Текст книги "Индийская тушь"
Автор книги: Том Стоппард
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Флора. Вот там-то Элеанор и живет, при офисе. Она – помощница редактора еженедельника «Флаг».
Дас. «Флаг»?!
Флора. Ну уж его вы наверняка не читали?
Дас. Нет, но я знаком с редактором «Флага».
Флора (внезапно понимает). Конечно, вы с ним знакомы! Я ведь так сюда и приехала. Мистер Чемберлен дал мне рекомендательные письма.
Дас. Из-за его лекции в Джуммапуре Теософское общество было распущено на год.
Флора. Очень жаль. Но я не должна извиняться за Радж.
Дас. Это не Радж, это Раджа! Его Высочество не социалист! Вы согласны с теорией Империи мистера Чемберлена? Меня она не убедила. Хотя, конечно, я не экономист.
Флора. Это никогда не мешало мистеру Чемберлену.
Дас. Мне не кажется, что имперские затеи нужны Англии только для того, чтобы оттянуть революцию дома.
Флора. Я стараюсь оставаться непредубежденной. Политические теории часто, если не всегда, лишь функция от темперамента. Элеанор и мистер Чемберлен хорошо подходят друг другу.
Дас. Ваша сестра разделяет взгляды мистера Чемберлена?
Флора. Естественно.
Дас. Как его помощница?
Флора. Как его любовница.
Дас. О!
Флора. Вам бы в адвокаты податься, мистер Дас.
Дас. Вы правильно меня упрекнули!
Флора. Это не упрек. Непреднамеренный фырк.
Дас. Мне очень грустно слышать такое о вашей сестре. Вы, наверное, очень опечалены.
Флора. Я очень за нее счастлива.
Дас. Но она теперь никогда не выйдет замуж! Разве что мистер Чемберлен на ней женится.
Флора. Он уже женат, иначе мог бы и на ней.
Дас. Боже мой! Как по-разному все бывает устроено! Понимаете, здесь вашу сестру изгнали бы за то, что навлекла позор на дом отца.
Флора фыркает.
Да… вероятно, мы не такие просвещенные, как вы.
Флора. Вероятно. Что же, вы докурили. Мы с вами продолжим сегодня?
Дас. Нет, не сегодня.
Флора. Я вернусь к поэме.
Дас. Не нужно.
Флора. Я перепишу поэму для сестры. Я это делаю для сохранности, понимаете? Я посылаю ей рисунок, который вы сделали для меня на лекции.
Дас (после паузы). Я забыл об одной встрече.
Флора. Ох!
Дас. Не чувствуйте себя обязанной… (Заметно спеша, начинает собирать свои инструменты.)
Флора. Что я сделала?
Дас. Что вы сделали? А что вы должны были сделать?
Флора. Прекратите. Пожалуйста. Прекратите быть индийцем.
Дас. А вы прекратите быть англичанкой! (Пауза.) Вы смотрели на портрет, мисс Крю?
Флора. А… понимаю. Да, да… я на него смотрела.
Дас. Да.
Флора. Я подглядела. Почему бы нет? Вы ведь хотели этого.
Дас. Да, почему бы нет. Вы взглянули на картину и решили провести время за письмами. Почему бы нет?
Флора. Я прошу прощения.
Дас. Вы ничего не сказали о картине.
Флора. Я знаю.
Дас. Я не могу продолжать сегодня.
Флора. Я понимаю. Попробуем опять завтра?
Дас. Завтра воскресенье.
Флора. Послезавтра.
Дас. Может быть, я вообще не смогу продолжать.
Флора. Ох! И все из-за того, что я ничего вам не сказала. Вы что, прислушиваетесь к любому шороху? Вы вообще художник?
Дас. Может, и нет! Простой маляр, топорный мазила, которому место на базаре! (Он вырывает карандашный набросок из рук Флоры.)
Флора (догадывается о его намерении). Стойте!
Дас разрывает бумагу надвое.
Дас. Или на кладбище!
Флора. Стойте!
Но Дас рвет бумагу опять, и опять, и опять, пока от нее не остаются клочки.
Мне стыдно за вас!
Дас. Простите, пожалуйста. Я хочу уйти.
Я заберу холст.
Флора. Не заберете!
Начинается схватка. Драка. Она начинает задыхаться.
Дас. Вы его больше не увидите!
Флора. Ничего вы не заберете! Мы будем продолжать.
Дас. Я не хочу продолжать. Пустите, мисс Крю.
Флора. Я не позволю вам сдаться!
Дас. Отпустите, черт вас побери, нас кто-нибудь увидит.
Флора. Прекратите реветь. Вы не ребенок!
Дас (борется с ней). Захочу и буду реветь.
Флора. Хотите – ревите, но вы должны закончить то, что начали. Как же иначе вы… Ох!
(Неожиданно она теряет силы и задыхается.)
