Текст книги "Город Звёзд"

Автор книги: Том Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Расколотый мир

Пролог

Степи Вак’Хала

Поздняя осень 968 года со времен Великого Раскола

Низкие серые тучи заслонили своим унылым одеялом солнечный свет. Ветер гнул длинные стебли увядающих трав и кустарников, навевая своей шепчущей музыкой грусть и тоску. Осень медленно, но верно настигала последние зеленые островки на грязно-желтом полотне степей. Одинокие березки, как потерявшиеся путники среди бесконечной пустыни, утомленно качали ветвями, отправляя в последний путь желтые листочки. Ярик зябко поежился, и поплотнее запахнул подпоясанный кафтан, отороченный засаленным мехом. У его ног, присыпанный былинками, лежал маленький самодельный лук и обмотанный кожей деревянный колчан. Мальчик сидел возле грустной березки, припав на одно колено, на вершине старого муравейника, так, чтобы возвышаться над травой.

Где-то там, среди этого бескрайнего моря, что-то шевелилось. Сначала медленно, но затем все быстрее и быстрее, нечто начало приближаться к укрытию Ярика. Шум сминаемой травы распугал затаившуюся живность. Недовольная пустельга вспорхнула с ветки березки, вынужденная прервать свои наблюдения за шепчущимися у корней мышами.

Ярик пристально всматривался в сторону, где вот-вот должно было выскочить неведомое чудо, но рук к луку не тянул. Да и старый отцовский ножичек, привязанный к поясу, остался на месте. В этот момент шум стих и из травы показалась довольная собачья морда. Шерсть цвета степей была испачкана в крови дрофы, зажатой в зубах зверя.

Пес подошел к смирно сидящему Ярику. Положив тяжелую тушку птицы пред собой, он уселся напротив мальца, тихо поскуливая. Тот хмурым взглядом оценил пса и его добычу и только потом, наконец, улыбнулся:

– Ну что, Вьюнок, нашел-таки нашу птичку!

Тот радостно замолотил хвостом, отвечая на хозяйские похвалу и поглаживания.

Утерев морду псу, маленький охотник аккуратно достал стрелу, вошедшую в тушу дрофы чуть ниже шеи.

– Сгодится еще, – с серьезным лицом он вытер ее, и убрал в колчан. Вьюнок не унимался, все скулил и ловил зубами воздух, явно гордый своей удачной охотой.

Путь до хутора лежал по звериным тропам. Мальчик прекрасно ориентировался в их хитросплетениях и постоянно подмечал новые лазейки, проложенные местным зверьем. Но чем ближе к холмам, тем реже становилась трава, да и высота ее совсем сходила на нет. Здесь, так близко к человеку, следы животных почти пропадали. Только отчаянные лисы могли пробираться к курятникам за заветной добычей.

По пути попадались пеньки от срубленных берез и ободранные ради хвороста кустарники. Ближайший густой лес был довольно далеко, почти день пути, а ночи уже начинали приносить первые морозы. Грелись, чем могли. Через пару недель должны вернуться мужики, которых староста отправил на заготовку первых дров все в том же лесу. Дрова обычно заготавливались по лету. Но нынче, в начале осени, вся деревенская поленница, вместе с рядом стоящей баней сгорели. И теперь с холодами нужно было справляться самим.

Хутор, где жил Ярик, был совсем крохотный, и двух десятков домов не наберется. Зато рядом тек ручей с холодной и сладковатой водицей. Оттого и остались жить здесь. Люд был самый разномастный, с юга, востока, запада. Несколько семей занималась земледелием и запасами для всей деревни, остальные охотились или ходили на рыбалку до речушки на севере. Кто-то разводил кур да ухаживал за единственной на всю деревню лошадью. Жили здесь не шибко образованные, но ценящие честный труд люди. А как иначе, когда твой дом находится на отшибе известного мира и за обочиной истории. Дальше на восток и юг простирались бескрайние степи, где летом резвились племена кочевников-турлуков, а зимой выли леденящие ветра и стояли непроходимые сугробы.

Ярику шел четырнадцатый год. Отец мало-помалу научил его считать и писать, а еще владеть луком и дубиной. И пускай они и жили вдвоем, близкими их отношения назвать было нельзя. Мамы у Ярика не было. Она умерла вскоре после его рождения, он даже не помнил ее.

