Текст книги "Отважная охотница. Пропавшая Ленора. Голубой Дик"

Автор книги: Томас Майн Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Глава XLVII
ГОРНЫЕ ПАРКИ

Мы продвигались теперь более уверенно, но все-таки не без предварительной разведки. Хотя наша четверка могла справиться с дюжиной индейцев, соблюдать осторожность было необходимо, так как в этих местах рыскали военные отряды краснокожих. Река Арканзас берет свое начало именно в этой области Скалистых гор, известной под названием «Парки» и славящейся обилием дичи и пушного зверя.

Пожалуй, ни одна местность в мире не была ареной стольких приключений. Тут Скалистые горы расходятся несколькими отдельными хребтами, или сьеррами, над которыми вздымаются покрытые вечными снегами вершины Пайкс-Пик, Лонгс-Пик, и Вато-йа, или Камбрес Эспаньола. Между ними, окруженные голыми скалами или темными лесами, лежат вечнозеленые долины, орошаемые прозрачными потоками, защищенные от бурь и отрезанные от всего мира.

Здесь на речках строят свои плотины бобры, по лугам бродят стада бизонов, а в лесах пасутся бесчисленные лоси, антилопы и чернохвостые олени. На окрестных скалах можно порой увидеть горного барана. В ущельях встречается серый медведь – гризли, самый свирепый из американских хищников. Рыжая пума и бурая росомаха, крадучись, скользят по лесным опушкам, порой отнимая добычу у волков и койотов. А черные грифы, парящие в небе, дожидаются исхода этой схватки. Но и другие, более красивые птицы мелькают над этими долинами. То пролетит, сверкая блестящим оперением, дикий индюк, обещая охотнику лакомый ужин. То тетерев или его более крупный собрат глухарь вспорхнут у края тропы. Реки и озера тоже имеют своих обитателей: белогрудого и серого канадского гуся, уток разнообразных пород, глупых пеликанов, чаек, бакланов и благородных лебедей. В лесах звенит пение многочисленных пестрокрылых певцов, вряд ли известных даже орнитологам.

При всем этом прекрасные Скалистые горы – далеко не спокойная страна. В ней есть парки, но нет дворцов, есть плодородная земля, но ее некому обрабатывать, потому что днем ходить по ней опасно. Траппер осторожно крадется там вдоль ручья, боясь даже шептаться со своим спутником, и опасливо оглядывается, кладя новую приманку в капкан. Охотник неслышными шагами проходит по опушке, испуганно вздрагивая от собственного выстрела. Даже индейцы приходят сюда только большими отрядами, потому что земля эта никому не принадлежит, хотя на нее претендуют многие индейские племена. Это место охоты и войны, но там никто не живет. С севера туда приходят кроу и сиу, с юга – кайова, команчи, апачи, хикариллы, с востока – шайены, пауни и арапахо, а с запада стремятся в этот охотничий рай воинственные племена ютов и шошонов. Некоторые из этих племен дружат между собой, другие враждуют. Особенно сильна вражда между кроу и шошонами, пауни и команчами, ютами и арапахо. Юты и кроу относятся к белым дружески, а шайены, кайова и арапахо смертельно их ненавидят. Правда, и юты после частых стычек с охотниками и трапперами утратили к ним доверие и стали их врагами, тем более опасными, что они уже научились пользоваться огнестрельным оружием.

В то время, о котором я пишу, юты, по слухам, были довольно мирно настроены. Мормоны постарались сделать все, чтобы завоевать их дружбу, и поэтому по их территории можно было путешествовать спокойно, но зато дорога до нее была очень опасна.

Мы не были уверены, каким путем пойдет караван через Скалистые горы. За Большим лесом он мог выбрать одно из трех направлений. Южная дорога идет через горный хребет Ратон на Санта-Фе и в Новой Мексике она известна под названием «путь на Санта-Фе». Но если бы караван собирался идти в Санта-Фе, то, покинув форт Смит, он отправился бы вверх по реке Канейдиан, обогнув с севера плоскогорье Льяно Эстакадо, а потом в Калифорнию долиной реки Хила.

