Текст книги "Морской волчонок(изд.1990)"

Автор книги: Томас Майн Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Томас Майн Рид
Морской волчонок

Глава I
МОИ ЮНЫЕ СЛУШАТЕЛИ

Меня зовут Филиппом Форстером. Я уже старик.

Живу я в глухой деревушке, на морском берегу, в глубине большой бухты. Я назвал нашу деревушку глухой – она и есть глухая, хотя претендует на звание морского порта. Есть у нас гранитный мол, около которого всегда можно найти один-два парусника, шхуну, иногда бриг. Большие корабли к нам не заходят. Но зато у нас много рыбачьих лодок. Одни лежат на песке, другие плавают в бухте. Легко догадаться, что жители деревушки промышляют рыбной ловлей.

В этой деревушке я родился и здесь хотел бы умереть.

Несмотря на это, соседи очень мало меня знают. Они зовут меня капитаном Форстером или попросту капитаном, считая, что я единственный моряк в околотке.

Строго говоря, я недостоин такого звания. Я никогда не служил в военном флоте. Я был водителем торгового судна, то есть шкипером. Но из вежливости соседи зовут меня капитаном.

Знают, что я живу в славном домике в полумиле от поселка, на берегу моря; знают, что я один и что старая служанка ведает моим хозяйством. Каждый день я прохожу по деревне с подзорной трубой под мышкой, выхожу на мол, внимательно осматриваю море и возвращаюсь домой или гуляю часа два вдоль берега. Вот и все, что мои сограждане знают обо мне, о моих привычках и обо всей моей жизни.

Они убеждены, что я когда-то был великим путешественником. Знают, что у меня много книг и что я постоянно читаю, потому и думают, что я очень учен.

На самом деле я много путешествовал и читал, но простодушные соседи ошибаются насчет моей учености. В молодости я не имел возможности получить образование, и все, что я знаю, я усвоил самоучкой, урывками, в продолжение бурной жизни.

Я сказал, что соседи мало знают обо мне, и это должно казаться странным. Но это легко объяснить: двенадцатилетним мальчиком я ушел из дому и в течение сорока лет меня не было в родных местах.

Трудно рассчитывать, что тебя вспомнят после сорокалетнего отсутствия, – и, действительно, меня забыли. С трудом вспоминали даже моих родителей. Оба они умерли еще до того, как я ушел из дому. Кроме того, отец мой, профессиональный моряк, редко бывал дома, и я его почти не помню. Единственное, что я запомнил о нем, – это весть о том, что он утонул вместе с судном и командой. Мать пережила его не надолго. Прошло много лет, и память о родителях почти заглохла. Вот почему я стал чужестранцем у себя на родине.

Но не думайте, что я избегаю людей и что у меня нет знакомых. Хотя я и бросил жизнь на море и вернулся домой, чтоб провести остаток дней на покое, тем не менее я не угрюмый человек. Наоборот, я очень люблю встречаться с людьми. И, несмотря на свою старость, я люблю общество молодежи, особенно мальчиков. Смело могу сказать, что со всеми мальчиками деревушки я в хороших отношениях. Часами я помогаю им запускать змея и спускать корабли на воду – при этом вспоминаю, как много удовольствия я получал от всего этого в детстве.

Играя со мной, вряд ли они догадываются, что добрый старик, так охотно забавляющийся с ними, провел большую часть жизни в грозных приключениях, среди головокружительных опасностей.

Правда, кое-кто в деревне знает отдельные эпизоды моей жизни, которые я сам рассказывал. Я никогда не избегаю слушателей, и в нашем глухом поселке у меня нашлась благодарная аудитория – школьники. Около поселка находится школа, которая носит громкое название «учебного заведения для юных джентльменов», – вот откуда взялись мои лучшие слушатели.

Мы не раз встречались с этими ребятами на берегу, и по моему обветренному, «просоленному» виду они сразу поняли, что я могу рассказать им многое о морских приключениях. Мы встречались часто, почти ежедневно, вскоре подружились, и по их просьбе я рассказал им отдельные случаи из своей жизни. Часто меня видели на берегу сидящим на траве и окруженным толпой мальчишек с раскрытыми ртами и горящими глазами. Последнее без слов говорило о том интересе, который они испытывали к моим рассказам.

