Текст книги "Пароброневик «Ливейский манул»"

Автор книги: Тимур Сабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

***

Я хотел заглянуть в одну из нычек разведчиков. Пару лет назад, когда всё мало-мальски ценное старшие начали отбирать под предлогом формирования общака, разведчики стали прятать некоторые находки, чтоб не отдавать старшакам. Мелочь, но через своего скупщика можно было загнать и прикупить гостинцев младшим. Уж больно старшие закрутили гайки. Те, кто в мастерских работал, тоже учувствовали в процессе. Некоторые ценные находки надо было привести в товарный вид. Один такой схрон располагался на крыше трансформаторной будки. Там, в нанесённой земле пророс кустарник. Мы с парнями его приподняли и подсунули гипсовую трубу. Точнее, это тогда ещё Ром с парнями делали тайник. В тайнике должны были лежать оружие и сухой паёк. Тайник парни устроили грамотно. Вроде и на виду, но забрать и положить там что-то нужное можно было практически незаметно. Кусты, забор и стены каменные стены будки скрывали практически со-всех сторон. Вроде прошёл мимо и всё, но тайником воспользовался.

Однако, до тайника дойти не вышло. Когда будка проступила из темноты, а я шёл вдоль забора, который в неё упирался, справа раздался знакомый бас:

– Что так долго развязывался?

– Думал.

– Полезное занятие. И чего надумал?

– Старшакам кабзда пришла!

– Пришла. Вот только не с тобой.

– Что так? – бас принадлежал Резцу, которого Ром сильно уважал как учителя, друга и просто мудрого взрослого.

– Они ещё какое – то время будут нужны. А вот потом уже, да, кабзда им.

– Кому нужны и для чего?

– Хм, ну, можем и это обсудить. Ты уже до этого дозрел.

– Дозрел?

– А ты думал, я тебя просто так выделил среди остальных? Учил тебя просто так?

– Хм. Ну, рассказывай, что и как.

– Не здесь.

Резец молча развернулся, и я молча двинулся за ним. Ноги сами, по привычке, шли знакомыми тропами. Тут кирпич торчит, там дожди ямку размыли, а вот тут нужно пригнуться, над забором сук торчит крепкий. Резец привёл в маленький садик, что был при заводоуправлении. Ребятня не дала зачахнуть двум яблоням и груше, но сейчас, зимой, деревья стояли голыми. Зато заборчик, что их окружил, давал защиту от ветра, а махонький сарай с инструментом садовым иллюзию тепла. Мне было холодно, куртку с меня стащили перед тем, как связать.

В сараюшке Резец молча протянул висевшую там за какой-то надобностью облезлую кацавейку и тело наконец то стало согреваться.

– Тут никто не услышит.

– Хорошо. Говори.

– Старшаки нужны как объединяющий стержень. Уже сейчас их не любят все, а кое-кто так просто ненавидит. А потом будет ещё хуже. И тогда их уберут. Но на их место не другие старшаки придут, а организация. Придут на готовое, но с уже другими принципами. Где все получат то, что заслужили, а не милость от жадных старшаков.

– Ты чего? В анархисты подался что ли? Каждому по труду, от каждого по способности.

– Нет. Я не анархист и не социалист. Я солдат Казамоники, а мой отец там капитан. И это его идея была, собирать рабочих пацанов в подростковые шайки и дать им возможность выгребать из руин ништяки. Это был короткий план, не рассчитанный на десять лет, но вышло как вышло. Тогда не думали далеко. Надо было выжить. Практически в каждой шайке теперь есть свой советник от нас. И это очень важно.

– Почему? Что тут общего? Казамоника хочет подгрести шайки? Ну и ладно, причём тут я?

– Казамоника создала эти шайки. Давай я тебе немного больше расскажу.

– Я не тороплюсь. – ну, не совсем так Ром хотел схватить оружие и покрошить обидчиков. Сорокалетний Денис хотел побольше информации для понимания и принятия решения.

