Текст книги "Обессилевшая рука. Рассказ о мести в лесной глуши"

Автор книги: Томас Майн Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Майн Рид
Обессилевшая рука. Рассказ о мести в лесной глуши.

Глава I
Привал юных охотников

Охотничий привал в тени лесов Миссисипи, в месте, где деревья не тронуты топором лесоруба. Привал на арканзасском берегу великой реки, недалеко от города Хелена, в направлении Литл Рок, столицы штата.

Сцена представляет собой небольшую поляну, окруженную высокими тополями; на одном из них бросающееся в глаза выжженное пятно указывает тропу. Это тропа, ведущая от Хелены в поселок на развилке Белой реки и в направлении складов.

Действие происходит четверть века назад, когда эта местность была занята пестрым населением, состоявшим из самых злобных и разнузданных типов, каких только можно встретить в глуши на всем протяжении фронтира. Самое подходящее место для разорившихся наследников, юристов и спекулянтов землей, работорговцев и мошенников, охотников, живущих за счет дичи, и «спортсменов», спорт которых – карты, а добыча – беспутные владельцы хлопковых плантаций, бросившие свои дома на Миссисипи и в Теннеси и устремившиеся в плодородные долины рек святого Франциска, Белой и Арканзаса.

Достаточно одного взгляда на тех, кто устроился на привал, чтобы понять, что они не принадлежат к перечисленным выше группам. Их шестеро, все юноши, самому старшему еще нет двадцати, а младшему меньше шестнадцати. И хотя тот же взгляд покажет, что они всего лишь охотники любители, добыча свидетельствует, что они обладают не только мастерством, но и храбростью. На траве лежит туша большого медведя, шкура зверя свисает с дерева, а несколько кусков, срезанных с жирной задней лапы и насаженных на прутья, приятно шипят на лагерном костре, распространяя далеко по лесу аппетитный запах.

В траве разлеглась дюжина больших охотничьих собак; некоторые ранены в недавней схватке; к деревьям привязаны шесть оседланных лошадей.

Молодые охотники в отличном настроении. Они неплохо потрудились днем; и так как большинству еще далеко до дома, решили остановиться, отдохнуть и дать возможность передохнуть собакам и лошадям.

Охота дала им мясо, которое все любят; у большинства с собой в седельных сумках кукурузные лепешки, а у некоторых – и фляжки с кукурузным виски. И они не были бы молодыми арканзасцами, если бы у каждого не нашелся запас табака. Снабженные всем необходимым для привала в лесу, они разбили его в радостном настроении.

Взглянув на молодых людей с социальной точки зрения, можно заметить, что они не равны по статусу. Разница в одежде и снаряжении говорит о различном общественном положении, даже в этой глуши, и эта разница очень заметна у шести молодых людей, сидящих вокруг костра. Тот, кто кажется самым старшим и имя которого – Брендон, сын плантатора, обладающего немалым весом в округе. И богатством также, на что указывает одежда из дорогого сукна, дорогая шляпа-панама и сверкающая на груди булавка с бриллиантом. Однако не это придает его речи властность и авторитет среди товарищей-охотников, а скорее возраст, возможно, в соединении с превосходящей силой, а также, несомненно, буйный характер, который все время проявляется в словах и делах. Брендону принадлежит большинство собак и красивая гнедая лошадь, которая гордо бьет копытом недалеко от костра.

Следующий за мастером Брендоном по социальному положению – юноша на два года его моложе, по имени Рендол. Он сын юриста, недавно избранного судьей округа – пост, который нельзя назвать синекурой, если, конечно, ревностно исполнять обязанности.

Вслед за Рендолом нужно назвать молодого Спенсера, многообещающего отпрыска священника епископальной церкви, чей приход расположен в одном из поселков на берегу реки, в нескольких милях от описываемого нами привала.

Еще ниже располагаются Нед Слотер, сын хозяина гостиницы в Хелене, и Джеф Граббс, наследник Джефа Граббса старшего, главного торговца галантерейными товарами в том же городе.

В самом низу шкалы можно поместить Билла Бака, чей отец, наполовину конеторговец, наполовину плантатор, владеет участком неплодородной земли недалеко от складов; никто и не думает оспаривать его права на эту землю.