Не стыжусь сказать, что я сам находил большое удовольствие в этих рассказах, как все старые моряки и военные, которые, вспоминая, сражаются сызнова в давно минувших битвах.

Однажды, немного ранее обычного часа, я увидел моих слушателей несколько озабоченными. Старший держал в руке сложенный листок бумаги, на котором, по-видимому, было что-то написано.

Они подошли и, не говоря ни слова, вручили мне этот листок. Я развернул его и прочел следующую просьбу, подписанную всеми присутствовавшими:

Дорогой капитан!

Сегодня мы свободны целый день. Мы думали, как бы провести его получше, и решили просить Вас рассказать нам какую-нибудь интересную и поучительную историю. Мы хотели бы услышать что-нибудь захватывающее. Выберите то, что Вам самому больше всего нравится, а мы обещаем слушать внимательно. Сделайте это для нас, дорогой капитан, и мы всегда будем Вам благодарны.

Я не мог ответить отказом на такую вежливую просьбу и решил рассказать им о своем детстве и о первом путешествии по морю, которое произошло в довольно странной обстановке. Я назвал его «Путешествием во мраке».

Мы уселись на прибрежной гальке, и, поглядев на широкий морской простор, я начал рассказ.

Глава II
СПАСЕННЫЙ ЛЕБЕДЕМ

С самого раннего детства я инстинктивно любил воду. Мне бы следовало родиться уткой или ньюфаундлендом [1]1
  Ньюфаундле́ нд– одна из самых крупных пород собак; они прекрасно плавают и любят воду.


[Закрыть]. Отец мой был моряком, дед и прадед также; должно быть, от них я унаследовал это влечение. Так или иначе, вода была для меня родной стихией. Еще крохотным ребенком меня с трудом отгоняли от луж и прудов. Первое приключение в моей жизни произошло на пруде. Правда, оно не было таким страшным, как те приключения, которые мне пришлось испытать впоследствии, – оно было скорее смешным, но я расскажу его вам, чтоб показать свою страсть к воде. Я был еще маленьким мальчиком, но это происшествие было как бы предзнаменованием будущих приключений.

Я был в том возрасте, когда дети уже разгуливают без взрослых и спускают на воду бумажные кораблики. Я уже умел мастерить их, выдергивая для этого страницы из старых книг или похищая старые газеты, и пускал их плавать через большую лужу, которая заменяла мне океан. Но мне быстро надоели бумажные кораблики. Скопив за шесть месяцев достаточно денег, я купил у старого рыбака полностью оснащенный игрушечный парусник, который он смастерил на досуге.

Мой парусник имел в длину всего пятнадцать сантиметров, в ширину – восемь, а тоннаж его не превышал двухсот пятидесяти граммов. «Утлое суденышко», – скажете вы, но мне оно представлялось ничем не хуже большого трехпалубного корабля.

Мой парусник был слишком велик для лужи, где купались утки, и я начал искать место, где он мог бы по-настоящему показать свои морские качества. Скоро я нашел довольно большой пруд, который назвал озером. Вода в нем была прозрачна, как кристалл, и тихий ветерок, вроде морского бриза, рябил ее поверхность. Этого ветра было совершенно достаточно для того, чтоб надувать паруса моего кораблика, который легко пересекал пруд. Мне надо было только добежать до другого берега, чтобы встретить его там.

Много раз мы с ним состязались в скорости с переменным успехом, в зависимости оттого, был ли ветер попутным или, наоборот, дул навстречу кораблю.

По этому маленькому озеру плавали стая лебедей, – точнее, шесть лебедей – и другие довольно редкие водяные птицы. Дети любили их кормить и обычно приносили с собой куски хлеба. Я также приходил на озеро с набитыми карманами. Лебеди скоро привыкли к нам и так осмелели, что подплывали к берегу и хватали корм прямо из рук.

Но у нас был еще один забавный способ кормежки. Берег пруда в одном месте образовывал нечто вроде насыпи высотой метра в полтора. Здесь пруд был поглубже, а берег покруче, так что лебеди могли здесь подняться на берег только с помощью крыльев.