Отец был кузнецом. Самым настоящим. Он явно не из этих краев, ведь тут никто не научит плавить железо или делать подковы да гвозди. Но он неохотно делился своим прошлым. Мальчик знал лишь, что отца, Трора, и маму, Настасью, уже очень-очень давно нашла в Темном лесу деревенская травница. Их подрал медведь, оставив страшные раны. Мама едва не умерла, а отец остался без нескольких пальцев на руке. Травница выходила родителей и привела в деревню. А те неожиданно остались тут жить. Так и прожили тут больше добрых тридцати лет. Мать, до того, как ее не стало, занималась хозяйством. Отец помогал местным, делал инструменты, иногда мог поторговать с кочевниками.

А еще у него был меч. Тоже самый настоящий.

– Ну вот и пришли, песик! – облегченно вздохнул Ярик, когда показались крыши родной деревни.

Под конец осени приходилось каждый раз уходить все дальше от дома. Звери и птицы, гонимые холодными ветрами, покидали увядающие степи. Мальчик перекинул увесистую тушку птицы с одного плеча на другое и двинулся вперед, перешагивая непоседливого пса, который резво крутился вокруг хозяина.

«Наверняка предвкушает дрофиные потроха», – улыбнулся про себя Ярик.

Детишек в деревне было немного. Один, совсем маленький, Василек, чье рождение справляли всем хутором. Другой постарше, Хаким. В свои шестнадцать или семнадцать лет уже успел получить прозвище – Твердая голова, когда оседлал испуганную козу и на полном ходу разломал лбом калитку одной из хат. Но главным другом Ярика была бойкая и своенравная девчушка по имени Маня. Лет ей было чуть поменьше, чем ему, но она уже стала неплохой хозяйкой и добытчицей. Ведь приходилось кормить как себя, так и дряхлую бабушку.

– Ярик! Явился-таки, песий друг! – прозвенел звонкий девичий голосок, распугавший ворон с крыши ближайшей избы.

Манька бежала по тропе навстречу Ярику. Ее каштановые косички смешно болтались и хлестали по лицу. Вьюнок радостно залаял и рванул к ней на встречу, смешно перебирая лапами по грязи. Нагнав девчушку, он начал радостно кружиться, пританцовывая одному ему известные танцы. Манька хохотала от души, так сильно она любила этого непоседливого пса. Как и все остальные в деревне. Других-то собак не было. Края длинной холщовой рубахи, торчавшей из-под старого мехового тулупа девочки, вмиг покрылись следами от собачьих лап.

– Ну! Показывай, показывай, чего раздобыл! – нетерпеливо запрыгала девочка, сжав кулачки.

Ярик поднял дрофу повыше:

– Гляди, какая красавица, Манька! Вся в тебя! Га-га-га! – он потряс тушкой перед ее лицом.

– Дурак ты, Ярик! Не издевайся над птичкой! – надула губы девочка, и, с издевкой, добавила: – Надеюсь, она вкуснее, чем те суслики, которых ты наловил в прошлый раз. Пойдем, отнесем бабушке, она ее ощиплет.

– Да-да, пошевеливайся, женщина, – шутливо насупился Ярик.

Справившись, ребята уселись на старой почерневшей лавке, близ дома Мани. Рядом расположились бабы, перебиравшие почерневшие грибы, выискивая те, что еще были съедобны. Сезон кончался, и поиск еды скоро сильно осложнится. Мужики носили хворост и дровишки от избы к избе. Ванька-гончар, творивший из глины самые причудливые вещи, полезные и не очень, добавлял последние штрихи к своему новому творению: обычную соломенную крышу терема старосты он менял на обожженную черепицу. Теперь дом стал похож на огромного карася. Кто-то пыхтел, неся деревянные ящики, полные репы, лебеды и чеснока в свои хаты. Где-то раздавался стук молотка о наковальню, то был отец Ярика.

– Наверняка делает новые гвозди для дядюшки Хасана, – прочла мысли Ярика девочка. – Тот собрался построить новую избу, а Ваня сделает там печь, и будет у нас новая баня!

