Текст книги "Аристотель и муравьед едут в Вашингтон. Понимание политики через философию и шутки"
Автор книги: Томас Каткарт
Соавторы: Дэн Клейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Ошибка ложной дилеммы
Возможно, вы удивляетесь: как мы могли не упомянуть Джорджа Уокера Буша? Для этого у нас была философская причина. Мы можем вскрыть логические противоречия в суждении, если в нем содержатся ошибки аргументации, ведущие к неверным выводам. Однако суждения, в которых нет вовсе никакого смысла, которые представляют собой случайный набор слов, как будто их печатала обезьяна, дорвавшаяся до компьютера, не поддаются сколь-нибудь убедительному логическому анализу. Единственное, что философ сможет сказать, услышав подобное, – это «чего-чего?»
К счастью, временами Джордж Буш худо-бедно все же изрекает осмысленные фразы, и пусть вложенный в них смысл тоже не слишком радует, но их можно хотя бы проанализировать и обнаружить логические погрешности. Вот одна из подобных счастливых случайностей – яркий пример допущенной президентом Бушем ошибки ложной дилеммы:
Каждый народ, в каждом уголке планеты сегодня должен сделать выбор. Либо вы с нами, либо вы с террористами.
– Президент Буш в телевизионном обращении к участникам объединенного заседания палат Конгресса 20 сентября 2001 г.
С точки зрения логики в этом утверждении явно содержится ошибка ложной дилеммы. Либо с нами, либо с террористами – это не единственные возможные варианты. Можно ведь не примыкать ни к одной из сторон (иногда это называется нейтралитетом).
Использование фальшивой дилеммы – излюбленный трюк многих политиканов, помогающий им мутить воду, обставляя дело к собственной выгоде. Вот вам пара примеров:
Вы согласитесь с переизбранием правящей партии или поддержите следующую атаку на Нью-Йорк? Делайте выбор – третьего не дано.
Или:
Вы с нами – или с нефтяной монополией?
Добросовестный оратор всегда старается отразить в речи все варианты развития событий, которые могут повлиять на исход дела. К примеру, мастер публичных выступлений Дональд Рамсфелд, как известно, заявил однажды: «Мы совершенно точно знаем, что он [Усама бен Ладен] находится либо в Афганистане, либо в какой-то другой стране, либо мертв». Эта его формулировка всеобъемлюща до абсурда: в ней он сумел не сообщить нам никакой новой информации. Хотя, вполне возможно, он просто мутил воду с какими-то своими целями. Правда, одну возможность он все-таки не упомянул, забыв предположить, что Усама бен Ладен вообще никогда не существовал.
Впрочем, если мы рассмотрим еще один, весьма часто встречающийся пример ошибки ложной дилеммы, мы поймем, как использование этой очевидно ошибочной формулы безошибочно приводит к нужному результату:
Ты будешь стричь газон или так и будешь сидеть тут весь день?
– Мама сыну
Мама в этом сценарии, очевидно, понимает, что, помимо предложенных ею, существует масса других возможностей. Однако разумный сын вряд ли станет отвечать ей: «Ну уж, мам, а если я посижу утром здесь, днем поваляюсь от души, а затем отправлюсь в кино». Сын понимает, что мать использует фальшивую дилемму, однако смысл ее высказывания ему отлично понятен. На самом деле она хочет сказать: «Я не буду рассматривать никаких других вариантов, помимо единственного: ты сейчас же встанешь и отправишься стричь газон. Для меня все прочие возможности ничем не лучше, чем если бы ты просидел здесь весь день. Почему это не ложная дилемма, сынок? Потому что я так сказала!»
Буш выступил в лучших традициях такой вот мамочки. На самом деле он имел в виду: «Предупреждаю: либо вы присоединитесь к нам, либо мы, США, будем относиться к вам так, как если бы вы встали на сторону террористов». При этом, разумеется, заявление «если вы не с нами – то вы с ними» звучит куда более угрожающе. К счастью или к несчастью, международное сообщество предпочло не заметить логической нестыковки в словах Буша.
