Текст книги "Иисус: последние дни. Что же произошло на самом деле"
Автор книги: Том Райт
Соавторы: Крейг Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Ожидал ли смерти сам Иисус?
Прежде чем мы рассмотрим суд над Иисусом и его казнь, нам следует задаться вопросом, ожидал ли смерти сам Иисус. Некоторые критики отвечают на этот вопрос отрицательно: что смерть оказалась для него неожиданностью или что он просто был арестован вместе с другими в момент народных волнений. Я нахожу такую историческую интерпретацию евангелий неправдоподобной, и у меня есть на то весомые причины.
Прежде всего, очевидно, следует обратиться к предсказаниям Иисуса относительно его страданий и смерти (например, среди прочих, Мк 8:31, 9:31, 10:32–34). Разумеется, многие критики утверждают, что эти предсказания созданы задним числом, что это так называемые vaticinia ex eventu (пророчества на основе уже совершившегося события). Следует признать, что данные пророчества, похоже, строятся на основе одной стандартной формы и содержат детали (такие как насмешки, плевки, бичевание), которые могут указывать на знание о том, что в итоге произошло с Иисусом на самом деле. Но даже если мы согласимся с тем, что эти пророчества о страстях подверглись редактированию или стилизации в соответствии с тем, что произошло с Иисусом, это отнюдь не значит, что он не ожидал смерти и даже что он не ожидал именно смерти на кресте. Если оставить эти стандартные по форме предсказания в стороне, какие еще указания на то, что Иисус ожидал страданий и смерти, мы найдем?
Во–первых, по моему мнению, Иисус с большой вероятностью мог думать о своей смерти потому, что на него, несомненно, произвела впечатление казнь Иоанна Крестителя (Мф 11:2–15; Мк 6:14–29, 9:13). Было бы странно, если бы Иисусу никогда не приходила в голову эта мысль: то, что произошло с его «союзником» Иоанном, может случиться и с ним. Фактически Иисус мог бы прийти к такому выводу и говорить о нем. Вспомним одно высказывание, которое по используемым выражениям и контексту нелегко поддается интерпретации. Иисус говорит, что Иоанн Креститель есть Илия, который «пришел», но не был встречен с подобающим почетом. Таким же образом Иисус, который только что прямо сказал о взаимосвязи между его служением и служением Иоанна, предполагает, что подобная судьба ожидает и его. Ему тоже предстоит «много пострадать и быть уничиженным» (Мк 9:11–13). Соответственно, казнь Иоанна определенно указывает Иисусу на то, что его ожидает подобная участь.
Во–вторых, сцена в Гефсимании, которая, по моему мнению, ясно свидетельствует о том, что Иисус ожидает смерти. Здесь мы видим, как Иисус, объятый страхом, падает на землю и умоляет Бога пронести мимо него чашу страданий (Мк 14:33–36). Это не похоже на благочестивое повествование или на иллюстрацию к вероучению. И в самом деле, это совершенно не тот спокойный Иисус из главы 17 Евангелия от Иоанна, который мирно общается с Богом, молится и за своих учеников, и за тех, кто придет после них.
Сцена в Гефсимании особенно убедительна потому, что здесь слова и действия охваченного страхом Иисуса не похожи на его поучение, приведенное раньше, где он призывает учеников «взять свой крест» и последовать за ним (Мк 8:34). Учитывая это, трудно понять, почему первые христиане передавали друг другу повествование о молитве в Гефсиманском саду и как оно вошло в евангелия, если только не предположить, что оно основано на надежном и достоверном свидетельстве очевидцев. Ведь оно потенциально подрывало репутацию Иисуса.
В–третьих, если Иисус ожидал смерти, то логично предположить, что он в течение своей жизни пытался понять ее смысл. И мы находим соответствующие данные. Так называемые «установительные слова», встречающиеся во многих источниках (Мк 14:22–25, 1 Кор 11: 23–25, Дидахе 9:1–5), свидетельствуют о том, что Иисус знал о приближении смерти и стремился постичь ее смысл. Его высказывания содержат ссылки на некоторые важные библейские тексты (Исх 24:8, Иер 31:31, Зах 9:11). Пролитая им кровь, как это понимает Иисус, станет залогом завета и царства Божьего. У Луки добавлено слово «нового», там речь идет о «новом завете» (Лк 22:20), и можно здесь увидеть позднейшую христианскую редакцию, уточняющую смысл слов, но и в таком случае эти слова верно передают смысл слов Иисуса. Выражение «новый завет» несет отголоски древнего пророчества: «Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет» (Иер 31:31). И этот новый завет не будет заключен, пока не прольется кровь Сына Божьего, Мессии Израиля.
