Текст книги "Обессилевшая рука. Рассказ о мести в лесной глуши"

Автор книги: Томас Майн Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Глава V
Старые приятели

– Значит, в Калифорнию?

– Да, это подходящая для меня страна.

– Если ты говоришь правду, то не только для тебя. Ты уверен?

– Лучше один раз взглянуть, чем сто – услышать. Посмотри на это.

Человек, который произнес старинную поговорку, достал из кармана мешочек оленьей кожи, развязал кожаный ремешок и показал несколько желтоватых зерен.

– Правда, лучше увидеть, чем услышать, как говориться, а еще лучше потрогать. Ну-ка дай мне потрогать.

Мешочек перешел в другие руки.

– Будь я проклят, если это не золото! И на ощупь золото. Да и на вкус, я уверен, тоже!

И, положив несколько зерен в рот, говоривший принялся ощупывать их языком, словно пробуя на вкус.

– Это золото, – последовало решительное уверение.

– И ты говоришь, Дик Тарлтон, что в Калифорнии такие зерна находят прямо на земле?

– Почти. Их выкапывают в руслах рек, а потом промывают грязь. Первым нашел человек по имени Сатлер, когда прочищал мельничный лоток. Парень, у которого я это взял, прямо оттуда, и у него полная сумка золотых зерен, да еще мешочек золотого песка в седельной сумке. Он приехал в Новый Орлеан, чтобы поменять золото на доллары; и сделал это – получил пять тысяч. И все это, говорит, за три месяца работы. Теперь возвращается назад.

– Будь я проклят, если мне тоже не стоит туда отправиться! От охоты здесь теперь мало толку. Медведи встречаются редко, олени разбежались: слишком много стало поселков. К тому же эти молодые плантаторы и парни из города, с их проклятыми псами, они тут все живое распугали. Тут их целая свора проходила с час назад – за медведем. Чтоб они провалились! Какая им медвежья охота, этим мальчишкам! Мне с трудом удается прокормиться, да и девчонка растет, а у меня ничего нет, кроме старой хижины и клочка земли, на которой сад. Я бы ушел с тобой, если бы не одно.

– Что именно, Рук?

– Ну, что ж, Дик, я тебе скажу. Девчонка хорошо выглядит, и один богатый молодой парень на нее поглядывает. Он мне самому не очень нравится, но он богат – или будет богат, когда помрет его папаша. Он единственный сын, и у них лучшая хлопковая плантация во всем Араканзасе.

– Ну, что ж. Если считаешь, что он женится на твоей девочке, наверно, тебе лучше остаться здесь.

– Женится! Да уж я об этом позабочусь! Я беден, как ты знаешь, Дик Тарлтон. Но моя маленькая девочка невинна, как молодая телочка. Я постарался, чтобы никто сюда не шлялся. Ты ведь уведешь с собой своего парня?

– Конечно.

– Ну, ему лучше убраться отсюда. Не думаю, чтобы его тут любили. Он для них не подходит. Его винят в индейской крови и все такое.

– Черт их побери! У него моя кровь!

– Правда, правда; но если бы они это знали, ничего хорошего ему это бы не дало. Ты хорошо сделал, что оставил его под именем матери. Если бы местные узнали, что он сын Дика Тарлтона...

– Тише! Заткнись, Джерри Рук! Достаточно того, что ты это знаешь. Надеюсь, парню ты ничего не говорил. Я тебе доверился.

– И не напрасно. Со всеми своими недостатками я оставался верен тебе, Дик. Мальчишка не знает, откуда он; не знает и о моем прошлом. Он наивен, как моя девочка Лена, хотя и по-другому. Хотя на три четверти он белый, в нем индейская кровь, и он все равно что цвета меди. Посмотрим: прошло уже шесть лет, как ты его оставил. Что ж, он очень вырос и отлично выглядит; и никто здесь не превзойдет его в силе. Он подстреливает белку из ружья горошиной, хотя это не имеет значения, если ты хочешь, чтобы он копался в грязи. В конце концов, может, это для него и лучше. Все равно охотиться здесь не на что. Я сам бы отправился, если бы не было более легкого способа прокормиться.