Дас. О… о мисс Крю! Господи, дайте я вам помогу. Простите меня. Пожалуйста. Вот сюда, садитесь…
У нее приступ удушья. Он усаживает ее в кресло. Флора говорит с трудом.
Флора. Все, я пришла в себя. (Пауза. Она осторожно дышит.) Вот.
Дас. Что случилось?
Флора. Мне нельзя бороться с людьми. Что причиняет известное неудобство. У меня плохие легкие.
Дас. Дайте я поправлю подушку.
Флора. Все в порядке. Я здесь. Паника прошла. Я сюда приехала из-за здоровья, понимаете? То есть не сюда… в Холмах я пробуду дольше.
Дас. Да. Так будет лучше. Вам нужно подняться.
Флора. Да. Через день-другой.
Дас. Что же с вами такое?
Флора. Трепыхание внутри. Не могу дышать под водой. Извините, если я вас испугала.
Дас. Вы меня испугали. Разрешите, я еще немного останусь с вами.
Флора. Да, пожалуйста. Я насквозь мокрая.
Дас. Вам нужно переодеться.
Флора. Да. Я сейчас пойду. Меня знобит. Подтяните меня. Спасибо. Меня нужно растереть, как лошадь.
Дас. Может быть, чаю? Я пойду на кухню и скажу…
Флора. Правда? Я приму душ и заберусь в свой домик Венди…
Дас. Ваш?…
Флора. Мое большое полотенце – на веранде. Вы не попросите Назрула повесить его в ванной?
Дас бежит на кухонную веранду и выкрикивает Назрула. Флора проходит в спальню, раздеваясь на ходу, роняет голубое платье на пол и входит в ванную в белье. Дас второпях возвращается с белым полотенцем. Он опасливо заходит вглубь дома и зовет: «Мисс Крю». Он заходит в спальню и обнаруживает, что она пуста. Из ванной доносится стук водопроводных труб, но звука воды нет.
Флора (за сценой). Ах, черт, давай же!
Дас. Мисс Крю…
Стук труб продолжается. Дас подходит к двери ванной.
(Громче.) Мисс Крю! Извините, нет…
Флора (кричит за сценой). Воды нет!
Стук продолжается.
Дас. Мисс Крю! Извините, электричество…
Стук внезапно прекращается.
(почти крича). Электрический насос…
Флора (входит нагая). Я должна лечь.
Дас. О! (Набрасывает на нее полотенце.) Ох, я прошу прощения. (Оставшись без полотенца, Дас застывает в ужасе.)
Флора. Простите, мистер Дас, но сейчас я чувствую себя так, что мне ни до чего.
Дас (поворачивается, чтобы поспешно уйти). Пожалуйста, простите.
Флора. Нет, будьте добры, в кувшине у умывальника вода. (Она стоит и дрожит, вцепившись в полотенце.)
Дас (берет воду). Это все электричество для насоса.
Флора. Там есть вода?
Дас. Да, кувшин полный… вот. (Он дает ей кувшин и отворачивается.)
Флора. Спасибо. Нет, вы полейте. На голову и на спину, пожалуйста.
Дас осторожно льет на нее воду.
О господи… Ох, спасибо… Извините меня за все это. Ох, хорошо. И напоследок на полотенце, пожалуйста.
Дас. Вот…
Она вытирает лицо мокрым концом полотенца.
Флора. Я слабая, как котенок.
Дас. Боюсь, что воды больше нет.
Флора. Спасибо. (Она заворачивается в полотенце.) Вы не отодвинете сетку?
Дас поднимает один край сетки от москитов, и Флора вскарабкивается в постель.
Теперь я справлюсь.
Дас (принимает слова за прощание). Да, конечно.
Флора. Мистер Дас, кажется, в холодильнике есть еще содовая. Вы не могли бы?…
Дас. Конечно. Холодильник закрыт? Я не могу отыскать Назрула.
Флора. Ох, у меня опять жар. И нет электричества для вентилятора. Поздно скромничать. (Она отбрасывает полотенце и забирается под простыню.) Все равно, я ваша модель.
Дас. Я принесу содовой из лавки.
Флора. Об этом я и хотела вас спросить.
Дас. Когда?
Флора. Деликатный вопрос… не предпочтете ли вы рисовать меня обнаженной?
Дас. О!
Флора. Я предпочла бы. Во мне было бы больше… как ее…
Дас. Расы.
Флора (тихо смеется). Да, расы.
Дас покидает спальню и идет вдоль веранды к комнатам слуг. Он исчезает за углом. Hазрул, одетый в обноски, возвращается в бунгало с покупками. Он пропадает извиду на кухне, где Дас встречает его криками. Слышны протесты Назрула. Дас возвращается в видимую часть дома с бутылкой содовой. Он начинает говорить перед входом в спальню.
Дас. Назрул вернулся, очень удачно. Я сумел отворить холодильник. У меня содовая.
Флора. Спасибо, мистер Дас!
Дас заходит в спальню.
Дас (подходит к кровати). Налить вам воды?