– Было бы здорово, – безрадостно ответил мальчик, грустно вглядываясь в закат. – Старая баня сгорела, а мыться в корыте на улице уж больно зябко становится. Уж лучше вшей терпеть.

– Да… – болтала ножками Маня, – Лучше вши, чем холодная гузка!

– Вон старый Оглоб вообще не моется, даже когда банька была. Отец говорит, мол, у него вши с блохами скоро войну начнут друг с другом, за самые вкусные места! – грубым голосом передразнил отца Ярик.

Маня занялась звонким смехом. Мальчик положил руку на лоб Вьюнку, лежавшему под ногами. Пес замолотил хвостом и подставил для ласки свой живот.

– Ты завтра снова на охоту, Ярик? Давай без сусликов только! Они может и милые, но на вкус крысы крысами!

Мальчик поднял взгляд и посмотрел на подругу:

– Я не знаю. Отец сам говорит мне, что делать и кого ловить на этот раз. Может быть, завтра будем заниматься, я ведь учусь всяким премудростям у него. Вон даже умею теперь писать на старо… – он прищурился, вспоминая слово, – На старородском!

– Ай, удивил, я на нем уже давным-давно научилась, – похвасталась Маня, – Бабуля у меня мудрая, хоть и ходит под себя. Зато много чего знает! И меня учит.

Они посидели какое-то время, рассуждая о новых выкрутасах Твердоголового Хакима и россказнях старика Оглоба, пока нос Маньки совсем не покраснел от холода.

– Ярослав! – разнесся над домами громкий бас.

– Ох! Отец зовет, пошли Вьюнок. Увидимся завтра, Мань! – дернув девочку за косичку на прощание, Ярик побежал к дому.

– Дурак! – отозвалась та и показала ему вслед язык.

Отца, в маленькой импровизированной кузнице, укрытой навесом от дождя, не оказалось. Ярик застал лишь остывающий горн, из которого холодный вечер вытягивал последнее тепло. Шкафы с инструментами были закрыты. Вьюнок без лишних напоминаний забрался в свою конуру под лестницей, и затаился в ожидании ужина.

Мальчик поднялся внутрь избы. Отец сидел возле печи, подкидывая к прогоревшим углям свежих дров. Обстановка в доме была предельна проста. Помимо печи, имелись стол и пара лавок возле него, нищая лавка, загроможденная какими-то ящиками, да красный угол с маленьким идолом Бога солнца Лема. Главным украшением комнаты выступал меч в кожаных ножнах, расположенный возле окна на стене. Его рукоять из черной кожи венчал украшенный узором серебристого цвета и большим красным камнем эфес. На столе стояла сальная свеча, отгонявшая своим неровным светом вечернюю тьму.

Отец, не поворачивая головы в сторону сына, сухо спросил:

– Как охота?

– Поймал дрофу, немногим меньше пуда весом, – понуро ответил мальчик.

– Хорошо. Хватит надолго, – он отряхнул руки от древесной пыли. – Куда попал?

Ярик стоял, опустив голову, не решаясь сделать шага вглубь дома.

– Чуть ниже шеи, – ответил он, потирая замерзшие ладошки.

Отец посмотрел на сына. От света огня из печи, в острых чертах лица и многочисленных морщинах залегли глубокие тени. Легкая седина на висках придавала ему вид мудрого, но грозного старца. Темным взглядом он какое-то время сверлил мальчика, после чего сказал:

– Вижу, ты делаешь успехи. Накорми пса. Соседка Ольга угостила нас горшком с чечевицей и кроликом, принеси все, поедим, – он кивнул в сторону печи и вышел из дома.

Ярик юркнул вслед за ним в сени, сполоснулся в бочке с водой и стянул с полок пару луковиц и баночку с толченым хреном, после набрал кувшин из другой, заполненной дикой вишней и водой бочки. Бросив псу останки вчерашнего ужина, он поспешил снять с печи горшок с кашей и поставить на стол. Только сейчас он осознал, что жутко голоден. Отец вернулся, держа в руках изрядно зачерствевшую лепешку. Свежий хлеб сейчас пекли редко, да и печи, пригодные для этого, были далеко не в каждом доме. Дрова шли только на обогрев.

