Текст книги "Самый маленький на свете зоопарк"

Автор книги: Томас Гунциг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Первые шаги

Назавтра Рохля снова ехал в трамвае все в том же северном направлении. У него не пересохло в горле и не взмокли руки, он даже не заготовил заранее монеток и бумажек. Там будет видно. Был час дня, небо наглухо закупорила серая плита, сильно парило. Пресловутое загрязнение воздуха висело на уровне ноздрей. Рабочие на строительстве супермаркета «Инновасьон» сидели рядком с завтраками на коленях. Рохля свернул у отеля для японцев, прошел под мостом, где пахло мочой, и направился прямиком к неоновым огням пип-шоу. Без колебаний.

Стеклянные двери автоматически разъехались, прошуршав «шшшшш», и Рохля счел это добрым знаком. «Радио-Контакт» наяривало на всю катушку, «вуффф, вуффф, вуффф», в нос шибало запахом жавелевой воды. Справа и слева имелись кабинки с видео для индивидуального просмотра, но Рохле нечего было делать в этих кабинках, эту видеохрень он и так знал наизусть. Он подошел к здоровенному заирцу, который сидел за стеклом с таким видом, будто ему все обрыдло, достал из бумажника три пятерки и просунул из в щель. Заирец взял их и машинальным жестом протянул ему пятнадцать монеток, не сводя глаз с экранов видеонаблюдения. Когда Рохля отошел с монетками, заирец заговорил в микрофон, и его голос разнесся из громкоговорителей: «а теперь наш номер восемь, очаровательная Лейла. Продолжаем нашу программу, номер восемь, есть свободные кабины». И музыка шибанула по ушам с новой силой «вуффф, вуффф, вуффф». У Рохли поплыла голова, его качнуло. Он попал в рай. Нет. Это было лучше райских кущ. На стенде были вывешены фотографии девушек с номерами. Восьмой оказалась маленькая улыбчивая блондинка. Он направился к кабине, заперся, поискал в потемках щель автомата и бросил туда первую монетку.

То, что произошло потом, касается только Лейлы, Рохли и еще двух-трех человек в других кабинах. Лишь истратив все свои монетки, Рохля вышел. Сердце его было легким, как безе. Он чувствовал себя в отличной форме. Дома он разделся донага перед зеркалом и нашел, что выглядит настоящим мужчиной. Бред, конечно, но он даже был уверен, что мускулов и волос на теле с утра прибавилось. Он подрочил два раза кряду, оделся и рванул в «Пьеро-Круасан». Хмурая Девушка была на своем месте за стойкой. Играло «Радио-Контакт», то же, что в пип-шоу, «вуффф, вуффф, вуффф». Рохля сказал «здравствуйте, как поживаете?» Она подняла глаза, «спасибо, хорошо», ожидая, что он закажет что-нибудь. Но он ничего не заказал, просто стоял, смотрел на нее и улыбался. А она все больше хмурилась. Ах ты, черт, до чего же он ее любил. Он представил на минутку, как она танцует перед ним нагишом, и сказал ей: «Ну ладно, я пошел, значит, до завтра?» Девушка не ответила. Придурков она видала-перевидала и отлично знала, кто перед ней. Она посмотрела ему вслед, настроение слегка испортилось, но ненадолго, скоро закрываться и надо было еще убрать булочки, фруктовые пирожки и берлинское печенье.

Энтропия и диссипативные системы

Если бы наш гость, Бог весть, по какой причине, вдруг снова решил наведаться взглянуть, что творится в сознании Рохли, и опять приземлился бы обеими ногами на каменистую поверхность этой планеты, то его ожидал бы прелюбопытный сюрприз. Пришельцы из неоткрытых земель, которые еще недавно вели себя брутально, на манер захватчиков в оккупированной стране, теперь были поспокойнее, все такие же ужасные, но вполне благодушно настроенные, все так же дурно пахнущие, но – кто по палаткам, кто по норкам, – жизнью вполне довольные. Все эти мерзости чувствовали себя как дома. До чертиков вольготно, будто здесь им и место. И гость, будь у него хоть капля интуиции, струхнул бы не на шутку при мысли, что теперь их никакими силами отсюда не выгнать. Мерзости, всплывшие из потаенных глубин Рохлиной души, обосновались крепко.