Человек, к которому обращался Рук, не слушал его последние слова. В глазах его горел гордый огонь, когда он слышал похвалу молодому охотнику, своему сыну от Мари Робиду, дочери-полукровки знаменитого торговца мехами. Может, он вспоминал давно умершую мать мальчика.

– Он скоро будет здесь? – спросил Тарлтон, отрываясь от своих мыслей.

– Да, – последовал ответ. – Пошел с моей девчонкой в магазин кое-что купить. Это в Хелене, примерно в трех милях по старой тропе. Должны уже вернуться. Я как раз их ждал, когда ты появился.

– Что это? – спросил Тарлтон, когда огромный охотничий пес вскочил на ноги и с рычанием направился к двери.

– Наверно, они. Но, может, и нет: тут теперь полно людей. Спрячься в комнате девочки, Дик, пока я разведаю.

Гость уже готов был последовать совету, когда легкие шаги на пороге, дружеский визг собаки и мягкий голос заставили его оставаться на месте.

Еще через секунду, подобно яркому солнечному лучу, молодая девушка – Лена Рук – неслышно переступила через порог.

Глава VI
Отчаянный крик

Лена Рук узнала отца Пьера; войдя, они присела. Она не видела его шесть лет, но все еще помнила мужчину, который провел в доме ее отца несколько дней и оставил мальчика, ставшего ее неразлучным товарищем.

– Где Пьер? – спросил ее отец. – Разве он не вернулся с тобой из Хелены?

Гость одновременно задал тот же вопрос, потому что оба заметили легкую тень на лице девушки.

– Вернулся, – ответила девушка. – Дошел до поляны за ручьем.

– А там остановился? Почему?

– Там была группа охотников – мальчишек.

– Кто именно?

– Альф Брендон, и Билл Бак, и молодой мастер Рендол, сын судьи, и Джефф Граббс, сын мистера Граббса, который держит магазин, и сын Слотера, и еще один парень, которого я раньше не видела.

– Ничего себе свора молодых негодяев, все как один, не считая того, кто тебе незнаком, да и он, наверно, не очень от них отличается. Что они делали?

– У них были собаки и лошади. И они убили медведя.

– Убили медведя! Вот почему они недавно так шумели на ручье. Чтоб они провалились! Да не они убили медведя! Это за них собаки сделали. Видишь, каково здесь сейчас, Дик? Как можно заработать на хлеб охотой, если толпа мальчишек носится по лесу с собаками, разгоняя всю дичь? Откуда ты знаешь, девочка, что они убили медведя?

– Я видела: он лежит на земле, а шкура его висит на дереве.

– Они содрали с него шкуру?

– Да. Разожгли костер, жарили мясо и ели. Я думаю, они и пили. Выглядели так, словно выпили, и я почувствовала запах виски.

– Но что заставило Пьера там задержаться?

– Они соревновались, кто дольше провисит на руке на ветке дерева. И когда Пьер проходил мимо, Альф Брендон остановил его и предложил тоже попробовать. Они предложили биться об заклад – на ружья, мне кажется, – и Пьер согласился, а я ушла.

– Пьеру лучше было бы пойти с тобой и оставить их одних. Я знаю, Альф Брендон не желает добра мальчику, да и Билл Бак тоже и все остальные. Должно быть, они его подразнили и раззадорили.

Говоря это, старый охотник вышел наружу и остановился, прислушиваясь, как будто в ожидании сына Дика Тарлтона.

Видя, что он прислушивается, остальные двое перешли на шепот.

– Кажется, я слышу их собак, – заметил Рук, поворачиваясь к хижине. – Ну и вой! Они опять охотятся! Уходят в том направлении, и собаки с ними. Интересно, что бы это значило. Должно быть, зверь забрел прямо к ним в лагерь. Что ж, Пьер с ними не пойдет, у него все равно нет лошади. Наверно, скоро мы его увидим, может, вместе с ружьем Альфа Брендона. Пьер провисел дольше всех, ставлю на него против самого крепкого опоссума из нашей округи. Если таковы условия спора, ружье у него.