Трапеза проходила молча. Ярик ел, уткнувшись в тарелку. Отец, не отрывая орлиного взгляда от огня свечи, жевал долгими и мощными движениями челюсти. На скулах играли желваки. Он всегда был таким. Хотя те, кто знал его подольше, говорили, что раньше Трора наполняли только доброе настроение и тяга к общению. На вечерних посиделках долгими летними вечерами или во время зимних обрядов, он был душой компании, постоянно рассказывал истории о чужих землях и много шутил. Но потом с матерью случилось что-то ужасное, что именно Ярик и сам не знал, но произошло это почти сразу после его рождения. Ее не стало. С тех пор отец зачерствел как лепешка, которую он сейчас жевал. Сердце превратилось в камень. И огонь свечи освещал в его глазах нечто хищническое, будто его терзали доставляющие боль воспоминания.

Ярик не понимал, чем заслужил такое отношение со стороны отца. Он прилежно учился мудростям, которые тот преподавал ему. Из кожи вон лез, пытаясь заслужить его одобрение. А в ответ получал нечто сухое и отстраненное, вроде: «Вижу, ты делаешь успехи». Да и разговаривали они только по вечерам. Примерно также как сегодня. Поэтому Ярик искал утешения в дружбе с Манькой. Хотя в основном, дни напролет, он одиноко скитался по степям, выискивая животных и птиц. Единственной его компанией был непоседливый Вьюнок.

Ночь затопила улочки хутора. И даже луны не взошли над бежавшими сюда облаками, чтобы осветить кромешную тьму. Холод крепчал, проникая внутрь изб через соломенные крыши и слюдяные окна. И то был не сырой и промозглый осенний холод. Он становился пронзительно морозным и по-зимнему обжигающим. Куры молчали, слушая порывы воющего ветра. Вьюнок забился поглубже под лестницу и свернулся калачиком, укрыв нос пушистым хвостом. Многие дома уже уснули, погасив свои огни.

Вот и Ярик собирался лечь спать, на печи, и уже облачился в длинную ночную рубаху. Лук с колчаном висели на стене подле дверей и ждали завтрашней вылазки в степи. Отец все также сидел за столом, предаваясь в свете увядающей свечи своим мыслям.

– Завтра ты отправишься на восток, глубже в степи, – раздался его голос. – Скоро в теплые места побегут сайгаки. Я хочу, чтобы ты добыл одного, – он повернул голову в сторону сына. – Для тебя он будет тяжел, так что бери с него только самое важное. Решишь сам.

– Хорошо, отец, – тихо отозвался мальчик и полез на печь.

– Охота на такое животное может оказаться испытанием, – продолжил тот. – Сайгак может дать сдачи. У взрослого самца рога могут достигать до локтя в длину. Помни! Всегда используй окружение. Если тебе придется не сладко, оглядись и подумай, что может помочь тебе выжить.

Ярик кивнул и отвернулся к стене, быстро провалившись в сон. Сегодняшний день изрядно измотал его.

Ему снился Вьюнок, разъезжающий верхом на испуганной козе по степям, сайгаки, летающие над сугробами, а потом вдруг все померкло. И из ночной тьмы начал прорисовываться далекий грандиозный город, о семи каменных башнях, уходящих высоко к облакам. Город стоял в заснеженных горах, на краю обрыва, уходящего до самого основания земли. Из пропасти медленно вытекал морозный туман. В бледно-голубом свете тысячи снежинок перемигивались друг с другом, подчеркивая древность и величественность окружения. Причудливые гладкие формы высоких зданий, гнавшихся вверх за своими высокими каменными братьями, проливали из окон свет всех оттенков синего и белого.

Но самым необычным в этом городе чудес, были звезды. Мириады звезд окружили верхушки башен словно ковром, расстеленным над городом. Их холодное бледно-голубое сияние застилало ночные оттенки, являясь единственным источником света на небе. Солнце здесь никогда не всходило.

