Текст книги "Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья"

Автор книги: Томас Кейтли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Кинжал не обнажался против христианского правителя с тех пор, как 42 года назад (1149) молодой граф Реймонд Трипольский был убит молящимся на коленях и алтарь оросился его кровью. Теперь еще более известная жертва должна была пролить кровь. А поскольку вопрос того, кто в действительности стоял за его гибелью, остался серьезной исторической загадкой, следует начать эту историю издалека.

Маркиз Конрад Монферратский, хорошо известная личность в истории Третьего крестового похода, только что был назначен английским королем Ричардом Львиное Сердце своим наместником в Иерусалиме. В конце апреля 1192 года маркиз, находясь в Тире, отправился на обед к епископу Бове. Один автор пишет, что маркиза слишком долго пребывала в ванной, и ее супруг, не желая ужинать один, оседлал коня и поскакал на ужин к епископу, однако, обнаружив, что прелат уже окончил свою трапезу, вернулся к себе во дворец. Когда он проезжал по узкой улочке и приближался к заставе, двое ассасинов, выискивавших удобный случай, приблизились к нему. Один из них вручил ему послание, и, когда тот начал его читать, оба нанесли ему удары кинжалами с криком: «Тебе не следует быть ни маркизом, ни королем!» Одного из нападавших зарезали на месте, другой спрятался в близлежащей церкви и, согласно одному арабскому историку, когда раненый маркиз был перенесен в ту же самую церковь, ассасин вновь напал на него и довел свое преступление до конца. Другие же сообщают, что маркиза доставили домой во дворец, где он успел принять Святое причастие и дать последние указания своей жене. Обе версии, впрочем, не сильно противоречат друг другу.

Напавшие ассасины были подростками, некоторое время, как утверждается шесть месяцев, жили в Тире, выискивая возможность для осуществления данного им поручения. Они имитировали обращение из ислама в христианство, или, как заявляют другие, изображали монахов, чтобы добиться доверия маркиза и получить больше возможностей подобраться к нему. Один из них даже якобы поступил на службу к нему, а другой – к Балиану Ибелинскому.

Теперь же возникает вопрос: по чьему наущению было совершено это убийство? Имеется несколько как восточных, так и западных свидетельств, возлагающих вину на английского короля Ричарда. Летописцы, являющиеся подданными того, возмущенно отвергают эти обвинения, поддерживают его невиновность и некоторые нейтральные очевидцы. Прежде чем ознакомиться с этими свидетельствами, стоит отметить, что король Ричард был во враждебных отношениях с Филиппом-Августом, королем Франции. И хотя он отдал корону Иерусалима маркизу Монферрату, отношения между ними, мягко говоря, не были теплыми, они попросту враждовали. Наконец, в историческом облике английского короля нет великодушных рыцарских качеств, которые ставили бы его вне всяких подозрений в причастности к убийству.

Из тех летописцев, которые обвиняют короля Ричарда в убийстве, лишь арабские историки, и это следует учитывать, относятся к его современникам.

Следующий пассаж процитирован Хаммером из «Истории Иерусалима и Хеврона», он считает его достаточно убедительным с точки зрения виновности английского короля: «Маркиз 13-го числа месяца Раби-аль-аваль отправился посетить епископа Тирского. Когда он вы ехал, на него напали два ассасина, ударившие его своими кинжалами. Когда их схватили и растянули на стойках, они признались, что их нанял английский король. Они умерли под пытками».

Боха-эд-Дин, друг и биограф Саладина, пишет о том же самом. Поэтому очевидно, что со временем пошли слухи об убийстве маркиза людьми, нанятыми английским королем, и Винисауф с другими английскими авторами стали заверять, что французы и друзья убитого маркиза задумали покрыть позором за это деяние короля Ричарда. Поскольку подобный способ избавления от недруга был более чем привычен на Востоке, вполне естественно, что арабские летописцы приняли эту версию без каких-либо сомнений. Одно это соображение делает их свидетельства сомнительными. Некоторые германские летописцы, руководствуясь широко распространявшимися не в пользу английского короля слухами в период, когда он был пленником в Австрии, также, не задумываясь, обвиняют его в убийстве маркиза. Однако они, как и предыдущие очевидцы, что уже отмечалось, предвзяты либо значительно удалены от места событий[51]51
  Раумер. История Гогенштауфенов; Вилькен. История Крестовых походов.