Сюда мы и заманивали лебедей. Мы натыкали кусок хлеба на расщепленный кончик длинного прута и, поднимая его высоко над головами лебедей, забавлялись, глядя, как они вытягивали длинные шеи, подпрыгивали на воде и тотчас же грузно падали обратно, как собаки при виде лакомого куска.

Однажды я пришел к пруду, по обыкновению неся с собой свой кораблик. Было еще рано, никого из моих товарищей не было. Я спустил кораблик на воду и направился к другому берегу, чтоб встретить его.

Ветра почти не было, и парусник двигался медленно. Спешить было нечего, и я бродил по берегу. Выходя из дому, я не забыл о лебедях. Мои любимцы заставляли меня пускаться на небольшие кражи, так как куски хлеба, которыми были набиты мои карманы, я добывал из буфета.

Выйдя на высокий берег, я поманил лебедей. Все шестеро, надменно выгнув шею и слегка приподняв крылья, плавно заскользили по направлению ко мне. С вытянутыми клювами и горящими глазами они следили за моими движениями. Я достал ветку, расщепил ее на конце, приладил хлеб и начал кормить их.

Мои карманы были уже почти пусты, как вдруг кусок дерна, на котором я стоял, обвалился под моими ногами, и я рухнул в воду.

Я шлепнулся с шумом, как большой камень. Я не умел плавать и, должно быть, как камень, опустился бы на дно, если б не лебеди.

Из инстинкта самосохранения, свойственного каждому живому существу, я начал размахивать руками, стараясь схватиться за что-нибудь. Утопающие хватаются за соломинку, но вскоре в моих руках оказалось нечто лучшее, чем соломинка, – это была нога самого большого и сильного из лебедей, и я держался за нее изо всех сил.

Во время падения в уши мои набралась вода, и я плохо соображал, что делаю. Я слышал только плеск и крики шарахающихся лебедей. Птица, которую я держал за ногу, увлекала меня к другому берегу, и в одно мгновение я пронесся через половину пруда. Лебедь даже не плыл, а, скорее, летел, ударяя крыльями по поверхности воды и помогая себе свободной лапой. Без сомнения, страх удвоил его силы и энергию. Трудно сказать, сколько все это продолжалось. Думаю, что не очень долго. Но я все больше терял силы; погружаясь, я набирал воду ртом и ноздрями и уже терял сознание.

В этот момент с величайшим облегчением почувствовал я что-то твердое под ногами. Это были камешки и галька на дне. Я стоял на мелком месте. Птица оттащила меня в другой конец пруда, богатый мелями.

Не мешкая ни минуты, я отпустил лебедя, который, пронзительно крича, тотчас же поднялся в воздух. Я побрел к берегу, шатаясь, чихая и фыркая, и наконец очутился на твердой земле.

Я был так испуган, что забыл о паруснике. Он продолжал свое плавание, а я сломя голову бросился домой и бежал не останавливаясь, пока не добрался до горящего камина, возле которого высушил свою одежду.

Глава III
ПОДВОДНОЕ ТЕЧЕНИЕ

Пожалуй, вы подумаете, что урок; который я получил, отбил у меня вкус к воде. Ничего подобного. Случай с лебедем не научил меня ничему хорошему, но он оказался благодетельным для меня в другом отношении: я понял, как опасно попадать в глубокие места, не умея плавать. Я решил немедленно научиться этому искусству.

Мать одобрила мое решение; то же самое писал мне отец из дальних стран. Од даже посоветовал мне самый лучший способ обучения. Я с жаром принялся за дело в надежде стать первоклассным пловцом. В хорошую погоду, после конца занятий в школе, я отправлялся на море и плескался в воде, как морская свинка.

Старшие мальчики, уже умевшие плавать, дали мне несколько уроков, и скоро я убедился в том, как приятно плавать на собственной спине без всякой посторонней помощи. Хорошо помню, что я был очень горд, усвоив этот несложный фокус.

Разрешите, юные читатели, дать вам хороший совет: учитесь плавать! Это умение пригодится вам скорее, чем кажется. Вам придется его применять, спасая других, а может быть, и самих себя.