Несмотря на явные социальные различия, у костра они никак не сказываются. На охотничьем привале, особенно в юго-западных штатах, тем более в Арканзасе, превосходство определяется не нарядной одеждой и не родословной. Потомок «белого бедняка» так же горд своим положением, как и наследник богатого плантатора; за костром, о котором идет речь, Билл Бак говорит так же громко, ест лучшие куски мяса и пьет столько же виски, как и Альф Брендон, владелец собак и прекрасной гнедой лошади.

Можно заметить разницу в курении: Билл держит в зубах трубку из кукурузного початка, а сын плантатора пыхтит дорогой сигарой, пришедшей через таможню из Гаваны.

С едой покончено, но возвращаться домой еще рано, а пускать собак по свежему медвежьему следу слишком поздно. Виски вдохновляет на развлечения, испытание силы и мастерства. Эти сыновья Арканзаса обязательно стали бы играть в карты; но, к их досаде, ни у кого не оказалось колоды. Сожалеют об этом Билл Бак, Альф Брендон и сын священника. Они слишком далеко от поселка, чтобы послать за картами. «Расшибалочка» кажется им недостаточно сложной игрой, другие игры совсем детские. Кончается все соревнованием в силе и скорости. Борьба, прыжки через веревку, прыжки в длину – во всем первенствует Альф Брендон, за ним – сын конеторговца. Их превосходство объясняется исключительно возрастом, потому что именно они старше всех в группе.

Обычные забавы прискучили, принялись искать чего-то нового. Крепкая горизонтальная ветка тополя подсказала новое развлечение. Ветка располагается почти в девяти футах от земли. Кто может подпрыгнуть, ухватиться за нее и висеть дольше всех?

Альф Брандон достал свои золотые часы с секундной стрелкой, и испытание началось.

Все шестеро сумели ухватиться за ветку и повиснуть. Все висели какое-то время; всех победил Билл Бак; Бредон испытывал заметное раздражение.

А кто сможет дольше всех провисеть на одной руке?

Испытание началось, победил сын плантатора.

– Ба! – воскликнул побежденный Бак. – А кто дольше всех провисит на шее? Кто-нибудь посмеет?

Взрыв смеха ответил на эту шутку молодого сквоттера.

Глава II
Два путника

Наступило такая глубокая тишина, что можно было услышать малейший звук в округе. Хотя молодые Нимроды[1]1
  Нимрод или Нимврод – персонаж Библии, знаменитый охотник. – Прим. перев.


[Закрыть] из глуши не профессиональные охотники, они привыкли держать уши настороже. Возобновить разговор им помешал шорох тростников – верхушки растений нависали над тропой. Со стороны Хелены слышались шаги. Мягкие и еле заметные, словно это ноги, обутые в мокасины, или женские. Тем не менее собравшиеся на поляне слышали их отчетливо. Все: охотники, собаки, лошади – насторожились и вслушивались.

Кто идет со стороны Хелены?

Не успел этот вопрос оформиться, как появился и ответ. На тропе показались двое: впереди юноша лет восемнадцати, за ним девушка на два года моложе.

Они не похожи на брата и сестру. Мать у них могла бы быть одна, но не отец. Если же у них один отец, то должны быть разными матери.

У обоих необычная внешность – даже поразительная. Юноша высок, изящен, элегантно сложен; черты лица его напоминают римлянина: тот же овал, те же выступающие нос и подбородок, орлиные глаза, которые в детстве смотрели на Теверон, или Тибр. Кожа тоже свидетельствует об итальянском происхождении, она слегка оливкового оттенка, чуть темнее на щеках; и все это увенчано густой шевелюрой, черной, как оперение канюка. Выделяясь фигурой и осанкой, юноша и одет не так, как остальные молодые охотники, которые смотрят на него с поляны. На ногах у него мокасины, ноги плотно обтянуты брюками из грубого зеленого сукна; миткалевая охотничья куртка на плечах, а на голове вместо шляпы «ток», или тюрбан, давно усвоенный полуцивилизованными жителями фронтира. Юноша снабжен пороховым рогом и сумкой с пулями, свисающими с руки; он вооружен длинноствольным ружьем, которое небрежно держит на плече.