Вторая дорога – «дорога Чироки» – ведет от верховьев Арканзаса вдоль восточного склона Скалистых гор, через перевалы Шайени и Бриджерс в центральную долину Большого Бассейна. Я считал, что в это время года караван вряд ли изберет «дорогу Чироки». По всей вероятности, он направился по средней из трех дорог, а именно – от Арканзаса вверх по реке Уэрфано, через перевалы Робидо или Сангре-де-Кристо. Любым из них можно было спуститься в долину Рио-Гранде-дель-Норте, а оттуда через знаменитый перевал Кучетопо – Бизоньи ворота – выйти к верховьям Колорадо. Этот путь, давно известный трапперам и охотникам за бизонами, только недавно стал дорогой к Тихому океану. Будучи самым прямым, он оказался наиболее удобным.

Интересовавший нас караван покинул Ван-Бюрен с намерением идти по этой дороге, но я знал, что простая случайность может заставить его выбрать другой путь. Но в любом случае дальнейшее путешествие было несомненно связано с большим риском. Нам предстояло идти через области, где белые и краснокожие встречаются только как враги, где стреляют без предупреждения, где, как ни дико это звучит, белые тоже скальпируют своих противников. Неудивительно поэтому, что мы стремились нагнать караван, пока он еще не вступил в опасные горные ущелья. Наши новые спутники сперва не очень охотно соглашались на это. Их тревожила встреча с конвоем. Но, когда мы объяснили им, какой опасностью грозит нам встреча с индейцами, они согласились на наш план с величайшей охотой, тем более что я обещал дать им другую одежду, прежде чем они предстанут перед солдатами конвоя.

Мы по-прежнему старались продвигаться под покровом ночи, иногда при свете луны, а днем лишь в том случае, если поблизости не было видно индейцев. Верхом мы ехали поочередно, но это не очень замедляло наше путешествие. Наши мулы доставляли нам мало хлопот, потому что они уже приучились сами следовать за лошадьми. Мы разжигали костер только где-нибудь в чаще леса или в глубине ущелья и гасили его, как только кончалась наша несложная стряпня. Для такого маленького отряда, как наш, подобные предосторожности при путешествии по прериям были необходимы. Если бы мы и дальше поступали так же, нам, возможно, удалось бы избежать несчастья, о котором будет рассказано ниже.

Глава XLVIII
БРОШЕННЫЙ БУКЕТ

Когда мы приблизились к устью реки Уэрфано, то, как и ожидали, увидели, что след каравана повернул вверх по ее долине. Мы проехали около семи миль от устья Уэрфано, через заросли ив и тополей, и добрались туда, где караван переправился на левый берег реки. С нашего берега видно было место его ночевки. По-видимому, он ушел отсюда только этим утром – следы были совсем свежие, а костры еще дымились. Здесь реку можно было переехать вброд, и, сделав это, мы оказались в покинутом караваном лагере. С волнением бродил я среди дымившихся костров, стараясь угадать, у какого из них провела ночь моя Лилиен и о чем она думала. Может быть, она снова шептала нежные слова стихов? Как приятно было и мне повторять их! Давно уже я помнил их наизусть: «К тебе летят мои мечты…»

Но не все мои мысли были столь светлы. Любви всегда сопутствуют страдания, страхи и ревность. Как мог я надеяться, что один час, проведенный со мной, пробудил в сердце девушки чувство, способное длиться всю жизнь? Скорее всего, это было лишь легкое увлечение. Может быть, я уже забыт или меня вспоминают с улыбкой, а совсем не со вздохом? Хотя мы расстались совсем недавно, с тех пор произошло столько событий, что всякие воспоминания обо мне могли изгладиться из ее памяти. Она встретила столько новых людей, и разве не мог кто-нибудь из них завладеть ее сердцем? С караваном шли не только грубые скваттеры, но и образованные, можно даже сказать – светские люди, которым было отлично знакомо тонкое искусство ухаживания. А кроме того, в сопровождавшем караван конвое были офицеры. Их красивые мундиры и шпоры, а также обаяние власти делают их всегда и везде опасными для девичьих сердец.