В наше время случаев утонуть представляется гораздо больше, чем в старые времена. Многие ездят по морям, океанам и большим рекам, и количество людей, которые ежегодно подвергают опасности свою жизнь, отправляясь в путешествие по делу или ради удовольствия, даже трудно себе представить. В бурные месяцы многие из них, не умея плавать, тонут.

Не скажу, конечно, что пловец, потерпевший крушение где-нибудь вдали от берега, например посредине Атлантического океана, может добраться саженками до земли. Но и вдали от суши можно спастись: можно доплыть до шлюпки, до какой-нибудь доски, пустой бочки или плетеного курятника, плавающего на поверхности воды, и таким образом спастись. Можно продержаться на воде, пока другой корабль не явится на место катастрофы. Кто не умеет плавать, тот камнем пойдет ко дну.

К тому же вы знаете, что большинство кораблей терпит крушение не в открытом море. В редких случаях буря достигает такой исключительной силы, чтоб море «разгулялось», как говорят моряки, и разбило корабль в щепки. Большинство крушений происходит вблизи или у самого берега, и именно тогда бывают человеческие жертвы, которых не было бы, если б все на корабле умели плавать. Мы знаем много случаев, когда сотни людей тонули в кабельтове [2]2
  Ка́ бельтовравняется 183 метрам.


[Закрыть]от берега и когда от всего экипажа оставалось только несколько хороших пловцов. Такие же несчастья бывают на реках даже шириной в каких-нибудь полтораста метров. Десятки людей тонут в виду зеленых лужаек и ветряных мельниц.

Все это общеизвестно, и приходится лишь удивляться беспечности людей и их нежеланию учиться плавать. Берите пример с меня, мои читатели, постарайтесь сделаться хорошими пловцами. Возьмитесь за это немедленно – только в теплую погоду – и затем уже не пропускайте ни одного дня. Сделайтесь пловцами прежде, чем вы станете взрослыми. Потом у вас не будет ни времени, ни возможности, ни желания учиться плаванию. А между тем, не умея плавать, вы можете утонуть еще до того, как у вас появится первый пух на верхней губе.

Лично я неоднократно тонул и спасался. Водная стихия, которую я так любил, как бы задалась целью сделать меня своей жертвой. Я мог бы упрекнуть волны в неблагодарности, но не делал этого потому, что знал, что они неодушевленны и не отвечают за свои поступки. И вот однажды я безрассудно доверился им.

Это случилось через несколько недель после моего вынужденного купания в пруде, когда я уже немного умел плавать.

На этот раз катастрофа произошла не на красивом пруду, где плавают лебеди.

Само собой разумеется, что жители морского побережья не нуждаются в озерах для купания. Они купаются в море, и первые уроки плавания я брал в соленой воде.

Место, на котором купались жители нашего поселка, было выбрано не совсем удачно. Правда, пляж был прекрасный, с желтым песком, белыми ракушками и галькой, но в глубине скрывалось подводное течение, опасное для всех, кроме хороших, выносливых пловцов.

Рассказывали, что кое-кто утонул, вовлеченный в воронку, но это произошло много лет назад и было почти забыто. Не так давно несколько купальщиков было унесено течением в море, но рыбаки спасли их.

Самые почтенные жители поселка, старые рыбаки, не любили говорить об этом. Они только молча пожимали плечами, а некоторые из них и вовсе отрицали существование подводного течения или говорили, что оно неопасно. Но тем не менее родители не позволяли мальчикам купаться вблизи опасного места.

Долго я не понимал, почему мои односельчане так упорно не хотят признаться, что подводное течение существует. Когда я вернулся в поселок через сорок лет, я наткнулся на все то же таинственное пожимание плечами, хотя за это время народилось новое поколение. Однако скоро я понял истинную причину: наш поселок считается дачным местом и получает некоторые доходы от приезжих купальщиков. Правда, купание здесь не первого сорта, но, если б слухи о подводном течении распространились повсюду, поселок лишился бы и этого небольшого заработка. Поэтому, чем меньше вы говорите об этом течении, тем лучше ваша репутация в поселке.

Итак, друзья, я сделал длинное вступление к довольно обыкновенной истории, но дело в том, что я утонул благодаря подводной струе – именно утонул!