Рядом с Яриком, верхом на огромном, бурого цвета мехом, волке, восседала самая прекрасная девушка, которую только можно представить. Длинные темные волосы покрывали плечи и спину. Из-под волос вырисовывался маленький нос с горбинкой. Сама она, приоткрыв рот, заворожено смотрела на звезды. По лицу Ярика текли слезы, будто он нашел то, что искал всю жизнь, и путь к этому был очень долог и труден. Но потом он проснулся…

Часть I

«Дом остается домом, даже если стал пепелищем…»

Полина Прокопьева

Из огня…

Запах гари щекотал ноздри. Какофония из дикого ора, жалобных стонов, топота копыт и лязга стали вырвали Ярика из сна. Он резко сел, впечатавшись лбом в низкий потолок над печью. Из глаз брызнули слезы и звезды, еще не выветрившиеся из ночных сновидений. Из окна струился яркий свет, как будто само солнце зависло возле избы. Снаружи раздался громкий лай Вьюнка. Отца рядом не было.

Спрыгнув на пол, Ярик первым делом натянул портки и меховые сапожки. На бегу подхватил кафтан и снял со стены свои лук и колчан. Выскочив из дому, он едва не подскользнулся на темной луже. Прямо на лестнице лежала соседка Ольга. Вдоль спины протянулся страшного вида рубец. Возле нее валялось несколько дротиков.

«Что происходит?!», – лихорадочно метались мысли в голове.

Он поднял один из дротиков и выбежал во двор. Там он застиг Вьюнка. Ощетинившийся мех покраснел от многочисленных ран и порезов. Морда застыла в свирепом оскале. От пса доносился полный решительной угрозы рык. Возле него лежало тело полуголого незнакомца. Из его разорванного горла медленно вытекала кровь.

Перед псом, показушно размахивая топором, стоял еще один. По нагому мускулистому торсу, полностью покрытому причудливыми шрамами, ручейками бежал пот. Лысая голова, увенчанная пучком волос, собранной в косичку, была окрашена в белые и красные цвета. На лице растянулась хищная улыбка. Он смеялся и вопил от удовольствия, предвкушая расправу над раненым псом. Появление Ярика привлекло его внимание. Выпученные глаза, полные жажды убийства, уставились на мальчика. Прокричав что-то на незнакомом языке, дикарь бросился в его сторону, позабыв про недобитое животное.

Безумец приближался все ближе. Скованный страхом Ярик застыл на месте, не смея пошевелиться. Дротик выпал из оледеневших рук. Топор уже устремился к нему, когда перед его глазами просвистела серебряная вспышка. Рука дикаря, отхваченная до локтя, упала на землю, орошая все вокруг горячими фонтанами крови. Кто-то схватил Ярика за плечи и встряхнул, пытаясь вывести его из оцепенения:

– Мальчик, очнись!

Ярик заморгал, сердце снова забилось, выбравшись из самых укромных уголков. Только тогда он осознал, что перед ним отцовское лицо, а не выпученные глаза убийцы. Тот лежал, держась за окровавленную культю, бранясь на своей тарабарщине.

Отец вонзил меч в горло захватчику и потянул сына за рукав:

– Уходим отсюда.

В этот момент, как по волшебству, вспыхнула крыша их дома, вся разом, озарив ярким светом место битвы. Синюшный огонь, словно жидкость, медленно растекался по соломе, и очень быстро добрался до края. Капая на землю, пламя оставляло шипящие лужицы.

– Что происходит? Кто это был? – испуганно спросил Ярик, закрывая голову от летящих с крыши былинок.

– Живее, это еще не конец, – отрезал все вопросы отец и перебежками отправился к кузнице.

Вьюнок стоял там же где и был. Он уже не рычал и не скулил. Лапы пробирала дрожь. Каждый вздох давался ему все тяжелее. Потускневшим взглядом он проводил старшего хозяина, но не шелохнулся. Горошины слез покатились по щекам Ярика от этого зрелища, он хотел подойти и утешить своего верного друга. Но вернувшийся отец, схватил его за ворот кафтана и потащил к кузнице.

– Послушай мальчик, если мы тут останемся, то погибнем. Собери мысли в кулак, горевать будешь потом, – он говорил холодным стальным тоном. – Вокруг хутора нет никаких убежищ. Твой шанс – это укрыться в степной траве до утра, и после пробираться на север, к Темному лесу. Там должны быть наши мужики, что староста отправил рубить лес.

