Текст книги "Встретимся у Ахерусии!"

Автор книги: Тимур Тамирхан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Зимнее утро, городская квартира и эти двое

   Ситуация: один мёртвым сном спит, двое других через стенку в зале в полутьме делают какие-то дела.    Обычная городская квартира. Глубокая зима, декабрь, раннее зимнее утро, почти ночь, визуально – настоящая ночь. До первого луча солнца 4 с лишком часа, до ближайшего солнечного тепла – километров 3000 в сторону юга. В зале горящая настольная лампа поставлена на пол под стул... Двое делают дела. Есть то ли сведения, то ли догадки, что они время от времени, так сидя в тускло освещенной комнате, ни много, ни мало... вершат Историю. Они проникают во времена и места ключевых исторических моментов и изменяют там события – которые, по закону детерминизма, изменяют весь ход дальнейшей истории, вплоть до наших дней.    Возможно, они проникли в 325-й год, на Никейский Собор и повлияли там на итог главного голосования: благодаря им победу в голосовании одержали сторонники Ариана, а не Александра... Возможно, позже они пробрались в год 1313-й и предупредили Жака де Моле и всю тамплиерскую верхушку о заговоре подонка-короля Филиппа... Как знать. Только не надо думать, что они изобрели очередную машину времени. Нет, они знали разительно иной метод воздействия на прошлое. И главное, они не были ни оккультистами, ни магами, а были кем-то вроде инженеров-фанатов. Два мужичка. И если их дела удались, то с восходом солнца люди войдут в мир, где Христос не странный, с непонятной природой богочеловек, а лишь пророк. А за океаном – тамплиерская страна Америка – ибо Жак де Моле и ко, предупрежденные ими, рванули на быстроходных своих кораблях с портов Южной Франции через Атлантику и образовали на новом континенте свое государство с тамплиерской религией. Как знать, что в той комнате двум субъектам свершить удалось...    Но подождите, ведь возможно также, что всё было наоборот: это они как раз сделали так, что в Никее победил Александр, а некогда могущественный тамплиеров орден под корень уничтожили и руководителей его казнили? Да и помимо этой пары событий... всё, что угодно. Могли Владимира Ульянова летом 1917-го от ареста по ордеру, подписанным Вышинским, спасти, например. Как знать. Сами они, эти двое, понятно, ничего не скажут, третий мертвым сном спал, а вокруг– зимнего утра тьма и мороз.    Очевидцев нет.

Манфред, Бордо Тёдол и Чёрная Дама

   Не так давно, глубокий ночью у меня состоялся  любопытный разговор со старой знакомой, носящей на всех сайтах никнейм Черная Дама...    Стояли жуткие дни ноября: несколько дней кряду валил снег с дождем и нещадно дул ветер, было сумрачно и мрачно,  день, начиная с самого утра, был похож на вечер. Это было слишком даже для поздней осени, слишком  для второй половины ноября. Казалось, природа, следуя по пути к зиме, забрела не туда, забрела в несусветные какие-то  дебри...    Но я, слава богу, умею в подобных случаях извлекать из минимума максимум и обращать минус в плюс. Знаю, что если в такой погодной аномалии непосредственно не участвовать, а наблюдать её из окна, то она будет не угнетать, а напротив, восприниматься как некая пикантность, как пикантная мрачно-романтическая картина. Потому я на все дни непогоды ушёл с головой в литературные дела, сидел дома,  редактировал один свой старый рассказ и пил горячий чай с лимоном. Такой я решил устроить себе на несколько дней уют.    И вправду, уют удался и минус обернулся плюсом: я все трое суток подряд наслаждался клаустофилией, себя ощущал капитаном Немо в одиночестве без команды, квартиру свою представлял маленьким Наутилусом,  а действительность за окном – бурей в океанских пучинах.    Но меж двух каких-то дней, то есть в одну из ночей капитан Немо на связь с миром всё же решил выйти. Он, то есть я, зашёл ночью в интернет, на сайт Spaces – что-то, не помню, там мне было нужно.    Надо сказать, что все описываемые события происходили в тот период моей жизни, когда я компьютер ещё не приобрёл и в интернет выходил с телефона. Потому понятие интернет у меня прочно ассоциировалось с пространством по ту сторону телефонного дисплея.    