– К концу войны мы подгребали под себя профсоюзы. Гильдии уже пол сотни лет как перестали быть чем-то важным и нужным, а профсоюзы, что создали социалисты, работали так себе. Но мы увидели перспективу. И у профсоюзов появились наши деньги и бастовать, и выкручивать руки заводчикам стало проще. Мы их финансировали, давали цели и помогали разбираться с наёмниками заводчиков и фабрикантов.

– Ты этим занимался тут, до войны? Рулил профсоюзом.

– Смеёшься? Мне было двадцать пять, когда война закончилась. Мой отец был главным инженером фабрики и рулил профсоюзом ткачей и швей. Негласно, конечно. В лидерах профсоюза стояла Доллорес Ибаррури, любовница моего отца. Я был в другой программе. Казамоника вкладывалась в обучение молодых людей. У нас тогда заправляли старпёры, у которых образования небыло. Но была смётка и хитрость. Дон Белый уговорил остальных донов выделить деньги и поискать в семьях умных детишек. Их отправили учиться в школы при монастырях круга и оси, а многих, потом и в институты. Теперь люди, благодарные организации сами уже работали в школах, полиции, магистратах. Мой отец был одним из первых, кого отправили учиться. Меня тоже готовили отправить учиться и тоже на инженера. Но только я уже должен был пойти по линии исследовательской. Доны увидели в прогрессе возможности и решили за них ухватиться. Доны, стали прибирать власть в империи, отжимая её у дурных аристократов. Но война всё испортила. Генералы хотели воевать и двигать карьеру и получать ордена. А политики и аристо сводили счёты. Когда война подошла близко к городу, учиться было уже негде, институты, да и школы закрыли. Всех, кого могли, призвали в армию. Нас, последнее поколение собрали и дали задачу – собирать рабочую молодёжь в сквады. Это такие уличные банды там, у нас. Обученный молодняк должен был пригодиться, когда вновь заработают заводы. Но они не заработали, а сквады, которые вы называете шайками, были созданы. Страна распалась, но возникло другое, пока маленькое государство. А шайки получили нормальные структуры, голод отступил, земля поделена. Тогда мой отец решил пока оставить как есть, но держать под контролем.

– Где он сейчас, твой отец?

– На западе. Его с заводом эвакуировали. Он один из тех, кто создал республику Пальмо-Верде и заправляет в Мадрасе. Он советник в муниципалитет Мадраса. Высоко взлетел.

– И ты, при этом, десять лет тут сидишь? – в это мог поверить Ром, которому стукнуло пятнадцать, но не мужик с сорокалетним опытом.

– Я не просто сижу тут десять лет. Я десять лет строю то, что будет потом вторым городом республики. И я тут буду главным, уж поверь.

– Ага. И это всё ты рассказываешь пятнадцатилетнему пацану? Да?

– Ты просто не понимаешь, как это сейчас всё устроено. После войны самым главным ресурсом являются люди. Разные люди, но в основном обученные специалисты. Дети шаек такими специалистами только потом станут, но уже есть задел. Старшаки нашей шайки к станку не встанут, но вот некоторые другие не забыли корней и их заберут на заводы полностью. Кого – то убьют, кто-то сбежит в другое место или пойдёт к искателям, наёмникам или ещё куда. В принципе, можно вообще не работать, а только искать армейские запасы. Их ещё на какой – то срок хватит. А что потом? План отца сработал бы, если бы Галесийская империя хоть в каком-то виде дальше существовала. Но император и приближённые погрузились на крейсер «Монтесум» и уплыли через океан в ОТК. И каждый стал тянуть одеяло на себя. Мы по крупицам собираем людей. На территориях, где очень много воевали даже зачатков государств нет. Банды из дезертиров, банды из частей, которые сохранились, но потеряли связь со-штабами. Даже банды из вчерашних противников появились там, где командиры договорились и смогли удержать дисциплину. Но и их тоже поставят под контроль со временем.

– Я много чего не понимаю. Говоришь, что нужны люди, но с людьми тут делают противные вещи.

