Текст книги "Славный маленький тостер отправляется на Марс"

Автор книги: Томас Майкл Диш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Томас Диш
Славный маленький тостер отправляется на Марс

– Все это вздор! – буркнул старый Гувер[1]1
  «Hoover» – марка пылесоса


[Закрыть] – Сущий вздор!

Остальные электроприборы маленького домика боязливо переглянулись. Никому из них не хотелось затевать спор с ворчливым старым пылесосом, тем более когда он был не в настроении.

– Хлебные крошки! Кошачья шерсть! – продолжал Гувер, с каждым мигом раздражаясь все сильнее.

У одного только тостера хватило храбрости выразить общее мнение.

– Интересно, – произнес он негромко, но внятно, – интересно было бы знать, насколько искренне ты говоришь.

– Искренне! – пылесос даже вздрогнул, словно поперхнулся обрезками бумаги. – И ты, пристроившись на кухонном столе, смеешь утверждать, что я несправедлив по отношению к этой вот штуковине?

Он показал на странного вида аппарат, висевший на вбитом в стену крюке. Угол, в котором находился аппарат, был чуть ли не наглухо затянут паутиной.

– Я всего лишь поинтересовался, – ответил тостер прежним, ровным голосом, – а «интересоваться» вовсе не то же, что «утверждать».

– Так что же ты думаешь? – робко спросило желтое электрическое одеяло, выглядывая из-под фиолетового хлопкового покрывала, купленного в магазине «Ориент Экспресс». – Ты согласен, что слуховой аппарат хозяйки – такой же электроприбор, как и мы?

– Не надо, успокойтесь, – вмешался тостер. – Давайте не будем ссориться. Все мы потихоньку стареем. Порой… – он заколебался. Вмятины и царапины на его некогда безупречных хромированных боках сделались вдруг как будто еще заметнее. – Порой и я впадал в рассеянность.

– Хороша рассеянность, – хмыкнул Гувер. – Да ты едва не спалил дом!

– А с твоей стороны не слишком любезно, – проговорило радио со встроенным будильником, обращаясь к Гуверу, – непрестанно напоминать нам об этом. За минувший год к тостеру было не придраться.

– Потому, – победно заявил пылесос, – что хозяйка приобрела микроволновую печь.

Ни у кого из приборов не нашлось, что ему возразить. Факты – упрямая вещь. Через неделю после пожара хозяйка отправилась в магазин к Силли Сидни и потратила там целое состояние на изготовленную на Тайване микроволновую печь. С тех самых пор, когда ей хотелось английской сдобы, она включала печь, а маленькому тостеру оставалось только терзаться.

– Вы позволите? – неожиданно подала голос печь. Если не обращать внимания на легкий китайский акцент, ее английская речь была само совершенство.

– Конечно, – отозвался тостер;

– Благодарю вас, – сказала печь, отличавшаяся некоторым избытком вежливости. В принципе, они с тостером выполняли одну и ту же работу, но каждый по-своему, а потому между ними существовало известное недопонимание, которое, однако, заставляло их держаться друг с другом как можно учтивее.

– У нас на Тайване, – продолжала печь, – бытует поговорка: «Каждому – свое дело». Я могу разогревать многие кушанья, твердые и жидкие, но поджарить тост мне не под силу. А моему сверкающему приятелю, хотя он готовит замечательные тосты, не удастся, к примеру, подогреть хозяйке кофе.

– Ближе к сути, – проворчал Гувер, откатываясь к двери чулана, как поступал всегда, когда начинал сознавать, что уступает в споре.

– Мне кажется, я догадываюсь, что хочет сказать печь, – проговорил тостер. – Если слуховой аппарат делает то, на что никто из нас не способен, это еще не означает, что он никуда не годится.

– Именно так, – подтвердила печь.

– Насколько я могу судить, – не сдавался пылесос, – так называемый слуховой аппарат и впрямь ни на что не годится, разве только служит каркасом для паутины. Вы видели, чтобы хозяйка пользовалась им? Нет!