На сайт Spaces зашёл и сразу увидел от Черной Дамы сообщение и увидел Черную Даму саму – если так можно сказать о том, что она была в то время на сайте, или, как в интернете говорят, online. Более того, она в столь позднее время была единственной online в моих контактах... Когда так, всегда приятно: человек тебе сообщение написал, и тут же присутствует сам, словно ответа от тебя ждёт, словно общения просит. А если это ещё глубокой ночью случается, так совсем романтика. Получается романтическая встреча  в ночи самая настоящая. На этот раз так всё в точности и было. Из её сообщения я узнал, что Чёрная Дама, оказалось, только сегодня прочитала сделанную уже дней десять назад в блоге моём публикацию о Манфреде и изъявила желание продолжить на эту тему разговор. Чему я, конечно же, был рад, и разговор мы тут же начали.    После изложения своих выкладок по поводу феномена Манфреда эта умнейшая женщина  задала мне такой вопрос: "Как ты думаешь, что произошло потом с Манфредом в состоянии Бардо?". Такой поворот мысли был для меня неожиданным, я крепко задумался...    ИНФО.    Состояние Бардо – психическое состояние, в котором пребывает человек с момента своей смерти до момента нового рождения – в течение 49 дней. Хронологически Бардо разделяется на три периода: Чигай Бардо – время наступления смерти, Чёнид Бордо – время, когда умершему являются все "продукты" его прошлой психической жизни – в виде визуальных зрелищ, часто весьма ужасающих, и Сидпа Бордо – время возникновения инстинкта рождения и явления, предшествующие новому рождению. И каждому из вышеперечисленных периодов характерно свое психическое состояние. Главный трактат, в котором излагается все, что с состоянием Бардо связано, имеет название Бардо Тёдол. В европейской редакции – "Тибетская Книга Мёртвых".    Итак, я крепко задумался, затем Чёрной Даме ответил.    – Знаешь, Марита, Манфред не был обычным человеком. Мне думается, что все, что обычный человек испытывает в Чeнид Бардо, все эти ужасы, как откуда-то являются и нападают жуткие монстры, разгрызают, разрывают тело на части и т.д., Манфред испытал еще при жизни. Ведь сама понимаешь, что разделение реальности на психическое и физическое – это разделение для человека несовершенного. Профана, как говорят маги. А Манфред был продвинутым оккультистом, потому, как знать, что там с ним происходило при жизни на самом деле. Лично мне кажется, что он этого "Чёнид" нахлебался еще задолго до смерти. А после – после наступления физической его смерти, он на автомате свой магической воли – сама знешь, какая воля бывает у магов – он спокойно, точно по коридору прошел "формальное"– постсмертное Ченид и легко свернув от Сидпы, вышел туда, что я описал как "хрустальное пространство Вечности".    Ответ был ею принят, и наш диалог в ночном пространстве internet потянулся дальше. С моим мнением она в общем и целом была согласна, но взялась спорить о частностях. Дело в том, что из нас двоих поэму Байрона лучше помнил я, а текст Бордо Тёдол лучше помнила она. И хотя обе эти книги у каждого из нас в доме имелись, но не полезешь же в 4 ночи в книжный шкаф сверяться с оригиналом – когда нет желания не то что из постели вылазить, но даже  телефон из рук выпускать. Так и общались – давя в ночи кнопки телефона, обмениваясь сообщениями сквозь непогоду и темень.    И не могу сказать, когда я это сознал, в ту ночь  или после, но я... я БУКВАЛЬНО ПОПАЛ В МИСТИЧЕСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК: Манфред, Бардо Тёдол и Чёрная Дама. Последняя излагала свои глубокие мысли о первых двух.    Разговаривали мы очень долго. По мере углубления в предмет разговора, я почувствовал, что впадаю какое-то необычное и незнакомое мне состояние, будто бы я погружаюсь в глубокое подземелье и одновременно левитирую в воздухе. В полусонном сознании моём смешались и Швейцарские Альпы (место действия поэмы "Манфред") и Тибет. И при этом всё невероятным образом было укутано  в дождь,  в снег, в ветер и в ночь, как в единое целое...      Затем, как нам показалось, мы исчерпали эту тему до дна и плавно стали переходить на другие темы. А земное время между тем было уже пятый час утра, разговор продолжался в полусонном состоянии – тот случай, когда хочется спать, но не хочется с собеседником расставаться. Последнее, что я помню об этой ночи, это как я убеждал Черную Даму в том, что стилистика письма Гитлера очень похожа на стилистику письма Ницше. И у них у обоих, стало быть, схожие стили мышления...    Воистину, это была удивительная ночь... Правда, я это некоторое время спустя только понял.