– Увы, я не всесилен. Мне будут нужны люди. Лично мне и конкретные люди. У шаек уберут особо зарвавшихся старшаков, а молодняк частью заберут в Мадрат, на производство, а частью оставят и создадут централизованный скуп. Барыг с Рынка тоже немного подвинут или прижмут. Нам нужны налоги.

– Ещё раз – мне пятнадцать.

– Когда всё это закрутится – тебе будет восемнадцать. Вполне себе возраст. Ты образован, а по нынешним реалиям, так и очень. Ты умеешь думать.

– Лладно! – не столько предложение вообще заинтересовало, сколько хотелось понять, что сейчас делать – Дальше то что?

– Идём обратно. Я тебя привязываю. Утром тебя бьют и выгоняют.

– Я и без этого сбежать могу сейчас. Да ещё и их завалить на дорожку.

– Можешь. Но надо, чтоб их ненавидели. Сильнее. Объединяющий фактор.

– И поэтому они мне рёбра переломают и ливер отобьют?

– Не отобьют. Они на ночь опять чернушки накурились. С утра будут вялые. Если ты сразу упадёшь и не будешь дёргаться, то у них интерес быстро пропадёт. Спрячешься, отлежишься, потом найдёшь меня. Я тебе на ближайшие пару лет перспективу обрисую. Есть у меня идея, куда тебя пристроить, чтоб ума и опыта набрался.

***

Утро было не радостное. Резак привязал меня, пусть не сильно, но всё же привязал. И ночка выдалась не самая лучшая. Утром дом постепенно оживал. Кто – то ходил, где-то звучали голоса. Гремела посуда и начали раздаваться вкусные запахи, да так, что кишки заурчали. Это и не удивительно. До схрона я так и не добрался, а планировал перехватить запасом сухпая, который там должен был лежать.

Пока старшаки не начали свою показную казнь, я пытался размять мышцы и разогнать кровь. Привязанным к старому, скрипучему стулу это было сделать не просто, но, надеюсь, встать и пройти несколько шагов я смогу. Что и произошло, когда дверь распахнулась и в комнату даже не вошёл, а влетел Молчун. Этот старшак по большей части соответствует своему прозвищу. Зато дел от него больше всех. В этот раз он в четыре маха перерезал острым ножом верёвки, связывающие меня и стул и за шкирку потащил за собой. Пользуясь случаем, я сделал вид что совсем квёлый и с трудом переступаю, хотя мышцы показали себя с хорошей стороны.

– Мы собрались здесь, что – бы покарать предателя.

Ал, закутанный в отличный полушубок, шапку – пирожок и шарф, как хранитель традиций начал толкать речь перед четырьмя десятками собравшихся у входа в заводоуправления на вытоптанном до железобетонной прочности пятачка. Зимний ветер трепал одежду и волосы собравшихся. В основном малышни, но были и те, кто постарше. Похоже, что здесь сейчас стояли все члены шайки от пят и до шестнадцати, кто не был на работах или в поиске. Старше никого тут небыло, кроме всё тех же старших и Резца, который на фоне молодёжи выглядел стариком.

– Ром, посмотри в глаза тем, кто называл себя своей семьёй. За что ты их предал? – палец доморощенного оратора указал на меня. При попытке ответить, я тут же получил под дых от Молчуна и закашлялся. Ясно, говорить они мне не дадут. И, кстати, уж больно они бодрые сегодня. Резец говорил, что после вчерашней чернушки они будут вялыми, а тут вон какие бодрячки. Или не курили, или закинулись чем-то?

После такого удара говорить было сложно. Да и, помня вчерашние уговоры Резца, я сразу упал на землю. Похоже, сделал я это рано, Молчун меня без слов вздёрнул обратно.

– Посмотрите на него! Он принёс беду в наш дом! Его мы должны благодарить за скудную еду. Кому мы поручили найти станки? Ему! Но его нерадивость привела к тому, что мы потеряли всё. Мы не на столько сильны, чтоб воевать и у нас просто всё отняли. И теперь нам придётся ещё больше работать, искать мусор и обломки старых механизмов, чтоб выжить и вылезти из этой нужды. Что это как не предательство тех, кто доверял, учил, кормил, одевал и обувал? Это не должно остаться без наказания. Боль! Вот что будет за такую нерадивость.