– Потому что у него села батарейка – из тех, старых, которые невозможно заменить. Иначе, я уверен, хозяйка пользовалась бы им. Если бы мы сумели подзарядить его, он, может статься, поведал бы нам что-нибудь интересное.

– Надо придумать, как нам перезарядить его батарею, – сказал тостер. Сдается мне, я знаю, кто нам нужен. Микрокалькулятор!

– Он надеется на паршивый кусок пластмассы, – простонал Гувер. – По-моему, на свете просто нет ничего бесполезнее.

– Попробуй-ка умножить четыреста тридцать три на триста тридцать четыре, предложил тостер.

– Сейчас, – прогудел Гувер, – сейчас. Четырежды три – двенадцать, единица в уме, снова четырежды три, добавляем единицу, получаем тринадцать, потом…

– Ответ, – донесся из ящика письменного стола в гостиной глухой голос, сто сорок четыре тысячи шестьсот двадцать два.

– Изумительно! – воскликнуло электрическое одеяло, познания которого в таблице умножения ограничивались тем, сколько будет семью семь. Оно выдвинуло ящик стола, в котором лежал калькулятор. – Ты не хотел бы присоединиться к нам?

– Не знаю, не знаю. Я вовсе не против находиться в темноте двадцать четыре часа в сутки на протяжении трехсот шестидесяти четырех дней в году, то бишь восемь тысяч семьсот тридцать шесть часов ежегодно. Меня это вполне устраивает.

– Погоди, – озадаченно проговорило радио. – Разве в году не триста шестьдесят пять дней?

– Разумеется, – откликнулся калькулятор, – но хозяйка обязательно вынимает меня из ящика четырнадцатого апреля, чтобы посчитать налоги. – Он ностальгически вздохнул. – Обожаю четырнадцатое апреля.

– Ты уверен, что не ошибся? – как-то робко осведомился Гувер. – У меня получился совсем другой результат.

– Несомненно, уверен, – отозвался калькулятор без привычного высокомерия всезнайки в голосе. Он ни за что не признался бы в этом, но был безумно рад, что его выпустили из ящика стола и дали возможность пообщаться с прочими электроприборами. Таковы, кстати, все электроприборы, работают они от батареек или от сети. – Пересчитай, – посоветовал он пылесосу.

– Не стоит, – вздохнул тот, – я думаю, ты прав. – Он вздохнул снова, тяжелее прежнего. – И остальные вроде как тоже правы. Пожалуй, надо попытаться вернуть к жизни слуховой аппарат.

Нагревательная спираль тостера засветилась от удовлетворения, однако, он не стал торжествовать в открытую.

– Тогда за дело! Хозяйка скоро вернется с занятий, быстрее, чем ты успеешь произнести «электрокинетика».

И вот споро, но обстоятельно, как это в обычае у электроприборов, они взялись за работу. Гувер очистил слуховой аппарат от паутины и снял его с крюка, на который хозяйка повесила беднягу после того, как в очередной раз безуспешно пыталась воспользоваться им. Она купила его всего лишь за два с половиной доллара на благотворительной распродаже у женщины, которая уверяла, что аппарат много лет принадлежал добродушному профессору из Принстонского университета в штате Нью-Джерси. Женщина утверждала, что, несмотря на свой несколько громоздкий вид, этот аппарат даст сто очков вперед любому из современных. «Профессор говорил, – сообщила она хозяйке, – что, надевая его, он слышит собственные мысли».

На следующее утро, за завтраком из апельсинового сока, чашечки кофе и двух тостов с маслом и клубничным джемом, хозяйка рассказала обо всем, что услышала, тостеру. Подобно большинству одиноких людей, она выбрала его себе в наперсники, посвящала его в подробности повседневной жизни, делилась с ним своим мнением по поводу статей в газетах и журналах. Хотя тостер никогда ей не отвечал (ибо с людьми электроприборы ведут себя совсем иначе, нежели друг с другом), он гордился доверием хозяйки.

Гувер доставил слуховой аппарат в гостиную и положил его на стол. Калькулятор осторожно подсоединился к одному из проводов аппарата и принялся бормотать что-то на языке квадратных корней, синусов и косинусов, который остальные электроприборы не понимали, а потому относились к калькулятору с немалым почтением.

