться. И вы утверждаете, что он никогда не получал денег?

– От меня, по крайней мере.

– Я очень рад.

– И вы правы. Это все равно, что выиграть… Если вы, конечно, полагаете, что эти деньги были бы промотаны.

– Я не о том говорю. Вы меня не поняли…

В эту минуту вошел клерк с книгой.

– Вот, – сказал Лаусон, перелистав несколько страниц. – Вот запись 4-го апреля, а вот 6-го. Прочесть вам их, генерал?

– Пожалуйста.

Адвокат, надев очки, прочел громким голосом:

«4-го апреля. В половине двенадцатого утра младший сын генерала Гардинга Генри Гардинг приходил справляться, нет ли писем на его имя. Ответ: никаких».

«6-го апреля. В половине двенадцатого утра приходил опять мистер Генри Гардинг, задал тот же вопрос и получил тот же ответ. Молодой джентльмен ничего не сказал, но, видимо, был очень огорчен».

– Наша профессия, генерал, – прибавил, как бы извиняясь, адвокат, – обязывает нас подмечать мельчайшие подробности.

– Нет ли еще каких-нибудь записей, мистер Дженнингс?

– Нет, сэр, больше ничего нет.

– Можете идти.

– Итак, вы никогда не давали денег моему сыну Генри? – спросил генерал после ухода клерка.

– Никогда… Ни одного пенса. Да он никогда и не просил… Да если б он и спросил, я не мог бы ему дать без вашего разрешения. Тысяча фунтов – слишком крупная сумма, генерал, чтобы выдать ее несовершеннолетнему молодому человеку по одной его просьбе.

– Вы меня все более и более удивляете, Лаусон. Неужели вы не получили от меня письма, уполномочивавшего вас выдать ему такую сумму?

– Впервые слышу об этом.

– Очень странно… Значит, возможно, что он в руках разбойников?…

– К несчастью, надо думать, что это так.

– Я был бы в восторге!

– О, генерал!

– Вы не понимаете меня, Лаусон. Ведь это доказывает, что мой сын не так испорчен, как я думал. Я ведь воображал, что он промотал эти деньги. А теперь я верю каждой строчке его письма.

– Но, генерал, ведь вы же не хотите, чтобы ваш сын очутился в плену у бандитов?

– Наоборот, хочу… я охотно заплатил бы пятьдесят тысяч, чтобы его освободить. Но что делать?

– Куда девался тот адвокат?

– Вероятно, вернулся к своим. Я его чуть-чуть не выдал полиции. Только скандала побоялся. Послушайте, Лаусон, научите, что делать… Я думаю, что серьезной опасности нет?

– Ну, я в этом не уверен, – отвечал задумчиво адвокат. – Итальянские бандиты бесчеловечны… Итальянец не сказал вам, каким образом можно с ними снестись?

– Нет… Он сказал только, что я услышу еще о моем сыне… Великий Боже, не приведут же они в исполнение угрозу, о которой говорится в письме!

– Будем надеяться, что нет.

– Но что же для этого надо сделать? Обратиться в министерство иностранных дел? Просить вмешательства папского правительства?

– Конечно, генерал, это было бы лучше всего… Если только не поздно! Когда вы получили письмо?

– Неделю тому назад… а написано оно уже более двух недель тому назад.

– В таком случае вмешательство какого бы то ни было правительства уже не сможет помешать последствиям вашего ответа или вернее вашего сына Нигеля. Мне кажется, что теперь остается ждать нового известия от бандитов, чтобы послать им выкуп. Не мешает, конечно, прибегнуть и к помощи правительства.

– Да, да, я сейчас же иду в министерство. Едемте со мной, Лаусон!

– К вашим услугам, генерал… Надеюсь, что нам не придется иметь дела с разбойниками.

– А я именно надеюсь на обратное, – ответил генерал, ударив палкой о пол. – Для меня гораздо приятнее знать, что мой сын у разбойников, чем то, что он задумал такой план… Бог мне простит, но только я предпочел бы сотню раз найти его уши в письме, чем…

Адвокат молчал.