И вот тут меня начали бить. Молчун повторил свой коронный под дых, и когда я упал второй раз, все, кроме Ала начали пинать от души. На вялых они точно не походили. Род, паскуда, засадил носком сапога по рёбрам так, что если и не сломал, то трещина точно была. И зарядил он так раз пять точно. Надо было наплевать на Резца и либо завалить уродов, либо валить подальше.

– Но и это не всё. – Ал продолжал вещать – Предатель не остановился и решил уничтожить всё то, что нами всеми было создано. Он вступил в сговор с теми, кто хочет закабалить нас. Что бы мы как рабы работали на них, без светлого будущего, сытой жизни, безопасности и радости. Резец, ты решил продать нас своим бандитам. Зря ты это сделал!

Ал выхватил револьвер из-за пояса и выстрелил в голову Резцу, да так, что мозги брызнули в разные стороны и обрызгали ребятню. Девчонки завизжали, а я вдруг сообразил, что меня после такого тоже приговорили и рванул из под ног старшаков, что отвлеклись на Резца. Заряд адреналина позволил спринтером проскочить пол сотни метров до ворот, выскочить и рвануть в сторону Рынка. В след стреляли, но меня шатало от боли в отбитых боках так, что прицелиться было практически невозможно. Красна пелена закрыла глаза. Я видел только контуры и бежал больше на автопилоте Рома. Была ли погоня или нет, я не знал. Я не оборачивался и при первой же возможности нырнул в развалины. Но и там не останавливался. Раз пять-шесть падал и очень больно, и боль пронзала от макушки доя пяток, добавляя адреналин.

Резец сам себя перехитрил. Может кто подслушал наш разговор и донёс, а может они его просто переиграли, зная, к чему он идёт. Может я там не один был такой «умный, которого я не зря выделил. Я на тебя рассчитываю»? Мог Резец проколоться? Да запросто, тоже мне Штирлиц доморощенный. Заигрался и доигрался. Папашу надо бы известить, да я и не знаю настоящего имени Резца. Мысли пробивались в голову с большим трудом и напряжением. Ноги сами несли по большой дуге туда, где юный Ром планировал затаиться, если случатся проблемы. Правда, в планах это было сделать тихо и незаметно, прихватив на дорожку поесть и полезняшек. Но, как случилось, так случилось.

Бывшая пожарная каланча была хорошим ориентиром для бомбёжки, так что от неё сохранился только угол, заваленный красным, огнеупорным кирпичом. В самом углу была небольшая яма, в которой давным-давно, в прошлой жизни, Ром припрятал брезентовую куртку пожарника. При желании в этот, ранее бледно – зелёный, а теперь бурый брезент можно было упаковать пару ровесников Рома. А если они ещё и противоположного полу будут, то им вполне хватит места организовать и третьего. Завернувшись в брезентуху и прижавшись спиной к красному кирпичё стены пожарки на дне ямы стал медленно отогреваться. С теплом вернулась пульсирующая боль в рёбрах. По запарке не обратил внимания, но кажется в ухо тоже попали. Иначе откуда там засохшая кровь? Правая щиколотка ноет, похоже растянул, пока бежал. Ботинки – не самый лучший вариант для беготни по развалинам. Надо бы где – то найти сапоги, да и всю одёжку поменять. Как-то ни сам Ром не сообразил, ни объяснили ему. Вот ту же брезентуху на штаны и куртку нужно будет перешить. И наколенники сделать, если придётся продолжать шуровать по развалинам. Короче, гардероб требуется менять.

С трудом найдя место, где обломки кирпича не тыкают в особо больные места, немного расслабился и уснул. Всё же напряжение дня вчерашнего, сон на стуле и сегодняшние события дали о себе знать. Мозг и так вот только что в себя пришёл, а тут такое на него свалилось.