И сама идея, что смерть праведника несет благо другим людям и спасает их, отнюдь не чужда ни миру иудаизма, ни миру тогдашнего Средиземноморья в целом. Мы находим несколько свидетельств о вере в то, что смерть праведника несет благо людям или даже избавление народу Божьему (например, 1 Мак 6:44, 4 Мак 1:11; 17:21–22; 18:3–4, Зав.М. 9–10, Библ. Др. 18.5). Самые важные свидетельства такого рода принадлежат к традиции повествований о мучениях и смерти маккавейских мучеников, которые во II веке до н.э. решительно противостояли сирийскому тирану Антиоху IV[7]7
Антиох IV (215–163 годы до н.э.) – правитель эллинистической империи Селевкидов. Проводил насильственную эллинизаторскую политику, что сделало его злейшим врагом иудеев, чтивших религиозные традиции своего народа.
[Закрыть]: «Если для вразумления и наказания нашего живый Господь и прогневался на нас на малое время, то Он опять умилостивится над рабами Своими… Я же, как и братья мои, предаю и душу и тело за отеческие законы, призывая Бога, чтобы Он скоро умилосердился над народом… и чтобы на мне и на братьях моих окончился гнев Всемогущего, праведно постигший весь род наш» (2 Мак 7:33, 37–38, курсив наги). Подобным образом Иисус верил, что Бог прогневался на свой народ, отвергший весть Всевышнего. Об этом говорит плач Иисуса о судьбе города (Лк 19:41–44, Мф 23:37–39 = Лк 13:34–35) и его тревожные указания на слова Захарии о пастыре, которого поразит Бог (Зах 13:7).
Если же Иисус ожидал смерти, то можно задать и следующий вопрос: ожидал ли он также и своего воскресения? Было бы странным думать, что он не ожидал восстания после смерти, поскольку многие благочестивые иудеи твердо верили в воскресение (Дан 12:1–3; 1 Енох 22–27, 92–105, Юб 23:11–31; 4 Мак 7:3; 4 Езд 7:26–42; 2 Вар 21:23, 30:2–5; Война 2.154, 165–66; Древн. 18.4, 16, 18). Здесь уместно вспомнить о семи братьях–мучениках и их матери, которые выражали твердую уверенность в воскресении (2 Мак 7:14, 23, 29; ср. 4 Мак 8–17). Можно ли себе представить, что Иисус ожидал своей смерти и при этом, веря в воскресение (Мк 12:18–27), не выражал веры в свое оправдание? Никоим образом. Крайне вероятно, что Иисус ободрял своих учеников (и самого себя), говоря о своем будущем воскресении.
Слова Иисуса о том, что ему надлежит «через три дня воскреснуть» (Мк 8:31) – другие евангелия говорят о воскресении «на третий день» (Мф 16:21, Лк 9:22; ср. 1 Кор 15:4), – возможно, содержат указание на пророчество Осии об обновлении Израиля:
«Оживит нас через два дня,
в третий день восставит нас,
и мы будем жить пред лицем Его»
(6:2).
Вот как это место понималось в арамейской традиции: «Оживит нас в грядущие дни утешения, в день воскресения умерших восставит нас, и мы будем жить пред лицем Его» (Ос 6:2 по Таргуму, курсивом выделены отличия арамейского текста от древнееврейского). Мы видим парафраз текста, в котором появилось не только указание на веру в воскресение (чего явно не было в оригинальном древнееврейском тексте), но и мессианское звучание – последнее относится к выражению «дни утешения» (ср. арамейскую версию 4 Цар 23:1). Удивительно, как тесно связаны слова Иисуса с этой арамейской традицией.
Вера Иисуса в то, что Бог воздвигнет его из мертвых, также свидетельствует о том, что он ожидал смерти. Вопрос о воскресении Иисуса рассматривается подробнее в третьей главе настоящей книги.
Суд над Иисусом
С XIX века вокруг суда над Иисусом идут горячие споры, часто в связи с антисемитизмом христиан. Одни ученые уверяли, что суд над Иисусом был исключительно делом римлян, другие утверждали, что в основном за него отвечают иудеи. Сегодня большинство ученых справедливо признают, что здесь участвовали как иудейские, так и римские власти.