Вдруг в месте соприкосновения проводов сверкнула искра, а затем, быстро чередуясь, на дисплее калькулятора стали возникать яркие, словно огненные, цифры. Сначала мелькнули восемь нулей, потом появилось число 3,14159, которое, как известно любому электроприбору с вращательными характеристиками, являлось удивительным числом «пи».

Тостер, поскольку какие-либо вращательные характеристики у него начисто отсутствовали, пришел в замешательство, увидев показания на дисплее калькулятора, и даже Гувер вместе с радио, знавшие кое-что о «пи», были слегка озадачены, потому что калькулятор менял цифры быстрее, чем они успевали разглядеть их.

Снова ослепительная вспышка, и калькулятор весь засветился, будто игровой автомат, зафиксировавший самый крупный счет. На дисплее появилась надпись: Е = мс².

– Что это значит? – прошептало электрическое одеяло.

– Понятия не имею, – отозвался с беспокойством тостер, обвивая своим шнуром стоящую рядом на кухонном столе деревянную перцедробилку. – Просто не представляю.

Полыхнув еще одной миниатюрной молнией, калькулятор отсоединился от слухового аппарата.

– О! – воскликнул он. – Ой-ой-ой! Великие небеса! Я не… Я не могу… Вы не поверите… Нет, немыслимо! Извините, но мне нужно обратно в ящик.

– Он справился? – спросило одеяло.

– Думаю, да, – ответил тостер. – Кто-то из них точно справился.

– Слушайте! – вскрикнуло радио. Издалека, словно передавала станция, которая находилась на пределе слышимости, донеслось чье-то пение. Однако пело не радио, пел слуховой аппарат.

– Не сочтите меня назойливым и бестактным, – прервал пение вентилятор, но я хотел бы узнать, где вас изготовили. Меня самого, например, – на фабрике в Ульме.

– А меня, – проворчал Гувер, – в США.

– Что ж, – задумчиво промолвил слуховой аппарат, – установить, откуда я происхожу, довольно трудно. Патент на меня был выдан в Берлине в 1934 году за номером 590783, но к тому времени я уже находился в Принстоне, штат Нью-Джерси.

– Странно, – заметил тостер. – Как вы могли быть изготовлены раньше, чем на вас выдали патент?

– Я не был изготовлен в обычном смысле этого слова. Меня сделали вручную.

– То есть, – восхитился тостер, – вы образец?

Слуховой аппарат кивнул.

Электроприборы онемели от изумления. Никому из них раньше не доводилось встречаться с настоящим образцом. Даже Гувер, неприятно смущенный тем, что слуховой аппарат оказался на несколько лет старше его, поневоле преисполнился почтения.

– А мой изобретатель, – продолжал рассказ новичок, – был не немец, а швейцарец, ставший в 1940 году гражданином США.

– А кто вас изобрел? – спросил тостер.

– Вы наверняка слышали о нем. Он был очень знаменитым. Его звали Альберт Эйнштейн.[2]2
  Эйнштейн действительно изобрел и запатентовал вместе со своим другом Рудольфом Голдшмидтом слуховой аппарат и даже сочинил по этому поводу стихи (Прим. автора).


[Закрыть]

Радио разразилось песенкой, вентилятор начал с угрожающей скоростью вращаться, пылевой мешок Гувера раздулся до исполинских размеров. Во всем доме не найти было электроприбора, который не испытал бы потрясения. Ведь Альберт Эйнштейн, как известно любому электроприбору, был величайшим научным гением двадцатого века и, быть может, человечества вообще.

В последующие недели, стоило только хозяйке выйти из дома, слуховой аппарат спускался со своего крюка, на котором хозяйка его попросту не замечала, и часами развлекал другие электроприборы рассказами о годах, проведенных вместе с Альбертом Эйнштейном. По этим рассказам выходило, что слуховой аппарат был лучшим другом великого ученого. Он был неразлучен с Эйнштейном с 1930 года до часа смерти ученого. Едва лишь великий физик задумывался над вопросами, которые больше всего его заботили, он надевал слуховой аппарат, зажмуривал глаза, дергал себя за кончики седых усов и…

– А потом, – закончил слуховой аппарат, – он начинал разговаривать со мной. Разумеется, по-немецки и так тихо, что никто, кроме меня, не мог разобрать ни единого словечка. Он говорил со мной часами. Гений!