Разве могли они не заметить такую очаровательную попутчицу, как Лилиен? Нет, конечно, нет! И она – как могла она остаться нечувствительной к их вниманию?

Вот почему я с грустным чувством бродил по оставленной стоянке. У опушки рощи, в некотором отдалении от других костров, я обнаружил место, где накануне, очевидно, отдыхала какая-то семья. На эту мысль меня навели разбросанные цветы, которые, как мне казалось, говорили о присутствии женщины. Я подошел ближе. По краям поляны рос шиповник, а трава под деревьями пестрела голубыми лупинусами и алыми пеларгониями. У самых кустов на земле лежал букет, видимо, очень тщательно подобранный. Я поднял и осмотрел его. Руки у меня дрожали – даже этот пустяк показался мне частью какого-то хитрого плана. Цветы были очень красивы: по-видимому, их собрали в другом месте, так как поблизости таких я не видел. Кто-то, значит, не пожалел времени и труда, составляя этот букет. Кто именно, трудно было бы угадать, если бы не одно обстоятельство, которое я отметил не без горечи. Стебли цветов были обмотаны желтым шелковым шнуром. Я без труда узнал в нем шнурок из кисти от офицерского пояса. По-видимому, эту золотую нить выдернул из своего пояса какой-то драгун!

«Кому же и кем был подарен этот букет?» – размышлял я, мучимый тяжелыми подозрениями, не оставившими меня и после того, как я с досадой швырнул цветы на землю. Но одно соображение успокоило меня. Если букет и был преподнесен Лилиен, то она вряд ли очень дорожила им. Иначе почему бы он валялся здесь? Забыла ли она его или нарочно оставила, не имело значения. И то и другое предположение было мне равно приятно, а третьего объяснения быть не могло. Вскочив в седло, я уже в более бодром настроении поскакал дальше.

Глава XLIX
НЕОЖИДАННОЕ ПОЯВЛЕНИЕ

После находки букета мое желание догнать караван еще более возросло. Меня давно уже тревожил рассказ Верного Глаза о том, что большую часть каравана составляют не золотоискатели, направляющиеся в Калифорнию, а мормоны, которые собираются присоединиться к своим единоверцам, живущим у Соленого озера.

В караване находилась довольно большая группа «новообращенных», которых вез туда один из мормонских апостолов. Так, по крайней мере, утверждал Верный Глаз, но самого вождя он не видел и не знал, как его зовут. Может быть, это был Джошуа Стеббинс? Такое предположение меня очень беспокоило. До встречи с дезертирами я был уверен, что этот «святой» и его приятель скваттер стремятся в Калифорнию, хотя по временам с тревогой вспоминал слова Су-ва-ни. Теперь же я пришел к убеждению, что Стеббинс был «лисой», сопровождающей стадо «гусей» в город мормонов. Неужели и скваттер поддался отвратительному обману и собрался вступить в их секту и поселиться на Соленом озере? В таком случае, его дочери грозила ужасная судьба – насильственный брак с каким-нибудь из мормонских старейшин.

Казалось бы, у меня было достаточно причин для того, чтобы торопиться, и все-таки теперь, подхлестываемый ревностью после находки букета, я был готов пустить своего коня вскачь, если бы наши лошади не нуждались в отдыхе. Мы ведь ехали всю ночь и все утро, и теперь и нам и животным нужна была передышка. Отыскав безопасное место вблизи от покинутого лагеря, мы развели костер и расположились вокруг него.

Мы знали, что караван еще не успел отойти далеко, так как время от времени до нас доносились ружейные выстрелы, раздававшиеся в дальнем конце долины. Это, очевидно, стреляли по какой-нибудь дичи охотники каравана, поскольку местность, где мы находились, изобиловала антилопами и лосями. Утром, проезжая через лес, мы видели целые стада этих животных на расстоянии ружейного выстрела. Даже теперь, когда мы сидели у костра, несколько красавиц антилоп появилось на лужайке совсем недалеко от нас. С любопытством посмотрев на наш лагерь, они через минуту скрылись в кустах. Молодой охотник не выдержал. Схватив ружье, он последовал за ними, пообещав нам вкусный завтрак вместо сухого бизоньего мяса, которое мы жарили.