Все четыре канонических евангелия говорят о том, что Иисуса судили как иудеи, так и римляне, а иногда те и другие действовали в той или иной степени сообща. Согласно Марку, Иисуса арестовали люди, посланные влиятельными священниками, книжниками и старейшинами (14:43–50). Иисуса отводят к первосвященнику (14:53). Затем иудейские властители собираются у «двора первосвященника» (14:54), исходя из чего можно, хотя и без полной уверенности, предположить, что разбирательство происходит в доме Каиафы. Влиятельные священники и совет ищут свидетельства, порочащие Иисуса (14:55–56). Против арестованного выдвигаются различные обвинения, включая то, что Иисус угрожал разрушить Храм (14:57–58; ср. 13:1–2). Когда Иисус заявляет, что он действительно Мессия и Сын Божий, который воссядет одесную Бога, его обвиняют в богохульстве, которое должно караться смертью (14:61–64). На следующее утро иудейские власти отправляют Иисуса к римскому префекту Пилату, управлявшему Иудеей и Самарией (15:1). Пилат допрашивает Иисуса («Ты Царь Иудейский?») и предлагает его отпустить в рамках традиционного «праздничного помилования» на Пасху (15:15).
В других евангелиях мы видим определенные значимые отличия, которые добавляют к описанию событий некоторые детали. Так, у Матфея говорится о зловещем сновидении жены Пилата, которое содержало предупреждение, обращенное к правителю: «Не делай ничего Праведнику Тому» (27:19). В конце суда Пилата у Матфея римский правитель умывает руки и провозглашает, что «невиновен в крови Праведника Этого» (27:24), в ответ толпа выкрикивает роковые слова: «Кровь Его на нас и на детях наших» (27:25). У Луки в описании суда Пилата мы находим чуть больше значимых особенностей. Иисуса обвиняют в том, что он запрещает платить налоги кесарю (23:2) и возбуждает народ (23:5). Кроме того, этот евангелист приводит любопытные истории о встрече Ирода Антипы с Иисусом и о возобновлении дружбы между Иродом и Пилатом (23:6–12). Лука также резко подчеркивает невиновность Иисуса (23:20–25). Безвинный Иисус составляет резкий контраст убийце Варавве, которого требует освободить толпа.
В четвертом Евангелии описание суда над Иисусом, а особенно суда Пилата, резко отличается от того, что мы видим у Марка, Матфея и Луки. После ареста Иисуса доставляют к Анне, бывшему первосвященнику и тестю нынешнего первосвященника Каиафы (18:12–13). При допросе Иисусу наносят удар в лицо (18:22–23). Затем Иисуса отправляют к Каиафе (18:24), а оттуда – в римскую преторию (18:28). Особенно разительное отличие Евангелия от Иоанна от синоптических[8]8
Синоптические евангелия – Евангелие от Марка, Евангелие от Матфея, Евангелие от Луки. Эти тексты сходны по стилю, содержанию, последовательности изложения.
[Закрыть] евангелий заключается в том, что в нем ничего не говорится о допросе Иисуса Каиафой или диалогах между ними. Но еще более яркая отличительная черта Евангелия от Иоанна – диалог между Пилатом и Иисусом (18:29–38). Есть еще одна важная особенность повествования Иоанна, которая, быть может, чрезвычайно важна с богословской точки зрения: евангелист подчеркивает, что иудейские власти не имеют юридического права подвергать кого–либо казни (18:31–32). Из этого неизбежно вытекает казнь на кресте (когда Иисус будет «вознесен от земли», см. 12:32), кроме того, возможно, Иоанн преследует также и апологетические цели, приуменьшая вину римских властей в смерти Иисуса.