Вы скажете, что я, во всяком случае, не захлебнулся до смерти. Может быть, но я был в таком состоянии, что ничего не почувствовал бы, даже если б меня разрезали на куски, и наверняка бы никогда не очнулся, если бы не Гарри Блю.

Всю историю о моей гибели я рассказываю вам для того, чтоб вы знали, как я познакомился с Гарри Блю, так как он оказал решительное влияние на всю мою последующую жизнь.

Я отправился на пляж купаться, как обычно, но вошел в воду в новой для меня и пустынной части берега. Считалось, что в этом месте особенно сильно подводное течение, и, действительно, оно мгновенно подхватило меня и понесло в открытое море. Меня отнесло так далеко, что всякая надежда доплыть до берега пропала. Страх и уверенность в гибели так сковали мое тело, что я перестал удерживаться на поверхности и начал погружаться в глубину, как кусок свинца.

Не знаю, что было потом. Помню только, что передо мной появилась лодка и в ней человек. Вокруг меня как бы спустились сумерки, а в ушах раздавался грохот, похожий на удары грома. Сознание мое померкло, как пламя задутой свечи. Гарри Блю вернул мне сознание.

Я открыл глаза и увидел человека, стоявшего возле меня на коленях. Он растирал руками мое тело, нажимая мне на живот под ребрами, дул мне в рот, щекотал мне ноздри пером, всячески стараясь возвратить меня к жизни.

Это и был Гарри Блю. Как только я пришел в себя, он взял меня на руки и отнес домой, где мне влили водки в рот, приложили к ногам горячие кирпичи и бутылки, дали мне понюхать нашатыря, завернули меня в одеяло и так далее, пока не было решено, что опасность миновала.

Через сутки я уже был на ногах как ни в чем не бывало. Казалось, после такого случая мне следовало бы вести себя осторожнее. Но я этого не сделал, а почему и как – вы узнаете в следующих главах.

Глава IV
ТУЗИК

Все уроки прошли даром. Я побывал на краю гибели, но это не только не отбило у меня охоту к воде, но дало обратные результаты.

Знакомство с молодым лодочником скоро переросло в дружбу. Гарри Блю был прекрасный человек и хороший моряк. Он мне еще больше нравился тем, что относился ко мне, как будто него спас, а не онменя. Он положил много трудов на то, чтоб сделать из меня образцового пловца; кроме того, он выучил меня грести так, что через некоторое время я работал веслами лучше многих мальчиков моего возраста. Я греб не одним веслом, как дети, а двумя, как взрослые, и управлялся без всякой посторонней помощи. Это было великое достижение, и я был очень горд, когда Гарри поручал мне взять его шлюпку из заводи, где она стояла, и привести ее в какое-нибудь место берега, где он ждал пассажиров, желающих покататься. Проходя мимо судов, стоявших на якоре, или вблизи пляжа, я не раз слышал насмешливые восклицания вроде: «Гляди, какой забавный малый на веслах!» или «Разрази меня гром, посмотрите на этого клопа, ребята!», после чего до меня доносился взрыв смеха. Но я нисколько не смущался. Наоборот, я был очень горд тем, что могу вести лодку куда нужно без всякой помощи и быстрее, чем всякий другой мальчик постарше и побольше меня.

Прошло немного времени, и надо мной перестали смеяться. Все привыкли к тому, что я хорошо управляю лодкой, и даже начали меня уважать. Меня звали морячком или матросиком, и наконец за мной укрепилась кличка «морской волчонок». Отец хотел сделать меня моряком; если б он не погиб так рано, я бы отправился вместе с ним в море. Родители не мешали мне привыкать к воде, а мать одевала меня по-морскому: в синие штаны и куртку с отложным воротником, с черным шелковым платком на шее. Я гордился этим костюмом и своим прозвищем, тем более что не кто иной, как Гарри Блю, впервые назвал меня морским волчонком, а я считал его своим покровителем.

Он был в то время владельцем шлюпки – нет, даже двух! Одна из них была немного больше другой, ее называли яликом, на ней Гарри возил пассажиров целыми компаниями. Вторая шлюпка была маленькая, называли ее тузиком, и она была предназначена для одного пассажира. Во время купального сезона, конечно, ялик был в действии чаще, почти каждый день на нем катались отдыхающие, а тузик спокойно стоял у причала. Мне было позволено брать его и кататься сколько угодно, одному или с товарищем. Обычно после школьных занятий я садился в тузик и катался по бухте. Редко я бывал один, потому что многие мальчики любили морское дело, и все они смотрели на меня с величайшим уважением, как на хозяина шлюпки. Мне стоило только захотеть, и я всегда мог найти себе спутника. Мы катались почти ежедневно, если море было спокойно. Понятно, в бурную погоду ездить на крошечной лодочке нельзя было – сам Гарри Блю запретил такие прогулки. Мы ездили только по бухте, держась берега, потому что в открытом море любой случайный шквал мог опрокинуть шлюпку.

Впоследствии, однако, я стал смелее, и меня потянуло к открытому морю. Я стал уходить километра на полтора от берега, не думая о последствиях. Гарри предупредил меня, чтоб я этого не делал, но его слова я пропустил мимо ушей, может быть, потому, что я слышал, как спустя минуту он сказал кому-то из своих товарищей: «Вот парень, не правда ли, Боб? Из него выйдет настоящий моряк, когда он вырастет».

Я тут же решил, что мои далекие прогулки не так уж страшны, и совет Гарри «держать по берегу» не произвел на меня никакого впечатления.

Я недолго пренебрегал его указаниями; невнимание к советам опытного моряка едва не стоило мне жизни, как вы сейчас убедитесь.

Но прежде позвольте мне отметить одно обстоятельство, которое перевернуло вверх дном мою жизнь. Случилось большое несчастье: я потерял обоих родителей.

Я уже говорил, что мой отец был профессиональным моряком. Он командовал судном, которое, если не ошибаюсь, плавало в американских водах, и отца так долго не было дома, что я вырос, почти не зная его, – мне помнится только, что это был высокий мужественный человек, типичный моряк, с обветренным, темным, почти медного цвета, но красивым и веселым лицом.

Мать моя вечно тосковала в разлуке и жила только краткими отцовскими побывками. Узнав о гибели отца, она стала чахнуть и мечтать о смерти. Ждать долго не пришлось: через несколько недель ее похоронили.

Смерть матери окончательно перевернула всю мою жизнь. Теперь я был сирота, без средств к жизни и без дома. Родители мои были бедняки и существовали только на небольшие заработки отца. Они не сделали никаких сбережений: мать моя была в полном смысле слова бессребреницей. Я должен был прийти ей на помощь, но я был маленьким мальчиком. Долгие годы должны были пройти, прежде чем я мог бы стать на ноги, – и жалкая бедность была уделом моей покойной матери.

Последствия смерти родителей были очень серьезны. Я не остался на улице, конечно, но условия моей домашней жизни совершенно изменились. Меня взял к себе дядя, который ничем не был похож на мою нежную, мягкосердечную мать. Он был человек сердитый и грубый и относился ко мне не лучше, чем к своим слугам.

С того дня, как я перешагнул порог дома дяди, мои школьные занятия кончились. Дядя считал излишним посылать меня в школу. Но он и не думал оставлять меня без дела. Дядя мой был фермером и быстро нашел мне работу на ферме. С утра до вечера я пас свиней и скотину, погонял лошадей на пашне, ходил за овцами, носил корм телятам. Я был свободен только по воскресеньям. Дядя строго следовал старым обычаям, но только потому, что боялся, как бы религиозные соседи не заклевали его. В противном случае он заставил бы нас работать всю неделю напролет.

В воскресенье я мог делать, что мне угодно. Вы сами понимаете, что я не мог шататься по деревне и развлекаться лазаньем за птичьими гнездами, когда передо мной лежало широкое море. Как только выдавалась свободная минута, я бежал к Гарри Блю и помогал ему возить пассажиров по бухте или уезжал сам на тузике. Так проходило у меня воскресенье. Оно не было для меня скучным днем благочестия, а, наоборот, превратилось в самый веселый день недели.

Впрочем, одно из воскресений было для меня невеселым днем и, больше того, едва ли не последнимднем моей жизни. И как всегда, в новом приключении участвовала моя любимая стихия – вода.