***

Кот выслеживал жирную крысу, которая прогрызла нору в подвал и жила там в своё удовольствие. Крыса была очень жирная, что, на взгляд кота было объяснимо. Из норы пахло крупами. Кот пришёл к выводу, что крыса нашла погреб с едой мёртвых человеков и там отъедалась. И, судя по запаху, отъедаться могла там ещё долго. Сжавшись в комок мышц нервов и не сводя взгляда с норы в ожидании, когда крыса вылезет, кот размышлял. Крыса уже с трудом помещалась в норе и не могла быстро развернуться и нырнуть обратно. На этом кот и хотел её подловить. Но что потом? Съев крысу, придётся искать другую. Может быть принести сюда парочку и пусть отъедаются и размножаются? Коту понравилась эта мысль. Он знал, где есть пара гнёзд тощих крыс с детёнышами. Тощие крысы очень шустрые, но детёнышей можно поймать и принести сюда столько, сколько влезет в пасть. А там, может и родители по запаху их найдут. Кот в мыслях уже представлял себе масштаб фермы и как он тут будет кормиться, когда…

Мечты были грубо прерваны промчавшимся мимо человеком. Крыса, которая уже высунула нос их норы, с перепугу пискнула и совершила потрясающий манёвр, рванув вперёд хвостом обратно в нору заедать стресс. Кот от удивления вдохнул воздух и понял, что мимо промчался этот неугомонный человеческий котёнок, который стал ему так часто попадаться. Глядя ему вслед, кот прорычал полной грудью. А надобно сказать, что коты рычат не на вздохе, а на выдохе, показывая объем грудной клетки и свой размер противнику.

Четыре человека, что бежали за человеческим котёнком от кошачьего рыка испуганно рванули в сторону. Двое запнулись и упали, покатившись по обломкам и мусору, что раскинулся кучами. Один, вытирая кровь с лица смог подняться и сейчас стоял, покачиваясь и мотая головой. А второй не шевелился, и голова его была неестественно вывернута. Кот замер, испуганно смотря на человеков в такой близости. Они его не заметили, он прятался под листом жести, что когда-то покрывал крышу. Но как он мог не заметить их появление? Тот, что поднялся, подошёл к тому, что не шевелился, а потом произнёс: «Отбегался Род». Наклонился и что-то с него забрал. После, все трое развернулись и пошли обратно.

«Пора отсюда уходить. Крыс распугали, охоты не будет» – подумал кот и вздохнув, не спеша, перебирая лапами, двинул хорошо изученными тропами подальше от квартала белошвеек. Суетно тут стало слишком. Пора менять охотничьи угодья.

Район Траппо

Голод уже заставлял кишки играть траурный марш. Есть хотелось вчера. А сегодня уже жрать. И как на зло – ни одной крысы. Район Тараппо, куда я добрался практически с рассветом следующего дня, прячась весь день в развалинах пожарки. Для чего пришлось почти всю ночь пробираться туда, где планировал спрятаться Ром. Новый район был незнакомый. Такой вот парадокс. Раньше, до войны тут были, в основном, исследовательские лаборатории двух концернов «Эстаррезо» и «Синсо Маттишио». Что за конторы, мне доподлинно не известно, но память подсказывала, что названия встречались регулярно. В смысле – их продукции. А район в довоенные времена был закрытый и постоянно охранялся. Тут даже своя пожарная команда и маленький госпиталь был. Всё это пацан знал по рассказам других людей. Как искатель, он интересовался всем городом. Ещё когда «старик» – Резец учил малявок и рассказывал о том, каким был Отроссо – Изольдо до войны, Рон приметил этот район. А потом тихонько переспрашивал торговцев на Рынке, таскает ли кто оттуда что-то полезное. Точнее, не так спрашивал. Он больше про верхний город и его районы расспрашивал. Оттуда таскали не так, чтоб много. Богатеи там жили в больших количествах, да только толку с тех богатств? Самое ценное они вывезли, когда фронт приблизился к городу, а разные книги и прочее бросили. Вот у детворы на общей кухне был большой набор столовой посуды. Сервиз называется. Аж на сорок восемь персон. Резец рассказывал, что его подруга свинтила его у директора из заводской квартиры, где прислуживала. Денег он до войны стоил огромных. Такую сумму вообразить тогда было сложно. Резец говорил, что за него можно было новыми станками цех оснастить небольшой. Может и врал, сейчас уже не проверить, но цена была действительно запредельная. Ну а ребятня из него пили и ели всё подряд, что только удавалось добыть охотой или обменом. Думаю, жаркое из крыс в таких тарелках по вкусу не сильно отличалось, как если бы хлебать прямо из котла. Сервис пользовали долго и активно. Посуда местами была уже треснута и отколота. Чего там беречь то, такой посуды на комплект клапанов к паровому котлу замкнутого цикла можно выменять у торгашей столько, что на всю жизнь хватит и ещё останется. Хорошая посуда из олова ценилась гораздо выше, а найти её было сложнее. У старших она была личная. Ну так они себе ни в чём не отказывали. Оловянная посуда не бьётся, мыть её проще и лёгкая. Отсюда и ценность. Однажды Ром нашёл себе оловянную ложку. Но Молчун изъял её, когда увидел, как он сказал, в общак.