Несколько дней Рохля сидел дома, дрочил и смотрелся в зеркало. Потом, почувствовав, что готов, он спустился привычным путем по Альзембергскому шоссе и, когда проходил мимо «Сони-Центра», где врубили «Радио-Контакт» на полную громкость, «вуффф, вуффф, вуффф», у него встал. Дождавшись трамвая, он сел в конце, чтобы вволю рассматривать девушек. Теперь это был король мачо. «Все бляди» (dixit Рохля), захоти он, мог бы перетрахать их всех, пусть строятся в очередь, задастые и ногастые, тощие телки и толстые коровы, умные и дуры, всех оприходует одну за другой, это запросто.

Он вышел у Ботанического сада. Небо было голубого, совершенно искусственного цвета, мимо проносились на полной скорости машины, насыщая атмосферу окисью углерода, на горизонте бирюзовый купол собора в Кукельберге походил на огромный электробытовой прибор. У рабочих на строительстве «Инновасьон» опять был обеденный перерыв, они отлично загорели, но строительство не продвинулось ни на шаг. Рохля свернул налево, из отеля валом валили японцы и расходились во все стороны, сияя блаженными улыбками. И вот, наконец, он оказался спиной к вокзалу, лицом к витринам, на той самой улице.

Девушки заметили, как он прохаживается взад-вперед и стали делать ему знаки из-за стекла витрин. Рохля не спешил, ему хотелось выбрать самую классную, не страхолюдину какую-нибудь. Он несколько раз прошел мимо одной блондинки, по виду из Восточной Европы, она была ничего себе, ноги обалденные, вот только лицо со странным изъяном. Кажется, это было родимое пятно, и Рохле оно не нравилось. Потом, в конце улицы, у самой трамвайной остановки он приметил другую, черноволосую, сидевшую на высоком табурете. Она улыбнулась ему по-настоящему мило и чуть заметно кивнула. Рохля пересек улицу, ему показалось, будто ничего больше нет на свете, только витрина и он, он подошел, попытался улыбнуться девушке в ответ, но вышла судорожная гримаса, а девушка слезла с табурета и открыла ему дверь.

Рохля сказал себе «мать твою, я это сделал, рехнуться можно, я иду к бляди». А девушка сказала ему «goed avond, добрый вечер», точь-в-точь как распорядительница приема, профессионалка высокого класса со знанием языков. Рохля решил, что выбрал он удачно. В углу сидела маленькая старушка с собачкой, казалось, она не замечает происходящего вокруг. «Тоже профессионалка высокого класса», – подумал Рохля. Девушка провела его в заднее помещение и любезно ознакомила с расценками. Он выбрал промежуточный вариант по божеской цене, девушка предложила ему «чувствовать себя как дома» (dixit девушка), она сейчас придет. Комнатка была крошечная, освещенная ультрафиолетовой лампой, под которой он хорошо выглядел. Все пространство занимали диван и комод с выдвижными ящиками, на котором стояла стеклянная безделушка с плавающими вверх-вниз разноцветными масляными капельками. Из маленького радиоприемника звучала музыка «Радио-Контакт», негромко, фоном, «вуффф, вуффф, вуффф». У Рохли зашевелилось в штанах.

То, что произошло потом, касается только девушки со знанием языков, Рохли и безделушки с капельками на комоде. Когда Рохля вышел на улицу, ему показалось, будто мир стал другим. Теперь он чувствовал себя королем, а люди вокруг были его слугами. Турки с улицы Брабанта, полицейские, шоферы автобусов – все его слуги. Он – король, и если захочет, хоть сейчас вернется к девушке и сделает с ней все, что ему вздумается. Никаких проблем. С сегодняшнего дня он может трахать кого угодно и когда угодно.

Садиться в трамвай ему не хотелось, хотелось пройтись. Голову выше, грудь колесом. Как король. Он пошел по Новой улице, черной от кишащих людей, полной маленьких марокканочек, донельзя густо накрашенных, в донельзя туго облегающих брючках, и это все тоже были его слуги. Музыка «Радио-Контакт» неслась из всех магазинов сразу, «вуффф, вуффф, вуффф». Впереди шла девушка, совсем одна, Рохля нашел, что у нее офигительный зад, и последовал за ней к оперному театру «Лa-Монне», потом, по Аранберской улице, до галерей Сен-Юбер, там она остановилась, видно, ждала автобуса. Рохля неотрывно смотрел на ее зад. Он – король. Он может делать все, что ему хочется. И он последовал за шикарным задом в автобус и сел напротив. Их с девушкой колени соприкасались. У нее были потрясные глаза, черные-черные, и безупречная кожа. Вот только она ему не улыбалась. Точь-в-точь как девушка из «Пьеро-Круасана» – тоже хмурилась. Она вышла у Одергемского депо, и Рохля следом. Он – король. Он шел за ней по узким улочкам. Близко-близко. Метрах в трех позади, может, и меньше. Она оглянулась пару раз и прибавила шагу. Солнце садилось, но еще шпарило не хуже бунзеновской горелки. Шаги девушки цокали «так-так-так-так-так-так» по тротуару, она почти бежала, Рохля тоже, «так-так-так-так-так-так». В какой-то момент он попытался схватить ее за волосы, девушка вскрикнула, громко, пронзительно, криком сурка. Рохля отдернул руку, в одном из окон появилось лицо, выглянула старушонка в переднике, в голове у него сработала тревожная кнопка, взвыла сирена, замигал красный свет. Кругом, назад к Одергемскому депо, в автобус, в Юккль. Ему было жарко. Казалось, будто мозги перемешали с огромной кучей дерьма. По дороге домой он заглянул в «Пьеро-Круасан», Хмурая Девушка уже закрывалась. Рассказать бы ей про свои похождения, про блядь со знанием языков и про шикарный зад. Объяснить бы, что он – король и может делать с людьми все, что ему хочется, но лицо девушки было глуше стенки. Не станет она ничего слушать. Он смотрел сквозь стекло витрины, как она убирает круасаны, булочки и пиццы. Девушка тоже смотрела на него, вроде просто поглядывала на улицу. Рохля видел, что она нарочно медлит, не выходит, ждет, чтобы он ушел. Он не уходил, и она все же вышла, глядя куда-то в сторону. Он – король, все люди – его слуги. В этом у него не было ни тени сомнения. Он пошел домой.

Электролиз и кристаллизация

Надо полагать, если бы наш гость вздумал вновь предпринять экспедицию по труднодоступной местности Рохлиного мозга, то, наученный опытом предыдущих вылазок, он бы основательно подготовился. Оделся бы потеплее, чтобы защититься от царящего там лунного холода, вооружился, памятуя об агрессивности новых поселенцев, и предупредил жену и детей, чтобы не ждали его скоро, он может задержаться, но если не вернется через двенадцать часов, пусть звонят в Службу спасения. Все эти меры предосторожности, как не замедлил бы убедиться наш гость, едва приземлившись обеими ногами посреди лагеря мерзостей, приняты были не зря. Холод сделался еще невыносимее, чем он ожидал, пронзительный ветер обжигал, как сталь клинка. Поселенцев это нисколько не смущало, их только веселило, что при двухстах с лишним градусах ниже нуля все хозяйство может отмерзнуть, они даже праздники устраивали в честь холода. Гость, будь у него в голове хоть крупица ума, понял бы, что стужу эти твари принесли с собой, что это самые подходящие для них климатические условия, ведь на холоде они лучше всего размножаются, а чем лучше они размножаются, тем становится холоднее. Среди заполонивших территорию нечистот он без труда узнал бы насаженные на колья головы – гадкую и сальную голову Рохлиного отца, гнойную и зловонную голову его матери и совсем уж неприглядную голову лондонской Фабьены. Тогда гость сказал бы себе, и был бы прав, что после случая в супермаркете здесь не осталось ничего святого.