Его спутницу мы назвали девушкой. Слово вполне подходит; но ее описание потребует меньшей точности в подробностях. На вид шестнадцать лет; больше, если принять во внимание распускающуюся женскую красоту; одета в платье из домотканой материи, выкрашенной купоросом; платье плохо сшито и не очень подходит к фигуре; волосы по всей видимости не знакомы с гребнем, однако они блестят, как солнце через выходящее на запад окно; глаза как звезды, снятые с голубого полога неба, – такова была та, которая шла вслед за юношей в миткалевой охотничьей куртке, вернее, сопровождала его.

Неожиданный огонь вспыхнул в глазах Брендона. Этот огонь не обещал ничего хорошего вновь прибывшим, вернее, одному из них, о чем легко было догадаться: ибо девушка слишком молода и хороша собой, чтобы возбудить враждебность в груди любого мужчины. Гнев сына плантатора направлен против ее спутника.

Еще более очевидна эта враждебность в словах Билла Бака.

– Этот подлец всегда бродит с дочерью старого Рука. Почему ее папаше не хватает ума запретить ей болтаться с ниггером. Она уже не девочка, совсем нет.

В словах Бака плохо скрываемая злоба. Он тоже заметил расцветающую красоту лесной девушки, дочери старого охотника, человека грубых нравов, живущего в хижине поблизости.

Чувства сына торговца лошадьми, менее утонченные, ощущаются очень остро. Замечание его подлило масла в огонь, пылающий в груди Брендана.

– Ниггер слишком много о себе думает. Предлагаю, парни, сбить с него спесь.

Это злобное предложение сделано Брендоном.

– Это только принесет ниггеру добро, – подхватывает Слотер, руководствуясь своим опытом, полученным в таверне.

– Разве он негр? – спрашивает Спенсер, который до сих пор не был знаком с юношей. – Я бы принял его за белого.

– На три четверти белый – в остальном индеец. Его мать была полукровка чокто[2]2
  Чокто – индейское племя, жившее на территории ненешних штатов Миссисипи, Алабама и Луизиана. – Прим. перев.


[Закрыть] . В нашем магазине я видел много чокто.

Эту информацию сообщает Граббс.

– Индеец или ниггер – какая разница? – грубо продолжает Бак. – У него хватит темной кожи и для того, и для другого. И как ты сказал, Альф Брендон, пора сбить с него спесь. Все согласны, парни?

– Все... все!..

– А ты что скажешь, судья Рендол? Ты пока еще ничего не сказал; так как ты у нас судья, мы ждем твоего решения.

– Ну, если предстоит забава, я с вами. А что вы предлагаете с ним сделать?

– Ну, это предоставьте мне, – говорит Брендон, поворачиваясь к юноше, который как раз вышел на поляну и остановился по другую сторону костра. – Привет, Чок, куда торопишься? Мы тут соревнуемся в силе – кто дольше провисит на одной руке на этой ветке. Присоединяйся и покажи, на что способен.

– Не хочу. К тому же у меня нет времени на забавы.

Молодой охотник остановился только на мгновение и готов двинуться дальше. Предложение сделано явно не из дружеских побуждений. Он заподозрил подвох. Он видит его в глазах шестерых, в их лицах, раскрасневшихся от кукурузного виски. Тон их тоже оскорбительный.

– Боишься, что тебя побьют, – насмешливо отвечает Брендон. – Хоть в тебе индейская кровь, но и белой достаточно, чтобы не показывать так явно трусость.

– Трусость? Буду благодарен тебе, мастер Альф Брендон, если ты не повторишь этого.

– В таком случае докажи, что ты мужчина, и прими участие в соревновании. Я слышал, ты хвастался сильными руками. Бьюсь об заклад, что провишу на ветке дольше тебя – любой из нас провисит дольше.

– Что поставишь с в заклад? – спрашивает молодой охотник; возможно, он хочет использовать с выгодой свою силу.

– Мое ружье против твоего. Судя по виду, мое ружье вдвое ценнее твоего.

– Втрое, – говорит сын владельца магазина.

– Не согласен, – отвечает молодой охотник. – Я предпочитаю свое, хотя на твоем много украшений. Но я принимаю твой вызов и твой заклад.