Расположение района оказалось удачным как для охраны его до войны, так и для меня сейчас. Остров в виде почти правильного круга около трёх километров в диаметре лежал в излучине двух рек. Излучина окружала его, оставляя небольшую перемычку шириной метров шестьсот или около того со-стороны верхнего города. А вот территорию промышленных районов надёжно отгораживала река. Раньше тут было три каменных моста с мощными быками, красивыми арками и чугунными перекрытиями. В старом альбоме, что Ром раздобыл, они смотрелись потрясающе. Но мосты бомбили сразу после цехов и сейчас от них только торчащие из воды как обломанные зубы, обломки быков остались, а восстанавливать было некому. Вот и остался район бесхозным, отрезанным от остального города. Развалин много, на всех хватит и тащиться именно сюда резона было мало.

В общем, таскать из верхнего города таскали, но не много и не часто. А с Траппо так совсем не таскали по опросам торгашей. Но кто же мог знать, что тут жрать нечего? Даже крысы не водятся. А на Рынок выбираться пока было опасно. Легко можно было нарваться либо на… уже не своих, которые изгнанника любить не обязаны, а скорее наоборот, настучат старшакам и подловят да наваляют. Могут и с собой отволочь на правёж старшаков. После убийства Резца они, думаю, совсем в отрыв ушли. А то и на конкурентов, что ещё не знают об изгнании, можно нарваться. Ром был довольно известной личность, и не раз уводил хабар из-под носа конкурентов, что не добавляло им любви. А может и знают, так тем более не стоит с ними пересекаться. Можно было попробовать на рынок джипсов, местных цыган или кого-то сильно похожего, заглянуть, но и туда надо было что-то принести, чтоб поменять на пару тушек запечённой в глине крысы. Причём, на сдачу там рассчитывать особо не приходится. Джипсы – они такие. Своего не упустят и разведут до гроша и ещё должен останешься. Одно время даже пытались в рабство хомутать, но получили по зубам и завязали с этим. Тут на рабство смотрят совсем плохо, хотя и были попытки и не только джипсы мутили, но всем зубы пересчитали. Опять память Рома выхватывает знания и предоставляет на блюдечке.

«Что же такого тут можно найти, чтоб обменять?» – эту мысль я думал, глядя на дыру в человеческий рост стены всё ещё в основном белого здания. Знатно его белили, даже сейчас, после пожаров и нескольких сезонов дождей и солёного, северного ветра стена белела в утреннем полумраке. «Если зрение не доступно, надо нюхать» – так нас учил следопыт. Мы не собаки и не кошки, но тоже можем унюхать многое. Я вот унюхал остатки газа VK. Не повезло мне тогда. Накрыло почти сразу. Но другого выхода небыло. Вдохнул осторожно и стал анализировать свои ощущения. Пахло медью, карболкой, пылью и … углём. Хм, судя по запаху – это бойлерная. С этой надеждой я и полез в дыру в стене. Бойлерная – это удачно. Бойлерная – это паровой котёл. А даже развороченный котёл – это всегда трубки, а если повезёт, то и клапана. Мне повезло сильно – бойлерный котёл был цел и похоже его потушили сами истопники. И, судя по толстым пластам солидола или ещё какой похожей смазке, застывшей до каменной крепости на трубках, муфтах и иных механизмах агрегата, работяги не поленились законсервировать котёл. Чудо из чудес – манометры были целыми, что можно было принять за воздаяние в обмен на череду неудач, боль и тоску. Один целый манометр мог неделю кормить. Страшно нужный прибор в нынешних реалиях.