Еще один малоизвестный – совершенно не относящийся к теме – пример ложной альтернативы иллюстрирует старый, всем известный анекдот:
Двое нищих сидят в нескольких метрах друг от друга на шумной улице, пролегающей через район, жители которого известны своим антисемитизмом. У одного на шее табличка: «Подайте инвалиду войны!» У другого – на такой же табличке написано: «Подайте старому бедному еврею!»
Целый день мимо них течет поток людей. Чтобы досадить еврею, даже те, кто обычно не подает нищим, кидают в кепку инвалида приличные суммы. Наконец, какой-то добрый человек, проходя мимо них, бросает по монете в обе кепки и обращается к еврею:
– Слушай, может, тебе сменить табличку? Мне неприятно говорить об этом, но здешние жители не очень-то жалуют евреев. С такой надписью ты здесь не получишь ни пенни.
Когда добросердечный прохожий удаляется, старый еврей поворачивается ко второму нищему:
– Ты только посмотри на него, Мойша! Этот поц вздумал учить нас коммерции!
Обтекаемые выражения
Часто наиболее искусный обман – тот, который прямо-таки бросается в глаза. Истинные мастера используют обтекаемые выражения, заменяют точные формулировки более невнятными и неоднозначными, проделывая это прямо перед вашим носом. Если все будет сработано ловко, вы даже не поймете, как вас обвели вокруг пальца. Вот, к примеру, образчик увиливания от одного правительственного чиновника, рассуждающего о предотвращении предательских террористических атак:
Корреспондент CNN:Вернемся к сентябрю 2001 года. Тогда президент обещал, что мы схватим его (Усаму бен Ладена), живого или мертвого. Но он до сих пор не пойман. Я знаю, вы скажете, что в войне против террора мы достигли значительных успехов, и это действительно так. Но это – провал.
Советник по национальной безопасности Фрэнсис Фрэгос Таунсенд:Я бы сказал, что это успех, который ждет нас в будущем. Я бы не сказал, что считаю это провалом.
Спасибо за подсказку, мистер Таунсенд! Вы открыли для нас целый мир возможностей по части выхода из неприятных ситуаций. Например: «Нет, господин полицейский, я не пьян! То, что вы видите, – это трезвость, которая пока еще ко мне не вернулась». Или: «Не надо говорить, что я еду без прав! На самом деле я езжу с правами, просто я их еще не получил». Или: «Милая, не говори, что я потерял работу! Я считаю, что это – повышение, которое меня еще только ожидает!»
В английском языке такие туманные выражения именуют «куньими речами», поскольку этот маленький пушной зверек способен высасывать птичьи яйца, оставляя скорлупу неповрежденной. Обтекаемые фразы – особый вид уклончивости, используемый для того, чтобы нейтрализовать утверждение или уйти от ответственности. Мы не выводим войска – мы их передислоцируем. Мы не занимаемся эскалацией военных действий – это лишь всплеск активности. Или, как в приведенном примере, мы не терпим неудачу, а предвкушаем успех. Советник по национальной безопасности достигает совершенства в двусмысленности своих заявлений, подменив слово фактически противоположным по значению. Подобному трюку позавидовал бы лучший в мире специалист по высасыванию яиц; нечто подобное предчувствовал Джордж Оруэлл, когда придумал термин «новояз».
Называя реплику мистера Таунсенда «уклончивой», мы великодушно признаем, что некоторая, пусть минимальная, доля истины в ней есть. Она до смешного обманчива, но это все-таки не полное вранье. Но где та грань, за которой уклончивость теряет связь с реальностью и становится откровенной ложью?
Это как с тем парнем, который, гуляя по Мэйн-стрит, видит прохожего и кидается к нему с восклицанием:
– Раппопорт! Что с тобой произошло? Раньше ты был маленьким и толстым, а теперь стал высоким и поджарым! Ты всегда так хорошо одевался, а сейчас ходишь в каком-то грязном старье! Да и лысина твоя исчезла, теперь у тебя вон какая шевелюра!
– Простите, но я не Раппопорт! – говорит прохожий.
– Так ты еще и имя сменил!