На столике около кровати, вне москитной сетки, стоит стакан, накрытый плетеной сеткой. Дас наливает воду.
Назрул задержался в лавке из-за волнений, как он говорит. Полиция с палками атаковала толпу. Его легко могли убить, но только героизм и верность мемсахиб позволили ему вернуться всего на час позже со всеми покупками, на которые вы дали ему денег, кроме двух кур, которых у него вырвали из рук.
Флора. О, я надеюсь, вы поблагодарили его.
Дас. Разумеется, я его ударил. Вы должны удержать с него за кур.
Флора поднимает сетку настолько, чтобы взять стакан у Даса, который делает шаг назад, несколько дальше, чем требуется.
Флора (пьет). Хорошо. Вода еще холодная. Наверное, и в самом деле были волнения.
Дас. Да, очень возможно. Я послал Назрула за дхоби [31]31
Дхоби – прачка.
[Закрыть]. Вам нужно свежее белье для постели. Назрул принесет воды, но вы не должны ее пить.
Флора. Спасибо.
Пунка начинает медленно, равномерно колыхаться.
Дас. Наверняка электричество скоро появится и заработает вентилятор.
Флора. Что это? Пунка?
Дас. Я нашел мальчика для вашей пунки.
Флора. Да, от нее сквозняк. Спасибо. Мальчик маленький?
Дас. Не беспокойтесь за него. Я сказал, что мемсахиб больна.
Флора. Мемсахиб. О господи.
Дас. Да, вы – мемсахиб. Вы оправились, мисс Крю?
Флора. Да, сейчас я просто притворяюсь.
Дас. Могу ли я вернуться позже, проверить, как вы?
Флора. Вы уже уходите? Да, я вас задержала.
Дас. Нет, совсем нет. Меня никто не ждет. Но вернется слуга и… мы, индийцы, страшные сплетники, понимаете?
Флора. Ох…
Дас. Это для вашего же спокойствия, не для моего.
Флора. Я вам не верю, мистер Дас, не вполне.
Дас. Честно сказать, я впервые в комнате с англичанкой, вдвоем.
Флора. В таком случае вы взяли быка за рога.
Дас. Не нужно об этом. Это был несчастный случай.
Флора (удивлена). Несчастный случай! Художник так не сказал бы.
Дас. Может быть, я не художник, как вы и говорили.
Флора. Я не говорила. Все, что я сделала, – я придержала язык, а вы впали в истерику. Что бы вы делали в гуще и буче лондонской литературной жизни? Я думаю, вы бы уже повесились. Когда вышла моя «Нимфа в молитве», один из рецензентов назвал ее «Нимфа в мании», как будто стихи, которые мне так трудно даются, блажь, и только. Через несколько месяцев я повстречала этого критика, вылила ему пойло на голову, пошла домой и написала новый стих. Это было правильно. Но он украл у меня не одну неделю жизни, и сейчас я это чувствую.
Дас. О! Вы ведь не умираете?
Флора. Вероятно, умираю. Но я рассчитываю умирать еще годы и годы. И вы умрете однажды, так пусть я буду вам уроком. Учитесь жить без оглядки. Я ничего не сказала о вашей картине, если хотите знать, потому что думала, что вы окажетесь индийским художником.
Дас. Индийским художником?
Флора. Да. Вы – индийский художник, правда? Держитесь своего. Почему вы так любите все английское?
Дас. Я люблю не все английское.
Флора. Любите. Вы околдованы. Челси, Блумсбери, «Оливер Твист», сигареты «Голд-флейк», «Винзор и Ньютон»… даже пишете маслом, это не по-индийски. Вы пытаетесь нарисовать меня с моей точки зрения вместо вашей собственной… с той точки зрения, которую вы считаете моей. Вы заслужили проклятую Империю.
Дас (резко). Могу ли я присесть?
Флора. Да, садитесь. Флора опять в себе.
Дас. Я передвину стул к двери.
Флора. Можете выдвинуть его на веранду, если хотите, чтобы слуги…
Дас. Я хотел курить.
Флора. О, простите. Спасибо. Вы там видите меня через сетку?
Дас. Едва.
Флора. Да или нет? (Она поднимает простыню, взмахивает ею, и простыня опадает опять.) У-уф! Так-то лучше. Что я люблю в моем домике: снаружи видишь больше, чем изнутри.
Дас (страстно). Такой-то дом вы и видите! Проклятая Империя покончила с индийской живописью! (Пауза.) Извините.
Флора. Ничего, так лучше.
Дас. Наверное, ваша сестра права. И мистер Чемберлен. Наверное, нас обобрали. Да, если подбить счета. Женщины носят сари, сработанные в Ланкашире. Хлопок индийский, но мы не можем соперничать в ткачестве. Мистер Чемберлен объяснил все это нам простым языком марксизма. Собственно, он кое-кого обидел. Он не уловил, что у нас есть свои марксисты, многие из них – в Теософском обществе Джуммапура.
Флора. Мистер Кумарасвами?