Вскоре послышался выстрел, и вслед за тем Уингроув вышел из леса с убитой антилопой на плече. Когда он приблизился к костру, я сразу заметил, что он чем-то встревожен. Я спросил его, в чем дело, но он, не ответив, отвел меня в сторону и, в свою очередь, осведомился шепотом, не видел ли я кого-нибудь, пока его тут не было.

– Нет, – ответил я. – А почему вы об этом спрашиваете?

– Если бы это не было совершенно невозможно, я бы поклялся, что только что видел ее.

– Кого? – воскликнул я, вздрогнув, так как сейчас же подумал о Лилиен.

– Да эту проклятую индианку.

– Как, Су-ва-ни?

– Да.

– Не может быть, это не она!

– Я сам бы, наверное, так думал, но только эта краснокожая точь-в-точь она.

– Что же вы видели?

– Только я успел убить козу и собрался взвалить ее на плечо, как заметил, что в кустах промелькнула индианка – вылитая Су-ва-ни. Мне показалось, что она подошла с этой стороны, и я подумал, что вы тоже ее видели.

– А вы рассмотрели ее лицо?

– Нет, я видел только спину. Одета она так же, как Су-ва-ни, и сложением такая же. Провалиться мне на этом месте, если это не она или не ее призрак!

Я не мог поверить, что Уингроув действительно видел Су-ва-ни, но он упрямо твердил свое. Мы знали, что с караваном следуют какие-то индейцы, но трудно было предположить, чтобы среди них была Су-ва-ни. Вокруг нас в прериях тоже всюду были краснокожие, мы даже видели их следы в покинутом караваном лагере, и женщина, которую встретил Уингроув, могла быть одной из них. Так или иначе, ее появление говорило о том, что индейцы совсем близко и что нам следует быть особенно осторожными. Мы сейчас же погасили костер и удовольствовались куском полусырого бизоньего мяса, решив зажарить антилопу, когда отойдем подальше и отыщем более укромную «кухню». Забравшись в самую чащу, мы снова зажгли костер, поджарили грудинку антилопы и хорошо закусили. Потом, отдохнув часок, мы отправились в путь, твердо надеясь, что догоним караван еще до захода солнца.

Глава L
ВВЕРХ ПО КАНЬОНУ

Скоро лес кончился. Дальше дорога шла по открытой равнине, на которой кое-где были разбросаны рощицы и небольшие группы деревьев. Мы осторожно двинулись вперед, стараясь держаться под их укрытием, и скоро оказались у входа в один из каньонов Уэрфано. Там река стиснута отвесными скалистыми берегами, поднимающимися на головокружительную высоту. Обходя тесное, недоступное для повозок ущелье, дорога у входа в него круто сворачивает вправо и только через десять миль снова возвращается к реке. Я знал из отчета военно-топографического управления и о существовании этого объезда и о том, что он проходит по совершенно безлесному нагорью. Для нашего маленького отряда было слишком опасно ехать там днем. Если какие-нибудь враждебно настроенные индейцы рыскали вблизи каравана, мы неминуемо должны были попасться им на глаза и подвергнуться нападению. А то, что краснокожие бродят в этой местности, было ясно хотя бы по следам, оставленным ими в лагере каравана, не говоря уж о том, что видел утром Уингроув. У них могло и не быть враждебных намерений, но риск был слишком велик, и мы не решались пересечь открытое пространство днем. Нам оставалось либо переждать в лесу и двинуться дальше после захода солнца, либо сразу углубиться в каньон и попытаться пройти вдоль русла реки. Начиналась самая опасная часть пути, так как в этих местах часто кочуют воинственные индейские племена, совершающие отсюда набеги. Опасность увеличивалась близостью каравана, находившегося, по нашим расчетам, милях в десяти впереди нас. Для него самого риск был невелик, потому что даже без конвоя он был достаточно силен, чтобы отразить нападение индейцев. Но вслед за ним, по всей вероятности, двигался какой-нибудь индейский отряд. Подобно волкам, преследующим стадо бизонов, он намечал себе в жертву не караван, а тех, кто мог случайно отстать от него.