Но вернемся к нашей теме. Только ли в уклончивости виновен мистер Таунсенд, или же он применил прием описанной выше апелляции к незнанию? В последнем случае некое суждение преподносят нам как истинное лишь потому, что его ложность пока не доказана. Никто не доказал, что Усаму никогда не поймают, так что, если верить Таунсенду, мы можем считать, что однажды это произойдет. Да, это победа!
«Что, мистер Т., опять?»
Только не надо думать, что мы насмехаемся над подобной логикой! Мы от нее просто в восторге – но не сейчас.
Фрэнк Лунц, консультант Республиканской партии, написал целую книгу об уклончивой речи под названием «Слова, которые работают». Он советует политикам говорить так:
Электронный перехват а не тайное прослушивание
Изыскания в области энергетики а не бурение скважин
Упрощение налоговой системы а не налоговая реформа
Налоговые льготы а не снижениеналогов
Стипендия а не образовательный ваучер
Демократы тоже не бездействуют. Лингвист-либерал Джордж Лакофф, раздраженный тем, что его партия постоянно проигрывает хитрым консерваторам, удумавшим именовать «налог на наследство» «налогом на недвижимость», попытался изобрести ответную, еще более уклончивую фразочку. Почему бы не называть политически предвзятых судей «судьями свободы»? Отличный ход, Джордж, но консерваторы все равно вне конкуренции. Нетрудно понять, почему политики готовы отваливать кучу денег за подобные рекомендации. Мы, со своей стороны, готовы предложить им несколько советов бесплатно.
Никогда не говорите:
«Моя мать убила человека топором».
«Я провел семь лет в военной тюрьме и три месяца – в реабилитационном центре для алкоголиков».
«Я начинал карьеру барменом в клубе для джентльменов».
Вместо этого говорите:
«Моя мать была специалистом по режущим предметам».
«Я получил образование в самых уважаемых в стране заведениях».
«Я всегда стремился служить людям».
Стивен Пул недавно определил туманные слова как «непроизносимое», именно так озаглавив и свою книгу. Непроизносимое касается в том числе тактики переименования политических позиций с целью замаскировать их истинные значения. Вот несколько практических примеров непроизносимого:
«Давайте заменим “на краю пропасти” на “все великолепно”»
Надпись на здании: «Клуб Hi-Hat. Стриптиз всю ночь».
Табличка у входа: «Случайная мутация или остроумный дизайн? Решайте сами!»
Я надеюсь, каждая женщина в нашей стране, согласна она с Роу или нет, принимает она одно решение или другое, может с уверенностью сказать: право на свободу выбора означает, что государство уважает личность, а разве не это главное?
– Барбара Боксер, сенатор США
Мы собираем письменные свидетельства женщин, пострадавших от аборта, женщин, убежденных, что истинные феминистки отстаивают право на жизнь, и от профессионалов, считающих, что Роу подрывает нравственные устои профессий медика и юриста
– Норма Маккорви, под псевдонимом Джейн Роу выигравшая судебное разбирательство «Роу против Уэйда» [3]3
Знаменитый судебный процесс 1973 г., в рамках которого Верховный суд США принял решение о том, что человеческим существом считается плод, способный к самостоятельному существованию вне материнской матки, т. е. при сроке беременности от 28 недель, и что, соответственно, при более ранних сроках беременности женщина вправе самостоятельно принимать решение об аборте. – Прим. пер.
[Закрыть] и добившаяся права на аборт, но впоследствии ставшая убежденной феминисткой и участницей движения за запрет абортов
Кто-нибудь из вас помнит, когда право на жизньназвали запретом на аборт? И когда, интересно, право выбораприравняли к праву на абортили, точнее, к праву на аборт по требованию?