Наружного света раннего зимнего утра едва хватало, но обшарить помещение для общего впечатления было достаточно. Чудеса, не останавливаясь, являлись мне как на новый год. Прям подарок за подарком как из мешка. Мастерская при бойлерной была не разграблена даже на вид и содержала весь необходимый мне инструмент, даже, вот удача, газовый ключ был бронзовый, а он до войны был страшно дорогой ещё. Одна из последних разработок в вопросе отворачивания и заворачивания гаек, а тут вот он, в тряпку, промасленную завёрнут и на свой персональный крючок инструментального стенда водружён. Бесцветная тряпка, права, высохла и растрескалась, но ключик от влаги и солёных туманов сберегла. Даже не позеленел и золотился под первыми лучами розового рассвета. Винт регулятора ключа проворачивался, пусть со – скрипом, но без лишних усилий. Я даже о голоде позабыл на пару минут, оценивая, какая удача в руки упала нежданно. Потом в ящике покрытого толстым слоем пыли верстака нашёл два запасных манометра. Новых, как будто только со-склада. Даже серая и толстая картонка коробки и мятая бумага для укупорки внутри сохранились. А на картонке название завода, серия, номер, калибровочные данные. И производитель, судя по памяти Рона знатный. С такой добычей не к джипсам бежать, в сразу к Механику. А Механик – это сильно! Механик – это лучшая скупка высокотехнологичного хабара в Отросо-Изольдо. И не просто скупка, но и отношение. Своих доставал в обиду Механик не даёт и с ним ссориться не с руки никому в городе и окрестностях. Только он может дать высокую цену на технологический товар. Ходят слухи, что если ему притащить компактный токарный станок, что появились незадолго до начала войны в армейских передвижных мастерских, то потом можно всю жизнь не работать. Врут, но на пустом месте такие слухи не возникают. Механик так же являлся представителем Мадраса. В Отросо-Изольдо считалось, что этот город не был разрушен в войну и был последним уцелевшим промышленным центром развалившейся империи. И теперь тамошние, кто остался, стали развивать производство. Вот опять папа Резца тут вроде как при деле. Слыхал, что развивают торговлю – с островитянами торгуют, и с заокеанским континентом даже. А уж дирижабли разные, в основном транспортные, в их сторону постоянно летают, это и здесь хорошо видно. Вот Механик и скупает от имени Мадраса всё технологичное. Не только манометры, но и книги, чертежи, станки, оснастку разную. Цену даёт и платит либо векселями островных ирлов, либо обами Мадраса, либо продуктовыми чеками, что можно на еду в Обжорном ряду у любого торгаша сменять обратно по нормальной цене. С деньгами после краха воюющих стран была прям беда. Деньги, по сути, исчезли. Но людям нужны средства обмена и накопления. Вот новые власти и выкрутились. Дени были, по сути, векселями. Мадрас выпускал обязательства или обы. По ним Мадрас обязался отпустить свою продукцию, которую можно было через того же Механика заказать. Островные ирлы, что создавали своё государство на развалинах островной империи, прямо свои деньги векселями называли. И так же обязались по ним товар свой отпускать. Товар, кстати, был отличный. На острове сохранилась промышленность и войны там небыло. Вот только продукции было не так, чтоб много. В угаре войны слишком много мастеровых и даже инженеров в армию и на флот призвали. Ну и в столкновениях потеряли. Обжорный ряд, отдельный рынок еды свои векселя выпускал и назвал их чеками. Естественно, под гарантию поставок еды. Был даже обменный курс на эти, так сказать, валюты.