Дас. Нет, не мистер Кумарасвами. Его критика такова, что вы недостаточно эксплуатируете Индию. «Где хлопкоперерабатывающие фабрики? Где сталелитейные заводы? Ни инвестиций, ни планирования. Империя нас подвела!» Вот вам мистер Кумарасвами. Что же, Империя однажды сгинет, как империя моголов до нее, и останутся только ее памятники… как предвидел Шах-Джахан [32]32
Шах Джахан – представитель династии Великих Моголов, строитель Тадж-Махала.
[Закрыть]… или сэр Эдвин Лютьенс [33]33
Эдвин Лютьенс – архитектор Нью-Дели, столицы Британской Индии.
[Закрыть]!
Флора. «Увидь мои труды, великий, и отчайся» [34]34
«Увидь мои труды, великий, и отчайся» – из стихотворения «Озимандия» Перси Биши Шелли.
[Закрыть].
Дас (восхищенно). Да! Наконец, как империя Озимандия. Забытая полностью, кроме как в стихотворении английского поэта. Видите, какие у нас привилегии, мисс Крю. Только в искусстве империи избегают забвения, потому что только художник может сказать: «Увидь мои труды, великий, и отчайся». Картины моголов – в Лондоне, в музее Виктории и Альберта.
Флора. Мне не нравится, что вы считаете все английское лучшим потому, что оно английское. Разве вы не можете писать меня, не думая о Россетти или Милле [35]35
Джон Милле (John Millais, 1829-1896) – английский живописец. Вместе со своими друзьями Д. Г. Россетти и X. Хаитом основал «Братство прерафаэлитов».
[Закрыть]? Особенно не думая о Холмане Ханте? Вы обдумали мой вопрос?
Дас. Когда вы стояли… с кувшином воды, вы были картиной Альмы-Тадемы [36]36
Лоуренс Альма-Тадема (Laurens Alma Tadema, 1836-1912) – английский художник-прерафаэлит, один из самых знаменитых мастеров исторической живописи в европейском искусстве.
[Закрыть].
Флора. Я не хочу, чтобы меня так рисовали.
Дас. Я не понимаю, почему вы на меня сердиты.
Флора. Вы рисовали, чтобы мне угодить, в подарок?
Дас. Да, да, это был подарок для вас.
Флора. Если вы не научитесь брать, вы никогда от нас не отделаетесь. Кто кого. Остальное не считается. Мистер Чемберлен – брехня. Мистер Кумарасвами – брехня. Это ваша страна, а мы ее взяли. Все остальное – брехня. Когда я была моделью Моди, я могла быть столом. Когда он закончил, он избавился от меня. Не было вопроса, кто кого. Он бы не поменял свой цвет на карте. Зажигайте ваш «Голдфлейк».
Пауза. Дас прикуривает сигарету от спички.
Дас. Я люблю прерафаэлитов за то, что они рассказывают истории. Так и в моей традиции. Я – раджастани. Наше искусство – искусство рассказа, искусство легенд и романтических историй. У английских художников были Библия и Шекспир, король Артур… У нас были «Бхагавата Пурана» и «Расикаприя», которую написали в то же время, когда Шекспир сочинил первую пьесу. А задолго до Чосера у нас была «Чаурапанчашика» из Кашмира: это любовные стихи, написанные придворным поэтом по пути на казнь. Его наказывали за то, что он влюбился в королевскую дочь. Королю стихи понравились так, что он простил поэта и позволил влюбленным жениться.
Флора. О!
Дас. Но любимая книга художников Раджпутаны – это «Гита Говинда» [37]37
«Бхагавата Пурана», «Расикаприя», «Ча-урапанчашика», «Гита Говинда» – популярные произведения индуистской литературы, которые служат постоянным источником вдохновения для художников.
[Закрыть], которая рассказывает историю Кришны и Радхи, прекраснейшей из пастушьих жен.
Вентилятор на потолке начинает работать.
Флора. Электричество.
Дас. Теперь вам станет прохладнее.
Флора. Да, я, может быть, усну.
Дас. Хоро фабрики? Где сталелитейные заводы? Ни инвестиций, ни планирования. Империя нас подвела!» Вот вам мистер Кумарасвами. Что же, Империя однажды сгинет, как империя моголов до нее, и останутся только ее памятники… как предвидел Шах-Джахан… или сэр Эдвин Лютьенс!
Флора. «Увидь мои труды, великий, и отчайся».
Дас (восхищенно). Да! Наконец, как империя Озимандия. Забытая полностью, кроме как в стихотворении английского поэта. Видите, какие у нас привилегии, мисс Крю. Только в искусстве империи избегают забвения, потому что только художник может сказать: «Увидь мои труды, великий, и отчайся». Картины моголов – в Лондоне, в музее Виктории и Альберта.
Флора. Мне не нравится, что вы считаете все английское лучшим потому, что оно английское. Разве вы не можете писать меня, не думая о Россетти или Милле? Особенно не думая о Холмане Ханте? Вы обдумали мой вопрос?
Дас. Когда вы стояли… с кувшином воды, вы были картиной Альмы-Тадемы.
Флора. Я не хочу, чтобы меня так рисовали.
Дас. Я не понимаю, почему вы на меня сердиты.
Флора. Вы рисовали, чтобы мне угодить, в подарок?
Дас. Да, да, это был подарок для вас.
Флора. Если вы не научитесь брать, вы никогда от нас не отделаетесь. Кто кого. Остальное не считается. Мистер Чемберлен – брехня. Мистер Кумарасвами – брехня. Это ваша страна, а мы ее взяли. Все остальное – брехня. Когда я была моделью Моди, я могла быть столом. Когда он закончил, он избавился от меня. Не было вопроса, кто кого. Он бы не поменял свой цвет на карте. Зажигайте ваш «Голдфлейк».
Пауза. Дас прикуривает сигарету от спички.
Дас. Я люблю прерафаэлитов за то, что они рассказывают истории. Так и в моей традиции. Я – раджастани. Наше искусство – искусство рассказа, искусство легенд и романтических историй. У английских художников были Библия и Шекспир, король Артур… У нас были «Бхагавата Пурана» и «Расикаприя», которую написали в то же время, когда Шекспир сочинил первую пьесу. А задолго до Чосера у нас была «Чаурапанчашика» из Кашмира: это любовные стихи, написанные придворным поэтом по пути на казнь. Его наказывали за то, что он влюбился в королевскую дочь. Королю стихи понравились так, что он простил поэта и позволил влюбленным жениться.
Флора. О!
Дас. Но любимая книга художников Раджпутаны – это «Гита Говинда», которая рассказывает историю Кришны и Радхи, прекраснейшей из пастушьих жен.
Вентилятор на потолке начинает работать.
Флора. Электричество.
Дас. Теперь вам станет прохладнее.
Флора. Да, я, может быть, усну.
Дас. Хорошо бы.
Флора. Мистер Дюранс пригласил меня на ужин в Клуб.
Дас. Вы оправитесь?
Флора. Я уже оправилась.
Дас. Это хорошо. Тогда до свидания.
Флора. А Кришну и Радху наказали в этой истории?
Дас. За что?
Флора. Мне нужно было приехать сюда много лет назад. Мальчик может остановиться. Вы не дадите ему рупию? Я верну завтра.
Дас. Я дам ему анну [38]38
Анна – разменная монета Индии и Пакистана, равная одной шестнадцатой рупии.
[Закрыть]. Рупия [39]39
Рупия – в прошлом серебряная монета в Индии, современная денежная единица многих азиатских стран.
[Закрыть] переполошит весь рынок.
Дас уходит. Флора остается в постели.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Джуммапурский клуб после заката. Граммофонная музыка. Танцуют три пары: Флора и Дюранс, Резидент и англичанка и третья пара, англичанин и английская леди. На некотором отдалении от зала – веранда, достаточно просторная не только для полагающейся мебели, но и для двух гимнастических коней со стременами и вожжами. Эти «кони» используются для отработки ударов в игре в поло, поэтому в углу лежат пара клюшек, пара шлемов и случайные предметы экипировки.
Пайк сидит в одиночестве на веранде. Он без галстука, на нем спортивная рубашка с длинными рукавами.
Английская леди. Вы пишете поэму об Индии, Флора?
Флора. Пытаюсь!
Англичанин. Киплинг – вот это поэт!
Бил, бранил тебя я много,
Но клянусь Всевышним Богом –
Ты меня получше будешь, Гунга Дин! [40]40
«Бил, бранил тебя я много…» – из стихотворения «Гунга Дин» английского писателя и поэта, лауреата Нобелевской премии по литературе 1907 г. Редьярда Киплинга (Rudyard Kipling, 1865 – 1936). Перевод с англ. Э. Ермакова.
[Закрыть]
Резидент. Единственный поэт, которого я знаю, – это Альфред Хаусмен [41]41
Альфред Хаусмен – см. с. 247-251 настоящего издания.
[Закрыть]. Вы, вероятно, сталкивались с ним.
Флора (с удовольствием). О да, конечно!
Резидент. Старый сухарь, не правда ли?
Флора. А… в этом смысле сталкивалась?
Резидент. Он гонял меня по «Ars Amato-ria», когда я был в Тринити [42]42
Тринити – крупнейший колледж в Кембриджском университете, основан Генрихом VIII в 1546 г. А. Э. Хаусмен возглавлял кафедру латинского языка в Тринити-колледже с 1911 г. по 1936 г.
[Закрыть].
Флора. «Искусство любви»?
Резидент. Когда дело доходит до любви, говорил он, вы либо заодно с Овидием [43]43
Овидий (Publius Ovidius Naso, 43 до н. э. – около 18 н. э.) – римский поэт. Овидий в ранних поэмах «Наука любви» и «Средства от любви» дает наставления в области любовных отношений.
[Закрыть], либо с Вергилием [44]44
Вергилий (Publius Vergilius Maro, 70-19 до н. э.) – римский поэт. Очевидец крушения Римской республики, Вергилий в сборнике «Буколики» («Пастушеские песни») пытался уйти от политических бурь в идиллический мир пастушеской жизни.
[Закрыть]. Omniavincitamor, это Вергилий: «Любовь побеждает все, и мы уступаем любви», et nos cedamus amori. Хаусмен был с Овидием, etmihicedetamor, «и мне уступает любовь».
Флора. Я заодно с Вергилием.
Резидент. Вот как? Что ж, вы расширили мой круг знакомств.
Англичанка. Флора, останетесь ли вы здесь на бал в честь королевы?
Флора. Как!
Англичанка. Он в следующем месяце. День рождения королевы Виктории. Здесь будут скачки!
Флора. О, боюсь, что нет. Я отправлюсь наверх… так ведь можно сказать о Холмах?
Резидент. Разумеется. Вы ведь здесь по совету врачей.
Флора. Что? Да.
Резидент. Если вам что-то нужно или желательно, скажите Дэвиду. Не правда ли, Дэвид?
Дюранс. Так точно, сэр.
Флора. Благодарю вас. Он уже обещал мне поездку в «даймлере».
Дюранс (смущенно). Да… Флора знает толк в автомобилях.
Англичанка. Если вы любите автомобили, у Раджи их восемьдесят шесть или около того. Он собирает их, как марки.
Начинает играть другая пластинка.
Резидент. Что ж, не будем вам мешать наслаждаться.
Дюранс. Вы не хотите танцевать, Флора?
Флора. Я совсем задыхаюсь. Как вы думаете, снаружи больше воздуха?
Дюранс. На веранде? Там весь воздух, какой только есть. Возьмем с собой виски?
Незримый любитель Киплинга напевает:
Англичанин.
Танцоры расходятся.
Дилип, в шикарном пиджаке и галстуке, входит на веранду изнутри. Он, кажется, спешит, в руках у него другой пиджак и галстук. Пиджак – из потертого бежевого габардина с металлическими пуговицами, скудный пиджак для прислуги. На груди не сразу заметный ряд замусоленных орденских ленточек.
Дилип. Вот и я наконец! Я прошу прощения, я не упомянул… но вы увидите… все будет исправлено в один миг… и у меня чертовски хорошие новости.
Пайк (поднимается). Спасибо, Дилип, но что…
Дилип (помогает ему надеть слишком узкий пиджак). Наденьте, и я вам расскажу. Это, конечно, жалкий наряд, и наш благодетель, увы, не совсем вашего размера.
Пайк (неубедительно). Мне подойдет.
Дилип. Зато галстук – в лучшем виде. Джуммапурский клуб крикетистов. Мой друг мистер Балвиндер Лал держит при себе небольшой запас. Я спас вас от блейзера.
Пайк услужливо надевает полосатый галстук.
Пайк. Вы хотите сказать, что туда не войти без пиджака и галстука, никогда?
Дилип. В гостиную после заката – никогда! Ох, эти правила абсурдны. Но, Элдон, из всего этого вышло нечто чудесное. Я открыл имя вашего художника!
Пайк. Что вы сделали?
Дилип. Да, открыл. Его имя – Нирад Дас. Теперь мы сможем исследовать.
Пайк. Но, Дилип… но это… как же вы?…
Дилип. Провидение Господне. Если бы вы были в пиджаке, мы до сих пор бродили бы впотьмах. Но, занимая пиджак, я… не подумайте, что я обсуждаю ваши занятия… мне показалось, как бы это выразить, тактичным упомянуть ваши регалии…
Пайк. Дилип, оставьте…
Дилип. И не то чтобы владелец пиджака проявлял неуместное любопытство насчет ваших частных дел, уверяю вас… собственно, я хорошо его знаю. Он из старых солдат, служил в шестом полку раджпутанских стрелков.
Пайк. Дилип… прошу вас!
Дилип. Он помнит англичанку, которая останавливалась в том доме.
Пайк. Он… он помнит!… Но вы уверены, что это та…
Дилип. О да, он сказал, что помнит, как с мисс Крю писали портрет.
Пайк (восстанавливается после паузы). Я должен с ним поговорить.
Дилип. Конечно, после ужина мы…
Пайк. После ужина? Он может умереть, пока я ем! Где он? Пригласите его поужинать с нами.
Дилип. О, это невозможно.
Пайк. Почему?
Дилип. Ему это не понравится. Кроме того, у него нет пиджака.
Пайк. Мы отвлекаемся от главного.
Дилип. И потом, он сейчас на службе.
Пайк. Что? Он здесь работает?
Дилип. Именно. Он здесь работает. Заведует гардеробом.
Пайк. Но это прекрасно. Покажите мне, как пройти.
Дилип. Элдон, позвольте я вас наставлю. Мы не будет бросаться на турникет туалета. (Он указывает на ленты на груди Пайка.) Вот эта лента за службу с тридцать девятого по сорок пятый. А это, кажется, Бирманская звезда [46]46
Бирманская звезда – медаль за участие во Второй мировой войне на территории Бирмы.
[Закрыть]. Он – безногий. У него нет сыновей. У него три дочери, и, чтобы выдать третью замуж, он заложил свою армейскую пенсию и нашел работу – чистить туалеты. Завтра будет время, будет покой, будет… почтение… Мы выпьем вместе чашку чая на майдане и поговорим о былых временах. Поверьте мне.
Пайк. Почтение… Если он умрет, я вас убью.
Дилип (смеется). Он не умрет. Пойдемте посмотрим, готов ли наш стол. Какой ужас! Из-за этой сутолоки я не заказал вам аперитив.
Пайк. Как его зовут, Дилип?
Дилип. Мистер Рам Сунил Сингх, вторая рота шестого полка раджпутанских стрелков.
Пайк. Он должен быть совсем ветхим.
Опять вкрадывается граммофонная музыка. Флора одна выходит на веранду.
Дилип. Нет, вовсе нет. Он был мальчишкой. Однажды мемсахиб нездоровилось, и Рам Сунил Сингх вращал у нее пунку, чтобы охладить воздух. Мистер Нирад Дас дал ему две анны. Такие вещи не забываются. (Поднимается, чтобы уйти.) Я на секунду. Должен сказать, я голоден как волк. (Уходит.)
Флора. «Мой ухажер – вероятно, мне следует называть его так, хотя, клянусь, я ничего не сделала, чтобы его поощрить, – приехал за мной в открытом „даймлере", который собрал толпу… Так мы и покатили (люди практически опадали с крыльев нашего автомобиля), будто бы выехали с Боу-стрит [47]47
Боу-стрит – лондонская улица писателей и судей недалеко от Ковент-Гардена.
[Закрыть]. Как странно, это было десять лет назад, почти день в день».
Пайк. Точнее, девять. Смотри «Женщина, которая писала о том, что знала», Э. К. Пайк, «Современное литературное обозрение», весна тысяча девятьсот семьдесят девятого.
Флора. «Все в Клубе были очень приветливы, из кожи вон лезли, чтобы сказать, что они не слишком увлекаются поэзией, но и против ничего не имеют, так что, мол, пожалуйста. На ужин был суп, вареная рыба, бараньи котлеты, бисквиты с вишнями и сардинки. И я в толк не возьму, милая, как нам все это сходит с рук. Некоторым из них я не доверила бы заправлять даже имперскими конюшнями. Но все это скоро кончится. Официально. Я слышала из первых уст…»
Резидент и англичанка танцуя появляются на сцене. Оба в радостном настроении.
Резидент (в танце). Пункт первый: остаться здесь – это наш нравственный долг, и, пункт второй, мы от него уклонимся.
Резидент и англичанка удаляются, кружась в танце.
Флора. «Я думала, Клуб будет похож на доходный дом где-нибудь в бойкой части Рейгейта, но вовсе нет… он огромный, белый, с колоннами, точно как тот дом, который, наверное, на твоей памяти первый… дом бедной мамы, который стал нашим на полгода и больше уж никогда. Я так и не возвращалась в Мэйбрук. Может быть, нам нужно совершить туда паломничество».
Пайк. Семья Крю встретила сэра Джорджа Дью-Ловетта из ланкаширского Мэйбрук-Холла в августе тысяча девятьсот одиннадцатого на променаде в Лландадно.
Дюран с возникает в сопровождении слуги, у которого на подносе два стакана с виски и сифон с содовой.
Дюранс. Вот и я. Два больших стакана.
Пайк. Катрин Крю не вернулась в семейный дом в Эшборне.
Флора. Мне, пожалуйста, побольше содовой.
Пайк. У нее начался роман с Дью-Ловеттом, директором пароходства «Белая звезда», и она перевезла дочерей в Мэйбрук.
Дюранс. Я налью.
Слуга кланяется и уходит.
Пайк. Персиваль Крю проявил понимание, и бракоразводный процесс уже шел, когда девочки вернулись в Эшборн к отцу на пасхальные каникулы тысяча девятьсот двенадцатого года, в то время как их мать соединилась с Дью-Ловеттом в Саутхэмптоне.
Дюранс. Скажите, когда хватит. (Управляется с напитками.)
Флора. Хватит.
Пайк. «Титаник» вышел в море десятого апреля, и Ф.К. никогда больше не видела ни мать, ни Мэйбрук.
Флора. Ваше здоровье.
Дюранс. Ваше здоровье.
Дилип возвращается с меню.
Дилип. Элдон! Теперь можно ужинать! Я надеюсь, вам понравится мой Клуб. «Дворец Джуммапура», разумеется, прекрасный отель, но в старые времена это здание действительно было дворцом, частной резиденцией Раджи.