Наверняка еще в старые добрые времена, до того, как любители усовершенствовать термины всерьез взялись за английский язык и изменили названия позиций и идей, чтобы запрятать поглубже их суть, заодно нагрузив дополнительными смыслами. В 1970-е годы борцы против абортов подняли на щит лозунг «Право на жизнь», а позднее стали называть себя «борцами за жизнь». Идея этого переименования в том, чтобы заклеймить оппонентов как «борцов против жизни», или, того лучше, как «воинов смерти». Таким образом, выбор между «борцами за жизнь» и «воинами смерти» стал напоминать вопрос: «Кем ты хочешь быть, Люком Скайуокером или Дартом Вейдером?»
Защитникам права женщины на аборт, разумеется, также понадобилось новое имя, и поскорее. И они быстренько стали «борцами за свободу выбора». В их новом наименовании, разумеется, также скрыта не называемая вслух фундаментальная для Америки ценность – свобода выбора. Быть против свободы выбора – это значит быть против Америки, ведь у нас, в конце концов, свободная страна… и все такое прочее. (К большому сожалению «борцов за свободу выбора», их самоназвание изрядно отдает потребительством, как будто вопрос, прерывать или не прерывать беременность, сродни решению о том, покупать или не покупать новый телевизор.)
Большое преимущество скрытых аргументов заключается в том, что их редко оспаривают. Скажем, все ли «борцы за жизнь» – пацифисты? Все ли они – противники смертной казни? Ни в коем случае. Так насколько последовательна их позиция? Вообще-то, она ограничивается лишь зародышами. Но такое признание делает их обычными противниками абортов.
Да и все ли «борцы за свободу выбора» ратуют за ничем не ограниченные свободы: например, свободу осушать заболоченные территории или владеть штурмовым оружием? Нет.
Тем не менее неологизмы прижились и стали общепринятыми терминами, вполне подходящими для разглагольствований телекомментаторов, участников политических дебатов и развеселых компаний, любящих почесать языки в Starbucks. И вот уже люди привычно переругиваются, бросая друг в друга эти новые выражения, прочно завоевавшие место в языке.
Стивен Пул приводит в своей книге длинный список неописуемо коварных примеров непроизносимого:
● разумный замыселвместо креационизма(как будто «разумный творец» звучит менее религиозно, чем «Создатель»)
● нарастаниевместо эскалации(это не только звучит менее зловеще, но и имеет некий едва уловимый сексуальный подтекст)
● убедительные научные данныевместо… ну да, научных данных(за создание этого перла ответственны ребята из компании Philip Morris. Здесь содержится тонкий намек на то, что наука бывает разной, в том числе и неубедительной – ну, вы знаете, такой, которая утверждает, что существует связь между курением и раком).
И, наконец, один из наших любимых: предотвращение обмана избирателейвместо лишения права голоса представителей беднейших слоев и меньшинств.
Искусство уклончивых ответов
Как правило, к политической карьере готовятся на юридических факультетах и в школах права. Правда, есть и исключения вроде Тома Дилэя [4]4
Бывший лидер республиканцев в нижней палате Конгресса США, снятый со своего поста из-за обвинений в отмывании денег. До того как начать политическую карьеру, работал в компании, производящей пестициды, за что позднее получил прозвище «Экстерминатор» (Exterminator). – Прим. пер.
[Закрыть], который учился в школе по борьбе с вредителями. В юридических академиях подающих надежды демагогов учат со скрупулезной точностью из слов составлять фразы. Однако, как ни странно, чем точнее сконструированные ими фразы, тем они более уклончивы и курьезны.
Бессмысленно лишний раз упоминать о том, что экс-президент Уильям Джефферсон Клинтон был блестящим студентом факультета права в Йеле, хотя и не столь выдающимся, как его однокурсница Хиллари Родэм.
Все зависит от того, что понимать под словом «ничего».
– Президент Билл Клинтон, объясняя суду присяжных, что он не обманывал своих доверенных помощников, сказав о своих отношениях с Моникой Левински: «Между нами ничего нет»
Для начала стоит сказать, что, сколь бы игриво ни звучала фраза Клинтона, грамматически она вполне корректна. Действительно, обманывал он своих сотрудников или нет, зависит от того, употребил ли он фразу «Между нами ничего нет», подразумевая именно тот момент или некий период времени. Мистер Клинтон утверждает, что сказал «Между нами ничего нет», имея в виду, что в тот конкретный момент у них с мисс Левински не было романтических отношений.