– А ты? Где будешь ты? – поднял к нему свои красные глаза Ярик.

– Я буду рядом. А сейчас, беги точно за мной. Если начнется бой, найди, где спрятаться. Если потеряешь меня, спускайся с холмов к траве. Ты понял меня? – он поправил лук за спиной сына и проверил ножик на его поясе.

– Д-да, – кивнул мальчик.

– Хорошо. Лук можешь не доставать, твои стрелы без наконечников и бесполезны в этом бою. Бегом, не отставай!

Покинув укрытие кузницы, уже занявшейся огнем, отец побежал по неровной улочке к северному окончанию хутора. Навстречу ему бросались разномастные дикари, вооруженные копьями и топорами. Но натыкались на неожиданный от обычных деревенщин отпор.

Первого, кричавшего проклятия на дикарском наречии, отец сразил точным колющим ударом меж ребер. Копье второго он ловко отклонил мечом, и пнул атакующего между ног, завершив все взмахом лезвия наотмашь по горлу. Третий швырнул дротик, пролетевший мимо отца и угодивший в тележку, за которой притаился Ярик.

Отец махнул ему рукой, и побежал дальше по улице, разрубив застрельщика от плеча до живота. Из горящей избы выбежала баба, охваченная огнем. Истерично крича, она крутилась вокруг себя, пытаясь сбить пламя, срывала одежду, но, в конце концов, упала на землю. Воздух заполнился тошнотворным запахом горелой плоти и паленой шерсти.

«О всемогущий Лем, что же стало с Манькой, где же она?», – взмолился шокированный Ярик, вспомнив, что на другом конце деревни осталась его подруга. – «Надеюсь, она жива!».

Из переулка выскочил Хаким, самый старший из детей в деревне. В своих руках он держал окровавленное копье одного из захватчиков. Лицо юноши превратилось в кровоточащий фарш.

– Ярик! Беги! – прокричал юноша, когда в плечо ему вонзился дротик, пробив его насквозь.

«Беги! Беги!».

В ужасе, мальчик припустил по улице от укрытия к укрытию, от забора до бочки с водой. От бочки до горящего курятника. Затем бросок вдоль изгороди к отцу, который сражался на краю деревни с всадником.

Этот противник отличался от остальных. Восседавший на резвом коне гнедой масти, он был облачен в кожаный ламеллярный доспех, закрывавший его до колен. Воин неистово орудовал саблей, сверкавшей в свете пылающих домов. Он наносил удары быстро и яростно, не переставая крутиться вокруг противника. Каждый взмах сопровождался хриплым вскриком. Узкие глаза и короткий рот искривились в злобной гримасе. Отец уже начинал уставать, и защищаться становилось все тяжелее. Некоторые удары почти пробили его защиту, едва не лишив головы.

Ярик собрался с духом, снял с плеча лук, и вложил маленькую стрелу в руку. Это было правдой, против такого воина его деревяшки бесполезны, но помочь как-то нужно было. Причем срочно. Поэтому он поступил иначе. Дрожащими руками мальчик натянул тетиву, выцеливая глаза лошади. На выдохе он расслабил руку и пустил стрелу в полет. Ловкой нитью, она пронзила дым и витавший в воздухе пепел. И настигла мягкие конские ноздри, пройдя сквозь тонкое мясо на глубину почти до самого оперения.

Дико заржавший скакун в ужасе вытаращил глаза и встал на дыбы, яростно перебирая в воздухе копытами, не находя способа избавиться от попавшей иголки. Всадник с криком упал на землю и был добит мощными ударами ног танцующего коня. Отец поспешил отойти от разбушевавшейся бестии и махнул сыну, чтобы тот поспешил к нему.

– Молодец, мальчик! Я же сказал, ты делаешь успехи! – на его лице появилась улыбка. Ярик еще не видел отца таким довольным. Он даже выглядел по-другому, полным жизни и энергии посреди этого праздника смерти. Как будто долгие годы тосковал по хаосу, и теперь упивался происходящим.

– Я целился в глаза.

Отец ухмыльнулся. Кивнув сыну, он отправился вдоль объятого пламенем дома к выходу из деревни. Но, не ступив и пары шагов, встал в боевую стойку, крепко сжав рукоять меча.