И старый охотник с усмешкой вернулся в хижмину. Они с дочерью поговорили об обеде для гостя; потом, думая, что Пьер что-то долго не показывается, Рук снова вышел наружу и постоял, прислушиваясь. Но почти сразу вздрогнул и с тревогой принялся вслушиваться еще внимательней.

Тарлтон, выглянув изнутри, увидел это; девушка тоже.

– В чем дело, Джерри, – спросил Тарлтон, торопливо направляясь к двери.

– Будь я проклят, если знаю. Я слышал крик, как будто кто-то в беде. Вот он опять! Клянусь небом, это голос Пьера!

– Да, отец, – подтвердила Лена, которая вышла и остановилась рядом с ним. – Это его голос. Я его сразу узнала. Боюсь, они с ним что-то сделали. Я уверена, что эти парни его ненавидят, и знаю, что они пили.

– Нет, Дик, ты не ходи. Эти молодые парни могут тебя узнать. Я пойду сам, и Лена со мной. Мое ружье, девочка! И ты тоже можешь идти, старина Снизер. Ты один справишься с целой сворой. Говорю тебе, Дик, тебе не стоит ходить. Заходи в хижину и оставайся внутри, пока мы не вернемся. Мы скоро. Наверно, какая-нибудь проделка этих негодяев. Ну, скоро все увижу сам. Пошли, Лена! За твоим старым отцом.

Закончив эти указания, старый охотник с длинным ружьем в руке пошел в направлении, с которого донесся крик. Девушка и собака двинулись за ним.

Несколько мгновений гость стоял снаружи, явно не зная, что делать: оставаться или тоже идти. Но тень, промелькнувшая по его лицу, говорила о каком-то чувстве, может быть, страхе; это чувство, более сильное, чем любовь к сыну, удержало его на месте; подчинившись ему, он повернулся и вернулся в хижину.

Очень заметная личность, это старый знакомый Джерри Рука; он так же не похож на охотника, как Гиперион[3]3
  В греческой мифологии – титан, «сверкающий бог» часто отождествлявшийся с богом Солнца Гелиосом. – Прим. перев.


[Закрыть] на сатира. Ему еще нет сорока, в то время как Джерри уже пережил шестьдесят зим. Но разница в возрасте ничто по сравнению с другими различиями. Джерри, с кривыми конечностями и морщинистой кожей, идеальное воплощение старого жителя фронтира, с примесью разбойника или пирата; Ричард Тарлтон прям, как копье, и красив, как Аполлон. Джерри, одетый в полуиндейский костюм из кожи, выглядит так же дико, как окружающие его леса; его гость, в белой глаженой сорочке, в костюме из дорогого сукна, кажется гораздо более подходящим для улиц большого города; впрочем, недавний разговор свидетельствует, что он как раз оттуда.

Какой странный случай свел двух таких непохожих людей? И какую тайну скрывают они, не желая оба ее разглашать?

Должно быть, какое-то темное деяние Дика Тарлтона; очень сильный страх может удержать отца от попытки спасти сына!

Глава VII
Тело снимают

На поляне тихо, как на кладбище, и картина на ней гораздо ужаснее надгробий. В центре догорает костер; вблизи туша большого животного, над которой парят стервятники, не отводя взгляда от добычи.

Смотрят они и на что-то под деревьями. Здесь на ветке висит большая черная шкура; но на другой ветке висит еще кое-что – это человек!

Однако человек только что еще двигался, и потому птицы не решаются начинать пир.

Теперь они могут опускаться. Человек больше не движется и не кричит: именно эти крики удерживали стервятников в воздухе. Он висит неподвижно, молча, по-видимому, мертвый. Даже крик молодой девушки, выбежавшей из кустов, не заставляет его пошевелиться; и возбужденный возглас старика.

Не шевелится он, и когда они подбегают и оказываются рядом, на расстоянии вытянутой руки; они поднимают руки, горестно кричат.

– Это Пьер! О, отец, они его повесили... он мертв... мертв!

– Тише, девочка! Может, еще нет, – отвечает старик, хватая свисающее тело и стараясь ослабить напряжение веревки. – Быстрей! Иди сюда! Держи там, где мои руки, и напрягай все силы. Я должен достать нож и подпрыгнуть, чтобы добраться до этой проклятой веревки. Вот так. Теперь держи!

Девушка, как ей было сказано, прошла вперед и ухватилась за висящее тело. Задача ужасная – трудная и страшная, даже для выросшей в диких лесах девушки. Но она к ней готова; напрягая все силы, удерживает она тело своего спутника и товарища по играм, которого считает мертвым. Ее юное сердце едва не разрывается от боли: она не чувствует никакого движения, нет даже легкой дрожи.

– Держи крепче, – говорит отец. – Вот какая сильная девочка. Я быстро.

С этими словами он торопливо достает нож.

Но вот достал и раскрыл.

Легко подпрыгнув, словно молодость вернулась в его члены, старый охотник добирается до веревки. Одним движением перерезает ее, и тело падает на землю, увлекая за собой девушку.

Немедленно ослабляют и снимают петлю; старый охотник обеими руками охватывает горло и вправляет на место гортань. Потом, прижавшись ухом к груди юноши, прислушивается. Лена, со взглядом, полным горя и ожидания, ждет, что скажет отец.

– О, отец! Ты думаешь, он мертв? Скажи, что он жив.

– Не очень заметно. Эй! Кажется, я ощутил дрожь! Беги в хижину. Там в шкафу есть кукурузное виски. В каменной бутылке. Принеси его сюда. Иди, девочка! Беги так быстро, как несут тебя ноги!

Девушка вскакивает и готова уже убежать.

– Подожди! Не стоит рассказывать Дику. Это его с ума сведет. Будь я проклят, если знаю, что он тогда сделает. Расскажем потом. В конце концов рано или поздно он сам узнает. Но сейчас не нужно. Можешь идти. Нет, подожди. Нет, иди, иди и принеси бутылку. Не говори ему, зачем тебе она. Но он поймет, что что-то случилось. И захочет узнать. Он вернется с тобой. Тоже не очень хорошо. Ну, пусть приходит. Может, так и лучше. Да, приведи его с собой. Никакой опасности, что эти парни вернутся – после того, что они сделали. Приведи его, но не забудь бутылку. А теперь, девочка, будь быстра, как молния. Быстрей!

Если и не со скоростью молнии, то так быстро, как могут нести ее молодые ноги, девушка устремляется по лесной тропе. Она не думает о том, какое печальное известие принесет тому, кто скрывается в хижине ее отца. Ей достаточно собственного горя, и никаких других чувств нет в ее сердце.

Старый охотник не смотрит ей вслед. Он делает, что может, чтобы вернуть тело к жизни. Он чувствует его тепло. И ему кажется, что слышит дыхание.

– Как это все случилось? – спрашивает он себя, внимательно разглядывая тело. – Связана одна рука, а не обе. Это загадка. Что бы это значило?

Но они все равно его повесили, беднягу! Конечно, они это сделали. За что? Что такого он сделал, что они так рассердились? Выигрыш ружья – одно дело; но они ружье забрали.

Все это – какая-то западня. Проклятая, грязная, предательская западня.

Может, они только думали пошутить? Может, хотели только испугать его; а потом появился медведь, поднял собак, и они бросились в погоню, ни о чем не думая?

Так ли все было?

Если не так, что же заставило их проделать такую ужасную вещь? Будь я проклят, если понимаю!

Что ж, шутка или нет – а кончилось все трагедией. Бедняга!

И будь прокляты мои кошки, если я не заставлю их за это заплатить, заплатить каждого маменькиного сынка! Да, мастер Альф Брендон, и ты, мастер Рендол, и ты, Билл Бак, и все вы остальные.

Ха! У меня появилась идея – прекрасная, замечательная идея! Клянусь небом, это мне принесет выгоду! Думай, Иеремия Рук! В последнее время тебе нелегко жить, но ты будешь дураком, если не облегчишь себе жизнь в будущем. Хо-хо, вы, молодые хвастуны! Я заставлю вас заплатить за это дело так, как вы и не думаете! Будь я проклят, если не заставлю!

Что нужно сделать побыстрее? Он не должен здесь лежать. Кто-нибудь может вернуться, и это все испортит. Если они только хотели пошутить, не нужно им видеть, чем все кончилось. Я слышал выстрелы. Должно быть, они прикончили зверя. Маловероятно, чтобы они вернулись, но возможно, так что они не должны его увидеть. Я скажу, что унес тело и закопал его. Они не станут расспрашивать, где.

Нет, Дик возражать не станет. Я не позволю ему возражать. Что хорошего это ему даст? А мне даст, и очень много. До конца дней позволит хорошо жить. Пусть Дик идет своим путем – искать золото. А я пойду своим.

Нельзя терять времени. Нужно отнести его в хижину. Как он тяжел для моих старых ног! Но я встречу их в пути, и Дик и девушка мне помогут.

Этот странный монолог занял немного времени. Произнесен он негромко, и все это время говорящий продолжал свои усилия, возвращая жизнь повешенному; теперь, поднимая тело Пьера Робиду и унося его с поляны, старый охотник совсем не уверен, что молодой человек мертв.

Сгибаясь под тяжестью – юноша немало весит, – Рук возвращается по тропе, ведущей к его дому. Старый охотничий пес бредет следом, зажав в зубах большой кусок мяса с туши освежеванного медведя.

Стервятники, которых больше не сдерживает присутствие человека, живого или мертвого, опускаются на землю и смело начинают пировать.

Глава VIII
Клятва хранить тайну

Стервятники ссорятся из-за туши, а в это же время совсем недалеко еще одна туша лежит на траве.

Но собрались вокруг нее не стервятники – шесть охотников верхом на лошадях и вдвое больше собак.

Это молодые охотники с привала на поляне; и медведь тот самый, который так неразумно забрел в их лагерь.

Медведь только что упал под острыми клыками собак и несколькими пулями из ружей. Собаки тоже пострадали. Две или три из них, самые молодые и неосторожные, лежат мертвыми рядом с добычей, которую помогли свалить.

Охотники только что подъехали и остановились над черной окровавленной тушей. Погоня, короткая и поспешная, закончилась; впервые у них появилась возможность задуматься. И мысль, которая приходит им в голову, ужасна.

– Боже! – восклицает молодой Рендол. – Индеец! Мы оставили его висеть!

– Да, клянусь Господом! – подхватывает Спенсер; все шестеро бледнеют и испуганно переглядываются.

– Если он разжал руку...

– Если! Давно должен был разжать! Прошло не меньше двадцати минут, как мы оставили поляну. Он не мог продержаться так долго, не мог!

–А если разжал?

– Если он это сделал, он уже мертв.

– Но вы уверены, что петля его задушит? Это ты, Билл Бак, и ты, Альф Брендон, это вы ее готовили.

– Ба! – отзывается Бак. – Вы видели все так же, как и мы. Конечно, петля затянется, если он упадет. Мы ведь не хотели этого; и кто мог подумать, что появится медведь? Ну, ниггер уже мертв, вот и все. Теперь уже ничего не сделаешь.

– Что же нам делать, ребята? – спрашивает Граббс. – Кажется, нам придется кое-что объяснять.

Ответа на этот вопрос и замечание нет. У всех на лицах странное выражение. Не раскаяние в совершенном, а скорее страх последствий. Самые молодые проявляют какие-то признаки горя, но и у них страх сильнее остальных чувств.

– Что же нам делать, парни? – снова спрашивает Граббс. – Мы должны что-то сделать. Нельзя все оставить как есть.

– Может, нам вернуться? – предлагает Спенсер.

– Возвращаться бесполезно, – отвечает сын конеторговца. – Чтобы спасти его. Если никто там не появился с тех пор, ниггер мертв – мертв, как Юлий Цезарь.

– Ты думаешь, кто-нибудь мог прийти? Вовремя, чтобы спасти его?

Вопрос задан с надеждой, которую все разделяют. Все бы обрадовались, услышав утвердительный ответ.

– Возможно, – отвечает Рендол, хватаясь за слабую надежду. – Через поляну проходит тропа – прямо мимо этого места. И многие тут ходят. Кто-то мог появиться вовремя. Во всяком случае нам нужно вернуться и посмотреть. Хуже не будет.

– Да, лучше вернуться, – соглашается сын плантатора, – и добавляет: – но вернуться с другой целью.

– С какой, Альф? – одновременно спрашивают несколько.

– Ответить легко. Если индеец повесился, мы тут ничем не поможем.

– Хочешь, чтобы выглядело самоубийством? Ты забыл, что мы связали ему левую руку. Так на самоубийство не похоже. Он не мог это проделать сам.

– Я имел в виду не это, – продолжает Брендон.

– Что же тогда?

– Если он повесился, то повесился – и уже мертв. Мы его не повесили и не собирались. Это ясно.

– Не думаю, чтобы закон мог нас коснуться, – замечает сын судьи.

– Но он может причинить нам неприятности, и это следует избежать.

– Что ты предлагаешь, Альф?

– Есть старинное высказывание: мертвецы ничего не рассказывают, а погребенные мертвецы тем более.

– Это правда, – вмешивается Бак.

– Самоубийство не подходит. Никто в него не поверит. Мы можем срезать с его руки веревку, но ведь есть еще девчонка Рука. Она видела, как он остался с нами, и если полчаса спустя увидит, что он висит на дереве, никак не поверит в самоубийство. Нет, парни, его нужно убрать подальше.

– Верно, это единственный безопасный способ, – соглашаются все.

– Тогда пошли. Нельзя больше терять ни минуты. Девушка может вернуться, чтобы посмотреть, что его задержало; сам старый Рук может забрести сюда, или кто-нибудь пройдет по тропе. Пошли!

– Стойте! – восклицает Рендол. – Кое-что еще – мы должны кое-что сделать, прежде чем случай нас разъединит.

– В чем дело?

– Мы все участвовали в этом деле, мы все в одной лодке. Неважно, кто все придумал или кто надел петлю. Мы все на это согласились. Разве это не так?

– Да, все. Я признаю это.

– И я.

– Я тоже.

Все шестеро согласились, проявив по крайней мере верность друг другу.

– Ну, тогда, – продолжает Рендол, – мы должны быть верны друг другу. Должны поклясться в этом, и немедленно, прежде чем уедем отсюда. Я предлагаю всем дать клятву.

– Мы это сделаем. Ты, Рендол, произноси ее, а мы повторим за тобой.

– Поверните лошадей так, чтобы мы были лицом друг к другу.

Лошадей поставили кругом, сблизили их головы так, что они едва не касались друг друга мордами.

Рендол говорил, остальные повторяли за ним:

– Каждый из нас клянется никогда – ни делом, ни словом – не делать известным, каким образом погиб полукровка индеец, по прозвищу Чок; мы все даем клятву хранить в тайне обстоятельства этого происшествия, даже если нас вызовут в суд; наконец мы клянемся быть верными друг другу в этом своем обещании и держать его до смерти. Да поможет нам Бог!

– А теперь давайте уберем индейца подальше с виду! – говорит Брендон, как только шестеро молодых негодяев скрепили рукопожатием свою отвратительную клятву. – Я знаю поблизости омут, достаточно глубокий, чтобы поглотить его. Если его обнаружат, это будет выглядеть лучше, чем повешение.

Никакого ответа на это коварное предложение; и хотя это помогло слегка успокоиться, все ехали молча к месту своего покинутого привала.

Все боялись возвращения на поляну, на которой совсем недавно звучал из буйный смех; каждый отдал бы лошадь и ружье, чтобы больше никогда не видеть ее.

Но темное дело сделано, и теперь нужно совершить другое, чтобы скрыть первое.