Надпись на книге: «Билл Клинтон. Моя жизнь»
Потому и уловка Клинтона кажется нам смешной: она напоминает те хитрости, которые используют дети в попытках навешать лапшу на уши родителям, не прибегая при этом к откровенной лжи. «Ты сегодня хоть немного занималась физикой?» – «Конечно, мам!» Что в переводе означает: «Когда я танцевала у себя в комнате под новый клип Бейонсе, я просмотрела задание и поняла, что там ерунда какая-то». Или, чтобы быть ближе к нашей теме, возьмем студентку-второкурсницу, которая убеждает родителей, что не спит со своим бойфрендом (эвфемизмы вроде «спать с кем-то» – просто золотая жила для любителей словесных уловок).
И Билл, и подростки будут упорно утверждать, что они не лгут, а лишь уклоняются от прямых ответов. Они подменяют одно значение слова «ничего» (или «конечно», или «спать») другим, надеясь, что мы интерпретируем их слова правильным для них образом.
Джордж Бернс и Грейси Аллен построили на таких вот увертках целую телевизионную репризу:
Джордж: Откуда у тебя эти цветы?
Грейси: Я ходила в госпиталь навестить Мейбл.
Джордж: И что из этого?
Грейси: Ну ты же велел мне купить ей цветы!
Джордж: Скажи мне «Спокойной ночи!», Грейси!
Грейси: Спокойной ночи, Грейси!
Скажи «спокойной ночи», Билл!
Слабая аналогия
Когда другие стратегии демагогии не проходят, истинные мастера политического мошенничества вытаскивают на свет божий старый добрый аргумент по аналогии, который выглядит примерно так: «Гм, Х – это напоминает мне весьма поучительную историю об Y, на удивление похожую, так что она доказывает мою правоту насчет Х».
Разумеется, Х совсем не то, что Y, поэтому история оказывается совсем не поучительной. Специалисты-логики называют это аргументацией, исходящей из слабой аналогии.
Этот законопроект напоминает идею билля о запрещении автомобилей [поскольку они тоже убивают людей].
– Бывший член палаты представителей (и бывший владелец бизнеса по уничтожению вредителей) Том Дилэй, выступая против выдвинутого Конгрессом законопроекта, запрещающего использование канцерогенного хлордана для уничтожения термитов
Подумайте, «Аль-Каида» может протащить в эту страну ядерный заряд, спрятать его и убить 100 000 человек. Ну, ладно, мы можем восстановиться после такого удара. А вот учительские профсоюзы в нашей стране способны уничтожить целое поколение!
– Комментатор-либертарианец Нил Бурц, критикуя учительские профсоюзы в интервью программе Hannity & Colmes телеканала Fox News
Представьте себе, что идет последняя четверть футбольного матча, вы – куортербек, и ваша команда к последней четверти матча уверенно вышла вперед. Противник в отчаянии и изо всех сил пытается переиграть вас, но у него ничего не выходит. Уже второй день они никак не могут вас достать, а вам предстоит выдержать их последние атаки. И вам остается лишь набраться терпения.
– Сенатор Чак Грейсли, в ходе слушаний по вопросу о назначении Сэмюэля Алито членом Верховного суда США
Итак, смысл всего сказанного заключается в том, что слабая аналогия подобна конгрессмену, гуляющему во время грозы. Не спрашивайте, о чем это мы, – эта аналогия вам все равно ничем не поможет. Что мы, собственно, и пытаемся до вас донести.
Несколько лет назад мы начали собирать коллекцию красочных сравнений (разновидность аналогии), в которых нет никакого смысла, но зато они забавны. Вот несколько последних перлов:
● Ее художественное чутье было тонким, как у человека, способного отличить натуральное сливочное масло от самого лучшего заменителя.
● Она вошла в мой офис, как сороконожка, у которой не хватало тридцати восьми ног.
● Она питалась его соками, словно колония микробов на говядине комнатной температуры.
● Фонарь стоял, словно неодушевленный объект.