Суд над Иисусом кратко упоминается и в некоторых других текстах Нового Завета. В своей проповеди на Пятидесятницу Петр говорит об Иисусе: «Мужа, Богом отмеченного для вас силами, и чудесами, и знамениями, которые сотворил чрез Него Бог среди вас… по определению и предведению Божию преданного, вы, пригвоздив рукою беззаконных, убили» (Деян 2:22–23). Когда Петр говорит здесь «вы», он обращается к иудейскому народу (см. 2:14), а «беззаконными», несомненно, называет римских властителей. Об этом же говорится в проповеди в Храме, где Петр обвиняет своих собратьев иудеев: «Бог… прославил Отрока Своего Иисуса, Которого вы предали и от Которого отреклись пред лицом Пилата», но вы «Начальника жизни убили» (Деян 3:13–15). Речь Петра предполагает (и справедливо) сотрудничество иудейских и римских властей, которые вместе осудили и казнили Иисуса. Это же звучит в Деяниях, в контексте истолкования того места из Пс 2, где псалмопевец вопрошает, почему народы составили заговор «против Господа и Помазанника Его». И апостолы в молитве провозглашают: «Собрались ведь воистину в городе этом на Святого Отрока Твоего Иисуса, Которого Ты помазал, Ирод и Понтий Пилат с язычниками и народами Израиля» (Деян 4:27). Эта же тема звучит в проповеди, вложенной в уста Павла: «И не найдя никакого основания для смерти, упросили Пилата убить Его» (Деян 13:28). Кроме того, в одном из пастырских посланий автор напутствует читателей «пред Богом, все животворящим, и пред Христом Иисусом, засвидетельствовавшим пред Понтием Пилатом доброе исповедание» (1 Тим 6:13).
Согласно евангельским повествованиям, Иисус был арестован ночью, когда он молился в относительно уединенном месте под названием Гефсимания на Масличной горе. Марк описывает пришедших взять Иисуса такими словами: «множество народа с мечами и кольями от первосвященников и книжников и старейшин» (14:43; ср. Ин 18:3: «Иуда, взяв когорту, а от первосвященников и фарисеев – служителей, приходит туда»). Эти люди смогли найти Иисуса, потому что получили об этом указания от Иуды Искариота, который и привел их к Иисусу (Мк 14:10–13, 43–45). Обе детали: люди, посланные влиятельными священниками, и подкуп со стороны священников – в целом подкрепляет Иосиф Флавий, который рассказывает о подобных действиях самого влиятельного из всех иудейских первосвященников I века [см. Древн. 20.205–7 («у него были крайне испорченные слуги»), 213 )«благодаря своему богатству, пользовался огромным влиянием, так как с помощью денег склонял людей на свою сторону»); Т. Менах, («их слуги приходят и бьют нас дубинками»)].
Трудно сказать, куда именно отвели Иисуса после ареста. Марк говорит, что его доставили к первосвященнику (14:53; о том же Лк 22:54), но не называет имени первосвященника. Матфей называет его Каиафой. Четвертый евангелист еще сильнее усложняет вопрос: «отвели Его сперва к Анне, ибо он был тесть Каиафы» (Ин 18:13а). Анна назван «первосвященником» (18:19), несмотря на то, что был тестем человека, который занимал этот пост «на тот год» (18:13б). У Иоанна Анна допрашивает Иисуса, а затем посылает его к Каиафе (18:24). Либо синоптики ничего не знали об этом допросе у Анны, либо решили опустить данный эпизод.
Последующее разбирательство дела Иисуса перед иудейскими властями касается двух главных пунктов: это заявления, направленные против Храма, и идентичность Иисуса. Во–первых, выступают свидетели, которые заявляют: «Мы слышали, как Он говорил: «Я разрушу храм этот, рукотворенный, и в три дня воздвигну другой, нерукотворенный» (Мк 14:58), что перекликается с пророчеством Иисуса о грядущем суде над Иерусалимом и Храмом. О том же косвенно говорит его деяние в Храме (Мк 11:17) и рассказанная им притча о винограднике (Мк 12:1–12), а затем Иисус прямо подтверждает это в своем пророчестве (13:1–2). Таким образом, показания этих свидетелей не были чистой выдумкой; Иисус говорил нечто подобное (см. также Ин 2:19). Но они ложные потому, что Иисус говорил о суде Бога, а не о суде, который он совершит своими руками. У Иисуса не было намерения разрушать и затем восстанавливать Иерусалимский храм. Но он предупреждал, что Храм будет разрушен, если народ, а особенно правящие священники, не покаются.
Слушания перед иудейским советом достигают драматической кульминации в тот момент, когда Иисус произносит свое исповедание. Первосвященник спрашивает Иисуса: «Ты ли Мессия, Сын Благословенного?» (Мк 14:61). Как мы уже видели, у него есть все основания задать этот вопрос. Въезд Иисуса в Иерусалим, приветственные крики толпы, его вызывающее поведение в Храме, донесение о его помазании – все это указывает на то, что Иисус считает себя Мессией. Даже в его исцелениях и изгнании бесов можно усмотреть параллель с историями о знаменитом царе Соломоне. На вопрос первосвященника Иисус дает прямой ответ:
«Я;
и вы увидите Сына Человеческого,
восседающего по правую сторону Силы
и грядущего с облаками небесными»
(14:62).