Весь вечер Рохля смотрел фильмы Кусто: «Когда „Калипсо“ покидает теплые воды экватора и держит курс к полярным широтам, команда ищет решение проблемы айсбергов, которые в это время года делают море не менее опасным, чем минное поле». Ему нравилось, чем не развлечение – смотреть на рыб и водоросли. Когда фильмы кончились, он переключил на MTV, «вуффф, вуффф, вуффф». Во всех клипах – слуги и бляди, вот так. Он посмотрелся в зеркало, мускулов и волос еще прибавилось. Да, без тени сомнения, король – мужчина что надо. Засыпая, он произвел подсчет: средства позволяли еще два раза наведаться к девушке со знанием языков. Отлично, отлично. Сны ему снились тяжелые, как мрамор.

Наутро, едва проснувшись, он сказал себе, что первый транш своего капитала, предназначенного девушке со знанием языков, истратит сегодня же. Он полежал еще немного, воображая все, что будет с ней делать, и обещая себе не торопиться. За свои деньги он хотел получить сполна. А ведь он, оказывается, классный мужик, у этой девушки наверняка еще не было такого мужика. Повезло ей, что она его встретила. Он быстренько оделся – джинсы, свитер, поношенные найковские кроссовки – и направился прямиком к банкомату. Снял деньги, проверил остаток на счету. Да уж, богачом его не назовешь. Чертова безработица. Будь у него побольше денег, он мог бы трахать девочек по вызову пачками. Было еще рано, и он пошел в «Пьеро-Круасан», чтобы «побесить немного девушку» (dixit Рохля). Усевшись за свой излюбленный столик, он листал валявшийся там журнал «Влан» и не глядел на нее. Какой он классный мужик. Как она, наверно, бесится. Он подумал: «вот дура-то». И еще подумал «через час я буду трахать девушку, а ты вкалывай здесь как дура». Хмурая Девушка нравилась ему все больше и больше.

Через час листания «Влана» он все еще не проронил ни слова и так ничего и не заказал. Девушка делала вид, будто так и надо. Время прошло быстро, он наткнулся на разоблачительную статью о проститутках-нелегалках: «Эти девушки с Востока и из Африки попадают в сети мафиозных структур, которые, под официальным прикрытием агентств по найму, предлагая работу официанток, разлучают их с семьями и выпускают на панель Европейского Сообщества. У них отбирают паспорта, чтобы окончательно поработить, зачастую избивают и насилуют, перевозят из одной столицы в другую, так что они даже не всегда знают, где находятся». К статье была фотография, целая шеренга девушек на фоне стены, в свете фар невидимого автомобиля. У Рохли зашевелилось в штанах. Он больше не хотел к проститутке со знанием языков, теперь он хотел нелегалку. «Избивают, насилуют», эти слова ему нравились. Он – классный мужик, он – король, и все на свете – его слуги.

Хоть Рохля и не был семи пядей во лбу, он понимал: снять нелегалку – это не то, что пойти в бордель, тут настоятельно необходима машина. Рохля нашарил в кармане бумажку из банкомата. Пятьсот евро на счету. Он немного подумал и вспомнил, что в начале улицы Сталь, недалеко от его дома, есть гараж, где можно купить подержанную. Он покинул «Пьеро-Круасан», даже не взглянув на Хмурую Девушку, и направился прямиком в гараж Толстяк с черными от грязи руками сказал ему, что за триста пятьдесят евро может предложить старый «Фиат-Панду». Пробег сто пятьдесят тысяч километров, технический контроль не прошел, там подвеска малость не в порядке и руль слушается неважно, зато аккумулятор совсем новенький. Рохля не стал привередничать, машину он покупал не для гонок, а для траха. Он заплатил наличными и уехал на своем приобретении. Развалюха рычала как мотоцикл, но на ходу была не так уж плоха, и вскоре он достаточно освоился, чтобы съездить на разведку. По туннелям малого кольца рванул напрямик к каналу и выехал наружу у башни Мартини. В статье из «Влана» говорилось, что этих девушек можно снять на бульваре Альбера II, в двух шагах от центра по приему беженцев и лиц без гражданства, но пока здесь никого не было, только мельтешили чиновники и служащие компании «Бельгаком». Придется ждать до вечера. Ничего страшного, спешить Рохле было некуда. Он запарковал машину и пошел в кинотеатр на площади Брукер. Посмотрел романтическую комедию, боевик, фильм-катастрофу и еще одну романтическую комедию. Съел шоколадное мороженое и выпил кока-колы. Когда он вышел на улицу, вечер уже наступил. Боевик поднял ему настроение, он чувствовал себя крутым. Он пересчитал деньги и поморщился. Осталось всего пятьдесят евро. Ничего, решил он, что-нибудь придумает, и пошел к машине. Накрапывал летний дождик, скрипели дворники на ветровом стекле, он включил «Радио-Контакт», из колонок понеслось «вуффф, вуффф, вуффф», стало совсем классно. На углу он увидел трех девушек, голоногих, в непромокаемых куртках. Все три были с рюкзачками и махали проезжающим машинам. Точь-в-точь как на фотографии в журнале. Подъезжая, он пытался их разглядеть, но из-за дождя, сумерек и света фар это было нелегко. Он притормозил наугад, одна из девушек распахнула дверцу, склонила мокрое лицо, «twenty five, ok?» [4]4
  Двадцать пять, идет? ( англ.).


[Закрыть]Она не знала языков, Рохле это не понравилось, но он все же кивнул: садись.

Рохля задумался, где бы остановиться, чтобы спокойно потрахаться. На улицах было оживленно, и его это напрягало. Он не хотел, чтобы ему помешали, и оказаться в участке не хотел. Поразмыслив, он сказал себе, что лес Суань – подходящее место, и вырулил на малое кольцо в сторону Буафора. Пока он думал, нелегалка трещала без умолку «what's your name, бла-бла-бла, you like russian girl, бла-бла-бла, two thousand for, бла-бла-бла» [5]5
  Как вас зовут, вы любите русских девушек, две тысячи за… (англ.).


[Закрыть] .Он ничего не понимал и злился, какого черта она стрекочет и даже не поинтересовалась, говорит ли он по-английски? Он цыкнул на нее «а ну заглохни!» Нелегалка вряд ли поняла, но злой интонации испугалась и замолчала. Он поглядывал на нее искоса, что-то непохоже было, чтобы ее избивали или насиловали. Белокурая девчушка, до нитки промокшая под дождем, и только. Он почувствовал себя обманутым, и настроение еще больше испортилось. Они еще только подъезжали к авеню Луизы, когда девушка беспокойно заерзала. «Where are you going? Ten minutes бла-бла-бла» [6]6
  Куда вы едете? Десять минут ( англ.).


[Закрыть]. Он опять велел ей заглохнуть, сказал, что ехать еще четверть часа, и точка, не станет же он трахаться посреди города, где любой прохожий может их увидеть и околачивается полно полицейских. Девушка притихла. Он снова говорил с той же злой интонацией, это действовало. Покосившись на девушку, он увидел, что у нее дрожат губы, она продрогла до костей. Можно было включить отопление, но ему в кайф было видеть, как она дрожит. Он открыл окно со своей стороны, свежий ветер ворвался в салон, и у него зашевелилось в штанах. У светофора девушка открыла дверцу и попыталась выскочить из машины. Он поймал ее правой рукой за плечо. Нелегалка слабо пискнула, «офигительно пискнула, точь-в-точь зверушка в капкане» (dixit Рохля) и села на место. Рохля рванул к лесу, он чувствовал, как атмосфера давит сотнями килограммов, девушка боялась до безумия, она ничего больше не говорила и дрожала всем телом. Наконец он свернул на узкую аллею, где не было ни машин, ни домов, одни густые деревья с обеих сторон, и затормозил. Теперь только музыка «Радио-Контакт» создавала настрой. Он достал из бумажника деньги и протянул девушке, которая не смела даже взглянуть на него. Он король, все люди – его слуги. Он чувствовал себя хищной птицей немереной силы. Нелегалка сама все сделала, он ей не мешал. Потом, когда она закончила, он вышел из машины и открыл дверцу с ее стороны. Выволок ее наружу, поставил, прислонив к капоту. Она не смела на него взглянуть. Он взял ее рукой за шею, слегка сдавил, потянул за волосы. Голова у него шла кругом. Он – король. Он бросил девушку и сел в машину. Из колонок неслось «вуффф, вуффф, вуффф». Это был лучший вечер в его жизни.

Король

Если бы и вправду наш гость решился задержаться на несколько дней под ледяным куполом Рохлиной черепной коробки, свидетелем больших потрясений он бы не стал. Новая власть водворилась надолго и всерьез, перебравшись в большие и крепкие дома основательной постройки. Ландшафт, еще недавно представлявший собой унылую равнину, теперь стал развитым мегаполисом, благоустроенным и чистым, населенным в подавляющем большинстве мерзостями, которым было глубоко плевать, что живут и процветают они за счет упадка и вымирания остальных обитателей, вытесненных на периферию. Однако, будь у гостя хоть сотая грамма научного чутья, он не преминул бы догадаться, что общество, построенное на столь зыбкой моральной почве, обречено и рано или поздно неизбежно рухнет. И вот тогда-то никому не поздоровится. Это будет конец света. Апокалипсис.

Итак:

– Когда Рохля проснулся утром, он понял: в его жизни кое-что коренным образом изменилось.

– Кое-что, к чему он шел последние несколько дней, свершившееся теперь окончательно.

– Кое-что, озарившее своей очевидностью серый брюссельский рассвет: он больше не был Рохлей.

Это свойство его личности исчезло, испарилось – пшшшш – бесследно и навсегда, освободив место новому человеку, которым он стал.

Теперь он был – Король. Центр вселенной, которая простиралась вокруг него концентрическими кругами. Он был альфой и омегой, правительством и учредительным собранием, он был избранным народом, вершителем судеб мира, людей и блядей.

Король встал в превосходном настроении и принял свой первый указ. Он объявляет чрезвычайное положение, закон военного времени, комендантский час. Бог в помощь его союзникам. Горе его врагам. Он поспешил в «Пьеро-Круасан», Хмурая Девушка раскладывала булочки, занималась своей убогой работенкой, и ему стало смешно, ха-ха-ха, король изволил смеяться. Рядом с ней за стойкой здоровенный детина лет двадцати, по виду студент-маркетолог, тщательно протирал соковыжималку. Утренний воздух был насыщен энергией, ему казалось, будто его мозг подключили к электрическому генератору в шесть тысяч вольт. Он подошел к девушке и сказал ей, что работенка у нее фиговая, и еще «ты дура дурой, но зад у тебя ничего, давай с тобой трахнемся». Король сам не понял, почему сказал так, он даже не узнал собственного голоса, но все равно был доволен. А Хмурая Девушка вдруг прекратила раскладывать булочки и нахмурилась сильнее. Король в жизни не видел, чтобы так жмурились. Студент-маркетолог поднял глаза от соковыжималки и смотрел на него удивленно. Хмурая Девушка сказала: «Убирайся, чтобы я тебя здесь больше не видела, сколько месяцев я тебя терплю, хватит, пошел вон». Король, не любивший, когда ему «тыкали», ответил: «Клиент – король, хочу – уйду, хочу – останусь». Студент-маркетолог вышел из-за стойки и двинулся на Короля, судя по телосложению, он ходил в спортзал каждый вечер после занятий, плечи квадратные, руки накачанные, он толкнул Короля в плечо, ладонь была жесткая, как доска для резки хлеба. Хмурая Девушка смотрела на эту сцену – и хоть бы что, Король возбудился донельзя, чего бы только он не дал, чтобы его оставили с ней наедине. Студент-маркетолог еще раз толкнул его, он хотел покрасоваться перед девушкой, это было заметно, как нос на лице. Король сказал: «Валяй, валяй, выдрючивайся» и ушел.