Навстречу им, истошно вопя, бежала Манька. Ее косички совсем растрепались и спутались. Старый тулупчик, накинутый поверх ночной рубахи, был покрыт грязью и следами мужских сапог. Босая, она неслась сломя голову по раскисшей улице, не разбирая дороги. А за ней гналось трое дикарей, довольно улюлюкавших на своём харкающем наречии. Увидев воителя, преградившего им путь своим мечом, они остановились. Переглянувшись, троица разошлась по кругу, чтобы атаковать с разных сторон.

Ярик поймал девчонку в объятия и оттащил ее за лестницу горящего дома. Отец же повыше поднял меч и медленно пошел в сторону, стараясь отрезать противникам доступ к детям и лишить их преимущества над собой.

Ближайший из них, тот, что слева, был вооружен двумя кривыми мечами. Вскинув их повыше, он с неистовым воплем в прыжке налетел на отца. Пошатнувшись, тот отразил удар, заблокировав оба лезвия своим мечом, и оттолкнул атакующего пинком в грудь, повалив наземь. В этот момент, второй захватчик ткнул своим копьем с боку. Сумев извернуться и уйдя с линии удара прыжком в сторону, отец завершил финт размашистой атакой по телу противника.

В лицо брызнула кровь, ослепив его на мгновение. Этого оказалось достаточно третьему дикарю, оставшемуся за спиной. Он метнул маленький топорик и поразил защитнику ногу, чуть повыше колена.

Обернувшись, отец, обжигая взглядом обидчика, двинулся к нему. Но первый дикарь, сверкнув мечами, снова прыгнул. В этот раз, раненый отец, лишенный своей ловкости и твердой стойки, не стал защищаться. Он бросился навстречу к нападавшему, выставив меч вперед. Прыгун насадился на клинок своей грудью, продолжая яростно плеваться и изрекать проклятья. Бросив мечи, он схватил отца за голову, пытаясь выдавить ему глаза.

Ярик решил помочь родителю, увязшему в борьбе с дикарем. Выхватив из-за пояса свой ножичек, он подбежал к врагу сзади и вонзил короткое лезвие ему между лопаток, докуда сумел достать. Пользуясь заминкой противника, отец освободился от хватки. Вынув из его груди меч, он снес дикарскую голову с плеч быстрым ударом.

Обернувшись, он увидел, что последний противник лежит на земле. Из спины торчало копье, которое здоровой рукой пытался достать Хаким. Он появился незаметно для сражавшихся, и спас отца от неминуемой смертельной атаки.

Юноша молча улыбнулся разбитыми губами и упал на колени, истратив последние силы. Рана на плече обильно кровоточила.

– Хаким, ты сможешь идти? – опустился на колени подле война отец и осматривая его руку.

Тот отрицательно качнул головой, но попытался встать, отчего завалился на больной бок. Мужчина подхватил его и помог сесть возле калитки горящей хаты. Ярик дрожащими руками вытащил ножик из спины дикаря и вытер об его портки. Ему до сих пор не верилось, что все это происходит. Руки не слушались, будто заледенели на морозе. В ушах стоял звон.

– Мы не сможем помочь ему, – сказал отец. – Нужно бежать дальше. Как Маша?

– Она…ей жутко страшно, – процедил Ярик.

– Тебе тоже страшно, но ты должен быть сильным, мы почти выбрались.

Он оставил увядающего Хакима и подошел к девочке. Та тихо рыдала, сжавшись в клубочек, спрятав лицо между коленями, и обхватив их руками.

– Маша, – положа ей руку на спину, сказал отец. – Машенька, нужно идти, – его тон стал почти мягким и успокаивающим.

Девочка подняла зареванное личико:

– Они…они…зарубили бабушку!

Дикий женский крик с другой стороны деревни пронзил воздух. Маня вновь зарылась в коленки, пытаясь спрятаться от окружающего ужаса.

Не отпуская меча, отец поднял ее и прижал к груди:

– Пойдем, Ярослав, скорее.