В ответе Иисуса звучат два отрывка из Ветхого Завета, причем оба связаны с судом. Выражения «Сын Человеческий» и «грядущий с облаками небесными» взяты из Дан 7:13, а выражение «восседающий по правую сторону» – из Пс 109:1. И Дан 7, и Пс 109 представляют сцены суда над врагами Бога. Возможно, мы, современные люди, не слышим в этих словах Иисуса угрозы, но ее ясно слышит первосвященник – и он приговаривает Иисуса к смерти за эти слова не только потому, что Иисус считает себя Сыном, которого помазал Бог, но и потому, что арестованный косвенно заявил, что воссядет на престоле в момент суда над первосвященником, как если бы последний был врагом Бога. И не стоит удивляться тому, что в ответ на прямые слова Иисуса прозвучали обвинения в богохульстве и смертный приговор (14:63–65).
Наутро иудейские властители, посовещавшись, принимают решение направить Иисуса к римскому правителю Пилату. Теперь судьба арестованного находится в руках префекта. Иудейские властители уже приняли свое решение. Отныне им остается только стоять в стороне, подбадривая или осыпая насмешками других участников драмы. Но прежде чем мы обратимся к суду Пилата, следует со всей ясностью понять одну важную вещь: нельзя обвинять еврейский народ в суде и распятии Иисуса. Такое обвинение плохо не только с богословской, но и с исторической точки зрения. Историк понимает, что Иисуса приговорила к смерти ничтожно малая группа влиятельных иудеев. Весь народ в целом не выносил этого приговора. И даже те, кто позднее в тот день требовали его распятия, были сравнительно малочисленной группой. С богословской точки зрения Иисус умер за грехи всех людей земли. В этом смысле мы все послали его на крест. Ни один отдельный народ в этом обвинить нельзя. А теперь перейдем к Пилату.
По свидетельству всех четырех евангелий, на допросе у Пилата главной темой было обвинение Иисуса в том, что он претендовал на роль царя иудеев (Мк 15:2, Мф 27:11, Лк 23:3, Ин 18:33). Это подтверждает и обозначение вины Иисуса при распятии «Царь иудейский» (Мк 15:18, 26 и параллельные места в других евангелиях). Существуют убедительные аргументы за то, что этот титул не был плодом творчества христиан, которые хотели таким образом выразить свою веру или что–либо еще. Христиане называли Иисуса Мессией (или Христом[9]9
Христос – греческое слово, означающее «помазанник». Соответствует еврейскому «Мессия», которое обозначало помазанного царя Израилева. Ученики воскресшего Иисуса стали употреблять слово «Христос» как часть имени своего Господа.
[Закрыть]), Сыном Божьим, Господом и Спасителем, но не «Царем иудейским» – не тем самым титулом, которым римский сенат пожаловал Ирода Великого (Война 1.282, Древн. 14:36; 15:373, 409; 16.291).
Сомнительно, чтобы Пилат при обычных обстоятельствах колебался, решая вопрос о казни возмутителя спокойствия. Но дело происходит в канун Пасхи, самого великого из всех священных праздников иудеев. Что еще хуже, этот праздник был посвящен событию, когда Бог избавил свой народ от гнета иноземцев. Пилат не мог не держать это в уме, поскольку знал особенности народа, которым управлял. Разумеется, он всегда стремился продемонстрировать свою власть и мощь Рима, чтобы сохранить за собой пост правителя этой земли и поддерживать здесь Pax Romana (Римский мир), однако при этом временами ему приходилось быть мудрым и проницательным. Желал ли он казнить популярного в народе пророка и целителя накануне Пасхи прямо за стенами Иерусалима? Может быть, достаточно бичевания или заключения в тюрьму? Пусть решает народ.
Праздничное помилование
Все четыре канонических евангелия рассказывают о том, что Пилат был готов объявить о помиловании одного из осужденных преступников на Пасху (Мк 15: 6–15, Мф 27:15–23, Лк 23:18–25, Ин 19:10–12). Некоторые критично настроенные исследователи выражали сомнение в исторической достоверности этих рассказов, однако трудно себе представить, чтобы все четыре евангелиста использовали выдумку, которую было достаточно просто разоблачить. Кроме того, до нас дошли и другие не вызывающие сомнений истории о том, как римские или какие–то иные властители отпускали узников на свободу в особые дни. Так, римский историк Ливий (около 25 до н. э.) говорит об отдельных случаях, когда узников освобождали (История Рима от основания города, 5.13.8). Сын Ирода Архелай, которого незадолго до описываемых событий назначили этнархом Иудеи и Самарии (4 до н.э.), в ответ на пожелания народа освободил многих заключенных (Древн. 17.204). Флавий рассказывает и о том, что прокуратор Альбин, правивший всем бывшим царством Ирода Великого (62–64 н. э.), готовясь покинуть свой пост, освободил многих узников (нечто подобное амнистии, объявленной уходящим с поста президентом). В одном официальном документе, созданном не ранее 85 года н.э., говорится: «Хотя ты заслужил бичевания… я отдал тебя толпе» (П.Флор. 61). В данном случае римский властитель освобождает преступника от бичевания, которое нередко предшествовало распятию, и отпускает его на свободу. Несколько иной сценарий описывает Плиний Младший, правивший Вифинией (Малая Азия) при императоре Траяне (около ПО н.э.): он говорит о помиловании преступников, которые «умолили проконсулов и легатов» о прощении (Письма 10.31). Наконец, в Мишне (около 200 н. э.), сборнике иудейских устных преданий и законов, говорится: «режут (пасхального агнца) для того… которому обещали выпустить его из тюрьмы (на иудейскую Пасху)» (м. Песахим 8:6).
Эти свидетельства в целом показывают, что римские чиновники и по меньшей мере один властитель из династии Иродов порой освобождали узников (как это делали и другие властители восточного Средиземноморья). Такие помилования совершались по чисто политическим причинам – чтобы удовлетворить желания народа и добиться его расположения. Таким образом, праздничное помилование в случае Пилата говорит скорее о его политической хитрости, а не о слабости власти или чисто человеческой доброте. Помилование на Пасху должно было продемонстрировать иудеям, что римляне уважают их великий праздник, оно как бы говорило народу: «В соответствии с вашим празднованием освобождения от уз мы готовы освободить любого узника по вашему желанию». Обычай праздничного помилования давал Пилату возможность переложить ответственность за судьбу Иисуса на плечи тех, кто выступил с обвинениями против него. «Они так страстно жаждут его смерти? Пускай тогда сами несут ответственность за приговор». Пилат не показывает здесь ни трусости, ни принципиальности. Это просто хитрость политика.
Есть еще один аргумент в поддержку историчности этих рассказов евангелистов. Если бы такого обычая не было, если бы Пилат не отпускал узников на Пасху и в другие праздники (или не сделал этого хотя бы однажды), рассказы евангелистов об этом поступке префекта было бы легко опровергнуть, а это подорвало бы доверие к ранней церкви. Все три позднейших евангелиста передают эту историю (причем Иоанн, вероятно, делает это независимо от синоптиков), что свидетельствует о том, что данная история не вызывала недоверия у слушателей.
Таким образом, поняв, что Иисус передан в его руки по причине зависти недоброжелателей, Пилат действует осмотрительно. Прежде чем вынести смертный приговор, он обращается к народному мнению и ищет одобрения толпы. Хотят ли эти люди смерти Иисуса – или это лишь желание горстки влиятельных священников, выдвинувших против него обвинения и требующих его казни? Это не стремление к справедливости, это – чистая политика. Возможно, Пилат знал о популярности Иисуса. Ему не хотелось вызвать ненависть народа, особенно в праздничные дни, тем самым подстрекая его к бунту. Именно этого он стремился избежать. Кто–то может возразить, что это не соответствует другим случаям, когда Пилат не стеснялся прибегать к насилию для управления своими подданными. Но здесь Пилат защищал свои собственные действия. И потому в отношении Иисуса его заботило лишь одно: как сохранить мир.
Далее евангелисты повествуют о том, что влиятельные священники подстрекают толпу требовать освобождения Иисуса Вараввы – а не Иисуса из Назарета (Мк 15:11–15). Иудейские властители уже добились благосклонности Пилата. А теперь им удается добиться расположения толпы. Им казалось, что опасного Иисуса из Назарета с большой вероятностью могут отпустить. В конце концов, это был популярный учитель и целитель, не призывавший к вооруженной борьбе, а потому не представлявший собой непосредственной угрозы Риму. Его можно было обвинить лишь в том, что он говорил о грядущем царстве Бога, в котором он сам будет играть ключевую роль – но это мало чем отличалось от надежд или мечтаний других людей. Значит, с политической точки зрения, быть может, выгоднее его освободить, чем превращать в мученика. И потому влиятельные священники стали подстрекать толпу, чтобы она требовала освобождения бар Аббы, или Вараввы (о шумных толпах, собиравшихся перед римскими властителями, см. Деян 24:1, Древн. 18.264–73).
А если правитель не освободит Иисуса из Назарета, что он должен сделать с ним? Здесь перед ним стоит очевидная альтернатива: либо казнь, либо заключение. Но Пилат вынуждает толпу принять соответствующее решение. Это позволяет ему «умыть руки» (Мф 27:24 – здесь он делает это в буквальном смысле слова) относительно этого дела. Можно сказать, что с политической точки зрения Пилат поступил мудро, и это вполне соответствует всему тому, что мы знаем о нем от других авторов, относящихся к Пилату без симпатии (например, Филон и Флавий).
И снова «они» – то есть толпа (см. Мк 15:11) – вместе с влиятельными священниками громкими криками высказывают свое требование освободить Варавву. Что же касается судьбы Иисуса, они кричат: «Распни его!» Они не хотят, чтобы того бросили в тюрьму, но настаивают на высшей мере наказания для него: на распятии. Они надеются, что со смертью Иисуса созданное им движение исчезнет, а его ближайшие последователи будут морально раздавлены.
Спрашивая: «Какое же Он сделал зло?» (Мк 15:14) – Пилат не совершил «тактической ошибки», как выразился один комментатор, не было здесь и «слабости», как предполагает другой. Властитель готов удовлетворить пожелания влиятельных священников, требующих казни Иисуса, но одновременно хочет избавить себя от политического риска. Он думает только об одном: чтобы вынесение приговора Иисусу не спровоцировало возмущения иудеев или не показалось им очередным проявлением жестокости со стороны римлян. Пилат не хочет навлекать на себя потенциальные неприятности. Он всего–навсего стремится снять с себя ответственность (подобную тактику использует римский проконсул Галлион в Коринфе, который расценил представленное ему дело как внутренние споры иудеев, не подлежащие его юрисдикции; см. Деян 18:12–17). Если толпа настаивает на смертной казни для Иисуса, он бы хотел узнать, почему, и желает, чтобы они сами о том публично заявили.
Наконец, не желая более усиливать возбуждение толпы, Пилат велит освободить Варавву (Мк 15:15). И опять же этот ход не свидетельствует о его слабости. На самом деле здесь Пилат заботится о том, чтобы не обидеть своих союзников – влиятельных священников. В других случаях Пилат сталкивался с недовольством «черни», то есть обычных людей, а не влиятельных священников. И здесь он хочет удовлетворить пожелания влиятельных священников, однако предварительно убедившись в том, что не совершает ошибки. Выдав Варавву народу, Пилат передает Иисуса в руки римских воинов, которые будут совершать казнь.
В евангелиях Пилат выглядит колеблющимся правителем, который желал бы отпустить Иисуса, но в итоге вынужден уступить требованиям влиятельной иерусалимской элиты. Многие ставили под сомнение достоверность этой картины. Иные предполагали, что евангелистами здесь двигали апологетические мотивы: что они стремились представить Иисуса и первых христиан союзниками Рима. В конце концов, говорят сторонники этой теории, именно иудейские правители, а не римский префект желали убить Иисуса. Евангелисты могли литературно использовать образ колеблющегося и нерешительного Пилата, это вполне вероятно. Но крайне неправдоподобно думать, что они ее изобрели. Если мы вспомним политическую и социальную обстановку тогдашней Палестины, то не станем удивляться тому, что Пилату не хотелось столь публично и столь вызывающе предавать казни известного галилейского пророка, многие последователи которого находились в эти дни в Иерусалиме. Иисус на кресте мог спровоцировать бунт, а этого Пилат изо всех сил стремился избежать. Поскольку Иисус не призывал к вооруженной борьбе, он представлял для Рима сравнительно небольшую опасность. Здесь было бы достаточно бичевания и какого–то срока тюремного заключения. Однако влиятельные священники настаивали на его смерти. Пилат уступил им, но при этом ясно продемонстрировал, что желание казнить Иисуса исходит не от него самого.