– Хорошо! А теперь, парни, будьте готовы и смотрите, чтобы игра была честной. Ты, Слотер, будешь следить за временем. Вот мои часы.

Девушка уходит. Очевидно, Брендон хочет этого. У него есть план, какой-то зловещий замысел, и он не хочет, чтобы были свидетели. Каков бы ни был его замысел, он поделился им с товарищами, и все тоже хотят, чтобы Лена Рук – так зовут девушку – побыстрей уходила.

Их дерзкие взгляды и вольная речь вызывают нужный эффект. Хижина отца недалеко. Девушка отлично знает дорогу, ей не нужен проводник, и вот она уходит – тем не менее оглянувшись на своего спутника, и на ее лице заметна тень дурного предчувствия.

Она, конечно, заметила поведение юных охотников, их оскорбительный тон и намеки на индейское происхождение того, кто был товарищем ее детства, кто делил с нею хижину ее отца, какой бы бедной и скромной она ни была.

Большинство оставшихся на поляне ей знакомо, всех их она знает по именам, Бак и Брендон внушают ей страх.

Но она уверена в Пьере – это единственное имя гостя своего отца, которое ей известно, имя это сообщил лет шесть назад мужчина, когда передавал мальчика ее отцу. Лена знает, что Пьер не ребенок и не простак, он может уберечься от обычной опасности.

Эти мысли успокаивают ее, и она быстро скользит по лесной тропе, как олененок, подбадриваемый ощущением близости безопасного убежища и оленя-самца.

Глава III
На одной руке

– Как будем соревноваться? – спрашивает Слотер, держа часы так, словно взвешивая их. – На одной руке или на обеих?

– Конечно, на одной. Таков был вызов.

– Тогда предлагаю другую привязать. Так будет лучше всего и честнее для обоих участников. Никакого балансирования, только испытание силы руки – правой, конечно. Пусть левая будет привязана. Что скажете, парни?

– Возражений не может быть. Оба в равном положении, – замечает Рендол.

– Не возражаю, – говорит Брендон.

– Я тоже не возражаю, – соглашается молодой охотник. – Привязывайте, если хотите, но только у обоих.

– Хорошо! – восклицает Билл Бак, украдкой подмигнув товарищам, так, чтобы последний говорящий не заметил.

Соревнующиеся встают под веткой, готовые к тому, чтобы быть связанными. На это уходит одна-две минуты. Левое запястье охватывают крепким кожаным ремнем и привязывают к бедру. Таким образом левая рука не участвует в соревновании и никак не может облегчить положение правой.

С привязанной левой рукой оба готовы к началу состязания.

– Кто первый? – спрашивает Слотер. – Вызывающий или вызванный?

– Выбор принадлежит вызванному, – отвечает Рендол. – Поступай, как хочешь, Чок, – добавляет он, обращаясь к молодому человеку с четвертью индейской крови.

– Мне безразлично, кто первый, кто последний, – следует простой ответ.

– Ну, хорошо; тогда я первый, – говорит Брендон, подпрыгивая и хватаясь за ветку.

Слотер делает вид, что отмечает время.

Одна – две – три – три с половиной минуты, по циферблату часов, и Брендон спрыгивает на землю.

Похоже, он не прилагал особых усилий. Странно, что он так равнодушно относится к перспективе потери замечательного ружья, не говоря уже об унижении от поражения.

Кажется, его ждет и то и другое: молодой охотник, собравшись, подпрыгивает и хватается за ветку.

Одна – две – три – четыре – пять. Пять минут прошли, а он продолжает висеть.

– Сколько еще выдержишь? – довольным тоном спрашивает Бак. – Выдохся, верно?

– Выдохся? – восклицает висящий охотник. – Да я выдержу втрое больше, если понадобится. Вы ведь согласны, что я выиграл?

– Сто долларов вдобавок к ружью за то, что ты не продержишься еще пять минут!

Это произносит Брендон.

– Принимаю, – следует ответ.

– Поскольку ты так уверен, тебе придется выиграть или быть повешенным.

– О чем это ты? Что вы там за мной делаете? – спрашивает молодой охотник.

Эти вопросы вызваны подозрением, что разыгрывается какая-то хитрость. Молодой человек услышал шепот за собой и шорох листьев над головой.