Отсрочка ещё на одну ночь приводила всех нас в уныние, а меня в особенности. Нам пришло в голову, что, пробравшись вверх по каньону, мы, может быть, увидим впереди караван. Эта надежда подбодрила нас, и мы без дальнейших колебаний вступили в каньон. Отвесные скалистые стены мрачной расселины уходили ввысь на несколько сот футов, небо вверху казалось узкой голубой полоской, а вокруг стоял глубокий сумрак. У наших ног ревела и пенилась река, и тропа шла местами по воде. Да, как мы скоро обнаружили, там вилась тропа и главное – тропа со свежими следами! Не так давно по ней прошел большой табун лошадей. Возможно, это был драгунский конвой или какие-нибудь всадники, отделившиеся от каравана. Вскоре, однако, мы убедились, что и то и другое предположение неверно. По четким следам на полосе ила мы установили одно обстоятельство: лошади были неподкованы. Значит, если кто-то ехал на них верхом, это были не белые, а индейцы. Впрочем, это могли быть дикие лошади. Ведь мы путешествовали в таких местах, где часто встречаются мустанги. Мы уже видели их табуны, правда издалека, так как это очень пугливые животные. Не было ничего невероятного в том, что один из них прошел через каньон. Правда, мустанги предпочитают равнины, но нередко заходят и в горы, карабкаясь по склонам не хуже серн.

Ехал ли кто-нибудь на этих лошадях – вот что необходимо было установить. Но каким образом? Это оказалось нетрудным: пересекая полосу ила, следы лошадей шли одной линией. Очевидно, животные двигались гуськом, чего мустанги никогда не делают. Не оставалось сомнений, что незадолго до нас по ущелью прошел большой отряд индейцев.

Перед нами встал вопрос: двигаться вперед или отступить? Оставаться в ущелье, даже если бы там нашлось удобное для стоянки место, казалось опаснее всего, так как скрыться там ни нам, ни лошадям было негде. Индейцы могли вернуться, и мы очутились бы в ловушке.

Возвращаться назад было слишком обидно. Мы проехали почти половину каньона, не раз с опасностью для жизни переправлялись через поток, карабкались по обломкам скал, рискуя сломать шею себе и лошадям. Нет, лучше ехать вперед, решили мы, рассчитывая, что индейцы успели к этому времени выбраться из каньона. В этом случае можно было продолжать путь без особого риска.

Надежда нас не обманула. Мы миновали каньон, так и не встретив никаких признаков присутствия индейцев, кроме следов их лошадей. Изредка, правда, мы слышали звуки, вселявшие в нас некоторое опасение. Это, как и утром, были выстрелы, но теперь они раздавались не поодиночке, а залпами. Они доносились со стороны верхней долины. Шум потока заглушал их, и мы, возможно, вообще не обратили бы на них внимания или решили бы, что охотники стреляют по стаду бизонов, приблизившемуся к каравану. Но из-за присутствия индейцев, о котором нам уже было известно, такое предположение отпадало.

Продолжая соблюдать осторожность, мы задержались перед выходом из каньона, и я с Уингроувом прокрался вперед на разведку. Взобравшись на высокий уступ, мы смогли окинуть взглядом всю расстилавшуюся перед нами долину. И тут наши надежды вспыхнули с новой силой – мы увидели караван.

Глава LI
ОДИНОКИЙ ХОЛМ

Нашим глазам открылся замечательно красивый ландшафт. Я видел его впервые, но сразу узнал по рассказам трапперов и описаниям, которые мне приходилось читать. Местность обладала редким своеобразием и прелестью. Особенно бросался в глаза обрывистый холм, поднимавшийся как раз посредине долины. Ошибиться было нельзя. Перед нами высился Одинокий холм – это была долина Уэрфано, равнина, ограниченная с двух сторон отвесными скалами. Ширина ее достигает пяти-шести миль, но примерно в десяти милях от того места, где мы стояли, стены скал сближаются и как будто совсем смыкаются. Но это только кажется. На самом деле за холмом лежит другой каньон. Сама долина очаровательна. Ее ровная, как бильярдный стол, поверхность сплошь поросла ярко-изумрудной травой. Это однообразие нарушается купами тополей, листва которых чуть темнее, и зарослями еще более темного ломоноса, шиповника и ивняка. Кажется, что эти рощицы распланированы умелым садовником, а красота светлых вод Уэрфано превосходит любые искусственные каскады.