Пайк (проходит за Дилипом). Где он живет сейчас?
Дилип (уходя): В пентхаузе! Здесь обычно хорош рыбный карри, и ни в коем случае не откажите себе в хлебном пудинге!
Флора. Простите, что я вас так утруждаю собой.
Дюранс. Так-то оно лучше. Вы, значит, приехали в Индию поправить здоровье…
Флора. Вас это потешает?
Дюранс. Да, пожалуй. Вы не видели английское кладбище?
Флора. Нет.
Дюранс. Я должен вас туда отвести.
Флора. Ох!
Дюранс. Люди здесь мрут как мухи: холера, тиф, малярия… Мужчины, женщины, дети… сегодня живы, завтра нет. Вы уверены, что доктор посоветовал вам Индию?
Флора. Он не сказал «Индия». Он сказал: морское путешествие и теплый климат. Мне захотелось в Индию.
Дюранс. Молодец. Жизнь на грани. Через месяц… вы не можете себе представить этой жары. Но вы уедете в Холмы, так что все в порядке. (Поворачивается к креслу.) Вот, глубокое кресло. Удобно класть ноги.
Флора. Да, глубокое. Спасибо. У вас славный Клуб.
Дюранс. Да, он довольно пристойный. Здесь не так много британцев, поэтому мы больше перемешиваемся.
Флора. С индийцами?
Дюранс. Нет. Собственно в Индии (я имею в виду нашу Индию) в таком городке было бы два или три клуба. У валлахов был бы свой, и чиновники держались бы сами по себе… знаете, как это бывает… и офицеры тоже…
Флора. Мистер Дас назвал вас капитаном.
Дюранс. Да, я – офицер. Временно командированный, разумеется. Нас, младших чинов, здесь двое. Когда мы путешествуем по штатам, мы представляемся политическими агентами. Джуммапур не из наших штатов… мой шеф распоряжается полудюжиной местных территорий.
Флора. Распоряжается?
Дюранс. О да.
Флора. Он – офицер? Нет… какая я глупая…
Дюранс. Он на индийской государственной службе. Неборожденный. Брамин [48]48
Брамин – представитель духовной или ученой касты.
[Закрыть].
Флора. Вы ведь не всерьез?
Дюранс. Да, всерьез. Нет, он не всерьез брамин. Но и-зация может довести и до этого.
Флора. Что?
Дюранс. Индианизация. Конец всему, понимаете? У нас в полку есть индийские офицеры. Мой сослуживец, младший офицер, отличный парень – он тоже на государственной службе, прошел экзамен, отучился год в Кембридже, освоил поло и застольные манеры, и вот он здесь, сахиб на государственной службе Индии. Флора. Он здесь?
Дюранс. В Клубе? Нет, он не может прийти в Клуб.
Флора. О!
Дюранс. Ваше здоровье, Флора. Я пью за ваше здоровье, за которым вы приехали. Мне бы хотелось, чтобы вы здесь остались дольше. В смысле, ради меня.
Флора. Понимаю, но я не останусь. Вот и все. Не смотрите на меня, как побитый пес. Я вам буду нравиться все меньше и меньше, если вы узнаете меня поближе.
Дюранс. Вы со мной поедете утром?
Флора. Серьезно?
Дюранс. Да, серьезно. Поедете?
Флора. На «даймлере»?
Дюранс. Нет. Обещайте, что поедете. Нам придется пойти внутрь через минуту, если никто сюда не выйдет.
Флора. Почему это?
Дюранс. Здесь, кроме сплетен, заниматься нечем. Здесь из-за вас все сгорают от любопытства. Одна из жен утверждает… Вы попадали дома в газеты? Какой-то скандал вокруг вашей книги, что-то в таком роде?
Флора. Понятно, почему вы так нервничаете. Вы угодили в мои силки… давайте войдем…
Дюранс. Нет. Простите меня. Флора… Мир? Пожалуйста.
Флора. Хорошо, мир.
Он целует ее без приглашения, для пробы.
Дюранс. Скреплено поцелуем.
Флора. Больше не надо. Я серьезно, Дэвид. Подумайте о своей карьере.
Дюранс. У вас правда скандальная репутация?
Флора. Когда-то была. Я и в суде побывала. На Боу-стрит.
Дюранс (встревоженно). О, не может быть. Флора. Может. Я была свидетельницей. Под судом был издатель, но стихи были мои… моя первая книга.
Дюранс. Вот как!
Флора. Дело закрыто из-за формальности, и полицейские были крайне милы, они провезли меня сквозь толпу в фургоне. Мою сестру выставили из школы. Но во всем этом я была виновата сама. Мировой судья спросил меня, почему все мои стихотворения – о сексе, а я ответила: «Пишу о том, что знаю» – из чистого эпатажа. Я была практически девственницей, но эта фраза протащила меня по всем газетам, да так, что мое имя узнает теперь жена поганого плантатора посреди Раджпутаны, черт, черт, черт., нет, давайте войдем.