Аналогия подразумевает, что если предметы схожи по некоторым свойствам, то они схожи и во всем остальном. Но прежде, чем говорить о разнице между сильной и слабой аналогиями, следует осознать, что ни одна аналогия не совершенна по определению. Если бы идеальная аналогия существовала, это была бы уже не аналогия, а идентичность, то есть сравниваемые явления были бы схожи не по каким-то отдельным параметрам, а целиком и полностью. Так что любая аналогия в чем-то хромает, то есть несовершенна. Однако некоторые из них оказываются существенно слабее других.
Самые слабые аналогии страдают обычно одним из двух недостатков:
Подразумеваемые главные черты сходствамежду двумя явлениями на самом деле несущественны.
Предполагаемого сходства по другим признакам просто не следует.
Между любыми двумя объектами, как бы различны они ни были, всегда можно найти хотя бы некоторое сходство. Например, Льюис Кэрролл как-то загадал своим читателям следующую абсурдную загадку: «Чем ворон похож на письменный стол?» Смысл ее был в том, что на самом-то деле никакого сходства не существует. Однако, к великому удивлению Кэрролла, один из читателей прислал остроумный ответ: «И о том, и о другом писал По!» [6]6
Благодарим Гэри Кертиса и сайт www.fallacyfiles.org за анализ и пример из Льюиса Кэрролла.
[Закрыть]
Вернемся к аналогии между канцерогенностью некоего пестицида для борьбы с термитами и смертельной опасностью автомобилей на наших улицах. Дилэй совершенно правильно утверждает: они схожи в том, что потенциально представляют собой смертельную опасность для людей. Однако он явно упустил статистическую вероятность смерти от одной из двух причин. Нам кажется, что дом, опрысканный хлорданом, куда более опасен, чем поток машин на улице. Кроме того, Дилэй забыл проанализировать соотношение эффективности и побочных эффектов. Здесь мы снова можем лишь догадываться, однако, по нашему мнению, если мы останемся без хлордана – пусть даже с термитами – это нанесет обществу куда меньший вред, чем если нам придется отказаться от машин. Это важнейшие различия, которые, однако, упущены в аналогии Дилэя, – несомненно, потому что не работают на его идею. Плохо, Том!
Что касается мистера Бурца, он явно хочет подвести нас к мысли, что, поскольку учительские профсоюзы способны нанести куда более серьезный урон, чем террористы с ядерным оружием, нам следует бороться с первыми еще более яростно, чем со вторыми. Этот вывод в определенных условиях имел бы право на жизнь: будь исходная посылка истинной, мы, вероятно, просто обязаны были бы запретить профсоюзы учителей. Однако на деле заявленное сходство весьма сомнительно.
ДЛЯ ОДНИХ – СЛАБАЯ АНАЛОГИЯ, ДЛЯ ДРУГИХ – ИДЕАЛ
«Мне неважно, что она – держатель для скотча. Я все равно люблю ее!»
Что же общего между слабыми аналогиями Дилэя и Бурца? Обе они слишком явно взывают к эмоциям. Дилэй пытается эксплуатировать наш страх перед тем, что, если сейчас запретить хлордан из-за губительного воздействия на здоровье людей, то в следующий раз, возможно, кто-нибудь запретит буйные пляски под рок-музыку, а затем нам – кто знает? – и вовсе не позволят вставать по утрам с постели: известно ведь, что, поднявшись утром, вы куда больше рискуете угодить под шальную пулю, чем если проваляетесь под одеялом весь день. В таком контексте запрет автомобилей вовсе не выглядит чем-то невероятным, ведь правда? И вот у вас уже есть все причины бояться ужесточения государственного контроля или, как выражаются либертарианцы, «государства-няньки».
Эмоциональный призыв Бурца еще проще: вы боитесь террористов? Тогда вы должны еще сильнее бояться учительских профсоюзов!
Что касается аналогии сенатора Грейсли, касающейся назначения нового члена Верховного суда, и его футбольных фантазий, мы можем лишь догадываться, о чем он хотел нам сказать: мы заснули еще в третьем периоде.