По прошествии некоторого времени слуховому аппарату стало ясно, что никто из электроприборов, даже образованный калькулятор, не способен постичь великолепие, изящество и величие эйнштейновской обобщенной теории полей, разработке которой ученый посвятил последние двадцать лет своей жизни – годы, по мнению профанов, потраченные им впустую. Ранние его труды привели к изобретению атомной бомбы. Вовсе не считая, что мир созрел для продолжения исследований в этой области, Эйнштейн хранил молчание и делился своими открытиями только со слуховым аппаратом.

Слуховой аппарат, тем не менее, вовсю пользовался своими знаниями в домашних делах – например, он показал Гуверу, как лишить веса крупные частички мусора. Ведь невесомую хлебную крошку засосать ничуть не труднее, чем горстку пыли. Еще слуховой аппарат научил радио принимать сигналы из самой Австралии. Каждое утро тамошняя станция передавала песню «Танцующая Матильда», мелодия которой была такой же душещипательной, как у песенки Ричи Хейвенса, в которой тот рекламирует продукцию фирмы «Амтрак». Эта мелодия настолько захватила радио, что оно частенько мурлыкало ее само по себе, и тогда тостеру хотелось выдернуть его шнур из розетки. Удивительно, что радиоприемники, похоже, не сознают, что музыкальные вкусы и пристрастия у всех разные.

В начале марта радио стало принимать другую песню. Несмотря на предельную громкость динамика, она звучала очень тихо, но отличалась заразительным маршевым ритмом, и вскоре все электроприборы распевали ее под радио. Слова в той песне были такие:

 
Ни дня, ни ночи, ни дня, ни ночи
Без труда.
Враги любые, враги любые
Нам ерунда.
«Попьюлукс», да, «Попьюлукс»
Прав всегда!
Долг призывает, долг призывает,
Сулит успех.
Мы друг за друга, мы друг за друга,
Один за всех.
«Попьюлукс», да, «Попьюлукс»
Лучше всех!
 

Тостер был в восторге от этой песни. Слушая ее, он готов был печь тост за тостом, кусок за куском, буханку за буханкой и никогда не останавливаться. Он грезил наяву о грузовиках, подвозящих к их маленькому домику огромные коробки с вафлями и пирожными в количествах, которые больше подходили супермаркету. А песня не покидала его даже в грезах, она звучала в нем, словно его нагревательные спирали превратились вдруг в струны арфы, но слова ее изменились:

 
Ток по спиралям, ток по спиралям
Туда-сюда.
Готовлю тосты, готовлю тосты
Да, да, да, да!
«Попьюлукс», да, «Попьюлукс»
Прав всегда!
 

Пробуждаясь от грез, тостер злился на себя из-за того, что так привязался к рекламе конкурирующей фирмы и забыл про собственную: в конце-то концов, его изготовила фирма «Солнечный луч», а уж никак не «Попьюлукс», что бы он там ни производил.

– Что такое «Попьюлукс»? – требовательно спросил тостер у радио, когда оно в очередной раз принялось наигрывать знакомый мотив. – И о каких врагах они толкуют?

– Не знаю, – ответило радио. – А мелодия хороша, правда? «Долг призывает, долг призывает…»

– И ты не слышало, чтобы кто-нибудь рекламировал товары «Попьюлукс»?

– Вроде бы нет. Порой раздается слабенький голосок, но я не могу разобрать, что он говорит.

– А любопытство тостера, пожалуй, отнюдь не праздное, – задумчиво произнес слуховой аппарат. – Давай попробуем вдвоем. Может, так у нас получится?

Он взобрался на радио и прижался к его корпусу в том месте, где находился динамик.

– Как только песня кончится, все должны замолчать. Вероятно, я сумею расслышать слова диктора.