Холм, возвышающийся среди равнины почти на двести футов, кажется постройкой каких-то сказочных великанов. Это огромная пирамида, сложенная из гранитных глыб, черных, как уголь, вследствие примеси железной руды. Склоны ее на две трети поросли темно-зелеными кедрами, а над ними громоздятся голые скалы, переходящие в усеченную вершину. Вокруг всего подножия холма лежат огромные камни, скатившиеся вниз под натиском дождя и ветра.

Это единственная возвышенность на равнине. Только виднеющиеся вдали утесы могут сравниться с ней по высоте. Но в этом их единственное сходство, так как утесы сложены из песчаника, а Одинокий холм – из гранита. Таким образом, даже с геологической точки зрения он стоит особняком от окружающего мира и вдвойне заслуживает свое название.

Достойна этой картины и ее рама: красный песчаник утесов и темная зелень можжевельника на их вершинах. Вдали можно различить более строгие очертания большого горного хребта, увенчанного двойной вершиной Вато-йа, и над всем этим господствует уходящий в небо Пайкс-Пик. Все эти вершины, сверкающие под полуденным солнцем, и темно-синее небо над ними образуют панораму, по торжественному величию не знающую себе равной на земле.

Мы, пожалуй, долго любовались бы ею, если бы наше внимание не отвлекло маленькое белое пятно в дальнем конце долины. Вокруг него виднелись какие-то темные фигуры. Мы догадались: белое пятно – это парусиновый верх фургона, а темные фигуры возле него – люди. Вероятно, это был фургон, замыкавший караван, так как других не было видно. Мы решили, что они уже скрылись в следующем каньоне. Мы не стали разглядывать, движется ли этот фургон или стоит на месте. Караван был виден – и мы думали только о том, чтобы скорее догнать его.

Позвав своих спутников, мы снова сели на лошадей и выехали в долину, не соблюдая больше никакой осторожности, уверенные, что часа через два нагоним караван и что около него индейцы не посмеют на нас напасть. Мы решили ехать прямо к фургону, нигде больше не останавливаясь.

Впрочем, оказалось, что одна остановка необходима. Я ведь обещал своим бывшим солдатам снабдить их гражданской одеждой, прежде чем они встретятся с конвоем. Мы решили заняться этим переодеванием у подножия холма, который находился как раз на нашем пути. Меня радовало, что фургон был по-прежнему виден, то ли не успев доехать до ущелья, то ли остановившись для какой-нибудь починки. Пока Уингроув доставал из мешков одежду, я соскочил с лошади и взобрался на холм. Сделать это было нетрудно, потому что, как ни странно, через вершину Одинокого холма проложена тропа. Мне показалось удивительным, что на ней не было обломков гранита, покрывавших склоны в других местах. По ее сторонам громоздились огромные скалы. Вершина холма представляла собой площадку длиной в сорок футов и шириной в двадцать, прорезанную в нескольких местах трещинами. Добраться до нее можно было только по тропе. Каменные осыпи и заросли можжевельника делали крутые склоны совершенно неприступными. У меня не было времени размышлять о своеобразии этого холма. Добравшись до вершины, я навел на долину мою подзорную трубу и тут же чуть не выронил ее из рук при виде представившейся мне картины. Весь фургон вплоть до колес был ясно виден, так же как и темные фигуры вокруг него. Из них одни были верхом, другие пешие, а несколько человек лежали неподвижно, распростертые на траве. Кто были последние, я догадался не сразу, но остальных узнал с первого взгляда. Бронзовая кожа обнаженных до пояса тел, длинные волосы, украшения из перьев и развевающаяся одежда – все это могло означать только одно: фургон был окружен индейцами. Но кто же лежит на земле? Неужели его владельцы? Моя страшная догадка тотчас же подтвердилась. Я увидел, что один из трупов, лежащий головой в мою сторону, оскальпирован.