– Мы только принимаем меры, чтобы ты не повредился, когда будешь падать, – слышится наконец ответ.

За ним следует взрыв громкого смеха, в котором все шестеро принимают участие.

Молодой гимнаст, по-прежнему держась за ветку, гадает, что их так могло развеселить. Их речь свидетельствует о чем-то зловещем; посмотрев вверх, он видит, что за хитрость разыгрывается. Сверху спускается веревка, и петля надета ему на шею; другой конец веревки привязан к ветви вверху. Петля надета таким образом, что как только он отпустит руку, она сожмет ему горло, а ноги будут висеть в воздухе.

– Держись! – насмешливо восклицает Слотер. – Держись, советую тебе. Если отпустишь руку, твоя шея будет в петле.

– Следи за временем, Слотер, – приказывает Брендон. – Еще пять минут. Если отпустится раньше, пусть так и будет. Посмотрим, сколько времени провисит этот ниггер на шее.

Снова над поляной звучит громкий смех; смеются все, кроме того, кто является его объектом.

Молодой охотник в ярости. Щеки его пепельно посерели, губы тоже. В угольно-черных глазах вспыхивает пламя. Если ему удастся благополучно спуститься с дерева, по крайней мере один из мучителей пожалеет об этой шутке.

Он не разжимает руку. Теперь он видит ловушку и понимает, в какой опасности оказался. Он может только ждать, пока им не захочется освободить его из опасного положения.

Но хоть и набирается терпения, однако не молчит.

– Трусы! – восклицает он. – Все вы трусы! И я вас всех заставлю отвечать за это; вот увидите!

– Ну, ну, ниггер! – отвечает Брендон. – Не говори так, или мы тебя вообще не отпустим. Будешь повешен в лесу за то, что слишком много говорил. Какая красивая виселичная пташка! Послушайте, парни! А не позвать ли девушку, чтобы посмотрела на него? Она поможет ему выбраться. Ха-ха-ха!

– Ты пожалеешь о своих словах, Альфред Брендон, – произносит молодой человек, чувствуя, что силы его оставляют.

– А ты будешь повешен, повешен, ха-ха-ха!

Одновременно со смехом охотничья собака, бегавшая на краю поляны, резко залаяла, и ее лай подхватили все остальные, лежавшие у костра. В то же мгновение послышалось фырканье, такое понятное слуху любителей охотников.

– Медведь! Медведь! – закричали все, и тут же в зарослях показался и сам медведь.

Через мгновение собаки окружили его, некоторые уже вцепились в задние лапы. Охотники схватили ружья, вскочили в седла и поскакали, забыв обо всем.

Не прошло и двадцати секунд после первого лая, как на поляне не осталось ни души, кроме той, которой теперь угрожала самая реальная опасность расстаться с телом.

Молодой охотник остается висеть – в одиночестве!

Глава IV
Вынужденное самоубийство

Да, молодой охотник остается висеть один; он висит на руке, но скоро будет висеть на шее.

Боже! Неужели нет выхода? Нет надежды на спасение из этого опасного положения?

Самому ему кажется, что надежды нет. Он чувствует свое бессилие. Его левая рука привязана к бедру, и ремень нельзя ни растянуть, ни порвать. Изо всех сил он пытается повернуть запястье в разных направлениях. Усилия его тщетны, все кончается только тем, что он режет кожу.

Правой рукой он ничего не может сделать. Он не смеет оторвать ее от ветки. Не смеет даже чуть расслабить хватку. Это все равно что повеситься.

Но, может быть, вскинуть ноги и подняться на ветку? Мысль кажется подходящей, и он пытается ее осуществить. Пытается раз, два, три – все попытки безуспешны. С обеими руками это было бы легко. И даже с одной, но раньше. Слишком долго он напрягал руку, и теперь видит, что его усилия лишь приближают конец. Он отказывается от своего намерения и снова повисает вертикально.

Может, что-то услышит? Он прислушивается. В звуках нет недостатка. Вдалеке лают собаки: то хором, то отдельными резкими рычаниями, когда медведь поворачивается к ним; ревет сам медведь, его рев смешивается с треском стеблей, через которые он пробирается; слышны крики охотников.

– Люди ли они? – спрашивает себя тот, кого они оставили. – Неужели они бросили меня, предоставив такой ужасной смерти?

– Да, это так, – отвечает он сам себе, слыша, как затихают в лесу звуки охоты. – Да, они меня оставили, – повторяет он, и тут, когда жажда мести огнем опаляет сердце, восклицает сквозь стиснутые зубы: – О, Боже! Дай мне спастись! Пусть только для того, чтобы отомстить этим негодяям, которые позорят твой образ. О, Боже! Взгляни на меня милосердно! Пошли кого-нибудь спасти меня!

Кого-нибудь спасти его! Он не надеется на то, что вернется кто-то из его мучителей. С самого начала он на это не рассчитывал. Он знает их – всех, кроме Спенсера, сына священника; и, судя по поведению этого молодого человека, он не лучше остальных. Все шестеро одного склада и характера – самые распущенные негодяи в округе. Никакой надежды: охота на медведя увела их далеко, и даже их крики больше не слышны.

До сих пор юноша молчал. Казалось, нет смысла кричать. Кто его услышит, кроме тех, кто не обратит на его крики внимания? Да и крики его вряд ли можно расслышать в лае собак, топоте лошадей и резких возгласах этих шести дьяволов в человеческом облике.

Теперь, когда его окружает тишина, глубокая, торжественная, новая надежда зарождается в его груди. Кто-то может быть поблизости, бродя по лесу или идя по тропе. Он знает, что поблизости есть тропа. Лучше бы никогда он не ступал на нее! Но на ней может быть кто-то другой – кто-то с человеческим сердцем. О, если бы это была Лена!

– Эй! – снова и снова кричит он. – На помощь! На помощь! Ради любви Господа, помогите!

Снова и снова повторяет он эти слова. Но увы! никакого ответа. Нет даже эха. Огромные стволы словно насмехаются над ним. Призраки в лесу смеются.

Он кричит до хрипоты, пока отчаяние не заставляет его перестать. Снова повисает он молча.

Удивительно, как долго он держится. Мало кто из юношей, а может, и мужчин выдерживал бы столько ужасное напряжение; и профессиональный спортсмен сдался бы. Выносливость юноши объясняется его воспитанием и отчасти индейской кровью в жилах. Истинный сын леса, охотник с самого раннего детства, для него взобраться на дерево и повиснуть на ветке было частью образования. Рука его привыкла хватать ветки, как хвост американской обезьяны, и способна выдержать напряжения, неведомые сынам цивилизации.

К счастью для него – а может, как раз напротив: ведь это только продлевает его несчастье, оттягивая судьбу, которая несомненно его ждет.

С этими мыслями юноша испускает последний крик и снова неподвижно повисает. Его охватывает такое отчаяние, что он думает, не стоит ли разжать руку и кончить свои мучения.

Смерть – ужасный выход. Мало кто не боится посмотреть ей в лицо, немногие пойдет ей навстречу, пока есть хоть искра надежды. Люди прыгали в море, чтобы быть проглоченными гигантскими волнами; но только когда корабль горел или тонул под ними. Это бегство от смерти к смерти, когда нет никакой надежды на жизнь. Возможно, это только безумие.

Но Пьер Робиду – ибо именно так зовут молодого охотника – не безумец и не готов устремиться навстречу этому ужасному выходу.

Не надежда заставляет его держаться – только страх смерти.

Рука его вытянулась так, что едва не выходит из суставов; сухожилия натянуты, как тетива лука; и тем не менее пальцы его сжимают ветку крепко, словно железные.

Щеки его потеряли всякий цвет; челюсть отвисла, рот раскрыт, обнажая белые зубы; глаза выпячиваются, словно грозят выскочить из глазниц.

Тем не менее он еще раз оглядывает поляну, осматривает окружающие ее стволы.

Что видит этот его последний взгляд? Неужели сквозь деревья показывается девичья фигура? Или это только игра воображения, возникшая на пороге вечности?

Неважно. Слишком поздно. Даже если бы Лена оказалась здесь, она не успела бы спасти его. Природа, выдержавшая всю прежнюю пытку, больше не выдерживает. Она разжимает руку Пьера Робиду; в следующее мгновение он повисает на ветке, с затянувшейся вокруг шеи веревкой, с языком, высунутым между губ, почерневших в преддверии смерти!