Так что, если он в городе продавать хабар, то два новых и два не новых манометра, два угловых термометра спиртовых производства «Достманс ТФ», посадочные клапаны к ним и фильтры для подачи воды купят запросто. Даже на электростанции городской с руками оторвут. Дорогая штука, не везде они стояли и до войны. Тут, в помещении, как я понял, всё в принципе очень дорогое. Полумрак помещения не мешает оценить, что я такого нашёл. Инструмент «Иримас», фильтры, манометры в латунных корпусах, на которых даже на ощупь можно было определить клеймо «Цейхаузен» – самых лучших измерительных приборов в мире. Эх, мне бы сумку мою, но, когда меня били, малявки уже потрошили сумку и в тёмном углу делили мои вещички. Там небыло ничего ценного, а вот сама сумка, что сшил собственными руками из кожи и брезента мне была дорога. Но тут уже ничего не изменить. Нашёлся ржавый, железный ящик с ручкой и защёлкой, в котором бывшие хозяева хранили уплотнители. Местные резинотехнические изделия, похоже, гнали из каучука или проваренной в жиру толстой коже. Большая их часть рассохлась и мне ещё придётся с ними повозиться, пару способов я знаю. Уплотнители всегда покупают, тратят их с бешенной скоростью. А пока я аккуратно высыпал их неровной горкой на верстак и аккуратно сложил ценные находки, переложив для упора растрескавшейся ветошью, валявшейся на пыльном верстаке. Осталась малость – пробраться к Механику и всё сбыть. А потом уже можно и пожрать.

С этим опять повезло. Говорить о везенье, испытывая боль в отбитых рёбрах, где наверняка пара трещин найдётся, может и смешно, но вот как это ещё по-другому назвать? День, наверное, такой. Потом придётся платить, но сегодня просто праздник. Механик принимал товар на краю Рынка, даже как бы наособицу ближе к верхнему городу. Это удобно, даже на Рынок заходить не придётся. За час, вздрагивая от каждого шороха, добрался до одноэтажного дома бурого кирпича с синей черепицей, где жил и принимал посетителей торговый представитель Мадраса. Дом был восстановлен, на стенах выделялись заплаты нового кирпича, хотя и соседствовали со щербатыми отметинами старого. В окнах даже стёкла были, хоть и прикрытые кованными решётками и готовые защититься рухнувшими в любой момент ставнями. Механик понимал в безопасности и в понтах. Не удивлюсь, если на крыше у него пулемёт стоит. Или два, чтоб улицу в оба конца контролировать. Улица, что вокруг дома, тоже была чистой и ухоженной. Не скупился Механик на представительство. Каждый кусочек это образа говорил, что вот он я, Мадрас, богатый город раздолбанного в пыль мира. Я силён и не зли меня. Мусора нет, окрестные дома жилые и бдительные жильцы не дадут внезапно напасть на представительство. Да и жили тут в основном те же Мадрасцы, что по разным причинам здесь осели. Практически анклав Мадраса в развалинах Отросо – Изольдо.

С трудом оттянув на себя подпружиненную, толстую и гладкую как плита дверь из дерева, не иначе из верхнего города припёрли, проскочил под взглядом охранника в небольшое помещение. Трещина в рёбра тут же прострелом напомнила о себе, но тут уж никуда не деться. Надо бы к доктору заглянуть, но это опять на Рынок или в его окрестностях. Или в Северный ветер переться, что опять же не ко времени. Только проблемы собирать.

– Что, каши мало ел? – поинтересовался вооружённый до зубов боец, что сидел на крепком стуле, охраняя покой хозяина. Высокий, здоровый, в штанах из «чёртовой кожи», кожаной же жилетке и офицерской рубахе от парадки небесно-голубого цвета. Правда, основной деталью его одежды можно было считать короткое ружьё – вертикальная двустволка, патронташ – бандольер поперёк груди и пара пистолетов на поясе. Серьёзно вооружённый охранник, а для помещения так, пожалуй, в самый раз. Как влупит дуплетом, так всё и вычистит. Солидно так.