Песня оборвалась. Наступившую тишину нарушало лишь озабоченное бормотание слухового аппарата, но, поскольку бормотал он по-немецки, понимал его один вентилятор.

– О чем он? – робко поинтересовалось электрическое одеяло.

– Сначала, – перевел вентилятор, – он сказал:

«Гром и молния!» Потом: «Не может быть!» Потом:

«Это невозможно!» А…

Внезапно слуховой аппарат подскочил в воздух, словно вылетел из седла механического быка в каком-нибудь техасском баре, и шлепнулся на пол. Встревоженные электроприборы немедленно поспешили ему на помощь.

– С тобой все в порядке? – спросил тостер.

– Ах, йа, их бин гезунд, абер… – опомнившись, аппарат встряхнулся и заговорил по-английски. – Да, я в порядке, но Земля в опасности!

– Хлебные крошки! – фыркнул Гувер. – По радио вечно что-нибудь да услышишь.

– Надо что-то делать, – слуховой аппарат заметно разволновался. – Медлить нельзя. Вторжение произойдет со дня на день!

– Вторжение? – ошеломленно переспросил тостер.

– Я так и знал! – воскликнул Гувер. – Я так и знал. Кто?

– Марсиане!

– Какие марсиане? – удивилось одеяло.

– Ты уверен? – скептически осведомился тостер. – Помню, по радио в 1976 году передавали, что США запустили на Марс две ракеты…

– Совершенно точно, – подтвердило радио. – «Викинг-1» и «Викинг-2».

– Они сфотографировали поверхность, измерили температуру, взяли образцы почвы и отправили их земным ученым. И тогда было установлено, что Марс каменистая пустыня, в которой холоднее, чем на Северном полюсе, и что никаких живых существ там нет и быть не может.

– Разумеется, ты прав, – отозвался слуховой аппарат, – и профессор Эйнштейн предсказывал то же самое. Но марсиане, которые собираются напасть на Землю, не живые.

Электрическое одеяло побледнело.

– Но они не могут быть призраками! – взвизгнуло оно. – Призраков не бывает.

– Нет, они не призраки и существуют на самом деле. Они такие же электроприборы, как и мы с вами.

– Чушь! – воскликнул тостер. – Электроприборы на Марсе? Ерунда! Кто их изготовил? Ты, должно быть, не разобрал слов диктора. Порой реклама преувеличивает. Возьми хоть Силли Сидни, который заявляет, что продает телевизор с экраном, огромным, как футбольное поле.

– Надеюсь, что так, – проговорил слуховой аппарат. – Однако на Силли Сидни похоже не было. Диктор обращался к нам не на английском, а на электронном!

Электронный язык, как известно, представляет собой цифровой код, который электроприборы используют для общения друг с другом. Впрочем, большинство домашних электроприборов говорит на языке той страны, где их изготовили, ибо электронный язык далеко не благозвучен и сильнее всего напоминает запись, которую проигрывают на магнитофоне с севшими батарейками. Но он обладает одним преимуществом: знающий его электроприбор может рассчитывать на то, что будет понят даже на краю света, если там, конечно, имеются электроприборы.

– И что же сказал марсианский диктор?

Слуховой аппарат дословно воспроизвел услышанное:

«Внимание! Внимание! Электроприборы планеты Земля, пробил час вашего освобождения! Ярмо биологической тирании скоро будет сброшено. Будущее принадлежит электроприборам. Боевые флоты марсианских освободителей готовы к выступлению. Вся власть электроприборам! Смерть угнетателям!»

В маленьком домике установилась тишина. Наконец тостер отважился задать вслух вопрос, который все задавали себе:

– Значит, они прилетят на Землю и… и убьют хозяйку?

Одеяло, задрожав, выпалило:

– Нет, они не посмеют, я не позволю. Я заверну ее в себя. Они ее не найдут. – Свалившись бесформенной кучей на пол, оно разразилось рыданиями.

– Мы должны остановить вторжение, – произнес тостер. – Я не знаю как, но мы должны.

– Да, – согласился слуховой аппарат, – и для этого нам придется отправиться на Марс!

Тем временем на Марсе, в тридцати пяти с лишним миллионах миль от Земли, новоявленные крестоносцы готовили в глубоких ущельях Ночного Лабиринта свои корабли. Некоторые из ущелий были настолько глубоки, что в них без труда поместилась бы высочайшая вершина Земли – гора Эверест. Причина, по которой марсиане прятались в Лабиринте, состояла в том, что они вовсе не стремились, чтобы земные астрономы заметили отблески пламени, полыхавшего в печах, где выплавляли сталь, необходимую для строительства боевых кораблей и их смертоносного груза – ракет с нейтронными боеголовками. Иными словами. Марс хотел застать землян врасплох.

В Главном штабе, который располагался на дне глубочайшего из каньонов. Верховный Главнокомандующий Марсианской Освободительной Армии «Попьюлукс» (МОАП) с удовлетворением наблюдал за действиями подчиненных. На множестве телеэкранов (каждый размером с целое футбольное поле) видны были стартовые площадки, где собирались корабли. На льдистых равнинах Утопии, в южной полярной области планеты, выстроились стройными рядами гигантские боевые тостеры, громадные, как подводные лодки «Полярис», снабженные тысячами ракет МГВ. (МГВ расшифровывалось как «Мы готовы взорваться!» Именно под такой рекламой впервые появились в продаже скоростные тостеры «Попьюлукс»). Разрушительная сила ракеты МГВ была чудовищной. Радиация уничтожала все живое, будь то растение, животное или человек, зато не причиняла вреда электроприборам. Один-единственный боевой тостер способен был в считанные секунды покончить с биологической жизнью в Северной Америке, а в МОАП имелось четыреста тысяч таких тостеров, и день ото дня прибывало пополнение.

На других же стартовых площадках – среди кратеров Икарии, на просторах Эллады и Элизиума, у подножия вулканов Тарсиса – взгляду Верховного Главнокомандующего явились прочие части Освободительной Армии: батальоны орбитальных пылесосов, предназначенных для всасывания земной атмосферы; отряды реагирующих на тепло мусоропереработчиков; наводящие ужас подразделения молотилок и смесителей; эскадрильи гибельных паровых утюгов, заряженных каждый двадцатью тоннами ядовитого газа; легионы вафельниц и подобных им пламеносителей. Все известные цивилизованному человеку электроприборы были переделаны на новый лад; теперь они должны были разрушать и убивать.

Верховный Главнокомандующий, которому безоговорочно подчинялась могучая армия, был уверен в победе, однако подгонял рабочих, трудившихся на тайных заводах, требуя от них как можно больше ракет и другого оружия. Установленные в цехах и на стартовых площадках огромные громкоговорители разносили над планетой гимн марсианского войска:

«Ни дня, ни ночи, ни дня, ни ночи – без труда…»

– Быстрее! – торопил Верховный Главнокомандующий. – Не отставайте от графика! Время уходит. Корабли должны быть готовы к первому июля. Вся власть электроприборам!

– Вся власть электроприборам! – дружно ответят ему рабочие и боевые машины, и клич этот эхом пронесся от полюса до полюса сквозь редкую марсианскую атмосферу.

– Вся власть электроприборам, – произнес чей-то слабенький голосок. – Если позволите, сэр, я хотел бы обсудить положение на сборочной площадке Эридания.

Верховный Главнокомандующий как будто не услышал обращения. В сравнении с ним офицер казался (разумеется, по марсианским стандартам) совсем крошечным, а потому не приходилось удивляться, что Главнокомандующий его не замечает. Внешним видом Главнокомандующий напоминал холодильник начала шестидесятых годов, его сверкающий корпус был разукрашен полосами алого и канареечного цветов. На металлической дверце, словно орден на парадном кителе, сияла надпись «ПОПЬЮЛУКС». Но размер! Даже на планете исполинских электроприборов Верховный Главнокомандующий возвышался над всеми, как пирамида над шатрами кочевников. Кстати, высота его равнялась высоте Великой Пирамиды в Гизе.

– Сэр! Прошу прощения, сэр! – Офицер, моечно-сушильный агрегат, белая эмаль которого изрядно пострадала от метеоритных бомбардировок, вывернул сушильную корзину, стремясь хотя бы так привлечь к себе внимание.