Утро, Грааль

Разноцветные сны были сложены мною в маленькую коробочку, поскольку утро. Что такое сны? Неразбериха, абсурд, нарушение физических законов... На самом деле, как я понял давно, нам снятся наши чувства. А наложение картинок на них, так сказать, "сюжет" – вторично – поэтому случайно и произвольно – картинки берутся, как правило, по принципу "что ближе лежит". Оттого мы, проснувшись, воспринимаем сны как абсурд. Какой-то жёлтый пилигрим вон только что прошёл под моими окнами. Жёлтый – в смысле одеянии жёлтом: непонятный, длиннющий до земли балахон, головной убор типа тюрбана; всё тряпье цвета даже не жёлтого, а серо-жёлтого, какими бывают осенние листья. Не очень-то гармонично смотрелся он в разгар лета. Кажется, он мысленно, беззвучно звал меня с собой, сулил какие-то дали, какие-то тайны. Но я с ним не пошёл. Да и не пошёл бы. Я тут про святой Грааль размышляю сижу. И утренний чай душистый пью. Грааль, я уверен, когда-то отыщется. Европа-то не такая уж и большая, а поиски ведутся настолько фанатичные, и в течение уже почти двух тысяч лет ведутся. Никуда Грааль не денется, всё равно его найдёт кто-нибудь. А запрятан Грааль скорее всего где-то на Британских островах, на их западном побережье, возможно, в Уэльсе. Иосиф Аримафейский, первый хранитель Грааля, и он же его, получается, создатель, – уже через 2 года после казни Иисуса, в 35 году новой эры добрался до земли бриттов и кельтов, пересекши Галлию. Можно не сомневаться, что Грааль всё то время находился при нём. А вот что там было дальше... у Иосифа бы самого спросить, да где его сейчас найдёшь. Но рано или поздно, я говорю, Грааль отыщется. Но. Но что произойдёт тогда? Какие изменения наступят в мире? Думаю, первым делом, находку попытается заполучить Ватикан, потому что он всё на свете пытается заполучить. Алчная контора. Как до информации алчная, так и до всего остального. В ватиканской библиотеке, говорят, одних только печатных книг миллион шестьсот тысяч экземпляров. Ну куда столько. Я бы, будь моя воля, Грааль на могилу Фридриха Ницше в Рёккине. Пусть хоть на каком-то клочке мироздания воцарится совершеннейшая гармония, пусть хоть где-то встретятся трансцендентная божественная кровь и тяжёлая метущаяся душа – упокоенная. И пусть пребудет там вечное сияние от земли до небес,  пусть слетятся туда ангелы, дэвы и феи. Пусть встреться там два  разлученных гордых брата Прометей и Люцифер, пусть протянет омраченному Еноху кубок с золотым вином  удалой Дионис, а блаженный Кришна усладит слух Воскресшего звуками божественной флейты. И тогда – возможно, тогда – снимет Человек с себя оковы ветхого Иова. Картина у меня на стене весит хорошая, квадратной формы. Черепаха на фоне папоротника. Масляная пастель. Папоротник получился особенно удачно, с такими крупными, тщательно прорисованными листьями. А черепаха посредине, напротив, расплывчатая, мутная. Эта черепаха, я точно знаю, хранит в себе запредельную мудрость... и этой мудростью со мною время от времени делится. Друг подарил, художник.

Лето эпохи Постмодерна

 На сине-зелёных полянах синие птицы прямо на земле вьют гнёзда; подросшие птенцы улетают в сиренево-фиолетовые сады в стиле фэнтези.       Из глубин 19 века требует положить с прибором на рациональный мир, на рационализм вообще – великий Артюр Рембо; "Долой разум, да здравствует гений" – бушует Рембо. И ему не возразишь... вернее сказать, ему не возражают – так как о нем в наше время вообще не думает никто. Однако эстетика – всё равно будущее человечества. – Человек будущего будет жить чувствами и ощущениями эстетическими. Правда, это будет куда как нескоро и, самое обидное, этого и вообще может не быть – то есть такое время может просто не настать.     Белые паруса на небе – облака. Они – ни в каком стиле, они – в стиле никаком, они какие есть, такие есть, в стиле – это картины художников. Ровная поверхность земли и необъятная даль – хорошо, – дышать легко. И лето.     "Разрази меня гром!" – говорит одуревший от рома корсар – так как впереди его – огромное белое пятно – наше время – то бишь его, корсара, несбывшееся (к счастью!) будущее. Слышали, недавно с конвейера сошла экспериментальная партия манекенов-гермафродитов? – кто-то вспомнил сказку Гримм про новое платье короля и решил в такие же платья сих манекенов обряжать –  со всеми вытекающими последствиями: мол, кто не видит изумительного одеяния, тот лох, дурак и тому подобное. Дикий капитализм, модернизм, надо признать, стимулирует оригинальность: порой, – в некоторых сферах жизни – не соригинальничаешь, не заработаешь.    Куда ни плюнь, кругом города. Города – вот удивительно! – они людьми созданы и людьми же не поняты! Каждый город имеет сердце, а кто это сердце создал или, кто его в город вложил, живое и пульсирующее – никто не знает, ни архитектор, ни мэр, никто. А если кто и в городах что-то понимает, то это писатели и поэты урбанисты. Но таких обидно мало в мире кротов, – урбанисты миру кротов нужны точно так же, как Артюр Рембо.   (Человек сейчас неуклонно эволюционирует к кроту И не просто к кроту – обыкновенному, живому, нормальному, – а к какому-то киборгу-кроту. Бррр. Но это, видимо, эволюция временная – иначе как это связать с восточными теориями кальп, махакальп – и как не верить восточным теориям? – да они и оптимистичные, эти теории, если  подумать.)    Все в этом мире делится на частности и уходит в тайны – каждая частность уходит в какую-то тайну... или, наоборот, исходит из нее, из тайны. Но так или иначе, мир в целом открыт, а тайнами являются частности. А если же говорить о значимости – о том что более значимо, частности или целое... то это вопрос мутный, и лишь бесспорно одно: все делить на большое и малое более всего любят дураки. Почему-то. И фразу "Буря в стакане воды" – как пренебрежительное отношение к "мелочам" – тоже придумал дурак.    (А, положим, Александр Герцен, напротив, дураком отнюдь не был, и потому в прологе к одному из рассказов данный тезис опроверг, заявив: "Но в каждой задержанной былинке несущегося вихря те же мотивы, те же силы, как в землетрясениях и переворотах, – и буря в стакане воды, над которой столько смеялись, вовсе не так далека от бури на море, как кажется". Кстати, рассказ – преотличный!  Кто не читал, настоятельно рекомендую прочесть. "Трагедия за стаканом грога" называется.)    А между тем, китаец Пук знал в одном городе старый чердак, где жили грачи. Чердак принадлежал четырёхэтажному, начала 20-го века постройки дому, и там жили грачи... ну, или не вполне, может, жили, может, ночевали там только, на ночлег прилетали туда...  но тем не менее. Грачей было немного, особи 3 или 4, может быть, 5. Самки они были или самцы, кем друг другу приходились, их внутренние взаимоотношения – не суть. Суть – они там по ночам на чердаке  на птичьем своём языке о чём-то очень подолгу говорили и... что-то решали! Что решали? Уж не судьбы ли чьи-то, –  людские судьбы – решали они?... и уж не членами ли жуткого тайного общества были они? И не твою ли, читающего сейчас эти строки, они  решали судьбу именно этой ночью? – Ведь может быть, как раз твою? Нет? А почему нет? Почему ты в этом уверен так? Я, в том, что касается таких вещей, не уверен ни в чём. Так что, возможно, всё дело действительно не в количестве поставленных тобой свечей в церквях, а том чердаке... в тайных решениях мудрых грачей.    Рвите паруса современности в клочья! И паруса прошлого тоже рвите – вилами и крючьями футуризма! Негоже плыть в будущее на таких парусах. Футуризм плох, но... вы только вчитайтесь:    "Хоть и действительно он имел и практику, и опыт в житейских делах, и некоторые, очень замечательные способности, но он любил выставлять себя более исполнителем чужой идеи, чем с своим царем в голове, человеком «без лести преданным» и – куда не идет век? – даже русским и сердечным" (Это некто открыл наугад "Идиота" Достоевского)    Вот это еще хуже! – Такая стилистика – для современного человека – ужасающая. Впрочем, говорим "футуризм", подразумеваем постмодернизм – в широком значении этого слова. Суть постмодернизма – в культуре, не вообще, а именно в культуре пока – совсем попросту говоря – это издёвка – издёвка над культурными накоплениями прошлого. Оно и понятно, закономерность наступления эпохи постмодерна вполне себе ясна: скажем, на основе той литературы, фрагмент  из произведения которой приведён выше, дальнейшую литературу строить нельзя. И потому закономерно вполне, что сегодня или завтра объявится экстремист Марионетти, который перед носом каждого вывесит яркий плакат: "всё, ребята, стоп, прошлое нас сожрало целиком, день вчерашний ежеутрене сжирает не успевающий ещё родиться день сегодняшний! И, понятно, не об одной литературе здесь речь – и даже не о культуре в целом – речь о жизни вообще, обо всех её, без исключений, сферах, и о человеке, и о мировосприятии его.  С сегодняшнего дня, люди, мы начинаем создавать нечто принципиально (!) новое!" Но! Но при этом. Плакат плакатом, призыв призывом, а создать что-то самодостаточное новое талант есть далеко не у всех, а вяло ёрничать над культурным наследием прошлого способен любой гопник от культуры. Поэтому постмодерн – по факту – считается явлением больше негативным.    И, повторимся, не об одной литературе здесь речь, и даже не о культуре в целом – а о жизни как таковой и политике в том числе.    Но тем не менее, без революций, – прежде всего в культуре, а культура это производное образа мышления, производное ментальности – видно, никак нельзя. – Ибо суть эволюции, это, развиваясь, всегда базироваться на чем-то старом, а человек устроен так, что базируясь на старом, он развиваться плохо, – почему-то плохо у него так получается развиваться – он только больше ещё погружается в старое. И потому революционный путь, путь Маринетти является всё же более предпочтительным. Так что... рвите паруса и те, и те – и прошлого паруса, и настоящего. Кто вас к такому призывает, кто вам такое говорит, он правильно говорит. Но. Но вот опять: "создать что-то самодостаточное новое..." Замкнутый круг, понимаешь.    Да и не всё в прошлом так плохо. Возьмём античность... Вот перед нами всегда такая манящая  античность. Лето! Лето – потому что античность ассоциируется с летом. Вон по лугам, по травам, шествует с разношерстной и шумной свитой Дионис. Это – лето. Бабочки, пастбища, долины, срывающая на лугу одной из долин – Ниссейской – выращенный по просьбе Аида дивной красоты цветок, Персефона, – это лето. Превратившаяся в вечнозеленый лавр, преследуемая влюбленным Аполлоном Дафна, игры кентавров – лето. Все это лето, мифы не донесли до нас ни одного события, произошедшего в Древней Элладе зимой. И Аркадия, вся целиком и полностью, вообще как понятие – лето.    А античность – это во всех смыслах фундаментально. И во многих смыслах – архетипично.    Лето. А человек – человек висит над землей на высоте полуметра – опрокинулся навзничь на лоно Природы он. И не сказать даже, что опрокинулся – недо-опрокинулся, если выразиться точнее, – он словно в кресле глубоком, полусидит-полулежит в воздухе и покачивается-покачивается. В блаженстве раскинул в стороны руки, в блаженстве раскинул в стороны ноги – распластался. Будто бы левитирует он... или как качается на волнах – на лоне Природы – человек. Он кайфует.      Разверзнись синь, разомкнись воздух, раздвинься марево! Природа, я хочу проникнуть в тайны твои! Люди утешаются лишь сказкой. Вот Андерсен, к примеру,  Ханс Христиан – убаюкивает жажду тайн и даёт как бы альтернативу... Это, конечно, всё хорошо, и сказочник молодец, и в данном случае безусловно прав он, но... сказки они такие обидно короткие всегда и всегда рано кончаются. Даже про Гарри Поттера сказка, даже "Властелин колец" – кончаются. А жажда тайн остаётся. А жажда тайн – это, запомните, не желание информацию получить о неизвестном о чём-то, а что-то неизведанное ОЩУТИТЬ. Вот.    И поэтому. Прир-р-р-рода, я хочу проникнуть в тайны твои, ещё раз говорю!... то есть – вы говорите это, вы кричите.    Так прокричавшись, вы, конечно, ожидаете ответа. И ждёте, что с ответом вам явится как минимум Геката.    Но Геката это...  это много хотите, что называется. (Лишь возможно, что когда-то вас посетит догадка о том, что миф о Тантале срисован с похожей ситуации.)    А между тем, вон даже, говорят, Аид подмыт какими-то водами. Царство Аида. Даже оно. Какими-то там несчастными водами, какой-то материальной субстанцией. И ладно, если это царство есть некое МЕСТО. А если Аид это психическое состояние?  Ведь как... испокон веку идут споры о том, Ад, Рай и вообще "тот свет" – это есть какое-то место (как, например, себе это эллины представляли) или постсмертное состояние не умершей вместе с телом психики? Так вот. Если Ад это состояние психики, и оно... затоплено водой, то до чего мы тогда дожились, спрашивается. Зачем масон Джорж Вашингтон и масоны-товарищи его на протяжении всего конца века 18-го в поте лица своего строили, создавали державу масонскую... чтобы  через две сотни с половиной лет эта держава распространила на мир ситуацию, когда затопленным оказался даже Аид?..    Но, при всём при этом – при всём при этом... живём же. Эсхатология, футурология, живём. А что  делать-то ещё?

Этот день был днём розовых ведьм...

"Этот день был днем розовых ведьм, / Кто-то тайно их ждал в гости в городе"– наскоро записал я невесть откуда свалившиеся на меня строчки.    Находился я в то утро один дома, сидел в зале на диване, о чём-то размышлял, время было начало десятого.    Записал и закачался на волнах мелодии: "этот дЕнь был днем рОзовых вЕдьм, кто-то тАйно их ждАл в гости в гОроде." Затем посмотрел в окно. За окном возвышалась привычная белая девятиэтажка, но непривычно, однако, залитая ярким солнечным светом. Стояла середина лета, утро в тот день было невероятно солнечным.  На фасаде девятиэтажки имелись, разумеется, балконы, большая часть из которых была, разумеется, "застеклена", то бишь  закрыта наглухо рамами со стеклами и символизировала затхлость жизни. Меньшая же их часть оставалась не застекленной и имела вид этаких легких, воздушных площадок.    На них я увидел розовых ведьм.    На каждом таком балконе стояла розовая ведьма.    Ведьмы стояли почти обнаженными, из одежды на них лишь были длинные чёрные чулки и черные, на высоких каблуках туфли. Субстанция их мягких и пышных тел напоминала нечто среднее между плотным, розовым облаком и положенной на глянцевую (!) бумагу розовой акварелью. Именно так. Волосы у всех были распущены, но длина и цвет волос – у всех разные. Каждая ведьма держала в руках крупную, яркую розу, розы в руках были у всех. Лица у ведьм – простых, добрых женщин. Собственно, это были обычные, за исключением цвета и фактуры их тел, женщины лет тридцати-тридцати пяти.    Ещё все они завлекающе-таинственно улыбались, некоторые посылали мне воздушный поцелуй.    Не знаю почему, но балконы с ведьмами я посчитал: их оказалось семь.    Даа...    Данное явление могло означать лишь одно: наша реальность иссохлась. Иссохлась и растрескалась как сухая земля. А в трещины к нам оттуда, из Оазисов Сущего, потихоньку, помаленьку, то каплями, то струйками проникает, проступает мир сказочника Андерсена. Только в данном случае можно предположить, что мир Андерсена – где-то в узких и тесных проходах  на пути из Оазисов – сшибся, смешался с миром Иеронима Босха, затем оба мира, взаимно ассимилируясь, довольно долго по узким этим проходам шли и уже явившись сюда, предстали здесь в виде завершенного, единого целого.      Этот день был днем розовых ведьм,    Кто-то тайно их ждал в гости в городе...    Вообще, надо сказать, позднее утро – а это время так с половины девятого до одиннадцати – самое мистическое время суток. И хотя самым мистическим временем суток считается ночь,  это неправда.    Неправда, ибо на мир ночи' много претендентов. Слишком много: начиная от бездомных, шныряющих по ночным дворам кошек, и кончая ордами неисчислимых оккультных сущностей. А между ними находятся: дежурные работники экстренных служб, криминалы, путаны, подгулявшие компании, в поту и в жару совокупляющиеся любовные пары, страдающие от бессонницы люди, и так далее, и так далее, всех не перечесть. И вся эта неспокойная разномастная публика бурлит, кишит, их находящиеся под странным воздействием Луны энергии пляшут, толпятся, беснуются, друг с другом сталкиваются, сшибаются, друг о друга трутся... В общем, получается не ночь, время покоя и сна, а одна большая энергетическая дискотека. И если ещё учесть, что вся бурлящая эта масса бурлит в плотной атмосфере из людских снов, преимущественно дурных и неспокойных, то это уже будет не дискотека, а самый настоящий ад.    Другое дело позднее утро. Когда богиня Селена уже окончательно переместилась в другой часовой пояс, а бог Гелиос, хоть формально и вступил в права, но во власти своей еще не освоился – лишь часа через три он всю полноту власти явит. А пока... Пока всюду царят умиротворение и покой. На землю нисходит благодать.  Особенно это ощущается в удаленных от оживленных магистралей и улиц городских дворах. О, там чудесно, во дворах! Там и безлюдно в такое время почти. Кто ушел с утра зарабатывать себе на жизнь или заряжать мозги знаниями, те уже часа два как ушли – унеся с собой на рабочие места утреннюю суету. Кто отдыхает, тот действительно отдыхает. Дети, подростки, кому и не идти с утра в школу, те еще себе мирно спят. Даже так называемые "пенсионеры", вечно засоряющие мир своими бытовыми проблемами, хоть проснулись уже все давно, но и они в этот час как-то не шибко активны.  Одно слово,  благодать. Удивительное время.  Весь мир вокруг  приходит в  состояние умиротворения  и в какое-то необъяснимое  настроение,  когда  возникает  чувство,  что он что-то хочет тебе сказать, рассказать,  что-то  из глубин своих бездонных и светлых  явить...  явить сокровенные свои тайны.    Этот день был днём розовых ведьм,    Кто-то тайно их ждал в гости в городе...    Этот День... с тех пор минуло много лет и Этот День остался у меня в воспоминаниях... Куда потом эти ведьмы исчезли, где они теперь?... даже не помню, каким образом тогда исчезли они – тот самый момент осознания "их уже нет" в моей памяти не сохранился. Но с тех самых пор время с полдевятого до одиннадцати утра для меня – время особое, я его так и называю: временем розовых ведьм. В это время старюсь не заниматься ни работой ни бытовыми делами... а заниматься либо творчеством, либо просто предаваться размышлениям и пить чай, предпочтительно с мёдом и с лимоном.    ...Иногда ловлю себя на том, что в эти часы я незаметно для себя жду, когда мир мне явит те самые тайны... или, по меньшей мере, жду повторного появления розовых ведьм.      Ведь розовых ведьм, честно говоря, всегда кто-то в городе ждет. И в первых городах Шумера ждали. Тайно.    * * *    Этот день был днём розовых ведьм,    Кто-то тайно их ждал в гости в городе...    И вот ведьмы прибыли, их было семь... Но это уже другая немного история.

На площади двое...

Привычное дело:  в вечерней тьме на меня надвигались стада огромных туш. Они были точно стада бизонов, только бизонов по размерам несравнимо крупнее – ни много, ни мало, с многоэтажные дома размером. Ибо многоэтажными  домами и являлись. И, разумеется, как плюнуть, могли бы раздавить меня и растоптать, и некоторые  даже, кажется,  близки были к этому. Но не раздавили, не растоптали, такое в их планы, видно, не входило. А мирно со мной разминались и так же мирно мне куда-то за спину уходили. В то время, как спереди надвигались ещё толпы их собратьев...  Выглядели туши-дома снаружи нездорово и жалко, но больше нездоровья было у них внутри – во внутренностях своих они переваривали сейчас жуткую массу из дурных  людских снов. В некоторых местах туши, словно ранами, зияли жёлтыми квадратными дырами – там, в дырах, находились явно не сны, а... возможно,  даже что-то  похуже.  С виду исполины вызывали так или иначе жалость.    Но  вот, кажется, стадам и конец, две-три последние туши  разминулись со мной, мне под ноги легла ровная твердь, а взору открылся некий простор и некие в просторе огни. Городская  площадь?  Точно: над огнями возвышалась исполинских размеров тёмная фигура человека. Фигура ещё на какое-то расстояние приблизилась ко мне, и движение вокруг прекратилось. Я про этого человека читал и немало знал. При жизни с ним было связано много тайн. И сам он одна загадка сплошная. "О чём они говорили в 15-м году в  Цюрихе с Парвусом, так навеки останется тайной" –  всплыла в памяти цитата из книги. Автор книги – популярный в 90-х годах генерал-полковник, доктор исторических наук, а Парвус – влиятельный в Европе социал-демократ, на то время тесно связанный с правительством Германии.    А на площади полнейшее безлюдье, живого человека – ни одного. Ситуация а-ля Маяковский с той же персоной: "В комнате двое: я и...", только что не комната, и обилие фонарей вокруг. И каждый фонарь, казалось бы, стоял себе и освещал небольшой участок ноябрьской ночи желтым светом, но если посмотреть в общем, то –  поскольку фонарей было много и фонарные столбы имели одинаковую высоту – их общий свет создавал  собой этакий  нависший над землёй светящийся ярус. В высоту ярус не доставал немного до того места, на котором  каменный человек стоял, и таким образом получалось, что свет расстилался у его ног. Было ощущение, что человек сейчас на желтую  субстанцию эту ступит и пойдёт...  только что первый шаг ему придётся сделать чуть вниз. И тут я впервые в жизни, кажется, пожалел, что я не художник. Фотографировать, правда, умею неплохо, но фотографии дух подобных городских картин в точности не передадут, сути их не раскроют, тем паче  картин  ночных. (Впрочем, и фотоаппарата у меня с собой на тот момент не было) Художник же может в своих творениях где-то против правды и погрешить, но истину передать с точностью поразительной.    Однако при всём при этом нельзя было не заметить, что в ночной картине той, на первый взгляд гармоничной и целостной,  настоящих действующих лиц всего два: сама площадь и каменный человек на возвышении, иначе говоря, на пьедестале памятник. Вот они главные. Всё остальное – пусть впечатляющий, но случайный антураж.    Площадь и памятник... Они хоть и есть человеческого ума изобретения и человеческих рук творения, но как явления – суть метафизические.  И по отдельности взятые, а в симбиозе друг с другом тем более. Или, по меньшей мере, содержат в себе неслабый философский смысл.    Так любая площадь прежде всего несёт в себе идею глобальности, идею масштабности – выраженную в свободном, большом пространстве, в освобождённой от жилищ территории. Простое и эффектное решение. Правда, понятие площадь еще включает в себя некоторое архитектурное обустройство, но это уже дело второе, главное– большое открытое пространство. Предполагается, что житель города, выйдя на площадь из скучных жилых кварталов и тесных улиц, преисполнится  чувством торжественности, чувством праздничности. И желательно, чтоб ещё и чувством величия.    И поскольку площадь всегда есть постоянное место жительства какого-нибудь памятника, то с памятником дело обстоит ещё интереснее. Специалисты в области биоэнергетики утверждают, что любое какое бы то ни было  изображение живого существа есть его фантом. То есть в определённом смысле двойник. Иные специалисты  даже говорят, что когда фантом создан, у него начинается своя, независимая от живого прототипа жизнь. Но всё же основной в биоэнергетике постулат: интерпретация есть функция модели. Где "моделью"  служит живой прототип, а "интерпретацией"– изображение его. Стало быть, прототип посредством своего изображения каким-то образом "функционирует". И хотя ясно, что под "функционированием" здесь подразумевается что-то очень сложное, какие-то сложные оккультные явления, в моем случае "мой" фантом тоже, я считаю, "функционировал", только по-другому, много проще: он вызывал во мне раздумья. И казался он мне действительно фантомом, нависшим с ночных небес тёмным призраком, пришельцем из далёких веков – из великого, сурового времени... "Кровавый царь, великий гений" – как очень точно определил его в своей песне погибший в лихие 90-е в криминальной разборке певец-монархист. Кровавый царь, великий гений... слова, которые ввергают меня в священный трепет.    Передо мной словно встало то время.    Вот уже много веков в большой, великой стране идёт что-то не так. Решительно не так, трагически не так. Отчего-то до сих пор не померло, хоть и изжило себя давно, существо Невменяемый Монстр – формальный хозяин страны. Отчего-то Зло и Боль миллионов людей сконденсировались в коллективной психике до степени такой, что коллективная психика многомиллионного народа двух-трёх последних десятилетий стала напоминать зажатую в недрах земли, раскалённую кипящую магму. Отчего-то в 905-ом эта магма одним вулканом взорвалась, и немудрено, что взорвётся ещё – но уже тысячами вулканов и с несравнимо большей силой. Напряженное ожидание взрыва в течение лет с каждым днём нарастало и нарастало. Откуда-то из глубин слышится тревожный устрашающий гул. То рвущаяся на поверхность магма, то разрушительная сила своего часа ждёт. Гул заполнил собой всё,  всё жизненное пространство, давил на людей, создавал гнетущее ощущение тревоги. В гуле проходила жизнь. И тогда время стало являть на свет кровавых царей, великих гениев – чтобы было кому с неминуемой катастрофой совладеть, взять как-то ситуацию в свои руки, преобразовать разрушительную энергию в организованные действия. Чтоб хотя бы "до основанья, а затем". И именно кровавых стало время являть и именно гениальных – те, кто менее того, с задачей бы не справились, не было бы ни "до основанья", ни тем более "затем". И много их тогда пришло, кровавых и гениальных – тот, который сейчас в камне, только их вождь, и то не всех, а лишь победивших. А сколько их было, буйных гениев и талантов, в первые ряды рвущихся, боже ты мой! И какого масштаба люди, какого размаха, какого полёта.    А, кстати. Кто-нибудь задумывался когда-нибудь над этим, нет? Нет? А я не устаю поражаться: почему за столь короткий период времени, за каких-то 2-3, ну 4 десятка лет в стране появилось столько выдающихся, пассионарных личностей, один другого пассионарнее? Почему не появлялись такого калибра люди после, почему не рождаются такие на свет сейчас? Почему? Вот взять даже деятелей не самой первой величины. Взять хотя бы проигравшего, не преуспевшего в первенстве на политической арене тех лет Цедербаума (известного как Мартов), он один стоит больше десятка кличек "гайдар", "собчак", "бурбулис"... "ёлкин" –  бомонда 91-го года "революции". Он один как личность масштабнее, крупнее их всех вместе взятых. Или: тоже проигравший, но двумя десятилетиями позже Розенфельд (известный как Каменев) Тот оставил после себя – помимо результатов практической деятельности – толстые тома фундаментальных философских трудов. А... а вы можете назвать мне хоть одного крупного современного философа, мыслителя, нашего с вами соотечественника? Дугин? Хорошо, но он один такой... да и то не известно, смог ли бы он, подобно Каменеву, в свои 20 лет открыто выступить против существующей власти, а в 34 быть членом правительства, одним из заместителей руководителя государства Или вот, что, вы думаете, сталось с непобедимой нашей "мафией", если бы за неё взялся лично товарищ Дзержинский?  Да что там говорить, великое время породило великих личностей, вот самый верный ответ. А сейчас мы живём во времени, увы, мелком. Удручающе мелком. В чём-то унизительном для человеческого достоинства даже. Либерализм-с. Нет, свобода, демократия это прекрасно, но время всё равно мелкое. Эпоха земляных белок по большому счёту. "Денис, (Игорёша, Максим) мне так хочется тот симпатичный рено, который мы видели в салоне вчера. Может, давай, нашу старую продадим и возьмём в банке кредит? А ремонт квартиры отодвинем на следующий год?"– две земляные белки в норе при мерцании телевизора. Всякое, конечно, в нашей жизни есть, но основной фон – именно таков. И фон – он же частично жизненный идеал. И кого, скажите, может породить столь мещанское, обывательское болото? Правильно, еще более мелких мещан.    А каменный человек... вообще из цементного раствора, если быть точным...  стоит как нашему времени противовес, как  мелкому нашему времени укор. И мечтательно взирает в даль.    И нет у человека сейчас ни живого тела, ни биологической жизни, ни возможности для свершения великих дел. Оставлено ему только одно –  одно, но, возможно, главное – в философском смысле главное: масштабность. Масштабность, воплощённая в огромных размерах площади и в высоте пьедестала. И стоит он десятилетия каменным гигантом, а внизу перед ним и под ним – специально освобождённый от жилищ широкий простор. Символ масштабности, имитация величия. И потому глупо спорить с тем, что находится данный памятник на своём самом законном месте.    Но вместе с тем, памятник, помимо того, что он фантом, он есть еще и собственно памятник– городской архитектуры элемент. То есть он какой-то частью своей является и сегментом города, является, получается, ещё и местным, городским жителем. Ситуация, конечно же, более, чем странная: некогда вершитель мировой истории, создатель империи, где сотни городов, есть теперь сегмент жизни одного города. Это совсем похоже на то, когда крупный руководитель, выйдя на заслуженный отдых, идёт работать в сторожа. Да он, памятник, сторож и есть. Городской сторож. И этот факт в ночной картине, увы, тоже печально проглядывался.    А если существует такая вещь, как магия города, то магия эта непременно центрироваться должна так или иначе вокруг главного в городе памятника. Так как: во-первых, не надо забывать, что памятник это прежде всего фантом, то есть категория из разряда оккультного, а подобное, как известно, притягивается к подобному, а во-вторых, к чему ещё городской магии тяготеть, как не к самому сердцу города. Потому возможно вполне, что с наступлением ночи орды местной оккультной братии слетаются все сюда, устраивают тут свои сборы, ведут толковища, решают какие-то свои проблемы. Возможно, фантом великого гения даёт им какие-то дельные советы, а может, и вообще всеми ими руководит. Как знать. Вот не будет меня, скажем, через полчаса здесь, и тако-о-ое начнётся...    Всё это, ясно, размышления мои. Так я стоял и размышлял. Почему-то хотелось мне сейчас стоять и размышлять. И чем  мысли уносят дальше и чем более иррационального характера они, тем лучше. Тут ловлю себя на том, что мне просто не хочется отсюда уходить! Отчего-то хорошо мне здесь. Хорошо находиться, стоять рядом с каменным человеком – и ощущать, почти видеть за ним, за его спиной многолетние великие дела, великую историю, грандиозные события. И ощущать мистику ночи. Всё так разом. Хотелось, на худой конец, стоять и тупо гадать:  о чем же они говорили в том далеком 15-м году с Парвусом? Или, еще тупее, стоять и перефразировать Маяковского: на площади двое: я и... дальше знаете. Это всяко лучше, чем когда на тебя прут огромные туши... с нездоровыми снами внутри.    ...Однако и до утра не простоишь всё равно. Мне захотелось узнать время. Вынул из кармана мобильник: 23:47. Ниже на дисплее телефона значилась дата, которую я, разумеется, знал и так: 19.11.2012.    Таким образом я заодно и узнал точные дату и время, когда хорошо понял Маяковского и те чувства его: в комнате двое: я и... Только в моём случае не комната и не на белой стене фотография.