[Закрыть].

В противовес данным утверждениям имеются единообразные свидетельства всех английских авторов, таких как Винисауф (участник и историк похода короля Ричарда), Гуведин, Уильям Бромптон Ньюбриджский. Сирийский епископ Абу-эль-Фраж упоминает свидетельства ассасина, которого пытали и который возложил вину на короля Ричарда, но добавляет, что правда появилась на свет позже. Гюго Плагон, рассудительный и беспристрастный автор, далекий от того, чтобы возлагать ответственность за смерть маркиза на короля Ричарда, указывает причину, заставившую главу ассасинов приказать убить маркиза, ту же самую, что будет упомянута ниже в письме, авторство которого приписывается Старцу Горы. Ригорд, который написал биографию Филиппа-Августа, никоим образом не обвиняет короля Ричарда в убийстве маркиза, однако рассказывает, что, когда Филипп был в Понтуазе, ему из-за моря были доставлены письма, в которых он предостерегался от опасности, так как по указанию английского короля были высланы ассасины (арсациды), чтобы убить его. «И к этому времени они уже зарезали родственника короля, маркиза». Филипп под воздействием этой угрозы, вероятнее всего мнимой, тут же окружил себя телохранителями с булавами. Арабский историк, Ибн-иль-Азир, друг Саладина, утверждает, что султан договорился со Старцем Горы покончить с обоими, Ричардом и маркизом, за 10 тысяч золотых, но Синан, посчитав, что не в его собственных интересах будет развязать руки султану, освободив его от английского короля, взял деньги и убрал с дороги одного лишь маркиза. Данная история выглядит совершенно маловероятной, поскольку вероломство явно не было присуще характеру Саладина. Тем не менее она подтверждает беспристрастность, которую столь справедливо приписывают арабским летописцам. Свидетельство Абулфеды заключается в следующем: «И тогда (в год 588 от хиджры, или в 1193 н. э.) был зарезан маркиз, властитель Суры (Тира), да проклянет его Всевышний, хвала чьему имени! Батини, или ассасин (в некоторых экземплярах «несколько батини»), который пришел в Сур в облике монаха, убил его»[52]52
  Annales Muslemici. Хафние, 1792.


[Закрыть].

Таким образом, видно, что факты в пользу английского короля преобладают, ни один автор из тех, что были близки к месту событий, не возлагает ответственность за убийство на него. Напротив, те, кто обладал возможностями быть наиболее хорошо осведомленными, презрительно относятся к подобным обвинениям как к абсолютной клевете, выдуманной французами. Однако имеется еще более, в своем роде, примечательный свидетель, если приписываемые ему слова действительно исходят от него, – Старец Горы собственной персоной. Бромптон приводит два письма, которые претендуют на то, чтобы быть написанными данной личностью. Одно – герцогу Австрийскому, другое – правителям и народам Европы. Последнее также упоминается Уильямом Ньюбриджским с некоторыми отличиями. Гиббон, которому, похоже, было известно лишь последнее, считает его «абсурдной и явной подделкой». Хаммер, чьи доводы будут рассматриваться ниже, берется доказать, что эти письмена поддельны. Раумер более рассудительно говорит лишь о том, что последнее не является подлинным в его нынешней форме.

Вот данные документы в переводе:

«Старец Горы приветствует Леопольда, герцога Австрийского. Поскольку некоторые короли и правители за морем обвиняют Ричарда, короля и властителя английского, в смерти маркиза, я клянусь Всевышним, да пребудет его власть вовеки, и верою, по которой мы живем, что он невиновен в его смерти, потому как причина смерти маркиза заключалась в следующем.

Один из наших братьев возвращался из Сателии (Салтелейя) в наши пределы, маркиз захватил и убил его, грубо и внезапно нарушив обещание довезти его в Тир, присвоив при этом крупную сумму денег, которая была при нем. Но мы направили посланца к маркизу, требуя вернуть деньги нашего брата, а также во искупление его гибели, ответственность за которую он возложил на Реджинальда, правителя Сидона, мы стали через своих друзей искать правды, пока не выяснили, что это был сам маркиз, кто убил нашего брата и захватил его деньги.

И снова мы направили к нему нашего посланника по имени Эурисус, которого тот намеревался швырнуть в море. Но наши друзья помогли ему спешно покинуть Тире, и, быстро вернувшись к нам, он все рассказал об этом. С этого самого часа мы возжелали убить маркиза. Потом мы послали двоих братьев в Тир, которые открыто, как это бывало раньше, на глазах у жителей Тира зарезали его.

Итак, это было причиной смерти маркиза, и мы честно заявляем Вам, что его величество Ричард, король Английский, невиновен в смерти маркиза, а те, кто на этом основании причинил зло его величеству королю Англии, совершили это несправедливо и необоснованно.

Знайте наверняка, что мы не убиваем никого в этом мире по найму или за деньги, если только нам первыми не причинили вреда.

Извещаем, что данные письма составлены нами в нашей обители в замке Массьяте в середине сентября. В год от Александра M.D.&V.[53]53
  Система летоисчисления по эре Селевкидов, берущей начало от 312 г. до н. э. (год прихода к власти одного из полководцев Александра Македонского и основателя новой династии Селевка I Никатора). MDV (1505) соответствует 1193 г. н. э. (Примеч. пер.)


[Закрыть]».

«Старец Горы приветствует правителей Европы и весь христианский народ.

Мы не желаем, чтобы невиновность кого бы то ни было страдала из-за того, что мы сделали, поскольку мы никогда не причиняем зла невиновным и честным людям, но тем же, кто грешит против нас, мы, с Божьей помощью, не долго позволяем пребывать в радости от бед, причиненных нашему простодушию.

Поэтому мы заявляем всем вам, свидетельствуя пред лицом того, кто, мы надеемся, нас спасет, что маркиз Монферратский был зарезан не по злому умыслу короля Англии, но справедливо погиб по нашей воле и приказу от рук наших приверженцев за то деяние, которым он причинил нам вред и которое, когда о том ему было напомнено, он отказался исправить. В наших правилах сначала предупреждать тех, кто в чем-либо несправедливо поступил с нами или с нашими друзьями, чтобы они принесли нам извинения, и если в этом они отказывают, тогда мы заботимся об отмщении со всей суровостью наших посланников, которые повинуются нам столь самоотверженно, что не сомневаются в своем щедром вознаграждении Всевышним, если они погибнут, исполняя наши приказы.

Мы также узнали, что ходят слухи об этом короле, который якобы убедил нас, как менее порядочных и последовательных (minus integros et constantes), выслать нескольких людей для подготовки заговора против короля Франции, что вне всяких сомнений является нелепой выдумкой, и все подозрения совершенно безосновательны, поскольку, Бог тому свидетель, ни он до этого не предпринимал ничего против нас, ни мы, заботясь о собственном достоинстве, не позволили бы себе причинить незаслуженное зло кому бы то ни было. Прощайте».

Здесь не будет отстаиваться подлинность этих двух документов, однако укажем на необоснованность некоторых претензий, предъявляемых к ним. Хаммер считает первое из писем очевидной подделкой, поскольку оно начинается клятвой на законе, а заканчивается указанием даты по эре Селевкидов. И то и другое, как он заявляет, было одинаково чуждым для исмаилитов, которые именно в это время начали попирать все законы и отказались от хиджры, единственного летоисчисления, известного в мусульманских странах, а новое началось с воцарения Хасана II. Далее, он усматривает в том обстоятельстве, что письмо от Старца Горы (шейха аль-Джебала) написано из Массьята, доказательство невежества крестоносцев, учитывая реального правителя исмаилитов и его месторасположение. Вилькен считает эти доводы убедительными. Они тем не менее потеряют свою силу, если иметь в виду, что письма являются очевидными переводами, а хозяином Массьята в то время был Синан, который несколькими годами ранее предлагал обратиться в христианство и, как представляется, был совершенно чужд нововведениям Хасана Просветителя. Синан вполне мог действовать по просьбе друзей короля Англии, одним из из которых наиболее верным был Генри Шампанский[54]54
  Пример близкого знакомства Генри с ассасинами приводился выше. (Примеч. пер.)


[Закрыть], который сменил Конрада Монферратского на троне, и написать эти письма в его оправдание. Также весьма вероятно, что переводы делались в Сирии, где арабский язык, без сомнения, понимался лучше, чем в Европе, и высылались либо самостоятельно, либо в сопровождении оригиналов. Переводчик мог заменить титул, которым Синан называл самого себя, на Старец Горы, который был бы лучше понят на Западе. Он же мог указать год эры Селевкидов (летоисчисления, употреблявшегося сирийскими христианами), соответствующий хиджре, использовавшейся лидером исмаилитов, либо же Синан вполне сам мог использовать это летоисчисление. В данном случае нет ничего, что хоть сколько-нибудь ставило бы под сомнение подлинность письма к герцогу Австрийскому. Хаммер считает выражение «наше простодушие» (simplicitas nostra) решающим доводом против достоверности второго письма. Стоит признаться, что этот аргумент не является весомым. Синан мог пытаться представить себя в качестве очень скромного, простого, невинного человека. Также можно усомниться в том, что европейский автор фальшивки стал бы рисовать главаря ассасинов – грозного Старца Горы – в столь выгодном для того свете, как это видно из двух представленных посланий[55]55
  Сэр Дж. Макинтош («История Англии»), как представляется, считает эти письма подлинными.


[Закрыть].

Однако имеется еще одна версия гибели маркиза Монферратского, которая, вероятно, более известна широкому кругу читателей, чем все предыдущие. Хорошо известный автор «Уэверли»[56]56
  Имеется в виду Вальтер Скотт. (Примеч. пер.)


[Закрыть] в своем историческом романе «Талисман» пишет, что Конрад сначала был ранен сыном короля Шотландии, сторонником короля Ричарда, а затем зарезан кинжалом, но не ассасинов, а своего собрата по злому умыслу магистра тамплиеров, не желавшего дать тому признаться в их общем преступлении.

Никому не уступая в искреннем восхищении гением сэра Вальтера Скотта, нельзя не высказать пожелание, что ему не следовало бы писать после того, как он уже исчерпал обширное поле национальных характеров и обычаев, с которыми один лишь он был знаком и которые легли в основу ярких описаний «Уэверли» и его шотландского братства. Во всех его более поздних работах время от времени, без сомнения, появляются сцены, которые бы ли не по силам ни одному из его подражателей, однако, когда его муза выходит за пределы своей естественной среды обитания, она прощается с естественностью, правдой и умеренностью. Даже гений Скотта не способен нарисовать образ жизни, который он никогда не видел, место действия, где никогда не был.

Роман «Талисман» можно считать ярчайшим примером этого. Географические особенности местности, хронология, историческая правда, восточные обычаи и отдельные персонажи – со всем этим здесь обошлись с великодушным снисхождением, а если по правде, то можно сказать – и с презрением. Поскольку, беспечный в своем стремлении «гарантированно доставить удовольствие», что, как известно, было присуще этому автору, он позволял своим несуразностям появляться по прихоти и капризу. Как представляется, восточные путешественники и географы были бы поставлены в тупик размещением фонтана Алмаз пустыни вблизи Мертвого моря, находящегося на самом деле на полпути между лагерями сарацин и крестоносцев. Последние же размещались, как утверждается, между Акрой и Аскалоном, то есть на морском побережье. Странным показалось бы и изображение бесконечной песчаной пустыни, простирающейся от Мертвого до Средиземного моря. Что же касается исторической правды, можно просто сказать, что вряд ли найдется в романе хотя бы одна сцена, строго соответствующая истории. И что можно было бы сказать относительно правдивости облика отдельных персонажей, если степенный, серьезный, религиозный Саладин буквально за год до смерти, будучи в расцвете лет, блуждает в одиночестве по пустыням как ищущий приключений рыцарь, поющий гимны дьяволу и пробирающийся под обликом лекаря в лагерь христиан, чтобы излечить от недуга английского короля, которого он в реальности никогда не видел и вряд ли бы пожелал видеть?[57]57
  Не следует ли отметить, что реальные исторические персонажи не должны изображаться в искаженном свете? Сэр Вальтер Скотт имел полную свободу изображать своих Варнея и Бой Гилберта настолько кончеными негодяями, насколько ему хотелось. Он мог делать все, что ему вздумается, со своими собственными героями, но давала ли ему история какое-либо право изображать Конрада Монферратского и тогдашнего магистра ордена тамплиеров в таких одиозных тонах, как он это сделал?


[Закрыть] Можно привести еще множество других примеров, нарушающих всякую согласованность и точность в этом единственном романе[58]58
  Автор неизменно пишет Монтсеррат вместо Монферрат. Первый жил в Испании и никогда не был маркизом. Как будто бы в подтверждение того, что это не была ошибка, допущенная при печати, было написано: «На щите маркиза, как напоминание о его титуле, была нарисована зубчатая (англ. serrated. – Пер.) скалистая гора». Также в тексте встречаются перепутанные между собой понятия «нафта» (сырая нефть. – Пер.) и «битум», первое описывается как твердая субстанция, второе – как жидкая.


[Закрыть].

И пускай никто не думает, что бессмысленно изобличать ошибки выдающегося писателя. То впечатление, которое оказывают запечатленные на его страницах образы на юные умы, остается навсегда и нестираемо, и, если его не исправить, оно может привести к более серьезным ошибкам. Более того, «Талисман» искажает представления о правде и точности. Так, в примечании к одной из частей автор (вне всякого сомнения, с иронией) пытается поправить историков в их взглядах на историю. Естественным умозаключением из этого является то, что он сам занимался серьезными исследованиями и остается верным истине. Встречается и другой автор, который в истории кавалерии, как он сам это называет, утверждает, что «Талисман» изображает достоверную картину тех времен. Сэр Вальтер Скотт тем не менее сам раскрывает нам в предисловии к «Айвенго» секрет того, как ему удалось описать обстановку времен Ричарда Львиное Сердце. В описании того времени он присоединяется к Жану Фруассару, столь богатому на живописные описания рыцарской жизни. Немногие читатели этих романов знают о том, что это по образу, хотя и не по степени, похоже на то, как если бы в своих романах о Елизавете и Иакове I он обращался бы за описанием образа жизни в эти времена к страницам Генри Филдинга, поскольку разница во времени между правлением Ричарда I и Ричарда II, при котором писал Фруассар, столь же велика, сколь между правлением Елизаветы и Георга II. И в обоих случаях образ жизни претерпел соответствующие изменения. Однако общепринято полагать, что Средние века являются одним периодом с неизменными порядками и устоями, и все слишком склонны воображать, что описания Фруассара и тех, кто жил позже него, одинаково применимы ко всем векам этого периода.

Глава 10

Джеллал-эд-Дин. – Восстановление веры. – Его гарем осуществляет паломничество в Мекку. – Марриз, принцесса Гиланская. – Географические особенности местности между Рудбаром и Каспием. – Персидская романтическая литература. – Зохак и Феридун. – Кей-Каус и Рустем. – Как Фирдоуси описал Мазендеран. – История «Шахнаме». – Доказательство древности содержащихся в ней преданий

Богохульное правление Мухаммеда II продолжалось долгих тридцать пять лет, в течение которых исмаилиты пренебрегали обычаями ислама. Мечети были закрыты, пост в Рамадан не соблюдался, священным временем для молитв пренебрегали. Однако данное положение вещей не могло продолжаться долго, людям нужна религия, они испытывают такую же естественную потребность в ней, как в пище, а те псевдофилософы, которые возомнили избавить их от нее, в данной попытке проявили лишь свое невежество и глупость. Очищение от распространенной веры является подходящей задачей для настоящего филантропа.

Очень часто можно наблюдать, как сын проявляет качества прямо противоположные характеру его отца либо под влиянием сил природы, либо испорченный дурным обращением своего родителя. Это обычное явление проявилось и среди ассасинов. Мухаммед презирал соблюдение всех культовых обрядов. Его сын и преемник Джеллал-эд-Дин (Торжество Религии) Хасан, наоборот, уже с самых ранних лет стал выделяться ревностным отношением к предписаниям ислама. Открытая демонстрация его настроений вызвала серьезную вражду и подозрительность между ним и Мухаммедом. Отец боялся сына, а сын – отца. В дни приема посетителей, на которых должен был появляться Джеллал-эд-Дин, престарелый шейх в качестве предосторожности надевал под платье кольчугу и увеличивал количество телохранителей. Его смерть, случившаяся, когда его сын достиг 25 лет, некоторыми историками приписывается, хотя, вероятно, без достаточных для этого оснований, яду, который был подмешан его преемником.

То, что Джеллал-эд-Дин унаследовал бразды правителя, никем не оспаривалось. Приняв наследство, он незамедлительно начал расставлять все вещи по местам, как они находились до времени Да пребудет в мире память о нем. Мечети были отремонтированы и открыты. Призывы к молебну зазвучали с минаретов, как раньше, а священные собрания для богослужения и проповедей снова начали проводиться по пятницам. Имамы, чтецы Корана, проповедники и самые разные учителя были приглашены в Аламут, где их с почетом принимали и щедро вознаграждали. Джеллал-эд-Дин написал своим наместникам в Хузистане и Сирии, известив о том, что сделал, и предложив последовать его примеру. Он также написал халифу, могущественному шаху Хауризма и всем правителям Персии, заверив их в искренности своей веры. Всюду его послы были приняты с почетом, и халиф, а также все другие государи в своих ответных письмах присвоили ему титул принца, которого никто из его предшественников не удостаивался. Имамы и знающие шариат люди громко приветствовали обращение горного властителя к праведной вере, они одарили его званием Новый мусульманин. Когда жители Касвина, всегда враждовавшие с исмаилитами, усомнились в его правоверности, Джеллал-эд-Дин снисходительно попросил их направить в Аламут пользующихся уважением людей, чтобы он имел возможность убедить их в этом. Они пришли, и в их присутствии он бросил в костер стопку книг, которые, по его словам, были написаны Хасаном Сабахом и содержали тайные правила и предписания общества. Он заклеймил Хасана и всех его последователей, после чего посланники вернулись в Касвин полностью уверенные в его искренности.

На втором году своего правления Джеллал-эд-Дин предоставил еще одно доказательство искренности своих религиозных убеждений, разрешив или, возможно, приказав своей матери, жене и их многочисленным служанкам совершить паломничество в священный город Мекку для богослужения у могилы пророка. Впереди каравана паломников, в соответствии с обычаем, от самого Аламута несли священное знамя, а обычная в подобных случаях[59]59
  «Себил – по-арабски в общепринятом понимании означает «дорога», и путешественник поэтому называется ибн-ис-себил, то есть «сын дороги», однако в более узком смысле это слово обозначает путь благочестия и добрых дел, который ведет в рай. Любые похвальные дела, которые совершаются мусульманином, делаются им на Божьем пути или на пути любви Господней (фи себил Аллах). А наивысшего одобрения из того, что он может предпринять, заслуживает священная война, то есть борьба за свою веру и свою страну на Божьем пути. Но поскольку женщины-праведницы не могут принимать непосредственное участие в битвах, все, чем они могут послужить излечению раненых и восстановлению сил изнуренных, засчитывается им как столь же благочестивое, как если бы они сами принимали участие в битве. Раздача воды истощенным и раненым воинам является наивысшей заслугой женщин в священной войне на божьем пути» (Хаммер. История ассасинов, пер. Вуда).


[Закрыть] раздача воды паломникам женщинами из гарема горного владыки осуществлялась с таким размахом и щедростью, что более чем затмила щедроты великого шаха Хауризма, чей караван на пути в Мекку достиг Багдада в то же самое время. Халиф Насир-ладин-Иллах даже уступил дорогу стягу паломников из Аламута, и данное проявление пристрастности навлекло на него гнев могущественного властителя Хауризма. Последний дважды впоследствии собирал войско на войну с наследником пророка. С первым, состоявшим почти из 300 тысяч человек, он двинулся на Багдад и достиг Хамадана и Холуана, но неистовая снежная буря вынудила его отступить. Во второй раз он собрал свои силы, когда орды Чингисхана вторглись в его владения. Его сын и наследник возобновил реализацию планов отца и дошел до Хамадана, но снова вмешалась снежная буря, не давшая разрушить город мира. Поскольку мощь монгольского завоевателя теперь стала огромной и угрожающей, мудрый властитель Аламута тайно отправил к нему посланника, чтобы заверить в своей покорности и почтении.

Джеллал-эд-Дин принимал более активное участие в политических делах своих соседей, чем его предшественники. Он заключил союз с атабеком Мозаффер-эд-Дином (Заставляющий Религию побеждать), правителем Азербайджана, против властителя Ирака, который был их общим врагом. Он даже посетил атабека в его дворце, где был принят с высочайшей роскошью, и атабек ежедневно выделял тысячу динаров для убранства стола гостя. Оба правителя обратились за помощью к халифу и получили ее, вновь выступили в поход, убили иракского государя и назначили нового вместо него. После отсутствия в течение 18 месяцев Джеллал-эд-Дин вернулся в Аламут, успев за это время своими разумными действиями значительно усилить славу о своей правоверности. Теперь он задумал породниться с одной из древнейших правящих династий страны – заключить брак с дочерью Кей-Кауса, правителя Гилана. Последний, дав свое согласие, поставил условие – чтобы халиф не возражал. В Багдад были отправлены гонцы, которые быстро вернулись с одобрением Насир-ладин-Иллаха, и принцесса Гиланская была отправлена в Аламут.

Упоминание Гилана и Кей-Кауса дает возможность, которую нельзя упустить, внести разнообразие в повествование, совершив экскурс в другие регионы Персии и ее романтическую литературу, который позволит бросить луч поэтического света на завершающую часть истории темных и тайных деяний исмаилитов.

Горный район Демавенд, на южном склоне которого расположен Рудбар – территория исмаилитов, составляет северную часть иракской провинции Аджими, или персидского Ирака. Далее до Каспийского моря простираются плодородные территории, частично холмистые, частично – равнинные. Эта страна делилась на пять округов, которые в те времена были обособленными и независимыми друг от друга. У самого подножия гор находились Таберистан и Дилем, первый – на востоке, второй – на западе. Дилем известен тем, что был родиной династии Буяха, которая, поднявшись из неприметного положения с титулом амира-аль-омра (суверен), приобрела при халифе почти царскую власть над Персией, удерживая ее в течение полутора веков[60]60
  Азид уд-Доулах, один из наиболее известных представителей этого рода, построил дамбу через реку Кур в долине Мурдашт вблизи руин Персеполиса, чтобы сохранять воду и распространять ее по другим регионам страны. Она называлась Бунд-Амир (Королевская плотина), и путешественники, незнакомые с персидским языком, называли этим именем саму реку. Поэтому не стоит удивляться тому, что в «Лалла Рух» девушка поет: «У реки Бендамир есть беседка, полная роз», – и задает вопрос: «Цветут ли все еще те розы у спокойной Бендамир?» Несомненно, Бендамир тиха и спокойна.


[Закрыть]. К северу от Дилема располагался Гилан, а к северу от Таберистана – Мазендеран, древняя Гиркания. Между этими четырьмя провинциями находились Руян и Ростемдар, примечательный тем, что в течение 800 лет управлялся одной династией правителей, в то время как в соседних государствах династия за династией возникали и рушились. В этих областях названия королевских родов напоминают о древней истории Ирана (Персии), как реальной, так и вымышленной, о чем повествует поэма Фирдоуси, персидского Гомера. Династия Каупара, которая правила в Руяне и Ростемдаре, утверждала, что берет свое начало от известного кузнеца Гаваха, который поднял свой фартук как знамя революции против ассирийского тирана Зохака. Род Бавенда, который правил почти семь веков, правда с двумя перерывами, в Мазендеране и Таберистане, происходил от старшего брата Нуширвана Справедливого, наиболее прославленного монарха династии Сассанов.

Этот регион – родина персидской литературной классики. Когда, как о том повествуют их романтические легенды, Джимшид, третий иранский монарх после Каямарса, царствовал довольно долго и счастливо, его обуяла гордыня от своего процветания, и Бог лишил его своего расположения. В его владения вторгся Зохак, правитель Таузиса (ассирийцев, или арабов), и подданные отступились от него. И после продолжительных скитаний по разным укромным местам он попал в руки победителя, который пилой разрезал его на куски. От потомков Джимшида был рожден ребенок Феридун, которого, как только он появился на свет (в деревне Вереги в Таберистане), его мать Фаранук отдала на воспитание пастуху, и он вскармливался молоком буйволицы по кличке Пурмайех. Зохаку между тем привиделся сон, в котором ему явились два воина, приведшие с собой третьего, вооруженного дубиной, набалдашник которой был в виде головы коровы. Воин ударил его по голове этой дубиной, схватил и приковал цепью в горной пещере. Зохак с криком проснулся и велел позвать к себе всех священников, астрологов и мудрецов, чтобы они истолковали этот сон. Те боялись вымолвить хоть слово, но потом рассказали о рождении и вскармливании Феридуна, которому было предначертано низвергнуть его. От этой новости Зохак оцепенел. Придя в себя, он послал гонцов во все концы страны, чтобы те нашли и убили рокового ребенка. Однако Фаранук была начеку, и она отвезла сына к знаменитой горе Эльбурз, где оставила его на попечение благочестивому отшельнику. После долгих поисков Зохак нашел то место, где первоначально был спрятан Феридун своей матерью, и в гневе он убил прекрасную и ни в чем не повинную буйволицу Пурмайех.

Зохак изображается самым отвратительным тираном. Действуя по наущению дьявола, он убил собственного отца, чтобы взойти на трон. После этого его советник из преисподней принял облик юноши и стал его поваром. Он готовил ему самые разнообразные необычайные и изысканные блюда, после которых обычная человеческая пища была грубой и безвкусной. В качестве вознаграждения он просил лишь об одном – разрешении поцеловать плечо короля. Зохак с готовностью согласился с этим на вид умеренным требованием. Однако из тех мест, которых коснулись губы дьявола, выросли две черных змеи. Напрасно были перепробованы все возможные способы избавиться от них, тщетно их пытались отрезать, как растения, они вырастали вновь. Лекари были в замешательстве. Наконец, сам дьявол пришел под видом лекаря и сказал, что единственное средство удерживать их в спокойствии – это кормить их человеческим мозгом. Утверждается, что целью дьявола было избавиться таким образом от всего человеческого рода.

Казалось, что замысел дьявола будет осуществлен. Каждый день убивалось по два человека и змей кормили их мозгом. Со временем двое из поваров тирана обнаружили, что мозг человека, смешанный с мозгом барана, столь же хорошо удовлетворяет монстров. И из тех двух человек, которых ежедневно отправляли к ним на заклание, они тайно одного отпускали. Те, кто таким образом спасся, стали прародителями курдов, поселившихся в горах к западу от Персии. Среди же обреченных стать пищей для змеев был сын кузнеца Гаваха. Пораженный до глубины души отец отважно предстал перед тираном и стал возражать против несправедливости такого деяния. Зохак спокойно выслушал его и отпустил сына. Он также выдал ему грамоту, адресованную ко всем провинциям империи, превозносящую добродетели тирана и призывающую всех поддержать его в борьбе с юным претендентом на трон. Однако Гавах, вместо того чтобы выполнить предписание, разорвал послание тирана и, подняв свой кожаный фартук на копье подобно знамени, призвал всех жителей Ирана подняться с оружием в руках на защиту Феридуна, законного наследника трона Джимшида.

Тем временем Феридун, достигший шестнадцатилетия, спустился с Эльбурза и, придя к своей матери, стал умолять ее рассказать, от кого он был рожден. Фаранук все ему рассказала, после чего юный герой в душевном порыве поклялся сразиться с тираном и отомстить ему за гибель отца. Но его мать, учитывая огромную силу Зохака, молила отказаться от этой цели, заклиная оставить все подобные мысли и спокойно радоваться всему хорошему, что есть в жизни. Но тут появилась многочисленная армия во главе с Гавахом, ищущая законного наследника трона. Феридун радостно вышел им навстречу. Украсив кожаный флаг золотом и драгоценными камнями и нарисовав на нем луну, дал ему название Дирефш-и-Гавани (Фартук Гаваха) и избрал его в качестве флага Иранской империи. Каждый последующий король, как гласит легенда, добавлял на него по драгоценному камню, и Дирефш-и-Гавани сверкал на поле битвы, как солнце. Затем Феридун позвал кузнецов и на песке нарисовал для них дубину с головой буйвола на конце, а когда те сделали ее, назвал палицу Гоупейгор (Коровья морда) в память о своей кормилице. Покинув свою мать, он выступил против тирана. Ангел спустился с небес, чтобы помочь правому делу, и войска Зохака бросают своего властителя, он попадает в руки Феридуна, который, по наставлению ангела, заключает его в пещеру горы Демавенд. Феридун, вступив на трон своих предков, правил столь милосердно, решительно и справедливо, что его имя в Персии до сих пор символизирует идеал совершенного монарха[61]61
  Четверостишие, процитированное сэром Дж. Малколмом из «Гулистана Саадийского», может служить оценкой прообраза:
Благословенный Феридун ангелом не был,Из мускуса и янтаря сделан не был,Справедливостью и милостью добрые дела он вершил,Справедлив и милостив навеки Феридун.

[Закрыть].