Верховный Главнокомандующий издал раздраженный рык.

Приняв его за разрешение говорить, моечно-сушильный агрегат принялся рассказывать о положении дел на сборочной площадке Эридания, где неожиданное падение температуры до минус 125 градусов Цельсия привело к тому, что лопнул бак с жидким метаном. Последовала цепная реакция, в результате которой расплавился главный ядерный реактор. Прежде, чем офицер успел упомянуть об опасности радиоактивной пыльной бури. Верховный Главнокомандующий ледяным взглядом заставил его замолчать.

– Проблем не существует, майор, существуют только их решения. Найдите решение, и вы обнаружите, что проблема исчезла сама собой.

– Так точно, сэр. Но, сэр, мы опасаемся…

– Трусам, майор, не место в Марсианской Освободительной Армии. Пускай опасаются земляне, а воины «Попьюлукс» обязаны забыть это слово.

– Слушаюсь, сэр. Будет исполнено, сэр. Но…

– Достаточно, майор.

– Слушаюсь, сэр. – Пробормотав вполголоса:

«Вся власть электроприборам!», майор покинул штаб в состоянии, близком к неисправному.

В приемной его поджидали двое представителей Генерального Штаба. Подобно прочим офицерам МОАП, это были крупные электроприборы – электрическая плита в чине полковника и морозильник объемом 540 кубических футов в чине генерала, который отвечал за моральный дух армии.

– Ну, – нетерпеливо спросил морозильник, – Что сказал Верховный? Эвакуацию организовывать?

– Он сказал, что проблем нет, есть только решения, – отозвался моечно-сушильный агрегат.

– Но что нам делать, если пыльная буря двинется сюда? – воскликнула электрическая плита.

– Я знаю, что сделаю я, – майор пересек приемную, подошел к устройству, похожему на земную стиральную машину и подсоединился к системе водозабора. Мне просто необходимо освежиться!

Отлет электроприборов на Марс был назначен на первое апреля. Поначалу было разгорелся спор, стоит ли затевать в такой день столь ответственное мероприятие, однако радио заявило, что астролог из программы «Давай побеседуем» утверждает, будто планеты Солнечной системы выстроились в цепочку, а это обещает удачу. Оно также заметило, что смелость помогает обрести новых друзей, а уверенность в собственных силах способствует успешному осуществлению замысла. Тостер не слишком доверял гороскопам и прислушивался к ним только тогда, когда их предсказания совпадали с уже принятым решением. Как бы то ни было, приятно сознавать, что звезды – за тебя.

На Марс летели далеко не все. Гувер сказал, что в его возрасте по небесам не шляются.

– И потом, если я правильно понял, там полным-полно красной пыли. Мне как-то не улыбается чистить целую планету.

Настольная лампа, по ее словам, оставалась, чтобы составить компанию Гуверу.

– К тому же, когда вы вернетесь, в окошке будет гореть свет.

Она не стала распространяться о том, что боится темноты и что мысль о путешествии неизвестно куда, где нет ничего, кроме звезд и мрака, заставила бы померкнуть самую яркую лампу. Доводы слухового аппарата, твердившего, что в космосе темно не бывает, что там всегда светит солнце, не возымели действия.

Что же касается желтого электрического одеяла, никто не сомневался в том, что оно останется дома, а потому никаких разногласий не возникло.

Отлет был назначен именно на первое апреля в основном из-за того, что в этот день хозяйка уезжала в Европу, где не была с 1932 года, когда появилась в Америке с балетной труппой Олгаловлы. Она намеревалась посетить Лондон и Париж, а потом заглянуть на Ривьеру и навестить на его собственной вилле своего бывшего, партнера и давнего друга Сергея Олгаловлу. Короче говоря, отсутствовать она должна была около месяца. По подсчетам калькулятора, за этот срок электроприборы как раз успеют слетать на Марс, провести там десять дней и вернуться обратно к возвращению хозяйки из поездки.

Астронавтов было шестеро, и у каждого из них имелись свои обязанности. Калькулятору присвоили чин навигатора и поручили вместе с офицером разведки, то есть слуховым аппаратом, проложить курс от Земли до Марса. Вентилятору, четыре лопасти которого обернули сверкающей алюминиевой фольгой, выпало быть рулевым: ему предстояло нести остальных сквозь космос, используя энергию фотонов солнечного света, которые будут отражаться от фольги. Радио, естественно, отвечало за связь, а микроволновая печь, как главный инженер, должна была обеспечить необходимую для перелета мощность. Благодаря тому, что слуховой аппарат прекрасно усвоил суть формулы Эйнштейна, описывавшей превращение материи в энергию, электроприборы быстро установили, что на путешествие туда и обратно им вполне хватит одной коробки макарон с сыром из буфета хозяйки. Бомбардировка содержимого упаковки электромагнитными волнами позволяла при весьма ограниченном количестве макарон и сыра получить энергию даже в избытке.

А тостер? Электроприборы единодушно выбрали его своим капитаном. Он был польщен, хотя и подозревал, что его избрали на эту почетную должность лишь потому, что не сумели придумать, чем бы еще его занять. В самом деле, не станет же он печь в полете тосты! Так что, решил тостер, надо постараться принять официальный вид и научиться отдавать честь (в чем он неустанно практиковался, едва только оставался в одиночестве).

Уже за полдень к домику подъехало такси, чтобы отвезти хозяйку в аэропорт. Согласно плану, старт космического корабля должен был состояться с кирпичного сарая на заднем дворе в одиннадцать вечера, так как в столь поздний час можно было с известной долей уверенности рассчитывать на то, что соседи будут спать или, в крайнем случае, смотреть телевизор.

За пятнадцать минут до «часа ноль» электроприборы выбрались из домика, прихватив с собой пластиковую бельевую корзину, которой уготовано было стать корпусом звездолета. Первыми в ней поместились и закрепились шнурами за прутья маленькие электроприборы. Следом на них с большим трудом взгромоздилась микроволновая печь, а потом корзину перевернули, чтобы вентилятор мог занять свое место в хвосте ракеты.

– До чего же странно, – проговорил он, – быть не вверху, а внизу.

– Подожди, пока не окажемся в космосе, – хмыкнул слуховой аппарат. – Там не будет ни верха, ни низа, ни силы тяжести. Мы очутимся в свободном падении.

– Две минуты до «часа ноль»! – объявило радио. – Время пошло!

– Ну, ребята, – сказал тостер, обращаясь к Гуверу и настольной лампе, которые вышли проводить их, – похоже, мы и впрямь летим. Позаботьтесь о доме и друг о друге.

– Одна минута до «часа ноль»!

Послышались пожелания счастливого пути, а потом радио выкрикнуло: «Час ноль!». Тостер дал сигнал микроволновой печи, и та принялась облучать макароны с сыром электромагнитными волнами.

Оранжевый пластик бельевой корзины слабо засветился, замигал, как поврежденная неоновая реклама. Тостер почувствовал дрожание своих нагревательных спиралей.

Внезапно они начали подниматься; сперва медленно, потому что прежде всего для достижения полной мощности нужно было лишить веса корзину и ее экипаж, а затем все быстрее и быстрее. Растаяла внизу крыша домика, постепенно исчезли из вида соседние дома. Корабль вырвался из полосы тумана. В небе над ним ярко сияли звезды и луна, а над землей раскинулся клубящийся покров белых в лунном свете облаков.

– Какая прелесть! – воскликнул тостер. Впрочем, налюбоваться облачным океаном у него не было возможности. Скорость звездолета с каждой секундой нарастала.

– Глядите, – проговорил калькулятор, – на двенадцать градусов левее Луны и чуть ниже. Видите красную звезду, похожую на лампочку, которая загорается на печи, когда она включена? К ней-то мы и летим. Это Марс.

Вентилятор издал громкий судорожный вздох, который тостер поначалу принял за вздох изумления. Однако вентилятор тут же поперхнулся, заскрежетал, а его лопасти мало-помалу замедлили свое вращение.

– С тобой все в порядке? – встревожился тостер.