Ярик кивнул и поспешил за отцом. Вскоре они выбрались из деревни и начали спуск с холма. По пути им встретились искалеченные тела мужиков, пытавшихся убежать от резни. Поперек лавки на краю хутора, лицом вниз лежала баба с задранной на голову ночной рубахой. Захватчикам было мало забрать ее жизнь. Честь тоже взяли с собой и разделили поровну. Мальчик бежал, стараясь не смотреть на эти ужасы. Скоро начнутся знакомые звериные тропы. Спасительные лазейки, которых не знают враги. А высокая трава надежно укроет их всех от чужого взора.

Чем дальше от деревни они отдалялись, тем холоднее становилось. Жар от огня затих, изо рта вылетал пар. Удушливый запах гари тоже пропал, уступив место пронизывающим ветрам. Солнце еще не взошло, хотя где-то на востоке небо начинало приобретать яркие оттенки. Ни одна из лун так и не появилась этой ночью. Даже звезды казались какими-то померкшими. А может, это слезы застилали взор.

Ярику вспомнился его сон про город, окутанный снегом и звездным светом. Мысли о нем помогли успокоиться и сосредоточиться на спасении. Представлять скрывающиеся за его стенами чудеса было приятнее, чем вспоминать кошмар, обрушившийся на деревню.

Скоро хутор скрылся за вершиной холма. Лишь догорающее зарево пробивалось к небу, освещая окружающие степи. Уже было видно спасительное травяное море, бежать оставалось совсем немного. Но шаг отца замедлялся все сильнее. Из раненой ноги обильно сочились красные слезы, оставляя на земле неприятного вида тропинку. Вскоре он уже не мог бежать и опустил на землю Машу.

– Ярослав. Послушай меня, – остановившись перевести дух, отец обратился к сыну. – Что бы ни случилось, ты должен сделать так, как я скажу.

Мальчик вздрогнул и торопливо кивнул.

– Хорошо. Мне нужно многое рассказать, но времени нет, – продолжал отец. – Я не знаю кто они. Мои враги давно мертвы либо потеряли меня. Ведь я надолго затерялся в этих степях. Послушай, ты должен выбраться, даже если придется бросить меня, – он хмуро опустил взгляд на свою раненую ногу. – Многие вещи ты сейчас не поймешь. Если мы разделимся, то доберись до стоянки лесорубов. Вот возьми, – он передал ему маленький идол Бога Лема.

Ярик повертел фигурку из черного камня в руках, ту самую, что стояла все эти годы у них дома, и спрятал в кармашек кафтана.

– Сохрани ее для меня, хорошо? Это важно! – он обхватил сына за плечи, и вгляделся ему в глаза.

Ярик снова кивнул и увидел в его глазах отражение огня. Жаркое, неестественное пламя, полукругом растеклось вокруг них, отрезая пути к отступлению. Яркий свет озарил округу. Маня в испуге прильнула спиной к мальчику, наблюдая приближение чужеземцев, напавших на деревню. Они медленным шагом вошли в полукруг, и построились, словно почетный караул, приложив свое оружие к груди. Позади них показался искалеченный всадник, скакуна которого поразил своей стрелой Ярик. Его расквашенное лицо искривилось, выражая отвращение.

Отец вскочил на ноги, морщась от боли. Он закрыл детей собой от взора дикарей и отступил ближе к огню, туда, где начиналась спасительная степь. Меч вновь поднялся вверх, готовый к бою.

В круг вступил исполин, намного крупнее тех, что пали сегодня от этого меча. Мышцы бугрились под ярко-коричневой кожей и перекатывались при каждом его шаге. Голова гладко выбрита, от затылка до подбородка, через глаза без бровей, протянулись две красные линии. Сами глаза полыхали ярким огнем, языки которого поднимались выше головы, предавая облику человека инфернальный образ. В носу было продето золотое кольцо с насечками. Поверх голого торса, также испещренного ритуальными шрамами в виде резких узоров, он накинул плащ цвета безлунной ночи. Набедренную повязку из меха украшал золотой череп с начертанными поверх него иероглифами. Мощный пресс был обвит цепью. На ноги великан водрузил внушительные меховые унты до колена, размером больше Ярика, увенчанные золотыми фигурами.

Он встал посреди воинов, грозно нависая над своими жертвами. Оценив их своим огненным взглядом, гигант заговорил на ломаном старородском языке: